Текст книги "Книга странствий многодетной разведенки в стихах. Путешествия души длиной в одно воплощение"

Весну отменил, будто царь на века,

Не рад сам себе, да и лёд уже шаткий.

Брел он в развалку по твердой свободе,

Желая текучесть ее оживить,

Чтоб плыть, свою участь творя.

Но что предъявить сумасбродной природе? —

Не создан ходить по стеклу, создан плыть,

В апреле закончена власть января.

И мы для любви, но по льду маршируем,

Мечтая летать, но под лёд уходя.

Ни ласт и ни крыльев – какая досада…

Делами и логикой жизнь фаршируем,

Старея телами, душою летя…

Наверно кому то зачем то так надо…

*

Свет не укрыть как светлячка в коробке.

Свободен он светить везде и всем.

Как печь, он не нуждается в растопке,

Он светит сам, ничто не требуя взамен.

Но свет, закованный в тела мужчин и женщин

Ведёт себя по человечески понятно —

Он хочет утром кофе приносить и быть замечен,

Он хочет быть любимым, ненаглядным.

Свет женщины спешит в ребенке воплотиться,

Мужчину хочет нежностью укрыть,

Росы любви испить и не напиться,

На век земной и дальше светом быть.

Два лебедя двукрылых в солнечном сияньи

Душою выбирают вместе свой полет вершить.

Никто не тяжесть, никому не подаянье,

Никто не в клетке. Золотом их путь прошит.

И каждый может сам, но выбирают вместе.

Никто не запрещает целый мир обнять крылом.

Но лебеди живут по чести, умирают вместе,

А свет любви не умаляет выбор быть вдвоем.

Освобожу свой свет, пусть льется безгранично,

В границах тела он не мил порой любимым.

В любви земной я поймана с поличным,

Земное конфисковано, высокое – не обозримо.

Земное вечно ищет новых встреч,

Признания, принятия, безбрежной ласки.

Как я хотела, чтобы ты хотел меня себе сберечь,

Чтоб на груди твоей уснуть случилось без опаски.

Я не свеча, и не умру, оплавясь.

Мой свет собой пронзает вечность.

Я женщина и потому с печалью справлюсь.

Лишь жаль чуть чуть– твоя короткой оказалась бесконечность.

*

Забирая себя из недовыбора,

Воскрешая себя из по-нарошку,

Из любви полумер я выбыла,

Я ушла из любви по —немножку.

Что мужчины? Они только зеркало

Той любви, что сама не осилила,

Что сама себе жадною меркою

Я отмерила, крохами выдала.

Я хотела, чтобы выбрали целостно,

Я мечтала, тотально чтоб выбрали,

Чтоб была абсолютною ценностью

Не второй вслед за пивом и играми.

А сама себя выбрать забыла я —

Я не знала, что можно так, глупая.

Вытри слезы, Эльфиечка милая,

Что бредешь по земле, носом хлюпая?

Вышло время твоих недовыборов,

Наступило время– можно летать.

Не бояться ударов и выстрелов,

И природу свою не скрывать.

Раскрывай свои крылья ослабшие,

Пусть им силу подарит полет,

Твоим светом все небо раскрашено,

И сама выбирай – что зовёт.

Для творца у тебя безграничная

Вся любовь и не надо страдать.

И на Земле, в человечьем обличии

Ты сама – все равно его вечная часть.

*

На стеклах узоры морозные тают.

Их жаль до безумия – ведь не повтОришь!

Но если подумать – сей факт означает,

Что лето придет и с ним не поспоришь.

И значит не нужно уж будет на печку

Дуть, раздувая огонь для тепла.

Не нужно озябшие руки у свечки

Греть, наблюдая холодные фильмы стекла.

И можно на мир посмотреть не из окон,

Можно босыми ногами в траву.

Сердцем босым. Заплести можно локон

В небесно– озерную жизни канву.

Рисунки листва на ветру колыхаясь,

На небе рисует, намеков на след

Не силясь оставить. Люблю этот хаос

Где нет жестких форм и страдания нет.

Есть люди, любовь их – мороза рисунки:

Согреешь дыханьем – расстают как сон.

Поплачешь, но это такая задумка – вспомнить, что ты же для лета рождён.

Мороз на стекле развлекал меня в стужу.

Горячим теплом не хотела казнить.

Он очень был нужен. Но с временем дружен.

Я ж в вечности света хотела любить

*

Свет бесконечным потоком сияет.

Свет я сама, и даже во сне.

Узор на стекле от тепла исчезает,

И вроде я тоже – так горестно мне.

Слезами стекает вода от узора,

Что был шедевральным слиянием душ.

Но он был задуман – исчезнуть так скоро

Как солнечный зайчик от мартовских луж.

Узоры на ряби озерной рисуя,

Ветер играет. И солнце блестит.

Ничто не исчезло, лишь форму другую

Наш свет обретёт и ее воплотит.

Но каждый мазок на холсте этой неги

Запомню, как вкус молодого вина,

И память любви станет мне оберегом,

Не гаснет она– сердцем ведь зажжена.

*

Мой нос сошел с ума от ароматов

Зелёных трав. Так пахнет сенча.

Мне волосы налипли на помаду —

Со мною ветер венчан.

Стрекозы синие запели о свободе —

Крылатость возвращая в вечность.

Писали облака на синем небосводе

Прозрачно – перламутровую млечность

Кувшинки жёлтые на лазуритовой воде

Гордились с солнцем дерзким одноцветьем,

А колесо велосипеда утопало в борозде,

Так день рассыпался любовью в междометьях.

У птиц всегда сезон вокала,

У бабочек – порханье за нектаром.

Мой отдых – небо наливать в бокалы:

Любовь земли и неба – это даром.

Благодарить за то что скоро ты приедешь,

На соснах отблески заката созерцать,

Ты отражение любви в моих глазах заметишь

И гладь озер в такт с нами станет волнами дрожать…

2

Израильский цикл

*

Любовь

Любовь – это глубина Марианской впадины,

Любовь -это высота конца галактик, Любовь– это острота судьбы украденной, любовь – это редкий штиль на водной глади.

Взорвал моё сердце, как детский калейдоскоп,

город жизни и смерти, любви и войны -Иерусалим.

Есть свет и любовь, потому что есть смерть и господень гроб,

мироточивый камень, я плачу с ним.

И это была, есть и будет любовь моя. Она ничего не должна мне в угоду дней. тот свет навсегда со мной, хоть в полете Я,

как странно совсем иного хотеть от людей.

Любовь, что во мне течет– льет на тысячу мест,

не надо везде покупать дома и гнёзда Вить.

Я не ищу другой, я – она и есть,

как мост между всем и мной – Ариадны нить.

Зачем же людей кольцевать в металл будто редких птиц?

столбить, занимать будто место в вагоне с билетом в рай?

любовь в миллионах путей облаков и лиц,

ты просто всякий раз снова любить выбирай.

Нормально до дрожи сквозной любить Вифлеем.

Нормально на камне пещеры христовой излиться рекой.

Нормально уехать, возможно уже насовсем,

нормально также людей отпускать, не тащить за собой.

если ты есть любовь – Не нужен никто навсегда,

ты просто любишь каждый атом этой земли.

Но кто-то может быть новым в насмешку годам

и время вспять повернуть, как Иисус Иордан.

вчера быть дождём А сегодня– пшеницей с полей.

И можно всякий раз любовь поднимать с колен.

Если ты ищешь любовь в окружении людей —

то не найдешь ее– все чужие корзины пусты..

ты выпьешь до дна или выпьют тебя– будут слёзы потерь,

и снова искать Первый луч вифлеемской звезды.

Когда ты любовь – ты не ловишь быка за рога,

ты встречи не ждёшь и не прячешь в кармане аркан,

ты просто огонь и земля ты река,

ты тот кто заходит и в спять идёт Иордан.

Не пленник, не раб, не не обязан чудес сотворять,

бросаешь по осени листья смиренно на голый асфальт,

не ловишь в сеть никого и тебя не поймать,

ты просто танцуешь поземкой декабрьский вальс.

*

Глаза богоматери

«закрой свои святые глаза Богоматери – как-то неловко трахать икону!»

– знаешь милый, дорога тебе скатертью!

– ответить надо было ласковым тоном.

Меня не надо трахать, Я умею только сливаться в любви.

Если ты держишь мой взгляд насквозь– ты хотя бы не гнида.

не можешь? – значит просто мимо плыви, иди поищи для Спарки самку своего вида.

Огонь махатм в груди моей женской испепелит того, кто сам не несёт огонь.

Не можешь стоять в огне со мной? -отойди

Так безопаснее будет, иди на земной свой трон.

Йони моя поглотит и утопит как щепку шторм.

Если ты сам не лингам а просто хер.

И если ты ищешь письку, не звёздный дом —

иди поищи не тут, я ж без полумер :

Моя любовь – это космос оно тебе правда нужно?

ты можешь выйти со мной в потолочный люк?

ты хочешь со мной звездой отражаться в луже?

мой пить нектар и реветь? -я ж и едкий лук.

Я путь в никуда, я над пропастью шаг, я омут.

Я нежность, покой берега и ванили цвет. Ты хочешь войти царем в этот сладкий город?

Учти, я – Иерусалим, И чего только там нет.

тугoй тетивой я натянута в страстном азарте,

я меткой стрелой вылетаю в небесную цель.

Та цель– твое сердце но ты не погибнешь на старте,

ты тысячью звёзд полетишь будто горный сель.

А лучник стрелу отпустивший– то ты же и есть.

Дрожь тетивы ещё долго вибрирует в пах.

В Глаза Богоматери может такой смотреть-

огнём наполняя свой лингам не знающий страх.

Была в Вифлееме, улыбку Марии видала.

Звезды её свет разрешил мне не прятать глаза.

Когда заблудилась, пока его долго искала —

она осветила меня будто утро живая роса.

В Рождении спички заложен нелепый конец…

с огнём я не спутаю глупую спешку твою.

Иди подожги на секунду бумажный дворец,

Я ж – греть марианскую впадину дело даю

.

*

Она улыбалась

Это было всегда словом из детской сказки – Вифлеем.

Я не знала, что можно туда прийти своими ногами-

Туда, где родился Он – не себе но всем,

Кто плакал, но нёс этот крест, меряя гору шагами…

В яслях для скота, в пещере тёмной он в мир пришёл.

Она улыбалась, не зная я ещё, что сына ждёт.

я припадаю к звезде, ощущая пол, слышу далекий голос высоких нот…

Мне боль её разрывает горло комком тоски,

И раненой в сердце самкой я прочь бегу, глаза Богоматери на лице моём бывают жестки,

когда предают во мне ее, задыхаясь в своём аду.

Я тоже мать – этот страх за детей в крови с тех пор,

как сына её распяли за то что любил.

все женщины мира в генах помнят тот приговор :

любовь наказуема смертью – весь мир вопил.

страшно рожать детей – тут их бьют на кресты,

страшно любить людей -они понимают лишь смерть.

Мои глаза Богоматери жгут мосты,

А я разрешаю себе любить рожать и хотеть.

Мария! Прости, твоё горе зачем-то было нужно.

как бого– ты знаешь всё, как матерь– не хочешь знать.

Я умерла в Вифлееме, где ты улыбалась мужу,

я улыбаюсь в мире, где ты позже забыла– как…

*

Иерусалим

Иерусалим заходит под кожу вечностью

Прорастая крыльями на тех холмах на спине

Что каменной тянули заплечностью,

Что кричит: не полет но смерть ждёт в окне..

Иерусалим тихо расцветает розой под стопами :

Что ни шаг то бутон новых раскрытий,

Прямой загрузкой, любви подводами

Пакует файлы моих событий…

Жизнь декораций и странной кармы

Одеждой падает с плеч с камнями,

Иерусалим багирой на мягких лапах

Летать отправил сердце наверх с журавлями.

Средь толп палестинцев, кричащих бойко :

One dollar – икона, звезда и свечи,

Я прохожу лабиринты, кивая только —

Не много ни мало, иду в бесконечность.

Иерусалим ведёт сварожим кругом,

Стирая память «своих» тревог и бедствий,

И каждый встречный становится милым другом,

Неважно – каких конфесий, одежд и шествий..

Иерусалим ломает копья – мою оборону от боли,

Даёт свободу самой сделать выбор шага

Средь дерзости собственных своеволий

В ветра лихие, в полеты Мага.

Вдали черно белой лентой плещется

Та жизнь что родной и своей считалась,

Иерусалим проводит в ворота вечности,

Где из себя – не себя вышла я и в себе-себе осталась

В себе летящей звездою его рожденья,

Где ещё Мария в женском улыбалась,

Прошедшей сонмы миров, поколений,

Где не попалась ещё, не попалась…

Иерусалим, снимающий звонкие цепи,

Старый город светлых камней излучающих многое…

Я иду по тебе и не верю земле и небу,

Портал миров, я тут дома, в гостях у бога…

3

Абхазия – страна души или… Кому как

*

Если родился, а тут все вверх дном

Рулит везде коллективный дурдом

Отчаянно ищешь во тьме свой дом

Жизнь продолжается страшным сном,

Вроде б о разном, но все об одном,

И есть червоточина в самом родном…

Сначала ищешь того, кто поймет.

Пол жизни кажется, что вот-вот.

Местами мир о любви поёт..

И легче становится странный полет,

Мир без правил, иль наоборот

Почти понятен, и даже везёт.

Ладно, в странные игры играешь.

Думаешь – время так скоротаешь.

Выходишь замуж, детей рожаешь…

Думаешь – легче так. Но понимаешь,

Что в западню угодила, ее не сломаешь.

Дети – одно здесь, ради чего взлетаешь.

Ты учишься быть экстренным стартером,

Становишься дауншифером, аутсайдером,

Высших энергий главным провайдером,

Чтобы забыться– серфером, кайтером…

Чтоб приспособиться – дышишь по бартерам…

Потом ты думаешь – что то с тобой не так,

От вечной фальши поехал чердак

В налаженной жизни все наперекосяк

И от всего пропадает смак…

Ты хочешь выйти – не знаешь как.

И уже затянул весь здешний бардак.

Тогда ты просто начинаешь любить.

По своим законам души тут жить.

Из чистых источников воду пить.

С богом больше не рвется нить.

Начинаешь стихами тут говорить,

И солнце внутри от людей не хранить.

И оказалось – тут любовь и свет.

Бардак он есть, но его как бы нет.

В счастье не нужно искать билет,

Оно внутри через много лет.

Честно танцуй марлезонский балет,

Лети, свети, и из бездны бед.

И каждый дурдом это просто взгляд.

Из любого нектара можно сделать яд

Можно увидеть цветущий сад,

Встретить и тех, кто солнцу рад.

Понять что у богу нет преград.

И сами мы боги много лет назад…

*

Корабль сбился с курса и устал.

Он швартовался много к разным берегам.

Теперь болтается беспомощно штурвал,

Как будто вырван с корнем на века.

Приборы отказали, курс не ясен вовсе,

Он паруса сложил – им ветра не поймать.

Матросы хлещут ром, который на исходе,

Как кончится – начнут они друга друга убивать.

А капитан сошел с ума – с него теперь не много толку.

На автомате кок ещё готовит макароны.

Хоть шторма нет пока, но ветер уже колкий,

Озоном пахнет воздух и вдруг война– то некому быть в обороне.

Доверию учиться не пришлось :

Иного нет пути – ведь сам не много может.

Мечтает он, чтоб волнами кого то принесло

Кто починить штурвал и паруса поднять поможет.

Но корабля мятежная душа лелеет,

Что будет снова чин и лад на палубе и в трюме,

Штурвал на месте, паруса аллеют

– он точно обойдет утес угрюмый :

Он знает как, он много раз так делал.

Но как теперь – без курса и руля идти?

Лишь устремиться к маяку со светом белым

Лишь сила сердца будет новым штурманом в пути.

Что там вдали – неведомо пока

Но это новый поворот игры безумной.

Все очень странно, боязно слегка,

Но свет от маяка дрожит дорожкой лунной..

*

Хлеб, сыр, вино, одна хурма, два мандарина —

Абхазской щедрости дары со мной идут на море.

Бриз, ветер, солнце – это все в лицо.

А память, мысли, грусть и боль– кинжалом в спину.

Я в центре тут, они за душу мою спорят,

Как будто я нужна им как всевластия кольцо.

А я нигде, я на оранжевой хурме осталась красною печатью губ,

Я безграничный кайфожор, ценитель я земных богемных вкусов.

Сюда зашла как в ресторан с изысканным меню,

Мне наливают жидкий солнца свет и он мне люб,

Пусть гложат мысли, я любви внутри не изменю,

Лишь не включайте в мой заказ лжецов, предателей и трусов.

Я их смахну как муху со стола, не вкладывая чувств,

И в рюкзаке своих тревог уже теперь им не оставлю места-

И так за плечи тянет, и по солнечной дорожке не могу я…

И кожуре от мандарина под ногтями улыбнусь,

Вина гранатового терпкость немного к миру приревнуя-

Ведь с ним душе широкой тут в миру не тесно.

Внимание богов почти привычно, и немного лестно.

Вокруг циклон, он сносит крыши людям и домам.

Я затерялась в ****ях, не интересных миру власти.

Мои ключи от центра тишины – в природы смакованьи.

Себя освобождаю я от плена вечно пьяного ума,

Жалея рыбу, наблюдая как рыбак кидает снасти,

И растворяю эту боль в прибоя мерного журчаньи.

Хлеб, сыр, вино, одна хурма, два мандарина.

Здесь и сейчас, замедлив мыслей тщетный бег.

Подставив солнцу любопытный нос,

Я прочитаю в ряби волн: любовь, ты есть любовь.

И гор хребты на фоне неба как картина :

Ты человек, всего лишь человек и Богочеловек,

Тебе приют тут дан и ты сама всему здесь кров…

*

Давай рванем на мотоцикле в горы!

Рассвет нальём в бокалы и закусим неба синевой.

Пусть руки бога станут нам опорой,

И в облака сырые там уткнемся головой.

Гранаты дикие нам упадут в ладони,

Мы причастимся ими как даров святых,

Их терпко– сладкий сок остаток сна прогонит,

И наслажденье мы поделим на двоих.

Спустившись вниз, мы выпьем кофе на песке,

Бодрясь горячей крепкой горечью, глотком немного обжигаясь,

Почуяв жизнь пульсацией в виске,

Щекой прохладной к солнцу вставшему ласкаясь.

Глаза прищурив, но лица не отвратив,

На зелень пальм высоких в небе глянем,

Открытым сердцем за подарки миру заплатив,

Творить любовь мы в этот мир нагрянем.

Но мир, как сайт знакомств– уныл и прагматичен.

В нем функции и опции – моя анкета в вечном черном списке.

Мной бог запрошен в человеке, возвеличен.

А тут ценны статичные надгробия и обелиски…

И нет живой души родной, по духу близкой.

*

Жасминовый улун с хурмой сушёной смаковать у моря,

Разгадывать арнаменты луны в прибрежной темноте,

Укутать зябко плечи в теплоту земных историй,

И быть одновременно вместе и нигде и растворясь везде.

Расчистить мандарин, сощурив глаз от капель сока,

Вдыхая терпко– сладкий аромат от кожуры,

Во рту лелея взрыв– как вкуса в дольке много!

Поднять красивый камень и ракушку как дары.

Наморщить нос от фейхоа нечаянной кислинки,

Нагнуться к роднику испить живое серебро воды,

Ступать по влажным валунам живой тропинки

У водопада. Бывать свидетелем журчащей красоты.

У горной речки утопать в ее звучаньи,

Живую бирюзу озёр глазами есть,

И поддаваясь вечному летать желанию

На птиц свободных с лёгкой завистью глядеть.

Ласкать кота, растить детей, творить причуды,

На зов земель далёких откликаться сердцем,

Рождать идеи будто ниоткуда,

Легко шагать на луч, уметь душой раздеться.

Топить печурку, разводить костры и хлеб поджарить,

В углей трещаньи без остатка растворяться,

В истоме у огня немного прикумарить,

Лежать в траве, за руки глядя в небо, взяться…

Глотнуть вина из лавровишни, от аромата захмелев заранее,

Копчёным сыром закусить скорей из жадности до вкуса —

Ведь вино не требует закуски.

Дать волю нежности, не сдерживать желанье

И царство божие стяжать, пройдя в ушко иголки узкой.

Зачем тебе я в этом всем? Ведь я не декабристка больше.

Не подаю уже патроны, я ушла с войны.

Кто ты? Где ты? Зачем ты мне? Я в водной толще

Лежу Алёной с камнем на груди – мне звёзды не видны.

*

Любовей прошлых меркнущие тени

Совсем не манят– жизнь из них ушла ещё вчера.

Усталость от потерь – источник женской лени

Я все равно не сплю, хотя одна и спать пора.

Мне лень познать пути земных очарований —

Они ведут в печалей горьких плен.

Огни ночного города маячат отблеском желаний,

Едва сбываясь, превращающихся в тлен

Огонь в груди – мерило истинности страсти,

Молчит. Лишь неизбывная тоска

По затуманивающей разум сласти

В волнах прибоя возрождается слегка…

Я знаю, что могу. Всегда воскреснуть Феникс может —

Так богом женщина сотворена. Как наказанье.

Мурашками ступает бриз по коже

И пробуждает о любви земной желанье.

Но обмануться нет ресурса, мудрость есть —

Полученная в горьких опытах обманов.

Она не пустит похоть за любовь принять и лесть,

И наполнять собой дырявые карманы,

Теряться в прахе принятых за свет, земных романов.

В них тоже свет бывал, но лишь до школьного звонка,

Что извещал о наступающих прозреньях,

Кончалась ночь – свеченье светлячка

Жить оставалось в памяти моей. А ветра дуновенье

Спешило домики из карт разрушить на песке-

Чтоб я опору не искала в иллюзорном.

И замирали крылья в неоправданном прыжке,

Я камнем падала, звездой на небе черном.

Я больше не хочу с размаху об бетон,

Ни в ком не манит неизведанных миров флюид.

Одна. Могла бы спать. Но не пускает в сон.

Порос травой мой путь в любовь, но отчего то не забыт…

*

Я в озере горном, нагая, без страха,

В благоухании чудных цветов,

В живом созерцании крыльев размаха

Высшего Я в ореоле Богов.

Пьяна ароматами, раньше которые

Могла предвкушать лишь в чарующем сне,

Тогда просыпалась с очами чуть мокрыми,

Прощаясь с той негой, подаренной мне.

И вот наяву лепестки белокрылые

Себя подарили мурашкам моим —

То ли прохлада вершин чуть простылая,

То ль будоражит меня херовим.

Ласкают, как будто укрыть захотели

От ветра, и спрятать мой девичий стыд,

А рядом, вокруг костровой канители,

Украдкой ревнуешь, божественный ты.

Я приплыву, раздвигая руками

Прохладной воды обнимающий шелк,

Ты пледом обнимешь меня и мечтами,

Усадишь к огню, что затих и замолк-

Мешать не хотел наших душ ликованью,

Что встречу под небом опять обрели

Пройдя все разлуки, устав от скитаний,

Искавших друг друга в ловушках земли.

Протянешь мне чай – горных травок дары,

Горячий как ты, с ароматом небес.

Впервые я выход из этой игры

Не буду искать. Я источник чудес.

Костер догорит, мы отправимся в терем,

С собой унося силу гор и цветов поцелуи,

Свежесть воды и огня душегрею,

Все наше теперь, мы одно – Алилуя!

*

Игривым хрусталём

Мурашчатыми вздохами,

Блуждающим огнём,

То водопадом грохая,

То проливным дождём,

Не позволяет выдоха,

Живёт безумным сном,

Меня рождая сызнова,

Как млечности пути,

Волною неизбывною,

С которою расти

Сквозь ветер заунывный…

Туда расти, где светится

В душе моей пристанище,

Где серпантином лентится,

А я в такую рань еще,

Иду, теряясь фразою,

Плыву, как блажь течения,

Лечу к свою Абхазию,

Души своей лечение.

Средь дел разнообразия,

Сквозь слёзы кармы девичьей,

Живёт во мне Абхазия,

Крылатою заплечностью,

Простым рыжеволосием,

Бессовестной беспечностью,

Туманным межвопросием…

 
Бунтарской горной речкою
Теку на духа родину,
И волосы колечками,
И под губою родинку
Красою нерастраченной,
Тебе дарю, нежданница-
В долгу я неоплаченном,
Твоя я бесприданница…
Как я тебя не ведала
В душе своей таинственной,
Была закрыта бедами
От родины единственной-
Чей флаг с великой мудрою,
Что Хванчкарой струится,
И присыпает пудрою-
Снежинками кружится,
Что на вершинах белою
Лежат холодной данностью…
Как вишней перезрелою
Смешна в своей неравности
Весеннему цветению
Лаванды крымской пению,
Влюбленной несуразностью…
В пульсации вселенские,
В табу – упрямо сброшено,
В спонтанную непрошенность,
В морские вальсы венские…
В реальность параллельную
Рассыпалась я брызгами,
В портал сломала изгородь,
Мне спойте колыбельную…
 

*

Абхазское вино… В нем жизнь и даже больше.

Букет несбытых чувств и крах земных надежд.

острее счастье созерцания заката, чувства тоньше,

И эротичным кажется прикосновенье к телу ветром колыхаемых одежд.

Морская соль и буйство пенных волн с души смывает боль конца времён,

Закат над морем блещет огненным пожаром,

Сгорели в нем все чувства, которыми был дух мой опалён,

И отпускает всё, что было мне судьбы ударом…

Вся терпкость бытия в одном нечаянном глотке,

И рай и ад замешаны в Граале вкуса квинтэссенцией планеты,

Я ухожу за горизонт, балласт из боли сбросив, налегке,

Как жаль, что быть нельзя всё время в винный шлейф одетой…

*

Абхазский кофе на песке – в нем горечь всех на свете войн,

И боль за всех кого не стало,

Огонь сердец, тепло души что греют в каждом выпитом глотке.

Он говорит: оставь свой бег, почувствуй жизнь, постой.

Во рту как угли всех костров горчат сожжеными мечтами.

И кто то говорит: всё жги, за горизонт уходят налегке…

Но кофе сам так манит оставаться в этой Майе,

Местами так Джиманджи сладко в наслажденья непробудном сне,

Что лишь уснуть в моменте хочешь, аромат и вкус заставив замереть…

Но вот пустеет чашка и очарованье будто листья с дерева слетают,

И снова смотришь в небо, ищешь солнца в городском окне,

И к морю путь, мечта и память кофе побуждает вновь гореть…

*

Вся суть любви планеты к человеку – в одном чарующем напитке,

И он не даром так похож на красное вино.

Не знаю более глубокого и терпкого избытка,

Как поцелуй любимого мужчины, как в небо звёздное внезапное окно.

Гранатовый экстаз, он квинтэссенцией восторга

Втекает прямо в кровь, даруя к жизни страсть.

Мистический Грааль, причастием природы, долго

Пылающий внутри огонь, никак не хочет догорать.

Пила я много соков, и мандарин струящийся блаженством бытия,

И манго так развратно наслаждающий медовой негой,

И ягоды лесные, что напоминают где твоя земля,

Но лишь в гранатовым есть всё– и Альфа и омега…

*

Сегодня море провоцирует бесстыдство —

Мне любоваться нравится собой,

И ветру позволять под полотенцем рыться,

И растекаться под волной, где нежно вылижет солёный всё прибой…

С лучами солнца в тантре, отдаваясь танцу без остатка,

Как может женщина, когда во истину возлюбит каждой клеткой,

И каждый камень – Шива Лингам, сесть на раскалённый сладкий,

Такой готовый наслаждать меня, холодной попой севшую птенцом на ветку…

И ветер треплет волосы так как не сможет ни один земной мужчина,

Они касаются груди и нега поднимается волной,

Не быть любовницей стихий– какая может быть ещё причина?,

Когда все четверо танцуют эрос для меня одной?

Укрыло небо облаками, чтоб никто не видел,

Как дрогнуло мурашками с ума сведённое нутро,

Не в силах удержать свой взрыв как воду в сите,

На мостик встала, небу сердце раскрывая, слыша Бога нотный строй.

Так отвечать собой не будет женщина случайной похоти от тел,

Любовь с волной и ветром эталонным камертоном

Чтоб каждый нерв светился, в унисон звенел,

Вскрывался как кокос поспевший амритой, с лёгким стоном.

*

Сегодня завтрак провела у моря,

Что позвало такой прозрачной тишиной,

Как будто даже волнам запретило разговоры

И замерло в предчувствии минут любви со мной.

Я подошла, сказала: здравствуй, море.

И села персик есть, оранжевый как приходящий день.

Понежась в ласке утренних лучей, исчезла вскоре

Сдаваясь в мокрые объятия воде…

Тот, кто придумал это небо, наши жизни, это море —

Не может разрешить закончить света круг?

Хотя земля уже расплавилась от горя —

Мы верим почему то все равно, что быть добру…

Я выбираю эту тантру везде всегда, а на сегодня – с морем.

На берег вышла– с шоколадным фиником монгольский чай,

Я выбираю смаковать судьбу вместо того чтоб спорить,

И делать вид, что выбор в жизни есть и на земле возможен рай…

*

Ветер треплет волосы, утягивая шлейфом их в закат,

Над морем блещущий последним всполохом лаванды,

Звезда зажглась как будто кто то наугад

Забросил золото на небо вечером прохладным.

Уже сверчки заговорили, просыпаясь, с засыпающим дождем под тучею,

Почти не вижу моря, слышу лишь его прибой,

Уют ночной палатки манит спать, баюкаясь созвучием

Цикад, шипением воды и шелестом камней, лишь украшающих ночной покой.

Да, я уже иду, я просто допиваю это гаснущее небо,

Я доедаю ветер, как мороженое в детстве – жадно, страстно.

Я где то на границе между быль и небыль,

Ещё не ночь, уже не день, и всё в них зря и ничего – напрасно…

*

Прохладная нежность утра, врываясь в сонную палатку,

Зовёт прикоснуться к прибою открытой душою,

Теплые с ночи колени ветер целует украдкой,

А я говорю: подождите, я чайник поставлю,

Массалу сварю и попью с шоколадкой…

Под можжевельником, среди цикория

Найти себя, разбуженную мягким светом,

Прочесть прекрасную свою историю

На берегу, в прохладу пены волн одетом.

Сегодня буду я трезва как день – со мной цикорий говорил

Своим сиреневым не явственным молчанием.

Нас всех сотрут с лица земли, но мне сегодня разрешил

Бог насладиться изумрудным волн касаньем.

Как будто тоже я волна – прилив, отлив…

То отошла на берег, то вернулась снова в море силы…

Но женщина я, вздрогнула мурашками лишь ножки намочив,

И унося на коже камушки, прилипшие к голеностопам мило…

Как жить мне? То ли будто этот день последний?,

Поймав плечами каждый солнца луч,

А то ли – будто я не ведаю о смерти своей легенды летней,

И будет много дней, и в каждом жар полуденный тягуч…

Утро напитано вкусом, восточные специи будят,

Сладким случается час с шоколадом что кутает рот в эту негу,

Написано размытой акварелью неясных облаков на очертаньи гор,

Я виновата, и меня потом осудят

За то что влюблена я в жизнь, не сдавшись городскому бегу,

Свободной птицей в каменном мешке, кому то всё создавшему в укор…

Рекою белой молоко в мою тарелку – корова жизнь свою слила,

Ее ведь не спросили. И в этом мы похожи малость.

Хотя я до сих пор считала, что выбирать могла,

Теперь лишь выбираю чувства – это всё что мне осталось.

Проваливаясь в жидкий изумруд, я провожаю с грустью это утро,

Ведь солнце встало на свой пост и бронзу наливает мне на кожу с высоты,

И разметало на клочки остатки облачного перламутра,

Что силится ещё за горы зацепиться уязвимостью своей мечты…

*

Что сделал с женщиной глоток вина?

Отстаньте снобы, я ни капли не пьяна.

Лишь вспомнила, что скоро полная луна

И полечу туда откуда рождена.

Я посмотрела много фильмов о любви,

О боли тоже предостаточно сюжетов,

Я совершила квантовый давно прорыв,

И знаю – в это тело временно одета.

Очки небрежно бросив на лежак, внезапно в море забегая,

Себя бросая в морского жидкого стекла наждак,

Зачем то по пути я камни собираю…

Ищу все больше круглые– да, утверждая право яйцеклетки,

А на других – читая письмена архангелов и знаки,

Хочу не биться будто птица в клетке,

В том что создатель сделал как судьбы зигзаги…

Я в море побегу, желая трезвость обрести,

Которую мечтала так утратить в винном кайфе,

Себя любимую, чарующую море страстью, в нем найти,

Живущую в предельной честности в кромешном драйве.

Тут нет патрульных служб, на берегу морском…

Могу я быть бессовестно пьяна,

И продолжать мечтать о самом том– любимом лишь своём,

Что выпьет весь нектар сполна…

А я давно дошла до дна, и стала вольной

Но Господи – когда будешь тела ты зарывать бульдозерами в котлован —

Убей меня и всех детей моих заранее, не больно…

И я благодарю за берег моря, который вдруг тобою мне был дан…

Да, стыдно мне признаться – я не пугаюсь смерти, я боюсь лишь боли..

И немного жаль бесподобной игры моего аватара…

Я успела привыкнуть к своей звёздной роли

Супер героя и женщины Богоматери, которую стыдно трахать мужикам без дара…

Я чую – скоро пойду по лунной дорожке..

На трезвую голову, нагая и ослепительная…

Господь, сбереги детей моих, хоть немножко,

Я полетела молнией стремительной…

Вино, почему ты не можешь быть всегда со мной?

Как трансцендентное качество вечного бытия…

Я уже час смотрю на абхазских коров и мне не все равно —

Съедят их на мясо или ещё ещё траву поедят…

Совершенны в своей несуразности, примерно как я…

Как и все, как и я на этой земле увлекаясь красками мира..

Мне так созвучна миссия моя

И так пьянит звучанье Ханга, и немного – кельтской лиры..

Сегодня пью вино, в нем нет ни капли яда,

И море принимает пьяную глотком Грааля.

И сколько есть – пусть будет мне усладой

Но жизнь как прежде в ахилесову пяту лишь жалит…

Но мне уже все равно-

Я абхазское пью вино…

Ведь посчитано все давно

И другого тут никому не дано…

*

Последней бронзой солнце поливает плечи —

Спешит успеть меня загаром одарить,

Я ещё тут, но жду уже последующей встречи,

И золото на плечи принимаю – вот всегда бы загорелой быть!

А море мне направило дельфинов

– я так мечтала их увидеть тут.

Разлука с морем скОра, путь позвал уж длинный,

Морских глубин мгновения на убыль уж идут.

Горчинкой кофе тронул нежность языка,

Коснулся ветер головы, устроив хаос,