Текст книги "Прекрасный Грейвс"

Но тут раздается негромкий стук в дверь. Чувствую, как этот глухой звук рикошетит по моей спине. Тело Дома плавно опускается вниз по двери. Он прислонился к ней, и теперь мы оба прижались к ней спиной.

– Fruity Loops, говоришь?

Я закрываю глаза и смущенно улыбаюсь:

– Это можно обсудить, но только если ты не против полакомиться «Данкиз».

– Еще как не против, – отвечает он.

– В таком случае я буду кормить тебя по одному глазированному «Данки» каждый день. Распоряжусь так, чтобы его доставляли прямо к твоему порогу, при любых обстоятельствах. – Я намерена так или иначе сдержать это чокнутое обещание. Давно пора начать что-то делать и придерживаться этого. А поскольку спортзал – это не вариант…

– Предлагаю еще кое-что, – предупреждает он, – пока я не принял твое предложение.

– Ага, играем по-крупному, значит, – отмечаю я. – Ну давай, слушаю.

– Я не согласен с тем, чтобы ничего не рассказывать друзьям. Мне прямо хочется орать о нашей с тобой любви с крыш. Не возражаешь?

– Хм, дай-ка подумаю… – Делаю вид, что размышляю над его предложением. Приятно слышать, что он хихикает. – Нет, не возражаю.

– И у меня появилось еще одно условие.

– Ясно, без пива здесь не разобраться.

– Не обещай быть идеальной девушкой для меня. Просто будь самой собой. Потому что мне кажется, что сегодня я разглядел настоящую тебя… и я хочу видеть тебя такую чаще.

В моей груди расцветает надежда. Я так благодарна, что встретила Дома и что он меня нашел. Благодарна тому, что он настолько терпелив ко мне.

– Договорились? – спросил он.

– Договорились.

– Может, закрепим это официально? – предлагает Дом.

– Давай, конечно!

Мы встаем в один и тот же миг, открываем дверь и падаем в объятия друг друга одновременно. Мы впервые делаем это синхронно.

И все в эту минуту кажется практически идеальным.

* * *

Уже рассвело. Дом спит как убитый. Он в такой глубокой дреме. Я вижу, как его грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Лицо безупречно, за исключением синяков под глазами, показывающих, что он чересчур много работает и крайне мало спит.

Я спускаюсь к ресепшену и прошу позвать Дану. Говорю ей, что хотела бы приобрести крошечный кораблик на нашей тумбочке. На это она мне отвечает, что он не продается, хоть я уже знаю об этом. Она уточняет, что кораблик изготовил местный художник по заказу гостиницы.

– Убеждена, что дизайнер интерьера нашей гостиницы не обрадуется этому.

– Я заплачу сколько угодно, – заявляю я с полной серьезностью. Мне очень дорог Дом, и я хочу, чтобы он это понимал. Кроме того, все гораздо сложнее – я мечтаю о том, чтобы сделать кому-то добро. И поскольку я не знаю, как быть с собственной семьей, Дом кажется мне более подходящей целью для завоевания.

Дана извиняется и говорит, что не может ничем помочь. Я унижаюсь, начинаю попрошайничать. Рассказываю ей историю, о которой мне поведал Дом. О своем брате, об их каникулах здесь, о том, что этот кораблик будет значить для него куда больше, чем для другого потенциального покупателя. Также делюсь с Даной рассказом про то, как Дом и Сеф пытались его выкрасть.

Наконец, Дана вздыхает.

– Ну ладно. Не знаю даже, сколько за него могу предложить. Каждый экземпляр изготавливается вручную, понимаете? Как насчет пятисот баксов?

По-моему, это на четыреста баксов больше, чем я готова заплатить, – хочу возразить я, но вместо этого просто протягиваю ей руку, чтобы обменяться рукопожатием:

– Считайте, что договорились.

Глава 10

Настал канун Дня благодарения, и – о, какая неожиданность – я провожу его в гордом одиночестве.

Нора пригласила меня провести день с ее семьей. «Между прочим, Кольт тоже приедет, – говорила она. – Моя мама страшно любит грандиозные Дни благодарения». Я наспех придумала ей отговорку про больной живот, и теперь я свободна, как птица.

Любые праздники для меня – большое жирное «нет». С тех пор как умерла мама, кажется неправильным настраивать себя на позитивный лад в такие дни.

Я позвонила папе и Ренну, чтобы поздравить их. Ренн мне не ответил, но отправил короткое текстовое сообщение. Однако папа взял трубку, причем голос у него был такой, будто ему больше было бы по душе разговаривать с представителем налоговой, чем со мной.

С Локи на коленях, полупустой миской попкорна под мышкой и включенными «Королевскими гонками Ру Пола» по телеку, я говорю себе, что не одна так провожу сегодняшний вечер. Взять, к примеру, Дома. Он не поехал к родителям в Дувр и работает сегодня в больнице в две смены.

Я размышляю о всевозможных медсестрах, врачах, водителях грузовиков, полицейских и пожарных – обо всех работниках на свете, которых невозможно просто так заменить. После чего делаю глубокий вдох и успокаиваюсь.

И все же я не могу сосредоточиться на просмотре. Даже когда Локи встает и бодается головой, требуя, чтобы его потискали.

Потерев нос пальцем, я беру свой телефон и пролистываю несколько недавно полученных сообщений.

Пиппа: Счастливого Дня благодарения, сучка (ага, я все еще здесь, жду, когда ты придешь в себя. Перезвони потом).

Папа: Передавай от нас привет родителям Норы.

Кстати, об этом. Мне нельзя признаваться отцу, что сегодня я собираюсь сидеть дома и скучать в одиночестве. Так что я сказала ему малюсенькую и безобидную ложь.

Дом: На работе все хорошо. Для пациентов организовали целый фуршет, и пара ресторанов даже приготовили всякие угощения. Это весьма радует. А у тебя как успехи?

Дом: Стоит ли упоминать, за что же особенно благодарен в этом году я?

Эвер: Благодарен за…?

Дом: …за твои ежедневные глазированные пончики, конечно же.

Каждый день я доставляю ему курьером по одному пончику, несмотря на то, что это удовольствие стоит в разы меньше стоимости доставки. Стоит сделать что-то приятное для кого-то другого, и тут же поднимается настроение. Теперь я понимаю, как занятие благотворительностью способно вызывать зависимость.

Поднявшись с дивана, я ставлю миску с попкорном в раковину. Раздается стук в дверь. Поскольку у нас с Норой нет домофона, курьеры обычно оставляют все посылки прямо под дверью. Но я не думаю, что кто-то станет что-то доставлять в одиннадцать вечера накануне Дня благодарения, поэтому в голове у меня начинают всплывать жуткие сценарии с серийным убийцей в главной роли. Нападать на одиноких женщин в праздничный день – это такая низость, даже для психопатов. Хоть какие-то пределы разумного все-таки должны быть у человека, верно?

Не успела я решить, что мне делать, как в дверь снова постучали. Помчалась на кухню, уронила по дороге миску, достала кухонный нож и спрятала его в своих трениках.

Подкравшись на цыпочках к двери, я спрашиваю:

– Кто там?

Повисла тишина.

– Убийца с топором за тобой пришел. Открывай давай.

Мое тело обмякло от облегчения.

– Простите, мистер убийца, но дома никого.

– Вот облом. Ну в таком случае, я пошел… – Услышав шуршание пакетов, я понимаю, что ему нужна помощь. Я распахиваю дверь и вижу, что мой парень стоит на пороге с неимоверным количеством тарелок, обернутых фольгой. Он по-прежнему в своей униформе, выглядит усталым, великолепным и полностью моим. Мое сердце переполняется любовью к нему.

– Сюрпри-из! – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. – Принес с собой еду и возбужденного себя. Ну что, зажжем?

– Дом, да этим можно накормить целую деревню. – Приглашаю его внутрь и хватаю две тарелки. Вот тогда-то он и роняет все на пол. Он обнимает меня за талию. Я думаю, он собирается притянуть меня к себе и поцеловать, но затем он осторожно достает нож, который я засунула в свои спортивные штаны, и держит его между нами.

– Детка, – его плечи вздрагивают от смеха, – твой разум работает таинственным, тревожащим образом.

– Я же не ждала гостей! – Слегка подталкиваю его.

– Ну и кто тут теперь бегает от федералов, а?

– Точно не я. – Беру нож и швыряю его в раковину на кухне. – Мозгов много не надо, чтобы пытаться напасть на оперативников с ножом для масла.

Мы приступаем к трапезе – в программе у нас жареная индейка, запеканка из зеленых бобов, засахаренные яблоки и картофельное пюре. Часть продуктов из местных ресторанов привозили родственники пациентов. Подливка к индейке просто изумительна, а от ее фаршировки я чуть в астрал не улетела. Мы открываем бутылку недорогого вина и пьем его из пластиковых стаканчиков, которые мнутся, если держать их не очень осторожно.

Когда мы оба впадаем в состояние пищевой комы, то дотаскиваем себя до дивана и продолжаем смотреть «Ру Пола». Я была приятно удивлена, когда Дом сказал мне, что он и сам периодически смотрит это шоу. Полагаю, между нами все же есть кое-что общее.

– Как же сегодня хорошо! – восклицаю я.

– Еще бы. – Обхватив мое плечо своей рукой, он притянул меня к себе и поцеловал в макушку. – А что, могло быть как-то по-другому?

– Я же не умею быть счастливой. Отмечать праздники тоже. Как и…

– …жить в этом мире? – мягко дополняет он мои слова. – Все в порядке, Линн. Я с тобой для того, чтобы как раз научить тебя этому. Для тебя у меня есть все время в мире!

Невозможно иметь столько времени в запасе, размышляю про себя.

Как только Дом устраивается поудобнее на диване, я предупреждаю его, что он сильно запачкан Кольтом и Норой, а точнее, их телесными жидкостями.

– М-да уж, противно, – говорит Дом, укладывая меня на подушки и прокладывая поцелуями дорожку по моей шее, – противно осознавать, что все памятные вещи на этом диване принадлежат только им. Как насчет того, чтобы понаделать тут своих? – предлагает он, стягивая с меня треники. Говорит он это с кривой усмешкой, сам выглядит сонно, но абсолютно прекрасно.

– Ну переста-ань. У меня после еды живот, как у беременной. – Демонстративно хлопаю по животу.

– Так и у меня тоже. – Он делает тот же жест, что и я, прижимая ладонь к своему плоскому прессу.

Спустя мгновение мы уже вовсю извиваемся на диване тяжело дыша, стремясь к освобождению. Теперь я понимаю, почему Нора и Кольт занимаются этим именно на диване.

Если человек тебе нравится, ты стремишься везде и всюду оставить следы вашего совместного времяпрепровождения.

Несколькими днями позже, заночевав в квартире у Дома, я просыпаюсь с запиской. Она приколота к кораблику у него на тумбочке, который я подарила ему.

У меня сегодня ранняя смена.

Сделал тебе кофе. Сеф написал, что припас для нас свеженьких булочек.

Второй этаж. Квартира 294.

(освобождаю тебя от пончикового долга)

С любовью, Ди *чмоки*.

Мило, что Дом не стесняется повторять мне, как он любит меня, пусть даже я еще не ответила ему тем же. Мне нравится, что он ставит меня в своей жизни на первое место. Заботится о том, чтобы мне достались булочки.

Сняв записку с корабля, я направляюсь в ванную и беру зубную щетку, подаренную Домом. Когда я не у него, он держит ее в ящике. На мне все еще его белая рубашка. Своей длиной она достает до самых колен. Я беру кружку из подвесного держателя, висящего у его раковины, и наливаю себе чашку кофе. Затем открываю холодильник, чтобы достать сливки, и задерживаюсь, чтобы рассмотреть висящие на нем фотографии-магниты из больницы, где он работает. Дом выглядит счастливым на всех этих снимках. В одном из них он обнимает шикарную блондинку. Выглядит все вполне безобидно, однако это еще одно напоминание о том, что Дом – не просто мой парень; он еще и великолепен, полон жизни и в прекрасной форме.

Я прихожу к выводу, что сейчас самое время познакомиться с этим загадочным Сефом.

Мы с Домом встречаемся уже несколько недель, но не считая того, что я познакомила его с Норой и Кольтом, мы ведем совершенно обособленную от остальных людей жизнь. Ну, не то чтобы у меня был какой-то выбор. Нора и Кольт – мои единственные близкие люди в Салеме. А у Дома имеется целая вселенная за спиной – брат, родители, друзья, тети, дяди, приятели по колледжу и группка по кроссфиту, с которой он встречается каждую неделю. Я убеждаю себя, что отсутствие моего контакта с ними означает, что он как никто другой хочет быть со мной наедине. Иногда мне интересно, почему так.

Я обуваюсь в ботинки и спускаюсь на лифте на второй этаж. Как ни странно, я слегка нервничаю, когда стучусь в дверь Сефа. Я знаю о нем только из рассказов Дома, и все они меня изрядно пугают. Он работает в доках. Саркастичный, раздражительный и не слишком общительный парень, по его словам. Однажды я поинтересовалась у Дома, есть ли у Сефа девушка, и его ответ был таков: «У него их много. Но он не всегда запоминает их имена».

Так что, как можно видеть, Сеф – настоящий очаровашка.

По ту сторону двери не последовало ответа. Стучу еще раз, ибо, давайте начистоту – я пришла за булочками, а не за ним.

Дверь приоткрывается, слегка поскрипывая. За ней я слышу топот в носках по деревянному полу.

– На, угощайся. А мне в душ надо, – безразлично сообщает хрипловатый голос.

Оке-ей. Чувствуя себя незваным гостем, но не желая сбегать с места происшествия, я открываю дверь и направляюсь на кухню. Если бы квартиры были живые и имели свои личности, прямо как люди, то квартира Дома была бы Матерью Терезой, а квартира Сефа… не знаю, Чингисханом?

У Дома все аккуратно, минималистично, органично и чисто. Сеф же живет в полном беспорядке. Пепельница на кофейном столике завалена окурками, а на нем самом стоит вскрытая банка консервированной фасоли с ложкой внутри. Несколько картин в квартире не висят на стенах, а прислонены к ним. Возле закрытой ванной – горы белья.

Зайдя на кухню, я вижу еще одну гору чего-то – на этот раз немытой посуды. А вот и корзина с булочками. Будто бы никем не тронутая, она словно прифотошоплена к этой ужасной картине, но все же манит к себе. Я беру пару булочек, заворачиваю их в кухонное полотенце и стою тут себе, словно никому не нужный диван.

Жду, когда Сеф выйдет из ванной, чтобы я могла представиться. Часики тикают, и с каждым мгновением моя решительность слабеет. Проходит еще шесть минут, и я спрашиваю:

– Сделать тебе кофе?

Ответ прилетает после тяжелого шороха.

– Ты все еще здесь? Проваливай.

«Проваливай»? Какой подонок так обращается к девушке своего брата? Которую он даже в глаза не видел.

Я сглатываю обиду, бормочу «придурок» и закрываю за собой дверь.

По дороге обратно я пытаюсь стряхнуть с себя чувство разочарования. Сеф совершенно не похож на Дома. Он грубый, наглый и агрессивный. В голове не укладывается, как он может быть таким крутым ловеласом, но вести себя как здоровенная деревенщина. Но меня это не должно волновать, напоминаю я себе. Ведь я встречаюсь не с ним.

Сразу после этого меня отвлекает от мыслей сообщение.

Дом: Ты получила булочки? Оказались ли они тем, что ты надеялась увидеть, или, может, удивило что-то еще?

Эвер: Они уже у меня. Была готова им на месте целую балладу написать, как только их увидела. Спасибо ☺

Дом: Сеф не доставил тебе никаких хлопот, верно? У него порой настроение паршивое, особенно по утрам.

Мне даже в голову не приходит сказать ему правду. Я не хочу провоцировать напряженность между братьями. Я знаю, как тесно они общаются. К тому же у меня еще не было возможности расположить к себе Сефа. Может, это произойдет в будущем, хотя сейчас шансы на это невелики.

Эвер: Все прошло без помех.

Звучит расплывчато, но вполне сойдет за правду.

Дом: Отлично. Хорошего дня, крошка.

Эвер: И тебе.

Сегодня у нас свидание вчетвером: Дом и я, Нора и Кольт.

Дом забронировал нам столик в одной из таверн в Беверли. По его словам, там можно в полной мере ощутить ирландский колорит. Мы поехали на машине Кольта – «Рэндж Ровере». По дороге туда Нора вслух размышляет, входят ли в понятие «ирландский колорит» напиться в стельку после воскресной литургии и сменить наши имена на Мэри и Десмонд. Кольт заявляет ей, что это все звучит крайне стереотипно. Он подчеркивает, что Дом – ирландец. Дом же усмехается и поясняет:

– Наполовину ирландец, наполовину англичанин. К тому же мы известны как блестящие поэты и пылкие ловеласы.

Нора издает звуки поцелуев с пассажирского сиденья, повизгивая от восторга. Кольт прикидывается смущенным, непринужденно проводя рукой по ее юбке. На заднем сиденье Дом обвил рукой мои плечи и заключил в объятия. Он целует меня в кончик носа.

– Не хочешь поддержать своего возлюбленного, Эверлинн? – поддразнивает Нора.

– Увы, до поэзии мы с Домом пока еще не дошли, – уклоняюсь от вопроса.

– Ради тебя я готов написать парочку од. – Дом начинает осыпать поцелуями мою шею. Я уворачиваюсь и подношу палец к его рту. Он шаловливо шевелит бровями, делая вид, будто кусает его.

– Так нечестно, – говорит он, при этом мой палец все еще прижат к его губам. – А вдруг я хочу сказать тебе что-то важное?

– Ты уже много чего наговорил за эту поездку.

С передних сидений доносится дружное хихиканье.

– И это я еще пока не выпил, – Дом жалобно вздыхает.

Нора хихикает:

– Он же сегодня за рулем, Эв. Надеюсь, ты помнишь об этом.

Мне кажется, если нас с Кольтом сейчас не было бы рядом, она бы тут же закрутила с Домом. То, как она смотрит на него, словно он единственный парень здесь, меня временами настораживает.

– У меня к тебе вопрос, – невнятно произносит Дом сквозь мои пальцы.

Убираю руку от его рта.

– Что стряслось, мистер Грейвс?

– Не окажете ли вы честь составить мне компанию на праздновании Рождества с моей семьей, мисс Лоусон? – он одаривает меня искренней, честной и доброй улыбкой. – Моим родителям давно пора познакомиться с самой дорогой девушкой в моей жизни. Кто-то же, наконец, должен сказать мне, что я высоко замахнулся, Брэд Грейвс как раз подходит для этой работы.

Сразу же после этого в моей голове возникает мысль: пока еще слишком рано. Мысль, что так серьезно поступать пока не стоит. Мы с Домом встречаемся лишь несколько недель.

Но, с другой стороны, все прошло как нельзя здорово. За это время я пережила больше, чем за шесть предыдущих лет. И я очень долгое время ощущала себя на грани депрессии.

Я уже собираюсь вежливо отказаться от предложения, сказав ему, что я пообещала отцу приехать домой на Рождество – а это действительно произойдет, – и тут же в наш разговор вмешивается Нора:

– Она только за! Не так ли, Эвер?

– Конечно! – соглашаюсь я. – Дело в том, что я уже сообщила отцу…

– Черт. – Дом шлепает себя по лбу. – Ну конечно. Об отце-то я не подумал. Ты обещала к нему съездить на Рождество. Ни слова больше. – Он берет мою руку и поглаживает ее. Остаток пути мы проводим в тишине.

* * *

В таверне я начинаю подозревать, что здесь что-то нечисто. Дом почти не смотрит мне в глаза. Он не закидывает руку мне за спину, как он привык это делать, и не восхищается моим нарядом, выбором блюд и вообще моим существованием. А ем я пас-тушью запеканку[11]11
  Пастушья запеканка – это запеченный пирог из картофельного пюре и говяжьего фарша, обжаренного с луком, морковью и помидорами со специями под румяной сырной корочкой.


[Закрыть] и изо всех сил стараюсь не подавать виду, что между нами сегодня все не так уж и странно. И вот я спрашиваю себя, может быть, я не проявляю достаточной благодарности к Дому. Он так органично вписался в мою жизнь. У него прекрасные отношения с моими друзьями, он щедро осыпает меня подарками, вниманием и лучшим сексом в моей жизни. Да, я планировала провести Рождество в Сан-Франциско, но довольно давно рассказывала Дому об этом. Как он мог запомнить?

Кроме того, папа с тех пор не упоминал об этом. У нас с ним даже не состоялось ни одного полноценного разговора с тех пор, как я предложила приехать туда. Не похоже, что его это волнует.

И не похоже, что Дом как-то перегибает палку. Он знал, что я планировала провести День благодарения в одиночестве, а потом пришел, чтобы спасти положение.

Иначе говоря, Дом пытался сделать что-то хорошее, а я не только не приняла его предложение, но еще и должна буду сказать его родителям, что не приду.

В какой-то момент Нора отходит припудрить носик, а Кольт решает поговорить по телефону на улице. Я поворачиваюсь к Дому и кладу руку ему на колено.

– Мы с тобой сегодня как-то странно себя ведем. У нас все в порядке, Дом?

Он бросает на меня косую ухмылку, будто хочет сказать: «Ты что, с дуба рухнула?»

– Еще как. Что именно тебя волнует?

– Не могу понять. С того самого разговора в машине… – я неловко переминаюсь с ноги на ногу, – у меня такое ощущение, что я что-то сделала не так.

– Проехали. Все нормально. Это я не подумал, прежде чем такое говорить. Прокололся тут я, не ты.

Он выдохнул и замолчал.

– Ну, если честно, то да, кое-что все же волнует. Но в этом виновата не ты, а я не хочу втягивать тебя в происходящее, так что просто забей.

– Нет уж, колись давай, раз начал.

Он озирается по сторонам, словно не хочет, чтобы его услышали.

– Я забыл до конца рассказать тебе о своей проблеме с раком. В 22 у меня случилась еще одна беда. Некоторые анализы показывали плачевные результаты. Очень плохие. Мне пришлось пересдать их и вдобавок сделать МРТ.

У меня уже поджилки трясутся. Киваю головой.

– В то время я встречался с девушкой по имени Эмили. И она была не просто девушкой. А моей первой настоящей любовью. Именно с ней у меня случилось первое свидание, именно она мне первая мастурбировала…

– Ага. Я поняла. Больше ни слова. – Я прикрываю глаза, беспорядочно размахивая рукой.

Дом посмеивается:

– Мы были вместе еще с младших классов. Когда она узнала об анализах… узнала, что все складывается для меня не лучшим образом и что мне, возможно, придется снова начать химиотерапию… – Он от нервов чешет затылок. – Скажем так, она ради этого отменила все свои планы на Рождество, которые наметила на мою семью, и рассталась со мной в тот же день. Сказала, что для нее это стало невыносимо. Что она не может больше мириться с этим страхом, с этой нависшей над нашими головами катастрофой. Мама отреагировала на это не очень тепло. Как я уже сказал, это никоим образом не связано с тобой, но с тех пор моя миссис Г очень болезненно относится к теме Рождества. Особенно когда речь идет о моих спутницах. С тех пор я ни разу не приводил девушку к нам на праздник. А когда я сказал маме, что хочу пригласить тебя, ее охватила невероятная надежда. Но в этом всем виноват я, Линн. Не ты уж точно.

Пусть он и уверяет меня, что я вполне могу по-ехать в Сан-Франциско, но я понимаю, в каком тяжелом положении мы оба сейчас находимся. Реакция его матери, если я не поеду с ним, наверняка будет ничем не подкреплена, но правильно мне однажды сказали, что люди – словно копилки с жизненным опытом. Не мне ее судить, если она расстроится.

Я крепко хватаю его руку и прижимаю костяшки его пальцев к своим губам.

– Я пойду с тобой.

– Линн, не стоит, – он смущенно улыбается мне, будто ему не следовало ничего говорить.

– Нет, я правда хочу поехать. А мой папа… он все поймет, – как только я это произношу, меня пронизывает облегчение. К моему большому сожалению, я понимаю, что не так уж много мне понадобилось, чтобы забросить поездку в Сан-Франциско. Новость о страданиях Дома стала для меня последним толчком, а я предпочла бы провести свой отдых с совершенно незнакомыми мне людьми, чем с семьей, которую я уничтожила своими же руками. А папа и Ренн? Им лучше без меня. Я просто испорчу им Рождество и поставлю всех в неловкое положение.

– Я разберусь с этим. Не волнуйся, прошу… Дом?

– Да?

– Я не Эмили, – говорю я.

– Знаю.

– Я здесь, чтобы остаться.

– Кажется, твой прогноз на 99 процентов о том, чтобы не вступать в брак, сейчас больше склоняется к цифре поменьше – на 91 процент. – Он нежно заправляет прядь волос мне за ухо.

Я наклоняюсь, беру его за лицо и целую.

– И знаешь, что еще хочу сказать?

– М-м?

Набравшись смелости, я закрываю глаза и крепко сжимаю их.

– Я тоже люблю тебя.

* * *

В конце концов, из всех выходов я выбрала самый легкий – для труса.

Звоню отцу, пока помню, что в это время он еще на работе. Точнее, когда он на еженедельном совещании со своими партнерами, я оставляю ему голосовое сообщение, притворяясь, что пыталась до него дозвониться.

«Привет, пап, это я, Эвер. Слушай… Не знаю, как тебе это объяснить. Мне очень жаль, но я вряд ли смогу попасть к вам на Рождество. Кое-что произошло в моей жизни. Друг пригласил меня к себе в этот день, и я считаю важным пойти туда. Я действительно сожалею. Давай созвонимся, назначим дату, и тогда в ближайшее время мы встретимся. Январь не за горами. Я… Я надеюсь, вы там повеселитесь и без меня». Да я даже уверена, что вы там оторветесь по полной. И все же я понимаю, что отец и Ренн зовут меня к себе исключительно из чувства вины. После случившегося они уже ясно дали мне понять, что чувствуют по отношению ко мне. «В общем… перезвони потом. До скорого».

Прошел день. За ним еще пару. На третий день я уже поняла, что мне никто не перезвонит. Отчасти я понимаю отца. Другая же часть меня мечтает вырваться наружу, объяснить, что после событий с мамой меня перестали принимать за человека. На лицах папы и Ренна можно было видеть (что случалось не так уж и часто), как они винят меня во всем. После того как я отчислилась и свалила из города, они мне не звонили. И не писали даже. Мое присутствие им было не нужно. И только сейчас, спустя несколько лет, они начинают проявлять ко мне интерес. Но что, если уже слишком поздно?

Отец отвернулся от меня так, как будто нашел неудачного собеседника в Тиндере.

Пишу я Ренну.

Он тоже ничего не отвечает. Даже никакого «Лол».

Подумываю написать Пиппе и спросить, не могла бы она проведать их вместо меня. Но я так долго не отвечала на ее сообщения, что выглядеть это будет крайне эгоистично.

На фоне всей моей душевной боли и потрясений Дом раскручивает планы вокруг нашего предстоящего Рождества. Рассказывает о наряженных елках, об эпически уродливых свитерах, запахе дуба и ягодах, а также о старых добрых похождениях к соседям с песнопениями.

Тем временем я с удовольствием вкушаю всю эту атмосферу и готова посвятить себя своей новой семье.