Текст книги "Первый человек"

3

В автомобилях «альфа-ромео Джульетта» 1959 года радиоприемник находился справа от трех больших круглых хромированных счетчиков, как раз над зеркалом заднего обзора, которое было укреплено на пульте управления. Поэтому, чтобы найти нужную станцию, требовалась некоторая ловкость пальцев: надо было поворачивать ручку вправо, причем медленно, чтобы не свести с ума тюнер. Барон уже давно не решался даже прикоснуться к этому устройству и никому не позволял этого делать. Игла указателя радиостанций в легендарной машине-купе много десятилетий назад остановилась на станции «Франс-Мюзик» и с тех пор не двигалась с места.

Когда инспектор выезжал с подземной парковки особняка Епископства, радио ожило. Несколько секунд из приемника раздавался треск, а потом вырвались (звучавшие в монофонической записи) последние такты большой арии Радамеса из оперы «Аида»:

 
Воздвигнуть тебе трон
Рядом с солнцем…
 

Де Пальма узнал голос Пласидо Доминго, вспомнил год, когда была сделана запись, – 1974-й, и долго ждал, когда же прозвучит героический си-бемоль и на сцене появится Амнерис в исполнении Фиоренцы Косотто – певицы со сказочно прекрасным голосом. Но вместо нее заговорил какой-то музыковед-комментатор. Это была познавательная передача о великих артистах. Де Пальма слушал его рассеянно. В любом случае туннель, который шел от старинных доков до квартала Тимон, надолго заставит замолчать этого специалиста по музыке.

Поездка продолжалась еще полчаса. Полицейский проехал через кварталы, которые лепились к крутым склонам горы Сен-Сир и ущелья Жинест, и добрался до последних домов города.

Марсель остановился у порога цепи маленьких, окруженных горами бухт, которые назывались старинным словом «каланки». Ржавый шлагбаум, а за ним – проложенная огнем дорога, которая поднимается к перевалу Сюжитон.

Эта тропа сначала карабкается вверх, к перевалу, среди потрепанных ветром дубов и сосен, посаженных, чтобы восстановить растительность в долинах после опустошительных пожаров. После узкого ущелья возникает ложбина, которая спускается к маленькой бухте. На чистом дне моря черными пятнами выделяются скопления морской травы посидонии. На глубине тридцати восьми метров под водой есть узкий проход, по которому можно подняться в недра горы и попасть в грот Ле-Гуэн – пещеру со свободным доступом воздуха, на стенах которой сохранились написанные краской или прочерченные резцом рисунки первобытных людей.

Тишину разорвал пронзительный крик. Ястребиный орел поднялся в воздух над Сюжитоном и стал искать воздушные потоки, которые поднимаются вверх вдоль утесов.

Де Пальма сошел вниз по тропинке и оказался на узком ступенчатом выступе скалы, который служил наземным командным пунктом для пловцов. Через несколько секунд Полина Бертон вынырнула на поверхность и жестом дала понять, что видит полицейского.

Техники из DRASM[11]11
  DRASM – Управление подводных археологических исследований. (Примеч. авт.).


[Закрыть] суетились вокруг герметичного ящика, который поднимался вверх на пеньковом тросе. Полина скользнула на борт «Археонавта» (так называлось судно ее экспедиции) и исчезла внутри ровно на столько времени, чтобы повязать голову полотенцем и надеть потертые джинсы и оранжевую флисовую куртку.

– Здравствуйте, месье де Пальма. Спасибо, что пришли.

Пожатие ее руки было крепким. Полина Бертон не носила обручального кольца и не красилась. Погружения в воду и укусы жгучего солнца оставили морщины на ее продолговатом лице. Глаза у нее были серые, очень живые.

– Есть ли у вас новости о Реми Фортене? – спросил де Пальма.

– Прогноз врачей не слишком оптимистичный… Поднимайтесь на борт, здесь нам будет удобнее разговаривать. Вы не боитесь качки?

Инспектор улыбнулся:

– Я из семьи моряков.

Длина «Археонавта» была примерно тридцать метров. Его острый форштевень разрезал морскую гладь как лезвие. Белый корпус был перечеркнут тремя сине-бело-красными полосами. Под иллюминаторами на нем были заметны пятнышки ржавчины.

Полина Бертон прошла в кубрик. Там стояли две банкетки, обитые потрескавшимся кожзаменителем, и стол из какого-то материала «поддерево».

– Что конкретно произошло? – спросил Барон, решивший больше не ждать.

– Несчастный случай из-за декомпрессии. Пузырек азота попал ему прямо в мозг. Он все еще в коме. Врачи говорят: прогноз неясен. Выживет ли он, неизвестно.

– Почему вы думаете, что на самом деле это не был несчастный случай?

Полина посмотрела в сторону корабельного мостика, желая убедиться, что никто их не слышит.

– Реми был лучшим ныряльщиком среди нас, намного лучше всех остальных. И он не из тех, кто паникует по пустякам. Когда я проходила в том месте, где он надул свой стабилизирующий жилет[12]12
  Стабилизирующий жилет – надувной жилет, что-то вроде спасательного круга, который позволяет ныряльщику без труда держаться на поверхности воды или подняться на поверхность в случае какой-нибудь неприятности. (Примеч. авт.).


[Закрыть], в воде еще не было осадка.

Она говорила о микрочастицах глины, слой которых, как ковер, покрывает дно подводных проходов. При любом неверном движении ныряльщика они могут всплыть, и вода станет такой мутной, что ничего нельзя будет увидеть. Это одна из самых страшных опасностей для ныряльщиков.

– Реми потерял одну ласту, – тихо добавила Полина. – Страховочный трос – «нить Ариадны» – обрезан…

Де Пальма вынул блокнот из кармана куртки и спросил:

– Вы знаете историю пещеры Ле-Гуэн?

– Думаю, что да: я исследую ее уже несколько лет.

– Я имел в виду ее современную историю.

– Что вы хотите этим сказать?

Де Пальма повернулся в сторону мостика. Стоявший там член команды только что ушел со своего поста, и теперь они были одни в этой части судна.

– Кристина Отран и ее брат Тома. Эти имена вам о чем-нибудь говорят?

– Кристину Отран в мире доисторических исследований знают все. Это же любимица, а может быть, даже любовница Палестро! Она была моей преподавательницей. Я читала ее работы. Должна сказать: они написаны блестяще. И разумеется, я слышала об ужасных событиях, которые произошли в этой пещере. Я тогда работала на раскопках в Арьеже. О брате я ничего не знаю.

Де Пальма помедлил перед тем, как задать новые вопросы. Когда случилось несчастье, Полина Бертон сообщила об этом в морскую жандармерию. Дежурный офицер, старый полицейский, был настроен скептически и не принял всерьез ее слова о возможной засаде, хотя и составил протокол.

Но Полина не сдалась. Придя домой, она сразу же включила компьютер и вошла в Интернет. Во многих статьях, посвященных делу близнецов Отран, была упомянута фамилия де Пальма, и Полина, преодолев свое отвращение к полиции, обратилась в бригаду уголовного розыска.

– Вы думаете, что Реми Фортен чего-то испугался? – спросил Барон.

– Да.

– Почему вы так считаете?

– Когда его обнаружили, на нем не было одной ласты. И он потерял свой нож.

– Свой нож?

– У него всегда был с собой укрепленный на икре кинжал ныряльщика. Почему он вынул его из ножен, непонятно?

– Допустим, чтобы перерезать «нить Ариадны»!

– Тогда почему он его потерял?

Де Пальма настаивал:

– Значит, вы делаете из этого вывод, что перед несчастным случаем он пользовался этим кинжалом – несомненно, чтобы защитить себя. Но ведь можно предположить, например, что одна из ног Фортена запуталась в страховочном тросе. Он пытается освободиться, теряет ласту, а потом перерезает трос. Или могла быть какая-то неполадка в клапане, плохая работа вентиля, сбой в оборудовании.

– Вы сами не верите в то, что говорите! На этой пещере лежит какое-то проклятие!

Вошел молодой человек и положил на стол несколько белых коробок. Должно быть, студент или один из многочисленных добровольцев, которые обычно работают на раскопках. Де Пальма мысленно сфотографировал его по маниакальной привычке полицейского, который приучен всех подозревать.

– Это ценнейшие находки! – объявила Полина. – Новые угли; им, несомненно, больше тридцати тысяч лет. Мы проведем с ними серию анализов. Это второй набор углей, и он интереснее первого.

Ее взгляд с нежностью остановился на черных кусках угля, которые ничего не значили для непосвященных. В специализированных изданиях скоро будут напечатаны большие статьи о датировке этих находок и о топографических снимках, сделанных исследователями доисторической эпохи. В журнале «История» работы Полины публиковались на самых видных местах.

– Через три недели я ухожу на пенсию, – сообщил ей де Пальма. – Честно говоря, я не знаю, смогу ли я быть вам чем-нибудь полезен. Я всего лишь майор, который скоро сложит свои полномочия.

– Вы можете сделать много, – возразила Полина. – Реми – не жертва несчастного случая. Я еще не все вам рассказала.

Раздался приглушенный гул двигателей, потом лязг железа. Корабль завибрировал. Член команды на мостике начал маневр для выхода из каланки Сюжитон. Вокруг винта вспенилась вода.

– Есть еще фотографии, – продолжала Полина. – Снимки, которые Реми сделал перед несчастным случаем и не сказал мне об этом. Фотоаппарат вернулся к нам совершенно целым: Реми положил его в герметичный футляр.

– Могу я посмотреть на эти фотографии?

– Да, но надо пройти в лабораторию.

Они только что миновали мыс Моржиу, освещенный последними лучами солнца. Чуть дальше была видна более темная остроконечная вершина Горы Чудес. Студент вернулся в кубрик, сел на одну из банкеток и сказал:

– Снаружи холодно.

– В середине декабря это нормально, разве не так? – заметила Полина.

Несмотря на несколько морщин, которые постоянные погружения оставили на ее коже, ее лицо было красиво, и эта чистая красота тронула душу де Пальмы. Ему нравились женщины, которые совершают безумные поступки – например, ныряют зимой в холодную воду этих бухт, чтобы спасти угли от костра, которые оставил после себя какой-то кроманьонец.

Они миновали мыс Круазетт и вошли в огромный Марсельский залив, воду которого мистраль бороздил, словно плуг. «Археонавт» взбирался на гребни волн и вздрагивал от их ударов по левому борту. Казалось, море населяет множество теней, чье поведение невозможно предсказать. Они поднимаются вверх на белых гребнях, а потом исчезают в черных провалах. В той стороне, где стоит на острове замок Иф, возникла огромная масса железа и света – тунисский грузовой паром «Ибн Зайед», который плыл в Ла-Гулетт.

«Археонавт» причалил к берегу возле таможенного поста, в двух шагах от квадратной башни форта Сен-Жан. Де Пальма сошел на берег и подождал, пока Полина Бертон тоже покинет корабль. Мелкие волны докатывались сюда через пролив Сент-Мари и бились о скалы, покрытые красными водорослями, у подножия крепостных стен. На набережной старый араб из племени шейбани, кутавшийся в плащ с капюшоном, закинул в воду две удочки.

– Клюет? – спросил у него де Пальма.

– Чуть-чуть: слишком холодно, – ответил старик и стер рукой каплю, висевшую на кончике носа.

Лаборатория по изучению доисторических древностей размещалась на самом верху крепости, в старых зданиях сероватого цвета, принадлежавших флоту. Подходы к ней загромождали толстые доски, брус и другой строительный материал: здания ремонтировали, и ремонту не было видно конца.

Полина Бертон и де Пальма прошли в ту комнату, где хранились находки, обнаруженные в пещере Ле-Гуэн. Здесь на железном столе лежал череп без челюсти.

– Возьмите себе стул. Можете отодвинуть все, что вам мешает, – сказала Полина.

Штабеля папок и научных журналов поднимались до самого потолка. К пробковой доске была приколота фотография вдавленного отпечатка ладони. Было видно, что ее большой палец отрублен.

– Любопытный отпечаток! – сказал Барон. – Сейчас вы поймете, почему он меня заинтересовал. Для этого надо вернуться немного назад и поговорить о деле Отранов, чтобы вы хорошо поняли некоторые подробности.

Он показал Полине фотографию, взятую в службе криминалистического учета, – самую пригодную для показа из всех, которые были в деле Отранов. Ее рот искривился от отвращения, когда она увидела странную подпись убийцы, которую полиция обнаружила рядом с трупами женщин, – лист бумаги и на нем отпечаток ладони. Полина не заметила, что отпечаток был точно такой же, как тот, который был изображен на фотографии, висевший у нее на стене.

– Я так и не смог узнать, какое значение Тома Отран приписывал этим отпечаткам.

– Я не знаю, есть ли в этом какой-то смысл, но думаю, что для него был, – ответила Полина. – Его сестра написала несколько замечательных статей о символике этих ладоней. Правда, это были лишь теории, которые еще следовало проверить. Она считала, что в этих пещерах древние лекари собирали какие-то вещества.

– Какие вещества?

– Например, «лунное молоко». Так называют карбонат кальция – вещество, которым покрыты стены пещер и сталактиты. Это что-то вроде концентрированного кальция. Порошок из него – сильное средство против некоторых болезней, особенно хорошо помогает при заболеваниях костей. Также говорят, что этот порошок способствует появлению молока у беременных женщин… Конечно, в наши дни кальций хорошо известен, но в те времена…

Кристина Отран предположила, что пещера Ле-Гуэн была местом совершения магических обрядов, и высказала догадку, что шаманы мадленской культуры давали своим пациентам «лунное молоко», а также другие вещества. Скорее всего, они верили в то, что порошок из «лунного молока» имеет магическую силу.

Полина Бертон подошла к железному шкафу, открыла его и сказала:

– А теперь я должна вам кое-что показать.

Она вернулась к столу с маленьким плоским компьютером и положила его на свой письменный стол.

– Вот оно, – произнесла она, включая сенсорный экран.

Касаниями пальца она стала выводить на экран значки и наконец остановилась на нескольких фотографиях. Два первых снимка всего лишь запечатлели общий вид просторной пещеры с довольно низким сводом. На третьем – изображены огромные сталагмиты, а в углу скалы были видны два негативных отпечатка ладони.

– А вот то, что вызывает у меня больше всего любопытства, – пояснила она. – Вы видите эту тень?

В глубине карстового провала была ясно видна огромная фигура – две руки, две ноги и громадное туловище. Конечности выглядели непропорционально длинными.

– Остерегайтесь ошибки! – заметил де Пальма Полину – Это может быть лишь эффект, созданный вспышкой. В этой пещере столько сталактитов странной формы! Если освещать их с разных точек, получится целый театр теней, одни чудовищнее других.

– Совершенно верно, – согласилась Полина. – Но это был последний раз, когда он нажал на спуск. Перед этим он сделал еще другие снимки.

Она вывела на экран очередную фотографию – блестящий сталагмит, к которому прислонен предмет, по форме похожий на ветку, длинной примерно двадцать сантиметров.

– Что это такое?

– Я сама хотела бы знать, что это!

Женщина выбрала еще один снимок и увеличила его. На фотографии четко выделились очертания статуэтки.

– У вас есть еще снимки?

– Всего снимков было шесть. Вот они.

Она вывела на экран еще несколько маленьких изображений. Все это были фотографии, сделанные с очень близкого расстояния.

– Знаете, месье де Пальма, я думаю, что сейчас у нас перед глазами одно из самых древних изображение человеческого существа – что-то похожее на получеловека-полузверя. Оно вырезано из конца бивня мамонта или из рога какого-то животного. Такие предметы часто встречаются в слоях верхнего палеолита, точнее, в граветтском слое.

Бертон выбрала снимок, где статуэтка была показана в профиль, и увеличила его. Шея и грудь фигуры были прекрасно обработаны. Нижняя часть лица имела форму морды, глаза – едва намечены. Надо лбом возвышались рога со множеством отростков.

– Совершенно ясно, что это мужчина с головой оленя, сверхъестественное существо. Мы до сих пор никак не можем осознать, что люди граветтской культуры были способны создавать такие изящные вещи.

– Это важная скульптура? Я хочу сказать – важная в символическом смысле, – спросил Барон.

– Разумеется, да… Она явно имеет магическое, а также мифическое значение. В Греции был охотник Актеон, которого Артемида превратила в оленя. У кельтов был Кернунн – бог с оленьими рогами… Это древний персонаж, снова и снова возникавший в истории развития цивилизаций, пока иудеохристианский миф не одержал победу… Когда-то исследователи уподобляли его дьяволу. Похоже, что олени считались царями зверей. Вспомните про головы добытых на охоте зверей, которыми охотники украшают свои столовые. В этом мы недалеко ушли от охотничьей магии. Кристина Отран говорила, что шаманы обращались с заклинаниями к оленям – нашим европейским или, может быть, северным, – чтобы приобрести магическую силу этого бога.

– На основании чего она это говорила?

– На основании того, что во всех пещерах, где есть росписи, встречаются рисунки оленей… Но это лишь толкование.

– А эта статуэтка?

Полина на несколько секунд задержала дыхание, потом сказала:

– Я никогда ее не видела и никогда не слышала о ней.

– Значит, это очень важная вещь!

– Разумеется. Я даже сказала бы, крайне важная! Иначе зачем бы Реми сфотографировал ее?

– Вы уверены, что она настоящая?

– Как ученый, я отвечаю «нет», потому что не осматривала ее. Но как человек, который доверяет Реми, я, разумеется, говорю «да».

Она выключила компьютер и положила его в один из ящиков письменного стола.

– Такие статуэтки – самые ранние изображения людей. В наскальной живописи преобладающий мотив – животные, их изображали гораздо чаще, чем все другое.

– Как вы думаете, этот человек с оленьей головой лежит в пещере Ле-Гуэн с древнейших времен?

– Вы задали очень хороший вопрос. Нет, я так не думаю.

– Почему?

– Видно, что статуэтка отреставрирована. Их никогда не находят в таком состоянии. В большинстве случаев такие вещи лежали под многометровым слоем земли или отложений.

Исследовательница сняла с полки толстую книгу – огромное исследование, посвященное статуэткам, обнаруженным в крошечной деревне Брассемпуи в Ландах. Иллюстрации были старые. Двое мужчин с усами и в круглых очках позировали на месте работ, перед землекопами, которые опирались на черенки лопат. Мужчины расчищали две палеолитические стоянки – Галерею Гиен и Пещеру Папы, две золотые жилы для ученых, расположенные на расстоянии около ста метров одна от другой.

Пещеру Папы с конца XIX века изучал местный эрудит Пьер-Юдокс Дюбален, а затем, на рубеже XIX и XX веков, Эдуард Пиетт. Эти ученые не вели раскопки так, как сейчас, они использовали в работе лишь лопаты и тачки. Эдуард Пиетт нашел много фрагментов женских статуэток, а также целую фигурку – «Даму с капюшоном», самое древнее изображение человека. Пять сантиметров в высоту и около трех в ширину… Пропорции головы совершенно нечеловеческие. У людей не бывает такого черепа! Лоб, нос и брови изображены рельефно, но рта нет. Однако, когда смотришь на «Даму», кажется, что у нее есть губы. Глаз нет, есть только ресницы, но, несмотря на это, лицо улыбается. Сейчас «Дама с капюшоном» выставлена в Национальном музее древностей в Сен-Жермен-ан-Ле.

– Есть ли какие-то теории о том, что означают эти скульптуры?

– Многие ученые задают себе этот вопрос, особенно по поводу женских статуэток. Некоторые говорят, что это девы, по образу матери Христа. Другие утверждают, что это жрицы. Точно ничего не известно. Самое большее, что мы можем, – предположить, что разгадку подскажут сравнения из области этнографии. Еще не так давно у сибирского народа тунгусов некоторые шаманы надевали костюм оленя для обрядов ясновидения или исцеления. По аналогии с современностью исследователи предполагают, что эти статуэтки могли также использоваться шаманами. Но не все с этим согласны.

Де Пальма помолчал несколько минут: в его голове возникло тревожное воспоминание. В свое время Кристина Отран опубликовала статью о загадочных символах граветтской и мадленской культур.

Это была большая работа. Она называлась «Время магов»!

– Папа, как ты думаешь, я могу вылечиться?

– Да, сын. Сильная воля побеждает все.

– Воля?! Что может воля против сумасшествия?

В начале осени у Тома уже был припадок. Тогда его отвезли в больницу и заперли в палату для буйных, чтобы он успокоился. Он плохо понимал, зачем это было нужно.

Почему его держат в этой палате?

Почему оставили одного?

Матрас на полу, поверх него – одеяло в красную и синюю клетку. Рядом – смешной плюшевый медведь, похожий на того, который в телепередаче улетает на облаке вместе с феей Пимпренель. Тома ненавидит музыку из этой передачи, потому что от этих звуков ему становится страшно.

Желтые стены слабо блестят в ровном свете неоновой лампы. В стенах палаты всего одно отверстие – полукруг, закрытый ярко-красной бумагой. В центре бумаги беловатая полоса – отражение лампы. Если смотреть снизу, это похоже на уличный знак «проход запрещен».

Тома пытается уснуть, но не в силах отвести взгляд от этого сигнала. Знак, за который никто не может пройти. Так жить невозможно.

Ему запрещают жить в том мире, который остался снаружи.

Отец объяснил ему, что означают дорожные указатели. Когда они идут вверх по проспекту Прадо, то устраивают игру: кто первый скажет, как называется знак, попавшийся навстречу? Знак «проход запрещен» пугает Тома больше всех указателей. Тома сказал об этом врачу, но тому было наплевать на это.

Через несколько дней после припадка Тома вышел из флигеля для буйных сумасшедших. Лицо у него было похоже на восковую свечку, а руки словно из мрамора – кожа прозрачная, а под ней серые вены.

У его матери не хватило мужества прийти навестить его. Мать больше его не любит.

– Папа, как ты думаешь, я могу вылечиться?

– Да, сын. Сильная воля побеждает все.

Папа сел на край кровати и погладил ему волосы своими сильными пальцами.

– Сегодня ночью я видел странный сон, – сказал Тома.

– Не расскажешь ли его мне? – попросил отец.

Тома тоже сел в кровати, оперся спиной о большую подушку. За стенами в ветвях больших дубов, растущих в парке, свистел ветер.

– Мне снилось, что я нахожусь возле огромного моря, на ровном песчаном берегу, где росло несколько тощих деревьев… Еще там росла тонкая золотистая трава… Было холодно. Утесы выглядели гладкими. В центре песчаного пляжа голый человек раздувал огромный костер. Я подошел к этому человеку. Он сначала улыбнулся мне, а потом ударил, очень сильно. Я упал, и моя душа отделилась от тела.

Тома опустил голову. Большая уродливая морщина пересекает его лоб. Отец берет за руку и сжимает ее, чтобы успокоить.

– Тогда голый человек разрубил на куски мое тело и бросил обрубки в огонь. Мое тело вспыхнуло, затрещало в огне, большой столб черного дыма поднялся к небу. А потом этот человек сказал мне: «Теперь ты стал пылью. Можешь ты сосчитать эту пыль? Можешь ты сосчитать части своего тела и ощупать свою плоть?» Тогда подул ветер, и пепел костра разлетелся по траве.

– Твое тело улетело вместе с дымом! – удивился отец, и его глаза широко раскрылись.

– Да. А потом человек начал петь и танцевать среди пепла. От его движений поднялся вихрь, частицы пепла собрались вместе, и из них снова сложилось мое тело. Не было только головы. Мне снилось, что вместо нее возник высохший череп, который голый человек держал в руках. Он снова нарастил на черепе мясо, а потом вырвал из нее мои глаза и заменил их глазами птицы, живущей на утесах.

– Птицы, живущей на утесах? – изумился отец.

– Тот человек сам сказал мне об этом! А потом добавил: «Теперь ты будешь видеть истинную суть всех вещей».

– А что было после этого?

– Он проколол мне барабанные перепонки и сказал: «Теперь ты будешь понимать язык всех животных и всех растений».