Текст книги "Возвращение"

Глава 3

Петроградская зима выдалась на редкость теплой. Снега почти не было, а тот, что выпадал по ночам, таял в течение следующего дня. Солнце, как всегда, пряталось за низкими серыми тучами. Автомобили заполняли собой широкие проспекты, а люди на тротуарах ходили неулыбчивые и по-столичному угрюмые. И действительно, повод для улыбки был далеко не у каждого. Одно дело, если тебе повезло родиться в сердце Империи, впитать в себя с младенчества дух этого города, расти вместе с такими же детьми, предки которых уже столетие назад бродили по тем же улицам, точно так же сетуя на специфическую погоду этого региона, с нахмуренным лицом укутываясь от мокрого ветра. В большинстве своем, именно далекие отпрыски этих людей сейчас и прячутся от неприветливой погоды в уютных автомобилях, несущих своих хозяев каждое утро на их насиженные места. Ведь многие получили свою непыльную работу как раз потому, что их родители уже потратили жизнь на то, чтобы познакомиться с нужными людьми, и передали наработанные связи по наследству. Ровно настолько же легче придется их детям, а впоследствии и внукам. Гораздо труднее живется тем, кто приехал сюда из провинции в поисках новой жизни. Тем, кто не смог найти себя и свою судьбу в том месте, в котором ему суждено было родиться. Им казалось, что все жизненные трудности происходят лишь потому, что их город слишком мал для столь величественных фигур. Что выдуманное ими самими отсутствие перспектив убивает их личности. Но стоит лишь приехать в город возможностей, как там их таланты тут же будут замечены, и поток выгодных предложений накроет каждого с головы до ног. Реальность оказывается куда суровее, и лишь немногим, таким как мой друг, удается по-настоящему реализовать себя. А остальные серыми, слившимися воедино толпами идут каждое утро по мокрым улицам, добираясь по два часа на общественном транспорте от съемного жилья до ненавистной работы, с нетерпением ожидая очередной пятницы, чтобы хоть на вечер в ближайшей пивной забыть про постылый понедельник.

Как только мы спустились по трапу на землю, сразу же почувствовался ритм большого города. Поразительная разница ощущалась между тем, как тихо и спокойно было за облаками, где огромный цеппелин неспешно разрезал ледяную тишину небес, и тем, что творится внизу. Особенно тут, в центре величайшей Империи, когда-либо существовавшей на Земле. Поразительно, как далеко мы продвинулись за последние тридцать лет: от крестьянской, раздираемой внутренними противоречиями страны до самой большой сухопутной Державы, при упоминании которой даже наши соперники, доселе смотревшие свысока на весь мир, испытывали дискомфорт. От сельских покосившихся избушек и восковых свечей до величественных двухсотметровых зданий и лазерных вывесок на куполе ночного неба. Безусловно, это возникло не на пустом месте. До смутных времен была такая же волна успеха, на фундаменте которого все и началось строиться с нуля. Такие циклы сменялись один за другим не первый раз. Это наша вечная проблема: сначала сами себе из ничего создаем трудности, а потом, ценой огромного напряжения, героически их преодолеваем.

Другое дело, какую за это нужно платить цену? Создавая что-то новое, пусть даже и прекрасное, иногда приходится чем-то жертвовать. Соблюсти баланс внутренних интересов и внешних вызовов, оставаясь столько лет у власти, мог далеко не каждый. Но у Императора это получилось. Не бесплатно, конечно. Представляю, как подобные ему попадают в такие ловушки. Будто кто-то свыше соблазняет их различными перспективами, играя на тщеславии и желании увековечить своё имя. А затем наблюдает за происходящим, получая удовольствие от различных эмоций, которые генерируют сердца жертв этой игры. Хотя со временем эти жертвы втягиваются и приспосабливаются к такому образу жизни. Иначе можно просто сойти с ума, осознав весь масштаб необратимости сложившейся ситуации. Наверное, каждое действие, возвышающее тебя над миром, налагает все больше обязательств. И в итоге на вершине Олимпа приходит осознание, что при всем могуществе ты превратился не только в самого великого, но и в самого несвободного человека.

Но в данную минуту мы думали о другом. Выспавшись в убаюкивающем дирижабле, мой друг, забежав домой, чтобы оставить вещи и переодеться, решил не затягивать и тут же поехал в министерство просвещения. Он понимал, что в нашем бюрократическом обществе, если, конечно, есть такая возможность, нужно сразу идти на самый верх, минуя все стадии никому не нужных запросов и согласований. Далеко не все могли попасть туда так легко, но он мог себе позволить и не такое.

Расплатившись с таксистом, он уверенной походкой зашел в огромные старинные двери. Охрана в фойе сразу его узнала, поэтому удостоверение доставать не понадобилось. Чтобы не ехать со всеми, мы решили воспользоваться служебным лифтом. Не потому, что считали себя выше других, а потому, что с высокой вероятностью там бы его тоже кто-нибудь узнал, и начались бы эти бесконечные расспросы обо всем и ни о чем. И пришлось бы всем вежливо отвечать, рассказывать о недавних экспериментах, о том, что магии и колдовства не существует и это все можно объяснить с рациональной стороны. И что современная наука до этого просто еще не дошла, точно так же, как раньше человек считал магией огонь и молнии, а теперь мы подчинили и то, и другое. Все это в наши планы не входило. Мы оба были полны решимости сразу же перейти к делу.

Служебный лифт доставил нас на верхний этаж, там было всего несколько кабинетов и большой зал для конференций. Окна были панорамными, от пола и до потолка, вид из них, на высоте в сотню метров, открывался восхитительный. Незамерзшая Нева омывала многочисленные острова, где-то внизу текли реки спешащих людей и потоки ревущих машин.

– Как красиво, – сказали мы одновременно.

– А ведь ты мог сидеть в кабинете как раз на этом этаже, – посмел напомнить ему я. – Именно с таким величественным видом на город.

– Это, пожалуй, единственный плюс в данной работе, но многие минусы перекрывают его с лихвой. Тем более, я бы еще подумал, если бы мне дали тот кабинет, в который мы сейчас пойдем.

– Сам же знаешь, что такому, как ты, не могут дать полную свободу действий, иначе столько дров наломаешь. И они это знают не хуже, поэтому над тобой всегда должен быть начальник, который будет сдерживать, а иногда даже останавливать тебя. И, наверное, это правильно. Если бы все люди были похожими на тебя, то неизвестно, что бы получилось в итоге: или быстрый прогресс, о котором мы и мечтать не можем, или уничтожение всего человечества в пожаре мировой войны.

– Быть может, это человечество другого и не заслуживает…

– Мне всегда нравился твой оптимизм! – с улыбкой сказал я. – Но второй по значимости кабинет в этом здании тоже хорош. Тем более, за пару лет ты бы вполне мог очутиться на том самом месте, куда мы направляемся сейчас, ведь у него это получилось. И теперь над ним стоит лишь один человек, зато какой! Ты был бы не против поработать под его непосредственным руководством. Хотя я не уверен, что он так уж сильно контролирует все происходящее в этом министерстве. Он доверяет нашему другу так, как раньше доверял тебе, а в Империи сейчас есть и другие дела, требующие его полного внимания.

В воздухе повисло нелегкое молчание. Я чувствовал, что его мысли устремились в прошлое, доставая из кладовой сознания все мысли и переживания, связанные с этими двумя людьми. Надо было немного разрядить эту атмосферу, не хватало еще посеять зерна сомнения в его голове.

– Кстати, – веселым голосом продолжил я, – по изначальному проекту твой несостоявшийся кабинет был задуман как зеркальное отражение главного. Между прочим, специально для тебя. Чтобы самолюбие не ущемлять. Но после твоего отказа и ссылки в университет его просто поделили на четыре части и отдали остальным заместителям, они были несказанно рады такой роскоши.

– А ты откуда знаешь? Я что-то не припоминаю таких подробностей…

– Тебе это говорил один из чиновников, приходящих с проверкой во время исследований, ты просто не запомнил.

– Я стараюсь не засорять память такими мелочами.

– Правильно, для мелочей есть я, – после этих слов его лицо озарила улыбка, означавшая, что нужно было начинать действовать. – Давай прервем наше безмятежное созерцание, все равно не в нашей власти изменить того, что было. Зато можно попробовать сотворить то, чему еще только предстоит свершиться.

Не ответив на мою последнюю реплику, он уверенным шагом пошел к массивной деревянной двери в левом крыле этажа. Войдя в приемную, мы увидели привычную картину. Несколько человек покорно ожидали своей очереди, чтобы зайти на поклон к тому, кого они, скорее всего, ненавидели, но кого при этом должны были боготворить и бояться. Ведь одним росчерком пера он мог закончить научную карьеру любого из них, и точно таким же движением вознести какого-нибудь счастливчика на «Олимп», поближе к себе. Но никогда не приближая на опасное расстояние, ведь теперь он был не просто ученым, а еще и политиком. А в этом ремесле даже его талант не всегда мог помочь в распознавании истинных намерений приходивших к нему людей, поэтому он всегда соблюдал дистанцию между собой и даже самыми проверенными подчиненными.

Только ему была дарована честь докладывать Императору о наших успехах. Хотя это и случалось не часто. Наше министерство испытывало кадровый голод, впрочем, как и всегда. Инициативных людей было мало, никто не хотел рисковать своим насиженным местом. Многие просто предпочитали вовремя прогибаться и с усердием исполнять любые приказы свыше. В основном все эти люди, смиренно ожидавшие своей очереди в приемной, шли к большому начальнику, не владея ничем иным, кроме обычного отчета о проделанной работе. А он требовал от них, как ему казалось, сущий пустяк – перевернуть мир!!! Для него это была вполне осуществимая задача, потому что когда-то у нас с ним это довольно неплохо получалось…

Последние десятилетия на науку выделялись огромные ассигнования, поэтому работать под покровительством министерства просвещения стало не только престижно, а еще и крайне выгодно. Но вместе с выгодой эта работа означала огромный груз ответственности, ведь невыполнение возложенных на тебя обязательств могло закончиться в лучшем случае снятием с должности. А при выявлении «нецелевого использования государственных средств» и вовсе можно было пойти под трибунал. Приговор военного суда над казнокрадами практически всегда подразумевал пожизненную каторгу. Но мучения осужденных, как правило, не продолжались более десяти лет: суровые условия сибирского «гостеприимства» были не под силу привыкшим к праздной жизни бездельникам. При всей строгости законов, неповоротливую систему всегда можно обмануть. Главное, чтобы поставленная задача была выполнена. И даже самые строгие проверяющие закрывали глаза на небольшие превышения бюджета. Такой вот сложный симбиоз между разными ветвями власти. Все знают, что каждый понемногу приворовывает, но при этом если не наглеть, то все будут закрывать на это глаза. Но стоит одному чиновнику стать жертвой обстоятельств, как еще вчерашние, настолько же коррумпированные друзья в один голос осуждают вредителя и подлеца. Каждый из них, страдая потом несколько недель от бессонницы, вызванной нервным истощением, молится всем богам, чтобы не пришли за ним. Потому что прекрасно понимает – на каждого из них в определенном месте заведена папка с документами. И чем толще она становится, тем сильнее он становится зависим от системы. Со временем спокойный сон к ним возвращается, и злоупотребления начинаются вновь. Иногда они пытаются вести себя скромнее, и им позволяют немного зарабатывать на их должностях. Ведь главное – полная лояльность к власти и обеспечение этой же лояльности на вверенных им территориях. А иногда чувство страха притупляется слишком сильно, и в таком случае они пополняют собой статистику осужденных за государственную измену. Отчасти этим жестким мерам мы и обязаны тому процветанию, стабильно приходящему в нашу Империю, которая, крепнув и расширяясь, всегда забывала о том, что всему этому успеху она обязана населяющим ее людям, приносящим себя в жертву на алтаре Мировой Истории.

Этого понимания нам катастрофически не хватало до тех пор, пока не свершилась так называемая «Тихая Революция». То время я помню только благодаря своему другу. Меня тогда еще не было в этом мире. Хотя, может, меня и сейчас в нем нет… В общем, все началось с того, что три десятка лет назад, одним прекрасным утром все проснулись в другой стране, но на тот момент этого еще никто не знал. В одну ночь представители прошлой династии, доведя Империю до полного морального и физического истощения, просто исчезли. Все до единого. Никто до сих пор не знает, что с ними случилось, и эта тема по сей день является запретной. Но самое странное, чего многие на планете даже сейчас не могут понять, каким образом все это произошло так тихо и бескровно? Несомненно, это была главная заслуга тех, кто спланировал эту операцию и так искусно ее исполнил. Кто знает, каким путем пошла бы история, если бы этого не произошло? Если бы из «Тихой» она переросла в «Громкую», разнося крики братоубийственной войны по всему земному шару? Но об этом можно только лишь догадываться.

Из всех людей, ожидающих в приемной, нам не было знакомо ни одно лицо, и это было непривычно. Раньше мы знали всех, кто сюда захаживал, но времена изменились. Да это и неудивительно, ведь последний раз мы приходили в этот кабинет два года назад. Хотя лицо личного секретаря «Хозяина», как его называли все, кто имел отношение к этому ведомству, было нам хорошо знакомо. И этот человек являлся одним из немногих на планете, кто искренне его любил, ведь это была его мать. Как давно мы ее знаем? Почти двадцать лет. Примерно в то самое время, когда я стал ощущать себя в этом мире и начал общаться со своим другом, появилась она. К молодому, еще никому не известному аспиранту физико-математического факультета, увлекающемуся необъяснимыми явлениями, пришла тогда еще молодая женщина. Она объяснила, что ее нигде не хотят слушать, и последняя надежда ее умирающего сына – это он…

Увидев моего товарища в приемной, строгая женщина вдруг изменилась. От ее серьезности не осталось и следа, а лицо озарила искренняя улыбка. Но они оба помнили, что сейчас находятся при исполнении своих рабочих обязанностей, и не стали проявлять радость при посторонних.

– Добрый день, – сказал он, подходя к ее столу. – Мне нужно встретиться с Хозяином, хотя я не предупреждал о своем визите. Он у себя? Сильно занят?

– Молодой человек, где ваше воспитание? У нас не принято так называть людей. Это попахивает каким-то неравенством, – с усмешкой ответила она.

– Прошу меня простить, думал, в этом здании все его так называют, – сказал мой друг, глядя на ожидающих своей очереди гостей. – А что касается вопроса неравенства, так на нем и основано наше общество, да и не только наше. Весь мир стоит на жесткой иерархии, иначе мы бы уже давно вымерли как вид. Ведь если бы все были равны, то разве хоть один из сидящих тут ждал бы сейчас своей очереди в этой красивой комнате? – все присутствующие сделали вид, что ничего не слышали, – равенство порождает анархию. Внуши мысль о всеобщем равенстве даже самому примитивному жителю планеты, и он незамедлительно потребует к себе такого же отношения, как к самому Императору. Такая идея станет началом конца для всего, что вы тут делаете, – после этих слов сидящие чиновники ощутимо занервничали, а у некоторых даже лбы покрылись потом. Они явно знали, что перед ними опальный ученый, некогда работавший под началом того, о ком они и думать боялись. А упоминание его должности в таком неоднозначном монологе застало их врасплох.

– Мне кажется, что этот самый Хозяин уже заканчивает встречу со своим гостем, сейчас схожу и узнаю поподробнее. А вы пока можете пофилософствовать с этими людьми, – кокетливо ответила она, окидывая взглядом всех присутствующих. – Для начала можете объяснить, почему им придется ждать своей очереди еще неопределенное количество времени, пока вы не наговоритесь с министром.

Она встала из-за стола и твердой походкой зашла в высокие деревянные двери. Так уверенно в этот кабинет мог зайти далеко не каждый. И лишь немногие знали, что этой женщине, лет сорока на вид, на самом деле уже шестьдесят два года и что выглядит она сейчас гораздо лучше, чем в тот день, когда мы познакомились около двух десятков лет назад. И уж совсем считанные люди понимали, в чем секрет ее молодости. Но нам посчастливилось быть среди тех избранных. Более того, отчасти из-за нас она выглядит так, как сейчас. Вообще-то не буду скромничать, так она выглядит именно благодаря мне, и при этом даже не догадывается о моем существовании. Вся ее благодарность направлена в сторону моего друга, и я ничуть не обижаюсь.

Вернувшись из кабинета с пожилым мужчиной, который был немного возмущен столь скорым окончанием встречи, но при этом старался не показывать вида, изображая любезность, она проводила его и, вернувшись, отвела моего друга в сторону, где почти шепотом сказала ему:

– Если вы снова поругаетесь, сделай одолжение, не уходи сразу же. Выйди и дождись меня возле лифта. Хотя, даже если вы каким-то чудом найдёте общий язык, все равно дождись. Договорились?

– В любом случае – по рукам, после встречи я буду в фойе. Но, думаю, мы не поругаемся, все-таки с годами люди становятся мудрее и сильнее. Это относится не только к твоему сыну.

– Иногда мне кажется, что к нему это вообще не относится, – с улыбкой сказала она, и, открыв дверь кабинета, пригласила нас войти.

Мы не стали медлить и уверенным шагом прошли в дверь, которая тяжело захлопнулась за нами. Кабинет действительно поражал величием. Наверное, если каждый день проводить в нем большую часть своей жизни, то этого можно уже и не замечать. Более того, он может стать твоей тюрьмой, которую легко возненавидеть. Но не менее легко к этой тюрьме привыкнуть. Разжечь костер тщеславия в душе настолько, что осознание своего величия, своего триумфа, своего могущества опьянит человека так сильно, что он не сможет представлять себя в ином качестве, кроме как главного и единственного заключенного этого, с виду вполне приличного, каземата. Но хозяин этого кабинета, как ни странно, таким не был. Несмотря на то, что от него зависели не только судьбы имперской науки, но и, в некоторых случаях, судьбы самой Империи, он был человеком весьма скромным. Увидев такого на улице, вы ни за что бы не догадались, что он чем-то отличается от обычного прохожего. Да многие и так видели его каждый день. Ведь если он не оставался спать на работе, а такое случалось практически постоянно, то утром за ним не заезжала бронированная машина со специальными отличительными сигналами. Вместо этого он сам, зачастую пешком, а в дни, когда петроградская погода была не очень благосклонна к жителям столицы, в чреве метрополитена добирался до рабочего места. Многие спросят: «А почему же тогда такого видного человека не узнавали на улицах?» Ответ будет очень простым. Потому что он не хотел, чтобы его узнавали.

Когда-то давно его мать пришла к моему другу. Ее сын умирал, и никто не мог понять, почему. По всем медицинским показателям его здоровье обещало смерть в почтенном старческом возрасте, если, конечно, в судьбу не вмешается Создатель, забрав его к себе при помощи несчастного случая или шальной пули. Но при всем внешнем оптимизме, врачи прекрасно видели, что силы его покидают, и разводили руками, не понимая причины. И тогда, цепляясь за призрачную надежду, его мать решилась на то, о чем в обычной ситуации здравомыслящий человек вряд ли бы даже подумал. Она пришла на кафедру к неизвестному молодому ученому, которого сложно было назвать таковым. Совсем недавно он сам был среди тех студентов, кому сейчас пытался объяснить то, чего сам толком ещё не понимал. Но, несмотря на его молодость, его научные работы и эксперименты с силами, о которых мы и сейчас имеем лишь смутное представление, были известны в очень серьезных исследовательских кругах. Впоследствии выяснилось, что им уже тогда интересовались не только люди науки, но и из других, более влиятельных и при этом не столь открытых структур. Честно признаться, в его успехе, несомненно, была и моя заслуга. Когда он меня еще не видел, я нашептывал ему на ухо то, что помогло ему подобрать ключ к пониманию некоторых необъяснимых явлений. Он был моим передатчиком информации. Не понимаю, откуда во мне все это, но, появившись возле него из пустоты, я твердо ощущал все скрытые от обычного человека знания, а также то, что моей задачей как раз и является направлять его в нужную сторону.

Так вот, его успех привлек внимание женщины, потерявшей надежду. Он сначала хотел отказаться. И его можно понять, ведь давать шанс на исцеление, а потом не оправдать тех ожиданий, которые на тебя возложены, не хочется никому. Если тебя, конечно, помимо экспериментов над живым подопытным интересует еще и своя совесть. И тут, опять же, последнее слово было за мной. Я попросил просто взглянуть на того, кто нуждается в помощи, и если мой друг поймет, что не в силах исправить ситуацию, пусть прямо об этом скажет, сочувственно извинится и «умоет руки». Но эта встреча изменила жизнь обоих. Один после нее не только выжил, но и добился головокружительных успехов, а другой, победив свой скептицизм и недоверие к тому, что он сам изучал, решил окончательно связать свою судьбу с тем, что в то время и наукой-то не считали.

– Я знал, что ты придешь, – прозвучал приятный голос со стороны большого кресла во главе стола, но оно было повернуто к нам своей спинкой, а сидящий за ним смотрел на портрет Императора, возвышающийся в кабинете.

– А я знал, что ты будешь меня ждать, – ответил мой товарищ, подойдя к огромному окну и оглядывая любимую им столицу. – Почему стекло в твоем кабинете стало так искажать пейзаж? В холле все видится несколько иначе.

– Ты всегда любил подобные двусмысленные вопросы, – ответил Хозяин и, встав с кресла, направился к нам. – С одной стороны, все дело в том, что мир всегда не такой, каким мы его видим. Существует множество факторов, искажающих действительность, которые далеко не все из нас понимают. А с другой – все гораздо банальнее: последнее время обстановка достаточно напряженная, я принял решение заменить обычное стекло на бронированное, а то я в этом кабинете как на ладони. Бывал в океанариумах? Так вот, у меня стекло примерно такое же, как в стеклянных тоннелях, по которым ты идешь, а сверху плавают рыбы.

– Странный ты человек. Там оно хотя бы от акул защищает, а к тебе сюда хищники заплывают каждый день, и стекло их ничуть не останавливает.

– Всех акул, обитавших в этом аквариуме, я давно выловил и сварил из их плавников суп, – произнес он, подойдя к нам вплотную. – Несмотря на то, как мы в прошлый раз расстались, я все равно очень рад тебя видеть, Учитель, – сказал он, обнимая моего друга.

– Ты же знаешь, что я никогда тебя ничему не учил, – отвечал тот, обнимая Ученика в ответ. – Лишь показал тебе, что все это реально, а как этим пользоваться, ты доходил сам. Я просто подтолкнул в нужном направлении, а ты сделал первый шаг, чтобы не упасть.

Обнявшись, они подошли к портрету Императора.

– У тебя же есть портрет, где вы изображены вместе, – начал разговор мой товарищ, – и по-моему, тебе личным указом Его Императорского Величества разрешено его вешать там, где пожелаешь. Ведь так?

– Те, кому подобное разрешено, никогда такого не сделают. Такие указы – лишь оказанная мне почесть. Своего рода признание заслуг, о которых никто, кроме очень узкого круга лиц, не знает. Да это мне и не нужно.

– Он становится все сильнее, я чувствую это на каждом его выступлении. Разумеется, когда выступает он, а не его двойники.

– Если все пойдет такими темпами, то скоро и двойников не останется, – с грустью в голосе сказал Хозяин, на время снова ставший Учеником. – За прошлый год двоих убрали. Не от хорошей жизни я это стекло поставил. Причем раньше старались просто устранить физически, очень примитивно. С этим личная гвардия справляется легко. А теперь бьют по всем фронтам, не успеваем защиты ставить.

– А почему вы сами их же оружием не пользуетесь?

– Ты же знаешь: такие, как мы с тобой, не только на нашей земле рождаются. Мы от них защиты ставим, они – от нас. Тем более, у них далеко не все завязано на одном человеке. Выкрутишь из системы один винтик, а они тут же найдут ему замену. А у нас все на нем держится, вот и оберегаем, как можем. В этом заключена как наша сила, так и наша слабость.

– Замкнутый круг получается, лучше бы вместе эти феномены изучали, чем их силу друг на друга направлять. Давно бы тогда всю их природу выяснили, – сказал мой друг. – А так получается, что с огнем играете. Мы ведь неоднократно бывали по ту сторону привычного бытия. Но даже примерно не осознали всей сложности мироздания. А вы в нем как у себя дома хозяйничать пытаетесь ради сиюминутной выгоды. Кто знает, каким образом вам это вернется.

– Не все так просто, Учитель. По некоторым направлениям мы сотрудничаем, а по некоторым никогда не будем. Мой коллега из МИДа иногда такие интересные вещи рассказывает. У него доступ к разведданным повыше моего. Так вот, мы вроде для всего мира партнеры, уважающие друг друга. Говорим о том, что надо совместными усилиями все решать, что ни у кого и в мыслях ничего плохого нет, а на самом деле…

– Я не хочу знать то, чего мне знать не положено, – прервав увлекшегося министра, заявил мой товарищ.

– А я специально тебе это говорю, чтобы ты наконец-то понял – твое место здесь, среди нас. Только тут ты найдешь себя, а то растрачиваешь свой талант по мелочам.

– Не начинай, я не за тем пришел, чтобы мы снова поругались. А разговоры на эту тему всегда заканчиваются одинаково.

– Ну, как скажешь, – с досадой в голосе произнес Хозяин, помимо основной должности, еще и возглавлявший ведомство, о котором знал далеко не каждый. – Но имей в виду, что мы всегда рады тебя видеть в своей команде.

– Мы? У тебя мания величия или кто-то еще меня хочет видеть на такой ответственной работе?

– Ты знаешь, кто, – взгляд Хозяина снова перешел на портрет, будто следящий за всеми присутствующими. – Он часто о тебе спрашивает. Интересуется, не передумал ли ты.

– Интересно, а что ты ему на это отвечаешь?

– Что всему свое время, и торопить его не следует.

– Я был уверен, что он про меня забыл.

– Император никогда ничего не забывает. Не устаю поражаться его уникальности. Он чувствует твою силу. И она ему нужна.

– Я исследователь, мне моя сила интересна только с позиции ее изучения. Остальное пусть пробуют ребята из твоего министерства. Честно говоря, думал, тебя уже повысили. А оказывается, у какого-то коллеги из МИДа допуск к государственной тайне выше, чем у тебя. Да и что это за коллега, который имперские секреты нижестоящим по должности выдает? Донеси на него, пусть трибунал его судит. Не полностью оправдываешь ты ожиданий, на тебя возложенных, мой юный Ученик, – пытаясь разрядить обстановку, пошутил мой друг.

– Начнем с того, Учитель, что каждый должен быть на своем месте, – улыбнувшись, продолжил Хозяин. – Ведь владеет всеми секретами в нашем государстве только один человек, – при этих словах он снова взглянул на огромный портрет, – в этом и есть его сила. Зато, если бы у министра иностранных дел была информация о наших знаниях и экспериментах, он бы тут же поседел и вышел на пенсию. Да и секретов он никаких мне не выдавал; ты же знаешь, что мне достаточно пожать человеку руку и взглянуть ему пристально в глаза, и после этого не только государственные тайны, но и все самые личные переживания открываются для меня как книга. А потом я просто смотрю, какие картинки у него в голове, и сопоставляю. Так что иногда предпочитаю вовсе не здороваться с людьми, чтобы не разочаровываться, – после этих слов глаза его налились грустью. – Да что я тебе это рассказываю, ты и сам это все умеешь и знаешь.

– А Император с тобой как здоровается? В перчатках, или снимает? – с интересом спросил мой друг.

– В нем столько мощи, что это мне надо перчатку надевать, иначе увидит, как надо мной дети в школе издевались из-за моих странностей.

– Учитывая, сколько в нем силы, мы не знаем, каким странным в детстве был он сам и как издевались над ним его ровесники. Да и, в конце концов, он такой же человек, как мы с тобой. У всех свои тайны и свои слабости. Но, несмотря на это, каждый может стать выдающейся Фигурой на шахматной доске мировой истории. Надо только оказаться в нужном месте и в нужное время. А скорее всего, просто жить так, чтобы кто-то наверху решил помочь тебе и отправил в определенный час в некую географическую точку. Неспроста же произошла наша с тобой встреча. И пожалуйста, как минимум две жизни пошли по интересному пути.

При этих словах я улыбнулся, ведь все в этой комнате знали, что их встреча изменила если не миллионы, то, как минимум, тысячи жизней. Начиная с вылеченных ими обоими людьми и заканчивая принятием некоторых очень значимых государственных решений. Возможно, эта встреча изменила в каком-то смысле весь мир. В комнате это осознавали все присутствующие, но никто не мог понять, кем именно она была устроена? Кто записал ее сценарий в матрицу судьбы каждого из нас, в том числе и в мою? И это коренным образом отличало наших двух собеседников. Один посчитал, что найти ответ на этот вопрос невозможно, и решил посвятить себя чему-то, что считал более практичным и нужным людям. А другой не смог остановиться. Он отказался от своих личных амбиций, отказался от всеобщего признания и уважения. Он сконцентрировал себя на познании тайны Создателя. Но чем больше он искал ответа на этот вопрос, тем больше возникало других, еще более загадочных и непонятных. И случилось то, чего я так боялся – он перегорел. Как будто что-то внутри него надломилось. Тот, кто вел его всю жизнь, тот, чье влияние он так часто на себе ощущал, будто бы его покинул. Я сейчас говорю не о себе. Кто-то, кто выше нас обоих. Кто-то, чье имя в некоторых религиях нельзя произносить. Именно поэтому он и пошел в опостылевшее ему здание. Пошел, чтобы просить. А просить он не любил. Да и вряд ли стал бы, если б сейчас перед ним сидел кто-то другой, а не Ученик, которому он помог в прошлом дать выход душившей его энергии. Помог найти в этой жизни свое предназначение.