Текст книги "Тайна двух императоров"

Ксения Холодова
Тайна двух императоров

© Холодова К., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Там были заложены основы мира.

Оттуда все отправились в Тильзит…

Шарль Морис де Талейран

Пролог

25 июня 1807 года. От двух противоположных берегов отплыли лодки. Вёсла всплёскивали зеленоватую воду, мутили. На холмах, в тени леса, расположились солдаты и с любопытством всматривались вниз. Вычищенные до блеска сапоги, отремонтированные мундиры, пёстрые, развевающиеся от лёгкого ветерка штандарты. Всё было готово. Слишком долго мир ждал этого дня. На водной глади пару дней назад установили плот с шатром. Наполеон Бонапарт прибыл минутами раньше и решительно подал закалённую в сражениях руку Александру Павловичу. Генералы поднесли бумаги, но их важность перебили радостные возгласы и треск ружей о землю. Офицеры, словно заворожённые, не сводили глаз с императоров. Солдаты громко переговаривались, не в силах сдержать чувств. Многие плакали.

Плотные светлые ткани шатра скрывали от посторонних зевак фигуры монархов. Никто не слышал их долгого разговора, но одно все знали точно. Сейчас на этом пароме решалась судьба всей Европы.

– В древности в этот день мои предки праздновали летнее солнцестояние. По обычаям проводили самые различные обряды, связанные с водой, травами и огнём. Вот и мы с вами, любезный друг, скрепляем наш союз сегодня, здесь, в центре водной стихии.

– Традиции вашего народа по-прежнему продолжают поражать мой разум. Можем ли мы по такому поводу считать этот союз священным? – с надеждой спросил император Франции.

Александр лукаво улыбнулся одним уголком рта и с гордым видом подвинул через весь стол позолоченную шкатулку. Догадываясь о её содержимом, Наполеон постарался сдержать вспышку радости и лишь в приятном удивлении сморщил блестящий от пота лоб.

– Здесь то, чем вы желали обладать долгие годы, мой друг. Так пусть это обретение положит начало великой дружбе и долгому миру!

Часть 1

Глава 1
Петербург 2015

Чёрная лента в волосах. Угрюмые лица. Всюду атмосфера траура. От холодного света единственной люстры на полках поблёскивали кубки за победы в соревнованиях по фехтованию. Внешний мир виделся огромным размытым пятном из-за скопившихся слёз. Клэр отсекала их одну за другой, но, подобно головам гидры, на месте высохшей слезы появлялись две новые. В небольшой светлой комнате была лишь сама Клэр и её воспоминания о покойной бабушке. Тонкие пальцы впивались в портрет в попытке ощутить тепло от снимка, как если бы это был живой человек, а не его сохранившийся образ.

Сквозь поток болезненных мыслей и рассуждений девушки о жизни и смерти временами прорывались голоса членов семьи, громко обсуждвших покойную за стеной. Скорбь утаскивала на дно, сдавливая горло. Оглушающий немой крик. Новые слёзы. Клэр открыла стоящую на тумбочке бронзовую шкатулку с неброским цветочным узором и спрятала в неё фотографию бабушки Элжиры.

Ещё две недели назад они встретились после занятий Клэр на ипподроме и вместе прошлись по центральным паркам Петербурга. Они были лучшими подругами, и в разговорах их душевные тревоги исчезали как по волшебству. Элжира никогда не бралась воспитывать внучку, их отношения строились на доверии и поддержке. Возможно, именно поэтому Клэр казалось, что бабушка послана самой вселенной, ведь только с ней она могла быть собой.

Манжеты чёрных рукавов сделались влажными – слишком часто ими промокали солёные слёзы. Клэр прикрыла оголённые плечи чёрной вязаной кофтой и, взглянув на часы, неохотно направилась к выходу. Пора…

Необъяснимо для себя самой девушка застыла на пороге. Не было решимости сделать шаг, ведь он был началом разлуки. Горькой, неизбежной, вечной.

Клэр сжала губы, тяжело сглотнула и вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она вспоминала последний разговор с бабушкой, её серые глаза и нежные, изрезанные глубокими морщинами руки, которыми она крепко обнимала любимую внучку.

Так мало времени прошло. Клэр никак не могла принять тот факт, что её дорогого, родного человека больше нет. Столько было ещё не сделано, столько не сказано.

Картины прошлого возникали одна за другой, дразнили, мучили. Нежнейший, тёплый июньский ветерок. Они вдвоём беззаботно сидят в зелёной беседке, расположенной в саду Элжиры, пьют чай с домашним печеньем. Бабушка шутит о мужчинах и военной форме, поправляя свои серебряные от времени волосы…

За ярким, почти живым воспоминанием Клэр даже не заметила, как преодолела все ступеньки и упёрлась в зеркало на входной двери. Собственное отражение показалось ей серым, омерзительным. Клэр тут же отвела взгляд. За спиной послышался шорох. Родители, не обращая внимания на дочь, сновали по одной из комнат в поисках документов, хлопая дверцами шкафчиков. Их движения были грубыми, суетливыми. Смотреть на это просто не было сил.

Клэр выскочила за дверь. Влажный ветер обдал лицо, капли дождя ринулись навстречу и осыпали рыжие волосы.

Глубокий вдох.

«Прекрасная погода…» – недовольно пробубнила девушка и, нахмурившись, нырнула в грязноватую машину отца. В другой раз Клэр простояла бы под дождём куда дольше, но сейчас ей было не до романтики. Она облокотилась на дверцу, размазывая пальцами капли воды на запотевшем от дыхания стекле. С появлением родителей пустота по-прежнему не исчезла, лишь сильнее обняла своими ледяными руками. Тогда Клэр поняла, что чувство одиночества вызвано чем-то другим.

Они подъехали к Никольскому кладбищу Александро-Невской лавры. На улице собралась чёрная горстка людей, издалека напоминающих беспокойных птиц, которым едва ли под силу усидеть на месте дольше нескольких секунд. На лицах присутствующих читалась полагающаяся скорбь, однако Клэр была почти уверена, что большинство этих страдальцев не знали Элжиру настолько, чтобы назваться хотя бы её приятелем. В этот день всё небо Петербурга сделалось тяжёлым, грозным, серым и, казалось, таким оно останется навсегда.

Слова соболезнования. Сочувствие. Глаза, полные чрезмерного для малознакомого человека страдания.

Вновь слова.

Проходя мимо собравшихся на кладбище, Клэр невольно ощутила себя героиней плохо поставленной драмы. Она отворачивалась всякий раз, когда неизвестные ей люди пытались ухватить её за руку и осыпать фальшивыми словами поддержки.

Вместе с родителями Клэр пошла в небольшую пристройку к церкви, расположенной на территории кладбища. Навстречу вышел молодой худощавый священнослужитель и, выразив свои соболезнования, проводил их в храм, где уже стоял гроб с покойной.

Клэр медленно плелась за мамой, боясь посмотреть на белое, неподвижное лицо человека, которого любила. Когда она оказалась рядом, чувство долга невидимой глазу рукой потянуло за подбородок и против воли вынудило поднять глаза. Омерзительное ощущение стянутого в узел живота заползло в грудь и резко растянулось до горла. Вся боль, что пряталась в глубине души, вырвалась наружу, взяв тело под контроль.

Сожаление. Жалость к самой себе.

Клэр стиснула зубы, не в силах больше кусать онемевшую щёку. Закрыв глаза, она припала губами к желтоватому лбу бабушки и резко отпрянула.

Клэр не была на погребении. Ей так и не удалось побороть себя – не хотелось видеть, как гроб с бабушкой постепенно слой за слоем покрывает земля. Пока все прощались с усопшей, она сидела в беседке на улице, подальше от места, где всё было мертво: и бабушка, и память, и прошлое. Она сосредоточенно вглядывалась в гонимые ветром рваные пятна и совершенно ни о чём не думала.

Уединение не продлилось долго. Мама намеренно тяжело ступала по вымощенной аллее, но всё равно, оказавшись рядом с дочерью, сумела её напугать. Резко поднятое плечо и пустой взгляд – всё, чем могла возразить сейчас Клэр. Мамина рука в чёрной кружевной перчатке осторожно опустилась на рыжую головку дочери.

– Идём, милая. Сейчас огласят завещание, и мы поедем домой, – сказала она, сдерживая слёзы.

Пока нотариус зачитывал последнюю волю покойной, Клэр сидела, опустив глаза, и не вникала в суть происходящего, прекрасно понимая, что обо всём позаботятся её родители. Клэр не ждала своей очереди, но надеялась, что бабушка что-то передаст ей в наследство. В последние минуты процесса речь зашла о мелких безделушках покойной.

– Этот предмет Элжира де Дупак завещала своей внучке Клэр, – чётко проговорил нотариус, всматриваясь в лица сидящих перед ним людей в поисках девушки.

Услышав своё имя, Клэр неожиданно почувствовала, как сильно затряслись ноги. Она медленно поднялась со своего места и неуверенным шагом подошла к нотариусу. Холодные обмякшие руки сами собой потянулись за маленькой деревянной коробкой. На этом оглашение завещания закончилось. Поднялся гул из перешёптываний, и все стали расходиться.

Клэр положила пышную жёлтую розу на свежую могилу, прошептала про себя прощальные слова. Девушка огорчилась, что эти слова получились неискренними, и невольно сравнила себя с теми незнакомцами, на которых с осуждением смотрела вначале.

Возвращение было предсказуемо безмолвным. Отец похоронил свою маму, Клэр – бабушку, и не было смысла терзать душу разговорами. Путь домой показался Клэр непривычно коротким, и вскоре её взору предстал двухэтажный дом, покрытый зелёным плющом.

Клэр не знала, как правильно вести себя в таких ситуациях. Прежде смерть она видела только в кино и никогда не сталкивалась с ней так близко, как сегодня. Что нужно делать или чего делать нельзя? Сделать вид, что ничего не произошло, запереться в комнате? Так будет проще всего… Проигнорировав поминальный обед, Клэр ушла к себе и вновь оказалась наедине с воспоминаниями в своей маленькой комнатке.

Завещанная деревянная коробочка стала тёплой от прикосновений. Клэр вращала её, изучала, оттягивала момент, когда секрет растает, как капли дождя на стекле автомобиля. Прошло время, прежде чем она осмелилась сродниться с этой тайной, раздражающей любопытство.

Клэр вскинула бровь и брезгливо нахмурилась, когда крышка уже была приоткрыта. Тонкое, искорёженное донышко и крохотный предмет в бархатном мешочке разделяла пожелтевшая записка. Пальцы спорили друг с другом, путаясь в попытке развязать узел на мешке. Нежные подушечки нащупали нечто шершавое и холодное.

– Что?! – вслух произнесла Клэр, обнаружив потёртый перстень, напоминающий старинный.

Она была готова увидеть всё что угодно, к примеру, какую-нибудь вещь, с которой бабушка почти не расставалась. Вопреки ожиданиям она обнаружила сомнительное кольцо, которое Элжира ни разу при ней не надевала. Клэр внимательно разглядывала серебряные витиеватые узоры, в центре которых располагался тусклый зелёный камень. Он не выглядел драгоценным, скорее напоминал кусочек какой-то горной породы. Девушка изумлённо вертела украшение в руках и никак не могла понять, что Элжира хотела этим сказать. Клэр надеялась, что бабушка оставит что-то, что будет напоминать о себе. Но это украшение она никогда прежде не видела, а его состояние говорило о том, что бабушка долгие годы даже не доставала его из коробки. Клэр обратилась за объяснением к записке, бережно развернула её и принялась читать.

«Моя любимая Клэр, если ты получила эту коробку, значит, меня уже нет в живых. Но прошу тебя, мой лучик, не терзай душу горем и воспоминаниями обо мне. Я счастлива, так как моя просьба исполнена и ты держишь в руках это кольцо. Для меня нет и никогда не было человека более доброго и чистого, чем ты. Это кольцо изменило всю мою жизнь. С ним связано столько воспоминаний, что обо всех я точно никогда тебе не успела бы рассказать. Я многое узнала о себе, о любви и дружбе. Главное – помни, что…»

Сосредоточенное чтение Клэр неожиданно прервало телефонное жужжание. На белом экране возник портрет её подруги Кати. Бегущая строка с пометкой «Катти:3» никак не исчезала. Клэр неохотно ответила на звонок. Мягкий голос тут же оку-тал ее.

– Привет… как ты?

– Стараюсь не захлебнуться в слезах, – отрезала она, шмыгая носом в телефон.

– Так и знала, что нужно тебя набрать. Никогда не забуду, как ты вытаскивала меня из похожей задницы. Как это ни печально, настал мой черёд…

– И что ты предлагаешь?

– Встретимся? Прямо сейчас! Я уже в центре, нужно решить кое-какие вопросы по унику. Соберёмся у Зингера, а там разберёмся, хорошо?

Клэр молча кивнула и лишь после громкого «АЛЛО!» Кати, ответила вслух.

Где-то в глубине души Клэр понимала, что, сидя в одиночестве, из подавленного состояния не выйти. Она попыталась вернуться к чтению письма. Холодные руки дрожали. Взгляд неуверенно плавал от слова к слову, и Клэр всё меньше понимала смысл написанного.

– Нет! Это выше моих сил, – утешила она сама себя, произнеся это неожиданно громко.

Клэр надела кольцо на указательный палец правой руки, а письмо спрятала в выдвижном шкафчике рядом с кроватью. Последние слова бабушки требовали неспешного осмысления. Клэр хотелось всецело погрузиться в их смысл, но позже. Пообещав самой себе, что прочтёт письмо по возвращении, Клэр вышла из комнаты.

На выходе её встретила мама и, удивившись поспешному побегу дочери, преградила дорогу.

– Милая, ты куда? – руки скрестились на животе.

– Меня встретит Катя у дома Зингера. Я не хочу оставаться здесь… наедине с тоской. – Последние слова Клэр пробубнила себе под нос.

Раньше в каких-то вопросах Клэр искала поддержку в основном у бабушки, намного реже у мамы. Поэтому теперь ей казалось, что она ни с кем больше не сможет поделиться переживаниями – разве что за исключением подруги, которая пару лет назад тоже потеряла близкого человека.

– На обед не останешься?

– Нет сил…

– Или желания? – мама поджала губы и кивнула с пониманием.

– Ой, пожалуйста, не начинай! – Клэр фыркнула и устало закатила глаза. Торопливо схватив висящую на вешалке куртку, стала на ходу одеваться.

– Прошу, будь осторожна и постарайся вернуться домой не слишком поздно. Мы с папой переживаем, ты же знаешь.

– Ок! – коротко ответила Клэр и, разглядев за окном подъехавшее такси, ужом проскользнула в дверной проём.

* * *

Она стояла в назначенном месте рядом с Зелёным мостом. Ветер, уже по-осеннему холодный, царапал кожу своими касаниями. Клэр поспешила спрятать руки в карманы своей кожаной куртки. Катя не заставила себя долго ждать. Она резво подбежала к Клэр и, сжав её в своих крепких объятиях, принесла соболезнования. Они пошли в «Старбакс», который располагался рядом с Казанским собором.

– Как насчёт круассана и чашечки карамельного латте? – спросила Катя, взяв Клэр под руку.

– То, что нужно сейчас, – ответила она, через силу улыбаясь померкшими глазами.

Катя отвлеклась на звук нового сообщения. На лице блеснула улыбка. Тонкие пальчики с розовым маникюром суетливо запрыгали по экрану.

– Кто тебе пишет? – Клэр прищурилась, сморщила лоб так, что между рыжеватыми бровями пролегла морщинка.

– О-а. Да, в общем-то, никто. Не бери в голову, – затараторила Катя, пряча телефон в кармане куртки.

– Очередной парень? – Клэр сурово нахмурилась. Словно старшая сестра, которая устала оберегать младшую от каждого встречного.

– Ну ладно тебе. Ой, умоляю, только не этот взгляд!

Клэр ничего не сказала, но всем видом призывала Катю немедленно обо всём рассказать.

– Это Коля. Помнишь, я рассказывала, что познакомилась с ним, когда ходила на подготовительные курсы для поступления в универ? Кажется, у нас что-то наклёвывается, но пока наше общение выглядит странно. Мы должны были встретиться сегодня…

– Значит, вот какие дела по унику ты должна была решить? – перебила её Клэр и сама поразилась своему живому интересу.

– Так во-о-о-т… – протянула Катя, и на лице её заиграла прелестная девичья улыбка. – Сначала я хотела перенести встречу с ним, но он такой настойчивый и милый… Короче, я рассказала, что мы встречаемся с тобой сейчас.

– И?

– Он попросил присоединиться. Но не волнуйся, я уже сказала ему, что время сейчас не очень подходящее, – она небрежно смахнула нависшие на лоб пряди светлых волос и осмотрелась по сторонам. – А у него дома, кстати, сейчас живёт настоящий француз, прикинь? Парень приехал в Россию, чтобы поступить на политолога. Чокнутый! Только подумай: зачем приезжать в нашу дыру из Европы?! Лишено смысла! В общем, я сама его ещё не видела, но, по описанию Николя, он твой типаж. Можно даже сказать, твой земляк.

– Жаль, конечно, моего земляка.

Катя устало вздохнула и прижалась к Клэр снова.

– Я понимаю, что ты чувствуешь… Не забывай, что после каждой потери появляются новые люди. Одни двери закрываются, другие открываются. Кто-то уходит из нашей жизни, а кто-то приходит. Я хочу отвлечь тебя. Хоть немножко. Не могу смотреть, как ты страдаешь, – девушка замолчала и, взглянув Клэр в лицо, только сильнее почувствовала неловкость. – Прости, зря я это всё…

– Всё нормально. Не парься. Я могу сделать вид, что в твоих словах есть капля здравого смысла. – Клэр опустила лицо к пару над белой кружкой и сделала ещё один глоток сладкого кофе.

Разговор никак не складывался. Пока Катя отвлекала подругу рассказами о последних новостях в школе, о грядущих экзаменах и о парнях, Клэр отрешённо размешивала бархатную кофейную пенку в чашке. Она слушала Катю, но не слышала. В голове звучал голос бабушки. Последние дни её жизни Клэр откладывала встречу с ней. Были дела поважнее. Ни малейшей мысли, что они вот-вот расстанутся навсегда. Её нет уже несколько дней, а в груди до сих пор не может успокоиться обжигающий пожар. Боль разрасталась, словно язва. Хотелось расчесать себе тело, унять её хоть на минуту. Бездонная пропасть из счастливых воспоминаний. Лучше бы они скорее забылись. Лучше бы не беспокоили. Не мучили больше. Воспоминания приносят лишь боль, и не важно, счастливые они или нет.

Пока они ждали оплаченную выпечку, запах от которой сладким шлейфом тянулся по всей кофейне, Клэр всё больше погружалась в себя. Катя не задавала вопросов, поэтому девушке приходилось лишь изредка кивать и не отводить взгляд к окну слишком надолго. К глазам снова стали подступать слёзы. Внутри Клэр выла громче уличного пса, но снаружи из последних сил сохраняла стойкость. Казалось, что именно так нужно поступать.

– Ты не против, если я выйду немного подышать? Что-то здесь стало душновато. – Клэр чересчур болезненно посмотрела на Катю, скрывая под ложью истинную причину.

– Конечно. Тебе плохо? Может, постоять с тобой?

– Не, не! Всё хорошо, правда. Я быстро вернусь. Дождись пока круассанов.

Солгав Кате, Клэр накинула чёрную кожанку на плечи и повернулась к большой массивной двери со стеклянными вставками. В проходе она едва не столкнулась с девушкой, которая в это время пыталась зайти внутрь.

Тяжёлые мраморные тучи словно давили на землю и готовы были вот-вот обрушиться на неё. Клэр перешла дорогу на перекрёстке и, приблизившись к территории Казанского собора, прислонилась спиной к металлическому ограждению. Холод от решётчатого железа пробрался под куртку и мелкой рябью стал ощущаться на пояснице.

Клэр жадно глотала воздух, пытаясь восстановить дыхание. Сердце стучало в груди чересчур громко то ли от разъедающей тоски, то ли от волнения, которое странным образом возникало каждый раз, когда Клэр поворачивала голову в сторону Дворцовой площади.

Оглянувшись на кофейню, где её покорно ждала Катя, Клэр принялась записывать голосовое сообщение: «Я прогуляюсь до Дворцовой и обратно. Круассан и тебя заберу чуть позже. Не злись, просто мне это сейчас необходимо». Нажав на кнопку «отправить», она стремительно зашагала по Невскому проспекту.

Осень в Петербурге.

Желтеющие листья на корявых ветках ещё хранили в своих трещинках летнее тепло. Клэр шла, не обходя лужи от прошедшего дождя, вдыхая свежий сентябрьский воздух. Машины выстроились в очередь перед светофором. Кто-то просигналил с диким раздражением. Ответный сигнал. Клэр вздрогнула, на секунду оторвавшись от своих мыслей, и затем снова уставилась на влажный асфальт под ногами. Когда на другой стороне Невы завиднелись бирюзовые стены Зимнего дворца, девушка вспомнила, как давным-давно бабушка водила её туда, устраивала экскурсии по внутренним помещениям дома Романовых, рассказывала разные истории о царской династии. «Что, если это поможет отвлечься?» Нестерпимое желание оказаться там заставило Клэр ускорить свой шаг.

Она пронеслась под дворцовой аркой и, минуя уличных музыкантов, напевающих песни группы «Ленинград», оказалась у самых ворот в Эрмитаж. «Вот так удача!» – подумала Клэр, успев купить билет за несколько минут до закрытия кассы.

Это место, начиная с парадного входа, вновь заставило улыбнуться. Как и раньше, у неё захватило дыхание от мысли, что всё, что её окружает: пол, стены, скульптуры, картины, существовало несколько столетий назад.

В детстве бабушка частенько делала замечания своей внучке, когда та, поднимаясь по парадной лестнице, самолюбиво задирала нос, воображая себя принцессой. Сейчас на этой самой лестнице не было ни души. Она свернула по ступенькам направо и обратила взор вверх. Необычайной красоты высокий потолок восхищал золочёной лепниной и античной росписью.

Блуждая по коридорам старого Эрмитажа, Клэр рассматривала висящие на стенах портреты исторических деятелей, учёных, писателей, членов царской семьи и каких-то других, уже малоизвестных людей. Шаги были неторопливыми, с каждым из них Клэр постепенно погружалась в самые счастливые моменты своей жизни, в те, где они с бабушкой были неразлучны.

Оставалось меньше часа до закрытия, поэтому, воспользовавшись отсутствием иностранных туристов, Клэр самозабвенно разгуливала по императорским залам, минуя их один за другим.

Оказавшись в очередном коридоре с картинами на втором этаже, Клэр ускорила шаг, понимая, что ничего нового она здесь больше не увидит. Пробегая мимо тяжёлых золотых рам, украшающих старые полотна, она резко остановилась. Косой и короткий взгляд, упавший на одно из представленных полотен, заставил её вернуться. Сердце на секунду пропустило удар. Паутина тревожности окутала девушку с головы до ног. Клэр медленно подбиралась к тому самому полотну.

Уткнувшись в него носом, так близко, как только это позволяло ограждение, Клэр оцепенела. Нижняя губа опустилась, приоткрывая рот. Очень долго она стояла, вытаращив от страха глаза. На картине она вдруг узнала себя. Портрет был написан неизвестным французским художником в 1812 году в Париже. Девушка с золотыми волосами прикрывала своё тело белой льющейся тканью. Вокруг неё стояли вазы с цветами, позади виднелись мраморные колонны, украшающие стены какого-то дворца. Лицо этой девушки было очень похоже на лицо Клэр. Именно эта схожесть заставила её застыть на месте. Имя позирующей осталось неизвестным.

Простояв у картины словно в трансе, пытаясь найти скорее отличия с собой, нежели сходства, Клэр потеряла счёт времени. Её пробудил лежащий в кармане куртки телефон.

Звонок от Кати.

Клэр взглянула на часы и, вернувшись в реальность, направилась к выходу, срываясь на бег. Телефон всё не замолкал. На пути испуганной девушки, почти у самого выхода, столпились люди. Клэр невнятно попросила дать ей пройти, и собственный голос показался ей до жути чужим. Экскурсионная группа не сразу заметила худенькую девушку, и Клэр ещё какое-то время безрезультатно проталкивалась наружу. После долгих усилий ей всё же удалось покинуть дворец. Прерывистое дыхание оглушало и сводило на нет всякие попытки расслышать звуки вокруг. Сориентироваться. Успокоиться.

От резкого бега и возникшего животного страха у Клэр разболелась голова. Словно чугунным молотом ударили. Она не могла понять, почему эта ноющая боль оказалась такой внезапной. Приступ паники и беспомощность сдавливали горло, отчего Клэр едва могла пропустить воздух в лёгкие. Из последних сил она держала всё под контролем, до последнего стремилась оказаться на улице, не теряя при этом сознание. Парадные ворота Зимнего дворца с сияющим в свете огней золотым двуглавым орлом остались позади.

Было чуть больше шести, когда на город опустилась темнота. Желтые одинокие фонари хорошо освещали всю Дворцовую площадь, но даже их свет не позволял Клэр в полной мере разглядеть мир вокруг. Она судорожно моргала. Щурилась. Моргала снова. Наконец остановилась, чтобы отдышаться и хоть как-то успокоиться, но её ноги тут же начали слабеть. Это напоминало предобморочное состояние, от которого может избавить лишь резкий запах нашатыря. От колен и до кончиков пальцев будто образовалась вата, мягкая и волокнистая, неспособная удержать вес целого тела. Тёмные пятна мелькали перед глазами, срастаясь с вечерней тьмой. Девушка едва нашла силы взять телефон и ответить на звонок подруги.

– Клэр! Господи! Где тебя носит уже час? – прерывистыми фразами тревожно завопила Катя.

– Я… я пошла в Эрмитаж… Кать, мне что-то нехорошо. Я плохо себя чувствую. Вот-вот в обморок свалюсь.

– Твою мать, Клэр… где ты находишься? Какого чёрта ты попёрлась одна?!

– Я… возле Александровской колонны, – девушка отчаянно попыталась оглянуться на гранитный столб позади себя, словно он был её спасением.

– Стой там! Рядом с Дворцовой сейчас Коля с другом. Я позвоню ему, и он тебе поможет, слышишь? Я выбегаю! Только оставайся на месте! Клэр?

Не дослушав последних слов подруги, Клэр почувствовала, как чудовищно затрещало в ушах. Все известные законы мироздания потеряли смысл, когда всё, что было перед глазами, стало ускоряться и изменять свой привычный вид. Казалось, что время обратилось вспять. Она часто моргала, не освобождая голову из тесно сжатых рук, в надежде, что странное явление скоро пройдёт. Люди замерли, затем зашагали вновь, но уже обратно.

Вокруг всё затихло.

Лишь внутри продолжали трепетать разные необъяснимые звуки. Клэр выронила из рук телефон и погрузилась в темноту.

* * *

Неизвестно, сколько прошло времени, пока Клэр была лишена чувств. В зияющей тьме, которая показалась ей мгновением, постепенно стал появляться просвет. Белый, слепящий, пугающий. Когда она попыталась открыть глаза, первое, что бросилось взору, – это сидящая напротив девушка. Очень милая и юная, с большими, как блюдце, карими глазами. Голова всё ещё трещала, словно по ней колотили деревянными ложками, но Клэр не смогла сдержать нарастающего удивления. Она принялась рассматривать девушку, не сразу сообразив, знакомы они или нет. Очень странное платье из тёмно-зелёного льна облегало худое тело незнакомки. Белый фартук с карманами и рюшками, причудливый чепчик, скрывающий тёмные кудри.

Клэр перевела взгляд на потолок, что-то бормоча про себя. Руки и ноги были уже не такими слабыми. Сознание постепенно возвращалось. Она медленно приподнялась на локтях, встрепенулась.

– Боже… угораздило же! – голову распирало от боли. Постепенно нарастало чувство тошноты. – Прости, не подскажешь, как я тут оказалась? И кто ты? – подозрительным, тихим голосом спросила Клэр, держась одной рукой за висок.

– Вот ведь, проснулись! Дюже напугали там на площади. Меня, барышня, Майей зовут. А вы чьих будете? – сжимая в руках белый кувшинчик с водой, смущённо ответила девушка.

– Барышня? – невозмутимо переспросила Клэр. – Ах-ха-ха, а ты прикольная. Меня зовут Клэр. Та-а-а-к… что я здесь делаю, да и здесь – это где? – переспросила она, стараясь быть вежливой, но от волнения это выходило с трудом.

– Вы потеряли сознание на Дворцовой площади, аккурат возле императорского дворца. Рядом оказался мужчина с бричкой, который помог мне привезти вас сюда. Слава богу, ехать недалеко, – девушка мило улыбалась пухлыми губками, отчего на щеках появлялись неглубокие ямочки. – Простите моё своеволие, но рядом не было людей, которые бы вас знали, я спрашивала! А… выглядели вы весьма и весьма странно. Я решила, что вы, барышня, иностранка. За такую одежду вас по ошибке могли свезти в какое-нибудь непристойное место или, того хуже, признать лазутчицей! – на последнем слове у говорящей с Клэр девушки будто появилось сомнение на этот счёт.

– Свезти куда-нибудь? А что не так с моей одеждой? Я не понимаю тебя… И почему ты сама так странно одета? Сейчас в городе косплей, что ли? – дополнила Клэр секундой позже.

– Что-то я вас ни в коем разе не понимаю, барышня. Это моя завсегдатая одежда. Насколько мне известно, сейчас все крестьяне, даже вольноотпущенные, так одеваются… – с ещё большей неуверенностью отвечала Майя.

– Что, крестьяне? Какие крестьяне? Ты прикалываешься надо мной? Крепостное право отменили ещё… – она запнулась, вспоминая школьные уроки по истории, – в 1861 году, так что придумай шутку поактуальнее!

– Должно быть, вы сильно ударились головой, – белый лобик сморщился, образовав залом между бровями. – Я так этого боялась! Необходимо вызвать вам лекаря. А лучше я расскажу о вас своей барышне, графине Милановой. Вы, видимо, запамятовали, сейчас 1811 год от Рождества Христова, – на этих словах Майя поднесла Клэр стакан с водой из кувшина и с сожалением стала рассматривать её слегка дёргающееся от истеричного смеха лицо.

– Очень интересно! – Клэр резко поднялась с кровати, проигнорировав протянутый стакан.

Расхаживая по незнакомому ей дому, она нервно хохотала через каждое слово.

– Так, ладно, ребята, выходите-е-е! И выносите свои камеры, потому что это действительно забавно. Очень круто сработано! Кать, ты участвуешь в этом спектакле? – громко говорила она в пустую комнату, доказывая Майе, что не верит ни единому её слову.

Пранк постепенно выходил из-под контроля, при этом никто не появлялся и ниоткуда не выходил, а Майя продолжала стоять у кровати с выражением полного недоумения.

Клэр резко замолчала, словно её лишили голоса. Посмотрела на стоящую перед собой девушку в причудливой одежде и на миг допустила мысль, что та не шутит. Дыхание сделалось тяжёлым. Она растерянно стояла на месте, поглядывая то на Майю, то на поцарапанный паркет под своими ногами. Тревога вцепилась в плечи. Улыбка сошла не только с лица, но и с глаз. Страх, который она ощутила на площади, вновь напомнил о себе. Клэр заломила руки, затем прикрыла лицо ладонями. Послышались ругательства.

Девушка металась из комнаты в комнату, раскидывая повсюду вещи в поисках припрятанных камер или микрофонов. Деревянные пузатые тумбочки, горшки с засохшими растениями, подушки – всё летело к чертям. В каждом слове и движении читалось отрицание. Но даже такое сильное, оно незаметно порождало сомнение.

Заметив, что единственное окно в этой квартире завешено полупрозрачной тканью, Клэр криво ухмыльнулась Майе и направилась к нему.

– А как ты объяснишь это? – с полной уверенностью девушка сдвинула колышущийся от её резких движений тюль, но вместо ликования на её лице застыл ужас. – Что…? – вырвалось у неё от отчаяния.