Текст книги "Если случится чудо"

– Ты не сердишься? – таращусь я на него.

– На что?

– Э-э-э… на то, что потратил ради секса заработанные за неделю деньги на номер, которым мы даже не воспользуемся.

Он отмахивается от меня и теперь смеется.

– То было минутой ранее. Пора забыть. Не волнуйся по пустякам, ладно?

Звучит безумно, но я понимаю, что он имеет в виду. Жизнь слишком коротка, чтобы париться из-за всякой ерунды.

Мы садимся в машину и возвращаемся в деревню. По пути на ферму, проезжая мимо дома Кэтлин, я все же бросаю взгляд на окно. Она ушла.

Мы подъезжаем к коттеджу в стиле Тюдоров: белого цвета с черными балками, темной крышей и массивной дверью, на которой уже появились сколы. Домик кажется небольшим, но очаровательным и самобытным – во всяком случае, в темноте. На пути к нему мы пробиваемся через кусты и неподстриженную траву, которая бьет хлыстом по лодыжкам.

– Мама гостит в Килкенни у моего старшего брата Дезмонда, так что здесь только ты и я, – рассказывает Мэл.

– Так круто, что у тебя есть старший брат. – Я пялюсь ему в затылок, когда он, приложив усилия, толкает плечом старую дверь. Она со скрипом отворяется, и мы вваливаемся в гостиную. Крепкий дощатый пол, кованые светильники и мебель из переработанной древесины наглядно демонстрируют, что я уже не в Америке. Если не обращать внимания на потертый желто-оранжевый диван и плоский телевизор, этот дом можно принять за жилье эпохи Регентства.

– Шесть, – бросив ключи в вазу рядом с дверью, добавляет Мэл, поворачивается и притягивает меня к себе.

Я таю в его объятиях.

– У тебя шесть братьев?

Я прижимаюсь к его горячему телу, терзаемая удивлением и завистью.

Мэл пожимает плечами:

– Нас семеро. У меня пять братьев и сестра. Мы же католическое семейство. Дез – старший. Еще у меня пять племянниц и четыре племянника. Не заставляй меня пересчитывать домашних питомцев.

Я откашливаюсь.

– А твой папа?

– Скончался совсем молодым. В сорок лет от сердечного приступа. Я был мальчуганом, когда он помер. Ему же хуже, потому что я слишком плохо его помню, чтобы скучать.

– Мне жаль, – все равно произношу я.

Мэл берет меня за руку и ведет на узкую старую кухню с желтым ветхим уголком. Парень толкает очередную дверь, и мы оказываемся на заднем дворе. Даже в темноте я вижу, какой он огромный. Здесь есть несколько раздельных выгонов, где их семья наверняка держит скот.

Не представляю Мэла фермером. Очевидно, как и он сам, ведь в качестве заработка выбирает уличное пение. Мэл ведет меня к газону и велит ждать здесь. Он исчезает в доме и выходит с одеялами, бутылкой виски и оранжевой пачкой какого-то печенья. Мы ложимся рядышком на траву и смотрим, как прячутся за облаками звезды.

– Ты веришь в Бога? – Я жую печенье с шоколадной глазурью. Намного проще задавать странные вопросы, когда тебя поглощает темнота. Краем глаза вижу ослепительную улыбку Мэла.

– Когда мне удобно.

– А когда тебе удобно?

– Когда нужно перекинуться с Ним словом или перед чемпионатом мира по футболу, когда Ирландия нуждается в молитвах. Моя очередь задавать вопрос.

Я уже закатываю глаза, поражаясь своим телепатическим способностям.

– Почему тебе не нравится шрам?

«Родимое пятно», – так и тянет поправить.

– С чего ты взял, что мне он не нравится?

– Ты не хочешь о нем говорить, – отвечает Мэл.

Я вздыхаю:

– А за что его любить? Он уродливый. Заметный.

– Это самое красивое, что в тебе есть. Благодаря шраму ты не просто красивая мордашка, – признается он.

Я качаю головой. Не хочу даже думать об этом.

– Моя очередь. Чувствовал ли ты когда-нибудь, что все мы просто горим в одиночку?

– Постоянно, – хрипло говорит Мэл. – Но с тобой меньше. Моя очередь: ты когда-нибудь кончала с парнем?

Я давлюсь крошками от печенья и хмуро гляжу на него. Он все так же невозмутимо смотрит на звезды.

– Мэл, какого хрена?

– Прости, но, по-моему, твой вопрос, верю ли я в Бога, такой же личный. Да ведь ты больше никогда меня не увидишь, забыла? Кому я скажу? Своей придурочной овце?

Он прав. У нашего небольшого мирка есть срок годности.

– Нет. То есть я не девственница. Просто я… все же нет. Думаю, в постели с парнем я слишком погружена в свои мысли. Моя очередь, – быстро говорю я.

Меня бесит, что он улыбается. Бесит, что из-за его улыбки покалывает каждая клеточка. Но сильнее всего бесит, что он, как наркотик, обостряет все мои чувства, а вскоре мне придется его бросить.

– Ты правда ненавидишь деньги? – спрашиваю я.

– Терпеть их не могу, – подтверждает он. – Я никогда их не копил. Во всяком случае, сознательно.

– Выходит, Кэтлин права? Ты можешь продавать песни, но не хочешь?

Он наклоняет голову и обхватывает рукой мою щеку. Я чувствую опаляющие живот языки пламени.

– Деньги не сделают тебя богаче, Рори, или лучше. Чем меньше ты зависишь от них, тем меньше препятствий у тебя по жизни. Моя очередь: как думаешь, став старше, ты выйдешь за богатого парня с вареными яйцами?

– Вареными яйцами? – смеюсь я.

Он делает большой глоток виски, но на полном серьезе смотрит на меня.

– Да. Богатеям нравится брать уроки пилотирования, так у них нагреваются яички. А потом они чморят жен за то, что те не смогли залететь, хотя у мужиков все сперматозоиды подохли. Читал об этом в журнале, пока сидел в очереди к дантисту на чистку зубов.

– Спасибо за анекдот. – Я пытаюсь подавить смешок. – Нет, я не собираюсь выходить за богатея. А что?

– А то, что я не хочу для тебя такого будущего и есть в тебе что-то, сводящее парней с ума.

– И что же? – Я пожираю его взглядом.

Мэл пожимает плечами, берет меня за руку и целует ладошку.

– Ты классная.

– Ты любил когда-нибудь? – облизываю я губы.

– Спроси завтра перед вылетом. Моя очередь. Ты когда-нибудь испытывала оргазм от поцелуя?

– Чего? – Брови у меня взлетают на лоб.

На лице Мэла появляется проказливая ухмылка, которая озаряет своим светом весь двор. Она отсвечивает и на меня, даря тепло.

– Ты слышала.

– Нет, – недовольно посмотрев на него, ворчу я. Он серьезно? Я же только что сказала, что с парнем никогда не кончала.

Мэл наклоняется и ведет большим пальцем по моей щеке, положив остальные пальцы мне сзади на шею. Он легонько, как перышко, ведет губами по моим губам. Я уступаю, не закрывая глаза и настороженно выжидая. Неожиданно он высовывает язык и облизывает кончик моего носа.

Разомлев, я фыркаю от смеха.

– Это никак не…

Мэл накидывается на мои губы, и не успеваю я опомниться, как он оказывается на мне и, закинув мои руки за голову, придавливает запястья к мокрой холодной траве. Я исторгаю ему в рот стон, чувствуя, как идеально его тело накрывает мое, потому что он весь крепкий и горячий в противоположность моей холодной мягкотелой натуре. Мы словно даже слеплены из совершенно разных материалов.

Он касается языком моего языка, и как-то – как-то – они сливаются в чувственном безукоризненном танце, словно мы уже однажды практиковали подобное. Мэл превосходно целуется, затягивая меня в водоворот страсти, что я почти слепну от возбуждения. Я чувствую, как трусики намокают и прилипают к телу. Этот поцелуй – вот этот – я чувствую всюду, вплоть до поджавшихся пальчиков на ногах. Только я начинаю верить в то, что он выполнил обещание доставить оргазм поцелуем, как Мэл освобождает мои запястья и отстраняется, вытерев рот тыльной стороной кисти.

– Я не кончила, – скрипучим голосом говорю я, еле шевеля припухшими онемевшими губами. Это скорее обвинение, чем издевка. Почти жалобное хныканье.

– Мы переспим сегодня, Рори? – смотря в сторону, без дураков спрашивает он.

– Это… сейчас моя очередь задавать вопрос, – неуверенно произношу я.

Мэл – самый прямолинейный человек, которого мне доводилось встречать, и я совершенно не понимаю, что с этим делать.

– Задашь потом два. А сейчас отвечай.

Теперь он смотрит на меня, и наши взгляды встречаются в темноте. Даже через одеяло я чувствую, что свежая трава покрыта росой. Прохладно, но в кои-то веки по всему моему телу мурашки бегут не от студеного воздуха. Становится трудно дышать. Господи.

– Я хочу, – признаюсь я.

Мэл глотает, и я вижу, как двигаются мышцы его шеи.

– Но нам нельзя, так ведь? – шепчу я. – Теперь нет, ведь мы очень уж друг другу нравимся.

– Не знаю, – хрипло отвечает он. – Не хочу провести остаток жизни, гадая, как бы это было.

Он ведет рукой вниз по моей шее, обхватив ее ладонью, и наклоняется вперед, так ласково целуя меня, что я начинаю дрожать от нежности его прикосновения. Он проскальзывает языком в мой рот и перекатывается, ложась на меня сверху. Ладони ласкают каждый уголок моего тела: руки, плечи, талию, живот… грудь. Он задирает вверх мои куртку и толстовку и через футболку щелкает пальцем по напряженному соску. На мне спортивный лифчик, но от холода и этих переживаний каждый волосок на теле встает дыбом от невообразимого напряжения и желания.

Мы одновременно стонем, и он снова щелкает пальцем. Потом Мэл опять целует меня, и мы улыбаемся. Не понимаю, как выходит, что вся моя одежда выше пояса – куртка, толстовка, топ – оказываются лежащими рядом с нами. Мэл одной рукой расстегивает лифчик, а другой ныряет в мои вельветовые джинсы.

– Тебя здесь кто-нибудь трогал? – спрашивает он, водя средним пальцем между складок. Я резко вздрагиваю от удовольствия и вся сжимаюсь от напряжения.

– Да. – Рот наполняется слюной.

– А так? – Он вводит палец, и мы оба слышим, как сильно я возбуждена. Я краснею как маков цвет в его объятиях.

– Хм-м. Мой бывший, Тейлор.

– А так Тейлор делал? – Мэл ведет мокрым пальцем к моему клитору, медленно поглаживая его круговыми движениями.

Я запрокидываю голову и закрываю глаза. Нет, Тейлор знал, как касаться моего тела. Просто я всегда казалась слишком отстраненной, чтобы полностью отдаться удовольствию. Словно воображала половой акт. Но сейчас? Я чувствую. Всюду. Под Мэлом я в исступлении, горячая и мокрая. Он обхватывает губами мой левый сосок и посасывает его. Перед глазами вспыхивают фейерверки и звезды. Я напрягаюсь от удовольствия. Мне нравится, что Мэл сначала думает обо мне. Нравится, что он полностью одет. Нравится, что он четко знает, что делать, даже если практиковал это на других девушках. На многих девушках, конечно же.

– Господи, – стону я.

– Забудь о нем, слышишь? – шутит Мэл, покрывая поцелуями мою грудь, плечи и шею. Он дразнит меня, покусывая, и я начинаю дергать бедрами, вжимаясь в его руку, которая оказывается у меня в трусиках. Он быстро трет клитор, и я готовлюсь к оргазму. Мэл вводит в меня два пальца и громко стонет. А потом, когда от экстаза меня пробивает дрожь и я кончаю, он засовывает руку в мой рюкзак, вытаскивает камеру и делает фото моего лица.

Он запечатлевает меня в самую беззащитную минуту. Я хочу наорать на Мэла, но он бросает камеру на плед и смотрит вниз, я отпускаю обиду. Он не выглядит самодовольным, радостным или бесцеремонным. Он выглядит… измученным.

– Рори?

– А?

– Я все же заставил тебя кончить.

Я моргаю, смотря на свои скрученные вокруг бедер штаны.

– А теперь ты заставишь кончить меня, – говорит он. – Надеюсь, после того, как в тебе окажется мой член. Черт, не могу на тебя наглядеться. Ты прекрасна.

Он расстегивает ремень, спускает штаны, открывает кошелек и начинает натягивать презерватив. Я скидываю ногой брюки, отчаянно стараясь не думать о том, что у Мэла в любой удобный момент всегда наготове презервативы.

Мне не удается хорошенько разглядеть его пенис. Я намеренно избегаю зрительного контакта с его членом. Пенисы меня пугают. Особенно необрезанные. Они напоминают вывернутые рукава свитера после дикой скачки в стиральной машине.

Подготовившись, Мэл смотрит на меня, поставив обе руки рядом с моей головой.

Я краснею, закрыв лицо руками.

– Хватит так на меня смотреть.

– Как?

– Ухмыляясь, как будто ты нассал в джакузи, где все балдели, и удрал. Ты подарил мне оргазм, а не изобрел лекарство от рака.

– Еще вся ночь впереди, – шутит Мэл, чмокнув меня в голову. – Готова? – спрашивает он, примостившись между моих ног.

Господи, да. Я киваю.

Он входит в меня, не отводя глаз, а когда начинает двигаться почти смущенно и совсем не так плавно и искусно, как я представляла, то оказывается, что Тейлор не до конца исполнил задачу по лишению меня девственности.

Я морщусь. Мэл охает. Он целует меня с такой страстью, что я чувствую, как от его поцелуя внутри все приятно сжимается.

Он замирает, без предупреждения кладет руку на мою левую грудь, хмурится и смотрит в небо.

– Что?.. – Я осекаюсь, поняв, что он делает.

Сразу вспоминаю свои слова, что пересплю с ним только через свой труп. Лежа под ним, не могу сдержать смех.

– Еще дышит, – подтверждает Мэл и бросается на меня с очередным жадным поцелуем. – И живее всех живых под моими пальцами.

– Мне больно, – издаю стон в его раскрытый приветливый рот и цепляюсь за его плечи.

– Не волнуйся, принцесса Аврора, – рычит парень: горячий, мягкий и живой. – Я обязательно покачну твой замок, даже если это будет последний подвиг в моей жизни.

Два часа утра

Я резко просыпаюсь в постели Мэла. В комнате сплошная темнота: нет света ни от фонарных столбов, ни от проезжающих мимо машин, ни от электронных приборов. Что открывай глаза, что нет – разницы никакой. Я чувствую, как его горячий мокрый язык ненасытно кружит у меня между ног.

– Что ты делаешь? – стону я.

– Пробую тебя. – Мэл глубже зарывается языком, и я извиваюсь под ним от удовольствия. – Святые угодники, Рори. Ты божественна на вкус.

– Мэл, что ты…

Но затем он касается моего клитора и, смыкая на нем губы, засасывает в рот. Я стискиваю бедрами его лицо, хватаю за волосы и, прижав его голову к себе, выгибаю спину на подушке, издавая стоны.

– Дорогая, ты разбудишь Англию. – Мэл погружает в меня палец и тут же щелкает языком по клитору.

– А тебе какая разница? Ты же на них зуб точишь.

Мэл смеется и опускается с французским поцелуем; согнув пальцы, он находит эрогенную точку, и от восхищения у меня поджимаются пальчики на ногах.

Я снова кончаю с его именем на своих устах.

Три часа утра

– Важна не техника, а энтузиазм, – объясняет Мэл, его член направлен в мою сторону.

Он толще и длиннее, чем у Тейлора. С выпирающими венами и грозного вида. Наконец-то мне удается найти в Мэле что-то несовершенное, хотя чувствовать его в себе очень приятно.

– Просто покажи все, на что способна. Честно говоря, я все равно кончу секунд через двадцать. Рори, ты дико возбуждаешь.

Я обхватываю губами его член, а спустя пятнадцать секунд, когда Мэл кончает мне на грудь, понимаю, что он был прав. Мы падаем с кровати на пол, сплетясь ногами и безудержно хохоча.

– Рори! – грохочет он. – Я скорострел! Теперь придется тебя убить, чтобы сохранить свою тайну.

– Успокойся, я тебя не выдам. – Зевнув, я перекатываюсь на полу и ударяюсь о дверь. Во рту вкус его соленой плоти. До сих пор чувствую его на своем языке. – Да и скоро мы окажемся по разные стороны океана, помнишь? Кому я скажу? Своей аквариумной рыбке?

– У тебя есть рыбка? – Мэл впадает в ступор, словно ему горько, что он так мало обо мне знает.

– Заведу несколько, чтобы поднять тебе настрой.

– Просто признай, что я тоже могу тебя уничтожить, – вдруг говорит он с другого конца комнаты. Мы лежим на полу и пялимся в потолок.

– Почему?

– Потому, что от тебя у меня дыхание спирает, так что ты уже наполовину выполнила план по уничтожению.

Я качаю головой, проводя пальцами по губам так, словно застегиваю молнию.

Мэл поднимает с пола медиатор и кидает его мне.

– Пока не стану отнимать у тебя твое сердце. Только не привязывайся.

Я смеюсь, но он замирает и глядит на меня. Клянусь, у него на лице выражение необычайной скорби.

– Простишь меня? – спрашивает он.

– За что? – морщусь я.

Он отводит глаза и глотает.

– Хороший вопрос. Полагаю, раз не дал тебе то, за чем ты приехала.

Четыре часа утра

– Иногда ты создаешь музыку. Иногда музыка создает тебя, – объясняет Мэл. Мы сидим на его кровати, делим пачку сладостей, которые он называет сахарными кругляшками, и пьем молоко из картонной коробки. – А когда музыка тебя создает, ты меняешься и потом знать не знаешь, как из этого выпутаться.

– С фотографией точно так же, – киваю я. – Я чувствую себя режиссером и показываю то, что мне заблагорассудится тебе показать. Могу представить фон за твоим домом прекрасным или зловещим, печальным или счастливым. Все дело в ракурсах, фильтрах и композиции.

– Я не хочу петь. Внимание меня не заводит.

– Знаю. – Я улыбаюсь. – Как раз поэтому я тоже прячусь за камерой. Ну… Полагаю, внимание и меня не заводит.

Я краснею.

– Выходит, ты понимаешь. – Мэл радостно улыбается. – Я не продам свои песни. Они – мои.

– Делай то, что приносит тебе счастье. Общество поймет. А если нет, это проблема общества, не твоя.

Тишина.

– Рори, выходи за меня. – Он поворачивается ко мне. – Давай останемся тут, будем трахаться, создавать музыку и делать фотографии.

Я смеюсь и закидываю конфетку в рот. Но Мэл выглядит серьезным и ждет ответа.

– Мэл… – произношу я.

Господи. Он до сих пор глядит на меня и ждет ответа.

– Меня ждет учеба. Через несколько недель я уезжаю в колледж.

– У нас тоже есть тут колледжи.

– Я уже зачислена. Оплатила учебу. Получила комнату в общежитии. Еду со своей подругой Саммер.

– У меня есть некоторые сбережения, – убеждает он. – Я хорош в своем деле. Смогу нас обеспечить.

– Ты не в себе.

– Я никогда и не утверждал обратное. – Мэл мрачнеет, и по его сердитому тону я понимаю, как трудно ему сохранять терпение. Потом он качает головой, улыбается, ложится на меня и покрывает мое лицо горячими влажными поцелуями.

Мэл шарит по тумбе, пытаясь нащупать еще один презерватив. Но его нет. Мы все использовали. Он перестает меня целовать и молча просит разрешения. Каждой клеточкой чувствую груз принятого мной решения. Особенно памятуя о том, как я появилась на свет. В эту секунду я становлюсь своей матерью. В эту секунду мои желания и похоть превыше логики.

Я киваю ему.

– Только не мешкай, пожалуйста. Сложно растить ребенка во время выпускных экзаменов.

– Иди на хрен, Рори.

– О, пожалуйста, Мэл.

Утром, перед отъездом в аэропорт, я настойчиво угощаю Мэла завтраком. Он и так заплатил за мой номер и еду. Завтрак – меньшее, что я могу для него сделать.

Мы оказываемся в «Кабаньей голове». Видимо, местные едят только в этом заведении. Туристы со всех уголков мира приезжают в Толку, чтобы напитаться ирландским духом маленького городка, поглядеть на сельское хозяйство и побывать в местной пивоварне. Я узнала, что это место славится и своим маслом. Когда мы заходим, в пабе полным-полно народу, но, заметив Мэла, красивая светловолосая барменша находит нам столик.

– Я соскучилась, жулик, – подмигивает она ему.

Без труда можно понять, что между ними что-то было.

Мэл щелкает ее по уху.

– И минуты не прошло.

– Позвонишь мне на выходных?

– Смотря чего хочет красавица, – отвечает Мэл. Она может позвонить ему просто так, или пригласить на свидание, или предложить перепихнуться. Но ведь мое имя тоже означает «красавица». Вряд ли он в курсе.

Прошлой ночью я пять раз занималась сексом с Мэлом, и теперь у меня ноет все тело. И я не говорю уже о дополнительных упражнениях. Мы не обсуждаем тот раз без презерватива, потому что он успел выйти. Я убеждаю себя, что все будет хорошо, но ради собственного спокойствия решаю купить в аэропорту таблетку экстренной контрацепции.

Сделав заказ за барной стойкой, я сажусь и морщусь. Мэл хватает меня за руку и прижимает ее к своим губам.

– Давай попробуем еще раз при белом свете. – Он откашливается. – Останься.

Я разрываю пачку чипсов и, закинув пластинку в рот, пережевываю ее, но не тороплюсь с ответом.

– Я ведь уже говорила, что через две недели уезжаю в колледж.

– На хрен колледж.

– А как же моя мама?

– Ее на хрен не надо. На такие выкрутасы я не очень-то падок. Но ты ее ненавидишь, Рори. Будем каждый месяц посылать ей лак для волос. И билеты на самолет каждое Рождество. Если хочешь, и на Пасху. – Мэл протягивает руку к «Гиннессу»[9]9
  Пиво этого бренда самое известное и потребляемое в Ирландии.


[Закрыть] – утром, да – и делает большой глоток. – Останься, Рори. Это судьба. Только не говори, что не заметила, как перестал вчера идти дождь, когда мы поцеловались.

Я открываю рот, чтобы возразить, как вдруг отключается электричество. В пабе светло, но мне все равно не по себе, когда гаснет экран висящих телевизоров, умолкает песня «Lord of the Dance» и останавливается гул технических холодильников.

Между нами повисает молчание. Все как-то резко стихли. Не уверена, но кажется, некоторые смотрят на нас. Наверняка услышали последнюю фразу, когда музыка смолкла, и теперь ждут моего ответа.

Они знают, что Мэл сделал предложение?

Я чувствую ком в горле, смотря на свои лежащие на столе руки.

– Рори? – настаивает он.

– Я не верю в судьбу, – тихо признаюсь я, не сводя глаз с открытой пачки чипсов. – Тебе двадцать два года, мне – восемнадцать. Мы оба знаем, что наши отношения не продлятся долго.

А не спорю ли я с собственной судьбой?

Снова включают электричество. Эта дурацкая случайность за пределами человеческого понимания. Раздосадованная, я нахожу утешение в том, что по телевизору показывают футбол, музыка заглушит наш разговор, а местные вернутся к своему трепу.

Мэл ничего не говорит. У него вытягивается лицо, словно он только сейчас понял, что я права. Я сжимаю пальцами колечко в носу и вожу его туда-сюда.

– Эй, а что думаешь об отношениях на расстоянии? Я планирую учиться и устроиться на работу, так что следующим летом могла бы приехать. Может, получится и на Рождество. Зависит от цен на билеты.

Проговаривая эти мысли вслух, я пытаюсь убедить себя, что дело выгорит. Нужно лишь оплатить билеты. У Мэла есть машина и дом.

Но он трясет головой, откидывается на спинку стула и начинает раскачиваться.

– Рори, либо все, либо ничего. Черт подери, расстояния я не вынесу.

Его ответ чуточку меня злит. Значит, он хочет меня, но только на своих условиях. Это нечестно. Если человек не желает ждать, значит, он тебя не заслуживает.

Я не могу сорвать его из родного дома и попросить переехать в Америку, просить оставить братьев и сестру, племянников и племянниц, мать, пожилого приемного деда и скорбящую подругу детства, которая испытывает к нему чувства и наверняка хочет занять мое место.

И даже пытаться не буду после бесцеремонного ответа на мое предложение поддерживать отношения на расстоянии.

– Мы можем подписаться друг на друга в соцсетях… – начинаю я, но Мэл меня перебивает:

– И смотреть, как ты встречаешься с другими парнями? Нет уж, благодарю покорно. Я и так стараюсь не наложить на себя руки из-за ненависти к себе. И мы оба знаем, что ослепительно глупо наблюдать, как мы трахаемся с другими.

Я сурово гляжу на него, скрестив на груди руки.

– Ладно. Тогда оборвем все здесь и сразу.

– Я не могу так резко все оборвать, – возражает он.

Боже, как же с ним сложно.

– Ты не оставляешь нам другого выбора, – скрежещу я зубами.

– Ложь, – парирует он.

– Что ты предлагаешь?

– Договор. – Мэл торопливо подвигает стул и наклоняется ко мне. – Вы, янки, обожаете всякую хрень юридической силы, правда ведь?

Он тянется к сумке рядом со мной и открывает ее. Вытаскивает мою камеру и ручку, выбрасывает приборы из свернутой салфетки и разглаживает ее на столе.

– Согласен, сейчас неподходящее время для женитьбы. Но если мы встретимся снова, при любых обстоятельствах, в любое время, мы будем вместе, Рори. К черту супругов. К черту парней и девушек. К черту весь мир. Если судьба позволит, мы не встанем у нее на пути, несмотря ни на что. Слышала?

Я смотрю на него так, словно он с дуба упал. Что он курит и как сделать так, чтобы это вещество никогда не попало в руки нашей молодежи?

– Вероятность встретиться снова меньше нуля.

– Бзз, опять ошибаешься. Немногим больше нуля. Я бы ставил от нуля до пятнадцати процентов, – жизнерадостно заявляет Мэл.

Не понимаю, как ему удается быть таким беспечным, но жаловаться не смею. Мэл сделал мне предложение, и я почти уверена, что он не шутил. Я ему отказала. Вообще-то при всем честном народе.

– А если один из нас будет искать другого? – спрашиваю я.

– Это мухлеж, – качает головой Мэл. – Встреча должна случиться сама по себе. Искать друг друга нельзя.

– И все же? – Есть у меня ощущение, что этим человеком окажусь я.

– Тогда договор прекращает действие, и тебе не придется выходить за меня замуж.

– Мне придется выйти за тебя, если мы встретимся вновь? – Таращусь я на него, но улыбаюсь.

Мэл пожимает плечами.

– Ставки высоки, но из них получаются отличные истории, принцесса Аврора из Нью-Джерси.

– Сколько же у меня власти, чтобы прикончить тебя. А ты даже не дашь мне свой номер, – бурчу я и делаю глоток диетической колы.

– Я не даю тебе свой номер, потому что не хочу, чтобы это прикончило и меня, – с мрачным взором цедит он сквозь зубы.

Я пытаюсь не злиться на него, потому что понимаю: все, что он говорит, правдиво и искренне. Мы не можем быть вместе, а поддерживая связь, вожделеть будем еще больше. Мэл бегло корябает условия договора на салфетке. Потом подписывает его и двигает ко мне.

– Когда будешь готова.

Сначала я читаю.

Настоящим договором мы, Мэлаки Исаак Доэрти и Аврора (как там тебя дальше зовут?), обещаем друг другу: если случится чудо и наша встреча состоится, у нас все получится при любых обстоятельствах, правилах и условиях. Невзирая на потери и последствия. Мы поженимся. Мы будем жить долго и счастливо. С детьми, собаками и придурочными овцами.

Правила: не искать друг друга в интернете. Не искать друг друга вообще. Но если это случится – договор обязателен к исполнению.

Мэлаки

Мэлаки Исаак Доэрти и Аврора МакСупер О’Классная

Если случится чудо.

Он знает. Я знаю. И все же нельзя силой удерживать человека. Нельзя вынудить человека совершить обреченный на провал поступок. В мои планы не входит переезд в Ирландию после окончания колледжа, а жизнь Мэла целиком и полностью тут.

Я заменяю свое имя на «Аврору» Белль «Дженкинс», чтобы Мэл понял: я уже хочу, чтобы он сжульничал, – и ставлю подпись. В голове проскальзывает мимолетная мысль, что я никогда не называла ему свое второе имя, а он на него намекал.

Мэл фотографирует салфетку и передает мне камеру.

– Твоя копия соглашения. Для сохранности.

Он засовывает салфетку в задний карман и снова принимается за «Гиннесс».

– Я серьезно, – дергает он плечом. – Заверю ее у нотариуса и проставлю апостиль.

– Знаю. – Делано беззаботно бросаю в рот пластинку чипсов.

– Остается лишь надеяться, что я не успею скончаться от разбитого сердца. – Мэл допивает пиво.

Я размышляю о Кэтлин и толпе девушек, что всюду за ним таскаются и готовы утешить в своих объятиях.

– О, думаю, ты переживешь.

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САЛФЕТКИ

Знаете, я не возлагаю высоких надежд на этот наспех написанный договор. Думаете, это мое первое родео? Ребят, я сделана из вторичного сырья.

Я много чего повидала и знаю, как это обычно бывает. Они подержат обещание несколько недель. Может, месяц, если действительно влюбились. Потом я стану мятой, вонючей, надорванной. Или меня найдет его мать и выкинет в мусор, браня на чем свет стоит своего безалаберного сыночка, который не сейчас, конечно, но к тому времени уже будет пялить другую девицу.

Я – жертва их спонтанного решения. Я могла бы скончаться красиво, уютно притулившись в мусорной корзине среди других салфеток, пластиковых бутылок и остатков еды, которые ленивые работники могли бы отскрести и выбросить в другое ведро.

И не в тему будет сказано, на слове «потери» пятно от кетчупа размером с горошину, и оно адски зудит.

Какая же чушь тут написана.

Мы подъезжаем к дублинскому аэропорту, и я закидываю на плечо рюкзак, достаю из багажника чемодан и настаиваю, чтобы Мэл не провожал. Он припарковался двойным рядом перед другой машиной.

– Ненавижу сцены из фильмов, где действие происходит в аэропорту. Они патологически безвкусные. Это не про нас, Мэл.

Я убираю волосы за уши и, уткнувшись носом в землю, хихикаю.

Дело в том, что я уже уничтожена. Если мы проведем вместе еще несколько душевных минут, я проплачу весь путь домой, а это очень щекотливая ситуация.

Мэл водит большим пальцем по моей нижней губе и улыбается.

– Счастливого пути.

– Спасибо. – Но продолжаю стоять как истукан. Жду… чего, хотелось бы знать?

Я не хочу уезжать. Не хочу тебя покидать.

Вспоминаю кое-что важное. Расстегиваю чемодан и шарю в нем в поисках «Полароида». Найдя, вскакиваю и делаю наше совместное фото. Отдаю Мэлу.

– Нечестно, что у меня останутся все наши снимки, а у тебя ни одного.

– Это не так, – улыбаясь, поправляет меня он. – У меня останутся воспоминания.

– И наш договор. – Я сжимаю его плечо, но уже чувствую, как мы отдаляемся друг от друга. Словно мы опять незнакомы. – Он тоже у тебя остается.

Мэл закатывает глаза.

– Надеюсь, я не задрочу его до смерти в первую же неделю после твоего отъезда.

Я смеюсь и внимательно смотрю на салфетку, утешая себя тем, что она неодушевленный предмет, но смех у меня нерадостный.

Мэл обхватывает мое лицо ладонями и так крепко целует, что я теряю равновесие. Его сердце бьется быстро и гулко, словно вот-вот вырвется из груди. «Возможно, – безнадежно думаю я, – это было бы к лучшему». Я хочу схватить его и забрать с собой туда, где Кэтлин не сможет до него добраться.

Мы медленно отодвигаемся друг от друга, словно наши тела склеены.

– Не будь с Кэтлин, – шепчу я, поднимая взгляд на его лицо. – Она тебя не уничтожит.

В голову приходит цитата Буковски: «Найди то, что любишь, и пусть оно убьет тебя». Думаю, именно это со мной и приключилось.

– Не буду. А ты не будь с туповатым пижоном с вареными яйцами. Ты рождена для величия, прин-цесса.

– Не буду, – улыбаюсь я.

Мэл пальцем приподнимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились, и произносит:

– Спроси меня еще раз.

Мне не нужно признание. Я и так знаю. Знаю, потому что чувствую то же самое, и моя сила воли теперь трещит по швам. Я прижимаю ладонь к его груди и считаю удары сердца.

– Любил ли ты когда-нибудь? – Я не могу подавить эмоции, что прочно обосновались у меня в горле.

Мэл усмехается, глядя на меня.

– Прощай, Рори.

Взглядом готова его прибить, но сама ухмыляюсь.

– Подонок!

– Что? – смеется он.

Я тоже смеюсь. Теперь по-настоящему. Я понимаю, что нам обоим это нужно. Нужно снять напряжение.

– Зачем велел спросить, если ответ отрицательный?

– Я не говорил, что ответ отрицательный. – Мэл ведет руками по моим плечам. – Но, признавшись тебе, признаюсь и себе. Потом придется тебя искать, а тем самым нарушу и договоренность. Рори, пойми наконец: при следующей встрече я заберу тебя с собой. Мне плевать, если у тебя будет парень, муж или гарем из мужчин, сражающихся за твою любовь. Если к тому времени ты родишь детей, я воспитаю их как своих. Так что, полагаю, извинения уместны.