Текст книги "История одной любви"

10. Обида

26 ноября 1948 года

Всякое маленькое разногласие может

сделаться большим, если на нем настаивать,

выдвигать его на первый план, если приняться

за разыскивание всех корней и всех ветвей

этого разногласия.

И, напротив, всякое большое, на первый

взгляд, разногласие, может быть раскрыто

и разрешено, если те, кого оно касается,

стремятся к их взаимному разрешению.

Инна! Прости, мое письмо будет совсем коротким.

Мне хочется только перед моим уходом на занятия сказать тебе, что я ухожу на них обиженным и на тебя, и на себя и на наш, только что закончившийся, разговор по телефону.

Хочется, чтобы всегда помнила и ты, и я, что нам совсем редко приходится слышать даже наши голоса, и совсем смешно, глупо и обидно, когда даже эти короткие минуты мы спорим и, вместо удовлетворения, уносим обиду.

Наши колкости и ирония могли быть уместными, когда мы находились вместе и всегда могли бы исправить любой не рассчитанный шаг.

Сейчас это все ограничено очень во многом, и наши старые привычки могут только усложнить наши отношения.

Если ты хоть сколько-нибудь дорожишь благополучием нашей дружбы, ты поймешь, что я прав, и не скажешь, что тебе все равно.

Борис.

15.30. 26.11.1948 г.

* * *

27 ноября 1948 года

Инночка! Здравствуй!

Я сообщил тебе вчера, что ушел вчера на занятия обиженным на все и на всех. Я и сейчас не в лучшем настроении, а потому выслушай меня с терпением и подумай обо всем, что здесь написано, сама.

В одном из писем я отвечал на твой вопрос, почему мне не нравится твое «все равно». Теперь ты все знаешь, но продолжаешь повторять мне его. Мне не хочется верить, что тебе безразлична судьба нашей дружбы, что тебе все равно, каков бы ни был ее исход.

Конечно, если тебе не дорого воспоминание о тех многих дорогах и дорожках, которые мы исходили; о парках, которые знают нас больше, чем кого-либо других; об озере, на котором наши прогулки были всегда интереснее. Чем у всех других; о наших многочисленных вечерах; интересных и живых беседах; о наших мечтах и взглядах на будущее, – то тогда ты можешь еще раз повторить твои любимые слова.

Если тебе все равно, будешь или не будешь ты знать все, что мной не досказано, то нужен ли труд для того, чтобы делать это?

Если тебе все равно, кому и чему посвящаю я свое свободное время и свободные от занятий вечера, то нужно ли, чтобы я заполнял их мечтами о нашей дружбе?

Прошу ясно ответить мне на все эти вопросы и очень хорошо помнить о том, что мне далеко не все равно, как и что ты мне на них ответишь.

Я знаю, что ты всегда думаешь обо мне, что я, имея достаточно возможностей занять свое свободное время, забываю о тебе и допускаю что-то лишнее? Скажи, что я не прав, думая так?

Но помни, что мне хорошо оттого, что я умею и нахожу в себе достаточно сил, чтобы держать себя в строгих рамках того поведения, которому обязывают меня наши с тобой отношения.

Мне хочется, чтобы ты всегда помнила, что я сквозь самый веселый и шумный коллектив сумею с достоинством пронести твое имя и сохранить его всегда нетронутым.

Хоть ты и пишешь: «что в имени тебе моем», но мне хочется, чтобы ты знала, что мне в нем нужно очень многое, и совсем не все равно, каким оно останется для меня.

Заканчивая письмо, хочется сказать:

– Безразличие не украшает, а обесцвечивает и обедняет жизнь. Оно лишает его того обаяния, которое привыкла всегда видеть в жизни наша юность. Юность тем и прекраснее других участков нашей жизни, что она отличается любознательностью, наиболее чутким восприятием всего окружающего, рвением к знаниям и отысканию в жизни своего основного пути.

До свидания, кукла. Привет маме и папе. С глубоким уважением и сердечным приветом.

Борис.

* * *

28 ноября 1948 года

Инночка, здравствуй!

Сегодняшний выходной день уже подходит к концу. Я сделал все, что был намерен сделать. Можешь радоваться, что его большую часть я посвятил тебе. Причем я делал это с самым большим желанием и приятным чувством.

Встретил сегодня на улице девушку, с которой дружил еще «мой Геннадий». (Примечание: Видимо, эта девушка так называла своего кавалера).

Она спрашивала меня о тебе и утверждала, что мы с тобой чем-то походим друг на друга.

Помнишь, когда я уезжал в СССР, а потом вернулся, и в первый же вечер танцевал с тобой, так она еще тогда меня спрашивала: кто, мол, это такая, жена твоя или нет, и именно тогда она заметила что-то общее в нас обоих.

Сейчас она пророчит нам самое хорошее будущее. Она нашла, что я за последнее время очень изменился и превратился из самого инициативного танцора в скромного и даже необычайно задумчивого мальчика.

Я пытался ей возражать, но ничего из этого у меня не получилось, так как правду отрицать я и не умею, да и не хочу.

Получил сегодня твое письмо за 19 ноября. Почему-то целых 10 дней шло оно ко мне. Хочется спросить тебя, почему у тебя снова появляются тенденции – рвать письма? Ведь ты уже обещала мне не делать этого.

Твое предупреждение о самовольных отлучках принимаю и обещаю не добиваться большего взыскания….

Время уже 19.30. Сейчас пойду и попытаюсь дозвониться к тебе. А какую хорошую музыку передают по радио!

Ну, хорошо, до свидания, Инночка! Будь здорова. Привет твоим родителям.

С сердечным приветом и самым большим уважением.

Борис.

* * *

6 декабря1948 года

Боренька, здравствуй!

Два часа назад я только приехала домой. Как я была рада, что от тебя есть два письма. И как мне стало больно, когда я прочла их текст, вернее, одного из них.

Неужели ты до сих пор ничего не можешь понять или просто не хочешь понимать?

Я несколько раз прочла твое письмо за 27-е и обо всем подумала. Зачем ты пишешь о моем безразличии ко всему, и даже к такому большому и хорошему, как наша дружба? Ведь ты же отлично знаешь, что это не так…

Почему ты думаешь, что мне стали не дороги воспоминания о наших мечтах и взглядах на жизнь?

Ведь в письмах всего не напишешь, а что твориться в моей голове и моем сердце – ты не знаешь или не хочешь знать, да и трудное это дело.

Я понимаю – тяжело узнавать человека, когда он находится на расстоянии 250 км. Однако мне хочется хоть немного убедить тебя, что ты глубоко ошибаешься, думая так обо мне.

Боря! Сколько раз я просила тебя сказать то, что ты не досказал. Неужели ты думаешь, что я стала бы настаивать, если бы мне было все равно?…

Я знаю, что тебя сдерживают не трудности, а время. До сих пор ты считаешь, что об этом говорить еще рано, потому что ты боишься, что эти слова я приму не так, как хотел бы этого ты. Я еще не знаю точно, что именно ты хочешь мне досказать, но мне кажется, что теперь уже далеко не рано.

А может, ты и этого не видишь и не чувствуешь, а?

Ну, что же, у тебя достаточно времени, чтобы подумать обо всем хорошенько.

Ответы на два твоих последних вопроса о том, куда поведут нас жизненные дороги и стоит ли стремиться к тому, чтобы они вели к одной цели, и о том, кому ты посвящаешь свое свободное время, я думаю – не нужно отвечать, так как ответ на них вытекает сам из предыдущего, а уж ты теперь, после всего написанного мною, смотри сам, стоит ли тебе заполнять свободные вечера мыслями о нашей дружбе.

Для меня же ответ на этот вопрос вполне ясен, и мне далеко не все равно. Ты это можешь увидеть и из предыдущих моих писем, если только прочтешь их повнимательнее.

И вообще, напрасно ты мое «все равно» присоединяешь ко всему подряд. Если я употребляю «все равно», то только в тех случаях, когда оно не может повлиять ни на дружбу, ни на наши отношения, а потому считаю, что не следует соединять то, что несоединимо, и разъединять то, что теперь уже трудно разъединить. Я не говорю, что невозможно. Ты сам знаешь, что ничего невозможного нет, но о том, что будет трудно, то я в этом уверена, во всяком случае – для меня…

…Твои предположения о моих мыслях тоже не верны. Я никогда не думаю о том, что ты допускаешь что-то лишнее. Так что и тут ты не прав!

Боря! Ты прости меня за непоследовательность и несвязность в письме, но я сейчас очень возбуждена, и настроение мое ничуть не лучше твоего. Слишком много горечи перелилось теперь в меня.

Я понимаю. Что ты вложил в это письмо все, что чувствовал, но тот этого мне не легче, так как то, что ты думаешь – неправда!

Надеюсь, что это письмо внесет некоторую ясность в твои мысли, и они не будут такими мрачными, как сейчас.

Будь здоров, Боренька. И выкинь из головы мое «все равно», придуманное тобой.

Желаю тебе счастья во всем. С самым глубоким уважением и искренним приветом.

Инна.

11. Еще раз про любовь

19 декабря 1948 года

Инночка! Здравствуй!

Кажется, сегодня мы с тобой наговорились больше, чем когда-либо. Прости, что я тебя разбудил так рано. Но мне очень не хотелось сидеть одному и думать о тебе, а ты бы спала и ничего не знала об этом. Вот я и решил: разбужу я эту куклу, пусть подуется, а мне будет веселее и не так грустно.

А сейчас я закончил и благополучно сдал свое дежурство и пошел домой, а тут меня ждали твое письмо и открыточка.

…Инночка! Ну почему ты не осталась здесь на выходной? Сейчас бы вдвоем пошли в наш любимый уголок и станцевали наш самый любимый вальс. Не хочешь? Ну и не надо! И не дуйся! Я ведь не дуюсь, что ты сидишь и смеешься над моим детским письмом. Теперь ты будешь еще чаще называть меня «киндеренком» – да?

Ну и пусть! Вырасту еще, и тогда ты перестанешь надо мной смеяться. А сейчас напишу одну хорошенькую песенку в альбом и пойду в клуб. Но перед этим хочу ответить на твой вопрос, что я считаю лишним, когда я упоминаю в письмах об этом. Я говорил, что лишним я считаю все, что выходит за рамки того поведения, которому обязывают нас наши отношения. Вот об этих рамках как раз я и напишу. Причем о моих, конечно, а о своих ты мне сама напишешь, хорошо?

Какие рамки могут ограничивать меня, если я хочу всегда быть для тебя настоящим другом? Что можно и чего нельзя позволять мне, чувствуя всегда эту святую обязанность?

По-моему, самое краткое и самое правильное, что можно ответить на этот вопрос, будет:

– В любом, пусть самом разнообразном обществе, всегда уметь мысленно видеть твое превосходство над другими, всегда чувствовать тебя ближе всех остальных,

– всегда понимать свои поступки, зная, что их видишь и по-своему оцениваешь ты,

– уметь с гордостью отвернуться от тех, кто хоть чем-нибудь попытается ослабить мою веру в тебя,

– уметь остаться самостоятельным.

Короче – мыслью и сердцем быть всегда вместе с тобой.

Помни, что один шаг в сторону есть начало уже другого, не нашего общего пути. Помни, что из самых незначительных мелочей вырастают большие проблемы.

Прости, это не предупреждение, это просто мои дружеские пожелания.

Ну, до свидания, кукла! Крепко обнимаю тебя и желаю здоровья, благополучия, успехов и счастья.

С искренним уважением. Борис.

* * *

24 декабря 1948 года

Боренька, здравствуй!

Я только что положила трубку – пыталась дозвониться тебе, но мне сказали, что ты сегодня в университете до 23.00, и в кабинете уже не появишься. Завтра постараюсь дозвониться во что бы то ни стало.

Сегодня получила твое письмо от 19.12.48 г.

Почему ты до сих пор думаешь, что я не захотела остаться там на воскресенье? Ты думаешь, это от меня зависело? Напрасно! А, впрочем, ты же прекрасно все знаешь, и объяснения тут ни к чему.

Прочла твой ответ о «лишнем», и могу тебе сказать, что то, что является рамками для тебя, приблизительно в той же мере принадлежит и мне. Правда, я никогда не писала тебе об этом. Но, по-моему, лучше выполнять то, что считаешь необходимым для себя, не говоря об этом никому и ничего не написав тебе, чем писать и не выполнять. Поэтому я целиком присоединяюсь к твоему определению. А результат его выполнения увидишь сам в будущем.

Приближается Новый год! Удастся ли нам встретиться в этот радостный, единственный день в году? Мне так хочется быть в этот день там с тобой!

Сегодня у нас начались приготовления к Новому году! Привезли елку из леса, втащили ее в комнату. Пока мы ее устанавливали, она нагрелась, и запах хвои распространился по всей квартире. И сразу вспомнилось детство, которое, кажется, было так недавно, и в то же время отошло уже далеко назад.

И когда из воспоминаний переносишься в действительность, то невольно встает вопрос: а что же будет дальше? Как будут развиваться события? Что ждет впереди? Хочется получить ответы на все эти вопросы, но никто не хочет взяться за это трудное дело. Придется самой на них ответить.

Прости за сумбурное письмо – просто хочется поделиться с кем-нибудь, а настроение паршивое. Вероятно потому, что ты не позвонил. Да знаю я, что некогда было!

Привет всем нашим друзьям. С приветом и искренним уважением.

Инна.

12. Серьезные вопросы

15 декабря1948 года

– Крик сердца всегда

сильнее звука слов! –

Инна!

Ты предлагаешь мне неизвестное, но имеющееся у меня, последнее и самое сильное средство развеять все свои самые мрачные мысли и оторваться от окружающей и, может быть, самим омраченной действительности.

Я нашел его и думаю – это оно и есть!

Телефонную трубку я заменил ручкой с пером, свои устно выражаемые несколько минут назад мысли, я сменил письменными в надежде, что здесь у меня получится лучше, понятнее для тебя и проще для меня.

Я знаком с содержанием твоего письма, которое ты особенно хотела, чтобы я получил. Я понял его так, как ты хотела. Оно внесло мне больше ясности, чем ты рассчитывала, посылая его.

Отвечая на него, я задам тебе серьезные и трудные вопросы, и прежде чем ответить на них, подумай над их содержанием больше, чем над моими всеми предыдущими вопросами.

– До сих пор мы не знали, что творилось в каждом из нас. Мы, стихийно, как ветви молодого деревца, тянулись друг к другу не зная, зачем нам это нужно, и нужно ли это вообще.

Мы это делали потому, что привыкли всегда быть вместе, что нас вполне удовлетворял наш узкий круг, и для нас он был более других интересен.

Мне вспоминается небольшой мостик над озером, где мы были в наш последний общий день. Вспомни. Как страшно больно было нам обоим оттого, что мы должны были в этот день расстаться, что мы должны были забыть обо всем таком хорошем, что было у нас за прошедшее время.

Может быть, тогда это было простое чувство привязанности и уважения. Но уже тогда в наших прощальных улыбках было столько горечи и сожаления. Что сквозь улыбки чувствовались слезы сердца.

Сейчас я уже могу сказать тебе, что тогда я не верил, что ты будешь обо всем помнить так, как помнишь на самом деле.

Да и сам себя не понимал я и считал, что все это будет легко, просто, обыкновенно.

Время с жестокостью опровергло мои мысли. Факты объяснили мне, что между нами было большее, чем каждый из нас считал.

Участники нашего маленького, но прочного общества, будучи разорванными, не оставили своих стремлений к новым связям, и тысячами новых, невидимых нитей связывают свой союз.

Твои последние письма мне рассказывают о многом, мои – о многом рассказывают тебе. Главное, что можно вывести из них факт неизбежного и уже начавшегося превращения нашей инстинктивной и стихийной близости друг к другу, в близость осознанную, целеустремленную.

Не только наши общие воспоминания тянут нас друг к другу, не ради того, чтобы только их повторить, – мы ищем наших встреч, здесь есть бесспорно нечто большее.

Я не ошибусь, если скажу, что нам наша встреча в любом месте будет так же нужна и так же будет хорошей, если даже не будет ни одного из тех предметов, которые всегда окружали нас в наши первые общие дни.

Но это говорит о том, что уже не общность к нашим воспоминаниям тянет нас друг к другу, а мы сами. Значит, не они нужны нам, а мы сами нужны друг другу.

Здесь и встает самый большой и самый серьезный вопрос, о котором я просил и еще раз прошу тебя подумать больше, чем над всеми другими.

Что мы нужны друг другу – я уже доказал.

Второй вопрос состоит из двух частей, которые ты продумаешь, и на которые и ответишь мне по частям.

Первый вопрос: «Всегда ли мы будем нужны друг другу?»

Второй вопрос: «Можем ли мы отдать каждый себя без сожаления друг другу?»

Помогая раскрыть тебе глубже содержание первого вопроса, хочется сказать:

– Бывает, бывает, что люди сближаются друг с другом в условиях, которые не позволяют ничего другого. Они чувствуют себя вполне удовлетворенными в своем маленьком обществе. Они проходят все закономерные стадии отношений в их отношениях. Им пришлось расстаться.

Новые люди, новые места, новые мысли. Ведь правда, что новое всегда побеждает?…

Если же я говорю, что ты всегда будешь нужна мне, то я знаю и всегда помню, какую ответственность я беру на себя и к какому большому долгу я себя обязываю.

Поэтому и ты. Отвечая на первый вопрос, помни об этом и отвечай так, чтобы это было обосновано, тобой самой проверено и бесповоротно.

Второй вопрос говорит о наших возможностях отдать себя друг другу, а так же о том, когда эти возможности будут, если их нет, или они есть не все сейчас.

Есть замечательная русская пословица: «Прежде, чем войти куда-либо, подумай, как оттуда выйти»

Отсюда вывод: заходи лишь тогда, когда уже будешь знать даже свой обратный путь.

В жизни это бывает еще сложнее, и поэтому, чтобы сделать смелый шаг в ее объятия, нужно продумать все, чтобы сделать его наверняка, с гарантией на успех, с гарантией, что он не принесет разочарования.

При этом нужно помнить, что жизнь изменяется быстрее, чем люди, что поэтому ее нужно любить не только в ее красивых проявлениях, но во всех ее трудностях, невзгодах, ужасах и борьбе.

И если только после всего этого ты чувствуешь себя сильной и способной к такой борьбе, тогда иди в нее уверенным и бесповоротным шагом.

Но какие же все-таки возможности нужны, чтобы выполнить требования двух вопросов?

Нужно, во-первых, наше постоянное, неослабное, всестороннее уважение друг к другу, уважение наших взаимных достоинств и слабостей в равной мере.

Нужна, во-вторых, наша постоянная взаимная готовность идти в жизнь любым, пусть самым трудным, но избранным нами совместным путем.

Нужна взаимная и равная готовность обоих отказаться от всего, что выходит за рамки нашего союза и подрывает прочность самой его основы.

В-третьих – нужна равная и взаимная готовность обоих принести любые жертвы во имя нашего общего счастья.

Здесь уместно написать замечательные слова Ш. Руставели:

 
Есть три рода доказательств,
Чтобы дружбу доказать:
Горькой мучаясь разлукой,
Вечной близости желать!
Щедро все без сожаленья
Дорогому отдавать!
Угождать ему, и счастье
Для него везде искать!
 

Именно слова «Щедро все без сожаленья дорогому отдавать» и является четвертым условием в цепи перечисленных мной возможностей.

Есть ли налицо все эти возможности у нас? Подумай и ответь мне свои мысли по этому вопросу.

Кроме всего, нужно помнить, что если даже они и есть, то их наличие еще не означает уже действительность. Ведь возможность может остаться сама собой, если ее не претворить в действительность. А это превращение будет зависеть от нас, наших желаний, нашего умения правильно их превратить в действительность.

Инна! Прости. Я затронул слишком большой вопрос, и мне придется прервать его, не закончив свои мысли..

Нам еще нужно будет выяснить, есть ли такие возможности сейчас?

Если нет, то когда они могут быть?

Какого жизненного друга хотел бы иметь каждый из нас. И какие требования предъявил бы к нему, решаясь на этот шаг?

Нам нужно выяснить еще много других вопросов.

Вот видишь, я и нашел, чем занять время и разогнать свои неприятные мысли.

А все-таки мне не хочется, чтобы ты завтра же уехала обратно. Но если уж тебе нельзя, то делай, как можешь. А письмо это ты получишь только тогда, когда будешь уезжать, и не раньше!

Счастливого пути, кукла! Помни о том, что я здесь написал.

Борис.

13. Скоро Новый год

22 декабря 1948 года

Инночка! Здравствуй!

Прости, что мое письмо будет таким коротким. Сейчас 8.00. Я пришел в свой кабинет пораньше. В 9.00 я опять уезжаю на весь день и вернусь только к восьми вечера. И так всю неделю. Уже два дня ничего не знаю о тебе, сегодня третий день. Хотел сейчас позвонить тебе, но пришел майор и начал разговор о служебных делах. Я взял лист бумаги и начал мысленно разговаривать с тобой.

Ну, как твои дела, кукла?

Мне пришлось сейчас нарушить свой обычный распорядок. Университет совсем на эту неделю отодвинул в сторону, придется потом уже догонять, в новом 1949 году. Служебные дела еще кое-как успеваю подтягивать вечером, когда возвращаюсь домой.

Но ты не беспокойся, что я перегружен. Мне нравится это кратковременное испытание с полным напряжением моих сил и способностей. А то ведь я давно не был в таких переплетах, и всегда все шло спокойно, хорошо и легко. Сейчас мне приходится делать гораздо больше, – и ничего, пока справляюсь вполне успешно.

И когда прихожу домой, почитаю немножко и сразу засыпаю крепким здоровым сном.

Сегодня в 7.00 пришел майор и стучит ко мне. Я просыпаюсь, открываю дверь, а он говорит:

– Зачем ты проснулся? Я просто так проверить тебя пришел, а то не видел уже двое суток и соскучился.

Поговорил и ушел.

– Ложись, – говорит. – Спи еще. Но я поднялся, и вот сейчас, придя к себе в кабинет, пишу тебе обо всем этом.

Ты, наверное, удивляешься такому легкому жанру моего письма. Ведь я никогда не писал тебе таких писем. Но мне хочется отдохнуть немного от остального, и тепло, просто и легко поговорить с тобой. Сейчас уезжаю. Возвращусь вечером. Постараюсь дозвониться до тебя. Не скучай. Скоро Новый год. Будь здорова, кукла, пиши чаще. Привет твоим родителям.

С уважением и горячим приветом.

Борис.

* * *

18 декабря 1948 года.

Боренька, здравствуй!

Доехала я благополучно, только поздно приехали, в 10 часов вечера, потому что ехала-то я с двумя охотниками, а с ними разве скоро доедешь.

Как только простилась с тобой, и мы поехали, сразу пошел дождь, но он не мешал мне, т. к. соответствовал моему настроению.

Доехав до ворот, под которыми проходит 3-й трамвай, знаешь? – распечатала твое большое письмо. Эта поспешность была вызвана тем, что на улице быстро темнело, и тогда я не смогла бы прочитать его. А дожидаться, пока приеду домой, было не в моих силах.

Все, что написано в нем, я поняла, но не отвечаю в этом письме, т. к. для этого нужно много времени и более спокойная обстановка. А я сейчас тороплюсь в комендатуру по делам.

Вечером у нас будет концерт какой-то, хочу сходить. Когда вернусь – позвоню тебе.

А сейчас хочу пожелать тебе всего самого светлого, исполнения всех твоих желаний и скорейшего выздоровления от зубной боли.

С искренним уважением и сердечным приветом.

Инна.

* * *

24 декабря 1948 года

– Всякие непредсказуемые случайности,

отдельные незначительные неудачи не страшны,

когда весь основной план хорошо продуман.

Инночка, здравствуй!

Я получил сегодня твое коротенькое письмо за 18-е. Вижу, что ты недовольна своей последней поездкой в мой город. Не хочется верить, но может быть, некоторой причиной тому был и я.

Прости, я не был внимателен к тебе столько, сколько должен был оказать тебе этого внимания. Да-да, ты не возражай! Я именно должен был оказать тебе его больше. Если я не сумел этого сделать, то, конечно, в этом я виноват. Постараюсь впредь быть внимательнее, чтобы ты уезжала из нашего города с более хорошими мыслями о своем посещении, чем это было последний раз.

Ты не сердись за мои замечания, я знаю, что они справедливы.

Завтра последний день моих стажировочных занятий. Сегодня отпросился на занятия в университет. Сейчас уже 22.00. В 15.00 я звонил тебе, мне два раза вызывали Хемниц, но до тебя так и не дозвонился. Услышал только упреки твоего коммутатора о том, что ты бросаешь трубку, когда тебе звонят. То же самое сделал и я. Тем более, что ты сама называешь меня себялюбивым, хотя на самом деле у меня самолюбия не так уж много. Но даже ради простого уважения к самому себе я больше не стал тебя беспокоить.

В своем письме ты ничего не отвечаешь на мои вопросы, так как тебе нужно подумать и нужно время. Я тоже не продолжаю их, потому что не хочу забегать вперед. Буду идти рядом с тобой, постараюсь не отстать и не напоминать тебе о том, что можно ускорить шаг.

Скоро Новый год. Уже второй год, как я окончил училище и нахожусь здесь. Тебе исполняется 21 год. Для меня, вместе с тобой, новый год – двойной праздник. (Примечание: Мама родилась 1 января 1928 года)

Хочется встретить его вместе и запомнить 1949-й год как самый лучший из всех предыдущих, хотя они тоже не все были плохими.

Твое присутствие со мной рядом для меня будет лучшей гарантией того, что он будет таким. Мои пожелания я успею тебе высказать на Новый год, и на память о них, если хочешь, подарить пластинку и мой, оформленный специально ко дню твоего рождения, альбом.

А сейчас сижу, отдыхаю от сегодняшнего дня. Слушаю музыку, смотрю на тебя, вижу тебя через год, через два, три и далеко впереди. Становится приятнее, радостнее и свободнее на душе.

Хочется, чтобы ты быстрее была здесь.

Ну, до свидания, кукла. Будь здорова и приезжай на праздник.

С уважением и сердечным приветом.

Борис.