Текст книги "Бессердечные изгои. Безжалостный соперник"

Глава 8

Арья

Прошлое

Он пришел.

Наконец-то.

Я могла догадаться по шагам. То, как они шуршали по мраморному полу: размеренно, четко и уверенно. Его поддельные кроссовки касались пола. Я закрыла глаза, прячась за книжной полкой в библиотеке, от волнения дыхания не хватало, будто бабочка порхала в груди.

Десять месяцев. Прошли долгие десять месяцев. Найди меня.

Волна предвкушения пробежалась по всему моему телу. Я никогда еще этого не делала, никогда так не пряталась от Николая. Как сильно бы мне ни хотелось ждать его у дверей, словно верный щеночек, со всеми книгами и историями, которыми хотелось поделиться, я не стала этого делать. Хотелось преобразиться за эти летние каникулы, стать загадочной, соблазнительной и все остальное, о чем я читала в книгах, где за героинь нужно было бороться.

Я была в библиотеке, сжимая в руках книгу в черно-белой мягкой обложке, «Искупление» Иэна Макьюэна, стоя в мятно-зеленой атласной свободной рубашке. Я прочитала роман в феврале, когда украла книгу из школьной библиотеки, просто чтобы почувствовать, как это – взять то, что не было моим. И после мне не терпелось рассказать Ники об этом. Несмотря на то что мы жили в одном городе, казалось, что мы в параллельных вселенных. Наши миры никак не соприкасались, жизни вращались вокруг разных школ, людей и событий. Только во время летних каникул мы сталкивались. Тогда вселенная преображалась и становилась ярче.

Несколько раз в течение года мне безумно хотелось отправить ему письмо или сообщение, или даже взять телефон и позвонить. Каждый раз я отговаривала и останавливала себя. Он никогда не пытался связаться со мной в перерывах между летом – так почему я должна? Может, для него мы были просто убогой версией летнего лагеря, а не чем-то особенным. Может, мы даже не были друзьями, а просто двумя детьми, проводящими время в одном замкнутом пространстве, совсем забытые взрослыми.

Может, сейчас у него была девушка.

Может, может, может.

Так что я ждала, опьяненная книгой и чувствами, которые история вызывала во мне. Эти эмоции всегда заставляли меня думать о нем. О Николае. Моем Ники.

Шаги раздавались ближе и громче.

Я убрала за ухо выбившуюся прядь, пытаясь успокоить свое сердцебиение. Я запала на Николая Иванова с того первого дня, как мы встретились на кладбище, просто раньше я никак не задумывалась об этом чувстве к нему. Только в этом году, когда все в школе разбились на парочки. Быть в отношениях вдруг за одну ночь превратилось из чего-то постыдного, что делали только плохие девочки, в вершину мироздания, тренд, от которого я отстала. На самом деле ни одна из этих пар не говорила друг с другом во время занятий или как-то взаимодействовала, но у них был титул, и если были какие-то вечеринки или дни рождения, то они приходили вместе и шептались друг с другом или целовались.

Поцелуи тоже стали ритуалом посвящения, чем-то, что нужно было попробовать и поставить напротив галочку. В школе не было ни одного парня, которого мне хотелось бы поцеловать.

Единственные губы, к которым мне хотелось прикоснуться своими, были губы Николая.

Я пролистывала «Искупление», но слова будто бежали по строчкам, выпадая со страниц. Удивительно, как у моих ног еще не было кучи из писем. Это было бесполезно, пытаться сосредоточиться на чем-то, кроме него.

А потом… Счастье заполнило мое сознание. Я заметила его краем глаза, Николай показался у дверного косяка, облокотившись на него. Поношенные туфли, порванные не там, где нужно, джинсы и выцветшая рубашка, потрепанная по краям. С каждым годом он становился только красивее.

Я притворилась, что не заметила его.

– Здорово, – сказал он, в уголке его рта торчал незажженный бычок от сигареты. Я представила, что сказала бы великая Беатрис Рот, если узнала, что я хотела поцеловать парня, который запихивает в рот использованные сигареты с улицы. Честно говоря, она ничего и не сказала бы. До тех пор, пока я не принесла заразу в дом, она не возражала бы, даже если бы я отрезала себе все конечности из-за трендов.

– Ой, хей, Ники. – Я подняла взгляд, здороваясь с ним.

Его красота поразила меня, словно молния. Он не был таким привлекательным два года назад. Каждое лето его черты становились четче и мужественнее. Его подбородок стал острее, складка между бровями глубже, губы выразительнее. Но глаза были лучшей его чертой: удивительно похожие на голубые топазы. Он был высоким, подтянутым и гибким, а еще, кроме всего, в нем была характерная черта, которую нельзя было даже назвать. В нем чувствовалась задиристость ребенка, который знал, как постоять за себя, как выживать. Ужасно было думать, что какие-то дети проводили с ним два семестра в год. Общались, любовались и восхищались им.

– С тобой все в порядке? – Он оторвался от косяка двери, обходя вокруг меня. Я заметила, что его руки за последний год стали больше, крепче, можно было увидеть вены, голубеющие под кожей. Он остановился только тогда, когда наши ноги соприкоснулись, и выхватил книгу из моих рук, небрежно пролистав ее.

Он убрал сигарету за ухо, нахмурившись.

– Привет, – сказала я.

– Привет. – Он поднял взгляд, одарив меня усмешкой, и снова посмотрел на книгу. Я не могла дождаться, когда увижу его в плавках этим летом.

– Ты читал? – хрипло спросила я, начиная краснеть.

– Нет, хотя слышал, что тут какие-то непристойности, – он покачал головой.

– Да. Но суть книги не в этом, – возразила я.

– В поцелуях всегда вся суть, – его глаза встретились с моими, и он легкомысленно ухмыльнулся мне, возвращая книгу и продолжая: – Может, когда-нибудь я это попробую, если мистер Ван перестанет совать мне Penthouse.

Теперь настала моя очередь рассказать ему то, о чем я думала все лето. О чем я мечтала ночами.

– Поздравляю, ты официально стал противным, – ответила я.

– Я скучал по тебе, – рассмеялся он.

– Да, я тоже, – снова ответила я, заправляя прядь волос за ухо, странно чувствуя себя, будто тело мне не принадлежало. – Я думаю записаться на театральные курсы теперь, когда я пойду в среднюю школу, – я совсем не собиралась ни на какие курсы, но мне нужна была хорошая продуманная предыстория.

– Классно. – Он уже бродил по комнате, открывая ящики в поисках новых блестящих вещей для исследования. Мой дом был чем-то вроде тематического парка для Николая. Ему нравилось использовать зажигалки моего отца, скрещивать ноги на столе из красного дерева и представлять, что ему звонят по старому офисному телефону Toscano по важным делам.

– Я подумала, может, мы могли бы повторить одну сцену из книги. Ну, знаешь, для практики, чтобы подготовиться к пробам в сентябре, – осторожно начала я.

– Повторить что?

– Одну из неприличных сцен. В книге. Мне нужно сделать что-то risquе[14]14
  Risqué (фр.) – рискованное.


[Закрыть] на прослушивании, – объяснила я.

– Risqué? – пробормотал он, открывая ящик и шаря там руками.

– Да. Меня не возьмут, если я покажу что-то обычное, – продолжала я, даже сама не понимая, что имела в виду. О чем, черт возьми, я вообще говорила?

– Насколько именно неприличная сцена? – Он был слишком увлечен поисками чего-то стоящего для кражи.

Я взяла книгу и пролистала ее до страницы 126, после чего передала ему. Он перестал рыться в ящиках. Его глаза пробежались по тексту. Я затаила дыхание, пока он читал. Когда же он закончил, то протянул книгу обратно, и я спрятала ее на полку библиотеки за собой.

– Ты шутишь, да? – спросил он.

Я помотала головой, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Николай застыл. Его взгляд метнулся от ящиков в столе ко мне. Теперь он недоверчиво смотрел на меня своими топазовыми глазами, в которых отражались непонимание, резкость и даже раздражение. Я хотела повторить сцену в библиотеке, где Робби прижимает Сесилию к книжным полкам и целует так, будто происходит конец света, ведь для него так и было.

Волосы встали дыбом на моих руках. Мне не хотелось, чтобы меня стошнило прямо на туфли из-за волнения. Но одновременно казалось, что именно это я и сделаю.

– Мы просто поцелуемся, – уточнила я, изобразив зевок и продолжив: – Никаких других странностей, конечно же.

– Просто поцелуемся?

– Не ты ли мне только что говорил, что все всегда начинается и заканчивается поцелуями! – Я подняла руки в знак поражения и как бы снимая с себя вину. Его губы снова растянулись в легкой усмешке. Мое сердце же сделало кульбит.

– Ари, ты добралась до винного шкафа своего старика? – Ники приблизился ко мне, сократив расстояние между нами. Он провел пальцем по краю моего уха, из-за чего дрожь пробежала по моему телу. – Мы не можем поцеловаться. Только если ты не хочешь, чтобы наши родители убили меня.

– Ты имеешь в виду нас, – поправила я его.

– Не-а, – он достал сигарету из-за уха и пожевал кончик, занимая этим делом сразу руки и рот. – Тебе все сойдет с рук под присмотром папочки Конрада. Вина всегда ложится на бедного человека со смешным именем. Ты что, не заметила закономерность во всей классике, которую мы читали прошлым летом?

– Я никому не скажу, – пообещала я, горло сдавило, будто в нем застряло много камешков. Внезапно у отказа появились вкус, запах, форма. Это было настоящее существо, которое обжигало мои щеки, будто меня ударили. Я даже не могла злиться на Ники. Я всегда была вынужденным наблюдателем, как отец с матерью и Русланой все время бросались угрозами в Ники, словно стрелами.

Даже не смей трогать ее.

Отойди, сын.

Николай, разве ты не должен помогать матери на кухне?

– Я знаю. Дело не в том, что я тебе не доверяю, – согласился Ники. – Я не доверяю своей удаче. Если они как-то узнают, если здесь есть прослушка или еще что… Ари, ты знаешь, что я не могу.

Отказ был мягким, но окончательным. Тема закрыта. И хотя я понимала его, одновременно с этим я злилась, потому что он оставался рассудительным, когда речь заходила о нас, а я же всегда шла напролом, если дело касалось его. Раздражительность встала комком в горле, будто хотела вырваться изо рта. Но я не была такой девушкой. Я гордилась, что была такой, какой Ники хотел меня видеть. Я смотрела боевики, играла в мяч и говорила «чувак» минимум раз пятнадцать в день.

– Хей, мы пойдем плавать или как? – Ники обхватил хрустальный шар на полке позади меня и засунул в карман. Он часто так делал, но я не возражала. Может, просто потому, что знала, что он не возьмет ничего, что по-настоящему было дорого мне. – Я весь год тренировался в бассейне YMCA[15]15
  Фитнес-клуб.


[Закрыть]. Готовься к поражению, принцесса-неженка.

То, как глаза начинало щипать, означало, что у меня было три или пять секунд, прежде чем я заплачу.

– Чувак, – фыркнула я, – и кто из нас под кайфом? Я тебя побью. Только дай мне надеть купальник.

– Жду тебя у дверей через пять минут, – сказал он.

Я отвернулась и ушла, закрывая дверь в свою комнату, после чего выудила купальник из ящика, при этом порезав большой палец. У меня текла кровь, но я ничего не чувствовала.

Прижавшись ртом к ране, чтобы остановить кровь, я смотрела в зеркало и одновременно тренировалась улыбаться своей самой лучшей и яркой улыбкой.

Это был первый урок взросления.

С разбитым сердцем справлялась в тишине и одиночестве, в закоулках собственной души. Снаружи я была сильной, но внутри сломалась.

После плавания наперегонки, в котором Ники, конечно же, победил меня, я избегала его всю первую неделю летних каникул.

Я старалась делать это незаметно: то планы пойти в «Сакс»[16]16
  Saks Fifth Avenue – американская сеть роскошных универмагов со штаб-квартирой в Нью-Йорке, основанная Эндрю Саксом. Первоначальный магазин открылся в торговом районе Ф-стрит в Вашингтоне, округ Колумбия, в 1867 году.


[Закрыть] с друзьями, то в библиотеку, то еще что-нибудь. Я дошла даже до того, что пошла с мамой и ее скучными друзьями на ланч.

Но Ники все равно приходил каждый день и упрямо пытался поддерживать нашу дружбу. И каждый день я придумывала, как занять себя так, чтобы он не входил в мои планы.

Я знала, что банальным способом наказывала его за отказ поцеловать меня. Руслана давала ему задания, чтобы занять делом. Она разрешала ему немного отдохнуть несколько раз. Свои перерывы он проводил на балконе в гостиной, который соединялся с террасой моей спальни. Перебраться с балкона на террасу было возможно, но опасно. Стеклянный барьер был слишком высокий, из-за чего пришлось бы перелезать через перила и держаться за край небоскреба на высоте около метра, пока не доберешься до другой стороны.

Однажды в эту неделю, в которую я избегала его, Руслана выносила мусор, а я только вернулась с очередной бессмысленной прогулки, Ники подбежал к стеклу, руками облокачиваясь на него. Я сделала то же самое, словно магнит, сразу же притянувшись к нему.

– Ты наказываешь меня? – спросил он, в его голосе не было и намека на злость.

– И с чего бы мне делать это? – Я недоверчиво рассмеялась.

– Ты прекрасно знаешь почему.

– Ого, Ники. У кого-то раздутое эго, – сказала я. Он внимательно смотрел на меня, будто пытался разгадать. Я чувствовала себя самой большой дурой на свете.

– Мы все еще друзья? – Он попробовал другую тактику.

– Нет ничего такого, если я не хочу провести все лето только с тобой, знаешь, – ответила я, смотря на него с жалостью, взглядом, который сама ненавидела. Так на меня смотрели популярные девочки в школе, когда я говорила что-то нудное или скучное.

– Наверное. – Он продолжал внимательно смотреть на меня. Я чувствовала, как он с каждой секундой все больше видел насквозь мою ложь, одну за другой. – Но похоже, что ты вообще не хочешь проводить со мной и минуты, – заметил он.

– Я хочу. Я поплаваю с тобой завтра… А, подожди, – я щелкнула пальцами, продолжая: – Я обещала папе, что пойду с ним в офис, чтобы помочь его секретарше с заполнением документов.

– Меня променяли на заполнение документов? – Его глаза вспыхнули.

– Как угодно, Ники. Это опыт работы. Нам все равно надо подумать о работе на следующий год. Мы уже не маленькие дети.

Он сузил глаза, переводя взгляд с перил на меня. Я покачала головой. Мне не хотелось, чтобы он умирал. Только, может, совсем чуть-чуть, признаюсь, но только потому, что он отказал мне, и это было больно. Но я знала, что не выживу, если с ним что-то случится.

– Не пересекай барьер, – предупредила я. Создавалось впечатление, что мы говорили о чем-то большем, чем простые перила.

Тем не менее он все равно двинулся в сторону барьера. Чтобы пересечь его. Я задержала дыхание от волнения.

Его мама позвала его вернуться.

– Для тебя, Арья, я мог бы. – Он улыбнулся.

Он сделал это.

После девяти мучительных дней, в основном состоящих из моих криков в подушку, я зашнуровывала кроссовки, готовясь к очередной прогулке по Манхэттену, лишь бы избежать с ним встречи. Руслана вышла в магазин за продуктами, один из моих родителей был на работе, второй – на занятиях по теннису. В доме было тихо, не считая тявканья Фифи, нашей собаки породы ши-тцу. Она громко лаяла на новую статую, которую выиграла Беатрис в прошлые выходные на аукционе. Собака была бесконечно милой и так же глупенькой.

Я заметила боковым зрением движение на террасе, и когда я повернулась лучше рассмотреть, что происходит, то увидела Ники, который висел на краю.

– Ты придурок! – закричала я, вскакивая с кровати и подбегая к балкону, мое сердце отбивало бешеный ритм.

Но Ники был гибким и спортивным, поэтому он спрыгнул в безопасное место и отряхнул руки, прежде чем я открыла дверь на балкон.

– Ты мог умереть! – Я затянула его в свою комнату.

– В этот раз не повезло, принцесса-неженка, – ответил он. Я в равной степени ненавидела и обожала это прозвище. Издевка раздражала, но он все же называл меня принцессой.

– Что ж… Я могла быть голой!

– Тогда мне бы повезло, – спокойно ответил он, закрывая дверь за нами, и прислонился к комоду, скрещивая лодыжки. Он выглядел так, будто сошел с картины: спокойный, но при этом уверенный в себе. Мне хотелось плакать: было так несправедливо, что он не был моим. Даже если бы он был со мной, нам всегда пришлось бы держать это в секрете.

– Нам нужно поговорить, подруга.

Но то, как он произнес «подруга», давало понять, что таковой он меня больше не считал.

– Давай быстро. Я встречаюсь с друзьями через полчаса, – ответила я.

– Нет, не встречаешься.

Я скрестила руки на груди, готовая защищаться. Я чувствовала себя глупо, до сих пор мы с Ники были родственными душами, связанными невидимой нитью. Двое забытых детей в большом городе. Несмотря на то что мы были все равно что из разных миров, у нас было много общего. Сейчас все казалось неправильным. У него были козыри: он знал, что нравится мне в этом плане. Баланс перевернулся.

– Слушай. – Он запустил руку в свои темные блестящие волосы и продолжил: – Я испугался, хорошо? Дело не в том, что я не хочу поцеловать тебя. Просто я правда был бы рад, если бы все мои важные органы остались в сохранности, когда я пойду в среднюю школу и… Что ж…

– Ты не можешь быть уверенным, что это случится, если мой отец поймает нас? – закончила я за него.

– Кратко говоря, да. – Он улыбнулся. Его улыбка говорила, что ему было наплевать, что о нем подумает мой папа, Ники волновали только последствия, если он ослушается его.

– Я знаю, почему папа так оберегает меня. Все дело в Аароне… – Я сделала шаг вперед, позволяя рукам упасть по бокам.

– Нет, – спокойно и уверенно сказал Ники. – Это проблема богатого мужчины и бедного парня, – объяснил он.

– Папа не такой, – заупрямилась я.

– Он именно такой. Честно? Если бы ты была моей дочерью, я бы тоже не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Его уверенность все больше говорила, что было бессмысленно пытаться его переубедить.

– В любом случае, я никогда бы не предложила, если бы знала, что нас поймают. Прости меня. Я была глупой. И безрассудной. И…

– Арья, – он вдруг перебил меня.

– Да?

– Я еще не договорил, – заметил он.

– Оу. – Невидимая ленточка затянулась на моей шее. – Прости. Продолжай, да.

– Как я сказал, если бы ты была моей дочерью, я бы не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Он сделал паузу и продолжил: – Но раз ты не моя дочь, я решил, что твои театральные курсы стоят риска. Не потому, что я хочу поцеловать тебя, – на этом моменте он поднял указательный палец вверх, – а потому, что я не хотел бы лишать мир новой Мерил Стрип.

– Эй, я тоже не хочу целовать тебя. Но я хочу стать актрисой. – Все содрогнулось внутри меня.

Я должна была чувствовать себя хуже из-за лжи. В конце концов, мое желание стать актрисой было таким же сильным, как стать клоуном в цирке, то есть его совсем не было. Но каким-то образом я убедила себя, что цель оправдывает средства.

– Я жду два билета на любой фильм, в котором ты снимешься, когда вырастешь. И лимузин, ожидающий меня, чтобы отвезти на премьеру, – Ники загибал свои пальцы.

– Лимузины уже устарели.

– Мои яйца, мои правила, – парировал он.

– Что еще?

– Лучше, чтобы это был не плохой фильм. Если ты будешь как Деми Мур в «Сплошных неприятностях», клянусь Богом, Ари, я сбегу от тебя навсегда, – сказал он.

– Хорошо, – смешок вырвался у меня, когда я ответила. Я убрала пряди волос с лица и продолжила: – Я отправлю за тобой лимузин и заставлю тебя гордиться мной, если ты не приведешь девушку красивее меня в качестве плюс один.

– Во-первых, это не переговоры. Я здесь беру на себя все риски. Во-вторых, проще простого. – Он перекатился с пяток на носки, немного смущаясь. – Я не знаю никого красивее тебя, – все-таки сказал он.

Тишина между нами вдруг стала давящей, наполненной словами, которые мы боялись сказать. Он прочистил горло.

– Кроме того, если мы не будем проводить время вместе, то моя мама заставит меня чистить твой потолок. Так что тебе лучше быстро уносить задницу из этой комнаты, или наша сделка провалится, – предупредил он.

Невидимое бешеное давление медленно накрывало меня с головой. Это происходило. Николай Иванов собирался поцеловать меня.

– Жди меня в библиотеке, – приказала я.

– Без проблем, приколистка, – согласился он, собираясь уйти.

– Ой, Ники? – позвала я его. Он остановился, но не повернулся ко мне. – Если ты снова перелезешь через перила, можешь не беспокоиться о падении. Я сама тебя убью.

Он стоял ко мне спиной, когда я зашла в библиотеку.

Что-то заставило меня остановиться на входе и почувствовать этот момент: парень, которого я любила, наблюдал за Нью-Йорком, распластавшимся перед ним, его руки сложены за спиной. Он стоял прямо и выглядел не менее влиятельным, чем город перед его взором, город, который каждый день питался чужими надеждами и мечтами.

К своему ужасу, я вдруг осознала, что Николай будет путешествовать по разным местам и он не собирался брать меня с собой. Он не мог позволить себе лишний груз. Его последней остановкой не был Хантс Пойнт.

– Твой отец уже здесь? – спросил Ники, все еще стоя ко мне спиной.

– У него мероприятие по сбору средств сегодня вечером. Он сказал, что вернется только после обеда. На горизонте все чисто. – Я зашла внутрь, мягко закрывая дверь.

Мои колени превратились в желе. Я проверила время, прежде чем идти в библиотеку, сейчас было четыре часа дня. Мама была на очередном курсе по йоге на другом конце земли. Руслана могла вернуться домой после покупки продуктов, но она всегда давала о себе знать, если подозревала, что мы проводим время вместе. Она то стучала кастрюлями, то пылесосила в коридоре, то громко говорила по телефону. Ей не хотелось застать нас за чем-то неправильным. Со знанием пришла бы ответственность.

Ники развернулся на пятках, он выглядел серьезным и решительным, будто собирался на смертную казнь. Я знала, что он делал это для меня. Мне кажется, часть его, скорее всего большая часть, боялась меня целовать. Я могла бы все отменить, избавить его от беспокойства.

Но я была не настолько хорошей.

Достаточно добродетельной, может.

Папа говорил, что угрызения совести – роскошь бедных, что я не должна мучить себя моралями. «Мы платим слишком большие налоги, чтобы быть хорошими» – так он однажды сказал и рассмеялся.

Я скользнула к полкам, которые были от пола до самого потолка, прижимаясь к ним спиной и закрывая глаза. Чувствовалось так, будто я играю, как актриса, хотя бы эта часть была правдой, хотя бы сейчас. Звук его шагов эхом повторяло мое сердце в груди. Ощутимое тепло его тела подсказало, что он был рядом. Когда он остановился прямо напротив меня, я открыла глаза. Он был так близко, что я не могла рассмотреть все его лицо. Я видела только его бирюзовые глаза, которые переливались, как океан на солнце. Интересно, выглядела ли я так же, как он. Он выглядел таким напуганным, совсем не сексуально.

– Это мой первый поцелуй, – прошептала я чужим для меня, извиняющим голосом.

– Мой тоже, – ответил он, прикусив нижнюю губу. Его зарумянившиеся щеки тронули мое сердце. Мне хотелось поглотить этот момент, как сочный персик, чтобы почувствовать сладкий, липкий сок на губах.

– Оу, хорошо. Уверена, я буду полный ноль в этом, – хихикнула я.

– Невозможно, – серьезно сказал он, и почему-то я сразу поверила ему.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и промахнулся. Мы неловко ударились лбами и отпрянули друг от друга, тихо смеясь. Он попробовал снова, на этот раз положив ладонь на мою шею, направляя свой рот к моему. Его губы были горячие, со вкусом табака, кубиков льда и чего-то мальчишеского. Мы оба оставили глаза открытыми.

– Все в порядке? – прошептал он мне в рот. Над его верхней губой была полоска волос, сейчас мокрая от слюны. Он все еще ни разу не брился. Мое сердце отбивало бешеный ритм в груди. Я надеялась, что он навсегда запомнит этот момент и девушку, которая поцеловала его раньше всех остальных.

– М-м-м, – я кивнула, ловя его губы своими.

– Хорошо, – снова прошептал он. – Черт, ты красивая.

– Ты говорил, что я страшная. Несколько лет назад. – Мы целовались, разговаривали и держались друг за друга.

– Ложь. – Он покачал головой, его губы до сих пор изучали мои. – Ты красивая и будешь такой всегда.

Все внутри меня трепетало. Он поцеловал меня снова, переплетая наши пальцы. Все еще было неловко, но я отогнала это чувство подальше. Меня накрывала эйфория от поцелуев, из-за чего казалось, что я сейчас упаду. Мне нравилось это не из-за ощущений, а потому что я делала это именно с ним. Знание, чем он рисковал ради меня, воспламеняло мою душу. Внутри я чувствовала боль, которая разворачивалась подобно маленькому клочку бумаги, разрастаясь с каждой секундой.

– Убери свои грязные руки от моей дочери!

Все произошло быстро. Секунду назад тело Ники прижималось ко мне, а в следующий момент он лежал на полу, свернувшись посреди толстых книг в твердом переплете, фигура отца, схватившего парня за воротник рубашки, возвышалась над ним.

Раздался сильный удар. Мое зрение затуманилось, я почти ничего не видела.

– Я должен был знать… Ты маленький га… – начал было говорить папа, но я не дала закончить ему.

– Папа! Пожалуйста! – Я бросилась на него, пытаясь за руку оттащить от Ники.

– Уничтожу тебя. – Папа поднял его с пола, ударяя Николая спиной об книжные полки. Книги повалились на них двоих, но никто не обратил на это внимания. Папино лицо было красным, почти бордовым, в то время как Ники выглядел открыто неповинующимся и спокойным. Он не пытался ни отрицать, ни объяснить, что случилось, не трусил. Он собирался довести это дело до конца, как и все в его жизни.

Еще один удар заставил Ники дернуться в сторону, судя по звуку, что-то треснуло, я поняла, что папа сломал ему нос.

Руслана ворвалась в библиотеку со шваброй. Я пыталась влезть между папой и Ники, оторвать папины пальцы от горла друга. Я была сбита с толку, расстроена, и меня мутило: еще никогда я не видела папу жестоким. Он всегда был нежным и добрым со мной, компенсируя все недостатки моей матери.

– Что здесь происходит? – взвизгнула Руслана. Когда она увидела багровое лицо сына, смотрящего на моего отца, то прыгнула между ними, оттолкнув папу шваброй.

– Отпустите! Отпустите его! – закричала она. – Вы убьете его, и потом мне придется отвечать перед властями!

И об этом она сейчас думала? Серьезно?

– Твой грязный глупый сын тронул мою Арью! Я вернулся домой раньше, чтобы поменять галстук, и…

– О господи! – вскрикнула Руслана, поворачиваясь к сыну, лицо которого сейчас выглядело как сырая отбивная. – Это правда? Я говорила тебе не трогать ее! – сказала она. Ники смело вздернул подбородок.

– Скажи что-нибудь, – потребовала Руслана.

– Она хороша на вкус, сэр. – Ники повернулся к моему отцу и улыбнулся, его десны кровоточили.

Папа ударил его тыльной стороной ладони, где было надето кольцо братства, чтобы пролить еще больше крови. Голова Ники резко дернулась в сторону, щекой он ударился об полку. Это все было из-за меня, моя вина. Мне хотелось сделать столько всего.

Попросить у него прощения.

Сказать, что я не знала, что папа придет.

Как-то помочь ему.

Объяснить все папе и Руслане. Мне нужно было спасти его, защитить.

Но слова застряли у меня в горле, как будто меня вот-вот стошнит, но никак не получалось. Мой рот открылся, но я не могла произнести и слова.

Это не его вина.

– Иди в свою комнату, Арья, – рявкнул отец, подходя к открытой двери и показывая головой на выход в сторону коридора. Я не сдвинулась с места, и он снова огрызнулся: – Иди, черт возьми!

И потом я подумала о том, что будет с моей жизнью, если папа решил вести себя как мама: игнорировать меня, смотреть мимо, обращаться со мной так, будто я была частью декора в доме.

Отвратительно, постыдно, я пошла, мои ноги были тяжелыми, как свинец.

Я все еще чувствовала взгляд Николая на своей спине. Жар предательства охватил мое тело. Жгучее осознание того, что он никогда меня не простит.

Ничто уже не будет прежним.

Я потеряла своего лучшего друга.