Текст книги "Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании"

В январе 1939 года этим проказам пришел конец.

В абвере была объявлена очередная предкризисная чрезвычайная обстановка. На этот раз по личному указанию Гитлера абвер подключился к подготовке следующего этапа плана фюрера – к окончательному сокрушению Чехословакии с оккупацией Богемии и Моравии, назначенной на март. Наряду с этим назревала война Польшей из-за Данцига и «польского коридора». Наступило время напряженной работы. Все отделения как на западном, так и на восточном направлениях работали день и ночь. Гамбургское отделение стало напоминать пчелиный улей. Было невозможно предугадать реакцию Лондона на нарушение подготовленного Чемберленом Мюнхенского пакта и на захват Чехословакии, территориальную целостность которой этот договор должен был обеспечивать. Следовало предусматривать наихудший вариант развития.

Все полевые агенты были приведены в состояние полной боевой готовности с заданием осуществить максимально полную рекогносцировку Британских островов прежде, чем ограничения на выезд, неминуемые в случае войны, сведут на нет возможности их передвижения. Риттер, в свою очередь, направил двух лучших агентов – промышленника Гюнтера Рейдта и Саймона-Хобо[59]59
  Уолтер Саймон, или Саймон-Хобо, был авантюристом лет пятидесяти и асом Риттера в Англии. Позднее он провалился при повторном появлении.


[Закрыть] обратно в Англию, а также, последнее, но не наименьшее, сообщил Джонни, что подошло время вступить в игру.

Во время своих наездов в Гамбург в промежутках между «дамами и выпивкой» Джонни обучался также некоторым шпионским техническим приемам у капитана Юлиуса Рёкеля, руководителя полевой агентуры у капитана Риттера, а также освоил с помощью радиста Грейна работу на портативной рации. В конце января Риттер решил нелегально ввезти в Англию одну из Klamotten. Самая последняя модель радиоприемопередатчика была доставлена в Лондон с дипломатическим багажом и с заданием руководителю курьерской службы германского посольства сдать «чемоданчик» в камеру хранения вокзала Виктория и отправить квитанцию на новый адрес Джонни. Он к тому времени бросил жену и ребенка ради англичанки немецкого происхождения и жил с нею в доме в Кингстоне, избранном им в качестве базы для своей нелегальной деятельности.

Оуэне получил квитанцию по почте и забрал «чемоданчик» 7 февраля. Хотя, кроме общего сигнала боевой готовности, он не получил от Риттера никаких специальных распоряжений, по своей инициативе подготовился к активной разведывательной деятельности.

«Картотека Сноу», или данные о деятельности Оуэнса в его деле в МИ-5, об этом периоде шпионской карьеры Джонни не сообщают ничего определенного:

«По существу, с конца 1936 года и до начала войны Сноу работал только как непосредственно немецкий агент, чья деятельность, хотя и была известна властям, не пресекалась в какой-либо значительной мере… В течение трех лет, с 1936-го по 1939-й, он действовал в Англии как резидент абвера. Хотя мы не можем быть уверены в данном отношении, по его данным, он сообщал немцам, что создал сеть из 12–15 агентов. Скорее всего, хотя и не наверняка, эта сеть была плодом его воображения».

Но Джонни на самом деле создал феноменальную разведывательную группу под носом у СИС, МИ-5 и специального отдела Скотленд-Ярда. Сегодня нам документально известно об этом из досье Джонни в архивах абвера и из рассказа капитана Риттера мне в 1969–1970 годах, когда я представил ему фотокопии «переписки» между ним и его лучшим агентом в Англии.

Не все его начинания в тот период принесли реальные результаты. Так, он установил контакты с некоторыми деятелями британского союза фашистов на Дакетт-стрит, не с целью их вербовки в качестве шпионов, а для ведения пропаганды. Схема предусматривала установку с помощью немцев четырех радиопередатчиков на Британских островах и использование их в случае начала войны для ведения так называемой «черной пропаганды» на британских радиослушателей.

План был категорически отвергнут его друзьями-чернорубашечниками, не желавшими вести какую-либо деятельность, которая могла бы в военное время нанести вред Англии. Тем не менее Оуэне сумел создать шпионскую сеть из экстремистски настроенных валлийских националистов, а его информаторы располагались в 35 стратегически важных пунктах[60]60
  Они находились в Суонси, Саутгемптоне, Одихэме, Вустере, Бриксеме, Пэдстоу, Илфракоме, Эксетере, Югеле, Уорминстере, Бристоле, Глостере, Бистере, Рочестере и Оксфорде, Эйвонмауте, в Кеттерик-Кэмп в Олдершоте, Саутэнде, Дувре, Харвидже, Фолкстоне, Портсмуте, Кэддингтоне, Нортхолте, Хендоне, в порту Пемброка, в Четем-Патни-Хилл (где располагался центр связи ВВС), в Кинли, Фарнборо, Ливерпуле, Уэст-Хартлпуле и в пригородах Лондона Ил форде и Ричмонде.


[Закрыть].

В начале августа в сопровождении своей сожительницы и друга Александра Майнера, кандидата на вербовку Риттером, Оуэне прибыл на континент, совмещая деловую и развлекательную поездку. Это было прикрытием реальной цели путешествия – встречи в Гамбурге со своими немецкими боссами, где Джонни должен был получить последние инструкции на случай войны.

Он и сам с нетерпением ждал встречи, желая изложить Риттеру разработанную им чрезвычайную схему. Она включала в себя внедрение в британские органы безопасности и в действительности позволила ему работать под этим прикрытием в течение двух лет после начала войны. По существу, Джонни сделал МИ-5 своей сообщницей, помогавшей снабжать абвер важной информацией, минуя созданные войной барьеры.

К осуществлению плана Оуэне приступил сразу же после возвращения в Кингстон. По указанию Риттера он должен был опробовать свой радиоприемопередатчик, после того как услышит свою любимую песню «Du, Du liegst mir im Herzen», исполненную дважды подряд в ночной программе популярной немецкой музыки, вещаемой на Англию.

Песня была дважды исполнена вскоре после полуночи 28 августа. В то же утро в 4.30 Джонни провел свою первую передачу. Следующим утром в 4.15 он вновь вышел на связь, передавая метеорологическую информацию – очень подробную, со всеми данными, которые могли потребоваться немецким авиации и флоту: погода в Англии с указанием температуры воздуха, атмосферного давления, высоты облачности, видимости, осадков, направления и силы ветра.

Качество приема в Вольдорфе было по-прежнему плохим. Небо было облачным, атмосферное электричество искажало сигналы. Валенти все же сумел разобрать метеорологическую сводку и переправил ее по телетайпу на Зофиентеррасе для Риттера с небольшой ноткой триумфа: «Несмотря на сложные условия, радиограмма была принята без искажений и расшифрована. Связь с агентом 3504 установлена. Мы можем гарантировать в будущем удовлетворительную связь».

Джонни выходил на связь по расписанию. Дважды в день он передавал сводки погоды. 2 сентября, когда вермахт уже воевал в Польше, но Гитлер все еще надеялся, что Англия и Франция не будут вмешиваться, Джонни вышел в эфир с двумя ССД – особо срочными сообщениями. В ходе плановой связи в 4.30 утра он радировал: «Ситуация критическая. С минуты на минуту ожидается объявление войны. Следующий сеанс в 12.30». После полудня он вновь вышел в эфир с передачей из шестнадцати пятибуквенных групп, первой чисто разведывательной информацией: «Самолеты загружаются в Биггинхилле, Хорнчерче, Бленхейме. Регулярное отправление днем и ночью».

Капитан Риттер, обычно скромный и выдержанный человек, едва мог сдерживать свои эмоции. Его рискованное вложение принесло фантастические дивиденды. Он передал текст расшифрованной радиограммы капитану Вихманну, шефу Аст-Х.

– Смотрите, герр капитан, – сказал он, – Джонни работает великолепно. Двадцать восьмого он изучил только Портсмут, а сегодня еще и эти три аэродрома Королевских ВВС. Ясно, что и там у него есть свои валлийцы.

Джонни теперь радировал так часто, как мог, безоглядно, не заботясь о своей безопасности. Помимо сводок погоды он передавал тактическую информацию, главным образом о дислокации ВВС, лично покрывая все аэродромы вокруг Лондона. Кроме того, он передавал данные, собранные его агентами в 35 различных пунктах Соединенного Королевства.

Затем, через три недели после того, как Риттер ввел его в действие, он показал, что может сделать гораздо больше, чем отслеживать число «харрикейнов» в Кройдоне или появление ограды с колючей проволокой вблизи Дувра. Чтобы избежать опасности быть запеленгованным англичанами, Джонни получил строжайшие инструкции передавать тексты не более 400 слов каждый. Но у него была столь важная информация и он так хотел поделиться ею с Риттером, что постоянно нарушал это правило. 18 сентября он вышел в эфир с самой длинной передачей за все время работы. Вот ее текст:

«Личные наблюдения и сведения от инженера фирмы «Филипс», связанного с голландским военным министерством.

Вдоль всего побережья от о-ва Уайт до Оркнейских о-вов ведется монтаж УКВ [ультракоротковолновых] радиостанций для наблюдения за приближением вражеских самолетов. Утверждают, что они способны обнаруживать самолеты с помощью направленных отражаемых радиоволн, испускаемых электромагнитными разрядниками. Принимающее устройство способно с высокой точностью определять расстояние до самолетов и оценивать их количество. Как полагают, сеть состоит из трех частей: авангардной, промежуточной и конечной. Уже действуют станции в Суффолке, Эссексе и Кенте. Их легко опознать по стальным или деревянным вышкам с антеннами. Сооружаются и другие станции. Единственная возможность избежать обнаружения этими радиоволнами, как полагают, это применять нанесение на самолеты так называемых подавителей радиоволн. Попытаюсь получить подробности».

Это была информация исключительной важности. Речь шла об одной из тайн, над разгадкой которой уже давно бились лучшие специалисты абвера и разведывательного управления люфтваффе.

С 1938 года англичане в чрезвычайной спешке вели работы по усовершенствованию радиолокатора, как самого надежного прибора своей противовоздушной обороны. Немцы, в свою очередь, столь же настойчиво пытались узнать, введены ли в действие какие-либо из радиолокационных станций. Установки, о которых сообщил Джонни, не избежали их внимания. С начала 1939 года они использовали для воздушной рекогносцировки Англии сверхсекретную группу самолетов «Не-111С» под командованием полковника Гюнтера Ровеля и два специально построенных цеппелина для первой в истории электронной разведки.

Когда были получены фотографии этих вышек с решетчатыми антеннами, генерал Вольфганг Мартини, начальник радиослужбы люфтваффе, сделал заключение, что они не подходят для радиоволн той длины, которую его специалисты считали наиболее подходящей для радиолокаторов. Мартини решил, что, несмотря на оригинальную конструкцию, эти вышки являются антеннами обычных радиостанций.

К началу войны генерал Мартини все еще не знал, имеют ли эти вышки отношение к системе радиолокационного обнаружения приближающихся самолетов.

И вот в этой непроглядной тьме появился проблеск в виде сообщения Джонни от 18-го числа. Он идентифицировал необычные вышки как определенно принадлежащие радиолокационным станциям, а не, как предполагал Мартини, обычным радиостанциям. Он категорически подтвердил, что по крайней мере три из них в Суффолке (Орфорднесс), Кенте (Данкерк и Дувр) и в Эссексе (Кэньюдон) уже действуют. Покров неопределенности был поднят. У немцев появилось доказательство, что данные электронной разведки генерала Мартини были неверными.

Сообщение Джонни произвело на Зофиентеррасе эффект разорвавшейся бомбы. Это были сведения такой важности, о которых любая разведка может только мечтать. Доклад об этом был столь важен, что его передачу в Берлин нельзя было доверить телетайпу. С разрешения капитана Вихманна Риттер лично доставил радиограмму в управление абвера. Он не только хотел удостовериться в том, что сообщение будет передано генералу Мартини, но и желал продемонстрировать фомам неверующим из группы I, что время и деньги, потраченные им на Джонни, когда тот был законсервирован, не пропали напрасно.

Он разыскал майора Брассера, руководителя военно-воздушной разведки абвера, который, хотя обычно поддерживал даже самые необычные проекты, на сей раз выразил скептицизм.

– Это интересно, – заявил он Риттеру, – но пока что это ни о чем не говорит. Запросите вашего Джонни о более подробных сведениях. Только если он сможет сообщить более точные детали об этих загадочных вышках, я соглашусь передать эту радиограмму люфтваффе.

Риттер понимал, что доклад слишком важен, чтобы позволить ему потеряться в берлинских долгих ящиках.

– Герр майор, – произнес он. – Я думаю, что доклад настолько интересен, что заслуживает немедленной передачи в разведслужбу люфтваффе. Насколько вам известно, они так и не смогли выяснить, есть ли у англичан действующая радиолокационная система. Они так и не смогли узнать, для чего служат эти стальные вышки. В разведывательном донесении, может быть, и не содержится разгадка этой тайны. Но я уверен, что в нем есть сведения, которые могут дать ключ к решению проблемы.

Майор Брассер отвел его к своему непосредственному начальнику полковнику Пикенброку.

– Пойдемте со мной, – приказал им полковник. – Я как раз собирался идти к шефу. Мы можем предоставить решение вопроса адмиралу.

Полковник направлялся на регулярный утренний доклад, на котором излагал Канарису сводку последних донесений, полученных за ночь. В этот раз он, как обычно, положил на стол папку со сводкой, но отдельно подал сообщение Джонни, подождал, пока Канарис прочитает его, а затем сказал:

– Есть расхождение во мнениях в отношении этой информации, ваше превосходительство. Риттер хочет отправить ее майору Шмидту немедленно, а Брассер считает, что сведения слишком неопределенные и их нельзя отправлять в таком сыром виде.

Канарис на миг задумался.

– Ничего, – в своей обычной мягкой манере сказал он. – Отправьте это Беппо[61]61
  Беппо был майор Йозеф Шмидт, начальник управления разведки главного штаба люфтваффе. Он был наиболее подходящим каналом для передачи сообщения Джонни генералу Мартини.


[Закрыть]. Посмотрим, что он сможет с этим сделать. – Затем, повернувшись к Риттеру, с легкой улыбкой он добавил: – Наш старина Джонни – молодец. Передайте ему мою личную благодарность, Риттер.

Он открыл папку и стал просматривать сводку донесений Пикенброка. Сверху лежал короткий доклад из отделения абвера в Бреслау, касающийся совершенных пустяков. Остроумный рейнландец Пикенброк, не упускавший случая рассеять «вечную грусть» шефа каким-либо анекдотом или смешным случаем, сегодня положил для разрядки в папку это донесение. В нем говорилось:

«Согласно надежному источнику из Тауенцина, жена синьора Ренцетти, секретаря итальянского посольства, на самом деле немецкая еврейка из Бреслау, девичья фамилия которой Блауштейн. Источник сообщает, что синьора Ренцетти недавно сделала в Риме пластическую операцию, уменьшив свой характерный семитский нос».

Канарис расхохотался.

– Я отложу эти два донесения, от Джонни и из Бреслау, для фюрера, – сказал он с усмешкой. – Это будет доказательством, что мы ничего не упускаем.

Он снова взял радиограмму Джонни, перечитал ее и сказал:

– Знаете, господа, может оказаться, что это ценнейшая разведывательная информация из всего, что нам удастся раздобыть в этой крысиной гонке. Спасибо вам за нее. Это самый лучший подарок ко дню рождения, о котором я мог мечтать.

Было 21 сентября 1939 года, день рождения Канариса. Ровно двадцать лет назад был основан абвер.

Глава 15
ИНТЕРМЕЦЦО НА НАБЕРЕЖНОЙ ТИРПИЦ

Что делает шеф разведки в день начала войны?

Для адмирала Канариса, уютно расположившегося в скромно обставленном кабинете главного управления абвера, день реального начала войны был совершенно обыденным. Он чувствовал себя хорошо. Далеко позади остались дни флотской службы, которая ему никогда по-настоящему не нравилась. Он был доволен тем, что совершил в последние пять лет.

С 1935 года, когда он был назначен руководителем абвера, он превратил свою организацию в гигантскую разведывательную машину. Каким бы ни было ее качество (адмирал считал ее лучшей), но это была крупнейшая секретная служба, возможно, всех времен.

В его штате числились тысячи мужчин и женщин, а его агенты рассеялись по всему миру от Адена до Занзибара. В Соединенных Штатах, хотя они и не были приоритетной целью, действовало несколько агентурных сетей. Пара его агентов внедрилась в отсутствовавший на картах район Бойас в Бразилии, и еще одна группа из двух шпионов находилась у перевала Хайбер, работая с факиром Ипи, самым непреклонным врагом Британии в диком регионе северо-западной границы Индии.

В этой войне не было формального объявления.

«Пограничный инцидент» произошел в Гляйвице, германской территории вблизи польской границы. Сотня с лишним немцев, одетых в польскую военную форму, «напала» на радиостанцию, зачитала свое «воззвание» в прямом эфире, а затем отступила, оставив еще теплый труп одетого в польскую форму бывшего узника концлагеря.

Адмирал Канарис участвовал в этой постановке с самого пролога. Генерал-майор Эрих фон Манштейн, начальник штаба Южной группы войск, отвечавший за планирование польской кампании, выдвинул идею начать войну с фальсифицированной провокации и предложил, чтобы нападение осуществил абвер при участии трех штурмовых батальонов солдат, переодетых в польскую военную форму. Мнимые «поляки» должны были «вторгнуться в Германию», устроить стрельбу в районе Гляйвица и исчезнуть, дав Гитлеру повод для «отражения и преследования» польских агрессоров.

Абвер уделил самое серьезное внимание подготовке операции. Подполковник фон Франкенберг сформировал подразделение, названное «учебкой Франкенберга», из 364 солдат штурмовых подразделений абвера, а старший сержант Кучке подобрал комплекты необходимого обмундирования и амуниции.

Но в 15.00 17 августа Гитлер отнял подготовку coup de main[62]62
  Решающий удар (фр.).


[Закрыть]у абвера и передал ее СС Генриха Гиммлера. Когда Канарис спросил о причинах, Гитлер ответил:

– Я решил раз и навсегда исключить возможность того, чтобы действия вермахта могли быть истолкованы как провокационные.

Абвер все же продолжал помогать в подготовке операции. Вскоре после полуночи 19 августа сержант Кучке на двух грузовиках доставил со складов абвера в Бреслау обмундирование и в Оппельне близ Гляйвица передал его эсэсовцу по фамилии Рац. Подполковник фон Франкенберг дал Рацу список абверовцев, отобранных для операции, но получил ответ, что они больше не нужны. Рейхсфюрер Гиммлер решил использовать только своих эсэсовцев.

Рано утром 1 сентября адмирал Канарис услышал по радио, что подготовленная им военная форма была использована накануне вечером с 20.00 до 20.07. С 4.45 началась акция «горячего преследования».

Хотя абвер и лишен был возможности участвовать в этой «специальной операции», осталось еще много других. План польской кампании предусматривал молниеносное вторжение в центральную часть Польши, прежде чем поляки успеют провести мобилизацию. В осуществлении этих планов абвер играл решающую роль. В его задачи входило также предотвращение взрыва поляками мостов и разрушения дорог, необходимых для успешного наступления вермахта.

Еще в апреле Канарис получил от генерала Вильгельма Кейтеля задание подготовить базу для вторжения и быть готовым к 25 августа. Полковник Эрвин фон Лахузен-Вирремон, начальник второго отделения абвера, сформировал из фанатичных местных немцев 16 боевых групп для обеспечения успешного продвижения вермахта по Польше.

В эту армию отщепенцев входили и группы «саперов». Перед ними была поставлена задача внедриться в польские подразделения, которые должны были минировать мосты и дороги перед наступающими немецкими войсками, и делать вид, что они ставят мины и фугасы, тем самым оставляя коммуникации невредимыми. Команды «Гёргей» и «Бисок» переправляли оружие и взрывчатку для подготовки взрывов на польских ключевых оборонных объектах, которые нельзя было разрушить с воздуха. Были и другие группы, обозначенные разными буквами алфавита, чьей задачей было разрушать взлетные полосы, мосты и железные дороги, резать телефонные и телеграфные провода и, наоборот, предохранять от разрушения мосты, необходимые наступающим немецким частям.

Все они были готовы к указанному сроку. 15 августа Верховное командование вермахта в оперативном задании указало объекты на территории страны, с которой Германия тогда еще находилась в мирных отношениях, и поручило адмиралу Канарису задействовать эти боевые группы за двенадцать часов до начала войны.

В четверг 24 августа в 12.30 подполковник Адольф Хейзингер, начальник оперативного отдела Генерального штаба, сообщил Канарису, что фюрер назначил вторжение на 4.15 утра в субботу 26 августа. В 20.30 того же дня капитан Гедке, один из помощников Хейзингера, передал по телефону приказ ввести в действие диверсантов в 20.00 следующего дня.

Боевым группам были срочно отправлены соответствующие приказы, только для того, чтобы быть отмененными вечером 25-го, когда большинство групп уже находились на сборных пунктах. Гедке позвонил в абвер и сообщил, что фюрер из политических соображений отложил вторжение, и добавил:

– Вы должны сделать все, что в человеческих силах, чтобы остановить ваши боевые группы.

Хотя был уже поздний час, абвер сумел остановить все свои боевые группы, кроме одной, отправленной, чтобы занять Яблунковский перевал в Бескидах, через который проходил железнодорожный путь из Словакии на станцию Мосты и далее в польскую Силезию. Следуя первоначальному приказу и не зная об изменении планов, «потерянное» подразделение в 00.01 26 августа открыло огонь и, разгромив превосходящие польские силы в Мостах, заняло станцию и перевал в ожидании немецкой дивизии, продвижение которой диверсанты должны были обеспечить. Но немцы, конечно, не появились. В недоумении командир боевой группы лейтенант Альбрехт Герцнер спросил у взятого им в плен польского полковника:

– В чем дело? Разве Германия с Польшей не воюют?

– Говорю же вам – нет, – ответил поляк. – Если не верите, можете сами убедиться.

– Как?

– Позвоните на свою базу.

И действительно, телефонная станция работала. Герцнер дозвонился в городок Жилина в Словакии, где находился его командный пункт, и услышал от взволнованного офицера дивизионной разведки, чтобы он немедленно все бросил – и пленных, и трофеи – и немедленно возвращался в Жилину, пожалуйста, как можно скорее.

Было слишком поздно. Герцнер уже выиграл свою войну.

Этот инцидент был лишь незначительной частью последовавшего вскоре грандиозного конфликта, но он имел историческое значение. Это абвер Канариса в действительности первым открыл огонь во Второй мировой войне ровно за 6 дней, 4 часа и 44 минуты до ее начала в 4 часа 45 минут утра 1 сентября 1939 года.

Поначалу казалось, что эта опрометчивая акция боевой группы встревожит поляков и побудит их ускорить мобилизацию, и поэтому Канарис боялся, что Гитлер накажет его за неудачу. Когда же инцидент прошел фактически незамеченным и поляки не предприняли никаких мер, он официально объявил благодарность этому подразделению и лейтенанту Герцнеру[63]63
  Хроническая политическая шизофрения, присущая абверовцам, иллюстрируется и на примере судьбы молодого Герцнера. Всего за несколько месяцев до этих событий он был членом одной из антинацистских подпольных групп, готовивших покушение на Гитлера. Теперь он геройски и самоотверженно пролагал путь Гитлера к войне, которой он всегда противостоял. Герцнер умер во время войны неизвестно как.


[Закрыть].

Война в Польше длилась лишь двадцать семь дней.

Военные специалисты недоумевали: как 32-миллионная нация рухнула перед германским натиском?

Через двадцать четыре часа после начала гитлеровского блицкрига было уничтожено 75 процентов польской авиации, главным образом в ангарах. Немцы предотвратили возможность оказания помощи со стороны Великобритании и Франции тем, что разбомбили все польские аэродромы, способные принимать военные самолеты. В первые же несколько дней кампании вермахт уничтожил все пути сообщения и мосты позади линии фронта поляков.

Весь армейский транспорт, размещенный и действовавший на основании засекреченных планов, был обнаружен немцами и уничтожен в местах дислокации. Все сборные пункты и мобилизационные центры, известные только высшим чинам польского Генштаба, были обнаружены немецкой авиацией и уничтожены. Склады вооружения и бензохранилища, вплоть до самого дальнего из них в Лещице, были взорваны. Не сохранился ни один значимый военный объект.

Никогда прежде крупные военные силы не были ликвидированы столь быстро и окончательно. Какая часть германской военной машины внесла решающий вклад в то, что эта колоссальная военная победа была одержана так скоро?

Ответ был дан через несколько дней после завершения кампании. Группу иностранных журналистов провезли по разрушенной Варшаве, и полковника фон Веделя из отдела пропаганды Верховного командования спросили о причинах этого удивительного успеха. Полковник ответил с необычайной откровенностью:

– Победа стала возможной благодаря нашей несокрушимой армии и нашей превосходной разведке.

Пожалуй, никогда прежде военачальники публично не отдавали должное своим разведывательным службам.

В ту пятницу все двигалось быстро. Вторжение шло полным ходом. Все видевшие тогда Канариса отмечают его ликование.

Он всю ночь провел в управлении, сумев лишь немного вздремнуть. На рассвете он опять был на ногах, свежий и бодрый, как всегда. Его кабинет стал командным пунктом, сюда поступали все донесения, и Лахузен появлялся вновь и вновь с докладами об удачных операциях абвера. Победные сводки поступали от боевых частей.

В 9.15 Канарис приказал собрать всех офицеров штаба абвера и, ободренный хорошими вестями с фронта, решил объявить, что историческая победа гарантирована. Он говорил кратко, негромким голосом о величайшем значении этого события, о роли, которую сыграли они, «члены молчаливой службы», и закончил здравицей:

– Господа, я требую от всех безусловной и безоговорочной верности фюреру. Хайль Гитлер!

По пути в свой кабинет он встретил Ганса Берндта Гизевиуса[64]64
  Гизевиус был связан одновременно с абвером, гестапо и подпольем. (Примеч. науч. ред.)


[Закрыть], молодого юриста, который впоследствии снискал как добрую, так и дурную славу в качестве одного из самых ярких и в то же время самых назойливых противников фашистского режима.

Гизевиус был мрачен.

– Герр адмирал, – сказал он. – Это пришло только что. Англичане объявили всеобщую мобилизацию.

Улыбка исчезла с лица Канариса.

– О боже! – произнес он полушепотом. – Если англичане вмешаются, нашей бедной Германии придет конец.