Текст книги "На моей кровати снег"

*****

Сидеть вдвоем было приятно. Заведение, которое Александр называл «моя любимая кафешка», действительно, находилось совсем рядом, буквально за углом улицы, но собой напоминало ресторан с коротким названием «Ваше место». Вероятно, это действительно было его любимым местом, раз достаточно взрослого и, судя по одежде, состоятельного человека так забавляли «всякие пирожные и прочие сладости, которых там под завязку на любой вкус».

Внутри заведение оказалось абсолютно пустым – возможно, из-за аномальной жары и раннего часа все потенциальные проголодавшиеся прохожие еще сидели дома перед своими тарелками с окрошкой, обмахиваясь утренней газетой.

Внутри царил приятный полумрак, который сразу же расслабил глаза после палящего полуденного солнца, и погрузил своих новых гостей в викторианскую Англию. Во всяком случае, так подумала Вера Анатольевна, разглядывая старомодные канделябры, резное дерево на стенах и, причудливо подтянутые шнурки, шторами. Стены по периметры были заставлены пересекающимися полками, словно клетками, в каждой ячейке которой располагались три-четыре книги.

«Должно быть та, что была у него в парке, тоже родом отсюда. Интересно так – ресторан-библиотека»

Вдыхая запах свежей древесины. Вера Анатольевна восторжено провела рукой по столу, с аккуратной белоснежной салфеткой под старомодной настольной лампой:

– Как же приятно сидеть за настоящим деревянным столом!

– Выбирай место, а я сейчас подойду.

Он отошел к некоторому подобию барной стойки, которая так бы и называлась в каком-нибудь другом заведении, но здесь это больше хотелось называть хозяйским уголком, где не было никаких пошлых бутылок на полочках сзади, ни высоких стульев без спинки, ни даже кухонного окна. Девушка с аккуратно убранными волосами спокойно вела какую-то документацию, а увидев подходящего к ней Александра, встала и приветливо улыбнулась, как старому знакомому. «Видимо, он, и вправду любит это „место“, раз она его так встречает». Собственно говоря, не Александром, а Сашей он стал для Веры Анатольевны несколько минут назад, когда они, подходя к перекрестку, обменялись именами, официально завершив ритуал знакомства:

– Вы знаете, а у меня есть одна потрясающая способность, хотите, расскажу какая? – весело спросил ее он.

– Неужели? Ну и какая это? – она тоже улыбалась в ответ.

– Я угадаю ваше имя с первого раза, спорим?

– Ого, у вас будет много вариантов! Вы же можете проиграть, не стыдно будет потом, что так самоуверенно пообещали? – Вера Анатольевна приняла игру, но ей хотелось подлить масла в костер. Ей нравилась его игривая задиристость.

– А я не проиграю!

– Думаете? – Вера Анатольевна уже засомневалась, не оставила ли она бейджик с именем, но вовремя вспомнила что он остался приколот к пиджаку в ее купе. «Вот же чертов поезд, как бы не забыть о времени!»

– Уверен на все сто! – продолжал бахвалиться он, помогая переходить улицу.

– Мне нравится ваша уверенность, хотя я не понимаю, откуда она берется!

Они добежали до конца перехода. Он остановился, продолжая держать ее за руку.

– Если я вам скажу ваше имя с первого же раза, я выиграю, так?

Она кивнула.

– Значит, я буду победитель, верно?

Она снова кивнула, начиная подозревать, что он к чему-то клонит.

– Я требую знать свой приз! Мне нужно знать мою награду, тогда я смогу сконцентрироваться на результате. Иначе, не получится!

Он говорил это настолько убедительно, при этом, не переставая ей улыбаться, что без смеха на это нельзя было смотреть. Вера Анатольевна рассмеялась:

– Вот видите, вы уже меняете правила игры! Признайтесь, что вам просто это не под силу, потому что с первого раза попасть нереально, это абсолютно невозможно!

– Мне не под силу?! Мне нереально? – он вскипел, смешно изображая обиженного. Они отошли в сторону, чтобы не мешать прохожим, и он продолжил, гораздо спокойнее, – давайте так: я называю ваше имя с первого раза, вы удивляетесь, потом целуете меня в щеку, и мы переходим на «ты»? Как вам?

И хотя ее глаза округлились от возмущения и неожиданности, она приняла этот вызов, согласившись с таким «призом». Пока игравший в рулетку из женских имен, сиял довольной улыбкой, Вера Анатольевна знала, что случайное совпадение не произойдет, и жалела, что он не угадает, и придется его огорчать. Портить такую внезапную игру она не хотела, а потому подумала, не приврать ли, и не согласиться на первое же имя, которое он назовет, как на настоящее. Поцеловать его можно хотя бы даже за оригинальность. Когда же он через одно мгновение твердо и уверено назвал ее имя, смотря прямо ей в глаза, она от удивления раскрыла рот, и забыла даже ответить, правильно ли он его назвал. Хотя ему, словно, это и требовалось.

Вручив заслуженный приз победителю, смущенная и ошеломленная Вера Анатольевна, не полюбопытствовать:

– Как вы это сделали?!

– Мы договорились говорить друг другу «ты» – поправил он ее, с видом самодовольного павлина, явно довольного своим триумфом, и почивалющего на лаврах своей блестящей победы.

– Да но как? То есть… как…. ты это делаешь?

– Это волшебство, и я не могу выдать секрет. Увы.

– Ну ладно! Как вон того мужика зовут? Скажи, я и пойду, узнаю у него.

– Не имею ни малейшего понятия!

Вера Анатольевна удивленно остановилась. Они уже подошли к крыльцу ресторана.

– Мы уже почти пришли, – объявил он

– Как это не имеешь? – настаивала она, – у тебя же способность! Ты же сам сказал!

– Я сказал, что угадаю лишь твое имя, – он хитро улыбнулся, – да и поцелуй от того мужика мне не нужен. Ну, пойдем?

Кухня этого ресторана, которое Александр незаслуженно называл «кафешкой» была великолепной. Еще бы, после привокзальных столовых и порционной еды из полуфабрикатов в вагоне-ресторане, пожалуй, и пельменная показалась бы настоящим пиром у короля. Однако, с таким сомнительным заведением ресторан «Ваше место» соперничать все равно не собирался, а потому для единственных гостей в эту раннюю пору тамошние шеф-повара расстарались на славу.

– Ты же говорил «по мороженому»! – удивленно напомнила Вера Анатольевна, когда им принесли бутылку розового вина, сладости с орешками и печеньем, и салат с маслинами – Я думала, это вообще библиотека! – она кивнула в сторону стен с книжками.

– Нравится? Здесь можно прийти и поесть, послушать музыку, негромкую и без слов. Знаешь, просто спокойный ровный музыкальный ряд. Очень расслабляет. Но это вон там, в обеденной. Здесь комната для чтения. Каждый столик оборудован всем необходимым, от лампы до пишущих наборов. Мало ли, захочется выписать себе и з книжки что-либо. Можно пить кофе и весь вечер читать Кальвино.

– Это тот, что у тебя был там, в парке?

– Точно! Никак не мог понять, о чем он пишет, этот итальянец – разные истории, непонятные и сложные, а все сковано одним общим обращением к читателю. Вот, я подвязался и не могу оторваться теперь.

– И что, тебе разрешают уносить книгу с собой?

– Э-э, ну меня здесь уже знают. Слушай, эти интеллектуальные игры разума всегда пробуждают во мне волчий аппетит. Спасибо! – он перенял от официантки бутылку, и сам стал разливать его в бокалы, – ты, конечно, в меню можешь выбрать себе, что захочешь, но то, что я уже заказал – ты обязана попробовать в первую очередь.

– Но… – начала было возражать Вера Анатольевна.

– В такой зной розовое вино в самый раз. Оно не бьет в голову, не вызывает жара, и не опьяняет, как местные тополя – они засмеялись, хотя Вера Анатольевна испытала небольшой комплекс деревенщины, хотя сама приехала из Москва, и вообще там родилась и жила всю свою жизнь. – Мы же слегка, правда? – его мягкий натиск не давал ей возможности перечить. Она взяла бокал:

– За знакомство?

– М-м… Лучше за встречу!

– Почему? – удивилась она, – мы разве раньше встречались?

– Может, когда-то раньше.

Они выпили. Покончив с entrée, им поднесли основное блюдо. Когда-то, еще совсем молодой, Вера Анатольевна любила следить за своей фигурой и умела точно высчитывать количество белков, жиров и углеводов, употребляемых ею за день. Давно заброшенная практика, как жар-птица, воскресла в памяти, когда она обнаружила, что мясо – индейки, а салат из морепродуктов и овощей. «Таким обожраться невозможно» – по-крестьянски подумала Вера Анатольевна и снова удивилась своим мыслям. Ей было несколько неудобно совмещать светский разговор, предложенный Александром, со своим животным желанием попробовать все выложенное на стол, поэтому по большей части Вера Анатольевна многозначительно молчала. Разговор вернул форму диалога лишь на десерте, когда изящно позвякивая ложечкой и с аппетитом уплетая мороженое, Вера Анатольевна начала давно интересовавшую ее тему:

– Удивительное место – так тихо, нет никого, – она начала издалека, как полагается, – тут так всегда?

– Сейчас жарко, все прячутся по домам, наверное.

– Глупо. Здесь так уютно, свежо. И так вкусно! – эти слова она произнесла совершенно искренне, даже придавая силу словам жестикуляцией ложечки с остатками мороженого.

– Я рад, что тебе понравилось, но десерт будет еще лучше. А самое главное, что тут есть – вон, книжки. – он кивнул на стены и Вера Анатольевна последила взглядом.

Многие из них были написаны на других языках, и ее удивил не новый, потрепанный вид обложки и переплета.

– Жаль, что так мало людей этим могут наслаждаться…

– Думаешь? Я думаю, хозяин этого заведения делал это в первую очередь для себя. – уверенно ответил Александр, доедая.

– А кто он? Ты его знаешь?

– Приезжий один.

Наступила небольшая пауза. Вера Анатольевна очень не хотела возвращаться на вокзал, где так скоро поезд вырвет ее из этой веющей спокойствием и прохладой сказки.

– А я тебя когда утром видела, ты куда шел? – вспомнила она.

– Э-э… в сквере?

– Ну да.

– Я на вокзал ходил.

Она остановилась посмотреть на него. Ей немного похолодело, и стало как будто стыдно.

– Зачем это? – как бы ничего не замечая, спросила она.

– Билет ходил покупать.

«Разве я не должна обрадоваться, почему я так нервничаю?»

– Куда-то едешь? – она чуть не назвала его на «вы».

Он промолчал. Несколько секунд они смотрели друг друга в глаза, первой опустила Вера Анатольевна, и раскраснелась. То ли из-за того, что гляделки выглядели по-детски глупо, то ли из-за дурацкое rosé таки ударило в виски. Вместо ответа, он сказал:

– Тебе правда нравится здесь? Можем пойти в другое место, я еще знаю.

Она подняла глаза, ожидая увидеть его улыбающееся лицо. Но на нее с этого лица смотрел совершенно серьезный, сосредоточенный взгляд. Взгляд, который надеялся услышать определенный, очень ожидаемый им ответ.

– Да, здесь очень уютно, – она снова покраснела, но ничего другого она сказать не могла. Ей нужна была пауза, он явно спрашивал не только о «Вашем месте» и даже не только о Владивостоке.

Они оба выдохнули. Первым очнулся он:

– Вот и здорово! Раз ты, как и я, в отпуске… – Вера Анатольевна перестала дышать, предчувствуя, как с силами собирается ее собеседник, – то почему бы тебе не остаться еще? Здесь есть с десяток мест еще лучше этого, честно! И угадай, кто знает их все? – он ввернул разговор в шутливое русло, однако, Вера Анатольевна понимала, что это новый заход. Ей становилось тяжело и еда перестала быть столько же собалазнительной как раньше.

Между тем старинные настенные часы оставляли ей не более часа до отправления поезда.

– Как это остаться? Ты шутишь?

– Нет! Погуляешь день-два, неделю, месяц. Посмотришь, вдруг тебе понравится. Здесь все есть, и где работать, и где гулять. И где жить. Тебе понравится! – если он поддавливал, то очень мягко, Вере Анатольевне это точно не казалось лишним.

– Слушай, ты серьезно? – он кивнул. Ей пришлось продолжать, – Ну как ты себе это видишь? – она тоже начала очень успокаивающе ему объяснять, – это – просто…, – она посмотрела на его серьезный взгляд и поняла, что говорить то, что она намеревалась нужно осторожно, – невообразимо.

– Ты хотела сказать «бред»? – угрюмо спросил он

– Нет, просто… Слушай, ну серьезно. Мы встретились полчаса назад….

– Два – поправил он, не взглянув на часы.

– Ну, пускай два. Честное слово, вот совершенно честно – мне очень, очень понравилось, и прогулка наша, и обед, и это место, которое ты мне показал, – она говорила абсолютно искренне, и смотрела, как он жадно схватывает каждое ее слово, добавила в конце спасительное – и ты.

– У тебя есть семья?

Вера Анатольевна видела, как он старается говорить ровно. Кажется, у него получилось.

– Нет. Дело в другом.

– В чем? Объясни.

В чем она и сама не очень понимала. Знала только, что так не делается. Так быстро, так внезапно. Ну что за дела, в самом деле: еще днем она спокойно наслаждалась свежим воздухом в привокзальном сквере, пару минут назад вкусно приготовленной едой, а вот сейчас ее просит остаться малознакомый ей мужчина, который, хоть и симпатичен ей, но поезд отправляется уже меньше, чем через пятьдесят минут…

– Как я могу остаться, если уезжаешь ты? ты же сам говорил, что на вокзал ходил? Как ты в гости так зовешь? – спросила она, стараясь говорить как можно непринужденней.

– Я никуда не еду, – негромко ответил он, – я здесь живу.

– Не едешь? – удивилась она, не понимая и на этот раз, разочарована она или наоборот, рада.

– Ходил, но билетов не было. Все места заняты оказались – он, кажется, понял, что не сможет ее удержать.

«Во всяком случае, то, что я обычная проводница он не узнает, и на том спасибо. Эта недолгая сказка должна закончиться красиво и незачем ее рушить грязной правдой бытия. Вот тебе и пружина на максимуме. В конце пружина рвется».

Вера Анатольевна грустно усмехнулась про себя. У нее на душе не стало легче, но вопрос решился:

– Пойдем, может?

Идти, действительно, было пора. Они вышли из ресторана, и пошли к вокзалу, не говоря ни слова. Вера Анатольевна много думала, и старалась совсем не привлекать к себе внимания. Ей было очень неловко, словно, она остается в непонятном и необъятном долгу перед Александром – то ли за обед, то ли за что-то большее. На пешеходном переходе, он вежливо подал руку, а, перейдя, ослабил ладонь, но не до конца. Вера Анатольевна предпочла сделать вид, что не заметила этого. Тогда он аккуратно стиснул пальцы покрепче, и так они и дошли до сквера, где два с половиной часа назад и повстречались.

– Можешь не провожать, если… – она замялась, потому что фраза уже была плохо начата.

– Я провожу.

Вокзал был уже совсем рядом, и говорить между собой стало в принципе невозможно, иначе пришлось бы перекрикивать объявление по громкоговорителю. Но он все-таки уличил паузу и снова задал вопрос:

– Ты не передумала? – в голосе снова появилась надежда, а в глазах, ярких как небо, заблестела искра, – хотя бы на денек. Я компенсирую билет!

Она улыбнулась.

«Он оставляет себе крошечный шанс, всего один день, чтобы влюбить меня в его город и его здешнюю жизнь. Надо же. Оказывается, я еще могу быть интересной мужчинам». Ей стало жалко его, и она взяла его за обе руки.

– Саш, ты настолько хороший человек, что я не могу быть с тобой не честна.

Он напрягся, она почувствовала это физически, так как он по инерции сильнее сжал ее руки.

– Я слушаю тебя, – у него на лбу проявилась жилка, но он смог сказать это ровно.

– Я не могу остаться с тобой…. потому, что я не… потому что должна уехать. Я обычная проводница, проводница вот этого поезда, понимаешь? Я не пассажир, как ты думал, а всего лишь на работе, и не могу бросить их – она показала взглядом на людей, карабкающихся в вагон, – это моя обязанность.

Его руки ослабевали, он стал неожиданно весел, и даже изумлен:

– Слава богу! Какое счастье, я думал, что-то ужасное, – он взял ее за плечи, и обнял, – я думал… думал, ты скажешь… какой дурак.

Его лицо было очень близко, оно было радостным и счастливым, хотя и, очевидно, потерянным:

– Тогда… тогда давай я поеду! В твоем купе! У тебя же есть твое собственное место? Вам ведь полагается свое купе? Мы будем пить чай, а спать я буду на третьей полке или на полу! Ну, куда? Веди меня!

Он, едва не подпрыгивая, взял ее за руку и сам повел к поезду. Она, ошеломленная, потянула его руку назад:

– Стой! Ты что такое говоришь, как это? Ты не можешь поехать! Прямо так? Сейчас?! Так, не можешь, это… – она посмотрела в его недоуменный взгляд, – ты сейчас серьезно?

– Конечно! А чего мне? Если гора не идет к Магомету, – он улыбнулся, и она почувствовала, что узнает эту улыбку, и привыкает к ней, – я поеду с тобой.

– Стой! Ты же даже не знаешь, где я живу! – она не могла поверить, что он говорит всерьез.

– А хоть где! Какая разница? Главное, с кем.

Он снова улыбнулся, и ей снова стало щемить внутри. Вера Анатольевна почувствовала, что вот-вот по миллиметру втягивается в его игру, и если дать себе промедления очень быстро произойдет непоправимое, и этот удивительный человек останется с ней.

Они сделали еще несколько шагов, и почти сравнялись с потоком пассажиров и чемоданов, снующих от вагона к вагону:

– Какой вагон наш? – спросил он, улыбаясь.

– Саш, ты смеешься? Я не могу в это поверить?

– Привыкай, – ответил он, хотя продолжал на нее весело смотреть, щурясь от солнца, – я еду с тобой.

– Ты же живешь в этом городе, у тебя здесь работа, дом, друзья! Как ты можешь все это так оставить?! – она не пыталась его отговорить, скорее не могла себя заставить во все это поверить, – В конце концов, мы знакомы всего лишь два часа!

– Это неправда, я почти уверен в том, что мы виделись раньше

– Да, дежа вю, я помню, – перебила она его, – а если серьезно, Саш? Ты с ума сошел, ведь так не делается!

– Как «так»? Как не делается? – в голосе почувствовалось железо, хотя он продолжал говорить дружелюбно, – я простой пассажир, и хочу в этот поезд. Пусти меня к себе, а нет – постели мне в тамбуре.

– Это не правильно, Саш. Я очень, очень ценю твое рвение и внимание, но… – она замялась, подбирая наиболее мягкие слова, – так нельзя. Это слишком быстро, мы друг друга едва знаем, а ты предлагаешь мне так радикально все менять, а теперь еще и сам ставишь все на кон, и бросаешься в неизвестное.

– Я в этом городе не родился и не рос, я здесь открыл свое маленькое дело, которое, приносит мне удовольствие в большей мере, чем деньги. Не вижу проблем сделать так же и в твоем городе. Ты, кстати, где живешь?

– А друзья, родные?

– Мы будем звать их к нам в гости. Или к ним приезжать. Родители в деревне, у них там дом свой. Им – что этот город, что любой другой – чужим будет. Мы теряем время.

Это была правда – до отправления оставалось меньше десяти минут, многие пассажиры уже прощались со своими родными.

«О господи, вышла подышать воздухом, и нашла себе мужика, – прокралась дурацкая мысль, которая своей простой внезапностью очень напугала Веру Анатольевну, – так не должно быть. Так не должно быть. Иначе все должно…»

– Саша, послушай меня, пожалуйста. Ты только не воспринимай все очень близко к сердцу, – она поймала его недоуменный взгляд на этих словах и поправилась, – не обижайся, словом. Я очень рада, что повстречала тебя, в этом тихом и спокойном месте. Мне было очень уютно и интересно с тобой разделить это наше время, но я не могу согласиться на твои условия. Ты очень быстро все решил, а я так не могу, не умею. У меня размеренная жизнь – вагон, дом, рейс, выходной. Ты от такой жизни завоешь, и я стану тебе не нужна. Если для тебя это очередное приключение или интрижка – она снова прикусила язык, увидев его взгляд, наполняющийся убийственным разочарованием, – прости, я… должна была и так подумать. Не должна, а…а…могла. В общем, я не могу тебе ничего обещать, и кроме того, я, не могу сказать что… что люблю тебя. Пожалуйста…

Она говорила все эти слова, косясь в сторону и вниз, но чувствовала, что последнюю фразу должна говорить ему прямо в глаза, как бы это жестоко ни было, иначе он просто не поверит и не остановится в своем сумасшедшем, абсурдном стремлении. Однако, подняв на него взгляд, оказалось, что все это время он смотрел прямо на нее, и его лицо хоть и стало каким-то непроницаемым, но в глазах горели ярко-голубые свечи. Он услышал это спокойно, не шевельнувшись и не подав виду, продолжая держать ее за руки. Нужно было продолжать:

– Я буду всегда тебя вспоминать, как самое удивительное и яркое, что со мной произошло за время этого рейса – она вспомнила о других удивительных встречах за последнюю неделю, и удивленно поняла, что этот маршрут не похож ни на один из предыдущих, – поверь, я оставляю тебя тебе, потому что так надо. Поверь мне, ладно? Ты мне потом спасибо скажешь, когда счастлив будешь. А ты будешь, я уверена, потому что ты счастье заслужил. А я буду жить этим воспоминанием, как самое яркое событие всего рейса.

Последние слова чуть не оборвались, потому что голос таки дрогнул, предательски не выдержав, той искренности, которую неожиданно даже для самой себя, Вера Анатольевна вложила в последний пассаж. Она неуклюже хмыкнула носом, и услышала над головой негромкий, слегка взволнованный голос:

– Если бы я был твоим пассажиром, ты бы приняла меня?

Она подняла голову. Его лицо было очень близко, и она смогла рассмотреть в нем новые очертания, которых раньше не замечала. Когда они только встретились, ей показались очень узнаваемыми его полуулыбка и веселый взгляд, и она списывала это на уловки опытного ловеласа, но сейчас, в другой ситуации, его лицо сдерживало тревогу, а глаза блестели от невыносимого желания сделать больше, чем возможно, и сказать больше, чем позволено. Такое выражение достоинства и в то же время мольбы о помощи в глазах она видала у того бедолаги просившего открыть ему дверь в ночи.

«Что с ним случилось, – не вовремя вспомнила она, передернувшись, – интересно, добрался ли он в целости…»

– Так что, Вер, в этом дело? Если бы я встретился в привычном для тебя окружении – ты бы осталась со мной?

Она поняла, что он хватается, как утопающий за соломинку, и для него сейчас это вопрос жизни и смерти. И как она после не ненавидела себя за это, она мимолетно обняла его, а затем, смотря в его ясные глаза, покачала головой:

– Прости меня, Саш. Я не хочу тебя обманывать.

И ушла. Слава богу, возле вагона толпились те, кто карабкался вовнутрь, волоча за собой по ступенькам чемодан, и она смешалась в их толпе, а потом и вовсе скрылась из виду.