Текст книги "Избушка на костях"

Глава 4

Не знаю, сколько времени мы провели в пути. Мерный шаг Ветерка, на который он перешел, стоило нам ступить под кроны лесных деревьев, убаюкивал. Сияние месяца на темном, усыпанном холодными звездами небе почти не пробивалось сквозь густые зеленые ветви. Лишь кое-где в листве проскальзывали серебряные нити, словно маленькие ровные стежки опытной мастерицы. Они почти не давали света, но позволяли хоть немного ориентироваться в темноте, наполненной таинственными шорохами ночи: шелестом крыльев, оханьем совы, шуршанием кустов и копошением мелкого зверья в норах и дуплах.

Мелькающие перед глазами деревья расступились, и перед нами предстала небольшая полянка, окаймленная зарослями дикой малины. Тим натянул поводья, и Ветерок, сделав еще пару шагов, послушно замер. Я сонно подняла голову.

– Остановимся здесь, – сказал Тим. – Так темно, что я даже тропы не вижу, бредем на чистый авось. Лучше дождаться утра.

Я с сомнением покосилась на обступившие нас деревья. В прорезь густой кроны заглянул тонкий месяц. Он жемчужным кинжалом взрезал темноту, пуская по траве и морщинистым стволам причудливые тени. Игра света придавала им пугающие очертания. Я вздрогнула, когда среди кустов мне почудилась чья-то оскаленная пасть. Прошло мгновение (бесконечное долгое, пусть и равное лишь одному удару сердца), и лунный свет развеял эту картинку, как набегающая волна – рисунок на песке. Тени, словно отгоняемые мечами стражи, отступили, и на месте звериного оскала остался лишь колючий куст с россыпью ягод.

Тим спешился, а затем помог и мне. Он выбрал место на краю поляны, рядом с тесно стоящими друг к другу ясенями – их сплетенные между собой стволы защищали от ветра. Я собрала разбросанный между деревьями хворост и сложила его в одну кучу. Раздались щелчки огнива, и перед глазами вместе с взметнувшимися алыми язычками промелькнули воспоминания этой ночи – короткие, пустые вспышки, на мгновения осветившие темноту избы и выхватившие кровавые узоры на плохо обструганных бревнах. Пришлось тряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на настоящем – на занявшемся огне, пробежавшем по тонким сухим веткам.

– Хищников отгонит, – пояснил Тим и, потянувшись к заплечному мешку, вытащил из него плащ. – Ночь теплая, мы бы не замерзли и без огня. Но с ним спокойнее.

Это правда. Потрескивание костра, его негромкое шуршание умиротворяло. Тени отступали, позволяя видеть мир вокруг отчетливее. И пожалуй, не только лес, но и то, что было спрятано внутри.

– О чем думаешь?

Мы уселись на расстеленный на траве плащ. Несмотря на рано пришедшее лето, земля еще плохо прогрелась, и спать на ней было бы полным безрассудством – застудишься за целую-то ночь. Тим протянул мне яблоко, и я рассеянно приняла его, но не поднесла к губам. Вместо этого повертела в руке. Яркие блики костра каплями расплавленного золота промелькнули на тонкой алой шкурке.

– О том, как все это чудно.

Тим мягко забрал у меня яблоко. Сверкнуло лезвие ножа, и фрукт распался на две половинки. Одну Тим вложил мне в ладонь, вторую надкусил сам.

– Что чудно?

Я оглядела шумевший лес и усмехнулась.

– Всю свою жизнь, сколько себя помню, мне всегда говорили: будешь плохо себя вести, Баба-Яга тебя заберет. И посмотри, что я сейчас делаю: сама отправилась на поиски той, чьим именем пугают детей.

Тим чуть пожал плечами. Он, судя по всему, не видел в этом ничего удивительного. Его привычное спокойствие сейчас выглядело насмешкой. Знай я друга хуже, решила бы, что он издевается.

– Люди любят пугать тем, чего не понимают.

– Говорят, она детей в печи запекает.

Тим усмехнулся. Нож в его руках уверенно взрезал сердцевину в половинке уже надкушенного яблока. Черные мелкие косточки полетели на землю.

– Про тебя тоже много чего шепчут. Скажешь, все правда?

Я отвела глаза в сторону: смотреть на Тима было невыносимо. Моя половинка яблока так и осталась лежать в ладони. В ушах все еще звенели крики мачехи и сестер: «Ведьма проклятая!»

– Может, кое-что и правда, – тихо обронила я.

Тим пытливо посмотрел на меня из-под упавшей ему на глаза рыжей прядки. Отблески костра играли на его волосах всполохами меди. Он хотел что-то сказать, но тишину нарушил хруст ветки. Мы вскинули головы, всматриваясь в темноту, обступившую поляну за пределами небольшого круга света.

Я решила поначалу, что это Ветерок. Но нет: конь пощипывал траву за нашими спинами, а звук донесся с другой стороны поляны.

– Кто здесь? – крикнул Тим и поднялся на ноги. – Не таись в ночи, если скрывать тебе нечего.

По поляне разнесся хрипловатый мужской смех. Он облетел темно-зеленые кроны раскидистых деревьев и поднялся к медленно светлеющему небу, где изнанку темных облаков уже слегка мазнул багровый румянец рассвета.

Я нахмурилась.

Ночь уже подошла к концу? Так быстро?

– Скрывать мне и правда нечего, – согласился незнакомец. – Смотрите, коль любопытство снедает.

Из-под сени деревьев, обрамляющих поляну, как каменная кладка – колодец, шагнул мужчина. Мягкая изумрудная трава под его сафьяновыми сапогами не примялась. Я беззвучно, одними губами выругалась и сжала на груди деревянную куколку, словно та могла меня защитить. Незнакомец даже не шел – почти летел по воздуху. Его сапогам не пришлось топтать траву. Та в преддверии его шагов сама низко сгибалась к самой земле, будто кланяясь, и тут же выпрямлялась, стоило незнакомцу двинуться дальше. От быстрых, уверенных движений – столь быстрых, что глаз не всегда поспевал за ними, – зарябило золотыми зарницами. Ярко-желтый кафтан, расшитый драгоценными самоцветами, переливался в свете костра всеми оттенками расплавленного злата.

– Позволите присоединиться к вашей трапезе?

Незнакомец оказался младше, чем мне сначала почудилось: на молодом, почти мальчишеском лице еще даже щетина не пробилась. Его светло-русые, почти выбеленные до цвета льна волосы топорщились на макушке шапкой мягких кудрей. Рыжие веснушки, курносый нос, пухлые губы – в незнакомце не было ничего необычного. Кроме глаз, даже в ночи отливающих медью. Их темно-оранжевая, местами переходящая в красноватый оттенок радужка заставляла отступить, сделать лишний шаг назад, чтобы не приближаться к тому, кто, очевидно, человеком не был.

Тим молчал, рассматривая незнакомца. Минуты утекали сквозь пальцы, как вода из решета. Незнакомец не торопил нас с ответом, но что-то на дне его необычных глаз выказывало легкое нетерпение. В тот миг, когда он, пожав плечами, хотел отвернуться, я разомкнула пересохшие губы и сказала:

– Наша трапеза скудна, но мы будем рады поделиться ею.

Я протянула руку с зажатой в ладони половинкой яблока – той, к которой я так и не прикоснулась. Незнакомец с достоинством, будто привык к дарам, принял угощение. Наши пальцы соприкоснулись, и я с тихим шипением отдернула руку. Прикосновение незваного гостя обожгло, словно раскаленный металл на наковальне кузнеца. Я завела руку за спину, боясь взглянуть на кожу и увидеть, как та покрылась лопающимися пузырями.

Тим заметил боль, наверняка промелькнувшую на моем лице, и выступил вперед, заслонил меня своей спиной. При виде этого движения, порывистого и искреннего, по губам юного незнакомца промелькнула улыбка – добрая, открытая и широкая.

– Хороший у тебя страж, верный. В его силах защитить тебя от целого мира. Или мир от тебя, тут как посмотреть. Цена, правда, высока, но пока карманы полны, почему бы и не заплатить, верно?

Тим напрягся. Его плечи окаменели, а из-под закатанной по локти рубашки стали видны набухшие тонкие синие жилы. Он выставил в сторону руку, словно огородив меня от незнакомца. Я ухватилась за его локоть, ощутила силу, с которой Тим попытался задвинуть меня назад, и не стала сопротивляться: просто выглянула из-за спины друга, как из укрытия.

– О чем ты?

Незнакомец хитро взглянул на меня и покачал кудрявой головой.

– Слова – это знания, Василиса. Не все из них мы готовы постичь прямо сейчас, потому часть из них лучше вобрать в память, нанизать на шнурок, как продырявленные монетки, и отложить. Настанет час, и ты, перебирая эти монетки, найдешь нужную. А постигнув ее смысл, еще и расплатишься ею. Всему свое время, так ведь говорят люди?

Я сухо сглотнула. В голове стайкой испуганных галок заметались мысли. Из них я поймала лишь одну, самую неповоротливую.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Мне многое известно – почти все, что творится под синим небом. – Незнакомец поднес к губам яблоко и с удовольствием откусил здоровый кусок. – Благодарю за угощение! Возможно, как-нибудь отплачу тебе за доброту.

– Так, может быть, представишься сам? – проговорил Тим. – Или предпочтешь остаться безымянным?

Незнакомец фыркнул.

– Отчего же, разве я преступник, чтобы скрывать свое имя? – Он оглядел Тима с головы до ног, и, покосившись на друга, я заметила, как его щека дернулась, а на виске забилась тонкая синяя жилка. – Кличут меня по-разному, но чаще всего зовут Красным Солнышком.

– Солнышком, – медленно повторила я и распахнула глаза, когда до моего разума дошла суть его слов. – Солнцем!

Истина поразила меня, словно острым клинком. С губ слетел прерывистый вздох, и я зажала рот ладонью, будто пытаясь заглушить то изумление, что рвалось наружу. Сразу все встало на свои места: и переливающаяся на свету одежда, и медь в глазах, и златые кудри, и даже обжигающие прикосновения…

– Разве такое возможно?

Этот вопрос все-таки слетел с моих губ, прежде чем я смогла себя остановить.

И снова он широко улыбнулся. От блеснувших жемчугом зубов разлетелись золотистые лучи света. Они меткими стрелами вспороли сизые толстые тучи на небе, заставляя их разойтись в стороны. В проблесках показался багряно-оранжевый диск солнца и снова нырнул в облака.

– Тебе ли, ведьме костяной, спрашивать об этом?

В его словах не было ни капли раздражения или насмешки. Он словно ласково журил неразумное дитя. И я вспыхнула от смущения.

– Ведьме?

Его смех зазвенел перезвоном серебристых колокольчиков.

– А ты все еще сомневаешься?

Я проглотила все то, что хотела сказать, – не время, не место. Сначала в голове нужно навести порядок, потому что в хаосе тех мыслей, что сейчас носились смерчем, легко можно было потеряться.

К счастью, Тим, судя по всему, соображал лучше.

– Скажи, Красно Солнышко, как нам к Бабе-Яге попасть?

Если бы не тени, бегущие по траве и деревьям, не боль от ожога и не тягучий, завораживающий взгляд незваного гостя, я бы рассмеялась – до того диковинно все это звучало. И лишь голос Тима – серьезный, спокойный, как и всегда, – словно плот удерживал меня на поверхности, не позволяя уйти ко дну.

– Вы на верном пути. Скачите еще день и ночь и найдете ее избушку.

Он взмахнул рукой, небрежно, скучающе указав направление. Мы с Тимом обернулись, подмечая едва заметную тропку, уходящую вглубь леса.

– Так просто? – пробормотала я тихо.

Но меня услышали. Снова сверкнули золотистые вспышки, и я прикрыла глаза ладошкой – улыбка Красна Солнышка причиняла массу неудобств.

– Многие отправлялись к Бабе-Яге, да не все дошли до нее.

– Почему?

Вопрос Тима прозвучал непривычно хлестко. В нем самом угадывалось нетерпение всадника, подгоняющего коня. Я сжала локоть друга, напоминая, с кем он разговаривает.

Тим бросил на меня короткий взгляд из-под упавшей на лоб пряди волос и понимающе кивнул.

– Путь непрост. – Красно Солнышко пожал плечами. – Лишь немногим по силам его пройти.

И снова догадка озарила меня так быстро, что я не успела даже додумать мысль до конца, как выпалила ее:

– Испытание?

Тим обернулся, встречаясь со мной глазами, но я глядела на Красно Солнышко. Тот хитро подмигнул мне, словно мы с ним были старыми друзьями.

– Оно самое, Василиса. Каждый, кто жаждет добраться до Бабы-Яги, должен доказать, что достоин встречи с ней.

Тим, сделав шаг назад, встал бок о бок со мной. Его рука нашла мою ладонь и сжала ее. Я с благодарностью переплела свои пальцы с его, черпая силу в близости.

– Что будет с тем, кто окажется слишком слабым для этого пути?

Волнение сдавило грудь, когда я прямо спросила о том, что меня тревожило. Отступать я не стану, но, ввязываясь в игру, хочу знать ее правила.

Моя решительность явно пришлась по душе Красну Солнышку. Он с одобрением пробежал по мне взглядом и чуть почесал не тронутый щетиной подбородок.

– Как думаешь, почему говорят, что избушка стоит на костях?

Краска бросилась мне в лицо. Я все поняла, но не нашлась с ответом. Красно Солнышко, казалось, и не ждал его: как ни в чем не бывало задрал голову, посмотрел на розовеющее небо и беззаботно проговорил:

– Пора мне. – Он уже отвернулся, когда бросил, будто невзначай: – Передавайте привет братьям.

Я ухватилась за его слова, как ребенок за мамину юбку, – рьяно, торопливо, настойчиво.

– Братья? Какие братья?

Красно Солнышко ничего не ответил. Сделав пару шагов, он вдруг взметнулся ярким вихрем и рассыпался золотым дождем. Я потрясенно взглянула на Тима.

– Ты это видел? Скажи, что мне не почудилось!

Друг неохотно покачал головой.

– Не почудилось.

Диск солнца медленно выкатился на небосвод. Его пока еще ласковые, не обжигающие лучи поползли по поляне, оживляя все вокруг. В ветвях появились первые птицы, их щебет радостным эхом понесся по лесу. Тени отступали, убегали прочь, оставляя после себя ощущение чего-то недосказанного.

Того, с чем еще только предстоит столкнуться.

* * *

Встреча с Красным Солнышком встревожила нас. Ни я, ни Тим старались не выказывать волнения, но взгляды, которыми мы обменивались украдкой, говорили лучше слов. В задумчивом молчании мы потушили костер, присыпав его землей. Сложили обратно те немногие пожитки, которые успели достать из заплечного мешка. Я умылась холодной росой, переплела косу и крепко затянула ее лентой. Из головы не выходили слова нашего нового приятеля. На какое испытание он намекал, о чем хотел предостеречь?

– Пойдем. – Тим подвел ко мне оседланного Ветерка. – Пора.

Он на миг вскинул голову, вглядываясь в небо, где нежная заря уступила место утреннему солнышку – пока еще робкому хозяину небосвода, несмело вступающему в свои права. Я приняла руку Тима и забралась с его помощью на спину лошади. Друг легко вскочил в седло рядом со мной. Тропка, которую мы не могли разглядеть ночью, сейчас весело петляла между деревьями, скрываясь в зелени, как шустрый заяц от стрелы охотника.

Полянка осталась позади. Над нашими головами сомкнулись кроны старых кленов. С ветки одного из них сорвался дрозд и пролетел так низко, что едва не задел когтистыми лапами мою макушку. Я пригнулась и с опаской проводила взглядом улетевшую птицу. Топот копыт Ветерка разносился по лесу гулким эхом. Оно переплеталось со щебетом птиц, рождая причудливую мелодию – умиротворяющую, убаюкивающую. Когда в нее вклинился кто-то новый, она сразу дала «петуха».

– Слышишь? – Я дернула Тима за рукав, привлекая его внимание. – Нас кто-то нагоняет.

Тим обернулся, вместе со мной всматриваясь в густую зелень кустов. Левой рукой он натянул поводья, вынуждая Ветерка замедлить шаг, а правую положил на нож, висевший на поясе.

– Твоя правда, – с неохотой согласился Тим. – У нас гости.

В следующий миг он с силой ударил пятками по бокам Ветерка. Тот недовольно фыркнул, но сразу пустился с места в галоп. Перед глазами замелькала изумрудная листва, раскрашенная вкраплением коричневых морщинистых стволов и острых веток. Я крепко обхватила Тима за пояс: Ветерок несся так, что зазеваешься – и кубарем полетишь на землю.

– Думаешь, это те братья? – прокричала я в ухо Тиму.

– Не знаю, – не оглядываясь, ответил он. – Надеюсь, и не узнаем.

Я судорожно сглотнула. Язык буквально прилип к нёбу. После наставлений Красна Солнышка меньше всего хотелось попасться в лапы к его братьям. Если после встречи с ними по земле рассыпалось столько костей, что их хватило на целую избушку, лучше и вовсе не знакомиться.

Однако убежать не получилось. Взмыленный, хрипящий от усталости Ветерок несся сквозь лес, словно кошка от рассвирепевшего пса, но, несмотря на это, топот чужих копыт лишь приближался. Вздрогнув, я медленно, очень медленно повернула голову и покосилась чуть в сторону. Всего на каких-то полкорпуса позади меня мчался всадник. Его длинные светло-русые волосы рассыпались по плечам. За спиной развевался алый плащ, стянутый у шеи золотой застежкой. Она сияла в лучах солнца так ярко, что я прикрыла глаза ладошкой. Поймав мой взгляд, незнакомец улыбнулся.

– Остановитесь! – не попросил, приказал он. – Я вреда вам не причиню!

Голос его звучал раскатисто и грозно. Тон вовсе не казался дружелюбным, а на лице вместо улыбки расползался оскал. Тим подхлестнул коня, и тот, захрипев, сделал новый рывок. Всадник остался позади, я выдохнула с облегчением.

– Не бойся! – бросил Тим. – Мы уйдем от него!

Словно в насмешку над его словами, всадник одним рывком нагнал нас. Теперь его белый конь спокойно трусил рядом с выдыхающимся, взмыленным от усталости Ветерком. В равнодушной морде чужого коня не было ни намека на то исступление, с которым мчался наш, постепенно выбиваясь из сил.

– Коня своего загоните, – уже не крикнул, а просто сказал всадник. Он был так близко, что нужда повышать голос отпала. – Пожалейте животинку!

– Иди своей дорогой, – ответил Тим, крепче сжимая в руках поводья. – Мы не ищем неприятностей.

Всадник рассмеялся. От его громоподобного смеха кровь стыла в жилах. Было в его светлом, не тронутом загаром лице что-то резкое, звериное – в остром ли носе, похожем на клюв птицы, в выгоревших ли на солнце бровях, в глубоко посаженных ли глазах – не знаю. Но при одном взгляде на него хотелось немедленно бежать, нестись, что-то делать.

– Тогда вы не ту тропку выбрали, – сказал он. – Ну так остановитесь или как?

Тим ничего не ответил. Ветерок захрипел, будто прося пощады. Он мчался вперед так, будто в любой момент мог упасть замертво. Всадник снова начал отставать, но я нутром чуяла – ненадолго. Он словно играл с нами: кот, то накрывающий лапой глупую мышь, то снова отпускающий ее на свободу – буквально на пару шагов. Ровно настолько, чтобы веселье не сменялось скукой.

– Что тебе нужно? – громко спросила я.

Всадник усмехнулся.

– Неправильный вопрос, ведьма. Спроси иначе.

Я отвернулась и от волнения прикусила губу. Да так сильно, что выступила кровь. Соленые горячие капли, которые я слизнула языком, уняли шум в висках, развеяли туман, заполонивший разум. Слова слетели с языка, прежде чем я успела их обдумать:

– Как твое имя?

Всадник одобрительно улыбнулся. Его конь, ведомый рукой хозяина, в мгновение ока нагнал Ветерка. Я отшатнулась, когда рука незнакомца почти коснулась моего плеча.

– Его-то ты и должна назвать, если хочешь добраться до избушки.

«Испытание!» – вспомнила я и охнула.

Охнула, потому что всадник ухватил мой рукав. Бока наших коней соприкоснулись, и незнакомец потянул меня к себе, желая пересадить.

Тим обернулся и взмахнул рукой. В сиянии солнца сверкнуло лезвие ножа, брызнули алые капли. Мой несостоявшийся похититель выругался сквозь зубы, зажал рану и отпустил рукав.

– Сколько у меня времени? – крикнула я.

Сердце колотилось в груди, как испуганная птица в клетке. Я задыхалась от ужаса, но каким-то чудом он не овладел мною полностью.

– До заката, ведьма.

Я вскинула голову и нахмурилась. Недавно вышедшее солнце уже успело проделать половину пути и сейчас застыло в зените. Жар его лучей заставил утереть мокрый лоб. По спине, под рубахой и сарафаном, расползлись струйки пота.

– Уже полдень, – сказал Тим, ненадолго встречаясь со мной взглядом. – Времени мало.

Мысли лихорадочно заметались. Назвать имя. Как могут звать брата Красна Солнышка?

– Может быть, он лунный месяц или полночная звезда? – торопливо ответила я, прижимаясь щекой к плечу Тима. Он с силой сжимал поводья, костяшки его пальцев побелели. – Разве не они родные братья солнца на небосводе?

Ветерок вдруг заржал и, сделав еще два шага, упал. Мы с Тимом покатились по траве. Я всем телом врезалась во что-то твердое. Как оказалось, в ствол поваленной березы. Задыхаясь, я раскрыла рот, чтобы сделать вздох, и зашипела от боли. Тим, катившийся по траве вслед за мной, нечаянно ударил локтем под ребра, и в глазах потемнело. Помутневшим взглядом я наблюдала за тем, как к нам неторопливо приближается братец Красна Солнышка. Алый плащ за его спиной развевался. Так же как и брату, ему не было нужды ступать по земле. Он шагал по воздуху, и тот чуть похрустывал от его движений, словно лед ранней весной.

Оказавшись над нами, незнакомец бесконечное долгое мгновение смотрел на нас, а затем потянулся к поясу, где у воинов висит оружие. Из моего горла вырвался всхлип. Но вместо кинжала в его руке оказалась резная свирель. Я нахмурилась, ничего не понимая. Тим рядом со мной завозился, рывком поднялся на ноги и развел руки в стороны, защищая меня. Его улетевший во время падения нож предательской змеей сверкнул в траве позади братца Красна Солнышка.

– Вы так торопитесь, бежите, – с усмешкой проговорил незнакомец. – Закружил я вас, правда?

Я приподнялась, уперлась спиной в ствол поваленной березы. В ушах все еще шумело, под ребрами кололо, но я поглядывала по сторонам, в любой момент готовая сорваться с места. Взгляд выцепил тяжелую палку, лежавшую в паре шагов от меня. Если быстро подхватить ее и…

Додумать я не успела. Братец Красна Солнышка поднес к губам свирель. По лесу понеслась веселая, согревающая душу мелодия. Вокруг поднялся вихрь. Он бросил в лицо горсть сорванных листьев, приподнял меня над землей и закружил. Ласковые касания ветра защекотали кожу, и я неожиданно рассмеялась. В тот же миг я упала вниз, но не ушиблась: высокая трава смягчила удар. Повисла звенящая пауза, даже птицы умолкли. Казалось, все вокруг замерло. И тогда ноги сами понесли меня в пляс. Разлетелась широкая юбка сарафана, когда я, улыбаясь, закружилась на месте сама, раз уж негодник-вихрь отказался играть со мной.

Все вокруг вдруг стало смешным и нелепым. Я так торопилась, бежала. Зачем? Имеет ли смысл бороться, стремиться к чему-то, с кем-то сражаться? Там, где-то на горизонте, как высокие горы, подернутые дымкой тумана, маячит моя цель. Вернее, мне казалось, что я двигаюсь к цели. Но на самом деле я лишь истязала себя.

Мысли становились все легче и легче. Они исчезали, испарялись, как облака в небе, разгоняемые ветром. И в миг, когда я и сама была готова раствориться в этом хаосе, меня обхватили чьи-то сильные руки и развернули к себе. По-прежнему тягучий, обжигающий взгляд Тима будто встряхнул меня, заставил вспомнить, кто я. Мелодия вдруг стала тише, я слышала ее словно сквозь толщу воды. Это Тим теплыми ладонями накрыл мои уши.

– Василиса, – прочла я по губам друга. – Василиса!

Я вздрогнула. Собственное имя звонкой пощечиной заставило прийти в себя. Так вот какую власть оно имеет над нами? Уже абсолютно трезво я взглянула на братца Красна Солнышка. Тот не спеша убрал от губ свирель.

– Братец домой торопится, – загадочно обронил он. Тихо, но я почему-то услышала. – Время на исходе, ведьма.

Мы с Тимом одновременно вскинули головы. Небо стремительно темнело, солнце катилось к горизонту. Его лучи из ярко-желтых кинжалов превращались в багряные и алые нити, теряющиеся в тяжелых тучах.

Закат.

Руки Тима соскользнули с моих ушей. Я видела его глаза с непривычно расширенным зрачком. В радужке мне чудились рыжие крапинки. Мы по-прежнему стояли друг напротив друга.

– Ну, ведьма! – резко, словно коня хлыстом, осадил меня братец Красна Солнышка. – Назовешь мое имя? Попытка у тебя одна!

Он насмехался. Куражился, я чувствовала это всем своим нутром. В его глазах я уже проиграла, и потому так сильно он веселился. Кружил вокруг: то всполохом света появляясь за спиной Тима, то смерчем проносясь позади меня.

Я огромным усилием воли отвела взгляд от его суетливых движений, завораживающих разум, и сосредоточилась на Тиме.

– Нет, на стража своего не смотри! – шепнул мне на ушко братец Красна Солнышка. – Сама думай!

Он хлопнул Тима по спине, и тот замер, словно каменное изваяние. Из моего горла вырвался разъяренный рык. Что он наделал?!

– Верну все как было, если угадаешь, – пообещал братец и, словно играясь, нетерпеливо спросил: – Ну так что?

Я не отрывала взгляда от застывшего Тима. Казалось, даже сейчас он помогал мне мыслить здраво, не позволял упасть в ту пучину, что заботливо подготовил для меня братец.

– Как назвать того, кто так сильно гонит тебя, что ты падаешь едва ли не замертво от усталости? – задумчиво проговорила я. – Того, кто заставляет, ломая ноги, нестись вперед и вперед?

– Так как, как? – с интересом спросил братец Красна Солнышка.

Он вился вокруг меня, как кот вокруг крынки со сметаной. Даже голос его из резкого и оглушающего стал ласковым, мурчащим.

– Как назвать того, – продолжила я, не обращая на него внимания, – кто, измотав тебя, готов окунуть в забытье? От кого так хочется сбежать в мир веселья, танцев и грез?

– От кого, кого? – с еще большим нетерпением спросил братец и, уже злясь, добавил: – Ты назовешь мое имя, ведьма костяная, или нет?!

Последние золотые нити, как стежки умелой мастерицы, вспороли пух тяжелых облаков. В миг, когда мерцание золота в небе растворилось в наступающей темноте, я негромко проговорила:

– День. Только Дню такое под силу – родному брату Красна Солнышка.

Поднявшийся ветер почти полностью заглушил мои последние слова. Братец рассмеялся, развел руками, словно в недоумении, и закружился белым вихрем, поднявшимся под самые небеса. На землю легко, будто опавший лепесток, опустилась ночь.

* * *

– Тим! – Я ринулась к другу. – Ты жив?

С него резко, как мелкая галька с горы во время оползня, облетала каменная крошка. Касаясь земли, она испарялась, словно ее никогда и не было.

– Тим! – Я обняла его, с облегчением прислушиваясь к ударам сердца под вспотевшей рубахой. – Хоть словечко скажи!

Я вздрогнула, когда он оттолкнул меня, а затем отшатнулся сам. Его медовые глаза вспыхнули злым огнем, тонкие губы изогнулись в горькой усмешке.

– Умоляешь сказать тебе хоть что-нибудь? – угрожающе тихо спросил он и выплюнул, словно ненароком отпитый из чаши яд: – Зря я матушку не слушал. Держаться от ведьмы надобно подальше!

Голос подвел меня, и я, внутренне заледенев от боли, потерянно обронила:

– Что?

Прозвучало тише, чем шелест листа на ветру. Тим вдруг резко сделал шаг ко мне, обхватил мои запястья и сжал их так сильно, что наутро наверняка проступят синяки.

– Хватит! – хлестко бросил он. От его тона, злого, уверенного, незнакомого, спина покрылась гусиной кожей. – Наелся я теми неприятностями, которые сулит дружба с тобой. Впредь умнее буду!

– Что ты…

Договорить мне не позволили. Тим сорвал ленту с конца моей косы и, прежде чем я успела понять, что он делает, крепко обвязал ею мои запястья.

– Других тоже не позволю вокруг пальца обвести. Никому ты больше вреда не причинишь, ведьма проклятая!

«Ведьма проклятая! Не смей возвращаться!»

Так крикнула мне мачеха, перед тем как захлопнуть за моей спиной дверь.

Я бы отпрянула от Тима, как от змеи, но лента в его руках не давала сделать больше шага назад. Она впивалась в нежную кожу, и при одном взгляде на нее я начинала задыхаться. Друг словно не руки мне связал, а удавку на шею закинул.

– Отпусти, – попросила я, опуская голову, чтобы не показать закипевших в уголках глаз слез. – Если ты не хочешь больше видеть меня, я уйду.

Коса, не сдерживаемая пленом ленты, растрепалась. Волосы рассыпались по спине и плечам, тонкие пряди лезли в лицо, липли к подрагивающим губам. Я сделала глубокий вдох, силясь хотя бы немного успокоиться, но тщетно. Все внутри меня сотрясалось от обиды и боли. Разочарование, как волны во время шторма, билось о скалистый берег, раздирая меня изнутри. Казалось, я тоже сейчас разлечусь на тысячи мелких брызг, оставлю после себя лишь шапку белой пены.

– Нет уж. – Тим покачал головой. Его хватка стала лишь крепче. – Я от тебя чудом спасся, а других ты точно сгубишь. Пойдем!

– Что? Куда?!

Тим отвернулся от меня и решительно направился в сторону, где виднелся овраг, усыпанный колючими кустарниками. Лента между нами натянулась, и я растерянно сделала пару шагов следом. С виду тонкая атласная лента оказалась прочнее веревки. Попытавшись сбросить ее, я лишь сильнее затянула узел.

– К реке, – сквозь зубы ответил Тим и добавил себе под нос: – Давно надо было это сделать…

Я замерла, вслушиваясь в лесную тишину. И правда, откуда-то слева доносился рокот воды. Тим дернул за ленту, и я, как скотина, которую ведут на убой, дернулась, сопротивляясь. Это дорогого стоило: я упала на землю, да не на мягкую траву, а на острые камни. Расцарапанные ноги обожгло, словно крапивой. Запястья окатило болью, а меня саму – стыдом.

Это мой друг? Человек, которому я доверяла без оглядки?

– Тим, послушай меня! – взмолилась я. – Пожалуйста!

Он даже не обернулся. Как быстро преобразился, точно ветер, сменивший направление! Не выдержал испытания, так легко сдался…

– Не желаю я тебя слушать, – ответил Тим и, словно подсмотрев мои мысли, проговорил: – На мне нет вины. Я хотел стать тебе другом. Но ведьмы недостойны дружбы.

– Ты понял это только сейчас?! – в сердцах воскликнула я.

– Перед смертью на многое открываются глаза.

Сказано это было так спокойно, что я на мгновение увидела перед собой прежнего Тима – друга, который стал для меня опорой в бесконечном хаосе чужой ненависти. И именно это пригвоздило меня к земле, словно валун, взваленный на плечи. Ноги, лишенные опоры, затряслись, по щекам покатились слезы. Они оставляли соленые мокрые дорожки. Я бы утерла их, но Тим так сильно натягивал ленту, что не получалось этого сделать.

Тим шел быстро, я едва поспевала за ним. Я где-то потеряла лапоть, и в кожу теперь впивалась трава – острая, словно иголки. В темноте мы двигались на ощупь, пока на земле не показалась луна. Ее жемчужный свет мягко отогнал тени. Перед нами предстал овраг. Внизу, на его скалистой низине, извивалась река. Лунные блики играли на ее глади, сверкали, как серебряная чешуя.

Мы застыли на мгновение на вершине оврага, а затем Тим ринулся вниз по заросшему колючими кустарниками склону. С каждым шагом он набирал скорость и в конце концов перешел на бег. Я задыхалась, падала, поднималась, не в силах избавиться от проклятой ленты. Как она все еще держит меня?

Подол сарафана превратился в ошметки, на руках расцветали алые, глубокие царапины. Сердце билось так, будто вот-вот выскочит из груди. Я хватала ртом воздух, но тот застревал в горле проглоченным камнем.

Не помню, как мы оказались у реки. Перед глазами все плыло, в голове царил хаос, но даже с помутневшим зрением я поняла, что собирается сделать Тим. Сначала не поверила, сжалась от ужаса, а затем отпрянула от него настолько, насколько позволила ненавистная лента.