Текст книги "Сборник рассказов"

Ирина была к телефону территориально ближе.

– Алло ? – как обычно сказала она и замолчала.

– Алло, я Вас слушаю, – повторила Ирина.

Тишина в трубке была какая-то живая. Ирина физически чувствовала, что вибрация от ее голоса воспринимается чьим-то ухом.

– Это Он, – подумала Ирина и пожалела, что она на кухне не одна…

– Это Она, – подумал Сергей и расстроился, что телефонная трубка не около его уха…

Он появился в жизни Ирины совсем недавно, а точнее неделю назад. Ирина в свой обеденный перерыв заглянула в ближайший книжный магазин «Молодая гвардия». Машунька просила купить ей книгу про динозавров. Рядом с «Молодой гвардией» на Полянке продаются самые вкусные во всей Москве бублики. Прижимая к себе Машунькиных бронтозавров и ихтиозавров, Ирина курила себе два бублика, они были еще теплыми, и, притулившись у мраморного парапета, ведущего в метро, стала есть и разглядывать людей, которых метро бесконечно пожирало и так же бесконечно выплевывало.

Неожиданно к Ирине подскочил мужчина средних лет с лохматыми длинными волосами, горящими глазами, в расстегнутом пальто. Ирина чуть не подавилась. «Псих, – подумала она. – У психов весной как раз обострения…».

– Я, наконец-то, Вас нашел ! Вы моя единственная Муза, – лохматый псих встал перед Ириной на колени, попав одной коленкой прямо в лужу, и начал читать стихи.

Псих читал хорошие стихи…

Ирине запомнилась строчка : «Зима закончила гастроли… И в терем ставни заперла…».

– Я искал Вас очень долго во всех Галактиках, во всей Вселенной. Уже думал, что никогда не найду…

Псих заплакал и Ирина погладила его по голове, как маленького ребенка и угостила бубликом. Как знала – купила два…

Она появилась в жизни Сергея совсем недавно, а точнее неделю назад. Возвращаясь поздно вечером с работы, Сергей притормозил у метро, чтобы купить в киоске сигареты. На группу подростков он сначала и внимания не обратил. Сергей уже возвращался к машине и закуривал на ходу, когда его слух резанула отборная брань и он оглянулся. Брань была адресована девушке, которой молодые парни загораживали дорогу. Девушка не звала никого на помощь, но пыталась пройти и это ей никак не удавалось. Сергей подошел к девушке и обнял ее за плечи.

– Проблемы ? – спросил он, кивнув на парней.

– Проблемы, но не у меня, а у них, – девушка кивнула в ту же сторону. – Проблемы с воспитанием.

– Тяжелый случай.

– Согласна. А главное, все очень сильно запущено. Особенно русский язык. Случай почти безнадежный.

– А с виду и не скажешь, – добавил Сергей и получил первый удар чем-то тяжелым под левую лопатку.

Несколько раз ответные удары Сергея попадали в цель. Он это чувствовал. Несколько раз чужие удары доставались ему. Он это особенно хорошо чувствовал. Бой без всяких правил прекратила киоскерша. Она специально держала у себя милицейский свисток. Как раз вот для таких случаев. И надо признаться, уже не раз помогало. Условный рефлекс. Иван Петрович Павлов.

В машине Сергей и девушка привели себя в порядок и подсчитали потери. У Сергея была разбита губа и порвана куртка. У девушки ссадины на руках и оторванная от сумки ручка.

– Да. Не очень весело. Куда Вас отвезти ?

– Мне далеко. В Долгопрудный.

– Почему так поздно и одна ? С работы ?

– Нет. Я из театра.

– Почему одна ? – строго повторил свой вопрос Сергей.

– Да не с кем.

– Надо решить эту проблему. Ходить в театр одной, как выяснилось только что, опасно.

– Ходить в театр одной еще и неприлично. Но других вариантов у меня пока нет.

– Тогда поехали ? – спросил Сергей.

– Поехали, – согласилась девушка.

На перекрестке как раз загорелся зеленый свет.

Псих позвонил Ирине через несколько дней, когда она была дома совсем одна. Сергей с Машунькой пошли погулять. Псих опять читал Ирине стихи. Свои и чужие. И все время признавался в любви и плакал от счастья… У психов и поэтов слишком тонкое восприятие окружающего мира, по накалу эмоций невыносимое для абсолютно нормального человека. Поэтому психи и поэты долго не живут.

Девушка позвонила Сергею через несколько дней, когда он был дома совсем один. Машунька с Ириной пошли в магазин. Девушка благодарила Сергея за помощь и приглашала в театр. Ей опять не с кем было туда пойти…

В самой большой и единственной комнате их однокомнатной квартиры заплакала во сне Машунька. Сергей и Ирина ринулись к ней из кухни одновременно. В дверях они столкнулись. У него от это столкновения остался синяк на левой ноге, а у нее на правой руке. Очень уж узкие в наших домах дверные проемы. Вдвоем и не разминуться. Если только очень сильно прижавшись друг к другу.

Телефон на кухне звонил еще несколько раз, но его, кажется, никто больше и не слышал. Ни Сергей, ни Ирина, ни, тем более, Машунька. Не открывая глаз, она почувствовала, что родители рядом с ней, успокоилась и опять уснула. А что же такого страшного приснилось ей во сне – она не вспомнит уже никогда. А кроме нее никто этого и не знает…

За окном весна окончательно расправлялась с остатками зимы, но было еще очень холодно. В светящиеся окна теплых уютных домов из холодной мартовской ночи заглядывало и просилось приютить беспризорное одиночество. Одиночеству было холодно, но никто не спешил открывать…

Самый большой дефицит на Земле – место в чужой жизни. Что же тут, в самом деле, поделаешь ? Никто не спешит открывать…

Мы будем ехать долго, долго…

– Ты не даешь мне никакой возможности набить свои собственные шишки, – Настя выразительно постучала ладошкой по своему лбу. – Твоя постоянная опека перекрывает мне кислород и мне нечем дышать. Я хочу, наконец, поступать так, как мне самой хочется. Я имею на это право. Я уже не маленькая девочка, а дипломированный специалист.

– Мама плохого не посоветует, – сказала Раиса Васильевна дочери.

– Да слышали мы это уже миллион раз, – закричала Настя. – Мама плохого не посоветует, мама плохого не посоветует. Я двадцать два года живу только под твою диктовку. С этими девочками не дружи, туда не ходи, сюда не ходи. У твоей мамы очень высокий пост и ты не должна ее позорить. Ты должна учиться на одни «пятерки». И институт ты выбрала мне сама. Потому что престижно учиться на факультете иностранных языков. А я ненавижу английский, немецкий и французский вместе взятые. Я хотела пойти в ветеринарный. И ты прекрасно об этом знаешь.

– Коровам хвосты крутить, – вставила Раиса Васильевна.

– А хоть бы и так. Что тут позорного ? Я хотела лечить больных кошек, собак. Но ты сказала, что это несерьезно. У дочки такого начальника как ты должно быть солидное образование. Вот тебе твой диплом, – Настя подала маме свой диплом с отличием. – Все. Я все свои долги тебе отдала и имею, наконец, право жить так, как мне хочется. Или ты собираешься и жениха мне сама найти ? Можешь не беспокоиться. Я и без тебя его уже нашла.

– Я прошу тебя только об одном, – попросила Раиса Васильевна дочь.

– О чем ? – спросила Настя.

– Я прошу тебя думать. Всегда хорошо думать, прежде чем принимать хоть какое-то решение.

– Бывают в жизни случаи, когда на первом месте сердце, а не голова, – возразила Раисе Васильевне дочь.

– Ой, поверь моему опыту. А я, на минуточку, на целую жизнь старше тебя. Все поступки под руководством сердца без участия головы и разума чаще всего заканчиваются плачевно.

– А я буду счастливым исключением из твоего правила. У меня все будет хорошо. Мы с Димой уже подали заявление в ЗАГС.

– Как же так ? Ты его даже со мной не познакомила, – ахнула Раиса Васильевна.

– Он тебе не понравится. Да и потом, я же тебя знаю. Ты сразу же начнешь его экзаменовать – какое у Вас образование ? Кто Ваши родители ? Какие у Вас жилищные условия ? Где Вы прописаны ?

– Все эти вопросы я, как мама, должна знать.

– Ага, а потом будешь тестировать его на интеллектуальное развитие – в каком году был построен Большой театр ? Кто получил литературную премию в этом году ? Сразу предупреждаю тебя, можешь не стараться. Он ничего этого не знает. У него рабочая профессия, а работает он охранником в одной фирме.

– Понятно, значит приезжий, – сказала Раиса Васильевна.

– Ты, как всегда, права, – ответила Настя. – Да, приезжий. Но не думай, что он схватился за меня из-за моей московской прописки и квартиры.

– А я, почему-то, сразу так и подумала, – призналась Раиса Васильевна.

– А вот тут как раз тот редкий случай, когда ты ошибаешься. Он не любит Москву.

– Что она ему плохого сделала ? – удивилась Раиса Васильевна.

– Ему тут не хватает воздуха. Он вырос на природе, а асфальт и каменные дома его угнетают. Мы распишемся и уедем к нему на родину. Это далеко. Почти тысяча километров от Москвы. Мы будем ехать на поезде долго, долго и смотреть в окно. Я люблю смотреть в окно, – добавила Настя.

– Что ты там будешь делать в этой глуши ? На что вы собираетесь жить ?

– Не волнуйся. Проживем. У тебя ничего просить не будем. Дима сказал, что сначала поживем у его мамы, а потом отстроимся. Машину купим.

– Я тебя еще раз прошу, – сказала Раиса Васильевна, – ничего не делай сгоряча. Все серьезно обдумай.

Настя махнула рукой.

– Как хорошо, – сказала она маме, – что ты будешь от меня за целую тысячу километров и я смогу жить так, как я хочу.

Воздух предстоящей свободы Настю опьянял.

Настя со своим мужем уехала и Раиса Васильевна впервые пожалела, что у нее одна единственная дочь…

Настя звонила редко. На звонки Раисы Васильевны отвечала быстро, скороговоркой. Она вечно куда-то торопилась.

– Все нормально. Все хорошо, – обычно отвечала Раисе Васильевне дочь.

Но материнское сердце не обманешь. Даже по крошечным оттенкам интонации слов «все нормально», «все хорошо» Раиса Васильевна почувствовала, что у дочери не все так хорошо.

Собралась Раиса Васильевна быстро. На ее должности положена личная машина с водителем. Раиса Васильевна закупила продуктов, подарков и в пятницу вечером рванула к дочери за тысячу километров на восток от Москвы. Водитель Володя был опытный, машина отличная и к утру в субботу они уже были на месте.

Дверь Раисе Васильевне открыл зять.

– Какие люди и без охраны, – закричал он на весь дом.

– Здравствуй, Дима, – сказала ему Раиса Васильевна.

Вышла Настя.

– Мам, ты почему не позвонила ? Мы бы тебя встретили.

Раиса Васильевна не видела дочь целый год и чуть не заплакала от жалости. На фоне раздобревшего, округлившегося колобком зятя, дочь Раисы Васильевны выглядела бледной поганкой. Она сильно похудела и как-то даже сморщилась.

Раиса Васильевна выложила на стол горы московских продуктов и дорогих подарков. Сели пить чай. Раисе Васильевне все хотелось побыть с дочкой наедине, но рядом с ними всегда кто-то был. То зять, то мама зятя Клавдия Ивановна.

– Ты очень похудела, – сказала Раиса Васильевна дочери.

– Да она и не ест почти ничего, – вставила Клавдия Ивановна, Настина свекровь. – Заставляю, заставляю и все напрасно. А после больницы совсем ничего в рот не берет. Редко когда молочка в охотку выпьет.

– После какой больницы ? – спросила Раиса Васильевна и вся внутренне похолодела.

– Прости ты меня, Рая, – сказала Клавдия Ивановна Раисе Васильевне.

– За что ?

– Не уберегла я девочку твою. Они мне не сказали, что она беременная и мы пошли картошку копать на продажу. А там целая усадьба. Почти три дня копали, ведра да мешки тягали, а к вечеру третьего дня у Насти кровотечение сильное открылось. Ее в больницу увезли.

– Это бывает почти у всех женщин, – сказал зять. – Подлечили и теперь все в порядке. Что старое вспоминать ? Зато мы картошку тогда так удачно загнали. Денег выручили прилично. К весне машину купим. Баньку новую построили. На следующий год две усадьбы посадим. Земли кругом пустует много, только не ленись. А картошка всегда идет на рынке хорошо. Через годик фундамент под новый дом можно закладывать. Развернемся, да, Настюх ? Ее тут все москвичкой прозвали.

Зять Раисы Васильевны по-хозяйски обнял Настю и грубовато потрепал ее по плечу.

Раиса Васильевна подумала, что лучше бы ей никогда в жизни этого не видеть. Она теперь ни за что не забудет, как хрупкая фигурка ее дочери безропотно раскачивалась из стороны в сторону под сильной рукой зятя.

– Ты бы лучше туалет теплый построил, – сказала зятю Раиса Васильевна. – Женщин своих пожалей. Они не железные.

– Ничего. Мы привыкшие. И Настюха уже освоилась. Правда, Настюх ?

Настя почти все время молчала.

– Настюха в школу устроилась, – рассказывал за нее зять. – Ее ребятишки любят, я сам видел. Она на продленке работает. За это нам сельский совет целых две машины дров бесплатно дал. Экономия.

К вечеру в субботу Раиса Васильевна засобиралась домой. Дорога дальняя. Дай Бог приехать в воскресенье утром. А перед рабочей неделей и водителю, и ей надо хоть немного отдохнуть.

С зятем и его мамой Клавдией Ивановной попрощались в доме, а Настя пошла проводить маму до машины. Обе молчали. Раисе Васильевне хотелось обнять дочь, прижать ее к себе, но у них в семье это не было заведено. Раиса Васильевна вдруг подумала, как редко она обнимала родную дочь. Только в далеком детстве, когда она было совсем маленькая. А потом она боялась ее избаловать и старалась лишний раз не сюсюкаться, а решать все проблемы в деловом режиме. Как на работе со своими подчиненными.

– Тебе деньги нужны ? – спросила Раиса Васильевна дочь.

– Нет, мама, спасибо.

У Насти комок стоял прямо в горле и она очень боялась разрыдаться прямо у машины. Раиса Васильевна оказалась слабее дочери и достала носовой платок.

– Мам, я никогда не видела как ты плачешь, – сказала Настя. – Ты же у нас сильная.

Водитель Володя завел мотор.

– Приезжай, как только сможешь, – сказала Раиса Васильевна дочери сквозь слезы. – И береги себя.

Машина, плавно раскачиваясь на деревенских ухабах, поплыла по проселочной дороге. Здесь не разбежишься, подумал водитель Володя. Вот выйдем на ровную дорогу, там и можно будет газануть.

Свернули на бетонку и перед тем, как дать газ, Володя случайно посмотрел в зеркальце заднего обзора. По деревенской улице за их машиной бежала одинокая фигурка Насти.

– Раиса Васильевна, – сказал Володя и кивнул назад.

Раиса Васильевна обернулась.

– Доченька, – выдохнула она и рванула дверь казенной машины…

Когда выехали на главную трассу, Настя уснула, положив голову на мамины колени.

– Спи, Настенька, спи, – сказала Раиса Васильевна и погладила дочь по голове. – Мы будем ехать еще долго, долго…

Осторожно, двери закрываются…

Первой из семьи ушла Любовь. Тихо так тихо, по-английски, не прощаясь. Потом убежала Радость, перепрыгивая в подъезде через две ступеньки. Дольше всех держалась Надежда. Она еще надеялась, что все образуется, вернется Любовь, прибежит назад Радость и они опять заживут счастливой семьей. Но ушла и Надежда, вздыхая всю дорогу от безысходности.

Потом ушел и муж. А вот эта потеря Нину уже особенно и не расстроила. Без Любви и Радости жить в одной квартире мука. Нина не боялась остаться одна. У нее очень хороший сын – подросток. Пройдет совсем немного времени и он будет Нине настоящей опорой в жизни.

Прошло немного времени. Сын Нины Николай подрос, поступил в институт и Нина уже ждала, когда он получит диплом и начнет работать.

На последнем курсе Николай привел домой девушку. Нина была не против. Сын уже взрослый. Но ей хотелось, чтобы все было по-настоящему, по-человечески. Знакомство с родителями невесты, свадьба, ЗАГС. А то эту девушку Нина толком и не видела. Она шмыгнет к сыну в комнату и носа оттуда не показывает. Нина сколько раз звала ее чайку попить, а за чаем поговорить, узнать, что она за человек. А то кроме имени Марина Нина ничего про девушку сына и не знала.

– Мам, ты странная какая-то, – удивлялся сын. – Сейчас весь мир так живет. Без всяких там свадеб и другой ерунды.

– Женитьба это не ерунда, – возражала Нина сыну. – А дети пойдут. Им полная семья нужна. Мама и папа.

– А что толку, что вы с отцом были расписаны ? Свадьбу играли. А все-равно разбежались в разные стороны.

Нине возразить сыну было нечего. Да, была у них шикарная свадьба. Человек на сто. Денег с двух сторон потратили уйму. Одни фотографии остались. Воспоминания подтолкнули Нину к альбому со старыми фотографиями и она листала его весь вечер.

Ну что ж, думала Нина, раз у современной молодежи такие нравы, надо приспосабливаться. Нина продолжала ходить по магазинам, забивала холодильник продуктами, готовила целые кастрюли и сковородки еды и только успевала мыть грязную посуду, которую сын горой сваливал в раковину. Аппетит у молодых хороший. Марина к плите и не подходила.

– Когда ей, мам ? – оправдывал свою девушку сын. – Она по утрам целый час только красится и мажется. Марафет наводит. Без косметики сейчас девушки и на улицу не показываются. Не прилично. А вечером она поздно домой возвращается.

Ударом для Нины стала новость, что сын бросил институт на самом последнем курсе. Не действовали ни уговоры, ни слезы.

– Мне надоело сидеть у тебя на шее, – сказал Нине сын. – Я сам хочу зарабатывать, а не выпрашивать у тебя копейки.

– Получишь профессию и будешь зарабатывать, – говорила Нина сыну.

– Да какой у инженера заработок ? А после института посадят на голый оклад.

– Что же ты хочешь делать без диплома ?

– Дай мне денег на машину. Я получу права и буду на своей машине деньги зарабатывать. Извоз дело выгодное. Когда заработаю – сразу отдам тебе.

Нина сняла с книжки все свои многолетние сбережения и сын купил машину. Несколько месяцев он, и правда, хорошо зарабатывал. Приходил домой уставший, но довольный. А потом он неожиданно охладел и к машине, и к работе. Машина ржавела на улице, а он хватался то за одно, то за другое и ничего у него толком не получалось. Все чаще он стал обращаться к Нине :

– Ма, – говорил сын, – дай денег.

И Нина, конечно, давала. А для кого ей еще жить ? Только для сына.

Однажды вечером Нина пошла зачем-то на кухню, а в дверях проход ей загородил сын.

– Ма, – сказал он, – ты пока на кухню не заходи. У Маринки желание появилось самой готовить. Ты ей не мешай. Она тебя боится. Пусть она хозяйкой себя почувствует. И вообще, мам, постарайся после семи на кухню не заходить. Две хозяйки у одной плиты не уживутся. Ты же сама знаешь.

Нина хотела сказать сыну, что, вообще-то, хозяйка здесь она, а Марина даже не законная жена ее сына. Но промолчала. Утром на кухне Нину ждала целая гора немытой посуды.

Роли как-то быстро поменялись. Теперь Нина старалась быстрее нырнуть в свою комнату и без особой необходимости оттуда не выходить. Она своими ушами слышала, как Марина говорила кому-то по телефону :

– Эта везде свой нос сует. Хоть бы уехала куда на пару недель. Отдохнули бы от нее.

Нина поняла, что «эта» – это она. Нина взяла на работе отпуск и уехала в санаторий на три недели.

За это время молодые без ее согласия переселили Нину из большой комнаты в маленькую.

– Ма, согласись, несправедливо. Ты одна, а у тебя большая комната. А мы двое в маленькой.

– Но вы хоть бы меня спросили.

Нина чуть не заплакала от обиды. Всю ночь она разбирала свои вещи, которые сын кое-как свалил прямо на полу.

Нина стала замечать, что на работу она бежит с радостью, а домой ее ноги не несут.

– Терпи, – говорили ей женщины на работе. – Ты плохих снох не видела. Твоя еще ангел.

Коллектив у Нины на работе был чисто женский и очень дружный. Все праздники и Дни рождения отмечали весело, с застольями и песнями. Однажды Нина возвращалась с юбилея одной сотрудницы уже поздно вечером. Они засиделись. Очень душевно пели старые и всеми любимые песни про старый клен, про рябину, которая все никак не могла к дубу своему перебраться, про снегопад и про любовь к женатому. Нина пела вместе со всеми и думала о том, что за их праздничным столом нет ни одной женщины с очень счастливой судьбой. У одной то, у другой другое, у самой Нины третье. Но все терпят, крест свой несут и даже вот поют…

Нина тихонечко вставила ключ в замок. Поздно. Она боялась разбудить молодых. Ключ повернулся, а дверь не открылась. Задвижка, догадалась Нина и тихонько позвонила. Видно, сын думал, что она уже спит и закрыл входную дверь на задвижку. На звонок никто не вышел. Нина позвонила еще и еще. Дверь оставалась закрытой. Нина присела на ступеньки. Не ломать же дверь, подумала она. Соседи переполошатся и испугаются. У соседей рядом маленький ребенок. Соседка напротив одинокая и очень рано ложится спать. В четвертой квартире на их площадке живут квартиранты и Нина их совсем не знает. Нина прислонилась к стене и закрыла глаза. Ей вдруг вспомнилось, как маленький Коленька в детстве очень хотел стать машинистом в метро и они часто играли дома в паровозик.

– Осторожно, – говорил Коленька, – двери закрываются.

Нина цеплялась за сына, муж цеплялся за Нину и паровозик из двух вагонов двигался туда, куда шел Коля.

Нина просидела на ступеньках около своей двери до самого утра. Ночь показалась ей бесконечной и она была очень рада первому солнечному лучу.

В голову пришло детское стихотворение. Нина часто читала его своему маленькому сыну по утрам :

« Мы проснулись, потянулись.

Вместе солнцу улыбнулись.

Здравствуй, солнышко, колоколнышко…»

Посидим на дорожку…

В палате для самых тяжелых больных в неврологическом отделении кровать Лиды стояла у самого окна. С высоты седьмого этажа Лиде хорошо была видна железная дорога. По этой дороге ходили, почему-то, только товарные поезда. Лида, от нечего делать, часто считала число вагонов в товарном составе.

– Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять, сорок…

Но почти всегда сбивалась. Мысли убегали. Товарный состав двигался в одну сторону по своему графику, а мысли Лиды в другую.

Сорок. Эта цифра для Лиды особенная. В сорок лет она родила свою единственную дочь, свою радость и счастье всей своей жизни – Светочку. Сейчас Светочке уже двадцать два года. Она работает. Живет Светочка со своим гражданским мужем вместе с Лидой в ее двухкомнатной квартире. Лида этому рада. Гражданский муж Светочки ей нравится и она очень хотела, чтобы молодые побыстрее поженились. Светочка девочка красивая, но из всех ее знакомых никто Лиде так не нравился, как Андрей. Вежливый, скромный, хозяйственный. И дочь Лидину Светочку очень любит. Это сразу видно. Пусть у них все будет хорошо, подумала Лида и вздохнула. У нее самой было два не очень удачных брака. В первом детей не было, а во втором родилась Светочка. Была, правда, у Лиды еще одна, третья попытка стать счастливой женщиной. К ней посватался очень хороший человек, вдовец, когда Светочке было десять лет. Но дочь была категорически против, а все желания дочери для Лиды всегда были как закон.

В палату пришла лечащий врач – молодая и очень красивая Марина Александровна. Лиде очень надоело в больнице. Она лежит уже почти месяц и каждый день спрашивает у своего лечащего врача, когда ее отпустят домой ?

– Нечего, нечего торопиться, – отвечала Марина Александровна. – Вот подлечитесь окончательно, когда я буду за Вас спокойна, тогда и выпишу. А сейчас лежите и отдыхайте. Представьте себе, что Вы не в больнице, а в санатории. По коридору погуляйте, в окно посмотрите.

За окном опять шел бесконечный товарный состав.

– Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…, – считала Лида про себя.

Дочка приезжала к Лиде в больницу всего один раз. Лида сама так хотела. Ей было жалко Светочку. В будни она работает, а в выходные пусть хоть немного отдохнет, побольше поспит. Выходные так быстро проходят. А Лиде тут в больнице ничего и не надо. Кормят тут хорошо, все лекарства есть, а поговорить можно и по мобильному телефону. Не то, что раньше. И с простым то телефоном были проблемы, а про мобильные тогда никто и не знал. Насколько ближе были бы все родные, подумала Лида, если бы мобильные телефоны были раньше. И с мамочкой можно было бы разговаривать хоть каждый день. Лидина мама жила в другой области в небольшом селе. Лида вырывалась к ней только во время отпуска.

– Ничего, дочка, – говорила Лиде мама. – Ты за меня не волнуйся. Я сама справляюсь. Ноги и руки, слава Богу, работают. Топочу сама. А если приболею, соседи всегда и хлеба принесут, и молока, и все, что нужно. Только бы у вас там со Светочкой все было хорошо.

К глазам Лиды подступили слезы. Она всегда плакала, когда вспоминала маму, а вот на маминых похоронах не проронила ни одной слезинки. Как окаменела. Мама Лиды умерла, не дожив до семидесяти пяти лет несколько дней.

Лида до сих пор каждый отпуск ездит на родину, убирается на маминой могилке. В мамином доме живут дальние родственники и Лида стесняется их беспокоить. Она старается обернуться домой за один день без ночевки.

В пятницу, в конце рабочей недели, Марина Александровна выписала из Лидиной палаты трех женщин домой и Лида осталась одна. Время в больнице течет долго, а особенно в субботу и в воскресенье. Светочка позвонила и сказала, что они готовят ей сюрприз – сами делают ремонт в прихожей.

– Мам, ты ахнешь, как красиво, – говорила Светочка Лиде по телефону. – Обои я сама подбирала. А Андрей прямо настоящий мастер. У него руки золотые. Будет лучше любого евроремонта. Как ты себя чувствуешь, мам ?

– Хор– А у нас и так, мам, все хорошо.

Лида подошла к окну. Опять шел бесконечный товарный состав.Только теперь слева направо.

– Сорок один, сорок два, сорок три…, – стала считать Лида вслух.

Ночью Лиде приснилась мама. Она присела на ее кровать, улыбнулась Лиде улыбкой из детства и сказала :

– Посидим, на дорожку…

Умерла Лида под утро. Прямо во сне у нее остановилось сердце. Лида так и не увидела, какой ремонт в прихожей сделали Светочка с Андреем. Особенно красиво смотрелись обои. Веселенькие такие, в горошек…

Лида приснилась своей единственной дочке Светочке на сороковой день после смерти. Она присела на ее кровать, улыбнулась дочке улыбкой из детства и сказала :

– Посидим на дорожку…

Опустевшую палату для очень тяжело больных в неврологическом отделении заполнили быстро. На Лидину кровать положили женщину по имени Галина. Галина была рада, что лежит у самого окна. Она часто смотрела в окно на длиннющие товарные составы, которые все шли и шли в разные стороны и даже пробовала их подсчитать, но почти всегда сбивалась.

– Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять…

В детстве Галина жила с родителями в небольшом городке недалеко от железнодорожной станции и к поездам привыкла. Папа Галины работал на железной дороге, а мама кассиром на вокзале. Галина очень хорошо помнила, как уезжала из родного городка в Москву. Папа был против, мама только вздыхала, а Галине казалось, что она едет не в Москву, а в волшебное царство-государство, где ее ждет одно только счастье…

– Посидим на дорожку, – сказала тогда мама Галине грустным голосом.

Галина для вида присела ровно на одну секунду и тут же вспорхнула. Если бы у нее вместо рук были крылья, она, кажется, сразу бы полетела…

В родном городке с тех пор Галина была только два раза. Один раз на похоронах папы, а другой раз на похоронах мамы.

Галина подошла к окну. Опять слева направо тащился по своему графику бесконечный товарный состав. Галина стала считать :

– Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять…

Сначала я кулю самолет…

Мой муж положил на одну чашу весов наших троих детей и

меня вместе с ними, а на другую свою недописанную диссер-

тацию про одну экзотическую рыбку из Индийского океана.

Диссертация перевесила…

Стук захлопнувшейся за мужем входной двери перекрыл кис-

лород моей жизни и я стала падать от кислородной недоста-

точности, но кто-то невидимый подхватил меня под руки.

– Полетели, полетели, полетели…

Я хотела сказать, что я не птица и летать не умею, но было

уже поздно. Мы были слишком высоко над землёй.

– Только не оглядывайся назад, – шептал мне противный та-

кой голос в левое ухо.

– Сейчас же оглянись, – сказал другой приятный голос в пра-

вое ухо и я оглянулась.

Три детские фигурки сиротливо стояли на земле, задрав го-

ловы вверх. Я сразу поняла, что это мои дети.

Наш старший Васька родился сразу, как только мы пожени-

лись двенадцать лет назад. Васька рос в походных условиях.

Ни денег, ни квартиры, ничего у нас ещё не было. Была Лю-

бовь и этого нам вполне хватало на всё.

Вторая фигурка – наша единственная дочка Оля. Мы родили

её от радости как только получили свою первую в жизни от-

дельную квартиру. А младшего сына Алёшку мы произвели на

свет из чувства патриотизма, обеспокоенные демографической

ситуацией в стране.

Увидев своих детей с задранными к небу головами, я камнем пошла к земле.

– Она умерла, – сказал врач и я сразу поняла, что это он про

меня.

– Жалко, – ответила медсестра, – молодая ещё. Трое детей в

приёмном покое ждут.

– Я живая, – закричала я, но меня никто почему-то не услы-

шал…

– Надо позвать детей, пусть простятся…

Дети кинулись к моей кровати и уткнулись носами кто куда.

Стало тихо тихо.

– Мамочка, – первым заговорил самый младший мой сын пя-

тилетний Алёша, – ты только не умирай. Я разобью свою ко-

пилку, куплю на все деньги самолёт и полечу к Богу. Бог тебя

вылечит. Я его очень очень попрошу. Ты только не умирай,

ладно ?

– Ладно… – тихо тихо ответила я, но меня все услышали…

– Эх, милая, ты ещё горя-то настоящего не видела, – нянечка

мыла пол в моей палате, а я сидела на кровати, чтобы ей не

мешаться. – Есть горе, а есть неприятность. Муж бросил. Какое

же это горе ? Это просто неприятность, – нянечка на секунду

замолчала, – среднего размера. Вон в соседней палате дитё ле-

жит. Попали всей семьёй в автомобильную катастрофу. Все

погибли, и мать, и отец, и бабушка, а его, видно, Ангел Храни-

тель на крыльях вынес и у дороги положил. Вот у этого маль-

чонки горе так горе. Горе с большой буквы.

Ночью мне снился Индийский океан и экзотические рыбки.

Они проплывали прямо мимо моего носа красивые прекраси-

вые и на каждой большими буквами было написано “не съе-

добная”, “не съедобная”, “не съедобная”…

Рыбки проплывали так близко от меня, что я не удержалась

и стала ловить их руками.

– Они же не съедобные, – шептал мне противный такой голос

в левое ухо.

– Ну и что ? – возражал другой голос в правое ухо. – Зато кра-

сивые…

Мне удалось схватить одну рыбку за хвост.

– Мама, мама , – закричала рыбка и я проснулась.

У моей кровати стоял ребёнок из соседней палаты у которо-

го в катастрофе погибли все родные. Ребёнок звал маму…

– Миленький мой, не плач, – я обняла малыша и прижала его

к себе. – У моего младшего сына Алёши есть большая преболь-

шая копилка с деньгами. Мы её разобьём, купим на все деньги

самолёт и полетим к Богу. Мы попросим Бога найти твою маму и Он нам обязательно поможет. Веришь ?

– Верю. А папу и бабушку Он тоже найдёт ?

– Обязательно найдёт. Бог может всё…

Прошёл год. Мой муж благополучно защитил диссертацию