Текст книги "Двери открываются"

– Жить-то где будете? Ну, с женой своей будущей, то есть?

– Егор Семёныч, я пока не знаю. Я ещё даже свою информацию не загрузил, вот сканироваться только собираюсь.

– Да, сейчас у молодых это быстро… Познакомился, значит, маршрутный лист получил, чтоб ходить друг к другу, туда-сюда, значит, – и зарегистрировался. Пару месяцев, считай. Мы-то с бабкой долго встречались. Тогда никаких маршрутных листов тебе, никакой Катюши… Видишь бабу, подходишь, и – «Добрый вечер, приятно познакомиться», значит. Вот оно как было-то… Бабка молодая была, красивая, а я тоже ничего себе, так и поженились. Любовь у нас была, значит, слыхал о таком?

Борис не слыхал. То есть, слово-то, конечно, было знакомым, но смысл его сводился к любви к Союзному Государству и Виктору Васильевичу Правдину и его политике. Белую рубашку Егор Семёныч, конечно, дал, подмигнув ещё раз напоследок и напомнив ему, что бабы они такие… Какие были бабы, Борис так и не понял, потому что, кроме воспитательниц и нянечек в штабе, за всю сознательную жизнь он так толком и не встретил ни одну из них. Кое-как накинув рубашку поверх чёрной футболки, он ещё раз отсканировал себя и, наконец, остался доволен изображением. Борис сопроводил его краткой биографией (Родился 7 января 2030 года, рос в штабе по надзору и воспитанию, после чего 15 лет отслужил на фронте и был уволен в запас по состоянию здоровья. В данный момент постоянно пребывает в столице в собственной комнате (спутниковые координаты прилагаются) и хочет познакомиться с женщиной своего возраста, проживающей неподалёку. К серьёзным отношениям готов). Борис загрузил всё в транслятор и дождался окончания проверки. В следующий интервал для общения ему стали доступны данные других граждан, которые, так же как и он, хотели завести знакомства. Борис пробежался по нескольким изображениям, прослушал описания, но так и не решился первым послать сообщение. Он подумал, что лучше подождёт, пока какая-нибудь, говоря языком Егор Семёныча, «баба» не свяжется с ним первой.

6

Наконец, спустя почти две недели, Катюша радостно объявила, что посылка с заказанным им устройством готова к отправке, и будет передана во время вечерней доставки. Борис весь день ходил как на иголках и даже пропустил традиционную игру в карты. Уже с пяти часов он начал прислушиваться к звукам с улицы, и, наконец, услышал знакомое жужжание. Дроны прилетели как всегда вовремя, и в дверцу самообеспечения просунулись уже не три, а четыре пакета. Пройдя процедуру идентификации личности, Борис схватил упаковку с устройством, бросил на стол свой продуктовый набор и помчался в комнату, оставляя за собой недоумевающую Юлиану Павловну, и ржавая кастрюля, которую она зажала в руке, застыла в воздухе.

Распаковав пакет, Борис убедился, что это именно то, что ему было нужно. Все дополнительные инструменты: палитра, графическое перо и несколько разных насадок, были аккуратно упакованы и приклеены к коробке. Через несколько минут после включения аппарат начал издавать звуки, а монитор стал показывать настроечное изображение. Транслятор немедленно сообщил, что «обнаружено дополнительное устройство ввода, обработки и хранения информации, модель В-3007, ревизия У-001, содержимое отсутствует». Единственный светодиод на устройстве замигал, означая, что оно тоже нашло нашло Государственную сеть. Можно было начинать настройку.

Весь вечер, до самого отключения электричества, Борис провозился со своим приобретением. Он любил технику, почти так же, как рисование, и процесс доставлял ему уже почти забытое наслаждение. Он вспомнил, как на фронте переключал провода, взламывал защитные сети противника, перехватывал сигналы и отправлял важные сведения на передовую. Во время одной из таких операций он случайно подключился к какой-то неизвестной станции, по всем признакам – вражеской. Он решил поставить переговоры на запись, чтобы потом показать её в штабе и приступить к работе по её расшифровке. Странная кодировка, не совпадавшая ни с одной из известных Борису ранее, разбудила в нём какой-то детский азарт, и он уже предвкушал несколько бессонных ночей, проведённых за подбором ключа. Дождавшись окончания переговоров, Борис сунул прослушивающий аппарат в рюкзак и побежал в штаб, где первым делом рассказал о случившемся командиру взвода. Командир, слушавший Бориса без особого интереса, всё-таки пообещал доложить об этом полковнику Петренко на утреннем собрании батальона. Борис был уверен, что запись заинтересует полковника, хотя бы потому, что новый шифр означал какие-то изменения в тактике противника. Вскоре после собрания полковник действительно тревожным шагом вошёл в казарму и торопливо поинтересовался у Бориса месторасположением аппарата с записью.

– Товарищ полковник, запись вражеских переговоров в данный момент находится в моём рюкзаке, под личным паролем третьего уровня безопасности.

– Расшифровать удалось? – ещё более озабоченно спросил Петренко.

– Никак нет. Прикажете приступить?

Полковник, кажется, немного успокоился.

– Отставить! – неожиданно грубо скомандовал он.

Борис ничего не понял. Он был уверен, что рано или поздно сможет подобрать нужный код и добыть для Государства важную информацию, и решение полковника казалось ему совершенно нелогичным. Но Петренко был неумолим. Он немедленно конфисковал рюкзак со всем оборудованием и потребовал сообщить ему основной и резервный пароль.

– Информация, полученная в ходе операции, классифицируется как государственная тайна и разглашению не подлежит, – уточнил он напоследок.

Чтобы хоть немного прийти в себя, Борис решил выйти на улицу. У дверей казармы его взгляд зацепился за двоих бойцов, которые при виде его как-то неестественно напряглись. Немного занервничав, Борис сделал вид, что направляется в штаб с важным поручением, но не успел пройти и нескольких шагов, как сокрушительная волна нестерпимой боли накрыла его с головой и затопила миллионами осколков, врезающихся в каждый нерв ставшего вдруг чужим тела. Борис не помнил, как упал на перламутровый снег и моментально испачкал его красным. Очнулся он только в изоляторе с ранением, которое теперь навсегда засело в глубине его позвоночника.

Катюша попрощалась ровно в десять. К этому времени Борис уже почти настроил своё новое устройство и в нетерпении лёг спать, представляя себе, как уже следующим утром будет создавать свои собственные голограммы. Привычно нащупав под подушкой два дорогих ему предмета, он вдруг вспомнил о карте памяти, извлечённой из головы слона, и подумал, что, может быть, завтра ему удастся разгадать её тайну. Он стал ждать нового дня ещё сильнее. Этой ночью Борису ничего не снилось, а в шесть утра его разбудил бодрый голос из транслятора: «Приветствуем всех граждан Союзного Государства! Сегодня 6 апреля 2060 года. Предлагаем трансляцию последних новостей».

Под очередную патриотическую трансляцию Борис встал, допил вчерашний чайный напиток, заедая его сушёными фруктами с песком и червями, на которые он по-прежнему, старался не смотреть, и включил вычислительное устройство. После пары часов, убедившись, наконец, что всё подключено как надо, он взял перо и начертил в воздухе овал. Экран послушно повторил его движение. «Работает!», – Борис не верил, что всё получилось так легко – и вдруг застыл. Надо было немедленно что-то нарисовать, что-то, что он носил в голове все эти годы, что-то, что, вырвавшись наружу и обретя форму, пригладило бы его мысли и освободило бы его от бесконечных образов из прошлого и будущего, которые невозможно было выразить словами. Но идей не было.

Борис решил сделать перерыв и заняться картой памяти. Он на всякий случай зачистил контакты от ржавчины и уже был готов подключить её к устройству, как вдруг в дверь осторожно постучали. Он быстро запихнул карту обратно в рюкзак и схватил перо, до этого момента без дела лежавшее на столе. Юлиана Павловна робко вошла в комнату с небольшой чашечкой в руках. Борису вдруг показалось, что на чашке был нарисован маленький смешной слоник, пускающий в небо фонтанчик из брызг, но, конечно же, это было только клочком какого-то неприятного воспоминания из детства.

– Сынок, я тут компотик сварила из сушеных фруктов. Кисловатый, конечно, получился, сахар-то только в первом наборе дают. Но может ты попробуешь? Егор Семёнычу нравится…

Вдруг взгляд её упал на новый аппарат, который Борис расположил прямо посередине бывшего Васенькиного стола.

– Батюшки, это ж какая у тебя машина интересная! – с непритворным удивлением воскликнула старушка. – Это чтоб от террористов защищаться?

– Не, Юлиан Пална, это чтоб картинки рисовать, – гордо ответил Борис.

– Картинки? Прямо как в трансляторе?

– Ага. Я с детства мечтал научиться рисовать. У меня столько картинок в голове! Хотите, вам что-нибудь нарисую?

– Это ж сколько денег, наверное, стоит… – задумчиво произнесла Юлиана Павловна и тут же спохватилась. – Конечно нарисуй, сынок. А это бесплатно?

– Бесплатно, конечно, Юлиана Павловна!

– Ну рисуй, рисуй. Можешь… Васеньку?… И меня, чтоб я рядом стояла? Вроде как мы гуляем, он когда маленький был, мы часто гулять ходили…

Борис мог. Он уже представлял себе будущую картинку, и нужно было только перенести её на экран. В порыве долгожданного вдохновения он схватил перо и нарисовал небольшой заснеженный холмик. Подумав немного, он вывел очертания мужчины, чуть грузноватого, одетого в лёгкую куртку и резиновые сапоги, а рядом с ним – силуэт Юлианы Павловны в сером старушечьем пальто. Они стояли на холмике, держались за руки и как будто о чём-то разговаривали. А снег, окружавший их, сверкал миллионами искр, которые, сливаясь друг с другом, придавали ему особый – перламутровый – оттенок. Борис почти чувствовал эту морозную тишину, а снежные искры как будто приглашали его немедленно прокатиться по ним на старых детских санках, или прямо на попе. Борис отложил перо. Юлиана Павловна стояла рядом и тайком утирала слёзы краем застиранной хозяйственным мылом кофточки.

Борис допил компот и отдал чашку старушке. Она в последний раз посмотрела на рисунок и попросила стереть его, пока Егор Семёныч не увидел. Борис пообещал, что сотрёт, но втайне оставил картину в памяти устройства, подумав, что она будет хорошим началом его новой работы.

Когда соседка ушла, Борис вернулся к карте, которую ему не терпелось проверить. После нескольких попыток он наконец как-то криво соединил её с универсальным адаптером вычислительной машины и стал ждать реакции от терминала. Несколько секунд ничего не происходило, но затем экран высветил какую-то синюю полосу, а транслятор объявил:

«Обнаружено дополнительное устройство ввода, обработки и хранения информации. Модель: не найдена. Ревизия: не найдена. Содержимое: отсутствует».

Борис для приличия подождал несколько минут, но ничего так и не произошло. Пообещав себе покопаться в настройках чуть позже, он выключил устройство и пошёл варить вчерашнюю перловку. По пути на кухню он подумал, что неплохо было бы всё-таки завести подругу, потому что самому готовить обед ему не нравилось, а одним компотиком от Юлианы Павловны сыт не будешь.

Глава 2. 2034

1

Шло лето 2034 года, и Государство готовилось к новой эпохе. Ни один простой человек в то время не мог и представить себе, на пороге каких перемен он находится, и во что в скором времени превратится его существование. Люди вяло шли по своим делам, и даже природа не подозревала о том, свидетелем чего ей предстоит стать. Обезумевшее летнее солнце упорно обдавало липкой жарой раскалённые улицы, щедро посыпанные смердящими городскими оходами и голубиным, вперемешку с людским, помётом. Кипящий от зноя воздух то и дело пронзали крики ласточек, пролетавших по выцвевшему багряному небу и не решавшихся опуститься ниже уровня плавящихся крыш. В городе хозяйничал ветер, не спасавший от жары, но создававший видимость хоть какого-то движения. Он равнодушно гнал по асфальту всё, что ещё не было съедено жарой: фантики, пустые сигаретные пачки, пакеты с логотипами местных торговых точек и скомканные газеты, развернув которые можно было увидеть на первой странице изображение довольно молодого и очень серьёзного человека, выступающего перед десятком рабочих в форменной одежде. «Встреча президента Союзного Государства С. А. Малинина с профсоюзом шахтёров» – гласил заголовок.

Одну из таких газет подобрал профессор Государственного Университета Хозяйственного Управления Владимир Иванович Рогов. Сначала он хотел защитить с её помощью свою уже лысеющую голову от убийственных лучей солнца, но, увидев статью, остановился прямо посреди улицы и начал читать. «Во время встречи с работниками шахты Госугледобыча Южного федерального округа президент ответил на вопросы, волновавшие всю общественность региона. Из-за продолжающихся по всему Государству забастовок Сергей Малинин был вынужден прервать свой летний отпуск и назначить внеочередные совещания с представителями различных министерств и ведомств. Итогом совещаний была разработка нового плана по выходу из кризиса, с которым президент ознакомил шахтёров. По итогам встречи профсоюзом было принято решение продолжить забастовку до выполнения Правительством каждого из предъявленных требований».

На фотографии Малинин выглядел похудевшим, усталым и каким-то чужим, а бастующие шахтёры, обступившие президента как хищные звери, казалось, были готовы разорвать его в клочья прямо под объективами камер. Владимиру Ивановичу было жалко Сергея, и эта жалость имела под собой одну очень давнюю, но очень важную историю, которая когда-то полностью изменила его жизнь. Он теперь часто и не без сожаления вспоминал эту историю, особенно на фоне последних событий.

2

Двенадцать лет назад на кафедру Рогова вошёл один из студентов старшего курса факультета государственного права. Вежливо обратившись к профессору по имени и отчеству, студент заявил, что выбрал его в качестве руководителя своего дипломного проекта и хотел бы обсудить с ним возможность сотрудничества. Этим молодым человеком был, естественно, сам нынешний президент Союзного Государства Сергей Анатольевич Малинин. Рогов поначалу хотел отказаться, сославшись на очень плотный график лекций, которые он читал полупустым аудиториям, и большое количество работы по перекладыванию бумажек на кафедре, но что-то в глазах студента вызвало в нём необъяснимый профессиональный интерес. Владимир Иванович усадил Малинина на продавленный стул, налил ему растворимого кофейного напитка и стал расспрашивать о содержании дипломного проекта. Студент и профессор проговорили до самого вечера, каждый раз цепляясь за новую тему, споря, соглашаясь и вновь расходясь во мнениях. Когда уборщица Надежда Мефодьевна пришла на кафедру с треснутой шваброй и погнутым ведром без ручки, Владимир Иванович засобирался домой. «Что же ты, студент, революцию задумал?», – шутливо спросил он у Малинина на прощанье. Надежда Мефодьевна охнула, перекрестилась и принялась ещё более яростно тереть полусгнившие доски паркета. «Кто знает, Владимир Иванович, кто знает…» – подмигнул ему Сергей. И, действительно, никто не знал, пока, в 2036 году, новый всенародно избранный президент не вступил в свою законную должность.

Владимир Иванович прекрасно помнил тот день, когда Малинин с блеском защитил свой, нет, их общий диплом. Тот день, когда они, опьяненные победой и бутылкой водки, распитой на двоих в университетском парке, решили, что надо идти дальше. Владимир Иванович вновь задал Малинину вопрос о революции и получил на него уже более конкретный ответ.

– Я знаю, что вы любите читать, профессор. Тогда вы, наверное, что-то слышали об одном гражданине одного очень далёкого от нас государства, которого, возможно, сейчас уже нет на карте. Этот гражданин, особенно приближённый к королю, имел такую твёрдую веру, что даже под угрозой смертной казни не позволил себе отступить от неё. Да, он пошёл на плаху и был обезглавлен тем самым королём, которому он когда-то служил. Так вот, после себя он оставил миру интереснейшую книгу, где описал то, как по его мнению должно быть устроено государство. Я многое почерпнул из неё. Гораздо позже, кстати, авторы повадились выворачивать наизнанку написанное в этой книге и, прибавляя к её названию приставку «анти-», рисовали картины жестокой и беспощадной власти, подмявшей под себя всё, до чего она смогла дотянуться. В одной из таких книг нам приходится сейчас жить, но, в отличие от литературных героев, мы можем это изменить. Если поразмышлять над текущей ситуацией, может показаться, как говорил этот самый автор, что обязанность каждого добродетельного гражданина – вести войну против всех незаслуженных привилегий. Но нельзя забывать, что эта война не имеет конца. Революция? Владимир Иванович, революция – это та же самая победа силы над слабостью. Это то, что привело наше Государство к той ситуации, которую мы видим сейчас. Это подавление воли народа, лишение его права выбора. Нет, я не хочу революции, профессор.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Владимир Иванович.

– Это очень пафосно и очень наивно, но я хочу дать людям то, чего у них никогда не было – выбор. Хочу, чтобы каждый из них посмотрел на свою жизнь со стороны и решил, достойна ли она его. Достойно ли Государство, которое он осчастливил своим рождением, называться его домом, или нужно что-то менять. И тогда люди должны будут сделать свой выбор. И если этот выбор будет в мою пользу, то я буду работать и сражаться за каждого такого человека. Не за Государство, а именно за людей, потому что Государство без людей теряет смысл, превращается в чёрную дыру, засасывающую всё вокруг и, в конечном итоге, само себя. Владимир Иванович, готовы ли вы снова помочь мне?

– Не знаю, Сергей. Допустим, я помогу тебе, но ведь всегда будут недовольные и несогласные, всегда кто-то будет против тебя и захочет сделать всё по-своему.

– И это хорошо! Они-то и помогут мне: думать, анализировать, принимать верные решения. Мы живём в трёхмерном пространстве, Владимир Иванович, и нельзя смотреть на вещи только с одной стороны, потому что с другой они могут оказаться ещё лучше. Тот самый заморский мечтатель, который сложил свою голову на плахе алчного и похотливого короля, утверждал, что каждый человек имеет право на собственное мнение и убеждения, но никто не имеет права встать на пьедестал и объявить об их превосходстве над другими. Я оставлю людям их убеждения, профессор, но встану рядом и предложу свои, чтобы им было из чего выбирать. Ну что, Владимир Иванович, как вы считаете, стоит попробовать? Всё равно я уже не сделаю хуже, чем есть сейчас.

Рогов слушал этого молодого человека и думал, что именно такие безумцы толкают этот тяжёлый и неповоротливый мир вперёд. Он решил довериться его молодости, не успевшей ещё проникнуться трагическим цинизмом жизни, и сам не заметил, как постепенно становится почти таким же идеалистическим мечтателем и проникается образом этой недостижимой, но такой манящей утопии. Владимир Иванович даже нашёл где-то в глубине своей души маленький камушек, успевший уже обрасти мхом, который он назвал «вера». «В любом случае, Сергей прав, хуже уже не будет», – убеждал себя профессор.

– В первую очередь, – продолжал рассуждать Малинин, – Нужно отделить власть от народа. Сейчас в каждом гражданине живёт маленький кусочек Государства, который с рождения постепенно заменяет его собственные убеждения на отработанные годами идеи правительственной пропаганды. Он, как передатчик, диктует людям мысли, которые на самом деле никогда не являлись их собственными. Они все, зачастую, сами не замечают, когда за них говорит этот внутренний демон. Нам надо вырезать его, ампутировать этот аппендикс, пока он не успел воспалиться и убить общество изнутри. После этого люди заговорят своими голосами, а мы будем рядом, чтобы их услышать.

– Ампутировать – это больно, – неуверенно возражал профессор.

– Анестезия, Владимир Иванович, – победно улыбался Малинин. – Врачи давно придумали такую замечательную вещь как обезболивание. И мы им воспользуемся.

И они начали формировать свою небольшую команду, тщательно отбирая единомышленников сначала из знакомых, потом из знакомых знакомых – всех тех, у кого передатчик барахлил, или был вообще сломан. Владимир Иванович обладал каким-то внутренним чутьём, способностью чуть ли не с первого взгляда оценить находящегося перед ним человека, и эта способность сейчас оказалась как нельзя кстати. У Малинина же был другой талант. Он умел говорить так, чтобы его слышали и в то же самое время не верили ему безоговорочно, но, задумавшись над его словами, в конечном итоге приходили к выводу, что они верны. Профессор назвал бы это даром убеждения. Он сам когда-то поверил своему студенту, и теперь уже не представлял, как раньше жил без его идей, которые теперь наполняли его существование особенным, известным только узкому кругу посвящённых, смыслом.

Удивительно, как легко отключался государственный передатчик у многих граждан. Ещё более удивительно было наблюдать, как они начинали слышать свои собственные мысли и говорить свои собственные слова. Но, несмотря на это, оставалось ещё много тех, кто слишком сильно запутался в искусно сплетённой сети и оставался в ней, погружённый в мутную воду информационных потоков государственных каналов. Таких, к сожалению, было большинство. Были и сохранявшие нейтралитет и предпочитавшие просто заниматься своими делами, оставив политику – политикам. Как достучаться до них и подобрать ключ к их передатчикам? Только одним способом: использовать те жа каналы, которые использовала власть, но уже в своих интересах, в интересах освобождения. Достаточно было лишь немного сдвинуть вектор государственной пропаганды, которая работала слишком в лоб, слишком прямолинейно внушала людям свои идеи, и сама же создала пути для их уничтожения. Малинин и его небольшая группа решили перейти на новый уровень «информирования» или «просвещения». Это было несложно, потому что власть в то время уже загнала себя в тупик и продолжала машинально дёргать за прежние верёвки, не замечая, что по другую их сторону остаётся всё меньше и меньше марионеток, готовых слепо действовать по ее указке. В конце концов, по независимым оценкам, большая часть населения не то чтобы перестала поддерживать текущую политику, но выражала готовность открыться чему-то новому, что вытащило бы их из затхлой трясины застоя, в которой им приходилось барахтаться последние пятьдесят лет. И в это время Малинин вышел из тени и повел за собой всех тех, кто к тому времени был готов к переменам. Когда правительство осознало, в каком положении находится общество, властям не оставалось ничего, кроме как пойти на уступки. Были назначены внеочередные выборы, которые государство надеялось развернуть в свою пользу с помощью давно отработанных уловок и подтасовок. Но, неожиданно, большинство из заранее подготовленных механизмов фальсификации не сработало, не без помощи команды Малинина.

А потом была эта долгожданная победа, и Рогов трясущимися от волнения руками набрал номер своего теперь уже старшего товарища, чтобы поздравить его, и услышал уже знакомое приветствие: «Я вас слушаю, Владимир Иванович». Малинин говорил спокойным голосом и казалось, что всё это время он знал, что так и будет, потому что по-другому быть просто не могло. И тогда они договорились: в любых обстоятельствах поддерживать связь друг с другом, каким бы сложным это ни представлялось сейчас для них обоих. Так оно и было, пока, через два года после выборов, советником президента по вопросам народного хозяйства не был назначен некто Виктор Васильевич Правдин, никому не известный чиновник с незамысловатой биографией и безупречной репутацией. И всё покатилось под откос. Гидра, которая уже казалась поверженной и неспособной поднять не одну из своих голов, на самом деле всего лишь затаилась на время и теперь, восстановившись после этого странного и неожиданного поражения, вновь выпустила когти и готовилась к реваншу. Но в этот раз она набралась сил, стала ещё жирнее и хитрее и больше не собиралась выпускать из когтей свою добычу. «Революция, только революция», – все чаще и чаще повторял про себя Рогов.

3

Владимир Иванович сложил газетную страницу вчетверо, сунул её в карман, потеснив пачку сигарет и старый мобильный телефон, и продолжил свой путь. Дорога до университета была долгой, а транспорт не ходил из-за забастовки технического персонала. Городская духота обступала профессора со всех сторон и, казалось, хотела задушить его, пока он не успел натворить очередных глупостей. Но было уже поздно.

Когда Рогов наконец открыл дверь своей кафедры, началась гроза, и на небе, и на земле. Весь преподавательский состав собрался в душной комнате, в которой они включили старый телевизор, долгие годы притворявшийся мёртвым на тумбочке в углу. «Внимание! В тринадцать часов начнётся трансляция внеочередного обращения Президента Союзного Государства Сергея Анатольевича Малинина к гражданам», – прохрипел ящик. До тринадцати часов было ещё семь минут, и Владимир Иванович нервно комкал в кармане газету с фотографией Малинина. Конечно, все уже знали, что скажет президент. Знали и ничего не могли с этим сделать. Охваченные бессилием и опустошающей злостью люди уже стояли у дверей своих квартир, готовые в любой момент распахнуть их и выскочить на улицы, круша всё на своём пути. Владимир Иванович подумал, что если собрать их всех, голодных, обманутых, потерявших последнюю надежду, то можно переломить ситуацию и закончить начатое двенадцать лет назад дело. Эта мысль свербила в голове у профессора, и он всё продолжал комкать газету, не замечая, что она уже полностью потеряла свою форму и превратилась в безвольный кусок пожелтевшей бумаги.

На мутном экране старого телевизора президент выглядел особенно бледным и каким-то безжизненным, как будто нарисованным не очень старательным художником. Он начал свою речь, как всегда, вовремя, как всегда она была немногословна и как всегда убедительна.

«Уважаемые граждане Союзного Государства! В первую очередь я хочу напомнить, что я всегда был честен и открыт с вами, позволяя вам быть такими же со мной. Я чувствую, что не могу молчать в сложившейся ситуации, когда вы все так ждёте от меня каких-то действий. И сейчас я хочу объявить вам о своём решении, возможно, самом непростом за эти два года, но которое, по моему убеждению, является единственным возможным выходом из кризиса. Я долго размышлял над ним, пытался найти другие варианты, советовался с соратниками и близкими людьми. В результате, мы все пришли к выводу, что именно сейчас Государству нужны перемены. Я всегда говорил, что буду выполнять волю каждого из вас, волю народа, который доверил мне своё настоящее и своё будущее. И я, как законно избранный вами президент, хочу объявить: я покидаю свой пост главы Союзного Государства и ещё раз доверяю вам самостоятельно определить свой путь, выбрать того, кто возглавит вас, поведёт правильной дорогой к той цели, которую вы сами поставите для себя и следующих поколений. Я назначаю на 5 сентября 2035 года внеочередные выборы на пост президента Союзного Государства. Я понял, что мне необходимо уйти, может быть, на время, может быть, навсегда, оставляя вам то, что вы заслужили – свободу выбора, свободу волеизъявления. Это главное, чего нам вместе удалось добиться – освободить наше Государство, чтобы оно больше никогда не вернулось в прошлое. Мне также удалось сформировать команду энергичных, грамотных и образованных политиков, которые будут продолжать моё, наше общее, дело. Но я не успел многого. Не все наши планы удалось реализовать, не все надежды сбылись, но, поверьте мне, я сделал всё, что мог. На смену мне должен прийти другой лидер, кто сможет сделать больше и лучше. И на честных и справедливых выборах, которые состоятся раньше положенного срока, вы проголосуете за того, кто, по вашему мнению, будет достоин этого. Имена кандидатов будут объявлены в ближайшее время. В данный момент исполняющим обязанности президента Союзного Государства назначен министр обороны, Виктор Васильевич Правдин. Прощаясь с вами, я выражаю надежду на активное участие в выборах всех совершеннолетних граждан».

Дверь захлопнулась. Владимир Иванович наконец остался на кафедре один. Убедившись, что все разошлись то ли по домам, то ли обсуждать последнюю новость, он достал телефон и набрал номер, который бережно хранил в своей телефонной книге. В первый раз за много лет ему ответил незнакомый голос: «Вы ошиблись» – и связь прервалась. Рогов знал, что не ошибся, ни номером, ни человеком, и решил попробовать опять. В этот раз соединения не было. Вообще. «Ну вот, попал в чёрный список», – подумал профессор. Теперь дозвониться до президента можно только с другого номера, но на кафедре, как назло, стационарного телефона не было. Он стоял у окна и думал. Университетский парк накрывала розовая волна сумерек, а вдали были слышны раскаты уходящего грома. Гроза заканчивалась, оставляя после себя следы бесконечных луж. Вдруг взгляд Владимира Ивановича остановился на чём-то, чего он раньше не замечал. В парке, у одной из дорожек, врытая прямо в землю, стояла ярко-синяя телефонная будка, совмещённая с SOS-столбом. Такие будки стали устанавливать при Малинине возле государственных учреждений на случай чрезвычайных ситуаций. Рогов подумал, что, вероятно, её уже успели подключить к электричеству и к городской телефонной сети, и решил попробовать. Он спустился в парк, прошагал по лужам, чувствуя, как промокают его ноги, а по шее стекают весёлые струйки дождя, и наконец, добрался до будки. Убедившись, что в трубке есть сигнал, профессор вставил свою кредитную карту и набрал номер, который уже помнил наизусть. Гудки шли один за другим, и с каждым из них профессор терял одну капельку надежды. Наконец, после седьмого гудка, в трубке послышалось раздражённое шуршание, и Владимир Иванович отчаянно прокричал в ответ: «Передайте президенту, что звонил профессор Рогов! Вы слышите меня? Передайте…» Линия дала отбой. Владимир Иванович вытер со лба пот скомканной газетой, выбросил её в лужу и закурил. Постояв несколько минут в раздумьях, он низко опустил голову и направился обратно в университет. Небо постепенно превращалось из розового в тёмно-синее.

Надо было собирать вещи и идти домой, пока окончательно не стемнело, и по улицам можно было передвигаться в относительной безопасности. Владимир Иванович посмотрел в окно. Гроза уже почти закончилась, и где-то на краю земли, за бесконечными крышами домов, проглядывали робкие лучи заката. Редкие капли дождя умиротворённо шлёпали по карнизу, и это значило, что до дома теперь можно было добраться без зонтика, которого у профессора всё равно с собой не было. Он погасил свет, звякнул ключами от кафедры и направился к выходу, поднимая на ходу воротник ещё влажной от дождя, мятой и пропахшей летней жарой рубашки. Всё ещё держа в руках тяжёлую связку ключей, Владимир Иванович почувствовал, что в кармане завибрировал молчавший до этого времени телефон.