Текст книги "Обезглавленное древо. Книга первая. Айк"

3

«В конце концов, ничего ужасного не случится! – уговаривал себя Айк в сотый раз, натягивая холодную с ночи одежду, – посмотрю и сразу назад. Мешать не буду и ничего не испорчу. Отец меня и не заметит».

Эдвард уже завтракал – Айк слышал, как тот тихо двигается по кухне. Почему-то он всегда уходил в город незадолго до рассвета, украдкой, точно вор.

Айк сидел на постели, прислушивался и ждал. Биение сердца ощущалось всей кожей, руки заледенели. Но вот мягко стукнула входная дверь, а затем дверь мастерской, где отец хранил свою котомку.

«Пора!»

Небо над лесом только-только начинало светлеть. Все предметы в комнате медленно обретали привычные очертания.

Айк глубоко вздохнул, бросил виноватый взгляд на крепко спящего Эйвора и бесшумно открыл окно. Пахнуло свежей холодной листвой и влажным деревом. Айк влез на подоконник и успел увидеть, как закрывается калитка за спиной отца.

Комната, где жили братья, была угловой; Айк дотянулся до стыка бревен и ловко перебросил тело на них. Пальцы скользнули по мокрому от росы дереву, и он чуть не полетел на землю. Удержался в последний миг, прижался к ледяной стене. Сердце громыхало в ушах. Стараясь не пыхтеть слишком громко, спустился по стыкам бревен, как по лестнице.

Небо стремительно наливалось голубизной, полумрак отступал, и Айк рассчитывал быстро догнать отца. Но минуты утекали одна за другой, а того все не было видно. Он явно воспользовался одной из тайных троп, которые веером расходились во все стороны от дома. Братья были не единственными, кто прокладывал их – Эдвард тоже провел детство в этом лесу.

От холода и возбуждения Айка била крупная дрожь. Он примерно представлял, куда ушел отец, и следовал той же тропой. Впрочем, тропа – это было громко сказано, посторонний человек не разглядел бы ее в этой чаще.

Время от времени Айк замирал на месте и прислушивался. В вышине дрожали извивы птичьих голосов; замирали, переплетались, точно струи льющейся воды. Шорох листьев и хруст подлеска указывал направление. Правда, порой приходилось стоять минуту-две, прежде чем удавалось что-то услышать.

В один из таких моментов Айку показалось, что все безнадежно, ему не нагнать отца. В душу закралось предательское облегчение. Можно спокойно вернуться к завтраку, никто ничего не узнает. Для очистки совести Айк прикрыл глаза, еще раз напряг слух. И – вот незадача! – на грани слышимости, но все же уловил слабое потрескивание лесной подстилки под торопливыми шагами.

Прошло около часа; когда впереди показался просвет, Айк невольно ускорил шаг. Он страшно мерз, одежда насквозь промокла от росы. Легкий ветерок подсказывал, что впереди открытое пространство. Айк бесшумно встал за дерево и взглянул сквозь ветви кустов.

Перед ним была небольшая, почти идеально круглая полянка. Посередине росло дерево, и при взгляде на него сердце Айка дернулось и пропустило удар.

Лесной исполин вонзался в небо, подобно копью. Таких деревьев Айк еще не встречал – возьмись они с Эйвором за руки, и то не смогли бы обхватить ствол у основания. У Айка заломило затылок, когда он запрокинул голову, чтобы разглядеть крону. Она сильно поредела от старости, совсем как шевелюра у пожилого человека. Но каждая ветвь в ней была так же толста, как бревна, из которых был сложен дом Райни.

Айк так засмотрелся на это чудо, что не сразу заметил отца. Тот стоял у подножия дерева и напряженно вглядывался в окружающий лес.

Айк замер, стараясь дышать потише. Мысли пульсировали в такт бешеным толчкам сердца. Что, если отец увидит его? И если это случится, что сказать в свое оправдание?

Казалось, прошла вечность, прежде чем Эдвард отвернулся и скрылся в лесной чаще. Айк перевел дух, подождал немного для верности и вышел на поляну. Надо быть осторожнее, не приближаться к отцу. Достаточно слышать, как он идет по лесу.

Прежде чем уйти, Айк еще раз оглянулся, чтобы полюбоваться на невероятное дерево.

После восхода солнца стало заметно теплее. Птичьи песни сливались в оглушительный хор. Лес словно бы раздвинулся, стал просторным и светлым. В мягком утреннем свете он был сказочно прекрасен. Под ногами расстилался ковер из мягкого изумрудного мха, а деревья были высоки и стройны, как колонны древнего храма.

Но Айк был поглощен одной мыслью – не попасться на глаза отцу и досадовал, что лес так поредел. Густая чаща скрывала его присутствие, но теперь если Эдвард обернется, то сразу же увидит сына, даже на значительном расстоянии.

Айк страшно устал – не столько от долгого пути, сколько из-за постоянного страха разоблачения; он уже двадцать раз пожалел, что ввязался в эту историю. Но не поворачивать же назад теперь, когда он так близок к цели!

Он торопился догнать отца и не позавтракал, даже не попил воды. Голод и жажда давали о себе знать все сильнее. Эйвор наверняка проснулся и теперь с ума сходит от беспокойства. Айк оставил ему записку с просьбой покормить коз и выгнать их в загон. Но вряд ли она его утешит.

При мысли о брате Айк особенно остро ощутил одиночество, и желание вернуться всколыхнулось в нем с новой силой. Заблудиться он не боялся, дорога по лесу всегда легко запоминалась. Но еще ни разу в жизни он не оказывался так далеко от дома. Да и лес был чужой, незнакомый, и нечего было ждать от него поддержки.

Тем временем отец миновал последние деревья и начал быстро удаляться. Айк подобрался к краю леса и выглянул из-за толстого ствола. Увиденное было так поразительно, что несколько минут он не мог тронуться с места. Только смотрел, широко распахнув глаза и приоткрыв рот от восхищения.

Лес тянулся вправо и влево, словно его обрезали ножом. На равнине раскинулся город, обнесенный бревенчатой крепостной стеной. Огромные деревянные ворота были распахнуты настежь; в них вереницей втягивались телеги, пеший и конный народ. Шум стоял такой, будто над городом повис рой огромных пчел.

Размерами и красотой город превосходил самые смелые ожидания Айка. Стена с дозорными башнями по краям была не менее десяти метров в высоту. Ее окружал ров и оборонительный вал. Разбойничьи набеги давно превратились в страшные сказки для детей, необходимость в укреплениях отпала. И вал, и когда-то глубокий ров изрядно осыпались и заросли буйной луговой травой. Но стены, башни и ворота содержались в относительном порядке.

На поле ржавело множество мобов. Cтолько в одном месте Айк видел впервые. Здесь были и маленькие, и огромные, высотой с небольшое дерево. Вокруг них мирно паслись черно-белые коровы и разномастные лошади. Солнце еще не иссушило траву, и она хранила тот свежий, зеленовато-серебристый цвет, какой можно увидеть лишь весной. Розовые цветки душистого горошка, лютики и нежно-голубая вероника заткали этот зеленый ковер ярким узором.

А еще по всему полю виднелись покрытые мхом развалины домов. В некоторых стенах сохранились оконные проемы. Помутневшие осколки стекла торчали в них, как оскаленные зубы мертвых животных. В заросших травой фундаментах густо теснились кусты и молодые деревья. Лес медленно, но верно захватывал древние строения, и было ясно, что в конце концов от них ничего не останется.

Эдвард был уже на середине поля. Он решительно шел к городу, огибая развалины и останки мобов; высокая трава хлестала его по сапогам. Еще пара минут – и он затеряется в потоке телег и обозов.

Айк запаниковал. Город был так велик! Если он не нагонит отца сейчас, то уже ни за что его не найдет!

Забыв об осторожности, он выскочил из леса и помчался к городу. И тут почувствовал под ногами что-то необычное. Между пучками травы виднелась ровная серая поверхность. Она сильно потрескалась, но была еще прочной и бежать по ней было удобно.

Древняя дорога! Вероятно, в лесу были такие же, но там их затянуло дерном.

Айк не смог удержаться от искушения потрогать удивительное покрытие. Оно было шершавым и теплым от солнца. И тут в траве справа мелькнуло что-то длинное, темное. Айк не успел сообразить, что это, как тело само отпрыгнуло назад.

Черная полоса не двигалась. Мертвая змея?

Айк присмотрелся и шумно выдохнул. Это был обычный корд. Но почему он лежит здесь, посреди поля?

Айк называл это кордом, а Дирхель, который приносил его из Хранилищ, – «вечной веревкой». Он был сплетен из металлических нитей и покрыт неизвестным веществом, плотным и гладким наощупь.

Корды были разной толщины и гибкости, они не рвались и не гнили от непогоды. Из самых тоненьких Эйвор плел свои «индейские» украшения и корзинки для всяких мелочей. Толстые шли на починку хозяйственных построек; обмотанные ими ручки инструментов не скользили в руке и служили дольше.

Одним словом, это была незаменимая в хозяйстве вещь, и Айк машинально нагнулся, чтобы поднять его и смотать. И тут же опомнился.

Что он делает? Надо догнать отца!

Он помчался вперед и через минуту достиг дороги. Пристроился за одной из телег, не замечая недоуменных взглядов окружающих.

Город всей громадой надвинулся на него, но Айк успел заметить, как черный с желтым плащ отца мелькнул в проеме ворот. Теперь главное – следовать за ним, не отвлекаться и не ввязываться ни в какие истории.

Легко сказать!

Айк крутил головой и так часто открывал в изумлении рот, что шею и челюсти заломило от напряжения.

Да, в городе было на что посмотреть! Дома в два-три этажа, деревянные или каменные, нависали над улицами и казались непомерно огромными. Маленькие и узкие окна напоминали бойницы.

 Айк привык к ровному, мягкому шуму леса, и громыхание копыт и тележных колес по булыжнику казалось ему оглушительным. Людей было пугающе много. Сколько же их здесь живет? Сотни? Тысячи? Они толкали друг друга, ругались и болтали так громко, что Айк поражался, как они не охрипнут.

Большинство горожан носило знакомую Айку одежду. Мужчины – простые штаны и рубашки со шнуровкой спереди, женщины – юбки и цветастые блузы или полотняные платья. Но попадались и более состоятельные люди. Они щеголяли кожаными штанами и куртками, коричневыми или черными, с украшением из разноцветных шнуров. Модницы в красных жакетах на меху и юбках глубоких, насыщенных цветов осторожно пробирались по краю улицы, чтобы не запачкать наряды.

Яркие одежды горожан составляли странный контраст с мрачно-серым или коричневым цветом домов и мостовой.

Но главное, что поразило Айка еще у городских ворот, – это страшная вонь. Густой, тяжелый смрад гниющей соломы, конского навоза, застарелого пота, дыма и нечистот незримым облаком висел над городом. Кое-где этот запах смешивался с ароматами еды, которую готовили уличные торговцы – эта смесь была еще тошнотворнее. Айка страшно мутило, и он даже хотел повернуть назад, но отвлекся на что-то, и запах перестал так его донимать.

Людской поток буквально втащил Айка в ворота и поволок по улице, как река уносит сухой листок. Чтобы не потерять отца из виду, он спешил вперед изо всех сил. В такой толчее можно было не бояться быть обнаруженным.

Тут Айк заметил кое-что необычное. При виде Эдварда люди замолкали и поспешно уступали ему дорогу. Какой-то безногий нищий замешкался было, но, бешено работая руками, оттащил свое немощное тело прочь с пути отца.

Казалось, горожане боялись даже мимоходом коснуться его. Словно Эдвард мог их испачкать или заразить опасной болезнью. В самой густой толпе вокруг него возникало пустое пространство, как будто он был накрыт стеклянным колпаком. На Айка же, как и предсказывал Джори, никто не обращал ни малейшего внимания.

Если Эдварда и задевало подобное отношение, он не подавал виду. Шел спокойно, высоко держал голову и ни с кем не вступал в разговоры.

Айк напрягал все силы, чтобы не отстать, но глаза у него разбегались. Взгляд цеплялся то за яркую вывеску, то за шарманщика в толпе детворы, то за продавца безделушек.

Он попал в город в базарный день. Окрестные крестьяне съезжались сюда, чтобы сбыть товар, воришки – стянуть, что плохо лежит, а простой люд – повеселиться вволю. Но Айк вообразил, что здесь так всегда, и контраст с мирной тишиной леса неприятно поразил его. Он провел в городе около часа, а голова уже гудела, мысли путались, в горле пересохло. Он бездумно переставлял ноги и всерьез боялся упасть – затопчут и не заметят.

И тут увидел нечто такое, что заставило его застыть на месте, забыв обо всех неудобствах. Вонь, оглушительный шум – все отодвинулось на второй план.

В витрине одной из лавок были выставлены мечи. Опасно-холодные, невероятно прекрасные, они притягивали взгляд своим блеском.

Айк приблизился к витрине, не отрывая от нее глаз, словно все это великолепие могло растаять, стоило ему отвернуться. Впервые в жизни он видел настоящие мечи, и они оказались даже лучше, чем ему представлялось. Какое-то время он пожирал их восхищенным взглядом, пока не начал отличать один от другого.

Большинство клинков были простыми, грубой ковки, но были и два-три меча подороже. Затейливая вязь покрывала клинки и гарды; на черную ткань подклада падали смутные отблески. Эти мечи выделялись среди прочих, как огромные бабочки-махаоны среди луговых мотыльков.

Айк не думал о том, какие мечи ему нравятся больше. Они все были одинаково прекрасны, и он был готов смотреть на них бесконечно. Мечта явилась ему во плоти – мечта о великолепном оружии, разящем, как молния.

Разумеется, к тому моменту, как он очнулся, отца и след простыл. Айк рванулся вперед, высматривая в толпе знакомый плащ. Бросился в одну сторону, в другую, заглянул в несколько переулков. Но все было бесполезно.

Тогда он потащился дальше наугад, увлекаемый оживленно гомонившими людьми. Внезапно дома расступились, и толпа выплеснулась на широкую площадь. Посередине был небольшой круглый фонтан; тонкие серебристые струйки лениво падали в чашу из серого, замшелого камня.

При виде воды Айк ощутил прилив сил. Он протолкался к фонтану и подставил ладонь под живительную струю. Пил долго, жадно, пока не почувствовал, что полон до краев.

Сразу нахлынула усталость, тело отяжелело. Солнце набирало силу и немилосердно жгло его склоненную голову. Жара даже в этот утренний час казалась нестерпимой – страшно представить, каково здесь в полдень!

Айк сидел на краю бассейна и смотрел перед собой застывшим взглядом. Голова словно бы переполнилась увиденным, как желудок – водой. Он понимал, что вряд ли разыщет отца и почти не жалел об этом. Казалось, за всю жизнь он видел и испытал меньше, чем за сегодняшний день.

Он не знал, сколько просидел так, но толпа вдруг заволновалась, как лес под порывами ветра.

– Везут, везут! – кричали отовсюду. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть что-то за спинами соседей. Все головы повернулись в одну сторону. Айк посмотрел туда же, но ничего не увидел, кроме леса разнокалиберных ног.

– Что, парень, несладко? – раздался над его головой незнакомый голос. – Давай-ка!

И прежде чем Айк сообразил, что сказать, крепкие руки подхватили его и поставили на край каменной чаши. Тут тоже примостилась куча народу, но теперь Айк мог видеть поверх голов.

Вокруг площади двигалась странная процессия. Черная лошадь тащила небольшую телегу – обычную телегу, в каких деревенские возили сено с полей. Колеса скрипели и громыхали по булыжнику.

В телеге, на грубой соломенной подстилке, стоял на коленях человек. На нем была длинная холщовая рубаха белого цвета и такие же штаны. Голова поникла, спутанные светлые волосы закрывали лицо. На груди висела табличка с надписью, но Айк стоял слишком далеко и не мог ее прочесть. Зато сразу узнал человека, который шел впереди телеги и вел лошадь под уздцы. Сердце его словно ухнуло вниз с огромной высоты.

Это был отец.

Эдвард был все в той же черной одежде для города, только без плаща. Грудь его крест-накрест охватывала кожаная перевязь – Айк никогда не видел на отце ничего подобного. Волосы убраны в косу, смуглое лицо как обычно сурово и непроницаемо, губы плотно сжаты. Эдвард шел размеренным шагом и словно не замечал прикованных к нему взглядов.

Все это Айк увидел как бы в мгновенной вспышке, и первым его побуждением было спрыгнуть на землю и затеряться в толпе. Но люди стояли слишком плотно – казалось, между ними и мышь не прошмыгнет. Умом Айк понимал, что невозможно разглядеть одно лицо в этом беснующемся людском море. Но, как часто бывает в таких случаях, ему казалось, что он стоит на самом виду, что отец вот-вот заметит его.

А люди и впрямь словно взбесились. Отовсюду неслись выкрики, свист, улюлюканье. Те, кто стоял ближе к телеге, бросали в человека объедки, мусор и камни. Он не шевелился, даже головы не поднял.

Айку стало очень жаль этого беднягу. Каково это, когда в тебя швыряют камнями, а ты даже не можешь убежать!

Тем временем телега сделала полный круг и остановилась перед высокой и узкой аркой из серого камня, которую Айк до этого не замечал. Она была густо испещрена резьбой, какими-то рисунками и рунами. Люди поспешно расступились, и вокруг арки образовалось большое свободное пространство.

Эдвард помог сидевшему в телеге человеку спуститься на землю. Тот неуклюже повиновался – руки у него были связаны за спиной. Эдвард вывел пленника на середину освободившегося круга и замер, скрестив руки на груди. Ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь глаза блестели черно и холодно. Айк поежился – ему был знаком этот взгляд.

Из-за арки вышел невысокий, толстенький человек с пачкой бумаг в руках. Он был одет в черное, как и отец, но гораздо богаче – Айк видел, как блестит серебряная вышивка.

Толпа слегка притихла. Человек остановился в середине круга и громко, нараспев произнес:

– Именем Верховного магистрата города Вьена находящийся здесь Дарин Авенди, плотник, тридцати двух лет от роду, обвиняется в преднамеренном убийстве жены своей, Амелины Авенди, каковая была найдена мертвой под полом в мастерской преступника…

Cвязанный стоял неподвижно. Голова его по-прежнему была низко опущена, так что волосы почти закрывали табличку. Но теперь Айк, напрягая зрение, все же смог прочитать надпись.

«Убийца» – гласила она.

Внезапно Айк осознал, что нигде не видит отца. Внутри все похолодело. Несомненно, он заметил сына и сейчас направляется к нему сквозь толпу, неотвратимый, как сама смерть. Айк дернулся было, чтобы бежать, но куда там, он был стиснут людьми со всех сторон. Кровь бросилась в лицо, ноги ослабели.

Но он тут же понял свою ошибку. Эдвард просто зашел за арку и остановился чуть сбоку от нее. В его опущенной руке что-то блеснуло.

– …да помилует Всемогущий Отец твою душу! – закончил читать человек в черном, и Айк сообразил, что за всеми волнениями упустил главное.

Что они собираются делать с этим бедолагой? Что все это означает?

Толпа вздохнула, качнулась вперед, как вода в наклоненной чаше, и вновь замерла. Человек в черном неторопливо свернул бумаги и отошел в сторону. Теперь Айк хорошо видел арку и неподвижного отца. Воцарилась тишина, настолько полная, что было слышно, как весело чирикают птицы на карнизах домов и плещет вода в фонтане.

Пленник медленно поднял голову и окинул взглядом площадь.

Айк вздрогнул. Он весьма смутно различал возраст взрослых, но этот человек показался ему молодым. Во всяком случае, моложе отца. Отец казался Айку совсем старым – шутка ли, тридцать лет!

– Всемогущий знает, что я невиновен! – выкрикнул пленник. Голос тоже был молодой, высокий и словно надломленный. – Я не убивал ее! Я ее любил! Это вы убийцы! Все вы, кто сейчас стоит и смотрит, как убивают невиновного, будьте вы прокляты! Пусть моя кровь падет на вас!

Айк ничего не понял, но его охватил ужас. Хотелось бежать куда глаза глядят, только бы не видеть этого страшного человека, не слышать его голоса, полного ярости и муки.

Но человек больше ничего не прибавил. Прежде чем кто-то в толпе двинулся или произнес хоть слово, он резко повернулся и решительным шагом прошел сквозь арку. Туда, где стоял отец Айка.

То, что произошло дальше, заняло не больше нескольких секунд.

Эдвард резко замахнулся, и в руках его сверкнул длинный двуручный меч с широким лезвием. Клинок коротко свистнул, раздался хруст, словно нож с размаху воткнули в кочан капусты.

Голова пленника с поразительной легкостью отделилась от туловища и полетела в сторону. В гробовой тишине было слышно, как она с тяжелым костяным стуком ударилась о камни мостовой и прокатилась несколько шагов.

Обезглавленное тело еще стояло, из шеи во все стороны тонкими фонтанами била освобожденная кровь. Потом колени подогнулись, и оно рухнуло наземь, точно дерево под топором дровосека. Потоки крови хлынули на мостовую, и Эдвард, держа окровавленный меч на отлете, отступил.

Толпа отшатнулась. Истошно заголосили женщины, завизжали и заплакали дети. Поднялся невообразимый шум. Человеческое месиво стронулось с места, заволновалось. Все жаждали поближе рассмотреть место действия и в то же время опасались коснуться экзекутора или его жертвы.

Всего этого Айк уже не видел. Темнота надвинулась на него со всех сторон, и сознание угасло так быстро, будто кто-то задул свечу.

Прохладная вода. Яркие сполохи света на каменном дне.

Дышать было совсем нечем, и Айка охватила паника, примитивная и темная – основа жизни. Из последних сил он дернулся, и был вынут из воды за шкирку, как кутенок.

– Очухался вроде, – пробасил грубый голос.

Айк кое-как поднялся на дрожащие ноги и, растолкав небольшую толпу любопытных, бросился прочь.

Впоследствии он с трудом мог вспомнить, как выбрался из города. Обратный путь слился в один непрерывный кошмар – невыносимая духота, бьющий по ушам шум и мучительное желание лечь и уснуть.

По счастливой случайности Айк сразу же попал на ту улицу, по которой пришел на площадь. Самая широкая в городе, она вела прямо к воротам. Начни Айк плутать по проулкам – и одному Всемогущему известно, что бы тогда случилось.