Текст книги "«Хождение вкруг». Ритуальная практика первых общин христоверов"

Дело Учемского монастыря 1733 года

Содержащиеся в бывшем архиве Министерства юстиции «расспросы колодников по присланным из Синода пунктам», относящиеся к действию первой следственной комиссии, позволяют восстановить учение христоверов таким, каким видели его синодальные чиновники и миссионеры.

Пункты, присланные из Синода в Московскую следственную комиссию, были такие:

1. автобиографические данные допрашиваемого, сведения о родителях, рассказ о том, где и когда он познакомился с учением и практикой христовщины;

2. «в какую силу» признает он верчение кругом (верит ли, что так проявляется схождение Святого Духа);

3. слышал ли о пророчествах старца Иоасафа о непреставлении света;

4. знает ли других согласников, кроме тех, кто уже взят в комиссию о раскольниках;

5. знает ли о подметных письмах и знаком ли с их сочинителями;

6. кем был приведен в христовщину, по книгам или устными наставлениями («словами»), знает ли, почему учение названо христовщиной;

7. знает ли другие сборища в Москве или других городах, может ли сказать, почему учение это продолжается;

8. кто приказал держать учение в тайне;

9. не замышлял ли заговора против императорского дома и отечества;

10. как крестил детей – в церкви или дома, кто их крестил и не по старопечатным ли книгам;

11. как хоронил умерших, с отпеванием или без;

12. как выбирают наставника или наставницу;

13. какие были молитвы на собрании;

14. были ли какие-либо жития новых святых;

15. были ли чудеса в их собраниях, верит ли в учение Иоасафа о втором крещении духом;

16. было ли в собрании причастие или раздавали ли что-то освященное или неосвященное;

17. считает ли православными староверов Павлина, Онуфрия, Сергия, Макария, Иосифа, знает ли других раскольников;

18. считает ли верчение вкруг угодным Богу;

19. били ли себя участники собраний цепями, обухами, поленьями или в грудь кулаками;

20. были ли в собрании раскольники, есть ли раскольники среди тех, кто приведен в комиссию.

В том случае, если христоверы были неграмотны и протоколы допросов заполнялись с их слов чиновниками, элементы следственного дискурса проникали в текст допроса легко – путем точной фиксации вопроса следователя с пояснениями в скобках. Особенности «хлыстовской» риторики представлены дословным воспроизведением предложенных синодальных ответов и робкими попытками придать собственным показаниям более нейтральную (стандартизованную) по отношению к соблюдению церковных обрядов форму.

Так, в показаниях крестьянки Марии Емельяновой находим: «В собраниях их верчение кругом признавала она в один труд, а угодно ль то Богу, не знает».[117]117
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7, 1733 г. Л. 46 об.


[Закрыть]

По ответу можно воссоздать и вопрос: «Подтверждает ли Мария, что в собраниях христоверы вертелись кругом, и считает ли, что эти верчения угодны Богу?». В ответе на другой пункт расспроса находим синодальные добавления (в квадратных скобках): «Из раскольнических исповеданий [кроме того, что она крестилась двуперстно и творила молитву Иисусову по старопечатным книгам] противного Святой Церкви мудрования никакого не имеет».[118]118
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7, 1733 г. Л. 46 об.


[Закрыть]

Такие же добавления встречаем и в расспросе Мавры Борисовой: «В том же собрании причастия и преподаяний [опричь того, что принимали хлеб кусочками и захлебывали водой] освященного не было».[119]119
  Там же. Л. 54.


[Закрыть]

Подобная практика конструирования текста допросов ставит под сомнение возможность рассматривать показания христоверов как самосвидетельства, но позволяет выделить значимые элементы как «хлыстовского», так и следственного дискурса. Ближе всего к самосвидетельствам будут расспросы, тексты которых записывались арестованными лично.

Среди материалов первой следственной комиссии сохранились расспросы монахов Кассиановой пустыни, что на Учме[120]120
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7. Монастырь находился в Ярославском уезде, недалеко от Углича, и был упразднен в 1764 г.


[Закрыть], среди которых есть в том числе, документы монастырского игумена Варлаама Самсонова, который 25 мая 1733 года направил в Синод донесение о своем знакомстве с арестованными московской комиссией иеромонахами Филаретом Муратиным и Тихоном Струковым[121]121
  Там же. Л. 2–3 об.


[Закрыть]. Кроме донесения в деле представлен полный текст допроса игумена Варлаама[122]122
  Там же. Л. 4–10 об.


[Закрыть] и его сына иеродьякона той же пустыни Гавриила[123]123
  Там же. Л. 15–23.


[Закрыть]. Поскольку Варлаам был грамотен, документы написаны его рукой и им подписаны. В этом смысле тексты Варлаама представляют собой более ценный источник, нежели показания, записанные со слов арестованных и тем самым значительно упрощенные чиновниками.

Вероятно, Варлаам знал о работе комиссии о раскольниках; ничем иным невозможно объяснить его донос, содержащий в себе как самообвинение (признание в посещении общины христоверов в течение двух лет), так и разглашение тайны исповеди. Собственно, такой реакции ждали авторы указа 1734 года от многих – в тексте указа было сказано, пусть «оной богопротивной ереси участницы, где оные ни обретаются, и ересиархи их (ежели где суть), также и те, которые хоть и в самых тех богопротивных действиях и не бывали, но иным коим-либо образом, то есть щедроподательствы к ним и другими вспомоществованиями, были им участные, и ведавшие, явились с приношением о том вины своей в Синод в Санкт-Петербурге и в Москве сами собою без всякой боязни»[124]124
  РГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 70. Л. 7. Там же сказано, что тем, кто принесет покаяние до января 1735 г., «те вины их Всемилостивейше будут всеконечно отпущены без всякого истязания», что, однако, реальному положению дел не соответствовало.


[Закрыть].

В доносе Варлаам пишет, что в 1720-х годах он, еще не будучи пострижен в монахи, был дьячком при церкви села Холтобина Венёвского уезда. Однажды к нему, Варлааму, а до пострижения – Вуколу, пришли монахи из Венёва и стали учить его, как жить по «вере христовой», и как можно человеку спасение получить. Для этого нужно хранить «чистоту душевную и телесную и любовь к ближним». Монахи Тихон и Филарет повели Вукола на собрание в дом посадского человека города Венёва Герасима Муратина[125]125
  Согласно документам первой ревизии, Герасим Муратин родился в 1645 г., в 1715 г. в его доме в Венёве проживали его жена Дарья (68 лет), дети Василий (42 лет), Алексей (35 лет), Фома (25 лет), Иван (23 лет), Марфа (37 лет), Авдотья (20 лет). Обращает внимание, что женаты и имеют детей только старшие сыновья Герасима Андрей и Василий (РГАДА. Ф. 350. Оп. 1. Д. 56. Л. 43 об.). Благодарю за предоставленные материалы венёвского историка-краеведа Дениса Махеля.


[Закрыть], где «ходят во круг, а иные поют святую [Исусову – К.С.] молитву», говоря, что и «в прежние времена святые отцы тако ж трудилися и спасалися». Вукол с сыном посещали собрание около двух лет, а после, как пишет Варлаам, перестали посещать, поскольку им «таковая вера не польстилась того ради, что с писанием божественных книг не сходна и Церкви Святой противна». Однако из текста расспросов мы узнаём, что Вукол вместе с женой и сыновьями приняли постриг, и в этом нельзя не видеть следы проповеди христоверов.

О венёвской общине известно из дела 1725–1726 года, на основании которого можно узнать, что в доме венёвского посадского человека Семена Миляева было задержано несколько человек и был найден сосуд с кровью. Дело было закрыто только после расспроса солдата Карманова, который сказал, что зарабатывает тем, что пускает кровь от разных болезней, и в тот день пускал кровь Миляеву, который от болезни плохо владел руками. Арестованных отпустили[126]126
  Панченко А. А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002. С. 146.


[Закрыть]. Известно также, что Семена Миляева в Венёве звали «богомолом» – так же, как называет себя в донесении игумен Варлаам («богомолец»). На собрании в доме Миляева присутствовал иеромонах Филарет (венёвский купец Федор Григорьев Муратин), который вместе с монахом Тихоном (Тимофеем Ивановым Струковым) учил будущего игумена Варлаама. После процесса 1733 года оба монаха были публично обезглавлены на Сытном рынке в Петербурге вместе со старицей московского Ивановского монастыря Настасьей Карповой[127]127
  Там же. С. 148.


[Закрыть].

Во второй части донесения Варлаам указывает, что в великий пост 1733 года к нему на исповедь пришли пятеро монахов его же монастыря (Иоасаф, Иона, Иоиль, Феодосий и Дионисий) и признались, что до пострижения «имели раскольническую прелесть, которая противна Святой Церкви» и что вместе с ними в согласии состояли монастырские крестьяне Иван Фёдоров, Михаил Афанасьев, Ларион Арефьев и Естифей Дмитриев, которые были приведены в согласие христоверов крестьянином деревни Харитоновой Еремеем Бурдаевым, т. е. тем самым Бурдаевым, который проходил по Угличскому делу 1717 года вместе с Никитой Антоновым и Прокопием Лупкиным.

Таким образом, перед нами вырисовывается картина распространения согласия христоверов в период с начала XVIII века и до 1733 года. Немаловажно, что речь идет об общинах одного круга, территориально связанного с Угличем. Известно, что крестьянин деревни Данильцевой Угличского уезда Никита Антонов Сахарников перенял аскетическую практику христоверов и экстатический ритуал от крестьянина той же деревни Тимофея Трофимова около 1707 года, а учение об антихристе – от батрака Ивана Васильева. Параллельно с Никитой Антоновым с учением христоверов познакомился проживающий с 1713 года в Москве отставной стрелец Прокопий Лупкин, наставницей которого считают старицу Ивановского монастыря Настасью Карпову. Начиная с 1715 года Никита Антонов и Прокопий Лупкин вместе проповедуют «веру Христову» среди крестьян Угличского уезда. Одним из обращенных в 1716 году был крестьянин деревни Харитоновой Еремей Бурдаев, в доме которого с тех пор регулярно проводились встречи согласников. Именно Бурдаев, согласно донесению игумена Варлаама, привел крестьян (и, вероятно, монахов) Кассиановой пустыни Угличского уезда к «вере Христовой».

Текст допроса игумена Варлаама[128]128
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7. Л. 4–10 об. Текст расспроса приведен в приложении 6.


[Закрыть] датирован 29 мая 1733 года. В своих показаниях Варлаам подчеркивает, что познакомился с «верой Христовой» до пострижения и рукоположения, был наставлен монахами по церковным книгам и до сих пор считает аскетическое учение христоверов правильным: «В оное суеверие сначала приведен я и учен… по новоисправленным книгам: по Толковому Евангелию, по Благовестнику и по Прологу, которые браны на время… из церкви, а учили меня речами такими: “Аще кто оставит отца своего и матерь, жену или чад своих имени ради Божия, сей сторицею приимет и живот вечный наследит” и другими многими речами, ведущими человека ко спасению, …и то учение книжное поставляю и ныне я за истину…»[129]129
  Там же. Л. 7 об.–8.


[Закрыть].

Признавая учение, призывающее воздерживаться от хмельных напитков и брака, Варлаам осуждает сопровождающую его ритуальную практику – «хождение вкруг» и самобичевание, считая их «противными Церкви»: «Во означенные противные собрания, в которых, ходя вкруг, бивали [исправлено на “и бивал себя” – К.С.] в груди кулаками впредь ходить я, Варлаам, не буду, и те противные собрания, и содержащих их я, Варлаам, проклинаю, а в грехопадения, будучи в противных собраниях, я ни с кем не впадывал, а то их собрание христовщиной почему именуется, того я не знаю, и от оных учителей своих о том подлинно не слыхивал»[130]130
  Там же. Л. 8.


[Закрыть].

Здесь, несмотря на свободный стиль изложения, сквозь ответ видится вопрос – о «свальном грехе» на собраниях и о сущности «христовщины». Случай исправления неопределенного «бивали» (форма третьего лица множественного числа) на личное «бивал себя» (форма первого лица единственного числа) не единственный. В тексте допроса встречается более десяти подобных исправлений, самое распространенное из которых – несложное технически исправление формы «их» на «наших». В этом случае к авторскому «их» добавляют, уменьшая расстояние между буквами, три дополнительных знака: [наш]их. Другие, менее изящные, исправления таковы: «об оном их [испр. “наших”] злодеянии» (Л. 7), «они [испр. “мы”] в собраниях своих кругом ходили» (Л. 7). Наиболее существенным добавлением можно считать приписку к пункту о неразглашении тайны вероучения: «До поставления во игумена отцам своим духовным об оных противных собраниях я не объявлял за простотою своею, а при поставлении во игумена отцу своему духовному иеромонаху Питириму при исповеди о бытии своем с прочими на оных собраниях и о хождении в тех собраниях вкруг и что я прикладывался к образу, дабы о тех собраниях не объявлять, сказал, и той де отец мой духовный впредь того чинить мне под проклятием запретил, что я и исполнять обещался и исполняю [добавлено: “а до поставления во игумена, об оных противностях не покаявся, я, Варлаам, священнодействовал”]»[131]131
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7. Л. 8 об.


[Закрыть].

На основании этой приписки Варлаама лишили сана, несмотря на его уверения в том, что причастность к христоверам осталась в прошлом, а принадлежности к «раскольникам» (староверам) и вовсе не было. На протяжении всего допроса Варлаам акцентирует свою верность новому обряду: Варлааму читали новоисправленные книги, на собраниях крестились они с сыном тремя перстами и никто их не заставлял креститься двоеперстием и т. д.

Происходящее на радении Варлаам описывал так: «А в том собрании, также и в прочих собраниях, действо было такое: молились Богу в землю [клали земные поклоны – К.С.] по часу с молитвой Иисусовой краткой против старопечатных книг… и по молитве садилися по лавкам, пели на гласах означенную ж Иисусову молитву с четверть часа, потом, встав с лавки, все, в том числе и я, Варлаам, и сын мой, и ходили по избе вкруг по часу и более, и били себя кулаками в груди, и то чинили мы для утруждения плоти своей, и пели оную молитву Иисусову и после хождения вкруг молились Богу в землю и в пояс, и, садясь по лавкам, пели… и по окончании оных действ расходились все в домы свои, а в тех-де собраниях хлеба кусочками, также и квасу, вместо причастия и ни для чего было нам не роздавано»[132]132
  РГАДА. Ф. 301. Оп. 1. Д. 7. Расспросные речи колодников, [1733 г.] Л. 6–6 об.


[Закрыть].

Заключительной фразой фрагмента Варлаам отвечает на вопрос следствия о «хлыстовском причастии».

Мы видим из текста допроса, что игумен Варлаам, подчеркивая свое давнее знакомство с христоверами, говорит о том, что после принятия сана он совсем не вспоминал о них, регулярно участвуя только в церковных обрядах, и, хотя он признает аскетическое учение христоверов истинным и не противоречащим церковному, экстатический обряд он считает противным Церкви и проклинает. Ни эти аргументы, ни ранний самодонос не избавили Варлаама от лишения сана, битья плетьми, урезания языка и ссылки на тяжелые работы в Сибирь.

Неграмотные крестьяне, арестованные в ходе комиссий 1733–1739 и, особенно, в ходе второй следственной комиссии 1745–1757 годов, были еще более беззащитны перед следствием, наперед знавшим, в чем состоит учение и практика новой религиозной группы.

Дело о княжне Дарье Хованской 1745 года

Среди бумаг второй следственной о раскольниках комиссии, документы которой хранятся ныне в фонде 302 Российского государственного архива древних актов (РГАДА) сохранился корпус текстов – в основном, расспросных речей и экстрактов – о княжне Дарье Фёдоровне Хованской[133]133
  РГАДА. Ф. 302. Оп. 1. Д. 24. О строителе Богословской пустыни Московского уезда иеромонахе Дмитрии Гусеве, княжне Дарье Хованской и людях ее Ивана Савельеве, Сергее Никифорове, Василии Егорове и Аксинье Петровой по обвинению в бытии на сборищах, 21 марта 1745 года.


[Закрыть]. Из документов следует, что осенью 1743 года княжна со своими людьми побывала на собрании христоверов в подмосковной Богословской пустыни (совр. село Богослово Ногинского района). Сохранились рассказы о пребывании в пустыни как самой княжны, так и ее дворовых людей – Ивана Савельева, Сергея Никифорова, Аксиньи Петровой, а также расспрос строителя Богословской пустыни иеромонаха Дмитрия (в миру Даниила Ивановича Гусева) и купца Ивана Савельева.

Рассказы Ивана Савельева, Сергея Никифорова и Дарьи Хованской друг другу не противоречат. Из них мы узнаём, что княжна приехала в монастырь в Успенский мясоед, то есть осенью, после Успенского поста и до Филиппова поста, и провела в монастыре два дня. Пригласил ее в монастырь строитель Дмитрий, в келье которого она и обедала по приезде в пустынь, причем отдельно в документах указано, что собиралась обедать привезенной и приготовленной ее же поваром «скоромным – мясным жареным», но в итоге ела «рыбное кушанье», поданное Дмитрием. А вот люди ее и все участники собрания христоверов ели привезенное княжной мясо, которое повар специально приготовил в печи в братской келье, а люди Хованской принесли в келью строителя. Отчасти этот эпизод показывает, что в середине XVIII века христоверы еще не постились в скоромные дни – никакого глобального отказа от мяса еще нет.

Описанная в допросах ритуальная практика христоверов была такой: мужчины и женщины сидели по лавкам с разных сторон и пели стих «Дай нам, Господи», после чего присутствующий на собрании пророк Сергей Осипов вертелся и другие мужчины с ним – и били себя обухами и ядрами по спине. Мы видим здесь еще один способ самоистязания – наряду с ударами в грудь кулаками, описанными игуменом Варлаамом Самсоновым. Любопытно, что здесь нет речи и об Иисусовой молитве – ее место занимает уже стих «Дай нам, Господи», в центре которого та же молитва Иисусова[134]134
  Анализ молитвы см. во второй главе.


[Закрыть].

Княжна Дарья Хованская покинула собрание, не дождавшись его завершения, так как от духоты и страха перед самоистязаниями она потеряла сознание, «обомлела», а потом растиралась монгольской водкой, которую носила с собой в серебряном футляре, и ушла ночевать в келью строителя, где ее уже ждала девка Аксинья Петрова, не участвовавшая в собрании христоверов.

Собрание проходило в саду, в отдельной келье – то есть, в отдельно стоящей избе. Монахи Богословской пустыни, по всей видимости, ничего не знали о сборище, как не знали ни Аксинья, ни повар Дмитрий Степанов.

Расспросов иеромонаха Дмитрия сохранилось несколько, и в них – разные истории, отчасти обусловленные применением пыток на допросах – битьем кнутом и поднятием на дыбу.

В расспросе купца Ивана Савельева мы видим несколько иную картину: участники собрания были в монастыре не два, а три дня, но за это время успели побывать не только на собрании христоверов, но и на церковных богослужениях – на вечерне и литургии. Вот что говорит купец:

В помянутую пустыню к оному иеромонаху Дмитрию приехали ввечеру и по приезде пришли к тому иеромонаху в келью и в той де келье тогда были оной иеромонах Дмитрий да Григорий Артамонов, Иван Иванов сын Белой, Сергей да Дмитрий Осиповы и другие – человека с три <…>, а после-де их вскоре во оную пустынь приехала и в помяную келью пришла княжна девка Дарья Хованская с девкою <…> да люди той Хованской Сергей Никифоров, Иван Савельев <…>, и в то-де время они все и оная Хованская в той келье у того иеромонаха Дмитрия ужинали и после ужина легли спать, а именно он, Иван, и прочие пришедшие к тому иеромонаху мужеска пола оной Хованской люди – в особую келью, оный иеромонах – в особую келью, оная Хованская с помянутою девкой – в особую келью, токмо-де того вечера никакого у них злодеяния не было, и поутру-де встав, они все ходили к заутрене, а потом и к обедне и после-де обедни, собравшись они все и оная Хованская, кроме означенной ее девки, в одну келью и скинув с себя платье <…>, а оная Хованская во всем платье, помолясь они все Богу, сели по лавкам: мужеск пол – по правую сторону, а оная Хованская – по левую сторону, и сперва оный иеромонах Дмитрий, а по нем и все они и оная Хованская пели вышеписанные стихи «Дай нам, Господи» и прочие, и во время того пения сперва оный Сергей Осипов, а потом помянутые Иван Белой, Григорий Артамонов, Дмитрий Осипов, Иван Сафьянников и он, Иван, порознь во одних рубашках, вскоча с лавки, тряслись и вертелись вкруг часа с четыре, а подлинно не упомнит, и всем бывшим на том сборище людям говорили они слова «Верьте вы нам с истиною» и прочее, и тогда оных помянутые Осипов и Сафьянников, подходя, кого знали, называли именем, а кого по именам назвать не знали, то братцом или сестрицею, також и к помянутой Хованской, и говорили «Бог помощь тебе, братец или сестрица, как ты живешь», «Ну, братец или сестрица, молись ты Богу по ночам, блуда не твори, на свадьбу и на крестины не ходи, вина и пива не пей, где песни поют не слушай, где драки случатся, не стой», <…> и потом-де все они друг другу кланялась в ноги, тако ж и оная Хованская кланялась же, токмо в пояс, и просили, чтоб друг о друге помолиться Богу <…> и по окончании того действа, помолясь они все Богу, из той кельи вышли в другую келью, и сели обедать, и после обеда были все, и упомянутая Хованская, в той пустыни до вечерни, а потом, сходя они все и оная Хованская, на вечерню, у того иеромонаха Дмитрия в келье ужинали, а после ужина во оной пустыни ночевали – они все и оная Хованская – по тем же кельям, и на другой-де день по утру из той пустыни все они и оная ж Хованская с помянутыми людьми своими разъехались[135]135
  РГАДА. Ф. 302. Оп. 1. Д. 24. Л. 14–15 об.


[Закрыть].

В описании этого собрания 1740-х годов мы видим уже более-менее сложившийся порядок собраний христоверов: с пророчествами и самоистязаниями, специальной формулой для начала проповеди и экстатическим ритуалом. При этом сохраняются и церковные практики: все участники собрания посещают богослужения.

Глава 2
Вера Христова

Исследование религиозной культуры неизбежно предполагает обращение к двум важным ее составляющим – учению и религиозным практикам. Миссионеры и чиновники XIX века в своих работах, посвященных хлыстовству, основное внимание уделяли вопросам вероучения (представлению о «воплощении» в народе Христа и Богородицы[136]136
  См., например, комментарий к словам «Бог, божество», который дают Т. С. Рождественский и М. И. Успенский при публикации духовных стихов: «В песнях встречаются почти все библейские термины, прилагаемые к Богу: Бог Отец, Сын Божий, Дух Святой, Троица, Саваоф, Искупитель, Иисус Христос и другие, но под ними разумеются люди (хлыстовские вожаки), достигшие путем особых подвигов “обожествления”» (Рождественский Т. С., Успенский М. И. Песни русских сектантов-мистиков. СПб., 1912. С. XI–LV).


[Закрыть]), а религиозную практику рассматривали уже под влиянием этого учения. Чиновники следственных комиссий XVIII века, как об этом свидетельствует, например, императорский указ от 7 августа 1734 года, большее внимание уделяли именно проявлениям религиозности, религиозной практике христоверов.

По тексту указа[137]137
  РГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 70. Л. 4–6. См. Приложение 4.


[Закрыть] мы можем проследить те допущения, которые позволили им составить портрет исследуемой (или разыскиваемой) религиозной группы. Следователи считали, что:

1. они имеют дело с последователями нового религиозного образования, которых иногда называли «квакерами», а чаще просто «раскольниками», «сектантами» или «еретиками»;

2. члены этой группы сохраняют внешнее участие в таинствах Церкви для конспирации, «только [для] вящего ереси своей укрывательства»;

3. главы нового религиозного образования («наставники») играют роль священников и пользуются сравнимым с ними почитанием – им кланялись «в землю» и целовали руки;

4. церковные таинства копируются членами нового религиозного образования с изменениями – причастие подавали наставники (в том числе и женщины) в виде кусков хлеба с квасом или водой, крещение «водою во имя Святой Троицы… нарицали простым водным и ко спасению недовольным», дополняя его крещением Духом, брак церковный отвергают и заменяют прелюбодеянием;

5. члены группы подтверждают «злосоставное свое и душевредное суеверие» ссылками на святоотеческие тексты.

При этом в указе мы видим довольно точное описание религиозных обрядов (поклонов, раздачи хлеба и кваса, хождений «кругом по избе», пророчеств) с навязанной этим действиям интерпретацией. Основной элемент учения – запрет на сексуальные отношения – видоизменяется («приходящим в собрание их приказывали неженатым и впредь не жениться, а кто женат, разводиться с женами») и дополняется новыми построениями.

В XIX веке в качестве источника вероучения христоверов ученые и миссионеры рассматривали духовные стихи.

Наша задача – постараться понять, в чем состояло учение христовщины, опираясь на единственные дошедшие до нас «самосвидетельства», сохранившиеся в следственных документах.