Текст книги "Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании"

26 августа он проводил свободное время на набережной и в пабах, слушая разговоры окружающих и пытаясь оценить общественное настроение. В тот же вечер в комнате отеля на Формби-стрит он написал на имя Ханны фон Баллузек в Бремен письмо «дорогой тетушке», стандартное письмо туриста, делящегося своими впечатлениями этих напряженных и полных неопределенности дней. На самом деле это был, как называлось в абвере, Stimmungsbericht, отчет о моральном состоянии противника, для капитана 1-го ранга Файффера, чьим почтовым ящиком и была фрау фон Баллузек. В то время, когда даже Гитлер все еще надеялся, что Британия останется нейтральной, молодой Каулен не питал на этот счет иллюзий. «Мое путешествие закончилось, – писал он своей Liebe Tante Hanna. – Надеюсь, скоро увидимся».

Фриц Блок покинул Англию 28 августа самолетом АБА до Копенгагена, а затем вернулся домой в Амстердам на явку с Файффером, чтобы передать ему финальный отчет и фотографии. Каулен оставался в Англии до 2 сентября, до последней минуты, и отбыл из Холихеда пароходом, отправляющимся в 20.30. В Ирландии он быстро проехал на западное побережье, где его ожидало немецкое судно «Тезей» с мощным передатчиком на борту. Ему так и не удалось воспользоваться рацией. «Тезей» отплыл на рассвете, и всего через шесть часов, когда судно было в заливе Гэлуэй, Каулен услышал по радио, что Великобритания вступила в войну с Германией. Их судно прорывало блокаду с приказом соблюдать радиомолчание.

Через неделю на явке с Файффером Каулен передал ему свой финальный отчет. Это был шедевр сбора разведывательных данных – 98-й отчет за год, в течение которого он провел в Англии девяносто восемь дней.

«С 5 февраля по 2 сентября 1939 года, – писал позднее Файффер в представлении Фредди к Железному кресту, – разведчик Каулен выполнял свою миссию целеустремленно и с большим успехом, разведывая и фотографируя стратегические цели без страха. Благодаря его действиям были обнаружены несколько ранее неизвестных аэродромов ВВС Великобритании. На основании его детальных отчетов стало возможным реконструировать систему ПВО Великобритании, нанести на карты расположение зенитных батарей, аэростатных заграждений и противовоздушных прожекторов в западной части Центральной Англии в районе от Линни-Хед в Пемброкшире до Ланкашира на севере».

Но представление пропало втуне. Фредди Каулен был всего лишь секретным агентом, а только солдаты и матросы, непосредственно принимающие участие в боевых действиях, могли быть награждены Железным крестом[56]56
  Каулен оставался в абвере всю войну и в конце концов получил эту награду за службу в качестве радиста на одном из германских шпионских кораблей в канун вторжения в Данию и Норвегию весной 1940 г.


[Закрыть].

У Канариса была манера вмешиваться только в те дела, которые лично интересовали его. В период плавной эволюции абвера с 1935-го по 1939 год он делал все для развития тех отделов шпионского ведомства, которые «обеспечивали» сухопутные силы и ВВС. В ходе этого процесса Канарис сблизился с полковниками шпионажа и диверсий и оказал им всю необходимую поддержку. Но такой же близости с капитанами отделения М-1, военно-морской разведки, у него не было. Они работали в полном забвении и пренебрежении, находясь в тени столь известных доверенных лиц Канариса, как Пикенброк, Лахузен, Гроскурт и Ханзен, армейских офицеров в штате адмирала-отступника.

К счастью для Канариса, среди руководителей военно-морской разведки у него была пара разумных и компетентных кадровых офицеров, успешно работавших и в состоянии забвения.

Руководителем отделения М-1 с 1935 года был капитан 1-го ранга Герман Мендель, сухощавый, круглолицый лысоватый мужчина, чуть старше пятидесяти. Его заместителем был капитан 2-го ранга Удо фон Бонин, элегантный офицер, в отличие от Менцеля, который выглядел штатским даже в синем парадном флотском мундире.

Поскольку военно-морская политика фюрера не имела столь твердого обоснования и ясных целей, которые были у других военных проектов, а ни одна секретная служба не действует в вакууме, отсутствие четких планов препятствовало развитию военно-морской разведки.

Но даже в этих условиях отделение М-1 на основе собственных средств и своими силами плело шпионскую паутину с использованием командного состава торговых судов для сбора информации. Это делалось медленно и незаметно, и в конечном итоге весь торговый флот Германии превратился в орудие абвера. Это была так называемая ДК-группа (сокращение от Dampfer-Kapitänen, или шкиперы торгового флота). Она состояла из шкиперов, старших или первых помощников капитанов или радистов, служащих на судах компаний «Гамбургско-Американской линии», «Норт Джёрман Ллойд», «Нептун», «Ганза», «Арго» и «Левант», а также многих других меньших по размеру судоходных компаний. Они были официально причислены к абверу и занесены в списки агентов с псевдонимами и кодовыми номерами.

Наиболее замечательной и самой важной была организованная капитаном Менцелем операция с целью заполнить пробелы в сведениях его отдела о береговой линии Британии. К середине 1939 года было уже слишком поздно (и слишком опасно перед лицом усиления мер безопасности) засылать агентов в английские порты или военно-морские базы для сбора новейших сведений о портовых сооружениях. На ДК-группу легла задача по сбору информации о портах, кораблях и сооружениях, которые через несколько недель стали целями налетов люфтваффе и атак подводного флота.

Трое ДК-агентов особенно отличились на этом этапе действий. В результате нескольких плаваний в английские порты в первые восемь месяцев 1939 года капитан Киршенлор и капитан Шмидт доставили подробные карты портов Гринвич, Даденхем, Грейвсенд, Перфлит, Плимут, Суонси, Барри, а также схемы всех портовых сооружений в устье Темзы. Их отчеты включали в себя новейшую топографическую и гидрографическую информацию, детальное описание портовых сооружений и того, что они назвали «портовыми укреплениями», а также полный учет кораблей в порту. Интеллигентный и энергичный Киршенлор, начинавший с работы «наблюдателя», зашел даже дальше сбора чисто военно-морской информации. В каждом рейсе он находил время на посещение пабов, где прислушивался к частным разговорам, а также устраивал общие беседы как со знакомыми, так и с незнакомыми людьми. Затем он доставлял так называемые Stimmungsberichte, или обзоры морального состояния и настроений простых англичан в эти напряженные дни накануне войны.

Капитан Франц был третьим из этой элитной группы. Поскольку он действовал в Средиземном море и был приписан к Триесту в Италии, абвер получал от него сведения, добытые в плаваниях в такие ключевые стратегические пункты, как Александрия в Египте и Ла-Валлетта на Мальте – главные базы британского флота в Средиземноморье. Он получил инструкции следовать как можно ближе к военно-морским соединениям и наблюдать за их тактическими учениями, перехватывая их радиосвязь.

Таким образом, ДК-агенты собрали разведданные обо всей британской береговой полосе от Керкуолла на Оркнейских островах до Пензанса в Уэльсе у мыса Лендс-Энд, а также о средиземноморском флоте Великобритании.

Сама же инициатива составления отчетов обо всем увиденном принадлежала не им, а руководству отделения М-1, организовавшему разветвленную Befragungsdienst (службу опроса), где специально обученные офицеры опрашивали ДК-агентов, получая и обрабатывая имеющиеся у них сведения. Центры этой службы опроса находились в немецких портах на Северном и Балтийском морях, а также и за рубежом. В Антверпене большая группа опроса работала под руководством капитана Карла Мора, старого моряка, ставшего одним из резидентов абвера в Бельгии. В голландской группе все сотрудники абвера, за исключением одного, были голландцами[57]57
  Исключением был немец, номинально числившийся служащим в местном филиале концерна Круппа в Нидерландах. Только в Роттердаме было семь «опросчиков», специализирующихся на Англии. Один агент, работавший на абвер по контракту, сам подобрал группу «опросчиков» из восьми человек.


[Закрыть].

Помимо ДК-агентов капитан Менцель отправлял на некоторые из судов торгового флота специально подготовленных кадровых агентов со специальными заданиями. Когда штаб ВМФ заинтересовался островом Уайт, он поместил на пароход «Шарнхорст» своего кадрового шпиона, фотографа средних лет, который вернулся из рейса с детальным отчетом о своих наблюдениях и с фотографиями «береговых оборонительных сооружений» в Каусе, известном месте отдыха яхтсменов, и в Райде. На обратном пути он сделал и несколько снимков в Портсмуте.

Два агента были направлены в устье Клайда. На борту одного из торговых судов, совершавшего рейсы в Портсмут, находился радист, прослушивавший радиопереговоры британских ВМС. Благодаря его работе была составлена подробная картина радиокоммуникаций флота в период мобилизационной готовности. Еще один агент на торговом судне, специально направленном в Англию, вернулся с отчетом о плавбазе флота в Харидже. Одно из наиболее продуктивных плаваний секретного агента было предпринято на судне компании «Арго». Он доставил схему защитных сооружений против атак подводного флота в устье форта и детальные отчеты о портах Лёвен, Букхафен, Дунфермлин и Мусселбург.

После войны гросс-адмирал Дёниц раскритиковал всю эту деятельность, заявив в своих мемуарах, что «разведслужба адмирала Канариса… не предоставила командованию подводного флота ни грана полезных разведывательных данных». Это уничтожающее обвинение было явно ложным, и его корни лежали в начале тридцатых годов, когда Дёниц неблагополучно служил под началом Канариса.

ДК-группа конечно же была не единственным и не основным разведывательным источником германского ВМФ. Но вопреки категорическому заявлению Дёница, многие, если не все ее отчеты поступали в огромную базу данных, в целом используемую штабом ВМС. Особенно командование подводным флотом очень скоро стало использовать эти данные при планировании операций в ходе войны.

Она пришла в Англию в 11.00, ясным солнечным воскресным днем 3 сентября 1939 года, когда затих перезвон колоколов в лондонских церквах. Премьер-министр Невилл Чемберлен медленно, твердым голосом объявил по радио: «Я говорю с вами из зала Совета министров на Даунинг-стрит, десять. Наша страна находится в состоянии войны с Германией».

Часть третья
ЛИСИЦЫ ИДУТ НА ВОЙНУ

Глава 14
ДЖОННИ РАДИРУЕТ С «ПЛОЩАДКИ ДЛЯ ГОЛЬФА»

В ночь на 28 августа 1939 года, за несколько дней до начала войны радист по имени Гейнц Валенти, голубоглазый, с мальчишеским лицом, сидел за коротковолновой рацией в одной из двадцати звукоизолированных кабин в бетонированном подземном радиоцентре. Каждый из радистов прослушивал свою частоту в ожидании сообщений от многочисленных агентов абвера, разбросанных по всей Западной Европе.

На поверхности центр выглядел как обычное поместье в Вольдорфе, тенистом городке, примыкающем к городской черте северного Гамбурга. Это было построенное майором Вернером Траутманном, напичканное электроникой чудо техники, служившее для поддержания радиосвязи с агентами абвера, снабженными Klamotten (хлам), как на абверовском жаргоне назывались портативные приемопередатчики «Телефункен», внедренные в практику адмиралом Канарисом. Уже две недели радисты скучали в подземном бункере особняка, купленного абвером для радиокоммуникаций тогда, когда стало ясно, что атмосферные условия в районе Берлина не обеспечивают надежного приема. Два огромных бункера были сооружены для защиты радистов на случай нападения или бомбежки. Как только Канарис объявил по абверу боевую готовность, все радисты перебрались под землю, где и оставались вплоть до того весеннего дня 1945 года, когда английские войска заняли Вольдорф и выкурили их оттуда.

Радист Валенти был одним из асов подразделения майора Траутманна, у всех операторов которого в дополнение к мастерству было еще и шестое чувство при работе на аппаратуре. Они безошибочно узнавали «почерк» агента и могли по манере работы сразу отличить одного от другого. В случае, если бы кто-то попытался выйти на связь под видом какого-либо из агентов, они наверняка бы обнаружили подмену.

Валенти было поручено установить связь с А-3504. Он ждал на указанной частоте с полуночи, стараясь услышать знакомые точки и тире, слагавшиеся в позывные. Ночной эфир был чистым и прозрачным, наполненным какими-то порой загадочными звуками. Немцы передавали директивы, вводящие чрезвычайное положение, или беседовали с невидимыми партнерами, которых знали только по кодовым номерам или кличкам. Впервые радиосвязь столь широко использовалась в разведке. В эфире царило столпотворение, предвещавшее войну, наполняя тех из нас, кто перехватывал разговоры, тревогой и недобрыми предчувствиями[58]58
  В Нью-Йорке станция радиопрослушивания фиксировала такую активность в эфире в течение всех этих кризисных дней.


[Закрыть].

Где-то далеко звучали сигналы морзянки, еле слышные точки и тире. По-видимому, какое-то рыболовное судно пыталось связаться с ДАН, мощной германской радиостанцией в Нордейке. Звучала обычная какофония звуков, сигналы налагались и перебивали друг друга. Одно сообщение смешивалось с другим.

Ровно в 4.30 утра 28 августа Валенти вдруг узнал знакомый почерк агента, которого он обучал в течение долгих изматывающих уроков (поскольку агент был крайне нетерпеливым и раздражительным учеником). Это был короткий, снова и снова повторяющийся сигнал, означавший, что агент пытался установить связь с Вольдорфом: его позывной и две трехбуквенные группы – ALB… SSD… QRV, означавшие, что агент с кодовым номером ALB готов передать особо срочное сообщение. Само кодированное сообщение, которое удалось разобрать, состояло из пятизначных групп: CCHRI JAZTP GHIJN APXZF TSOEN MOPRN AHFTZ XZGNL EOSPR UNKPS XZYWN. Затем следовала незашифрованная фраза по-английски: «До связи завтра».

Валенти вырвал из блокнота листок с записью, помчался в кабину прямой связи с гамбургским управлением абвера на Зофиентеррасе и сообщил своему абоненту:

– Ваш парень вышел на связь. Я получил сообщение.

– Что там? – спросил капитан Риттер, с нетерпением ожидавший донесения от А-3504.

– Пока не знаю, герр капитан. Я еще не расшифровал его.

– Позвоните мне сразу же, как сделаете это.

Ничем не примечательный передатчик, с которого пришла радиограмма, был тем не менее весьма заметным. Это был единственный передатчик абвера в Англии.

Кингстон, рядом с Ричмонд-парком, респектабельный жилой район в одиннадцати милях к юго-западу от центра Лондона, едва ли был подходящим местом для таких «шалостей». Дом, в котором находился передатчик, был темным и безмолвным, как и все остальные здания под сенью колокольни церкви Всех Святых, где когда-то короновались саксонские короли. Все их жильцы, замотанные драматизмом обстановки и кризисом, безмятежно спали, оставив заботу о своей судьбе людям с Уайтхолл.

В комнате, выходящей в задний дворик, за задернутыми занавесками при неярком свете торшера, освещающем уложенную в чемоданчик рацию, сидел невысокий темноволосый мужчина с крючковатым носом и быстро стучал ключом Морзе. Это и был «наш человек на площадке для гольфа» – немецкий агент в Англии, передающий по рации свое первое сообщение.

Как вам может сказать любой шпион, есть таинственное возбуждение в этом моменте, к которому тщательно готовили каждого агента. Шпионы – самые одинокие создания, подобные маленькому суденышку в океане, идущему своим собственным курсом. Как только они выходят в эфир, давящее чувство одиночества исчезает. Они чувствуют, что, наконец, они нужны, что люди на другом краю земли жаждут услышать их.

За несколько дней до того, как адмирал Канарис вверг свое ведомство в состояние войны, капитан Риттер дал инструкции низкорослому человеку в Кингстоне произвести серию пробных радиосвязей. Риттер установил контрольное время с 4.00 до 4.30 утра и первый выход в эфир назначил на 28 августа.

Было уже 5.10 утра, когда Валенти вновь подошел к телефону с наконец расшифрованной радиограммой: «Непонятно караван кораблей резерва ВМФ отправляется из Портсм… в Гибралтар непонятно семь тридцать».

Информация была не очень значительна. И при передаче были серьезные искажения. Но Риттер был удовлетворен. Это было его дитя, он звал его Джонни и присвоил ему кодовый номер А-3504 в своей картотеке высококлассных разведчиков.

Джонни нашел свой путь в абвер в 1936 году с такими «верительными грамотами», которые были слишком хороши, чтобы им можно было верить. Его звали Артур Джордж Оуэне, и он стал шпионом, чтобы удовлетворить свои политические фантазии и личные нужды. Он родился в Уэльсе в 1899 году, перебрался в Канаду, в 1933 году вернулся в Англию, где некий Ганс Гамильтон, директор фирмы «Экспендид метал компани», заинтересовался изобретенным Оуэнсом аккумулятором нового типа, который мог быть применен в британском ВМФ. Его взяли на работу в «Экспендид метал» в качестве консультанта-электромеханика, а позднее Гамильтон помог открыть Оуэнсу свое дело – фирму «Оуэне бэттери эквипмент компани» для продажи некоторых его изобретений. На эти доходы он мог жить безбедно в Хэмпстеде с женой и ребенком. Однако тихое семейное счастье было не для него, и, хотя по акценту и образу жизни он был валлийцем, по убеждениям он не был конформистом. Обаятельный, непостоянный, безответственный и продажный, он жил не по средствам, всегда нуждаясь в деньгах на низкопробных любовниц и на шотландское виски, к которому питал чрезвычайное пристрастие. Ему нравилась роль коммивояжера, и он постоянно разъезжал, регулярно бывая в Голландии, где поддерживал деловые связи с гигантским концерном «Филипс», а также в Бельгии и изредка в Германии.

Из таких поездок он возвращался с технической информацией, которую передавал Адмиралтейству, пока не решил в начале 1936 года, что можно получать деньги за эти сведения, вместо того чтобы отдавать их бесплатно. Разведывательное управление ВМФ проявило интерес к сотрудничеству с ним на постоянной основе, и Оуэне был представлен полковнику Пилу из СИС, который завербовал его.

Вскоре Оуэне разочаровался в своих нанимателях, отчасти из-за высокомерного отношения к нему полковника Пила, но главным образом из-за прижимистости своих шефов. Это недовольство способствовало пробуждению в нем валлийского национализма и ненависти к англичанам. К концу 1936 года это сочетание недовольства Пилом, ненависти к англичанам и неприязни к СИС породило в нем жажду мщения.

Как шпион Оуэне мог многое предложить немцам. Его фирма заключила несколько контрактов с Адмиралтейством, он мог там бывать практически в любое время, он регулярно посещал такие важные объекты Королевских ВВС, как экспериментальные базы в Фарнборо и Хендоне, знал многие из тщательно охраняемых секретов авиации и флота.

Он мог предложить немцам и более того, среди его друзей были ярые валлийские националисты, некоторые из них занимали ключевые посты на таких заводах, как «Шорт бразерс» в Рочестере и «Роллс-Ройс» в Ковентри. Он мог создать из них шпионскую сеть и возглавить ее, если только удастся связаться с немцами, не вызвав у СИС подозрений в предательстве.

Для этого лучше всего подходил действовавший в те годы в Лондоне общественный клуб для немцев, прислуживавших в английских домах, созданный немецкий трудовым фронтом. Он стал частым посетителем заведения, якобы для того, чтобы заводить знакомства с хорошенькими немецкими горничными, а на самом деле для того, чтобы выйти на германскую разведку.

Как оказалось, выбор клуба на Кливленд-Террейс был удачным. Директор клуба светловолосый немец Петер Фердинанд Брюннер был лондонским резидентом, сотрудником подразделения капитана Диркса из гамбургского отделения абвера, и занимался сбором информации через немок, служивших в лондонских семьях.

Оуэне стал изливаться Брюннеру в своих симпатиях к Германии, рассказал о частых поездках в Гамбург и Кельн.

– Вы не могли бы рекомендовать меня кому-нибудь из ваших друзей, с которыми я мог бы познакомиться там, – сказал он. – Иностранцу ужасно тоскливо коротать время в этих чертовых гостиницах.

Через несколько недель, в одно из посещений Оуэнсом клуба, Брюннер подошел к нему.

– Вы просили найти для вас друзей в Германии. Так вот, у меня есть один. Он, как и вы, инженер и много разъезжает. Когда в следующий раз поедете в Брюссель, дайте мне знать, и я организую встречу двух одиноких приезжих. Его фамилия Пайпер, герр инженер Конрад Пайпер.

Оуэне не сомневался, что Пайпер работает в абвере. Он быстро организовал деловую поездку и, считая, что надо набить себе цену, заказал номер в лучшем брюссельском отеле «Метрополь» на площади Брукер. Он позвонил по полученному от Брюннера телефону, и ему сообщили, что герр Пайпер будет в Брюсселе на следующий день и, по случайному совпадению, остановится в том же «Метрополе».

Пайпер появился, но ограничился лишь следующим заявлением:

– Я не уполномочен моей фирмой обсуждать конкретные деловые вопросы. Я предлагаю вам поехать в Гамбург и связаться с моей фирмой «АГ Хиллерманн». Мы занимаемся электротоварами и, я уверен, заинтересуемся вашими аккумуляторами, если они действительно так хороши, как вы говорите. Кстати, – добавил Пайпер, – в Гамбурге вы будете гостем нашей фирмы. Позвоните в мою фирму и спросите герра Мюллера. Это наш специалист по аккумуляторам и к тому же весьма светский человек. Он позаботится, чтобы вы хорошо провели время.

В Гамбурге (где, в свою очередь, абвер стремился произвести на него впечатление) его поселили в фешенебельном дорогом отеле «Фир яресцайтен» на Алыптер, и он встретился с «герром Мюллером», чтобы обсудить деловые вопросы.

В действительности его принял капитан Диркс, наконец, он смог перейти к делу – оба собеседника прекрасно знали, чего они хотят. Оуэне предложил свои услуги абверу, и Диркс согласился принять его в штат абвера.

После этого состоялось несколько явок – в Кельне, Брюсселе и Антверпене, куда Оуэне приезжал по делам, но больше не в Гамбурге. Диркс решил держать его в отдалении, избегая встреч на собственной территории. Оуэне, внесенный в списки абвера под номером Ва-1002, решил сохранить связь с СИС, сведя до безопасного минимума свои контакты с полковником Пилом, но работать только на немцев. Он решил, что будет разумным не знакомить немцев с параллельной линией своей тайной жизни.

Диркс, который почти всю свою сознательную жизнь провел в разведке и принципиально никому не доверял, подозревал, что маленький валлиец мог быть заслан англичанами, но со временем его настороженность улетучилась. Оуэне выглядел столь бесхитростным и так искренне демонстрировал свои немногие достоинства и многие пороки, и в трезвом, и в пьяном виде откровенно выражал свою англофобию, что в конце концов Диркс поверил ему и без особой проверки, за исключением нескольких простых ловушек, обычно применяемых для разоблачения шпионов и засланных агентов.

Оуэне безупречно выдержал эти испытания, включающие и языковой тест, который решил устроить ему Диркс. Новый агент утверждал, что не знает ни одного иностранного языка, тем более немецкого, с которым он испытывал особые затруднения, пытаясь выучить, чтобы привлечь новых клиентов. Однажды на явке в Гамбурге Диркс, диктуя секретарше, тем же голосом произнес:

– Внимание. Я сейчас опрокину торшер на голову этого человечка.

Он наблюдал за реакцией Оуэнса на эту фразу, но тот выглядел совершенно безразличным. Затем Риттер поднялся и с деланой неловкостью опрокинул торшер, внимательно глядя, как тот падает на голову Оуэнса. Валлиец явно этого не ожидал. Он подпрыгнул, как ужаленный тарантулом, а его испуганное выражение лица и искренние проклятия были тем самым доказательством, которое требовалось Риттеру.

Все явки Диркса с Оуэнсом были результативными. Валлиец привозил интересные сплетни о ключевых фигурах Адмиралтейства и министерства ВВС, а также интересную техническую информацию. Но это было далеко не то, что требовалось Дирксу, который служил в отделе военно-морской разведки гамбургского отделения абвера. Но знания валлийца о флотских делах были весьма незначительными, а его связи с Адмиралтейством очень непрочными.

С другой стороны, он поддерживал серьезные деловые отношения с министерством ВВС и часто бывал на самых охраняемых секретных объектах военной авиации, а также хорошо разбирался в авиационной промышленности. На одну из явок Диркс прибыл с человеком, которого интересовало именно то, чем в изобилии располагал Оуэне, и представил его как «доктора Рантцау» из экспортно-импортной фирмы «Рейнгольд и К⁰». Хотя они оба отлично понимали, чем на самом деле занимаются, капитан по-прежнему неуклюже маскировался под бизнесмена.

«Доктором Рантцау» был капитан Николаус Риттер, только что прибывший из Гамбурга, и начиная с этого летнего дня 1937 года Оуэне работал на Риттера, став его самым ценным агентом. Последний также вел теперь двойную жизнь – руководя шпионажем, он по большей части работал как бизнесмен. На его столе в кабинете четвертого этажа дома на Зофиентеррасе стояли четыре телефона, пользоваться которыми мог только он. Каждый из телефонов был зарегистрирован на одну из коммерческих фирм, которые были его крышей, располагаясь в разных районах деловой части Гамбурга. Одной из них и была «Рейнгольд и К⁰», сотрудником которой Диркс представил Риттера, а из ее двухкомнатной конторы Риттер руководил деятельностью Оуэнса.

Под руководством Риттера Оуэне стал «кротом», то есть «спящим» агентом, или законсервированным на случай действительно чрезвычайной ситуации или войны между Германией и Англией. До этого он должен был встречаться с Риттером в Голландии, Бельгии или в Гамбурге под прикрытием своего легального бизнеса, организованного абвером. На явках он должен был сообщать добытую им информацию устно. Он мог выходить на Риттера только в случае крайней необходимости. Для такой связи был разработан специальный шифр и был выделен почтовый ящик номер 629 на главпочтамте Гамбурга.

Так продолжалось до конца 1937 года, когда на очередной явке с Риттером Оуэне предложил законсервировать его полностью до чрезвычайных обстоятельств. Предложение выглядело разумным, и Риттер согласился.

На самом деле для такого предложения были весьма серьезные основания. Он прибыл на явку с Риттером сразу же после первого в его карьере шпиона серьезного кризиса, грозившего ему гибелью. По некоторым причинам полковник Пил невзлюбил Оуэнса, и эта неприязнь была столь же сильна, как и расположение к нему немцев. Хотя у полковника не было веских оснований не доверять Оуэнсу, он поручил специальному отделу Скотленд-Ярда на всякий случай присматривать за валлийцем.

После этого за Оуэнсом время от времени устраивали слежку, и на первых порах наблюдение не давало результатов, главным образом потому, что велось в Англии и не могло зафиксировать его зарубежных встреч с Риттером. Результат дало наблюдение за почтой Оуэнса. Специальный отдел перехватил одно из его писем, адресованных на почтовый ящик номер 629 в Гамбурге. Хотя само по себе письмо казалось безобидным и в нем лишь назначалась встреча «доктору Рантцау» через несколько дней, но английская контрразведка знала, что почтовый ящик номер 629 принадлежит абверу, и этого было достаточно, чтобы заинтересоваться отправителем письма.

Ему не препятствовали в поездке за границу, но установили тщательную слежку, которая дала необходимые доказательства. Двум детективам было поручено посетить Оуэнса и пригласить его пройтись с ними в Скотленд-Ярд, как деликатно назывались подобные аресты на языке британских служб безопасности. Оуэне опередил их. Сверхчувствительной интуицией шпиона валлиец догадался о слежке во время этой поездки и, чтобы отвести угрозу, решил сделать первый шаг.

Он явился к полковнику Пилу и выдал ему легенду, подготовленную на такой случай. Вот как эта история изложена в справке, подготовленной английской контрразведкой МИ-5.

Сноу (кличка Оуэнса в СИС) сообщил, что познакомился на деловой почве с немецким инженером по фамилии Пайпер и попытался получить от него некоторую информацию. Переданные Пайпером сведения были не совсем удовлетворительными, а на дальнейшую оплату информации у Сноу не было денег. Тогда, как Оуэне рассказывал Пилу, Пайпер предложил ему работать не на англичан, а на немцев. Оуэне заявил, что согласился на это предложение, «чтобы внедриться в немецкую секретную службу в интересах Британии». Пайпер организовал ему встречу с немцами, и таким образом, по словам Оуэнса, он стал агентом абвера.

Пил не поверил ни единому слову Оуэнса и сказал, что не имеет иного выбора, кроме как поручить агентам специального отдела арестовать его как платного немецкого шпиона. Но Оуэне в своей обычной манере, с полуприкрытыми глазами спокойно ответил:

– Я сомневаюсь, что вы так поступите, сэр. Вы не сможете арестовать меня без того, чтобы вовлечь в процесс и Интеллидженс сервис в качестве свидетеля защиты по делу британского агента.

Как сообщалось в справке МИ-5 по этому делу: «Были трудности в привлечении Сноу к уголовной ответственности в связи с его предшествующими отношениями с СИС». Таким образом, против него не было предпринято никаких мер.

Ему было позволено свободно выезжать, заниматься делами как в Англии, так и за границей и даже, как и прежде, посещать секретные объекты ВВС. Поскольку он продолжал работать на СИС, словно ничего и не произошло, специальный отдел исключил его из списка подозреваемых.

Но Оуэне представлял собой редкое явление в этих кругах: у него было нечто сродни маниакальной тяги к шпионажу, которой он не мог противостоять даже перед лицом смертельной опасности. Он конечно же больше не посылал писем на почтовый ящик номер 629 в Гамбурге, но его связь с «доктором Рантцау» стала еще теснее.

Риттер со своей стороны всерьез воспринял просьбу Оуэнса законсервировать его и не требовал от него никакой информации. Он всякий раз, когда валлиец приезжал в Германию, встречался с ним, но лишь для того, чтобы хорошо провести время в злачных местах портового города.

У Оуэнса были сибаритские наклонности, и Риттер быстро обнаружил, что его подопечный испытывает тягу к дамам и выпивке. Немец, желая сохранить Оуэнса в своем активе на время «великих дел» в будущем, щедро обеспечивал его и теми и другим, и вскоре их деловые отношения приняли форму пирушек. Риттер (в сопровождении своей секретарши, которую он на этих вечеринках называл фрейлейн Буш) и Оуэне (вместе с девицами, которых доставлял ему абвер) постоянно кутили то на Мюнхнер-Киндл, то в клубе «Валгалла» на Репербан, гамбургском районе «красных фонарей». Они обычно проводили вечер на Киндл, а затем Оуэне самостоятельно направлялся в «Валгаллу». Ему нравилась мишурная обстановка клуба и система настольных телефонов, позволяющая Оуэнсу устанавливать контакты с дамочками, сидящими за соседними столиками и ожидающими звонка или звонящими одиноким посетителям.

Эволюция делового человека, занимающегося электротоварами, в абверовского шпиона в Англии шла в соответствии с планом. Риттер и «фрейлейн Буш» искренне симпатизировали своему маленькому валлийцу, которого так легко было развлекать и который в свою очередь порой развлекал их мелодичными грустными валлийскими народными песнями, напевая их в доме Риттера приятным тенором.