Текст книги "Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании"

Глава 10
«ДЯДЯ РИХАРД» ПРОТИВ «ДЯДИ КЛОДА»

Провал Гертца в ноябре 1935 года в абвере расценили как неудачу мужественного человека, оказавшегося жертвой риска, неизбежного в профессии разведчика. Гертц и сам помогал созданию легенд, окружающих его имя. Находясь в Брикстонской тюрьме, он сумел тайком передать письмо своему другу в Германию, в котором писал о своем мягком приговоре: «Я совершил гораздо больше, и [англичане] знали обо мне много больше того, в чем сочли нужным меня обвинить».

Адмирал Канарис рассматривал неудачу Гертца как удар по себе и предпринял все меры, чтобы облегчить его судьбу. Через семью провалившегося шпиона он перевел из кассы абвеpa деньги на оплату адвоката, а также назначил ежемесячное пособие на весь срок заключения Гертца не только его жене, но и любовнице.

Канарис не винил Гертца в неудаче, но и не считал его провал заслугой англичан. Он почему-то был уверен, что агента выдал кто-то из сотрудников абвера, и полагал, что следует принять решительные меры к укреплению внутренней безопасности в организации.

Он вызвал «дядю Рихарда».

Капитан 1-го ранга Андреас Рихард Протце был специалистом по улаживанию конфликтов в Marinenachrichtendienst – прежнем разведывательном управлении флота, а затем продолжил карьеру контрразведчика в абвере. Лиса среди лис, не гнушающийся ничем циник, он был старым профессионалом, считавшим человека виновным, даже когда его невиновность доказана. Но он мог быть приветливым и обаятельным. Его манера заключалась в том, чтобы делать и говорить неприятные вещи самым приятным способом. Он мог действовать с блеском, но только в делах, изначально не требующих разборчивости. Полностью поглощенный секретной работой, он был, пожалуй, единственным сотрудником абвера, для которого не было ничего святого. Одиночка по натуре, Протце был не способен разделять ответственность или поручать работу. Все годы работы в абвере он был одиночкой – самоотверженным, убежденным, скромным, но в то же время эксцентричным, не признающим авторитетов и в чем-то даже нечестным. Бывают люди, не ждущие похвалы за хорошо сделанную работу, а он, по его собственным словам, был не из тех, кого следует винить за ошибки. Этот принцип позволил ему пережить серию кризисов таким образом, что все его ошибки были забыты, а все достижения помнились.

Канарис и Протце были связаны старыми узами и новыми успехами. Еще со своих первых акций в двадцатых годах, когда он был непременным участником каждого реакционного заговора, Канарис считал Протце своим ментором и помощником. В абвере поговаривали, что Протце был причастен к самой темной тайне Канариса – к убийству итальянского священника – и что он знал об этом загадочном человеке больше, чем кто-либо другой. Как бы то ни было, у Канариса были веские причины поддерживать эту дружбу.

Ко времени провала Гертца Протце поднялся достаточно высоко. В середине двадцатых в Берлине появился и стал любимцем высшего света некий элегантный, судя по всему, богатый молодой отставной капитан польской армии Юрий де Сосновски-Налец. Он был шпионом, услуги которого оплачивали как польская, так и французская разведки. Путем изощренных интриг, соблазнив двух секретарш оперативного отдела военного министерства, де Сосновски стал обладателем наиболее важных военных тайн, включая ключевые моменты планов мобилизации и развертывания армии.

В конце 1933 года по наводке графини Бохольц, светской дамы, наблюдавшей за похождениями Сосновски с завистью женщины, которую он ни разу не пытался затащить в свою постель, капитан Протце, разработав хитроумный план, вышел на поляка. Его секретарша Гелена Скродзки (ближайшая помощница и вдобавок любовница) вошла в доверие к важной участнице шпионской сети, венгерской танцовщице, которую бросил польский капитан. С ее помощью тетя Лена, как называли в абвере фрейлейн Скродзки, шаг за шагом выявляла детали операции, пока к 1934 году деятельность Сосновски не была полностью разоблачена[40]40
  Среди документов, добытых Сосновски, были планы русско-германского сотрудничества на случай нападения Польши.


[Закрыть].

Хотя все лавры достались гестапо, Канарис знал, что основную работу сделали оперативники абвера. Протце в своем расследовании узнал гораздо больше, чем сообщил гестаповцам. Помимо любвеобильных дамочек из военного министерства, среди источников Сосновски, как выяснил Канарис, был также один из руководителей абвера[41]41
  Участие одного из руководителей абвера в шпионской сети Сосновски было раскрыто лишь через несколько лет. Когда в 1939 г. немцы захватили картотеки польской секретной службы и добыли достоверное подтверждение его вины, дело быстро закрыли, вынудив изменника покончить жизнь самоубийством.


[Закрыть].

Выявление офицера абвера в группе польско-французского резидента дало Протце идею создания небольшой собственной секретной службы внутри абвера для слежки за его собственными сотрудниками. Ее назвали Hauskapelle («Домашняя капелла») в память о частных оркестрах, которые германские принцы в XVIII веке держали в своих дворцах. Капитан Патциг в свое время отверг идею создания такой службы. Но когда Канарису рассказали о Hauskapelle, он нашел эту мысль блестящей и немедленно одобрил. Активизация иностранного шпионажа в Германии очень его тревожила, и он опасался, что это может привлечь в абвер нацистов.

Поскольку у абвера не было своих правоохранительных служб, он вынужден был обращаться к гестапо всякий раз, когда требовалось арестовать подозреваемого. Канарис боялся, что, если он проявит неспособность бороться с деятельностью иностранных разведок в Германии, Гиммлер воспользуется этим предлогом, чтобы установить контроль за контрразведывательным отделом абвера, что станет первым шагом в подчинении себе и всей организации.

Канарис был убежден, что только его старый друг способен решить эту проблему. Протце согласился, но заявил шефу, что Hauskapelle сможет раскрыть любого шпиона, пробравшегося в абвер. Но чтобы наверняка предотвратить их проникновение, следует внедрять своих людей в секретные службы противника, решая проблему у ее источника.

В каждой секретной службе есть подразделение собственной безопасности[42]42
  Протце настойчиво требовал разрешения создать в абвере отдел Gegenspionage (контрразведка), но в его интерпретации это звучало как «противодействие шпионажу других внутри Германии».


[Закрыть]. Но, не имея тогда такой службы, Протце был вынужден праздно выжидать, пока шпионы не проникнут в Германию или даже в абвер, и только после этого пытаться выходить на них.

Теперь, наконец, было создано особое, сверхсекретное подразделение, упоминаемое лишь как СО, и только немногие посвященные знали, что означает эта аббревиатура. Служба называлась Geheim-Verbindungen («Секретные отношения»), но нигде не раскрывался род этих «отношений».

Протце был назначен начальником подразделения в третьем отделе абвера, названного секцией IIIФ. Его функции определялись специальной инструкцией:

1. Набирать штаты для специальной деятельности за рубежом, для слежки за подозреваемыми в шпионаже, резидентами и агентами секретных служб противника.

2. Изыскивать пути и средства для проникновения в разведки противников, собирать информацию об их методах, планах и намерениях.

3. Развивать секретные связи с теми, через кого можно поставлять дезинформацию в разведслужбы противника.

Внедрение в разведку противника всегда являлось наиболее трудной задачей шпионажа, но «дядя Рихард» обладал всеми необходимыми качествами для этого. Протце быстро и эффективно организовал новую секцию IIIФ и наладил ее работу. Он поручил одному из своих доверенных помощников капитану Адольфу фон Фельдманну, архитектору по образованию, опытному контрразведчику, самую трудную задачу – организовать проникновение в британскую секретную службу.

К 1934 году, после многих лет застоя, вызванного неприятными случаями в стране и сложными ситуациями во внешней разведке, британская Сикрет интеллидженс сервис (СИС) переживала своего рода возрождение. По иронии судьбы начало этому выздоровлению почтенного учреждения положила острая междоусобица, грозившая прикончить единственный орган правительства его величества, «правомочный собирать секретную информацию в зарубежных странах нелегальными методами».

Английской разведкой тогда руководил неравносторонний триумвират, состоявший из начальника СИС адмирала Хью Синклера и двух полковников, Валентина Вивьена, бывшего старшего офицера индийской полиции, и Клода Дэнси из территориальных частей, избравшего после Первой мировой войны стезю разведчика. Адмирал Синклер безмятежно правил, почти не управляя и поручив повседневные дела и проблемы Вивьену и Дэнси, хотя и знал, что его заместители терпеть не могут друг друга и вместо дел заняты склоками, почти парализовавшими службу.

Было очень трудно иметь дело с Дэнси. Даже сегодня, через много лет после его смерти, о нем вспоминают с неприязнью. Грубый, самоуверенный, похожий на медведя, Дэнси был нетерпимым и чрезвычайно нудным и ко всему относился прагматично и потребительски. Он предпочитал, как отметил Ким Филби, «брызгать ядом на дальние дистанции, что вызывает максимум безадресного негодования».

На близкой же дистанции полковник Вивьен, сухощавый, элегантный, чувствительный и легкоранимый человек, был любимой мишенью Дэнси. Их отношения стали настолько невыносимыми, что Синклер вынужден был отказаться от своей нейтральной роли и вмешаться. Ему пришлось выступить против Дэнси и позволить ему приходить в контору лишь за почтой. Стареющий Дэнси понимал, что его хотят выжить, и стал настойчиво добиваться постоянного места в СИС, даже и не в центральном аппарате. В конце концов он вынудил адмирала Синклера назначить его в Италию для противодействия германскому внедрению из европейских баз.

Жизнь в Риме была приятной и комфортабельной, но Италия была не той страной, что ему требовалась. Он перебрался в Швейцарию и через год создал организацию с несколько театральным названием «Зет».

Действиями Дэнси английская агентура в Европе раскололась на две части. Первая из них, руководимая Вивьеном, не изменилась. Она состояла из «станций», или резидентур, закамуфлированных под консульские отделы британских посольств в европейских странах, возглавляемых кадровыми разведчиками в ранге консулов, пользовавшихся дипломатическим иммунитетом.

Резидентуры «Зет» действовали независимо, располагая собственными агентурой и связниками, кодами и каналами связи с центром. Дэнси законспирировался настолько, что даже не все консулы знали о существовании организации, действующей параллельно с СИС.

К 1935 году новая Германия была окружена двумя британскими резидентурами, направляемыми через Вену, Брюссель, Гаагу и Копенгаген. По данным абвера около десяти процентов иностранных агентов, задержанных в Германии в тот год, принадлежали к этой новой таинственной организации, об истоках и сущности которой даже капитан Протце ничего не знал.

К третьему году существования «Зет» особую важность приобрели две его резидентуры, и первая из них, копенгагенская, руководила двумя крупными сетями в Германии, одна из которых специализировалась на сборе данных, а другая – на подрывной работе. Копенгагенской резидентурой Дэнси ведал Пейтон Сигизмунд Бест, отставной капитан британской армии, посвятивший свою жизнь разведке. Он вместе с двумя голландскими партнерами основал экспортно-импортную фирму, женился на дочери отставного адмирала Марии Маргарет ван Рейс и процветал. Он был вхож в лучшие дома Голландии, держал открытый дом, который славился гостеприимством, культурной обстановкой и великолепными музыкальными концертами.

Он был типичным персонажем Севильроу – с моноклем и гетрами, котелком и зонтиком. Он умело укрывал своих агентов из группы «Зет», и его ячейка была самой крупной, эффективной и активной из всех агентурных подразделений Дэнси. Бест руководил несколькими агентурными группами, которые не знали о существовании других групп, а их членам запрещалось поддерживать знакомство и даже общаться друг с другом[43]43
  Одна из них называлась «Брейнен», по псевдониму ее организатора и руководителя, чье подлинное имя осталось неизвестным. Вторая называлась «Паффхаузен», а третья – «Биллем II» в честь Герхарда Губерта Виллемса, двадцатисемилетнего немецкого социалиста и заядлого мотоциклиста. Еще одна группа состояла из представителей германской аристократии, таких, как граф Феликс фон Шпигель-Зизенберг и барон фон Герлах. Ею руководил агент в германском дипломатическом представительстве в Гааге, непримиримый антинацист Вольфганг Ганс Эдлер цу Путлиц.


[Закрыть]. Дом капитана Беста на Ньив-Эйтвег, 19 (рядом с особняком, который занимала Мата Хари в свою бытность немецкой шпионкой в годы Первой мировой войны) официально числился конторой «Континентал трейдинг компани». В действительности он был шпионским центром, хотя и не единственным в Гааге.

Второй центр находился на Ньив-Парклаан, 57, тихой улочке в жилом районе вдоль одного из каналов, в доме, где у главного подъезда поблескивала медная табличка «Консульский отдел его величества». Здесь располагалась параллельная резидентура полковника Вивьена под руководством капитана Хью Реджинальда Дальтона, кадрового разведчика с времен Первой мировой войны, как и Бест. Он сумел собственными силами и средствами создать свою мини-секретную службу из одиннадцати человек.

Его основным помощником была весьма темная личность с кличками Джон, Аугустус де Фремери и капитан Ян Хендрикс. У резидентуры была и радиостанция с двумя радистами – Инманом и Уэлшем[44]44
  Военная разведка находилась в ведении капитана Лайонела Лоу, бывшего также и связным с разведкой голландских сухопутных сил. Авиационной разведкой занимался капитан ВВС Дж. Б. Ньюхаус. В группу входили также Кристофер Роудз, три голландца – Густав Стеетман, бывший судовой радист, тридцатипятилетний Карл Бревер и человек по фамилии Постхума, занимавшийся паспортами и визами, а также капитан Родни Деннис, отвечавший за безопасность группы и связь с СИС.


[Закрыть].

Дальтон сумел собрать великолепную команду разведчиков, в первую очередь с помощью двух лучших из них, в разное время известных под различными именами. Первый, известный как Зварт, Эммеринг, Дальмейер и Фринтен, на самом деле носил имя Адрианус Йоханнес Йозефус Фринтен и был отставным голландским следователем сорока двух лет, он прежде работал в министерстве юстиции и сохранил там неплохие связи. Он был завербован англичанами еще в 1919 году и ведал так называемым информационным бюро, сочетавшим в себе частное детективное агентство и бюро проверки кредитоспособности, но это было лишь крышей для деятельности Дальтона в качестве вербовщика агентуры и связника с голландскими полицейскими властями. Вторым был тридцатилетний Джон Уильям (Джек) Хупер, натурализованный британский подданный, голландец по рождению. Он пользовался полным доверием Дальтона и отвечал за хранение добытых материалов и ведение картотек.

Благодаря Фринтену и Хуперу резидентура включала в себя значительное число лучших британских агентов. В списках Фринтена числилось 52 основных агента и огромное число мелких шпионов, действовавших в Германии под руководством старших агентов[45]45
  Например, Тео Хесперс, двадцатисемилетний уроженец Мюнхен-Гладбаха, руководитель антинацистской католической организации.


[Закрыть].

Дальтон установил настолько хорошие отношения с голландской разведывательной службой, что последний из ее руководителей полковник Биллем Орсхоот числился в картотеках группы как «агент номер 945». Его сотрудники работали на двух хозяев – на своего начальника и на майора Дальтона.

Хотя гаагская резидентура и была британской разведывательной организацией, в первую очередь она являлась частью германского антинацистского подполья, в качестве каковой и запомнилась.

Глава 11
БИТВА ТРОЯНСКИХ КОНЕЙ

В 1936 году английскую колонию в Голландии потрясло известие о том, что 4 сентября майор Дальтон был найден застреленным у себя дома. Те, кто знал о действительном роде его занятий, заподозрили убийство, однако следственная комиссия СИС вскоре установила, что майор покончил с собой из-за значительной растраты доверенных ему средств, выделенных на оплату агентов.

Ранее в этом же году Великобритания внезапно приняла решение ограничить эмиграцию фанатичных евреев в Палестину, а сионисты ответили на запрет организацией «подпольной железной дороги», по которой молодые здоровые евреи переправлялись в Святую землю из Германии и Польши через Венгрию, Румынию и Турцию. СИС была поставлена задача борьбы с нелегальной иммиграцией, и в секретной службе за счет средств Форин Офис был организован Палестинский фонд для финансирования этих операций.

Дальтону были выделены из этого фонда 60 тысяч фунтов – необычно большая сумма по сравнению с бюджетом гаагской резидентуры. Получая жалованье в 12 тысяч гульденов в год с оплатой расходов, Дальтон так погрузился в палестинские проблемы, что завел дорогостоящую любовную интрижку и растратил 2 тысячи фунтов из средств фонда. Когда недостачу обнаружила ревизия, Дальтон, не сумев погасить долг, покончил с собой[46]46
  В Гааге ходила и другая версия. По мнению подполковника Тьете Солке Роозенблоома из нидерландской секретной службы, палестинские деньги не имели отношения к трагедии. Дальтон застрелился, обнаружив, что был втянут в нелегальную торговлю британскими паспортами и визами для богатых евреев из Германии, готовых уплатить любые деньги, чтобы спастись от нацистов.


[Закрыть].

Сикрет интеллидженс сервис оказалась в неловкой ситуации. Требовалось срочно найти замену преданному, энергичному и опытному руководителю одной из самых перспективных и эффективных шпионских ячеек. Новым главой отдела паспортного контроля стал майор М.Р. Чидсон, кадровый разведчик, единственным подтверждением пригодности которого к работе было то, что он был женат на голландке и знал язык. Полковник Вивьен быстро выявил, что Чидсон «совершенно не пригоден к разведывательной работе» и способен быстро развалить всю организацию. «Он хотел всегда ста процентов, – говорил о нем полковник Вивьен, – хотя в нашем деле и сорок процентов – отличный результат».

Майор Чидсон проработал лишь несколько месяцев, и в начале 1937 года его сменил третий за год руководитель этого маленького отдела – майор Ричард Генри Стивене, как и полковник Вивьен, бывший офицер индийской полиции. Стивене не был новичком в секретной службе, свободно говорил по-немецки, по-русски и по-французски, но не имел опыта работы в Западной Европе. Когда Вивьен поручил ему «специальное задание» в Гааге, «руководить сетью агентуры в Голландии и Германии», Стивене не знал об истинных причинах ухода Дальтона. Ему сообщили, что его предшественник не сработался со своим французским коллегой, капитаном 1-го ранга Трута, и что в резидентуре нужен такой человек, как Стивене, культурный и вежливый, способный наладить хорошие деловые и личные отношения.

– В вашей новой должности нет ничего рискованного, – убеждал его Вивьен, – но, конечно, вы не обязаны принимать назначение, если это вам претит. Послушай, дружище, – фамильярно добавил он, – я уверен, что твое начальство охотно вернет тебя в Индию.

Поначалу Стивене был склонен отказаться. Позднее он рассказывал:

«Я никогда не был разведчиком, тем более организатором разведработы. Моя работа в секретной службе заключалась в оценке боевого состояния вооруженных кочевников в районе северо-западной границы (пуштунские и афганские племена. – Примеч. пер.). Но я согласился отправиться в Гаагу, поскольку руководству было известно, что я считаю себя недостаточно опытным, подготовленным и подходящим для такой работы».

В Лондоне Стивенсу даже не сообщили о существовании параллельной резидентуры Беста, работающей на Дэнси. Его будущая работа и состояние группы также были обрисованы лишь в самых общих чертах. В Гааге он обнаружил великолепно работающую и эффективную машину, группа заметно выросла с тех пор, как сержант Фринтен, курировавший Германию, привлек к работе множество активных антинацистов.

Никто из тех, кто следил по скупым газетным сообщениям за перипетиями шпионажа, не мог даже представить себе его масштабов в Европе в те годы. По мере углубления кризиса, вызванного аншлюсом Австрии и угрозами Гитлера в адрес Чехословакии, в Германии становилось все больше английских агентов. Из шести иностранных шпионов, казненных в Германии в 1936 году, четверо были английскими, множество английских агентов, заброшенных через Голландию и Данию, были арестованы и ожидали решения своей участи в немецких тюрьмах. Их допросы позволили Протце и фон Фельдманну составить некоторое впечатление об агентурной сети, но им так и не удавалось выйти на руководителей провалившихся шпионов. Первый просвет появился лишь летом 1936 года.

Близ Магдебурга за фотографирование секретных объектов был арестован некий Густав Хоффманн. На допросе он признался в шпионской деятельности и в том, что его завербовал голландец, работавший на англичан. Так немцы впервые вышли на резидентуру СИС в Гааге.

Но тогда фон Фельдманну удалось лишь слегка приоткрыть дверь. Новые перспективы открылись в связи с арестом несколько позже другого английского шпиона Рихарда Ланге. Он, как и Хоффманн, был завербован в Голландии тем же Пьедом Пипером. Инженер Ланге согласился работать против своей страны из ненависти к нацистам и вскоре стал одним из лучших агентов. Но успех вскружил ему голову, и он стал обычным наемником и самым дорогостоящим из всех агентов Дальтона. Случилось так, что резидентура задолжала ему несколько сот фунтов стерлингов, и, несмотря на неоднократные требования, деньги к нему так и не поступили. В конце концов он пригрозил сообщить немцам о деятельности своих боссов, и Фринтен согласился организовать его встречу с «самим шефом». Таким образом, Ланге стал единственным из агентов, знавшим резидента в лицо.

Во время встречи Дальтон выплатил часть долга и обещал отдать остальное после возвращения Ланге в Германию. Агент вернулся в Гамбург с новым заданием англичан, но оставшихся денег так и не дождался. Всю эту историю вместе с подробностями своей работы на англичан и перипетиями получения долга от майора Дальтона и сержанта Фринтена Ланге рассказал на допросе.

Итак, Дальтон из полумифического призрака превратился в реальную личность. Капитан фон Фельдманн прибыл в Гаагу, чтобы заняться им вплотную, но Дальтон был уже мертв. Тем не менее он сумел раздобыть достаточно сведений о резидентуре СИС, чтобы убедить Протце, что решительное наступление на англичан в Голландии имеет шансы на успех. Протце, занятый другими перспективными делами секции IIIФ в Берлине, хотел перепоручить эту работу фон Фельдманну, но Канарис воспротивился.

– Это очень серьезная работа, дядя Рихард, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты сам занялся ею.

Протце, которому уже было за шестьдесят и пора уходить на пенсию, формально уволился из флота и абвера (где на посту руководителя секции IIIФ его сменил полковник Иоахим Рохледер) и отправился в Голландию. В сопровождении тети Лены (теперь называвшейся фрейлейн Шнайдер) он прибыл в Гаагу осенью 1937 года, снял виллу по адресу Блумкамплаан, 36, в ближнем пригороде Вассенаар в центре района по выращиванию тюльпанов, и стал готовиться к схватке между германской и британской секретными службами.

Все оказалось не так просто, как предполагал капитан фон Фельдманн. Несмотря на всю свою хитрость и решимость, Протце пришлось ждать почти полгода, пока из-за промаха противника у него не появилась реальная возможность достичь цели.

Был теплый июльский вечер 1938 года, когда, возвращаясь с тетей Леной из гаагских магазинов домой, Протце заметил невысокого коренастого парня, который следовал за ними до самой виллы, постоял около нее, а затем скрылся за углом. Протце показалось, что юноша следил за ними, но он не был в этом уверен.

На следующий день этот же человек вновь появился уже на велосипеде и несколько раз объехал квартал.

«Потом, – рассказывал мне впоследствии Протце, – он стал прогуливаться по улице, время от времени поглядывая в сторону нашего дома. Он проделывал это весьма открыто, и я подумал, что это голландский полицейский, в чем-то меня заподозривший. Возможно также, что его послал кто-то из противников. Но кто? Я знал, что «Большая тройка» располагает резидентурами в Гааге: англичане на Ньив-Парклаан, французы в своем представительстве и русские на Целебесстраат. Последняя была лучшей из трех и под руководством пресловутого Вальтера Кривицкого фактически являлась разведцентром Красной армии в Западной Европе. Резидент жил под именем австрийского букиниста Мартина Лесснера. Поначалу я считал, что это Кривицкий приставил ко мне хвост, поскольку именно его агенты вели слежку столь явно. Но повод интересоваться мной мог быть у каждого из трех. Я решил выяснить, на кого же из них работает этот праздношатающийся парень».

На третий день фланер вновь появился чуть свет, когда большинство обитателей Вассенаара еще спали. Но Протце уже был на ногах. Выглянув из окна спальни и заметив знакомую фигуру, он решил, что пора схватиться со своим филером. Он быстро оделся и отправился на долгую велосипедную прогулку, заманив хвост на пустынный пляж. Здесь он обернулся к преследователю и чуть ли не набросился на него.

– Отвяжись от меня, – раздраженно выпалил Протце, – или это для тебя плохо кончится. Если будешь продолжать преследовать меня, я заявлю в полицию.

Филер остался невозмутим. На следующий день он, как ни в чем не бывало, опять появился у виллы, но на этот раз Протце решил действовать и в самом деле вызвать полицию. Но появился не настоящий полицейский, а агент, голландский нацист Хоогевеен, ранее работавший на гестапо и занимавшийся слежкой за немецкими эмигрантами в Голландии.

Мнимый полицейский был готов арестовать парня, но тут вмешался Протце и заорал:

– Я знаю, что ты шпион и послан следить за мной!

Юноша хмуро молчал, а Протце резко осведомился, кто же его послал. Задержанный пробормотал, что лишь выполняет свою работу, а на вопрос, кто ему поручил эту работу, ответил, что британское паспортное бюро на Парклаан[47]47
  «Ньив-Парклаан» в переводе с голландского означает «Новая Парковая», в разговоре первое слово могут опускать. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Протце тут же сообразил, что наконец-то перед ним открылась долгожданная возможность. Он приказал парню идти за ним на виллу и там провел свою первую вербовку. Молодой человек по фамилии Ван Каутрик работал в фирме «Мюллер и компания», но порой подрабатывал, выполняя подобные нынешнему поручения. Его заданием было следить за «мистером Робертсом», как он назвал Протце, а также записывать номера машин, на которых на виллу приезжают люди.

Когда Протце спросил Ван Каутрика, сколько ему платят англичане, тот ответил, что 200 гульденов в месяц плюс накладные расходы, но когда дело касается расходов, то ему приходится сражаться за каждый геллер. Протце предложил Ван Каутрику возможность зарабатывать еще 200 гульденов в месяц, причем без сражений, и последний с готовностью согласился. Хитрюга даже сказал, что будет рад работать на Протце, потому что любит немцев, и обещал сообщать все, что удастся узнать о паспортном бюро.

Фолкерт Ари Ван Каутрик был привлечен к секретной работе человеком по имени Цааль, ближайшим помощником сержанта Фринтена в информационном бюро. Цааль также был ветераном разведки еще со времен Первой мировой войны. В 1937 году, когда у него на работе начались простои и увольнения, Фринтен пригласил своего старого приятеля вернуться в СИС, но тот отказался. Взамен он рекомендовал ему бывшего детектива, двадцатичетырехлетнего сына своего старого друга, и познакомил Ван Каутрика с Фринтеном, а последний в одном кафе Роттердама представил перспективного кандидата преемнику Дальтона майору Чидсону. Энергичный и способный голландец произвел на майора настолько хорошее впечатление, что Чидсон нанял его как филера и связника, несмотря на некоторый риск, связанный с тем, что жена Ван Каутрика была немкой.

Получив псевдоним Оливер Кендалл и 500 гульденов аванса, Ван Каутрик стал работать и там и тут. Ему была поручена слежка за пытавшимся установить связь с английской разведкой германским дипломатом в Гааге цу Путлицем, которого следовало проверить перед вербовкой. Цу Путлиц и стал первым английским агентом, которого Ван Каутрик выдал Протце. Однако, когда Протце проинформировал германского посланника в Гааге, что «один из его помощников» подозревается в том, что работает на англичан, ошарашенный посланник, не зная, о ком идет речь, сообщил неприятное известие никому иному, как самому цу Путлицу. Предупрежденный таким образом дипломат сбежал в Лондон, где стал важным звеном в цепочке антинацистов, работавших на англичан.

Именно на этом деле Ван Каутрик и состоялся как агент-двойник, как и прежде работая на англичан и сообщая все, что узнал у них, высокому старику немцу с ледяными голубыми глазами. Поскольку Ван Каутрик по натуре был порядочным и честным человеком, он работал на обоих хозяев одинаково преданно.

Протце, не теряя времени, старался полностью использовать открывшуюся возможность. Первым делом он вызвал себе в помощь в Гаагу капитана фон Фельдманна. Они купили одну из тех плоскодонных барж, что лениво курсируют по мутным гаагским каналам, установили на ней кинокамеру и бросили якорь напротив отдела паспортного контроля метрах в тридцати от входа. Всех, кто приходил в бюро, снимали на пленку, а затем на очередной явке снимки предъявляли Ван Каутрику для опознания. Вскоре у немцев был почти полный список всех штатных сотрудников английской резидентуры, постоянных посетителей и даже некоторых агентов.

Началась чистка. Англичане проиграли первый раунд битвы. Их поражение в этой секретной войне оставалось лишь вопросом времени. Теперь Протце стал расширять свой прорыв, стремясь сделать его всеобъемлющим. Он был все более уверен, что рано или поздно сможет сорвать все операции СИС в Западной Европе.

Но, как ни странно, первой пострадала не голландская резидентура. По странному совпадению как раз датская шпионская сеть полковника Дэнси в Копенгагене.

В ноябре 1938 года датчане, обеспокоенные размахом иностранного шпионажа в их стране, активизировали деятельность контрразведки, начав настоящую охоту на шпионов, и арестовали двух агентов «Зет», Вальдемара Пётша и его помощника Кнюффкена. Вначале они думали, что задержанные были немецкими шпионами, но на следствии Кнюффкен сознался, что работал на англичан. Датчанам очень не хотелось вмешиваться в деятельность британских спецслужб, но, поскольку об арестах были сообщения в прессе, шпионов пришлось судить. Хотя процесс и проходил при закрытых дверях, немцам удалось раздобыть показания Кнюффкена и таким образом узнать много важных сведений об организации и деятельности британской разведки на континенте.

Тогда же немцы получили ценнейшую информацию еще из одного датского источника. Один из сотрудников Протце, лейтенант Мейер сумел устроиться в управление полиции Копенгагена и стать личным помощником самого шефа полиции. От него немцы получили дополнительные сведения о деятельности СИС не только в Дании, но и во всей Скандинавии.

У Протце появилась идея захватить Пётша и заставить его рассказать о деятельности английских спецслужб. Сначала он планировал выкрасть Пётша из датской тюрьмы. Когда же датчане проведали о заговоре и позволили Дэнси тайно вывезти Пётша из Копенгагена на торговом судне, Протце не оставил своего замысла и был готов совершить самое настоящее пиратское нападение на этот сухогруз. Он предложил, чтобы торпедный катер ВМФ Германии перехватил судно и отконвоировал его в какой-либо из балтийских портов. Адмирал Канарис наложил вето на этот проект, и Пётш был благополучно доставлен в Бельгию, где полковник Дэнси отчаянно пытался спасти все, что удастся, от сильно пострадавшей датской резидентуры.

После прорыва в Дании центр борьбы вновь переместился в Голландию, где и Вивьен, и Дэнси невольно играли на руку Протце. С одной стороны, майор Стивене был не более полноценной заменой Дальтону, чем Чидсон. С другой – у Протце теперь был Ван Каутрик.

Немец, который был большим скептиком, не питал иллюзий в отношении молодого голландца, по крайней мере на первых порах, когда тот явно лукавил. Но ситуация постепенно менялась из-за самого Ван Каутрика. Он шаг за шагом отходил от англичан и сближался с немцами. Его отношения с Протце делались все более тесными и более прибыльными, а отношения со Стивенсом и Фринтеном становились прохладными. Старые связи ослабевали, лояльность уменьшалась. Он все больше думал о себе и все меньше о группе. Англичане, всегда бывшие придирчивыми и не очень щедрыми ни на похвалу, ни на денежное вознаграждение, после финансовых неурядиц в резидентуре стали еще более скупыми. Ван Каутрик по-прежнему получал 200 гульденов в месяц, а Стивене и не думал о том, чтобы выдать ему премию, как иногда делал Чидсон.