Текст книги "Похититель поцелуев"

Глава четвертая

Франческа

Прошло еще два дня, которые, подобно крови, пропитали пустотой стены моей комнаты.

Я ни с кем не вступала в контакт. Без присмотра остался даже сад, остро нуждающийся в любви, включая саженцы и овощи, которые я посадила после визита мамы. Она приехала на следующий же день, как меня забрал Вулф, и пронесла тайком в деревянной коробке семена бегоний.

– Самые выносливые цветы, Франческа. Совсем как ты.

Потом о моем хобби разузнала мисс Стерлинг и принесла семена редиски, моркови и томатов черри. Она пыталась поднять мне настроение и, возможно, хотела, чтобы я потратила силы и приняла что-нибудь еще, кроме воды из-под крана.

Сон был коротким, мучительным и прерывался кошмарами, в которых за дверью моей спальни во мраке шнырял монстр и по-волчьи скалился всякий раз, как я его замечала. Глаза чудовища пленяли, но улыбка его пугала до ужаса. А когда я пыталась пробудиться, чтобы сбросить оковы сна, то не могла даже пошевелиться.

Мне до безумия хотелось разрешить две проблемы: Вулф должен понять, что мы не можем пожениться, а Анджело нужно узнать, что поцелуй был всего лишь недоразумением.

Каждые несколько часов мисс Стерлинг приносила еду, воду и кофе и ставила серебряные подносы с провиантом на тумбочку. Я пила воду, чтобы не свалиться в обморок, но остальное не трогала.

И уж тем более, я оставила без внимания огромную корзину шоколада, которую прислал мой будущий супруг. Она стояла в углу комнаты на дорогом столе и собирала пыль. От голода у меня упал уровень сахара в крови, и при резких движениях перед глазами мелькали мушки. Но даже тогда я каким-то образом понимала, что дорогой шоколад имеет вкус моего повиновения, аромат которого такой горький, что никакой сахар не в силах его подсластить.

Да еще и эти записки. Проклятущие, несносные записки.

Я открыла две из трех, и все они указывали на то, что Вулф – моя настоящая любовь.

Я убеждала себя, что это чистое совпадение. Китон мог изменить свое отношение. Похоже, он решил дарами втереться ко мне в доверие. Хотя интуиция подсказывала, что с момента своего появления на свет этот мужчина не сделал ни одного необдуманного шага.

Вулф требовал моего присутствия за каждым ужином. Но делал это не лично – все приказы поступали через мисс Стерлинг. А я неизменно отказывалась. Когда он прислал за мной одного из своих охранников, я заперлась в ванной и отказывалась выйти, пока мисс Стерлинг не прогнала этого здоровяка пинками. Тогда Вулф перестал присылать мне в комнату еду и не изменил свою позицию, несмотря на доносящиеся с кухни пронзительные крики мисс Стерлинг. Я хохотала как умалишенная, потому что все равно не стала бы есть. Наконец на третий день Китон решил почтить меня своим королевским присутствием, замерев на пороге и прищурив глаза, в которых застыла угроза.

С последней встречи Вулф стал казаться выше и угрюмее. Одетый в шикарный темно-синий костюм, он вооружился язвительной ухмылкой без намека на довольство. В его темных глазах плясали веселые огоньки. Но я его не виню. Я тут умираю от голода, пытаясь донести свою точку зрения, а ему все до лампочки. Однако выбора не было. Мобильника мне не выдали. Мама звонила каждый день по городскому телефону, чтобы убедиться, что я жива и здорова, но по помехам и дыханию в телефонной трубке я понимала, что мисс Стерлинг подслушивает наши разговоры. Да, ее волновало мое физическое благополучие, но, полагаю, она все равно была в команде Вулфа.

На языке вертелись мольбы и обещания быть хорошей, самой лучшей дочерью в Чикаго, если родители потребуют меня назад. Я хотела спросить об Анджело, узнать, не пытается ли папа каким-нибудь образом вернуть меня домой, но вместо этого лишь отвечала на обеспокоенные вопросы мамы односложными «да» или «нет».

Проигнорировав его, я сделала вид, будто разглаживаю одеяло, и посмотрела на свои ноги.

– Немезида, – процедил Вулф с небрежным цинизмом, который все так же странно пронзал меня в самое сердце. – Не соизволишь ли облачиться во что-нибудь поприличнее пижамы? Сегодня вечером мы идем на прием.

– Это ты идешь на прием. Если везешь меня не к родителям, то я останусь тут, – поправила его я.

– По какой причине ты решила, что у тебя есть выбор? – Китон уперся руками в дверной косяк над головой, отчего его рубашка задралась, и моему взору предстал накачанный пресс с порослью темных волос.

Он был настоящим мужчиной, и это сбивало меня с толку. Я еще находилась в том шатком состоянии между женщиной и подростком. Ни там ни сям. И меня бесило, какую власть он надо мной имеет.

– Я сбегу, – тщетно пригрозила я. И куда я пойду? Отец тут же отправит меня обратно в лапы Вулфа. Китон и сам это понимал. Этот дом – моя шикарная тюрьма. Шелковые простыни и сенатор в качестве будущего супруга. Красивая ложь и сокрушительная правда.

– И где же ты возьмешь для этого сил? Ты даже ползти не можешь, какой там побег? Надень темно-зеленое платье. То, с разрезом.

– Чтобы произвести впечатление на твоих пожилых друзей-извращенцев из мира политики? – запыхтела я и перекинула волосы через плечо.

– Чтобы произвести впечатление на своего глубоко равнодушного будущего супруга.

– Не интересует, спасибо.

– Там будут твои родители.

Я вмиг оживилась. И это тоже меня бесило. Вся власть находилась в его руках. Вся информация. Ситуация в целом.

– Куда ты идешь?

– Женится сын Престона Бишопа. Невеста похожа на пони, но идет в комплекте с симпатичными ножками. – Вулф оттолкнулся от косяка и подошел к изножью кровати.

Я вспомнила, как он обозвал жену Бишопа лошадью. Китон был высокомерным и грубым, заносчивым и немыслимо вульгарным, но только в стенах своего дома. Я видела его на маскараде. И хотя по отношению ко мне и отцу Вулф вел себя грубо и холодно, с остальными он демонстрировал безукоризненное воспитание.

– Это станет отличной возможностью представить тебя в качестве будущей миссис Китон. Кстати говоря… – Вулф вытащил из переднего кармана что-то квадратное, черное и бархатное и швырнул через всю комнату. Я поймала и открыла эту вещь. Внутри переливалось обручальное кольцо с голубым бриллиантом «Винстон» размером с мою голову, и в нем отражались проникавшие через открытые окна солнечые лучи. Я понимала, что каждая минута в этом доме приближала меня к браку с Вулфом Китоном и побег нереален. Если говорить начистоту, спасти меня от будущего мужа может лишь он сам. А вариант умолять его дать мне свободу даже не рассматривался. Может, стоит попробовать иную тактику? Например, заставить его понять, что он не хочет на мне жениться.

– Когда мы выезжаем? – спросила я. «Ты» превратилось в «мы», но Вулф по-прежнему выглядел недовольным.

Ты даже вообразить не в силах, как я тебя опозорю.

– Через пару часов. Насколько я понимаю, ты привыкла, чтобы с тобой нянчились и обслуживали, поэтому Стерлинг поможет тебе подготовиться.

Ты пожалеешь о том дне, когда посмотрел на меня за тем столом своими гадкими глазами.

– Возьми свои слова назад, – сказала я.

– Не понял?

– Перестань подкалывать меня. Хватит вменять мне в вину мое воспитание и то, как со мной обращались, – потребовала я.

Он ухмыльнулся и повернулся к выходу.

– Я не пойду, – сказала я и кинула кольцо через всю комнату. Китон успел бы поймать его, но не стал, и кольцо покатилось по полу. Сражаться за что-то – и уж тем более за меня – было ниже его достоинства.

– Ты пойдешь, если хочешь сохранить доступ к городскому телефону. Я ведь могу и отключить его. Не говоря уже о том, что не хотелось бы насильно втыкать в твои прелестные вены иглу, чтобы подвести зонд для питания, – сказал он и направился к выходу из комнаты, но застыл в дверях. Вулф стоял ко мне спиной, и я увидела, как его спина задрожала от тихого смеха. – И еще ты постоянно будешь носить обручальное кольцо.

– Или что? – дрожащим голосом воскликнула я.

– Или я тайком увезу тебя в Вегас и распущу многочисленные слухи о твоей беременности, что плохо скажется на репутации семьи Росси.

Я охнула, впервые осознав, что нас ждет.

История Немезиды и Подлеца без шанса на счастливый финал.

В которой принц не спасает принцессу.

Он ее истязает.

А красавица не спит.

Она застряла.

В кошмарном сне.

* * *

Через три часа мы вошли в банкетный зал «Мэдисона», одного из самых пафосных отелей в Чикаго. Свежий ветерок, мерцающие здания Великолепной мили[5]5
  Великолепная миля (Magnificent Mile) – одна из самых знаменитых торговых улиц в мире, расположенная на участке Мичиган Авеню (Michigan Avenue) к северу от реки Чикаго (Chicago River). На Великолепной миле находится множество магазинов, торговых центров, ресторанов, отелей и достопримечательностей Чикаго.


[Закрыть] и красный мост Мичиган-Авеню напомнили мне, что я по-прежнему в своем любимом городе, и вселили в меня надежду.

Я надела синее платье с открытыми плечами от «Армани», которое подчеркнуло мои глаза, а волосы заплела во французскую косу наоборот.

Мисс Стерлинг чуть ли не попискивала, когда укладывала мне волосы и наносила макияж, напомнив этим, как сильно сейчас не хватает Клары. Дом находился на другом конце города, но казалось, что нас разделяют океаны. Все, что я любила и ради чего жила, – родители, мой сад, верховая езда, – было недосягаемо. Далекое воспоминание, которое с каждой секундой становилось еще дальше.

Мой жених в великолепном черном костюме властно положил руку на мою поясницу и провел в фойе. Нашему взору открылись хрустальные люстры и изогнутые лестницы. Комната была выполнена в медово-белых тонах, а мраморный пол – в черно-белую клетку. Нас не пригласили на церемонию в местной церквушке, и всю дорогу сюда мы провели в тишине, которая действовала мне на нервы. Сенатор Китон едва ли разделял мое мнение. Если точнее, он отвечал на сообщения на своем телефоне, грубо раздавал приказы своему юному водителю Смити и притворялся, что меня не существует.

Единственный раз он проявил ко мне интерес, когда заметил:

– Это не то платье, что я велел тебе надеть.

– Тебя удивляет, что у меня есть собственное мнение? – Я выглянула в окно, пока машина медленно ехала по пробкам в центре Чикаго. – Если уж на то пошло, я всего лишь оказавшийся в заточении подросток.

– И к тому же своенравный, – заметил Вулф.

– Никудышная невеста, – подытожила я.

– Я могу выдрессировать до завтрака дюжину таких, как ты.

Едва мы вошли через блестящие двери, люди закопошились вокруг Вулфа так, словно это он был женихом. Он привлек меня к себе за талию, и к низу живота прилил жар. Китон улыбался и вежливо беседовал со своими поклонниками. Вне дома и машины он полностью изменился, включив на максимум свое обаяние. Вулф дарил всем улыбки и учтиво вел разговоры, пока за нами тащились два охранника. Разительное отличие от того грозного мужчины, с которым я жила.

Первыми, кто выцепил нас и припер к стенке для приватного разговора, были пара политиков лет пятидесяти, которые приехали прямиком из Вашингтона. Вулф представил меня как будущую невесту, а потом с добродушным оскалом попрекнул:

– Не смущайся. Покажи им кольцо.

Я застыла как вкопанная, а сердце подскочило к горлу, словно собираясь выпрыгнуть. Вулф поднял мою безвольно висящую руку и продемонстрировал им огромный камень на моем пальце. Женщина схватила мою кисть, изучила кольцо и всплеснула руками.

– О, оно просто идеально. Как он сделал предложение? – Она захлопала ресницами, очевидно, умирая от любопытства.

Сейчас мне представилась возможность испортить старания Вулфа. Я усмехнулась, и, когда медленно опустила руку, бриллиант поймал лучи света, ослепив всех стоявших поблизости.

– На ступенях Чикагского института искусств. Мой бедный жених устроил то еще представление. Вставая на одно колено, порвал сзади брюки, и все увидели его пятую точку, – вздохнула я, не решаясь посмотреть на Вулфа, чтобы увидеть его реакцию.

– Не может быть! – Мужчина расхохотался и хлопнул Вулфа по плечу.

Женщина тоже рассмеялась и послала ему улыбку, полную восхищения и вожделения. Я решилась взглянуть на Вулфа и увидела, как он с раздражением поджимает губы. В отличие от остальных, он не счел мою историю забавной.

Однако их отклик вернул меня в родную стихию, и мне не терпелось снова отколоть похожий номер. На мгновение я задумалась, а вдруг Вулф скажет им, что я соврала? Но подобное не в его стиле. Это был бы путь наименьшего сопротивления, а Вулф скорее походил на человека, предпочитающего долгую извилистую дорогу к победе.

– Хлопоты того стоили.

Он улыбнулся мне и притянул к себе так близко, что показалось, будто его тело поглотит меня целиком.

– Кроме того, – прошипел он уже для меня, его теплое, пахнущее мятой дыхание защекотало мне шею, – если бы невеста хоть немного меня знала, то была бы в курсе, что я никогда не преклоняю колено.

Какое-то время мы только и делали, что делились новостями о нашей помолвке, и все больше и больше гостей подходили нас поздравить, игнорируя при этом молодоженов. Бишопа-младшего и его невесту словно не волновало, что на них не обращают внимания. Они казались такими счастливыми, их глаза сияли любовью, и я лишь сильнее разозлилась на Вулфа за то, что он лишил меня возможности быть с моим истинным возлюбленным. Сенатор Вулф Китон выставил меня напоказ как породистую кобылу, хвастаясь мной, словно ценным приобретением. В животе урчало и бурлило от голода, и я изо всех сил старалась не дрожать как лист на ветру. В довершение ко всему Вулф толкал меня локтем, когда требовалось улыбаться, тянул к себе, когда я отстранялась, и предложил меня в рабство на три благотворительных мероприятия в ближайшие месяцы.

Привлекательные женщины не единожды подходили поздравить нас и, хихикая, совали ему в руку свои номера телефонов, думая, что я не замечу. Одна из них, посол ООН, даже напомнила, как чудесно они провели время в Брюсселе два года назад, и намекнула, что ненадолго задержится в городе.

– Нам стоит пропустить по стаканчику. Наверстать упущенное, – приторно-тягучим голосом с французским акцентом предложила красавица с волосами цвета красного дерева.

Вулф подарил ей улыбку Анджело. Ту, от которой молекулы в воздухе перемешиваются и трепещет сердце.

– Завтра утром с вами свяжется мой секретарь.

Мерзавец.

Все одобрительно высказывались о нашей помолвке и даже нормально восприняли разницу в возрасте. На самом деле никто не подверг сомнению наше внезапное обручение, кроме самого Престона Бишопа, сидевшего за нашим столиком на маскараде и ставшего свидетелем жесткой критики, которой подверг меня Вулф Китон. Но даже Бишоп ограничился лишь удивленным взглядом.

– Какой приятный сюрприз, – заметил он.

– И то верно, – парировал Вулф. – Похоже, жизнь полна сюрпризов.

Его слова прозвучали беззаботно, но в них скрывался глубокий смысл, которого я не могла уловить.

Каждый раз, когда меня представляли коллегам Вулфа, я придумывала другую историю о нашем обручении.

– Вулф забыл слова, а потом вдруг начал лепетать. Ему пришлось написать текст, но и тогда вышло несколько грамматических ошибок. Это было так мило.

– Предложение руки и сердца было очень романтичным. Вулф по старинке попросил моей руки у отца, и, когда я сказала «да», он заплакал. Это меня так растрогало. Если откровенно, он рыдал. Помнишь, Вулфи? Не помогали ни успокоительное, ни «Пина колада». Разумеется, я даже помыслить не могла, что это любимый коктейль моего будущего супруга.

– Я так рада выйти за сенатора. Мне всегда хотелось побывать в Вашингтоне. Вы знали, что «Нирвана» тоже родом из Вашингтона? Ой, погоди, милый, это ведь не тот Вашингтон, да?

Я была беспощадна. Даже когда Вулф сменил умеренное раздражение на безусловную ярость, а подергивающаяся жилка на подбородке подсказывала, что он сорвется на меня сразу, как мы окажемся наедине, я продолжала нести чушь, которая ставила его в неловкое положение. А он, на людях истинный джентльмен, продолжал посмеиваться и подстраховывать меня, переводя разговор на тему работы и предстоящих выборов.

Знакомство с половиной светского общества Чикаго оказалось пустой тратой времени. Настолько, что мне не удалось разыскать родителей. По ощущениям прошел не один час, когда мы с Вулфом наконец добрались до нашего столика. Я села, шумно сглотнув и пытаясь не свалиться в обморок от голода. Китон положил руку на спинку моего стула и пальцами легонько коснулся голого плеча. Новоиспеченная супружеская пара сидела за столом в центре зала и произносила тост. Рядом с нами расположились еще один сенатор, два дипломата и бывший секретарь штата. Я рыскала взглядом между столиками в поисках своей семьи. Я знала, что найду их после того, как подадут десерт и начнутся танцы, но ужасно хотелось хоть одним глазком взглянуть на маму.

Они оказались за столиком на другом конце зала. Папа, как обычно, походил на опасного головореза, и на усталость намекали лишь темные круги под глазами. Мама выглядела, как всегда, собранной, но я заметила то, на что остальные не обращали внимания. Как дрожал у нее подбородок, пока она разговаривала с сидящей напротив женщиной, или как тряслась ее рука, когда она тянулась за бокалом вина. Рядом с ними сидели родители Анджело, а рядом…

Сердце у меня замерло, а потом раздулось как воздушный шарик, готовый взорваться.

Анджело привел с собой женщину. И не просто какую-то женщину, а ту самую. С которой все его ожидали увидеть.

Ее звали Эмили Бьянки. Ее отец, Эммануэль Бьянки, был известным бизнесменом и неофициальным членом Синдиката. Эмили, с шелковистыми светлыми волосами и великолепными скулами, исполнилось двадцать три. Высокая и с большой грудью. Мое щуплое миниатюрное тело поместилось бы в ее ладошку. После меня Эмили была ближе всех по статусу к итало-американской знати, но, поскольку она была ровесницей Анджело, об их союзе догадывались и почти даже мечтали многие семьи в мафии.

Раньше я достаточно часто с ней общалась, и Эмили всегда относилась ко мне со смесью скуки и пренебрежения. Не то чтобы грубо, но достаточно неучтиво, чтобы я понимала, насколько ей не по душе проявляемый ко мне интерес. На наши отношения повлияло и то, что Эмили училась вместе с Анджело и терпеть меня не могла за то, что я проводила с ним каждое лето.

На ней было плотно облегающее черное платье в пол с высоким разрезом на правом бедре. На ее шее и в ушах висело столько золота, что впору было открывать ломбард. Во время беседы с соседями по столу она крепко обхватывала руку Анджело. Малозаметный, но ревностный жест, от которого он не отказался, даже когда его взгляд метнулся через весь зал в мою сторону, сковав нас в своеобразной битве, в которой не будет победителя.

Я застыла на месте, а сердце в груди отбивало чечетку.

Воздух. Мне нужно больше воздуха. Больше места. Больше надежды. Ведь то, что я увидела в глазах Анджело, испугало меня сильнее, чем мой будущий муж. То было полное и безоговорочное принятие нашего положения.

Им обоим чуть больше двадцати лет.

Оба красивы, свободны и из одного социального круга.

Оба готовы к браку. Увы, пора признать поражение.

– Франческа? – Один из дипломатов, чьего имени я не запомнила, хихикнул, пытаясь привлечь мое внимание к разговору.

Я отвела взгляд от Анджело и моргнула, смотря то на старика, то на своего будущего мужа. Лицо Вулфа было напряженным от досады, которая росла на протяжении всего вечера. Я поняла, что он не пропустил мгновение, которое я разделила со своим другом детства.

Я виновато улыбнулась и поправила платье.

– Не могли бы вы повторить вопрос?

– Не желаете ли поведать, как сенатор Китон сделал предложение? Должен заметить, он никогда не производил впечатление романтика, – сдавленно засмеялся мужчина, поглаживая свою бородку в стиле Гарри Поттера.

У меня не осталось сил подначивать Вулфа. Я была слишком поглощена тем обстоятельством, что моя жизнь официально кончена, а Анджело женится на Эмили и тем самым воплотит в реальность мой самый страшный кошмар.

– Да, конечно. Он… он… сделал предложение на…

– На лестнице музея, – вмешался Вулф, с притворной нежностью потрепав меня за подбородок, отчего по коже поползли мурашки. – Не знаю, чем я заслужил ее пылкий поцелуй. Ты лишила меня способности дышать. – Он повернулся ко мне, посмотрев на меня своими серыми глазами, двумя омутами прекрасной лжи. Наши слушатели заохали, очарованные притягательной силой, с которой он на меня смотрел. – А я похитил твое сердце.

Ты похитил мой первый поцелуй.

Затем мое счастье.

А в итоге мою жизнь.

– Т-так и было. – Я промокнула шею льняной салфеткой, внезапно почувствовав тошноту и слабость, не в силах нанести ответный удар. Я чувствовала истощение оттого, что я не ела несколько дней. – Никогда не забуду тот вечер, – обронила я.

– Я тоже.

– Вы такая чудесная пара, – заметил кто-то. Мне стало так дурно, что я даже не заметила, мужчина это был или женщина.

Вулф ухмыльнулся и поднес к губам стакан с виски.

Нарочно – и, спору нет, сдуру – бросив ему вызов, я перевела взгляд на стол, за которым мечтала оказаться. Теперь Эмили водила пальцами с французским маникюром по руке Анджело. Он смотрел на нее, и на его губах появилась улыбка. Я заметила, что у нее получилось растопить его сердце, подав ему идею об отношениях, а прикосновениями – ослабить его бдительность.

Эмили наклонилась, что-то прошептала Анджело на ухо и захихикала, а он снова метнул взгляд в мою сторону. Они говорят про меня? Я выставила себя полной дурой, так откровенно пялясь на них? Я схватила бокал шампанского, собираясь выпить его одним глотком.

Вулф обхватил мое запястье и остановил мою руку прежде, чем бокал коснулся губ. Это было спокойное, уверенное прикосновение. Безразличное и пугающее. Прикосновение мужчины.

– Милая, мы уже это обсуждали. Это настоящее шампанское. Взрослое, – сказал он с оттенком откровенной жалости в голосе.

Все сидящие за нашим столом дико загоготали.

– Вот вам и трудности брака с юными девушками, – фыркнул второй сенатор.

Вулф снисходительно приподнял бровь.

– Брак – дело тонкое. И кстати… – Он наклонился. Его равнодушие сменилось сопереживающей гримасой. – Вы оправились от развода с Эдной?

Теперь мой гневный румянец стал почти невыносимым. Мне хотелось придушить Вулфа. Придушить за его дурацкие приколы, за то, что принудил меня к браку, и за то, что чужими руками только что свел Анджело и Эмили.

Я поставила бокал с шампанским на стол и прикусила язык, чтобы удержаться от напоминания, что на балу, где мы познакомились, выпила гораздо больше, но тогда это его не сильно волновало. Вообще-то Вулф даже воспользовался моим опьянением, когда обманом вынудил с ним поцеловаться.

– Прошу меня извинить, – прокашлявшись, сказала я.

Не дожидаясь ответа, встала и направилась в уборную, прекрасно зная, что меня провожают взглядами как мой заклятый враг, так и Анджело с моими родителями и их взоры нацелены на меня подобно заряженному ружью.

Уборные находились в конце банкетного зала. Комнаты для джентльменов и дам располагались напротив друг друга, под внушительной изогнутой лестницей из кованого железа. Я зашла, привалилась к стене, закрыла глаза и, насколько мне позволяла затянутая в корсет грудь, принялась глубоко дышать.

Дыши.

Просто дыши.

Мне на плечо легла чья-то рука, а ключицу обхватили тонкие пальцы. Я резко открыла глаза и, взвизгнув, отпрыгнула, ударившись головой о кафельную плитку.

– Господи помилуй!

Это была мама. Вблизи ее лицо казалось настороженным, постаревшим и почти чужим. Словно за одну ночь она стала старше лет на десять. Гнев, который я к ней питала последние три дня, улетучился. Ее глаза покраснели и опухли от слез, а в обычно великолепной копне каштановых волос появились седые волоски.

– Как дела, vita mia?

Вместо ответа я кинулась ей в объятия, захлебнувшись слезами, которые сдерживала с той минуты, как Вулф усадил меня в свой блестящий черный «Кадиллак». Разве могла я не быть к ней снисходительнее? Мама казалась такой же несчастной, какой чувствовала себя я.

– Ненавижу тот дом. Я не ем. Почти не сплю. И в довершение всего… – я шмыгнула носом и, отстранившись от мамы, для выразительности посмотрела ей в глаза, – Анджело теперь встречается с Эмили. – Я чувствовала, как от волнения таращу глаза.

– У них всего лишь первое свидание, – заверила мама и, обхватив меня руками, похлопала по спине.

Я затрясла головой, уткнувшись носом в ее шею:

– Не понимаю, почему меня вообще это волнует. Я выхожу замуж. Все кончено.

– Солнышко…

– Почему, мама? – Я снова выскользнула из ее объятий и поплелась к великолепным раковинам, чтобы оторвать немного бумаги прежде, чем у меня потечет макияж. – Что на папу нашло, почему он так поступил?

Я смотрела на нее в отражении зеркала. Ее плечи поникли в немного свободном ей черном платье, и я поняла, что она тоже плохо питалась.

– Твой отец редко делится со мной своими замыслами, но, поверь, ему тоже нелегко далось это решение. Мы до сих пор потрясены случившимся. Нам лишь хочется, чтобы ты искренне дала шанс сенатору Китону. Он хорош собой, богат, у него отличная должность. Ты не можешь выйти за человека ниже себя по положению.

– А выхожу за монстра, – процедила я.

– Ты можешь быть счастлива, amore.

Я покачала головой, а потом запрокинула ее и громко расхохоталась. Не маме это объяснять. У нее связаны руки. Я испытывала много негативных эмоций к отцу, но делиться своими мыслями и тем более заявлять о них во всеуслышание – все равно что лить цианистый калий на открытую рану. Мамин взгляд заметался между мной и дверью, и я поняла, о чем она думает. Нам пора выходить. Люди начнут задавать вопросы. Тем более когда увидят, что я плакала. Для мафии жизненно необходимо соблюдать приличия. Папина репутация может оказаться под угрозой, если начнут подозревать, что молодой перспективный сенатор, что недавно вышел на сцену, хорошенько его прижал.

Мама открыла сумочку и что-то пихнула мне в руку.

– Я нашла это под горой грязного белья в твоей комнате. Воспользуйся им, vita mia. Примирись со своей новой жизнью, потому что она не так уж плоха. И ради всего святого, ешь!

Она вылетела из уборной, оставив меня с протянутой рукой изучать возвращенный предмет. Это был мой мобильник. Дорогой мне мобильник. С полной зарядкой и кучей сообщений и пропущенных звонков. Я хотела все их прочитать – наедине, когда выпадет свободная минутка. Мое предположение, что сенатор Китон сознательно лишил меня права на доступ к телефону, было несколько смелым, поскольку лично такого вопроса я ему не задавала. Однако Вулф продемострировал не самое утонченное ухаживание, шантажом выманив у моего отца мои руку и сердце, так что никто не посмел бы обвинить меня в поспешных суждениях.

Я выкинула использованную салфетку в мусорное ведро и выскочила в темную нишу под лестницей. Мои высоченные каблуки цокали по мраморному полу, и я успела сделать лишь два шага, когда оказалась прижатой к зеркалу высокой худощавой фигурой. Я простонала и медленно открыла глаза, чувствуя, как стихает боль в спине от удара о зеркало.

Анджело поставил руки по обеим сторонам от моей головы и прижался ко мне всем телом. Грудью он легонько задевал обнаженную часть моего декольте, и наши сердца бились в унисон, а дыхание смешалось.

Он разыскал меня. Пришел за мной. Он до сих пор меня желал.

– Богиня, – прошептал он, коснувшись моей щеки и прижавшись к моему лбу своим.

Его голос был пропитан эмоциями, и дрожащими руками я впервые обхватила его лицо. Анджело прижал большой палец по центру моих губ.

Я вцепилась в лацканы его пиджака, понимая, о чем прошу, и все равно умоляя. Желание, чтобы он обнял меня, было сильнее необходимости поступить ради нас по совести. Я жаждала, чтобы он сказал, что Эмили ему никто, даже если это будет нечестно по отношению к ней. Или к нему. И даже ко мне.

– Я чуть не умер от волнения. – Анджело беззастенчиво водил своим носом по моему. За долгие годы нашего знакомства это было самым интимным прикосновением, от которого вкупе с моей голодовкой у меня каруселью закружилась голова.

Я кивнула, но промолчала.

– Ты разучилась брать трубку. – Он стиснул мою руку, держащую телефон, и для пущей убедительности сжал ее.

– Я впервые взяла его в руки с маскарада, – выдохнула я.

– Почему ты так поступила? – спросил Анджело, практически вжимаясь в меня своим телом.

Мои угрызения совести сменила паника. А если Анджело притронется ко мне так, как никогда не осмеливался коснуться в прошлом, потому что ему больше нечего терять? Отцу не за что будет его осудить, потому что Анджело никогда не придется предстать перед Артуром Росси и просить у него моей руки.

Мне отчаянно хотелось дать объяснения своей скоропалительной помолвке. Но вместе с тем я понимала, что если отцу не удалось ее предотвратить, то и Анджело помочь мне не в силах. Я не хотела, чтобы мы становились несчастными влюбленными, которые встречаются тайком и украдкой целуются. Утопают в запретной любви. Я мало что знала про своего будущего мужа, но в одном была уверена: если дискредитирую его, он отплатит мне тем же и пострадают мои близкие. Я не против принять на себя его гнев, но Анджело не заслужил наказания.

– Анджело. – Я провела руками по его груди. Никогда еще не трогала так мужчину. Так откровенно. Его грудные мышцы напряглись под кончиками моих пальцев, и даже через ткань костюма я почувствовала, какой он горячий.

– Скажи, – взмолился он.

Я покачала головой:

– Мы подходим друг другу.

– Это мы с тобой подходим, – возразил он. – А Китон – дерьмо.

Я засмеялась сквозь слезы, от которых перехватывало дыхание.

– Мне ужасно хочется тебя поцеловать, богиня. – Анджело обхватил меня сзади за шею и наклонился за своей добычей, уже не такой любезный, чуткий и задорный, как раньше. Он пытался переубедить меня, на что я уже купилась.

– Тогда советую поторопиться, потому что через восемнадцать дней она станет замужней женщиной и у меня будет полное право переломать тебе пальцы, если снова ее коснешься, – прогрохотал за спиной Анджело безразличный и грозный голос.

Я ошарашенно опустила руки с груди Анджело, и ноги от удивления подкосились. Анджело поймал меня за талию, предотвратив падение. Горящее в его глазах темное желание погасло, когда он повернулся к Вулфу. Мой будущий муж тем временем невозмутимо направился в мужскую уборную, не возмущаясь от развернувшейся у него на глазах демонстрации чувств. Он был выше, шире и мрачнее Анджело и к тому же на десять лет старше. От Вулфа веяло силой, с которой стоило считаться. Власть, которой он обладал, была почти осязаема, и мне пришлось прикусить щеку, чтобы не начать извиняться за эту сцену. Вместо того чтобы опустить глаза, я подняла их, отказываясь признавать поражение.

Анджело посмотрел ему прямо в глаза.

– Сенатор Китон, – выплюнул он.

Вулф остановился между уборными. Я чувствовала его величественное тело, пока он оглядывал нас, с невозмутимым хладнокровием оценивая ситуацию.

– Я серьезно, Бандини, – хрипло произнес Вулф. – Если хочешь поцеловать на прощание мою невесту, сегодня тебе представился такой случай. Наедине. При следующей нашей встрече я не буду таким снисходительным.