Текст книги "Книга странствий многодетной разведенки в стихах. Путешествия души длиной в одно воплощение"

Прилипли камни– ненавязчиво, слегка

К голеностопам– им не много тут осталось.

Всё провожает, гладит по спине,

Что чуть дрожит в попытке не заплакать,

Всё хочет тут остаться навсегда во мне,

Чтоб вечно море обнимало пенной лапой..

*

У моря ночью не бывает тишины.

Так думают– кто никогда не жил на берегу в палатке.

Беседы волн с камнями, тайны глубины морей слышны,

И как прибой солёным языком ласкает плоть земли украдкой.

Кричат цикады громогласно, перепутав день и ночь,

Сверчки стрекочут оглушительно безбожно,

И треплет ветер тент – мне спать не в мочь,

По полу черный жук крадётся осторожно.

Потом заблудшая корова, громче паровозного гудка

Мычит протяжно гулко, мелодию ночного моря разрывая,

И лошадь мимо проскакала, растревожена чутка,

Потом лиса затявкала, про дом наш в можжевельниках не зная.

Доносит ветер отзвук караоке в каком то развлекательном кафе,

Машины фарами сквозь ткань палатки жёлтым светом рвутся,

Шумахер местный в море тачку утопил, немного под шафе,

И слышно как колеса яростно с водой морской грызутся…

Разборка пьяная поодаль воплями как ложный музыкант

Симфонию волшебной ночи портит.

И мой ночной покой из распорядка дня изъят,

И всё застряло на тревожно напряжённой ноте..

Петарды неразумные вдали оканчивают свой короткий век,

Я укрепляю колышки – унять биенье тента,

И слышу волн морских неприедающийся трек,

Смотрю на лунный свет, на потолке бликующий как золотая лента…

Когда же карканье ворон рвет как бумагу негу утреннего рая,

Пора вставать и в изумруд воды сдаваться наслаждаясь,

Массаж волны как поцелуй планеты принимая,

Ночь проводить, и ставить чайник, нежно пробуждаясь.

3

Алтай в сердце

*

Как я останусь без тебя, Алтай?

Как жить, не обнимая кедры– исполины?

С тобой узнала – в чем планеты красота,

И как это – когда великий дух и я едины

А жизнь течет, как Чуйский тракт по перевалам —

То танцы в тишине, то рассужденья вслух.

Теперь меня любовью Катунь обнимала,

И озеро Телецкое являло

Сокрытый в матке женской мощный дух

Но знаем или нет – мы все идём к Белухе.

Жизнь как Алтай – то в радость, то навзрыд.

Молитва самотёк когда едины в духе,

И в северную шамбалу нам путь всегда открыт.

Молю тебя земля, на каждом месте силы :

Дай шанс проснуться нам, зажатым во плоти,

Душе воспрянуть шанс, рождённой белокрылой,

Забывшей суть свою, заблудшей на пути…

Делами крепко спящих распятая невинно,

Прости их, разбуди, но лишь не умирай.

Пока сквозь горы Чуйский вьется ниткой длинной,

Хотя бы потому, что так красив Алтай…

*

Катунь, Бия, Чуя, Сёма – вы сёстры моих женских вод,

Смешались соками в бесстыдном обнаженьи,

Как таинство священное, как новый поворот,

То женщины творящей оргазмичное рождение…

Мне можно в лёд речной – моё неугасимо пламя,

Мне можно без одежд, разрушен ложный стыд,

Волна ласкает грудь холодными руками,

И в теплой йони вслух вода с водою говорит.

В бодрящем сквозняке прозрачности Телецкой

Я нахожу себя, нагую до костей.

И трепеща душой от благости телесной

Теченью отдаюсь в его потоке скоростей.

Как в жидкое стекло невинность погружая,

Кристаллам ледяным вверяю лепестки,

Вода реки как губы, напористо ласкает,

Потоком с ног сбивая, не оттолкнуть рукИ.

Рука воды не оставляет шанса не стать волной в ответ,

Я брызгами шампанского искрюсь,

Я там где слиты да и нет, в единый господа великий свет,

Я руки протяну к нему, я помолюсь, лишь отдышусь…

4

Рязань

Затеряться в зелёной траве, такой закалдованно теплой,

Травинки найти в голове, смотреть сквозь зелёные стёкла

На небо, которое знает всё или ему всё равно?

И спрашивать снова – что делать мне?, если решать не дано.

Слышать спиной, как плачет земля слезами расстрелянных волков,

Видеть как выбриты наши поля, без одуванчиков, с грудой оков,

В которых плачут медведи, не в силах капкан превозмочь,

И понимать что на землю приходит, пришла уже темная ночь.

Слышать как падают о земь птицы– они не смогли дышать,

Химтрейлом, что страшным танцем кружится, созданный убивать.

Но как так выходит, что умирают созданные любить,

Лучших тут на земле распинают, пришедших любовь дарить?

Жадно впитывать кожей тепло нагретой земли в аромате трав,

Вдыхать, улыбаясь почти на зло владельцу поддельных прав,

Смеяться, закончить войну с неизбежностью,

Вишню губами у дерева взять нежно, спросив о подарке,

И сок ощутить, устремлённый в горло безбрежностью

И жить в этом цвете бордо, максимально ярко…

Идти по городу, слепя бесстыже глазами цвета Катуни,

Внутри запирая покой Телецкого, являя силу плато Укок,

Играть как будешь ты среди тех, кто выжил, с душою латанной,

Но смело белой, прошедшей любви непостижимый урок.

Просто женщиной, с пижмы сорванной желтоглазием,

Сок полыни с ладоней горчит во рту,

Светить собой сквозь смертельные безобразия,

Творя в напитке чайном свою священную простоту…

Для выхода из Джиманджи нужно сбросить костюм,

Но боже, мне нравится так курносо– веснушчатый мой аватар!

И дети, кладущие утром в овсянку курагу, мед и изюм —

Разве они не главный божественный дар?

Game over – это не то, что я готова сказать им сейчас,

Мы начали только играть и наша игра рязанским пряником делает ход,

И море вдыхать мы снова будем, чувствуя волн прохладный атлас,

И разве уже пора? Ведь счастье случится вот – вот…

5

Балтика– мой вечный драйв и смак

*

Янтарь, рождённый морем,

В мои ладони пал как дар.

Я приняла его, не споря

Как трав целительный отвар.

Весь смак в нежданности.

Гуляла по песку, не ведая,

Что Балтика готовит благости

Медово– пряных глаз его, не сетуя

На торгашей – ловцов его с сачками.

Им он товар. Мне – моря жёлтые глаза.

Так наступает в жизни светлое,

Когда не ждёшь -приходит света полоса

Я замерла, свет солнца затвердевший

В ладони пряча, неудомевая —

Ведь говорили– невозможно свет поймать горевший…

А вот и можно. Сам пришел и не сбегает.

А море, если волны – то сердито?

Иль плачет пеной и волной, потоп творя?

А может это танец просто, мне открытый?

А смех от горя и от счастья – слезы янтаря…

Решила – пусть оно ликует, мое море.

Пусть изливается в экстаз, рождая слиток.

А я прочту по янтарю таких историй…

Тогда янтарь – не слезы, а амрита.

И только буря может принести дары в ладони.

А мы все штиля ищем в ленности своей.

Когда внутри бурлит, кипит и стонет —

К ногам сама ложится россыпь янтарей.

*

Мы сели съесть пироженки из кофемана,

Запив вальяжным флэтом, в который раз со Светликом простясь.

Передо мной картины были. И не ища изъяна,

Я любовалась, разбавив ими кофе, и смаковала всласть.

Но вот мужчина, тихо, с ликом грустным,

Их стал снимать и складывать непраздничной стопой.

И словно будни навалились массой грузной,

Он хлеб свой ими пожинал, а я как будто стороной.

Мне захотелось рассмотреть, спросить про цену-

Вдруг я куплю на память: и улыбнется он тогда —

Художник ведь всегда вниманью рад, как музыкант цветам на сцене.

И мне не будет дорого, а на стене– его глазами и руками города…

Мне так хотелось заглянуть – увидеть те, что не ко мне лицом висели :

Вдруг среди них найдется та, что ляжет на душу и я возьму…

Но ум сказал: а если нет? Ему сейчас добавишь суеты и канители,

Не купишь и расстроится ещё сильней, что не берут.

Не подошла. И не спросила. Я вид усердно делала, что просто кофе пью.

Да в сущности, он и не знал про все терзания внутри меня.

Уехала, а не могу забыть тех глаз печальных неуют,

И думаю – как я глупа бываю. Ещё – пусть ангелы художников хранят.

*

Как жить без чеддера шаакенского с трюфелями?

Без авокадо тостов с «черным хомяком»?

Как в Кенинсгбеккер из кровати прямиком

Не побежать за кишем, кофе аромат ища ноздрями?

Там неожиданно слетает с губ:" мне португальскую корзинку»,

Ещё вон ту пожалуйста печеньку, булочку с корицей…

О боги, как же можно тут остановиться???

Я кружку привезу с собором кафедральным на картинке…

Вкус марцепановой помадки не забыть балованному языку,

и кисло-сладких хлебушков душистой кИнзы вдох.

Тут день за днём меня кормил как будто Бог

Из самых рук своих, но сердцем мантру жизни напевая каждому куску.

Все рождено тут также натурально как янтарь из моря,

Живое все – дома, дороги, виллы, люди, травы и хлеба.

Зачем родиться в мире рафинированных чувств моя судьба?

Благодарю, что я живая до сих пор, со смертью в вечном споре…

Глинтвейн вишневый, грог из облепихи, из ягод пунш, из яблок сидр,

Пряный (пьяный?) Раф, какао сливочный с маршмеллой,

С миндальным марцепаном шоколад, зелёный чай молочно – белый…

– от вкусов мозг сошел с ума, тут разноцветья щедрый мир.

Мой алкоголь – коньяк янтарных бус, что здесь повсюду,

Вино гранатовых камней, что в ожирельях так чисты,

Шампанское закатов богописной красоты,

Пивную пену моря, эль тягучий рек я не забуду.

Сыта печалью старых вилл, Пьяна любовью тихих улиц.

Бог моря одарил во славу тантры нашей янтарем,

Я тут одна, но с Богом мы вдвоем,

Аспекты высшие души, узнав свой дом, проснулись.

Как хлеба с семенами суть – любовь,

Так в штиле не поймать смолы застывшей капли.

Волну студёную уметь ногами надо принимать, как холод сабли,

И спину гнуть, из тины и песка свой дар забрать– давно тебе готов.

Как не ходить теперь, не собирать морской окаменелый мед?

Как не играть стопАми нот любви поющему песку?

Куда девать неразрешимую тоску

О том, что тут нельзя остаться жить– никто не знает что произойдет…

Земля старинных замков, рыцарских обычаев,

Немецких вилл, мир янтаря и марципанов,

Философов, художников, героев, моряков и музыкантов,

Свободы, маяков, военных летчиков и Канта,

Полей, хлебов, цветов и облепихи, вкусных кофеварен,

Покоем, радостью, ты и войной и миром славен.

Мосты и форты, крепости, ворота, и милых Хомлинов семейное обличие.

Всё у тебя – любовь, и вкус. Достоинство, величие.

*

Прощай, Нойкурен, старина.

Тут все для жизни есть и ничего – для развлечений,

Как хорошо, что не имею я таких влечений,

И есть на то другие города.

Иная трогает меня беда —

Древнейших вилл совками разрушенье,

И вместе с их очарованьем– сожаленье,

Что жизнь была на век вандалам отдана.

Тут море, щедрое на вечно праздничный янтарь,

Песок поет под стопами не хуже кенинсбергского органа,

Тут мушмолу роняет куст в мои ладони и карманы,

И пахнет баловством недопустимым новое хорошее кафе.

Ротонде старой, что расстроена немного, под шафе,

Свое почтенье выражу– пирог лоуреанский закажу;

Пусть не ревнует к новому, я по секрету ей скажу,

Что новое прекрасно, но не заменит мне классическую старь…

Нойкурен милый, ты душе уставшей тихий уголок.

Ресурс слетавшим самолётом приземлясь на берег твой,

Машу я крыльями, как яхты на воде, желая с ними в бой,

Печалясь о непрожитых своих штормах,

О странной жизни не своей, где я не на волнах, не на ветрах,

Свободы дикой преподал ты мне урок.

Благодарю за солнце, и загар во всех оттенках янтаря,

Спокойных улиц безмятежный променад,

Что каждый встречный подсказать и улыбнуться рад,

За мой покой, и духу бунтаря простор полета,

Что бунтовать тут можно только против факта, что история так стёрта,

Что добывать источник истины – почти что зря.

Благодарю за светоносность сентября.

*

Что ж, Кенинсберг, ты выиграл, я сдаюсь —

Ты простудил меня: першит уж в горле, и мучает противная мигрень.

Но то не ветер твой. Все это от того, что больше не пройдусь

У кафедрального по каменке, испит до дна прощальный день.

Закат янтарный мной утоплен в гроге красном,

Теперь я знаю, что гранатовый янтарь мне так к лицу.

И синий камень– неба синевой рождён, обласкан,

И цвета коньяка Дракон красив… Слеза щекотится в носу…

Твой ветер по ногам босым как назиданье-

Изволила шутить с балтийской строгостью? К поэтам

Она не снисходительна. И моря одинаково холодное дыханье,

И даже к женщинам, поверившим чрезмерно в бабье лето.

С еврейской жадностью зажавшая фалафель в закромах,

Мне синагога на прощанье выдала рагу и суп.

Звучал оргАном остров Канта, в солнечных купавшийся лучах,

Что затерялись в янтарях, скользя по злату саксофонов, провожая ноты труб

Мне Нойтиф подарил вчера лекарство – как болезнь предвидел.

Из за судьбы его я в клочья порвалась, я сдерживала крик.

Сегодня эту облепиху с апельсином сладким в сите

Я принимая жизнь как есть, в постели пью в хандры печальной миг…

*

Где Балтику познать во всей ее суровой мощи?

Где воздух безграничной облепихой и шиповником налит?

Где море в пене капучиновой разбитых кораблей тела полощет?

– Тут, на косе балтийской, где духи самолётов мертвых ропщут,

Полос там спины взлетных вздымаются, беззвучно и навзрыд.

Ангары обеззубевшими ртами безумно шепчут, заживо погребены,

Они тоскуют по распиленным и четвертованным друзьям,

Что прослужили верно, но решили люди – дни их сочтены,

А чрево их осталось– на безделие мучительно обречены

Кровати их. И взлетки как заброшенные псы, от язв– страдают от дорожных ям…

Но сколько красоты в крошащейся как бутерброд, стене!,

Бросающей кирпич, как облепиха и шиповник, ягоды в траву…

Бежала я наверх, кровь била мне в виски, как вИски… а по мне

Бежала жирными мурашками тоска, бежала дрожь как хмель в вине,

Я мерила ногами ангара полукруг, я вдаль смотрела, белым платьем трепеща в безумном сне…

И плача на Яву…

Простите, самолёты, что убиты на металл,

Мой друг аэродром, почту за честь тебя уважить пикником…

Я села на корабль, что пробит, и заживо убитым быть устал,

Но выпитый пуэр – то не вода живая, и никто живей не стал,

Я проглотила в горле твердый ком… Ом.

Баклан вздымает крыльями в просвете форта,

Как колыбель, качают волны белых лебедей,

Живёт людей неведомых особая кагорта,

Отрезанных от мира, и простых, не гордых,

Тут есть пять магазинов, кафе одно, маяк и трепетный музей.

Французских редких кошек– эмигранток жёлтая Одёжка,

Как облепиха, светит вместе с окон желтизной, уютом,

Который остро ценен на земле, что в море будто крошка.

Тут свет и газ, еды запас и всё не по нарошку,

Авиатехник– инженер былого не забыл, тоскуя люто.

Коса Балтийская, я подниму как кубок, чашку облепихового грога,

Заплачу в голос я о том, что не увижу тебя вновь.

Мне миг был дан – побыть с тобой совсем не много,

Как человеку в жизни раз даётся видеть Бога,

И как даётся только раз нам встретить настоящую любовь…

Янтарь, рождённый морем,

В мои ладони пал как дар.

Я приняла его, не споря

Как трав целительный отвар.

Весь смак в нежданности.

Гуляла по песку, не ведая,

Что Балтика готовит благости

Медово– пряных глаз его, не сетуя

На торгашей – ловцов его с сачками.

Им он товар. Мне – моря жёлтые глаза.

Так наступает в жизни светлое,

Когда не ждёшь -приходит света полоса

Я замерла, свет солнца затвердевший

В ладони пряча, неудомевая —

Ведь говорили– невозможно свет поймать горевший…

А вот и можно. Сам пришел и не сбегает.

А море, если волны – то сердито?

Иль плачет пеной и волной, потоп творя?

А может это танец просто, мне открытый?

А смех от горя и от счастья – слезы янтаря…

Решила – пусть оно ликует, мое море.

Пусть изливается в экстаз, рождая слиток.

А я прочту по янтарю таких историй…

Тогда янтарь – не слезы, а амрита.

И только буря может принести дары в ладони.

А мы все штиля ищем в ленности своей.

Когда внутри бурлит, кипит и стонет —

К ногам сама ложится россыпь янтарей.

7

Питер

*

В который раз – ну здравствуй Питер.

Ты пару лет меня не видел.

Не думаю, что прям соскучился,

Я, честно, тоже аж тоской не мучалась

Я расширяла географию,

Растила деток -жизни мафию,

Училась мир любить на импульсе,

Душа моя на вольном выпасе.

Отели, дворцы, проспекты…

Вежливые респекты.

Снова немного по– новому.

Нет рецепта готового —

Смешать мне в какой пропорции

Крыши, мотики? Солнца порции-

Скупые и редкие, особо ценные

Дожди твои вечные, грозы весенние.

Пройтись по Невскому – как приветствие,

Бежать по Финскому – в неизвестное.

Под низким небом лететь по Шагаловски,

Дышать мечтой о приморских шалостях.

Что романтично мне в столице снобизма?

Как ты включаешь режим пофигизма?

На фоне холода и безразличия

Мой дух являет тепла величие.

Ты пахнешь стариной, хранишь истории,

Я не люблю это, я б лучше в море.

Твой эстетизм почти вульгарен,

Но в этом пафосе – я прям в ударе :

Порой так тянет нарушать твой этикет —

Пить из горлА вино, упаковав в пакет,

Вломиться в джинсах в ресторан пампезный,

Там заказать все что хочу, но все полезно,

Пройтись путями Цоя и Битлов,

В аутентичную туссовку влезть без слов,

Стесняться, что дресс код слегка интеллигентен,

Раздумывать – а не порвать ли джинсы на колене?

Понежиться в объятьях шелкового шика,

Который навевает новую интригу,

В мещанском, лондонском почти занудстве

Я тешу эго, радость оттеняя в сытой грусти.

Там дома камушки волной колышет море…

Что что?? Я Хосту домом назвала? – с собою спорю.

Мой дом везде, где праздную любовь к творенью,

И тут, с тобой, мой Питер, мой источник вдохновенья.

*

Рассвет, в самолёте встреченный —

Даром Творца мне, как сказкою,

Солнцем и морем помеченной,

И чем– то ещё, тайной ласкою.

Питерский снег, ветер Финского

Ждут, но я спрячусь в комфортности,

А душу укутаю в море облизывать,

В кудрявых волос золотой непокорности.

Из окон отеля уютного

Непогода звучит как рапсодия,

Как нота минора минутного,

Питая любви многоводие.

8

Черногория

*

Мы ехали к тебе по серпантину,

От связок поворотов закружилась голова

Огромный мир был временно отринут,

Вернее просто поделён на два.

Как пазл рассыпанный, ты открывал фрагменты:

То разноцветье вод морских являлось взору,

То склоны гор – прозрения моменты

Пронзали душу – человека и стихии спором.

Поднялись мы – здесь серый камень,

Неприветливые глыбы, ветер, холод.

В чем скрыто обаяние твоё, мой барин?

Ты не уютен и не мягок и не молод.

Так сладостно томительно внутри,

Здесь на ветру так Солнца луч заметен,

Так милы сердцу махонькие– посмотри

Цветочки скудные – земных остаток песен.

Сквозь камни пробивается трава-

Как символ вечного стремленья к жизни.

И громко хочется кричать Слова

С обрыва хрупкого, чтоб взвились к выси.

Над пропастью так буднично кафе

Зовет поесть или пройтись по пиву.

Иллюзию стабильности закажем мы себе,

Как будто горы нам совсем не диво.

Ты смотришь свысока, могучий ЛОвчин,

Как мы жуем свои картошки беззаботно.

Твоя Вершина – для души Великий Кормчий,

Она ж могилой стать могла б свободно.

В твоей Суровости есть мёд гостеприимства,

Ты мне шутить позволил с этой Высотой-

Я на краю твоем не ради подхалимства,

Куражилась, но ради Радости Святой.

Все облака теперь меня лежали ниже,

Я наслаждалась Дерзостью Любви к тебе,

Вторженьем в суть, к которой стала Ближе,

Находкой Счастья в каменной тропе.

Мне трудно было покидать твою обитель,

Твой камень только с виду неживой,

На веки сердце – моих тайн хранитель

Запомнит, Ловчин, наш роман с тобой.

Залитый Солнцем, исполин серьезный,

Не наказал шутящую с тобой девчонку.

Я хохотала на краю, скрывая слёзы,

И дочу малую страхуя за ручонку.

Да, снег лежит, пугая заморозить.

В тоннеле холодом ты не щадя насквозь пронзаешь.

Но мы же в майках летних в Храм войти твой просим,

И ты таких нас на Вершину пропускаешь.

Великодушен к нам, тебя топчащим вероломно.

Прощай. Нам вниз пора, такая наша участь.

Прости, что так вели себя не скромно,

Сохранность нас гордыня спишет на везучесть.

Мир поделён на два. И оба мне опора.

Мы вниз поехали, грустя о чем-то молча.

Пусть снова суета и споры-разговоры,

Ведь есть теперь в Душе Светлейший Ловчин.

*

Очарование курортных вечеров-

Теплый ветер с моря, шум прибоя,

Плеск волн в души тревожной кров

Приносит капли растворенного покоя.

Устало солнце село за горой,

Вздохнуло благовонием соцветий,

И я тяжелою тряхнула головой,

Пустив на волю стаю междометий.

Живет природа, лишь умей послушать —

Горляшки то кукуют то воркуют.

Что говоришь ты мне, нетронутая Шушань?

Лишь сны мои посланье расшифруют.

Лишь вы стоите, исполинами немыми,

Огромные махины Черногории,

Вы претворились глыбами земными,

Божественные статуи над морем…

Как туча грозовая за вершин обводы,

Цепляется мой взор за эти горы.

Как заслоняют они Бар от непогоды,

Пусть заслонят детей моих от горя!

Очарование приморских вечеров-

Прохлада подвенечною фатой

Все заслоняет, но в прозрачности альков

Лукавит, оставляя золотой…

В него войдут все запахи Подгорья,

Морские звуки и краса картин,

Что перст художника Цетинского подворья

Срисует с Неба облачных седин.

Очарованье Черногорских вечеров-

Душе уставшей словно омовенье,

Сошедшее с Небес благословенье,

Причастие Божественных Даров.

9

Пилотское

*

И вот АН – 2 открылась дверь,

Не отступить назад теперь.

Пилот сигналит два гудка —

То значит время для прыжка.

Инструктор дал команду встать —

Пора пришла борт покидать,

Вот кто – то ужас превзойдет

И сделать это мой черед.

Не дожидаясь вслед пинка

Разбег готовлю для броска

Мне крик «давай» шагнуть помог

И подхватил меня поток.

Небесный вихрь меня кружил,

Полет прекрасный мне дарил,

А ветер счастьем бил в лицо —

Как не хотелось драть кольцо!

Я б с небом дольше обнималась,

Еще кувырк, еще хоть малость,

Но кто – то вдруг сказал: «Эй, ты!

Тащи! Не хватит высоты!»

И я рванула что есть сил.

И купол свой Д – 5 раскрыл.

Учебный белый парашют

Вернул меня в земной уют.

Мы прилетели с ним в тиши,

Я только крикнула: «Глуши!!!»

Чтоб помешал соратник мне

По полю ехать на спине…

*

Мост дрожит, а я стою

Бездну измеряя взглядом.

На перилах на краю,

И опоры нету рядом.

Тормознул автобус в шоке,

Сбросил газ, соплю жует.

Ты же вспомнил вдруг о Боге —

Может он меня спасет…

В окна влипли пассажиры,

Округлилися болты.

Так узнал мирочек сирый,

Для чего стоят мосты.

Ты глазеешь в объектив.

Сердце бешено стучит.

Чумовое диво див

Вниз башкой с моста летит.

«Тормози» – орал ты зверско,

Находя валокордин.

Я ж шутила очень мерзко,

Медля дергать карабин.

Вынуждая стать заикой

Потеряла тормоза.

Ты вращал глазами дико,

Взор туманила слеза.

Я же ведьмою без ступы

Крошила воздух на слои.

Ты вздохнув, таращил тупо

Взгляд на борозды мои.

Я, раскинув руки-ноги

Зависала над землей

И печалилась за многих,

Не ловивших кайф со мной.

*

Сам серебристый,

След его белый

Ровно почерчен на голубом.

Невиданно чистый

Неистово смелый

Куда – то летит, но везде его дом.

*

Они стояли, прекрасные как Боги.

И все вокруг светилось, как раю.

И мне, такой земной, одной из многих

Дарован шанс родиться на краю.

И так не много стоит этот пропуск —

Три штуки грин да чистая душа.

Вокруг меня давно испорчен воздух,

И за душой, конечно, ни гроша…

Я там была. Глазами ела эту роскошь.

Взлетала в небо, забывая как дышать,

Три штуки грин мне одолжить у друга можно.

Но душу чистую откуда взять?

*

Неужели это я от земли отрываюсь?

Боже мой, какая там в низу ерунда!

Я взлетаю – будто заново рождаюсь,

Растворяется в ветрах земная суета.

Мои руки не забыли вкус штурвала —

Раз! Капот послушно лег на горизонт.

Господи! Прошу так много и так мало:

Чаще видеть Небо, покидая «мирный» фронт.

Вернулась. Небо дождалось меня.

Самолет в душе расчехлен.

Под крылом неспешно плывут поля,

Снова целый мир в меня влюблен.

Тень сомнений мне высокий преграждала путь,

Отвергала я сама любовь небес.

Спасибо, друг, ты смог мне все вернуть

И с плеч сорвать чужой тяжелый крест.

Блудная дочь вернулась на свою планету.

Меня носило на волнах тоски.

Теперь я знаю песнь моя спета,

ПОКА НА рычагах – тепло моей руки.

10

Тай

Сегодня выбрала жасмин

В раю мерцания свечей,

В тиши приглушенных речей,

Где час летит как миг один.

Тут место отдыха Богинь,

Где ароматы душу лечат,

И сладкой тяжестью на плечи

Ложатся руки Берегинь..

Горячим маслом тело ладя,

Укутав нежно полотенцем,

Как будто матушка младенца,

Они баюкают не глядя

На возраст, горестей морщинки,

На суету внутри души,

Как будто крадучись в тиши

Потоком плавят горя льдинки…

Тут свет мерцая, обнимает,

Роз лепестки на ложе ждут,

Имбирный чай всегда нальют,

Как богу стопы омывают.

И капля входит в океан-

Душа моя себя находит,

В ней только Господ верховодит,

И я люблю свой лик и стан…

11

Москва и Подмосковье

*

Стоит Красота духовная

В Звенигородских краях.

Святая, немногословная,

С Душою в колоколах.

Бродил Преподобный Савва

Тенистой тропой землян.

Сна укрывает саван,

Как рядом с ним шла и я.

Неспешно текла беседа

В прохладе Монастыря,

Но знала я – в Храме где-то

Свечи давно горят.

Холодные воды купели

Сошлись над моей головой.

И душу очистить сумели

И смыть обрыв за спиной.

«Отче» запели монахи,

Молитва внутри ожила.

Лежит моё сердце на плахе,

Сгореть не боится до тла.

Чаша с Иисусовой кровью

Уже осветила Алтарь.

И стрелы напрасно готовит

Уже побежденная хмарь.

Вдохнула всей грудью воздух целебный,

Будто запасов наделала в прок.

Впитала глазами я белые стены,

Уехав, сказала: ДО скорого, Бог…

*

Ты прости меня, подруга осень,

Виновата, знаю я сама

В том, что на душе мне плохо очень

В том, что это горе от ума.

Ты прости меня, листочек рыжий,

Навсегда я пред тобой в долгу —

Не страшась, летишь ты выше крыши

О конце не мысля. Я так не могу.

Ты прости меня, о деревце нагое,

Мужество беру твое в займы,

На ветру отважное такое

Не ропща, ты стойко ждешь зимы.

Ты прости меня, осенний дождь,

С тобою вместе горько плачу,

Но верю с эгоизмом, что придешь

По капле унося беду и неудачу.

Ты прости меня, родное небо,

Как птицу увижу: Боже мой…

– Опять мечтаю, как и мне бы

На век взлететь к тебе, домой!

Прости трава, твою мечту

Топча, я редко замечаю.

Любви простую красоту

Я продала за чашку чая.

Ты прости, кормилица – Земля.

Что взяв дары, я их презрела.

О любви божественной моля

Я не любить, а быть в тепле хотела.

Осень, прости, я тебя как и всех

Люблю по—людски неумело

За то лишь, что мне запретить этот грех

С печалью сойтись не посмела.

*

Прекрасен град – небесный воин

Стучит по зелени листвы,

Лишь жаль, что пес мой беспокоен,

Дрожит, не отрывая головы.

От рук моих, его укрывших

От грома, молний, всех стихий.

Я слышу – град идет по крыше,

Пью с мятой чай, пишу стихи.

В том суетливом мельтешеньи

Не умалить Цареву мощь,

Как подоконник, став мишенью,

Душа моя из клетки прочь.

Взлетев, впустила град в себя.

И тело, трепетно дрожа,

Листок бумаги теребя,

На нем строчит, что Госпожа —

Природа так проймет насквозь,

Метнув всего-то горстку бусин.

Зовет наружу капли слез —

Такой слабинки не стыжусь я.

Но сей экстаз в слова не влить.

Так неожиданно прекрасен

Стеклянный белый гость будить

Такие струны сердца властен,

Где вера, плач и наслажденье

Взрастили ароматный цвет

С коротким веком, к сожаленью:

Гляжу в окно – уж градин нет…

Крылом взмахнуло ликованье,

Напомнив тлен красот земных.

Но то хрустальное свиданье

Пусть будут помнить мои сны.

*

Родник и звезды – вид чудесный.

За то спасибо, мир прелестный,

Что это делишь ты со мной,

Что не засорен взор земной,

Чтоб видеть эту красоту,

Что есть для всех. Но радость эту

От снега бело – голубого,

От шума леса, эха слова,

От звезд мерцанья золотых

В себя впустить помог мне ты.

Ты, кто искрится в роднике,

Кто путь чертил в моей руке,

Кто подарил мне счастья шквал,

Хоть мне казалось, что отнял.

Тобой умытая в ночи

Пойду. А ты других лечи;

Быт может кто – то припадет

К течению целебных вод.

И пелену утратив с глаз

Поймет, как счастлив он сейчас,

Привычку бросив к постоянству.

Узрев, что стая птиц – пространство

Отнюдь на дереве, не константа,

Как путь вора к нерофанту,

Что Космос – как воды пузырь

И жизнь его – бурленья ширь,

Струящаяся как родник,

К которому мой рот приник.

Родник и звезды – вид чудесный.

Тебе спасибо, мир прелестный

За чудной свежести глоток

Что родника несет поток!

*

Господи, ну объясни: как это вышло —

Тот закат сиял, но не для всех?

Из – за деревьев Солнце вышло

И словно катится теперь поверх!

Ехали мы по извилистой дороге,

Но ты видел, как оно во след летит.

Я была внутри его и в Боге,

Тело все в слезах в авто сидит.

Мои слезы лились с горизонта —

Стон о тех, кто Солнца не видал,

Кто от ливня слез прикрылся зонтом

И в дороге радость не признал.

Рыжий диск и снежные верхушки,

Из сугроба вдруг возникший храм,

И мелькающие зябкие избушки —

Все не любо, не красиво, чуждо вам…

У меня же сердце чуть не стало,

Наскочив на золотые купола,

Белый лес для них считая пьедесталом,

Не узнав себя в ледовых зеркалах…

*

Вот зима среди апреля

Вот зима среди зимы

Холод нелюбви на теле

А любовь не взять в займы.

Ее можно только дать.

Ну, а если дать мне нечем,

То придется замерзать

И укутать пледом плечи.

*

Туча закрыла Солнце

В небо темно смотреть

Но это еще не смерть

Просто туча закрыла Солнце.

*

Закапал он, потом полился.

Не дал до дома добежать.

И с кожи жар мгновенно смылся,

И стало легче мне дышать.

Скользили ноги в босоножках,

Загар темнее стал на вид,

Прилипла к коже вся одёжка,

И стан под нею стал открыт-

Открыт для взоров старых клёнов,

Открыт для ветра баловства,

И я ссутулилась смущённо-

Ведь целомудрия права

Не я нарушила бесстыдно,

А дождь напрыгнул и раздел,

И целовал там, где не видно,

И гладил тело, где хотел.

Он охлаждал водой прохладной,

Он освежал и очищал,

Своею песнью безотрадной

Кого-то мне напоминал…

Рубашки белой рукавом

Я утирала тушь с ресниц,

И тихо плакала тайком

Теряясь в беге мокрых лиц.

Бежали люди под навес,

Кто так, кто– над собой держа пакет…

И шли с улыбкою небес

Те двое, что счастливей нет.

Она была дождю сестрой,

Дождём поила свой букет,

А Он держал на головой

Своей любимой зонт от бед.

И я подумала тогда:

В любви и дождь – отрады миг.

Лилась по мне струёй вода,

Поток затёк за воротник.

Хотела босоножки снять,

И побежать домой по луже…

Но что-то повернуло вспять,

И я брела, не удосужив

Себя защитой от дождя…

Я вся сдалась на волю бури.

Но почему любить тебя —

Есть знак моей великой дури?

Прилипли волосы ко лбу,

Колени ткань обволокла.

Благодарила я судьбу

За то, что в этот дождь вошла.

Горячим душем смыла ласку

Холодных струй прикосновенья,

Своей любви дала огласку

Внутри души. И прочь сомненья.

*

Невиданной сказкою, золотом света

Осень, прибоем из листьев шурша,

Желто-оранжево-красным одета,

Ступает, теплом запоздалым дыша.

Янтарные всполохи листьев с тропинок

Взлетают фонтаном ожившей мечты,

Молочностью вздыбленных облачных спинок

Рисуется мир золотой красоты.

Бархатный воздух нечаянной лаской

Окутал готовую к холоду собь.

Мурашчатым «съёжиком», с лёгкой опаской,

Каштанов по листьям стучающую дробь,

Я слушаю, сердце открыв шоколаду,

Блестящему в желтой листве на тропе,

Беру эту гладь, чуть завидуя ладу,

Царящему в этой природы судьбе…

Уже осмелев, достаю босоножки,

Уж сданные шкафу до лучших времён.

Весна началась и у серенькой кошки,

И сын Яросвет в бабье лето рождён.

Звучит глюкофон, наполняя пространство

Глубинной волною непознанных сфер,

В окошке слайд-шоу неземного убранства

Плывёт изобилием вне всяких мер.

Льются лучи не пленённого солнца