Текст книги "Записки питерской дамочки"

Мигом одевшись, я выскользнула из каюты. К счастью, магазинчики на пароме работали в круглосуточном режиме. Миновав полки с алкоголем и сладостями, пройдя мимо отдела парфюмерии, я добралась до сувениров. Вот же они! Брелочки с изображением планет. Утром я подарю ему один, другой останется у меня. И ничего плохого с нами больше не случится.

Вернувшись в каюту с зажатыми в кулаке брелоками, я почувствовала непреодолимое желание положить их под подушку, что и сделала. Тут же на краешке кровати я заметила очертания Тобиуса.

– Я все правильно сделала? – спросила я, хотя заранее знала ответ.

– Что ты имеешь в виду?

– Я выбрала правильные талисманы?

– Ты всерьез считаешь, что талисманы могут быть правильными и неправильными? Талисманом может быть что угодно, даже кусок булыжника, главное, чтобы ты зарядила его энергией своей веры, или, как в данном случае, – вложила в него кусочек своей любви. Таким образом, твоя вера и твоя любовь теперь как бы раздвоились, или растроились, в общем, размножились и помогают тебе в три раза сильнее.

– А если вместо этих брелочков были бы… хрустальные вазы?

– Хрустальные вазы неудобно класть под подушку, а в общем ничего бы не изменилось.

– Почему же я почувствовала именно их? – Мне стало даже как-то обидно…

– Просто они тебе понравились…

13

Ну что я за бестолочь! Почему, собираясь в путешествие, я не предугадала, даже не предусмотрела возможного романа. И Тобиус тоже хорош: знал ведь все заранее, хоть бы намекнул…

Вот так, кляня на все корки себя, Тобиуса и свою неудачную жизнь, я перекладывала разбросанные по каюте вещи. Через несколько часов паром остановится в Стокгольме. От Юргена мне поступило предложение проигнорировать экскурсионную программу и отправиться отобедать в его квартирке. Я, естественно, предполагала, чем это «отобедать» закончится, и, что самое главное, была решительно «за». Проблема состояла в другом. Все мои милые кружевные кофточки, парадно-выходные лифчики и соблазнительные стринги, не надеванные вот уже больше года, преспокойно остались лежать дома в шкафу на верхней полке. В тур, состоящий из мотаний по автобусам и паромам, мной были предусмотрительно взяты вещи из серии «испортятся – не жалко». Свою оплошность я заметила еще на дискотеке, где часть дам, как и я, пребывали в джинсах, другие, по-видимому уже не новички, прихватили на паром вечерние платья. Ну ладно, на дискотеке было не слишком светло, да и смотрел Юрген практически все время мне в глаза не отрываясь. Но что же делать теперь?

– Это все тебе в наказание! – твердила я сама себе. У настоящей женщины все белье постоянно должно быть отпадным, у нее не может быть повседневных панталон и мягкой фланелевой пижамки! В разгар моего гневного, граничащего с истерикой внутреннего монолога появился Тобиус.

– Ты действительно считаешь, что упаковка для биомассы имеет такое большое значение?

– Послушай! – взорвалась я. – Во-первых, я не упакованный кусок говядины в магазине, чтобы называть мое тело упакованной биомассой! Во-вторых, я с мужчинами, даже с ангелами, проблемы нижнего белья не обсуждаю!

– Вечно ты так! – вздохнул Тобиус. – То чуть горло маркизу не перерезал из-за дырки на любимом плаще…

– Что?!

– Ой! – встрепенулся Тобиус и моментально испарился.

Так и есть! Значит, я все-таки была мужиком, и эта мужицкая хватка, похоже, во мне осталась. И вспыльчивость. И раз я чуть не перерезала горло маркизу, похоже, дело было во Франции. Ай да Тобиус! Наконец-то проговорился!.. А вдруг для ангела это страшный проступок? И его больше ко мне не пустят?

Мои размышления прервал стук в дверь. Это был Юрген.

– Дорогая! Причаливаем!

«Дорогая»! Как давно меня никто не называл так. Это звучит как музыка. Я сделала вид, что не слышу.

– Дорогая! – Стук усилился. – У тебя все хорошо?

Какое блаженство. Как давно никому не было дела до того, все ли у меня хорошо. Все мое окружение интересовало, здорова ли я, здоров ли малыш и в состоянии ли я обеспечить семью. А вот спросить меня, все ли у меня хорошо, как-то никому не приходило в голову…

14

Квартирка у Юргена оказалась сказочной, в сказочном доме с красной черепицей на одной из тихих узких улочек старого Стокгольма. Совсем недалеко располагался парк и музей Астрид Линдрен – дом, где малыши играют, смотрят спектакли и где действительно живут чудеса. Когда мой мальчик чуть-чуть подрастет, мы будем приходить сюда каждое воскресенье, а после занятий мы с ним будем есть самые вкусные в мире булочки в детском кафе, которое находится там же, в музее. Я вдруг увидела эту картину четко и ясно и поняла, что именно так оно все и будет.

А потом мне приснился сон. Юрген фотографирует десятилетнего мальчика, сидящего на верблюде у Пирамиды. А мальчик кричит на шведском, и я его понимаю: «Это же надо было так ободрать пирамиды!» Мальчик недоволен, просто в гневе. И от этого чувства гнева и ярости я проснулась, села на кровати и пошевелила Юргена за плечо.

Он мгновенно открыл глаза.

– Что с тобой, дорогая?

– Скажи, ты когда-нибудь был в Египте?

– Странный вопрос среди ночи! Был, прекрасное место для отдыха!

– А пирамиды видел?

– Естественно, никогда не понимал тех, кто, приехав в Египет, так и не смог добраться до пирамид…

– А тебе ничего не показалось странным?..

– В каком смысле? Ты не веришь, что их построили люди своими руками?

– Я нее про то… – я стала подбирать слова. – Тебе они не показались немного ободранными?

Все, теперь он точно решит, что я с приветом, и не видать мне счастливого семейного гнезда!

– Ах, ты про это! – И Юрген захохотал. – Да, действительно, только на верхушке одной пирамиды осталась часть первоначальной облицовки, облицовку со всех остальных египтяне ободрали и использовали при строительстве жилищ. Собственно, таких примеров в истории полно. В Болгарии, например в Балчике, местные жители таким же образом разобрали какую-то страшно древнюю стену… А что?

– Ничего! Так, приснилось…

Я закрыла глаза, но сон не шел. Мысленно я начала строить планы. Итак, мой сынишка-фараон будет жить с нами в Стокгольме. И мы будем отдыхать в Египте. И у нас будет семья, где все друг друга любят. А мама? Мама останется одна в России?

И я в очередной раз подскочила на кровати.

– Милая, если ты хочешь сама посмотреть пирамиды, я отвезу тебя туда хоть завтра!

Славный Юрген! Никто еще не пытался предугадывать мои желания. Я представила себе, как мой прежний возлюбленный рявкнул бы из-под одеяла: «Что на этот раз? Беспокоишься, на месте ли Китайская стена?»

– Юрген, – жалобно проблеяла я, – как бы так подойти к вопросу потактичнее… Твой сын уже взрослый, и у твоей первой жены новый муж, так?

– Так.

– Они больше не нуждаются в тебе. То есть, возможно, нуждаются, но не так сильно. Ты свободен. А я не свободна…

– Ты же говорила, что не замужем…

– Я не замужем. Но в России есть человек, который нуждается во мне, – это моя мама.

– Она инвалид?

– Нет, что ты. Просто она не сможет долго обходиться без меня.

– Материальные проблемы? Я всегда помогу!

– Дело не в материальных проблемах, просто без нас с малышом ей некого будет воспитывать, не с кем делиться жизненным опытом. А людям становится тоскливо, когда выясняется, что их жизненный опыт никому не нужен…

– Я могу снять квартиру для твоей мамы, если ты хочешь. Или домик. Что она предпочтет: квартиру или домик?

Бедный Юрген. Он, разумеется, не понял, почему здоровая и нестарая женщина должна как хвост путешествовать по миру за семьей своей дочери. Не в этом дело! Он почувствовал, что у меня есть проблема, и тут же предложил пути ее решения, даже не попытался начать воспитательной беседы. Не стал мне объяснять, что нормальная мама должна быть такой, а взрослая дочь должна вести себя так-то и так-то. В мире Юргена должно быть только одно: мне должно быть там хорошо.

И тут появился Тобиус. Слава богу! Его не отлучили от меня!

Присев на краешек кровати, Тобиус зашептал мне на ухо: «Хватит жить жизнью мамы и жизнью ребенка! Живи своей! Если у них будет счастливая дочь и мать, у них тоже все будет хорошо!»

«Не спальня, а Дом Советов какой-то!» – подумала я.

А Тобиус торопливо продолжал: «Бывает, что люди до такой степени живут жизнью и проблемами других, что теряют свою собственную жизнь. И их миссия остается невыполненной. И ты уже была в шаге. Еще чуть-чуть, и ты поступила бы в полное услужение к своей семье, стала бы рабыней!»

– Что ты такое несешь? – мысленно возразила я, но Тобиус прекрасно меня услышал. – Разве посвятить свою жизнь близким, нуждающимся в тебе, это плохо?

– Как правило, да… Лишенный опеки ребенок быстрее развивается и становится самостоятельным, а маменькины сынки не приспособлены к жизни, часто болеют, их все обижают. Одинокие старушки крутятся, чтобы выжить, и живут. А те, кто не лишен заботы, стараются как можно больше времени провести у телевизора. Короче, до свадьбы я не появлюсь. Но вот тебе мой наказ: живи, это твоя жизнь!

Ночью мне приснился порванный плащ, весь расшитый серебром. Досада от того, что я не смогу взять его на свидание, была велика, горло сдавило от ярости…

Мы с Юргеном одновременно раскрыли глаза.

– Странный сон мне приснился, – сказал Юрген. – Как будто я случайно распорол ножом очень красивый плащ. И я пытаюсь объяснить кому-то, лица которого не вижу, что я случайно. А плащ такой красивый, расшитый серебром…

– Я знаю…

– Откуда?

– Я была там…

– Где? В моем сне?

– В нашем сне. Мне тоже приснился этот плащ.

Наше мирное мурлыканье прервал звонок моего мобильника.

– У ребенка поднялась температура! – выкрикнула мама.

– Ты вызвала врача?

– Врач уже был. Сказал, режется зуб.

– Что-нибудь прописал?

– Ничего. Я не могу взять на себя ответственность за больного ребенка! Приезжай и разбирайся сама!

– Ты же знаешь, что я приеду через два дня. Какой смысл обсуждать со мной это сейчас?

– Я думала, тебе интересно будет узнать о здоровье ребенка!

– Я замуж выхожу, у меня свадьба через месяц!

– И за кого?

– За шведа, его зовут Юрген. Мы приедем вместе.

– Свадьба? Не знаю, у меня даже платья нет.

– У меня тоже нет платья.

– И каким отцом он будет ребенку? Ты ему сказала про ребенка?

– А почему тебя не интересует, каким мужем он будет мне? И каким любовником? (О Тобиус, кажется, я начинаю понимать, что́ ты пытался донести до меня ночью!)

– Твоя главная задача – вырастить сына! – выкрикнула мама и отсоединилась.

– Проблемы? – участливо поинтересовался Юрген.

– Да нет, мне так кажется, что проблемы кончились… – счастливо улыбнулась я.

Блины и вечность

– Я этого не понимаю! Не понимаю и никогда не пойму! – воскликнула Верочка и перевернула блин на сковородке. Масленичный блин зашипел на всю кухню, запах сводил с ума. И я попыталась как бы невзначай отщипнуть кромочку у одного из высокой стопки уже готовых.

– Не хватай! – по-хозяйски прикрикнула Верочка, и я испуганно отпрянула, даже не посмев возразить, что это вообще-то моя кухня, и продукты, кстати, тоже. Что поделаешь – традиция есть традиция. Считается, что среди нас Верочка лучший спец по блинам, а чтобы сесть за стол, надо дождаться Лариску.

– Ну так вот! – пафосно продолжила Верочка, подперев бок рукой. – Я не понимаю, зачем им всем жить в Питере, если они все равно не пользуются возможностями, которые предоставляет им этот город? Ходить на работу, есть, спать, посещать среднюю школу и ближайший рынок можно и в Урюпинске. Поезжайте туда! Там жизнь в разы дешевле!

Верочкин темперамент и красноречие модного журналиста, возможно, многих страшно раздражают. Бывает, и меня тоже. Но в Масленицу, когда так вкусно пахнет блинами, когда вот-вот придет Лариска и мы начнем безудержно наслаждаться вдохновенной бабской болтовней… Нет, в этот момент решительно невозможно сердиться на кого бы то ни было в жизни, тем более на любимую подругу.

Потому в ответ я лишь слабо мурлыкнула:

– Ну ты же знаешь, в провинции сейчас плохо с работой!

Этого оказалось достаточно.

– По-твоему, это аргумент?! – взвилась Верочка. – Это же преступление – рассматривать Питер как огромную биржу труда… Свари, наконец, кофе, – дала она как бы между прочим указание.

И, секунду помолчав, продолжила развивать гениальную мысль:

– Есть на свете города, они как бы энергетические и культурные гво́здики, на которых держится весь мир, все человечество с его историей… Понимаешь?

Я убедительно кивнула, насыпая кофе в турку.

– И подумай сама, – Верочка подцепила блин и плюхнула его на тарелку. – Люди, которым выпало такое космическое счастье – жить в этих городах – должны пропитываться их духом, во всем им соответствовать и по-возможности как-то улучшать жизнь (не свою, а этих городов!) Согласна?

Я опять подобострастно кивнула.

– Если человек, например, живет в Питере, Лондоне, или Париже, – Верочка все больше входила в журналистский раж, – но при этом города своего не чувствует, не знает и не стремится понять, изучить, то он в жизни занимает чье-то чужое место. Это все равно что жить с нелюбимым мужчиной. А где-то тоскует любящая его женщина. И при этом всем плохо, мужчине в том числе. Понимаешь? Этот человек самим фактом жизни в городе портит, ослабляет его энергетику. Город ведь питается от людей, а от него город такой подпитки не получает.

– Но ведь то же самое можно сказать и о маленьких городах… – вставила я, успев подхватить турку с огня.

– Правильно! – И Верочка шлепнула блином по сковородке. – Очень важно каждому найти свое место на планете. Понимаешь, что обидно… Налей мне чашечку, будь любезна!

Я молча начала разливать кофе по чашкам, обратившись в слух.

– Так вот, самое обидное, что у них, у этих чужих городу людей, растут дети. И они своих детей никуда не водят. Ни в музеи, ни в театры, вообще никуда. Дети так и вырастают в спальных районах. В лучшем случае они раз в год посещают Эрмитаж со школьной экскурсией. И вырастают из них не петербуржцы, а просто люди без роду без племени. И при этом все они еще ругают приезжих! А может быть, иной приезжий постигнет этот город за полгода, и он достоин жить в нем больше, чем все они вместе взятые. Вот, например, ты… – Верочка сделала внушительную паузу и глотнула обжигающий кофе.

– А что я? – я виновато опустила глаза, с ужасом припоминая, когда последний раз была в театре.

– Ты могла бы учить детей математике и где-нибудь на периферии. Ты по роду своей работы никак не пользуешься возможностями, которые тебе этот город предоставляет.

Такого поворота я, признаться, не ожидала.

– Послушай, Верочка, я, конечно, не ты – блистательная журналистка. И ты, благодаря Питеру, получаешь возможность общаться со звездами. Но ведь должен же кто-то учить питерских детей математике?

– С этим я как раз не спорю! Ты мне договорить не дала… Кофе, кстати, классный. Что ты в него добавляешь?

– Перец, корицу и кардамон.

– Так вот. Раз уж ты ничего не получаешь от города по роду своей работу, ты должна организовать себе достойное увлечение. Я недавно брала интервью у одного потрясающего мужика из Этнографического музея. И он рассказывал обалденные вещи!

– У тебя блин сгорит сейчас!

– Не боись! Все под контролем! – И Верочка быстренько подцепила блин ножом. – Внимай! При Этнографическом музее есть курсы. И там читают лекции, бесплатные, для всех желающих. Запись была еще с Нового года. Попасть туда практически невозможно. Но я договорилась и теперь буду туда ходить. Более того, я их убедила, что страшно занята, работаю то днем, то ночью. А мне бы хотелось иметь все конспекты, и мне разрешили записать еще и подругу.

– И эта подруга – я?!

Вместо ответа раздалась трель звонка.

2

Я распахнула дверь и отпрянула при виде того, что предстало на пороге. Секунду спустя до меня дошло: мы же не виделись после Ларискиного отъезда в Египет, только созванивались! Со своим бронзовым загаром и длинными, пушистыми, абсолютно выгоревшими на солнце волосами она казалось инопланетянкой среди нашей полузимы.

Лариска заголосила с порога:

– Девчонки! Ничто так не повышает женскую самооценку, как Египет!

Она быстро скинула бирюзовый пуховик и рванула в кухню, на ходу перерывая свою мешкообразную сумку. Притормозив у плиты, чтобы чмокнуть Верочку, Лариска завершила свое стремительное движение, плюхнувшись на табуретку.

– Во-первых, вот! – торжественно произнесла она, водрузив на стол невероятно красивую бутылку.

– Это что? Благодарные пациенты в честь Масленицы? – поинтересовалась Верочка.

Лариска у нас трудилась медсестрой и, как человек активный, в свободное от основной работы время еще бегала по частным клиентам с уколами, массажами и капельницами. Посему она никогда не ныла, что государство мало финансирует медицину, а к праздникам всегда имела гору конфетных коробок и шеренгу разнообразных бутылок.

– Ты что, не видишь? – воскликнула Лариска, ткнув пальцем в какую-то бумажонку на бутылке. – Это же из дьютика! Тащила, руки обрывала. Зато гарантированно фирменная вещь, не подделка из универсама.

– Ой, какие мы крутые! А говорят, все медработники в конце смены квасят разбавленный спирт!

– А говорят, все журналисты кормят народ только заказухой и сплетнями!

– Это ты сейчас о ком? – И Верочка демонстративно приподняла сковородку.

– Это я о вашем дебильном телешоу, где вы раскопали историю, как красавчик-египтянин одномоментно женился на четырех тетках из разных городов.

– Так вот, чтоб ты знала! – Верочка подняла палец к потолку. – Все это чистая правда! И ведь дуры бабы умудрились еще и детей ему нарожать!

– Я же не говорю, что это неправда. Я говорю, что вывод из вашей передачи был сделан совершенно неверный, дескать, не езжайте, девки, в Египет, вас там обманут!

– А какой вывод делаешь ты?

– Я? Да молодец мужик! Он же всех четырех сделал счастливыми. Каждую ублажал, как мог. И от детей не отказывается. И ведь тетки (ты заметила?), хоть и сидели с надутыми губами, не собираются его выгонять. Ни одна! Каждая по сути доказывала, что имеет на него больше прав, чем другие, и именно с ней он должен остаться. Одна первая с ним познакомилась, другая первая получила документ о браке, третья – ему ребенка родила…

– Четвертая больше всех в него денег вложила…

– Да, возможно, все они его отчасти содержали. Зато, может, он им в постели такое показывал, за что и заплатить не жалко!

– Между прочим, я после этой передачи провела социологический опрос, и большинство…

– Да знаю я, кто был в этом большинстве! Наши убогие мужики! Им-то, конечно, такая передача на руку. Дескать, какие бы мы ни были придурки и алкоголики, а с нами лучше! Египтяне, к примеру, вон что творят! – И Лариска возмущенно тряхнула гривой золотых волос. – Я вот тоже провела опрос в своей поликлинике.

– Вот как?

– Да так! И все тетки сошлись во мнении, что если бы они в твоем шоу порассказали историй из своей жизни о том, что им мужики периодически устраивали, то этот милашка египтянин показался бы сущим ангелом!

– Слушай… – Верочка чуть не поставила сковородку мимо плиты. – А ты сама-то как съездила?

– Вот! – И Лариска плюхнула увесистую пачку фотографий на стол. – Завязывай с блинами, сейчас все покажу.

– Пять минут и закончу. Ты пока начинай без иллюстраций.

– Без иллюстраций неинтересно. Ты лучше расскажи, Верунчик, с чего это ты так похудела. Я уезжала, ты вроде нормальная была. А сейчас я на тебя смотрю – ты уже просвечиваешь! Да, кстати, брюнеткой тебе намного лучше. А то ты с мелированием была как курица-пеструшка.

– А! – Верочка досадливо махнула рукой. – Был крупный разговор с режиссером из серии «Ты плохо смотришься в кадре». Понимаешь, этому человеку надо самому как-то придумать, что он делает за свою зарплату, поскольку для своих передач я все делаю сама – мне режиссеры не нужны, я им не доверяю. Они меня за это ненавидят и ищут, к чему бы прицепиться. И, самое печальное, они в некотором роде считаются моим начальством.

Это была сущая правда. Верочка горела на работе. Она сама монтировала сюжеты для своих теле– и радиошоу, сама предварительно беседовала с гостями перед передачей, сама десять раз проверяла, как выставлен свет перед съемкой. И уж, конечно, никому не доверяла накладывать на себя грим.

– Ну так вот, – продолжила Верочка, – один слоняющийся без работы режиссер решил докопаться до моей внешности. Дескать, женщина (заметь, женщина!), ведущая эфир (мужчине, видимо, это не обязательно), должна работать не только мозгами, но и лицом. Вообще, надо сказать, сейчас есть такая тенденция в современной журналистике – программы вытягивает пожилой умный дяденька, а ему в соведущие дают молоденькую говорящую куклу. Так вот, пришлось десять килограмм скинуть, ну и черное каре на башке изобразить – классика, не подкопаешься!

– Зато тебе страшно идет! И вообще, здорово, когда профессиональные интересы совпадают с личными… Ты закончила? Садись давай!

3

После второй рюмки Лариску понесло. Захлебываясь египетскими впечатлениями, она явно вознамерилась переговорить Верочку. Впрочем, нам с Верочкой приходится непрерывно работать языком: она перед камерой, я перед классами и учениками-одиночками, чьи родители жаждут знаний для своих бестолковых чадушек. Излишне говорить, что последние своей непроходимой тупостью доводят меня порой до белого каления, зато доходы от занятий с ними преимущественно формируют мой семейный бюджет. Моя семья – это я и мои сыновья-близнецы Олег и Владимир. Впрочем, никого из них так не называют. Оба они учатся в музыкальном училище и, владея целой кучей музыкальных инструментов, пользуются огромным успехом у слабого пола. Олега легкомысленные поклонницы окрестили Леликом, а Вовка за мастерскую игру на банджо на одной из новогодних вечеринок навсегда приобрел себе имя Джек. Вскоре они и сами начали называть так друг друга, поначалу в шутку, а затем эти имена укоренились в семье. Этот факт, если честно, меня волнует мало, вот не стать бы бабушкой раньше времени…

– Мэри, ты меня слушаешь? – окликнула меня Лариска. (Конечно, я никакая не Мэри, а Маша, но про это все уже сто лет назад забыли. Когда мои детки только появились на свет, я так старалась быть образцовой мамашей, что заслужила сравнение с Мэри Поппинс. Видимо, переименования – карма нашей семьи.)

– Так вот, – продолжила Лариска, – как я уже говорила, ничто не повышает женскую самооценку так, как Египет. Это потрясающая страна! Там мужики на баб смотрят. Ты идешь, а они тебе вслед комплименты выкрикивают. Там одеваться интересно: знаешь, что на твой наряд непременно обратят внимание, не то что здесь – все себе под ноги глядят. Там надо краситься не только, когда… Ну, в общем, всегда! Там ты постоянно под прицелом.

– Послушай, красота! – вмешалась Верочка. – А тебе не кажется, что этот прицел – чисто коммерческого свойства. И цель у этих арабских Дон Жуанов одна – раскрутить тебя на бабки: или на маленькие, чтобы ты что-то купила у них в лавчонке, или на большие, чтобы ты влюбилась и взяла к себе на содержание.

– Да это наши все мечтают о содержании! – воскликнула Лариска. – Вот, смотри! – и она вытянула из стопки фотографий одну, где Лариска, вся светясь от счастья, стояла рядом с арабским вариантом Тома Круза.

– Да, – кивнули мы с Верочкой, – красивый мальчик. И что? Обещал жениться?

– Ну… Если честно, обещал. Но у нас с ним ничего не было.

– В каком смысле? – Верочка чуть не поперхнулась блином.

Зная Ларискин темперамент, я тоже верила в это с трудом.

– Очень просто. У них же мусульманская страна. Религия им позволяет только после свадьбы. И вообще, он сначала хочет приехать сюда, устроиться на работу, денег скопить. А то у них в Египте очень-очень маленькие зарплаты. И у него в семье сложности, мама болеет, – начала загибать пальцы Лариска.

– Все! – Верочка грохнула рюмкой об стол. – Я больше не могу! Они вообще оборзели!

– Кто?

– Да все эти арабские мачо. Раньше они хоть эти поездки своим телом отрабатывали, все теткам не так обидно с деньгами расставаться… А теперь им, значит, религия не позволяет. Просто так вышлите нам приглашение и билет, оплатите рабочую визу и на работу устройте. Да, и насчет зимней одежды похлопочите, а то у нас отродясь кроме футболки ничего в гардеробе не заводилось. И кстати, питаться я тоже буду за ваш счет, все, что я заработаю здесь, – это маме на лекарство. И все это – просто потому, что мы друзья! – И Верочка осушила рюмку. – Сволочи! Раньше, конечно, было циничнее, но честнее.

– А ты откуда знаешь, как раньше было? – мрачно поинтересовалась Лариска.

– Я к своим передачам тщательно готовлюсь. Мэри, у тебя интернет есть?

– Пока музыканты-оккупанты не заявились, есть.

– Пошли! – Верочка встала из-за стола и уверенным шагом повела нас в комнату с компьютером.

После определенных манипуляций с мышью ей удалось открыть целый сайт, где дамы всех возрастов и национальностей, имевшие в своем багаже те или иные истории отношений с египтянами, обменивались информацией.

– Вот, хабиби! – крикнула Верочка Лариске. – Наслаждайся! А если захочешь поржать, рекомендую набрать в Яндексе сказку «Про Хабиба-подлеца». Это пародия на «Федота-стрельца». Не знаю, кто автор, но очень талантливо.

Оставив Лариску на курсах по обмену опытом с подругами по счастью, мы с Верочкой удалились на кухню.

– Вернемся к нашим баранам, – воодушевленно произнесла Верочка, доливая в рюмочки содержимое Ларискиной бутылки.

– К нашим блинам, ты хотела сказать? – уточнил я, щедро намазав икрой продукт Верочкиных стараний.

– Ты даже не представляешь, насколько ты права!

– В смысле?

– В самом прямом! Интервью, благодаря которому мы будем ходить на курсы в музее, было посвящено блинам!

– Минуточку! Во-первых, я еще не дала согласия насчет курсов.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Вдруг они по времени у меня совпадут с уроками?

– Так отмени уроки! Речь идет о чем-то, что вообще может перевернуть твое мировоззрение! А ты – уроки… Прямо как в анекдоте про елки.

– В каком анекдоте?

– Ты не слышала? Старый анекдот. Второсортному русскому актеру предлагают главную роль в голливудском фильме. Миллионные гонорары, режиссер Пол Верховен. Но одно условие – съемки в январе. Актер подумал и отвечает: «Я очень польщен вашим предложением, но вынужден отказаться. В январе у меня елки!»

– Ладно! Убедила! – Спорить было бесполезно, Верочка все равно задавила бы аргументами. – А что за интервью про блины?

– Кстати, под блины, и за наши новые горизонты! – Верочка подняла рюмку. – Давай!

Диковинный ликер приятно обжег горло.

– С чего бы начать? – Верочка призадумалась, явно готовясь к серьезному разговору. – Вот ты математик… Впрочем, даже если и не математик. Скажи, какими в представлении современного человека являются пространство и время?

– Ну, видимо, бесконечными…

– А по форме?

– Не поняла…

– Ну, если ты нарисуешь время в виде геометрической фигуры?

– Я бы нарисовала прямую с координатами.

– Вот! И время и пространство для современных людей линейны. Есть прошлое, есть настоящее, есть будущее. Из настоящего в прошлое попасть нельзя. А в сознании наших предков время было цикличным, двигалось по кругу. Заканчивался один цикл – выращивался и собирался урожай, переживалась зима и начинался новый.

– Ну со временем более-менее понятно, но ты еще упоминала пространство.

– О! Здесь еще интересней! Пространство для них делилось на тот и этот свет. Человек приходил с того света, рождался, жил какое-то время на Земле и уходил снова на тот свет, когда умирал. Снова цикличность, понимаешь? Снова круг!

– Кажется, поняла… То есть мы воспринимаем движение во времени и пространстве как движение по прямой, а они – как движение по кругу?

– Точно! И когда ты придешь в музей, чуть ли не в каждом экспонате найдешь тому подтверждения! Все передники, прялки… все украшено этими символами вращения. Их еще называют солярными, солнечными.

– Надо же! Я всегда считала, что это просто завитушки.

– Завитушки! А ты видела среди экспонатов передничек, на котором вышита свастика?

– А что, есть такой?

– Представь себе! Ведь свастика напоминает пропеллер, никогда не приходило в голову? Это наш, славянский солярный символ.

– Ой, как интересно! А блины при чем?

– Так ведь и блин круглый! Это же ритуальная еда! – И Верочка с благоговением взглянула на сильно опустевшую тарелку. – Это же круг, вращение, солнце!.. Кстати, знаешь, почему первый блин комом?

– Потому что сковородка еще не прогрелась! – ляпнула я, понимая, что сболтнула страшную чушь.

Верочка тяжело вздохнула.

– Первый блин, – начала она тоном школьной учительницы, – посвящался предкам. Поэтому его нельзя было есть, его надо было разорвать.

– Про предков ты еще ничего не говорила.

– Сволочи! – вдруг раздался громкий вопль.

И в проеме кухни появилась красная от возмущения Лариска.

4

– Убедилась? – Верочка победоносно улыбнулась. – Все они там сволочи и одним миром мазаны. Поют про любовь, а у самих лишь деньги на уме.

– Да я не про мужиков!

– А про кого?

– Про баб! Про баб, которые всю эту галиматью пишут, специально всякие небылицы сочиняют.

– То есть как это специально? Специально сочиняют, что их охмурили и бросили, и специально поливают любимых грязью, да еще и фотки вывешивают? Зачем?

– Ты что дура, что ли? – Лариска плюхнулась на табуретку и плеснула себе из бутылки. – Вникай! У тебя в Египте классный мужик, и у вас с ним серьезные планы…

– Ну предположим…

– Ты уезжаешь на какое-то время, немаленькое, надо сказать, время… Пока приглашение, то да се…

– Ну?

– А он там один остается без присмотра! А бабье так и прет толпами со всего мира. И все они в основном желают познакомиться.

– Ну это уже называется секс-туризм.

– Да прямо! В основном тетки во всем мире хотят большую любовь и стабильные отношения. Мало кто мечтает покупать мальчиков на ночь.

– Ты уверена? Они ищут любовь на курортах?

– А почему нет? Какая разница где! Это мужики в большинстве своем ищут не любовь, а секс. Знаешь, почему?

– Просвети!

– Потому что они это самое сексуальное удовольствие вполне могут получить без любви. А у женщин, как ни крути, оргазм начинается с сердца. Полный кайф можно получить только в постели с любимым. Поэтому всегда во всех странах публичные дома строились только для мужчин. Женщины бы в них не пошли.

– Возможно, ты права, но зачем же чернить любимого в инете?

– Да чтобы другие на него не позарились! Едут девочки в отель, залезают в инет прочитать о нем инфо, что да как. А тут тебе предупреждение: в баре работает красавец, но имейте в виду, у него дома три жены и пятеро детей. Я этого не знала, попала в его сети и теперь тоже беременна. А еще он мне наплел, что у него болеет мама, и я выслала ей на лечение все свои сбережения… Ну кто после этого станет с ним общаться?