Текст книги "Нежное безумие"

– Достало это дерьмо, так что решил вмешаться. – Я достал пачку сигарет из кармана, она выхватила ее и бросила вниз в толпу туристов.

И почему я здесь? Потому что признаю, хоть она и отродье, что-то здесь не так. Ее мать практически не разговаривает с ней, а когда все-таки это случается, она только и отчитывает ее, какая она ужасная дочь. Обычно она предоставлена сама себе, и, кроме холодного «Как дела в школе?», я никогда не слышал, чтобы мама спрашивала ее о друзьях, свиданиях или чирлидинге. Это замкнутый круг, так как для привлечения внимания глазастик начинает капризничать.

Ты одинока, если играешь только ради себя.

Проблески мудрости, доктор Филл.

– Хватит нести чушь, Скалли. Чего ты хочешь?

– Реванш, хочу жирный бургер и тебя на моем лице. Именно в таком порядке.

Она скривила носик:

– Ты отвратительный. Не могу поверить, что родители встали на твою сторону. Мы выиграли, потому что надрали вам задницу, хоть вы и смотрелись неплохо.

– Не переживай, мы еще встретимся в плей-офф. К этому моменту Гас совершит переход от сухой вагины к влажной киске, которой он и является обычно.

Она рассмеялась, качая головой. Мы поднимаемся выше, и люди, места, пальмы начинают казаться меньше. На горизонте танцуют огни, а океан кажется слишком синим и бесконечным.

– Отпусти перекладину, – внезапно говорю я.

– Зачем? – Пальцы все еще крепко сжимают перила.

– Потому что хочу узнать, веришь ли ты, что я не открою кабину.

Она внимательно разглядывает меня диким взглядом, который четыре года назад заставил меня отдать ей камешек. Как будто я самое очаровательное существо, которое она видела в своей жизни. Хочется сохранить этот взгляд и спрятать его в карман, чтобы любоваться им каждый раз, когда этот мир меня подводит.

– Но я не доверяю тебе.

– Давай исправим это.

– Спасибо, не стоит.

– Ты слышала вопросительную интонацию в моем голосе? Это было не предложение.

Она обернулась ко мне:

– Расскажи что-нибудь настоящее о себе.

– Например? – трудно не смотреть на ее губы – они идеальны. Они всегда такие были. Все ее тело словно сошло со строк из поэзии о любви Эдгара Аллана По или Пабло Неруды. Меня огорчает, что такие богатые, красивые девушки, как Дарья, оказываются такими самодовольными и невыносимыми. У них есть все, но ничего из этого не было заработано ими лично. Это как выиграть в лотерею и ожидать, что ты сделаешь разумные инвестиции без финансовой подушки.

– Почему ты вырезаешь дырочки в каждой футболке?

– Не пытайся сорвать джекпот, пока не выиграла плюшевого мишку на ярмарке, – предупреждаю я, – спроси что-то другое.

Она закатывает глаза и вздыхает, делая вид, что я раздражаю ее:

– Откуда такое имя – Пенн?

– Отпусти перекладину, и я расскажу тебе.

– Откуда мне знать, что ты не поднимешь ее?

– Ниоткуда.

Ее лицо так близко, что я начинаю понимать, почему люди так любят колеса обозрения. Складывается впечатление, что ты один во вселенной. Она отпускает перекладину очень медленно и зажимает ладони между оголенных бедер.

Не смотри на ее бедра, ублюдок, – слышу я голос Джейми в своей голове.

Почему? Ее бедра были бы неплохими обогревателями для моих ушей, – мысленно отвечаю я.

– Закрой глаза.

Она повинуется. Как и в свои четырнадцать. Мне нравится ее покорность, когда мы наедине. Делаю мысленную заметку – не пользоваться этим. Дарья никому не отвечает взаимностью и, черт возьми, делает все, что захочет – только не со мной.

– До того, как наркотики затащили мою мать в кроличью нору, она была очень романтичной особой в огромных очках и с абонементом в библиотеку. Она познакомилась с отцом в церкви, когда ей было семнадцать. Это было на какой-то христианской скаутской программе. Но после началась цепь дерьмовых событий. Она попала в жуткую аварию, сломала почти все кости и чуть не умерла. Отец решил уйти от матери и ударился в культ Христа. Мама подсела на обезболивающие, а после на настоящие наркотики. Я привык читать ей стихи, пока она лежала в больнице, переходя из одной операционной в другую. Ее любимые поэты… были – поправил я, вспомнив, что ее уже нет, – Сильвия Плац и Александр Пенн. Вот она и назвала меня в их честь.

– Кто такой Александр Пенн? – покраснев, спросила Дарья.

Она не хочет, чтобы я думал, что она глупая. Мы достигли самого верха колеса.

– Он был русско-израильским поэтом и коммунистом. Немного двинутый. Был отчаянно влюблен в цыпочку по имени Белла. Она отвергла его, поэтому он попытался покончить жизнь самоубийством и попытался застрелиться. Не удалось. Она была так очарована его преданностью, что в итоге решила выйти за него замуж.

– Прямо как Ван Гог. Только эта девушка сказала «да».

– Да.

– Довольно отвратительно, – сказала она.

– Да, – подтвердил я.

– Некоторые сказки огорчают, – добавила она. Никак не может замолчать и слишком волнуется. Глаза все еще закрыты.

– Только хорошие, глазастик, – мягко сказал я.

Я открыл перекладину, она услышала металлический стук и резко втянула воздух:

– Что ты делаешь? – Голос ее дрожал.

– Скажи, что между тобой и Причардом? – Мой голос стал жестким.

Ее глаза все еще закрыты, не потому, что она следует моему указанию, а потому, что она ужасно напугана и вот-вот свалится в обморок.

– Ты сумасшедший! – пропищала она.

– Ты трахаешь пожилого мужчину? – Я игнорирую ее состояние.

– Ты сказал, что я могу доверять тебе.

– Нет, не сказал. Я спросил, доверяешь ли ты. На заметку: тебе не следует доверять мне. Мы принадлежим разным школам и компаниям. Но я честно ответил на твой вопрос, так что будет справедливо, если ты ответишь на мой.

– Размечтался, Скалли.

Я полностью поднял перекладину. Она ощущает легкий ветер. Я крепко держу перегородку, зная, что иначе не смогу ее закрыть, а это значит, что я на корточках и моя задница практически в воздухе.

– Хорошо! Хорошо! Нет. Мы не спим с ним.

Я громко зеваю, чтобы она услышала, и раскачиваю кабинку из стороны в сторону.

– Я не куплюсь на это.

– Нет! Мы действительно не спим, – она практически орет. Люди с соседних кабинок ее точно услышали и увидели. Но какое мне до этого дело?

– Тогда что вы делаете вместе? Играете в покер?

– Это уже второй вопрос, – она торгуется.

– С каких пор ты разбираешься в математике, Фоллоуил?

Знаю, что Дарья хорошо повеселилась бы, бросив правду мне в лицо. Она знает: я не сдам ее родителям. Не только потому, что она хранит мой секрет, но и потому, что я не такой мудак.

– А какое тебе дело? Гас сказал, что у тебя есть девушка.

– Гас – идиот.

– Да, но это не делает его лжецом.

Действительно, и я обратил внимание, что она опять задает вопрос про девушку. Это хорошо, потому что ответ ей не понравится, а я еще не закончил с ее задницей – в прямом и переносном смысле. Я закрываю перекладину, она слышит щелчок и вздыхает, открывая глаза. Здорово видеть ее такой уязвимой и напуганной. Сейчас она не капитан группы поддержки, а я не капитан соперничающей футбольной команды. Мы просто два подростка, у которых никогда не было шансов стать друзьями в этом мире, поэтому мы стали теми, кем стали, – врагами.

Сейчас мы на самой вершине.

– Ты когда-нибудь целовалась на колесе обозрения? – спрашиваю я.

– Нет.

Все твои первые разы, детка.

Я воспринимаю это как приглашение и прижимаюсь к ее губам, отвечая на него, не думая о родителях внизу, о всех сложностях и обстоятельствах. Не думая о запрете, о том, что это неправильно пошло и что она может отомстить мне и надрать задницу.

Она приоткрывает губы и стонет мне в рот. Мы целуемся, целуемся и целуемся, будто ничего в мире больше не существует. Рукой поглаживаю шею и сжимаю ее, она отвечает на это укусом за губу. Я смеюсь и облизываю ей лицо – она тоже смеется.

– Я думала, что тебе не нужны мои первые разы.

– Мое мнение меняется в зависимости от настроения и того, насколько горячей ты выглядишь сегодня.

– Как мило подшучивать над тобой, – она мурчит мне в губы.

– Действительно.

Кабинка казалась плащом-невидимкой, пока мы не начали снижаться. Ее родители могут разглядеть наши лица, если вдруг они стоят около колеса, а я уверен, что они там. Мы отдаляемся друг от друга. Все в нас – борьба за власть, где никто не хочет быть отвергнутой стороной.

Мой член тверд, как и ее выражение лица. Думаю, что она пожалела об этом. Мне тоже следовало бы. Не из-за Джейми, пошел в зад этот Джейми. Я не напрашивался в их дом. А из-за Адрианы и Вии.

Но Вии здесь нет, так что я не чувствую вины или сожаления. Она покинула меня, как и все остальные.

– Ты мне все еще не нравишься, – ее шепот касается моего лица.

– Мне тоже, – отвечаю я. О себе. О ней.

Остаток спуска мы проводим в молчании. Когда мы выходим из кабинки, оператор протягивает руку в ожидании оплаты. Джейми кладет двадцатку в его руку и машет нам.

– Сдачи не надо. Вы нормально? – Он оглядывается и становится между нами.

Дарья отвечает нет. Я – да.

Мы ответили одновременно, посмотрели друг на друга, и она закатила глаза. Я улыбнулся.

По дороге домой Дарья ест яблоко, которое я бросил ей на бедра, а после бросает огрызок мне на колени.

– Шах и мат.

Глава шестая

Любовь была с первого взгляда,

ненависть со второго,

страсть с третьего.

Четыре – мое счастливое число,

так что твоя задница должна стать моей.

Пенн

Когда живешь во лжи – время движется совсем с другой скоростью. Это как плыть против течения – каждая секунда длится словно три часа.

Я паркуюсь в какой-то дыре за четыре квартала от школы за час до начала тренировки. Утром мы делаем силовые упражнения, а после обеда – занятия на поле.

Дело не только в том, что я больше не живу с Рэттом и боюсь того дня, когда он получит неожиданный звонок от директора, – сейчас я езжу на новеньком «Приусе». Впервые в жизни у меня есть что-то хорошее, и я не собираюсь выставлять это напоказ.

Чтобы быть уверенным, что друзья не спросят Рэтта обо мне на заправочной станции или в супермаркете, я сказал, что он сошел с ума.

– Ранняя деменция, – объяснял я каждому, – наркотики сыграли злую шутку.

Никто не задавал лишних вопросов. Но чтобы придать своему алиби дополнительный блеск, Адриана – Адди, моя девушка, – рассказывает всем, что она видела Рэтта, спорящего с магнитофоном у Ленни – в забегаловке, где она работает.

Это первый раз, когда я увижусь с командой после пятничной игры. Мне нужно было дополнительное время, чтобы переварить то, что произошло. Когда игроки начинают вваливаться в раздевалку, я уже стою там с руками на бедрах, поставив ногу на скамью. На ржавых шкафчиках очень много граффити, цвет стен что-то среднее между серым и фиолетовым. Здесь все в пыли, вечно пахнет мочой и нищетой.

Джош, Малькольм, Камило, Кэннон, Нельсон и остальные приходят раньше тренера Хиггинса. То, что его еще нет, немного меня смущает – он никогда не опаздывает. Ладно, один раз было, когда его жена рожала. Он опоздал тогда на десять минут и орал в трубку:

– Да, Мередит, это наш первый ребенок. И ты не станешь рожать его в ближайший час. Я приеду, как только смогу.

Не представляю, как его яйца остались целыми.

Я закрываю дверь и облокачиваюсь на стену, скрестив руки:

– Кто-нибудь может объяснить, что за фигня произошла в пятницу вечером?

Все смотрят себе под ноги. Дерьмо не имеет никакого смысла, я пытался собрать все воедино целые выходные. Я нутром чую, что члены моей команды дикари. ШВС неплохая команда, но обычно они продвигаются вперед, потому что в них влито огромное количество денег, будто они средняя команда высшей лиги. А у нас есть талант, мотивация и голод.

– Мы струсили, – Кэннон оглядывается, ища моральной поддержки. Он с грохотом падает на скамью, дергая за полотенце на волосах и позволяя им упасть на плечи.

– Все то дерьмо и шутки, что они говорили, повлияли на нас. Это была первая игра сезона на их поле. Трибуны были окрашены синим. Все это было слишком, – объяснил он.

– Другие команды также будут пытаться втоптать нас в грязь, – я потираю шею, – нельзя позволять этому дерьму так влиять на нас.

– Почему? – усмехнулся Джош. – Потому что ты встал в очередь на получение стипендии в крутой колледж, и нам теперь стоять по струнке, чтобы ты смотрелся как надо? Дерьмо случается. Ты пропустил тусовку после игры. Ты так будешь вести себя каждый раз, когда мы не оправдываем твоих ожиданий?

Я уставился на него, пытаясь удержать кулаки при себе. Джош – полузащитник. Он очень талантливый, но его терпение меньше, чем член хомяка, думаю, что даже меньше, чем у Камило. В прошлом году он два раза дрался с игроками из соперничающей команды, один раз все закончилось тем, что оба валялись под автобусом, который должен был отвезти нас обратно. Знаю, что он частый посетитель «Змеиной норы» и несколько раз дрался с Воуном. Также мне известно, что его отец не хочет, чтобы он поступал в колледж, так как у них есть свой автомагазин и ему придется продолжить его дело. Так что он из тех парней, которые рождаются и умирают в одном городке. Выпускной класс – последний шанс попрощаться с мечтой о карьере футболиста.

– Это не только обо мне, – я скалюсь, ощущая нарастающую злость в глотке. Что с того, что я хочу привести команду к успеху? Каждый ублюдок получит выгоду, если мы выиграем лигу. Стипендии хватит на всех. Просто Джош ссыкло, чтобы противостоять своей семье и сказать «нет», но ведь это же не значит, что нам всем теперь нужно выглядеть как дерьмо.

– Оставь его, – Кэннон встал и положил руки на плечо, – мы постараемся исправиться к следующей игре.

Я сбросил его руки, делая шаг к Джошу.

– У нас есть какие-то проблемы в этом сезоне, Джей?

Он сталкивается грудью со мной, наклоняя голову:

– Надеюсь, чувак. Не могу пропустить шанс надрать тебе задницу.

Если я ударю его головой, то рискую быть отстраненным от игр. С моим богатым послужным списком, состоящим из драк за еду, сигареты и даже футбольную форму, я не могу позволить никаких промахов. Я дал слово тренеру, что в этом сезоне мое поведение улучшится, а он, в свою очередь, предупредит меня о приезде комиссии из колледжа. Полагаю, что удар товарища головой вряд ли вписывается в нормы нормального поведения.

– Будешь разговаривать в таком духе и дальше – будешь питаться через трубочку следующие несколько месяцев, – я ткнул его указательным пальцем.

В этот момент кулак ударил меня в лицо.

Я наклоняю голову и уворачиваюсь от удара и бью его, полагаясь на инстинкты. Он теряет сознание. Малькольм и Нельсон перетащили его на скамью, пытаясь привести его в чувство и оценить ущерб. Камило бьет по шкафчику и ругается, а затем поворачивается и толкает меня к стене.

– И ты обвиняешь меня во вспыльчивости? Реально, Скалли?

Дверь открывается, и влетает тренер Хиггинс минута в минуту. Так же инстинктивно Кэннон прикрывает Джоша, который все еще в отключке, но важнее – прикрывает меня.

– Скалли! – кричит тренер в просвет между шкафчиками. Его загар на лице красного оттенка, а коричневые волосы в полном беспорядке. Я быстрее подбегаю к нему, пытаясь отодвинуть от двери.

– Че, тренер?

– Не говори со мной на своем сленге. Я не один из твоих корешей, – отвечает он, а я пытаюсь спрятать улыбку, – тащи свою задницу ко мне в офис.

Я следую за его невысокой и пухлой фигурой, размышляя – был ли тренер крутым игроком, прежде чем он начал преподавать? А потом мне становится интересно, чувствует ли он злость от того, что вынужден обучать кучку придурков, которым повезло родиться с хорошим ростом и талантом. Полагаю, что меня ждет тяжелое обсуждение пятничной игры, и он будет ругаться по этому поводу несколько минут, а потом мы пойдем тренироваться еще более усердно. За четыре года я хорошо узнал тренера, он видел меня в самых худших ситуациях – голодным, скромно одетым, с видом настоящего зомби после бессонной ночи, когда я вынужден был подрабатывать, чтобы хоть что-то поесть. Он всегда давал мне поблажку, потому что знает, что моя жизнь – сортир.

Его офис кроется между лабораторией и комнатой отдыха. Он садится за стол и говорит:

– У нас проблемы.

Я падаю в кресло напротив него и зеваю:

– Расслабьтесь, тренер, это всего одна игра. Кроме этого, я…

– Никто не собирается говорить об игре. – Он ударяет ладонью по столу и орет: – Я только что разговаривал по телефону с Гейбом Причардом. И он рассказал мне об инциденте в раздевалке в четверг.

Что за черт? В голове крутятся сотни вопросов: почему сейчас? Что случилось? Она рассказала ему? Ее родители обо всем знают? Как это отразится на моей заднице? Я не могу быть отстраненным. Я. Не могу. Быть. Отстраненным. Пошли в зад все эти Причарды и Джоши.

– Выкладывай, парень. – Тренер складывает пальцы вместе. Я еще никогда не видел его таким взволнованным и красным. Может, это потому, что раньше ему не угрожал директор самой влиятельной школы в Калифорнии?

– Что, без пива и порно? Мне нужно иметь правильный настрой, чтобы поведать о своих сексуальных похождениях, – я вытягиваю ноги, – немного потусил с чикой оттуда. Я не совершал ничего дерьмового, просто потусовался.

– С Дарьей Фоллоуил, – произнес он, сжимая пальцами веки.

– Это ее имя? – придуриваюсь я.

– Ты знаешь ее имя, Скалли.

Что происходит, черт подери?

– Она птичка высокого полета, не так ли? Думаю, что мне стоит целиться немного ниже.

– Я думаю, что куда бы ты ни целился, делай это так, чтобы это не привело к мучительной гибели твоей футбольной карьеры. Я заключил сделку с Причардом, который оказался непреклонным насчет того, что ты не должен появляться рядом с его школой, кроме профессиональных событий. Я дал ему слово, что ты будешь держаться подальше от мисс Фоллоуил, а он в ответ проверит факт нарушений.

Я живу с ней. Мне захотелось рассмеяться ему в лицо, но так как я сам решил хранить это в секрете, то пришлось просто усмехнуться. Если он ждет благодарности или – что хуже всего – какого-то сотрудничества, то он явно не уделил достаточного внимания.

Дело не в том, что я не хочу идти в профессиональный футбол – очень хочу. Да это единственный шанс вырваться из этой чертовой дыры. Дело в том, что я не слушаю людей типа Причарда, которых волнует только их зад. Главная вещь, которую я усвоил за свою жизнь, – не позволяй мудакам обыгрывать тебя.

Причард? Он просто не хочет видеть меня с Дарьей из-за того, что он помешан на ней. Он делает это, потому что хочет ее.

– Скалли, дай мне слово. – Руки тренера лежат на пузе, словно он на десятом месяце беременности. Он в красной футболке, которую мы дарили ему на Рождество. – Слишком многое стоит на кону, а там полно классных блондинок. Да ты купаться в них будешь в лучшем колледже потом. Да и кроме этого, подумай об Адриане.

Я склонил голову, поднимая вверх руки:

– Даю слово, тренер Хиггинс, меня не отстранят от игры.

Он не уловил подтекст в моих словах.

Для него я просто глупое дитя, а она – одна из очередных блондинок.

Когда я открываю дверь особняка Фоллоуилов, на мне все еще футбольные шорты и спортивная куртка, в руках школьный рюкзак, спортивная сумка и огромная коробка с заказом Амазон Прайм для Бейли. Вероятно, там еще больше книг с поэзией, которые мы осилим за выходные. Я даже не хочу знать, как выглядит счет на кредитке Фоллоуилов в конце месяца – дочери тратят деньги, будто это соревнование для них.

– Бейли, я клянусь Богом, ты питаешься словами в таком же количестве, как и разговариваешь ими, – кричу я. Но в ответ тишина, скорее всего, дома никого нет.

Я бросаю коробку в коридоре и иду на кухню, чтобы наполнить себя питательным обедом, состоящим из шести кусков пиццы. Пока жду, когда они разогреются в микроволновой печи, я залпом выпиваю коробку апельсинового сока. С ума можно сойти, как быстро все изменилось. Когда я переехал сюда две недели назад, в холодильнике была только миниатюрная, милая еда: крошечный кусочек сыра, маленькие бутылочки сока, уже нарезанные куски сыра. Потом появился я. Мелоди пришлось оформить карту Костсо, когда она поняла, что я готов съесть весь прилавок, если меня не остановить. Так что еда в холодильнике теперь лежит оптом, а в морозилке столько мяса, что можно заново собрать ферму.

Я прислонился к столешнице, пока поглощал пиццу – мой обед. Меня немного удивляет, что Мелоди постоянно готовит ужин. Тренировка у меня каждый день с половины четвертого до шести часов, потом я принимаю душ и делаю домашнюю работу. У меня практически нет времени на Фоллоуилов, но есть одна вещь, которую я никогда не пропускаю, – долбаный вечерний ужин. Они обожают всю эту шикарную еду по вечерам, а когда Джейми в хорошем настроении – то есть всегда, – он наливает для меня пиво «Бад Светлое».

Миссис Фоллоуил – настоящий профи по отношению к скорости. Даже с тех, пор как я переехал, Бейли говорит, время готовки ужина не изменилось: с шести тридцати до семи пятнадцати, как раз к моему выходу из душа. Мне все сложнее злиться на нее, когда она так старается – больше, чем когда-либо старалась моя родная мать.

После того как я помыл посуду, я поднялся в свою комнату, которая ранее была гостевой, теперь украшенную атрибутикой команды Райдерс: огромный телевизор, игровая приставка и гитара (еще одно доказательство того, что богатые обожают выпендриваться. Я не играю на гитаре). Здесь даже появилась бордовая подушка с моим именем и игровым номером. Теперь каждый день, когда я прихожу домой, я нахожу все больше и больше вещей со своим именем. Несколько раз я уже говорил Мел, что если как-нибудь ночью замечу, что она пытается натянуть на меня подгузник, то сразу же перееду.

Я оборачиваюсь, чтобы пойти в душ, и замечаю на пороге Дарью в тренировочной форме. Крошечный, укороченный топ в черно-синей расцветке и мини-юбка, которую стоит запретить везде, кроме стриптиз-клуба, ну и моей кровати.

Вскидываю брови, снимаю кроссовки и бросаю куртку на пол. Она скрестила руки и облокотилась на дверную раму. Теперь я уверен, что мы одни дома, потому что иначе она бы здесь не стояла в таком виде. Джейми не обрадовался бы, узнав, что мы одни – не удивлюсь, если где-то спрятаны камеры. Телефон начинает вибрировать, оповещая о новых сообщениях, – у Адрианы шестое чувство, и сейчас она напоминает мне о своем существовании.

Адди: Скучаю!

Адди: Приходи сегодня в Ленни.

Адди: Когда мы уже увидимся?

– Продолжай, – взгляд Дарьи направлен мне между ног, – ты был чем-то занят, не так ли?

– Иди играй в куклы, глазастик.

Ее улыбка становится шире, она краснеет. Мне приходит в голову, что у меня дикий стояк. Смотрю вниз – шорты приспущены, но все закрыто. Так почему она такая красная?

– Ты не называл меня глазастиком целую вечность.

– Это не ласковое прозвище. Так что не стоит начинать рассылать приглашения на свадьбу.

– Хммм, – протягивает она, кусая розовый ноготь.

– Как там твой маленький дружок Гас? Все так же отстойно?

– Философия Пенна Скалли: когда жизнь подкидывает тебе лимонов – становись озлобленным придурком.

– Одна игра, – подчеркиваю я, – вы выиграли только одну игру. Жизнь не подкидывала лимонов, она предоставила мне отличную возможность отомстить.

Я должен убедиться, что Дарья всего лишь развлечение, а не пристрастие. Сердца подростков – дерьмо, верные, словно голодающий кот. Они принимают все, что угодно, даже отходы. Не хочу кормить свое ржавое сердце. К тому же Дарья достаточно сильно прошлась по нему, чтобы я знал – она не жирный бургер, она – леденец с цианидом.

Прохожу мимо нее, она следует за мной по пятам. Пытаюсь сохранить адекватный пульс, но сердце хочет то, что оно хочет. Видимо, на данный момент ему нужен леденец. Волосы встают дыбом, как и мой член, который дергается в шортах, видимо, тоже хочет выстрелить цианидом.

Останавливаюсь перед входом в ванну и оборачиваюсь:

– Все, концерт окончен. Вали отсюда, Дар.

– Дар! – пропищала она. Да уж, девчонка смягчила меня после всего, что произошло на колесе обозрения. Есть еще вариант, что она пудрит мне голову, чтобы я попытался трахнуть ее и нажил себе проблем. Вероятно, более допустим второй вариант. У Дарьи нет сердца, и она все еще ненавидит меня.

– Теперь у меня два милых прозвища. Мне принести браслеты дружбы, Пи?

– Если только они будут розовые. В желтых мои запястья выглядят толстыми.

Я флиртую с ней. Пожалуй, я заслужил все то дерьмо в моей жизни.

Надеюсь, что Виа не умерла, иначе ее призрак будет преследовать меня всю жизнь, пока я не попаду в ад за флирт с Дарьей. Но где бы сейчас ни была Виа – она не здесь. И может, я все еще злюсь на Дарью, но мой гнев по отношению к сестре тоже свеж.

– Чего ты хочешь? – сплевываю я в раковину.

– Ты дважды видел меня обнаженной. А я ни разу не видела тебя голым. Пришло время поменяться ролями, – говорит она. Я пялюсь на нее целую минуту, за которую ничего из этого не проскочило в голове – моя стипендия, Причард, ее родители или даже моя бедная девушка, которая терпела все слухи про Блис Ортис. Единственная вещь, о которой я беспокоюсь, – это долбаный розыгрыш, иначе мой член никогда не оправится от разочарования.

– Ты собираешься рассказать папочке, что я вел себя неприемлемо? – смеюсь я, прикусывая нижнюю губу. Не исключаю, что Дарья сядет на мой член, чтобы обвести вокруг пальца и выкинуть из дома.

– А ты собираешься рассказать папочке, что я три раза в неделю закрываюсь с директором в кабинете и мы занимаемся Маркс знает чем?

Понимаю, что она делает – пытается сказать, что у нас у обоих есть компромат друг на друга. Она дает мне власть, от которой я не могу отказаться.

– Я не старый и обвисший. Будет ли это проблемой?

– Конечно. Проваливай из моей ванны, – смеется она, но нервничает.

Я снимаю футболку, оголяя тело. Пресс у меня с заметными шестью кубиками, загорелый и впечатляющий косыми мышцами внизу, которые сводят с ума девушек. И дорожка светло-каштановых волос, скрывающаяся в шортах. Я вижу, как она смотрит на меня. У меня такой стояк, что мозг отказывается функционировать. Вся кровь прилила к члену, который настолько тверд, что может лопнуть от одного ее взгляда.

Так вот каково это, сдохнуть от перевозбуждения. Мой некролог будет постыдным, если кто-то решится написать его.

– Это все хорошо и красиво, но шорты все еще на тебе. – Она облизывает губы, снимает резинку для волос, распуская хвост, бросает ее в раковину. Она трясет головой, и волосы становятся объемными и сексуальными.

Я стягиваю шорты и быстро снимаю носки, так как нет ничего более жалкого, чем обнаженный мужчина в носках. Я стою словно каменная статуя, мой член тоже.

Она стоит напротив меня и долгое время ничего не произносит. Затем делает шаг и наклоняется, почти касаясь меня. Горло дрожит от стона, который я пытаюсь подавить, думая о том, как она коснется меня – как она коснется его, – но она включает воду и снимает топ. Нет ничего, чего бы я там не видел, но не могу оторвать взгляд от розовых сосков, плоского животика и плавного изгиба бедер.

– Дай мне знать, в какое отверстие мне следует внести плату, – сглатываю я. Господи. Она раздевается. Для меня.

– Не думай, что ты можешь себе позволить меня, Скалли. Я не принимаю мелочь и скидочные купоны.

Ситуация снова изменилась, и мне хочется снести все стены к чертям, чтобы показать ей, что я все еще ее ненавижу, что ничего не изменилось и я просто хочу трахнуть ее.

– Мы примем душ вместе, глупенький, – наконец-то объяснила она, спуская юбку. Черные трусики летят следом. – Но ты не будешь касаться меня. Угадай почему? Ты ведь не знаешь, как я воспринимаю свои первые разы, но я знаю. Поэтому ты не заслуживаешь секса со мной.

– У тебя никогда не было секса в душе? – Дерьмо с большой буквы Д. Эта цыпочка, скорее всего, видела столько членов, сколько куриц нет на фермах. Раздеваться со мной и не позволять касания – это ее расплата. Но это та цена, которая может обойтись мне очень дорого.

– У меня есть право хранить молчание, – мурчит она. Проклятая Америка.

– Хорошо.

– Хорошо.

Мы вместе залезли в душ. Я задумался, что ее семья может внезапно прийти домой раньше с работы или танцев, но мне пофиг. Не то чтобы мне не нравились Мел, Бейли и Джейми. Просто меня так часто подводили по жизни, что привязываться к этой семье не входит в мои планы.

Оказавшись внутри, я хватаю мыло и натираю тело. Она сжимает сто пять разноцветных бутылочек с разными маслами для душа. Я понюхал их все, неудивительно, что она пахнет пирогом и фиг пойми какими видами цветов.

Я наблюдаю за ее гибким телом, сильным и живым, и удивляюсь – зачем мы это делаем? Ведь ничего не последует. Это чистая, сладкая пытка, которая отдается болью в мышцах и члене.

Мучитель, мучимый своей добычей.

– Хорошо прошел день в школе? – Она невинно взмахивает ресницами, сладкая улыбка появляется на губах. Я мысленно возвращаюсь к разговору с тренером о Причарде этим утром и о моей футбольной карьере. Другой парень пожаловался бы на Причарда и позволил бы ей разобраться со всем этим дерьмом. Но, во-первых, я не исполняю приказы, особенно от идиотов в дорогих костюмах; а во-вторых, это поставит ее в уязвимое положение, не хочу, чтобы он прижал ее к стенке.

– Я выжил. – Сгибаю бицепсы, когда смываю мыло с плеч, чтобы посмотреть, следила ли она за мной, и, конечно же, она это делает. Быстро отводит взгляд, когда я ухмыляюсь. – А ты как?

– Все прошло хорошо, – откашливается она.

– Дарья, – дважды щелкаю пальцами, – я здесь. Ты, конечно, можешь поговорить с моим членом, но он предпочитает действия.

– Ты перестал быть тем худощавым мальчиком, – тихо говорит она и выключает воду. На короткий момент наши тела соприкасаются. Животом она прижимается к моему члену, но никто не двигается. Мы просто стоим, вода стекает, я уткнулся членом в ее пупок. Так близко, но так далеко. Взволнованные, но смелые. Я никогда и ни с кем не делал ничего подобного: стоять голым ради того, чтобы просто стоять голым. Чувствую, что должен взять ситуацию в свои руки, но после мне придется заткнуть ее, а еще я ощущаю вину перед Адрианой. Но ничего не могу поделать.

Дарья становится на носочки и прижимается губами к моему уху. Я наклоняюсь, чтобы выслушать то, что она скажет мне:

– Спасибо за очередной первый раз, Скалли. Я никогда не была голая с парнем в душе.

До того, как ко мне приходит осознание ее слов, она заворачивается в розовое полотенце и исчезает из ванной, оставляя меня с диким стояком.

Я закрываю дверь и дрочу один раз (ладно, два), прежде чем выйти оттуда.

Один – ноль в пользу домашней команды.