Текст книги "ВАМП. Практикум по целительству"

Но однажды мне не повезло магичить на кухне трактира «Посох и шляпа», где люди Фликса назначили встречу пришлым конкурентам, пытавшимся урвать кусочек власти. Договориться бескровно о возвращении залетных туда, откуда они явились в Вышеград, не удалось.

И когда на кухню вбежала заплаканная дочь хозяина и запричитала, что им конец, ведь под их крышей ранили сына Фликса, я, глупая, вспомнила, что учусь на целителя. Я даже не удосужилась спросить, кто такой Фликс! Впрочем, даже зная, что истекает кровью единственный отпрыск мэтра криминальных гильдий Вышеграда, наверняка не смогла бы оставить его без помощи.

Рана оказалась неопасной, тем более что кровь остановил специальный амулет. И я с чистой совестью вернулась к прерванной работе, не подозревая о том, что товарищ спасенного, рыжий низкорослый нахал, залез в мою оставленную без присмотра сумку и вытащил браслет студентки ВАМП.

Его пропажу я обнаружила лишь дома. И промучилась всю ночь, гадая, куда он подевался. А рано утром, когда шла в «Посох и шляпу», надеясь отыскать браслет там, остановилась карета без гербов, и бывший пациент предложил нанести визит мэтру теневых гильдий.

Фликс встретился со мной, накинув иллюзорный облик. И поэтому о нем истинном могу сказать две вещи: приятный голос да силища, как у горного медведя, – одной рукой он, не напрягаясь, переставил стоящий на его пути дубовый стул. Переставил вместе со мной.

В первую же встречу мэтр, умело напугав меня, разузнал мое настоящее имя и обстоятельства, поспособствовавшие появлению в приграничном городе. Выведал почти все.

И больше я себе не принадлежала. Фликс рассказал, что ждет меня в ближайшее время, если откажусь работать на него: отчисление из ВАМП и магический вестник, отправленный тетке с сообщением, где искать беглую племянницу. И все, одну глупую жалостливую девчонку подвязали на незаконную целительскую практику.

Однако не все так плохо: Фликс почему-то не отказывает, когда прошу, чтобы запретных зелий, лечения нехороших болезней и вытравления плода от меня не требовали. Очень надеюсь, что из-за сына, у которого таки проснулась совесть…

– Мы на месте, Соннэя, – сообщает Дагер. – И я молю тебя – помоги Рыжему, на самом деле он хороший парень, что бы ты о нем ни думала.

Мастер воровской гильдии – хороший парень? Мир перевернулся…

– Я помогу ему не из-за того, кто он, а оттого, кто я.

Дагер, хмыкнув на мое пафосное заявление, стучится, судя по издаваемым звукам, в окованную железом дверь. Считаные секунды – и мы в помещении, где тепло и сухо.

Я слышу стон и прерывистое тяжелое дыхание. Когда платок сдергивают с моих глаз, не озираясь по сторонам, сразу бросаюсь к пациенту.

Рыжий мечется по полу, устланному толстыми коврами. Без сознания, в мокрой от пота и крови одежде, с кинжалом, торчащим из живота, он выглядит настолько скверно, что на миг я теряю уверенность.

Собраться помогает полный муки шепот:

– Пить…

Исполнить его просьбу, не зная, что с ним, нельзя, поэтому поскорее приступаю к осмотру.

Проникающее ножевое ранение брюшной полости без повреждения внутренних органов. Потеря крови не критична – у вора при себе имелся амулет, ее останавливающий. И просто замечательно, что ни он, ни его товарищи не выдернули нож из раны.

Медленно вытаскивая кинжал, вернее стилет, судя по трехгранному лезвию, тут же заживляю заклинанием поврежденные сосуды. Рыжий счастливчик, ничего серьезного не задето.

Только почему он без сознания, если кровопотеря незначительна? Интуиция вопит, что я что-то упускаю из вида. Куском обеззараженной ткани аккуратно очищаю освобожденную от ножа рану:

– Свет! Мне нужно больше света!

И мне его дают. Не вижу, кто подносит светильник ближе, да это и не важно. Имеет значение лишь то, что обнаруживаю: темно-алую суховатую кайму вокруг маленькой дырочки, будто оружие в момент удара раскалили. Склонившись над животом парня, принюхиваюсь – пахнет гнилыми яблоками. Неужели это…

Как бы мне ни хотелось ошибаться, но при осмотре вижу на стилете почти незаметные темные разводы – остатки орохорского яда, того, что не выявляется диагностирующим заклинанием, когда он в малых дозах.

– Вор отравлен соком горечавки лазурной, редкого и оттого дорогого растения…

– Противоядие у тебя есть? – резко перебивает Дагер.

– Нет. Можно лишь вывести из организма яд… попытаться вывести, если не слишком поздно.

– Действуй! – приказывает Дагер, голосом напоминая своего папочку.

За несколько мгновений развожу во фляжке с водой порошок из десяти очищающих трав, разворачиваюсь к мастеру воров и понимаю, что он…

Нет! Не может быть! Только не мой первый серьезный пациент!

Пока я паникую, руки действуют сами. Часть приготовленной жидкости выливаю на комок корпии и прикладываю к ране. Остальное лекарство отдаю Дагеру:

– Когда скажу, напоишь его. Ясно?

Руки на грудь. Связка из двух взаимодополняющих заклинаний: одно принуждает забиться сердце, другое – заработать легкие.

– «Scintillam», – взволнованно произношу слово-ключ, вглядываясь в раненого в поисках ответной реакции.

Лицо белокожего Рыжего кажется одутловатым, как брюхо полежавшей на солнцепеке рыбы. Запах гнилого яблока забивает мой нос, провоцируя дурноту.

– «Scintillam»!

Понимая, что в теле вора затухает последняя искорка жизни, продолжаю исчерпывать свой резерв энергоемкими чарами:

– «Scintillam»!..

В глазах темнеет. За спиной кто-то навязчиво зудит:

– Хватит, горечавка подействовала. Рыжий добрался до убежища слишком поздно…

Нет, не поздно. Какой негодяй этот Рыжий! Решил уйти к Создателю, не попросив прощения за то, что втянул меня в мир теневых гильдий?! Бессовестный!..

– Scin…

Мозолистая рука закрывает мне рот, не давая произнести заклинание. Затем кто-то оттаскивает от пациента:

– Дагер, именитые целители не всегда спасают отравленных горечавкой. Что ты хочешь от студентки?

После слов незнакомца до меня наконец доходит: я не справилась.

Святые покровители, мой пациент умер. Умер!

Рыжий, ненавистный Рыжий мертв…

Я когда-то пожелала ему смерти, и он умер. На моих руках умер… И руки мои в его крови…

Я не справилась! Создатель, я не справилась! И человек умер!

– Соннэя, эй! Слышишь меня?

Встревоженный Дагер щелкает пальцами перед лицом – я вижу и слышу его. Но ответить не могу… не вижу смысла. Я ведь не справилась…

– Наверное, ступор? – раздается сбоку тот же незнакомый голос, но желания взглянуть на его обладателя нет. – Вези ее к Херту. И скорее!

Смутно помню, как выбирались на поверхность, хоть глаза на этот раз и не завязывали. Да и дорога, похоже, иная – крутой лестницы не повстречалось, сам путь сделался короче. А может, это потому, что меня несли на руках?

Хотя… это все не важно. Я не справилась. Рыжего больше нет. И я – никчемная магичка…

Немного прихожу в себя, услышав, как остервенело колотит в двери Дагер. Любопытство выползает из своего укрытия, чтобы вскоре опять впасть в уныние, – мы явились к целителю Херту.

– Кого там волкодлаки принесли? – произносит заплетающимся языком старик. – А, Дагер! Еще и не с пустыми руками пожаловал… Проходи.

– Что с ней?

– Сейчас посмотрим… – Целитель наклоняется, обдавая меня перегаром.

Господин Херт, болея, употребляет алкоголь? Но разве так можно? Впрочем, это не имеет значения. Неудачница не вправе давать опытному магу рекомендации.

– У нее умер пациент? Я прав?

– Да… Рыжего пырнули стилетом, смазанным горечавкой.

– У девочки изначально не было шанса спасти твоего друга.

– Что с ней?

– Срыв. Он поначалу случается у всех, а затем шкура грубеет, и чужими бедами нас не пронять. Ничего страшного, оклемается.

– Точно?

– Обижаешь, Дагер.

– Что нужно сделать, чтобы вывести ее из этого состояния быстрее?

Господин Херт, хмыкнув, произносит непонятные слова. Но мой носильщик почему-то злится:

– Захлопни пасть, старая пьянь! Иначе пересчитаю зубы!

– Дело твое, но так было бы быстрее и приятней, – насмешливо скрипит целитель. – Сейчас принесу зелье от нервов.

Херт возвращается с бутылкой, завернутой в бумагу:

– Девочка, послушай старого дурака, окажешься дома, выпей его обязательно. Тебе полегчает, поверь, милая.

И целитель гладит меня по щеке.

Как попала домой, помню смутно.

Понимание, что сижу на кровати в своем съемном флигельке, приходит не сразу. Руку оттягивает крепко сжимаемая бутылка с лекарством.

Господин Херт прав, я должна его выпить, если совсем уж небезнадежна как будущий врачеватель.

Раздираю бумагу… На пыльной этикетке золотится надпись «Слезы Шаора». Вместо успокоительного мне вручили ром, доставляемый из островного королевства Шаор? Напиток, стоимость которого один златник за бутылку?

Глухой смех вырывается из груди, и напряжение спадает.

Глава 3
Новый друг

Второй выходной пролетает, как скаковой жеребец в тумане, – быстро и незаметно. А все из-за Хертова «лекарства». Ром – мерзкая штука, хоть его запах мне и нравится, ведь приблизительно так пахнут мамины любимые конфеты.

Выпив вчера одну пятую часть бутылки, я тотчас проваливаюсь в сон. И сплю крепко, без кошмаров, до шести утра.

А утром приходит расплата… Голова болит, хочется пить. Попытки применить антипохмельное заклинание не увенчиваются успехом: впервые я забываю и графическое обозначение, и слово-ключ. Вспоминаются слова отца о том, что пьяный маг, колдуя, или себя угробит, или совершит великое открытие.

Я решаю не рисковать и иду по простому пути – варю специальный отвар.

Вообще заклинание, убирающее последствия неумеренного возлияния, у нас в семье особенное, совершеннее классического, от которого возникает небольшой побочный эффект: в течение трех-четырех часов протрезвевший испытывает повышенную жажду, а вместе с этим, естественно, и желание избавиться от лишней жидкости в организме. Маминому деду удалось устранить этот недостаток, и новое заклинание стало одним из фамильных секретов.

Когда отвар начинает действовать, закрепляю его результат чарами. Глядя на зеленоватую, осунувшуюся физиономию в зеркале, делаю вывод: такой способ лечить нервы не для меня. Видят святые покровители, я никогда больше не решусь пить алкогольные напитки!

Полежав еще немного в кровати с учебником по истории магии, занимаюсь домашними делами. Готовлю простой, но полезный завтрак, убираюсь в спальне и на кухне. После обновляю заклинание от муравьев, которые вылезают из-под пола, стоит затопить печь, а затем и от моли, жаждущей объесть мех с подкладки плаща.

О том, что разделю снимаемый флигель с еще несколькими десятками мелких «квартирантов», я узнала не сразу, иначе выбрала бы что-то другое, ведь предложения имелись. Однако когда недели через две после вселения, устав обновлять бытовые заклинания, попыталась договориться о новом доме, любезная старушка отказалась сдать мне комнату, а бездетная вдова и вовсе нагрубила. Наверное, здесь не принято уводить чужих квартиросъемщиков? И я смирилась с неудобствами, в конечном итоге виновата сама: нужно тщательней присматриваться, прежде чем делать выбор.

Стынет чай, на тарелке еще несколько ложек кукурузной каши. Неожиданно во флигель влетает хозяйка, худощавая женщина. Как всегда, без стука.

– У моего супруга болит голова, – заявляет она. – Дай чего-нибудь.

– Доброе утро, госпожа Совкина, – произношу ровным голосом. – Простите, продать вам зелье не имею права. Пусть господин Совкин сходит на прием к целителю, головная боль – симптом многих серьезных недугов.

Владелица флигеля морщит острый нос:

– Он здоров как бык, целитель ему не надобен. А вот какие-нибудь укрепляющие зелья попить следует.

Прекрасно зная, что первокурсникам запрещена практика без присмотра наставника, выпрашивает лекарства или вообще чары она не в первый раз. Поначалу отказы даются нелегко, однако терять место в ВАМП я не имею права, приходится учиться себя пересиливать. Теперь в плохом настроении могу ответить даже резко, но здравый смысл всегда останавливает: если выставят с вещами, идти мне некуда.

«Целитель не надобен? Значит, и зелья мои тем более не нужны». Естественно, вслух я этих слов не произношу, хоть и очень хочется. На самом деле я пытаюсь схитрить:

– Простите, госпожа Совкина, но мои лекарства еще несовершенны и могут нанести вред здоровью вашего мужа. И ему тогда точно понадобится целитель…

Квартирная хозяйка задумчиво жует нижнюю губу:

– Нет-нет, Соннэя, я не позволю испытывать на супружнике твои непроверенные зелья!

– Вообще-то я и не собиралась…

– Ну да, знаем мы вас, недоучек! Везде ищете, на ком бы попрактиковаться втихую!

И хозяйка, не прощаясь, семенит к двери.

– Ах да, чего я приходила-то? Ты слишком много палишь дров. Доплачивай медс за них.

– Но вы же говорили, что дрова входят в плату за съем флигеля!

– Говорила, – покладисто соглашается госпожа Совкина. – Я-то не знала, какая ты мотовка!

Учитывая то, что топлю печь один раз в день, вечером, совершенно верно, я неэкономная…

– Через четыре дня, когда зайду за платой за постой, чтобы дополнительный медс был. Не нравятся мои условия – собирай вещи.

Хозяйка флигеля уходит, а я пью земляничный чай, не чувствуя вкуса. Да, грустно, когда ошибаешься в человеке, поначалу госпожа казалась хорошей и доброй женщиной.

Обида отпускает лишь на рынке: я отвлекаюсь, закупая продукты на будущую неделю. Раньше и не подумала бы, насколько это увлекательное занятие – выбирать, торговаться за каждую медяшку. И мне совсем не стыдно. Я ведь не ворую у продавцов, а отстаиваю свое.

К слову о кражах. В Вышеграде нужно держать ухо востро, здесь даже на зачарованный кошель найдутся ловкачи.

Стоило об этом подумать, как у левого кармана плаща ощущаю подозрительное шевеление… Но прежде чем завопить: «Держи вора!» – успеваю увидеть конопатую мордашку Лисенка.

Мальчишка с хитрыми медово-карими глазами, прячущий руки в непомерно длинных рукавах куртки с чужого плеча, ныряет в проход между лавок горшечника и бондаря. Ничего не остается, как следовать за ним, одним из доверенных посланников Фликса. А еще Лисенок входит в число тех, кто знает меня в лицо.

Глядя под ноги, пробираюсь на задворки торгового ряда. С независимым видом пацаненок стоит под деревом:

– Приветствую, Соннэя. Дело есть.

– Привет, Лисенок. Какое?

Он бросает кошелек, вытащенный из рукава:

– Мэтр передал.

Корзина не дает проявить ловкость, приходится подбирать мешочек с земли. Тяжелый, похоже, Фликс расплатился медью… Не пересчитываю – Лисенок честно выполняет поручения хозяина гильдий, ведь обман обернется для него суровым наказанием и понижением статуса в гильдии.

– Благодарю. На этом все?

– Да, – кивает он, продолжая стоять на месте. Чуть поколебавшись, добавляет: – Спасибо тебе за Рыжего.

Кровь приливает к щекам. Он что, издевается?

– Прости… за что?

Лисенок щербато улыбается, а в голосе звучит горечь:

– За то, что была рядом с ним в последнюю минуту, видеть перед кончиной красивую девчонку приятней, чем рожи товарищей. – Цинизм паренька нарочит, видно, что ему на самом деле больно. – Дагер рассказал о яде. Соннэя, спасибо, что боролась за моего брата до последнего.

– Брата?..

Я не раз видела мальчишку в компании Рыжего. Но не догадывалась, что они родственники.

– Наши матери кузины.

– Сочувствую твоей утрате.

Лисенок кивает. Секунда, и под деревом уже никого нет.

На душе печаль. Слезы выступают на глазах. Не думать о вчерашнем, выталкивая из памяти случившееся, тяжело. Сейчас я понимаю, что даже мама не спасла бы Рыжего от горечавки лазурной. Против вора сыграло само время.

Уже дома заглядываю в кошелек – и обмираю. Три златника! Три!

Первая реакция – испуг. Это ошибка, Фликс напутал, заплатив больше. Следом приходит радость: мэтр начал высоко ценить мою работу, значит, мне проще будет собрать необходимую сумму!

И лишь потом накатывает разочарование. Плату не повышали – мне заплатили столько, сколько и должны были. День красоты я провела одна, без целителя Херта, внешностью Корицы занималась тоже я. Да и Рыжий… Рыжего я не спасла, но выложилась серьезно. Так что за мои услуги рассчитались сполна, заплатив ни больше ни меньше.

Достаю из-под кровати дорожный сундук, потертый, весь в щербинах и сколах. Купленный в лавке подержанных магических вещей, он исправно служит, защищая содержимое от любопытных глаз и нечестных рук.

До крови уколов палец об острый уголок замка, шепчу отпирающее заклинание, и крышка поднимается сама. Под одеждой и тетрадями, на дне сундука, две шкатулки. Одна хранит двадцать пять златников, хотя бы еще столько мне нужно собрать к концу весны, к празднику Расцвета великой Ма, орохорской богини жизни и смерти. Другая шкатулка, почтовая, принимает магические послания, но только от одного человека, и вестей от него я жду с нетерпением и страхом.

Вот и сейчас, спрятав заработанные монеты, открываю ее в надежде получить письмо с доброй вестью. Пусто. Дядя Энтоль, дальний родственник отца, как и я веривший в милосердие Создателя, ничем меня сегодня не радует. Впрочем, и не огорчает тоже.

Остаток дня тонет в привычных заботах: готовка, стирка, выполнение домашних заданий…

Засыпаю с мыслью о родных, и они мне снятся. Улыбающаяся мама сама делает мне прическу, вплетая живые цветы. Рассеянный отец, погруженный в мысли об очередном эксперименте, входит в мою спальню. На кончике носа сползшие очки, в руках два бархатных футляра, неизменная записная книжка оттопыривает карман камзола. Поцеловав маму, а затем и меня в висок, молча вручает подарки и уходит. Он торопится в лабораторию, забыв, что пора собираться на бал дебютанток. Мама смеется, говоря, что ее муж верен себе, обижаться на него глупо, все равно не заметит. В коробочках обнаруживаем удивительной красоты гарнитуры: мамин из платины и черных бриллиантов, мой из золота и аметистов…

Просыпаюсь со слезами на глазах. Сон – порождение моей фантазии, я так и не попала на свой первый бал, а футляр с изящными серьгами, браслетом и колье с лиловыми камешками папа вручил перед отъездом в Ирдию, наказав открыть его в день моего рождения.

Увы, исполнить просьбу не удалось. Гарнитур я продала, когда сбежала из дома тетки. Ювелир, изготовивший его по эскизам отца, вернул всего лишь полсуммы – четырнадцать златников. Я не обиделась, понимая, что он рисковал, имея дело с беглянкой, которую полагалось сдать страже.

Серое утро понедельника рисует морозные узоры на окнах. Иней сединой лежит на ветвях печально-черных деревьев. Зима в Вышеграде не всегда сурова, и пока можно благодарить Создателя за хорошую погоду.

Улыбаясь солнечным лучикам, настойчиво пробивающимся сквозь грузные тучи, иду по двору ВАМП. До начала первого занятия больше часа, в библиотеке сейчас студентов нет, можно особо не спешить. Словарь по орохорскому, взятый на прошлой неделе, неудобен: транскрипция дается только к сложным в произношении словам. Для студентов второго курса, с которого начинают учить язык степняков, это, может, и приемлемо, ведь всегда можно обратиться к искуснику за помощью, но не для меня, самоучки. А изъясняться с четырехрукими придется уже на празднике Расцвета великой Ма: вожди не уважают чужаков, которые высказывают свои просьбы через переводчика. Надеюсь, библиотекарь подберет мне что-то более легкое.

– Близард! – окликают позади. – Близард, подожди!

Голос смутно знаком, и я останавливаюсь.

Три широкоплечих студента, явно с боевого, быстро оказываются рядом.

Я могу похвастаться хорошей памятью на схемы и заклинания, но никак не на лица. Начинаю лихорадочно вспоминать, где я могла пересечься с окликнувшим меня брюнетом и русоволосыми близнецами. В библиотеке? На полигоне перекинулись парой слов? Может, помогла выполнить задание по их спецкурсу «Самопомощь до прихода целителя»?

– Вот, парни, это та самая Близард, – презрительно кривя губы, произносит черноволосый. – Хорошенько запомните и не имейте с ней дел, если хотите жить.

Меня бросает в жар:

– Прости, что ты сказал?..

– «Простите, что вы сказали, эрд», – поправляет один из близнецов. – Перед тобой, деревенская подстилка, Аестас Эйлерт Монтэм, граф Фрайд.

– Что-что?..

Непонимание, жгучая обида смешиваются с удивлением, вызванным тем, что напротив меня стоит внук герцога Монтэма, правителя этих земель. Сокурсницы шепчутся, что юноша перевелся из столичного университета, чтобы быть ближе к захворавшему деду.

– «Что-что»! – дурашливо передразнивает меня второй брат. – Девка вдобавок еще и глухая! Не рассчитывай, что в конце семестра кто-то из боевиков согласится стать твоим напарником. Все курсы будут знать, что поступила сюда ты через постель Вогара.

От стыда горят не только щеки, вся я.

– Я не любовница декана, клянусь святыми покровителями!

Считая, что некрасивые слухи уже стихли, как же я ошибалась! Если молодых людей не переубедить, ославят на весь свой факультет, если не на целую академию… Создатель, дай сил! Показывать медальон святой Виржии – значит породить новый виток сплетен, поэтому он мой последний аргумент.

– Вступительный экзамен и сессию я сдавала перед комиссией, искусник Вогар лишь добился для меня права начать учиться в середине года…

– Врешь! – прищуривается брюнет.

– Мои слова легко проверить, – шепчу чуть слышно.

Я выдерживаю прямой презрительный взгляд и вижу, как сомнение зарождается в чернильно-черных, словно безлунная ночь, глазах, а за ним – и сожаление. Наследник герцога Монтэма открывает рот, но произнести что-либо не успевает.

Один из близнецов хватает меня за руку:

– Взгляни на куколку, разве волокита Вогар мог пройти мимо такого цветка и не опылить?

Мне больно, и не только из-за вывернутого запястья. Почему люди везде ищут грязь?!

– Отпусти девушку, Раулл, – раздается позади нас.

В спокойном голосе неожиданного защитника мне чудится тихое рычание зверя.

Светловолосый смуглый парень широтой плеч не уступает боевикам. Его синие глаза сверкают злостью.

– Гарден, проходи мимо. – Молодой граф раздосадован: ни он, ни близнецы не заметили его появления – парень подкрался незаметно, как сумеречный хищник.

– Пройду, как только принесете извинения эрдессе.

– Простолюдинке? Да ни за что! – фыркает Раулл, но отпускает мою руку.

– Учась на целителя, она получает право называться эрдессой, – напоминает о законе мой защитник.

– Пусть сначала доучится, – презрительно морщится второй близнец.

Он прав. Ненаследуемый титул полагается целителям, боевикам и некромантам неблагородного происхождения после выпуска из академии, но не раньше.

– И мы возвращаемся к причине ваших нападок. – Студеный голос блондина приглушает запал аристократов, и даже граф отводит глаза. – Обвинения серьезны, мы можем подняться к ректору и потребовать разрешения обратиться к Неспящему Оку. Пусть артефакт покажет день, когда девушка сдавала экзамены. И если ей не оказали протекцию, вы извинитесь. Попросите прощения прилюдно, при всем факультете целителей.

Граф Фрайд примирительно произносит:

– Спокойнее, Гарден. Что девчонка – протеже Вогара, нам сообщила ее сокурсница. Аристократка ведь не унизится до того, чтобы оговорить простолюдинку?

Мой защитник снисходительно ухмыляется:

– Ай-ай, какая детская наивность, граф!

На скулах Фрайда вспыхивают багровые пятна.

– Зачем Элизаре Нейсс клеветать на нее? – Он бросает на меня пренебрежительный взгляд.

– Может, потому, что до моего прихода Элизара считалась лучшей адепткой потока? – говорю сама себе.

Печально, что в угоду ущемленной гордости родовитая магичка готова потоптаться по чужой репутации. А ведь я не стремлюсь к первенству, даже желания такого нет! Я стараюсь держаться в тени, но не все преподаватели понимают мою позицию.

– Ты слышал, Монтэм? Пойдем к ректору, а затем к Оку? Или попросишь прощения у девушки сейчас?

Угрюмые близнецы недовольно, с напряженным ожиданием глядят на графа Фрайда. Тот колеблется недолго:

– Прости, Близард, что, не разобравшись, наговорил тебе гадостей.

Не дожидаясь моего ответа, он поспешно идет в сторону общежитий. Братья Рауллы в один голос буркают «извини» и торопятся догнать товарища.

– Спасибо, что заступился, – с чувством благодарю защитника.

Он улыбается, и на его левой щеке появляется симпатичная ямочка.

– Да не за что, я просто ненавижу несправедливость. Шел с конюшни, услышал, как они тебя оскорбляют… – Парень морщится. – Среди аристократов так много надутых каплунов.

Сравнение подтянутых боевиков с откормленными петухами вызывает, к моему стыду, улыбку.

– Кстати, я Эйнар Гарден.

Не аристократ? Удивлена. Студент не принадлежит к титулованному сословию, но будущий герцог и его друзья считаются с ним. Странно, не правда ли? Впрочем, в среде боевиков ценят не за титулы.

– Соннэя Близард, – представляюсь я. – А ты ведь учишься с графом и близнецами?

Гарден кивает.

– Да, в одной группе. А вообще Монтэм мне знаком со времен ПУЧа, он неплох, когда не задирает нос.

Давнее знакомство еще по Пандурскому университету чар многое объясняет.

– Удивительное совпадение, что ты перевелся сюда вместе с графом.

– Нет, на самом деле все обыденно. Здесь преподает друг моего отца, он давно звал, и я наконец согласился.

– Понятно…

Заметив, что я переминаюсь с ноги на ногу, Гарден интересуется:

– Куда-то спешишь?

– В библиотеку.

– Можно я тебя провожу?

С моей стороны будет некрасиво отказать спасителю, и я киваю.

– Надеюсь, госпожа Мылова не вспомнит, что в первом семестре я потерял учебник по истории империи.

Гарден улыбается, и ямочка на щеке придает ему задорно-хулиганистый вид.

Боевики редкие гости в библиотеке, поэтому на него смотрят доброжелательно, и госпожа Мылова, старший библиотекарь, о старых «грешках» парня не вспоминает. Забавно, но именно Гарден помогает мне выбрать словарь из двух предложенных младшим служителем сокровищницы книжных премудростей.

– Я учу орохорский уже третий год, было бы странно, если бы не разбирался в пособиях по языку, – признается он просто, не рисуясь.

И мне становится грустно: Гарден уже четверокурсник, вместе учиться нам всего полтора года. Хотя о чем это я? Если у меня все получится, то после праздника Рассвета великой Ма я не вернусь в академию. Соннэя Близард тихо и незаметно исчезнет.

А в следующем учебном году в столичном университете среди десятков первокурсников-целителей появится эрдесса, которая постарается забыть, что некогда откликалась только на свое второе имя – Соннэя – и считалась простолюдинкой…

– Грустишь из-за графа с дружками? – участливо интересуется Эйнар. – Не переживай, они не будут болтать лишнего, Монтэм понял свою ошибку.

Некоторое время идем по этажу целителей в молчании. Настенные светильники горят через один. Тишину нарушают лишь наши гулкие шаги: в столь ранний час в ВАМП почти никого нет, даже преподаватели еще дома, пьют утренний чай.

Одна мысль не дает покоя: как Гарден понял, что я действительно сдавала экзамены без чьей-либо помощи? Не сумев одолеть любопытство, задаю вопрос вслух.

Гарден с улыбкой (он очень веселый парень, и этим напоминает моего брата) объясняет:

– Друг отца как-то упоминал твое имя в разговоре. Он долго находился под впечатлением от того, как одна адептка прошла вступительное собеседование и сдала экзамены с зачетами по семи предметам зимней сессии, притом отвечая без подготовки.

– Никакого чуда здесь нет.

Собеседование пройдет любой, у кого есть магический дар. Профильные предметы – основы анатомии, первую помощь, травоведение – я учила еще дома, что неудивительно с мамой-целительницей. Да я атлас человеческих костей рассматривала чаще, чем картинки в книге сказок! А когда подросла, больше бывала в бесплатной лечебнице, чем в гостях у сверстниц и в салонах столичных модниц… Этикет, история империи, история рас – предметы, которые могли бы вызвать трудности у подлинной Соннэи Близард, дочери старосты Яблоневки, забытой Создателем деревни, но не у меня. Единственный предмет, на котором могла споткнуться магичка, до определенного момента не ведающая, что такое физический труд, – это бытовая магия. Но и ее я успела подучить, пока готовили фальшивые документы.

Теперь уже в синих глазах моего нового знакомого любопытство. И, наверное, сам Искуситель посылает мне игривый настрой, коли я предлагаю:

– Хочешь, расскажу, как удалось сдать столько предметов?

– Могла бы и не спрашивать. Конечно, хочу!

Показательно вздыхаю и, убедившись, что в коридоре мы одни, шепчу:

– А ты сохранишь мою тайну?

Глаза боевика задорно сверкают:

– Если она не будет угрожать благополучию нашей империи, то да.

– У меня очень хорошая память. За один присест я могу выучить до десяти заклинаний.

– И сколько длится этот присест? – насмешливо интересуется он. – Целый день?

Загадочно улыбаюсь и молчу. В моих словах ни капли лжи. По какому-то странному наитию я признаюсь Гардену в том, что известно лишь моим родителям и брату.

Среднестатистический маг способен заучить текст заклинания на древнем языке, слово-ключ и знаковую схему за час-полтора. Заучить так, чтобы заклинание произносить не потребовалось, а хватило бы ключа и схемы, вспыхивающей перед глазами, точно огненное клеймо.

Мне же достаточно нескольких минут, в зависимости от сложности заклинания. Откуда такие умения, не выяснил и отец, а он лучший маг-теоретик Кронийской империи. Именно он внушил мне мысль о том, что распространяться о способностях чревато неприятностями. «Твоя память – чудо Создателя, светлячок. И лучше о нем молчать, зависть окружающих – не то, чего хотел бы я для своей дочери».

Папа знает, о чем говорит. Он-то как раз неблагородного происхождения, но выбился в маги и аристократы с наследным титулом, что для теоретика намного сложнее, нежели для выпускников с трех привилегированных факультетов – боевого, целительского и некромантии. Прадед нынешнего императора издал закон, согласно которому эти три категории магов, имеющих наибольшее значение для государства, вместе с дипломом получают ненаследный титул учтивости и право на обращение «эрд» или «эрдесса». В дальнейшем, доказав свою преданность и нужность державе, они могли получить земли и титулы, передающиеся детям.

Так что презрение дворян отец испытал на себе в полной мере. Хотя, если верить маме, плохое отношение сокурсников его не очень-то и задевало: рассеянным, витающим в своих мыслях ее супруг был еще во времена учебы в ВАМП.

«От тех, кто многое может, многого и ожидают. И если ты разочаровываешь, начинают ненавидеть, – наставлял отец, переживая, что не вернется до моего поступления в ПУЧ. – Хочешь блистать звездой факультета – блистай, мой светлячок. И все-таки прошу тебя подумать над моими словами. Те, кто стремится вперед, рвут жилы первыми и часто в одиночестве. Постарайся как можно дольше не высовываться».

Как и большинство магов-исследователей, отец не жаловал пристальное внимание властей. И поэтому, отправляясь в составе научной делегации в Ирдию, он не сообщил о новом открытии. Жаль. Его бы попросту не отпустили, и мама с Мирнаном остались бы дома… И я тоже, а не поселилась бы под выдуманным именем в столице приграничного герцогства в надежде их отыскать и спасти.