Книга: Мнимое сиротство. Хлебников и Хармс в контексте русского и европейского модернизма - Лада Панова

Автор научного увесистого труда взялась не просто превознести Хлебникова и Хармса на еще один пьедестал – она невозмутимо и беспристрастно постаралась включить этих авторов в литературную систему с научной, а не восторженно-читательской точки зрения. В связи с этим, литературная революция обэриутов попала под увесистое такое сомнение.

Лада Панова открывает новичкам (то есть мне) в литературоведении такое понятие, как солидарное чтение.

«Когда литературовед уступает настояниям писателя не мерить его аршином общим, а просто верить ему. Соответственно, для текстов этого писателя изобретаются особые аналитические методы – взамен тех, что приняты в литературоведении. Часто ученый «солидарной» формации изымает произведения своего подопечного из привычного для них контекста и сосредоточивается не столько на их реальных свойствах, сколько на мнимых, следуя тем правилам восприятия, который писатель продиктовал своим адептам. В результате проинтерпретированное ангажированным исследователем произведение предстает более интересным (семантически более богатым, замысловатым, таинственным…), чем оно есть на самом деле, – а порой и чем художественный текст может быть в принципе».

Своей задачей автор научного труда ставит найти место авангардистов в литературной системе. Ведь они-то чувствовали себя выпуклостью совершенно автономной, свободной от прошлых традиций. А кто может претендовать на новую ветвь истории? Правильно – Пророки, Гении, словом - Председатели Земного шара. Именно такими титулами и награждали себя совершенно самостоятельно Хлебников, Хармс и другие участники их божественного обэриута.

Автор книги подробно доказывает обратное – ничего гениального. Признаться, я заявления эгофутуристов всегда воспринимала, как часть литературной игры, иронии. Чего только стоит хармсовское: «Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что достоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже сам, будучи чрезвычайно гибким в теле, попробовал поцеловать себе свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою правую ногу и подтянул её к лицу. Мне удалось поцеловать большой палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других людей».

Мне и в голову не приходило, что против меня, как читателя ведется какая-то коварная игра. Так, Лада Геннадьевна даже склонна видеть в поклонниках авангардистов личностей слабых, поддающихся манипуляциям, замечает порабощение читателя под видом раскрепощения, «мазохистское подчинение садистскому напору авангарда».

Тут я задумалась и правда, а в кого это я была так бездумно влюблена последние годы? За кого агитировала в соцсетях? Чьи книги покупала детям?

Возможно, чтение абсурдистских текстов – это просто плохая литературная привычка? Даже в КВН сегодня команды-абсурдники в особом почете, потому что ломаная мысль этого жанра помогает снять какое-то количество внутреннего напряжения. Выйти за рамки представлений, сломать шаблон и получить удовольствие от кратковременного освобождения сознания. Эдакий интеллектуальный наркотик, быстрое удовольствие без напряжения.

И правда, чтение текстов обэриутов редко формирует внутренний стержень композиции, где на сюжет ловко насажены хорошо прописанные герои, где поэзия глубоко пронизана художественной задачей. Их тексты поражают выходом за рамки, но не оставляют долгого послевкусия. Это как между изучением бутылок с дорогим парфюм переключаться запахом кофейных зерен.

И вот выход за рамки и отмечает литературовед, как один из основных признаков авангардистов. Изобрести новое в литературе невозможно, (говорят и разновидностей сюжетов-то всего 12) и для этого приходится идти в другие области – вплоть до математики, чтобы оправдать звание пророков. Чтобы выделиться в литературной тусовке и запомниться читателям – приходится носить яркие вещи и абсурдные шапки. Чтобы привлечь внимание к своему творчеству – приходится напускать мистики и туману вокруг своей личности. Получается, что литературы в чистом виде в творчестве обэриутов остается все меньше и меньше. Все это больше начинает походить на акт современного искусства.

Нарочитое избавление от смысла, аграмматизация и слом повествования, все, что называется «плохопись» - основа творчества обэриутов. Однако, игра слов настолько виртуозна, а юмор настолько смел и фееричен, что читатель готов поверить – смысл в этом есть, только продолжайте.

Так мой сын, каждый вечер просит меня читать и в лицах разыгрывать одни и те же истории без смысла, игнорируя более ли менее стройное творчество детской поэзии Хармса. И хохочет, хохочет, хохочет. Он сам бы мог стать достойным членом ОБЭРИУ – мы коллекционируем его лексические изобретения. Так, креветки – это крылетки. Эдакие колибри-канарейки, летающие по глубине моря. А еще у нас есть «ужаль» – так сын назвал укус пчелы и место, где она ужалила. И когда я прочла в «Мнимом сиротстве», что Хармс страдал дислексией - все встало на свои места. И я теперь готова дальше его любить (пусть и записавшись в ряды литературных мазохистов) – для меня это значит то, что и мой сын, не выучившись «как полагается» сможет обрести свое не худое место под солнцем. В каком-то смысле, автор могла бы классифицировать авангардистов, как представителей инклюзивной литературы. Произведения для интеллектуальных инвалидов, тем не менее, жаждущих красоты слова, пусть и в форме «акта лингвистического насилия».

И последнее, что важно отметить – почему книга называется «Мнимое сиротство»? Тут не обошлось без Фрейда. Авангардисты предприняли попытку отделить себя от всего литературного процесса и отвергнуть своих великих праотцов, потому что повторить их уже невозможно, а обречь себя на безвестность и признать свою посредственность – больно. Не быть уже ни одному русскому – Пушкиным, ни одному англичанину – Шекспиром. От того и решаются обэриуты на сиротливое пребывание в своем узком литературном кружке, создают свое поле. Типичное заблуждение гордых и протестующих: ведь игнорирование процесса – тоже часть процесса, исключенные из поля – тоже часть поля. Никуда не деться с подводной лодки Земного шара даже председателям Земного шара.

Я думала, что любовь, например, к Хармсу - это показатель моего элитарного вкуса, а оказалось как раз наоборот – массового. Что ж, пусть будет так, я не борюсь за звание гениального читателя. Я вижу научную обоснованность каждого критического высказывания автора. Но я также ужасно рада, что парень в шапке с ослиными ушами рискнул пойти против системы и помогает своим черным абсурдистским юмором нам с сыном переживать ужасную серьезность этого мира.