Текст книги "Велесова ночь"

– Да не хочу я во дворец! – неожиданно выдал Василий, а Прасковья Игнатьевна только охнула и ткнула сыночка в бок, но он, не обращая никакого внимания на мать, продолжал.

– Мне бы, боярыня, кузнецкому делу обучиться, хочу оружейником стать, все про булат синий и красный узнать и научиться его делать! Чтоб саблям моим и пикам износу не было!

– Булат?! – удивилась Анна, – что ж, я подумаю…

– Да не слушайте вы его, боярыня, сам не знает, что глаголит! – заорал Михаил Степанович. – Не бывать такому, чтобы сын дворянина Государева двора на заднем дворе весь в золе ходил! Ты куда смотрела, мать!

– Погоди при гостях-то шуметь! – одернула мужа Прасковья, дворянин только глаза выпучил и заткнулся. – Спасибо, вам боярыня, что уважили нас, а Васятку не слушайте, чего только по молодости и по глупости в голову не втешмятится!

Анна, наконец, поблагодарила хозяев и отправилась на поиски Василисы. Спустилась по добротной деревянной лестнице в подклет и двинулась на раздававшиеся голоса. Странная картина открылась ее глазам. Огонь, потрескивающий в печке, и неровный свет двух лучин освещали лица слушавших багровым пляшущим пламенем. В центре круга сидела Варвара-ключница и рассказывала что-то неторопливым, заволакивающим голосом. Анне стало интересно, и она решила не разрушать своим появлением царившую в помещении атмосферу загадочности. Она притаилась и прислушалась. Голос Варвары звучал низко и волнующе.

– А ночь завтра будет особенная, многие про нее слышали, а вот что она означает не каждый знает…

Слушавшие благоговейно молчали, стараясь не упустить ни одного Варвариного слова.

– Завтра последний день месяца, который наши предки листопадом величали, а послезавтра первый день груденя (1 ноября – прим. автора), когда зима в свои права вступает. А ночь, между ними, будет непростая.

– Мне всегда бабушка в эту ночь про судьбу спрашивать велела, – робко произнес в углу девичий голос.

– Правильно тебе, Глашка, бабушка говорила. Деды и бабки наши знали о чем говорили. Эту ночь Велесовой называют, и великая сила в ней сокрыта! В нее души наши предков приходят к нам, чтобы помочь, благословить и предупредить, поэтому поставьте на ночь угощения на стол, даже просто хлеб с водой, если ничего другого нет. Так усопшим своим уважение и любовь покажете, что помните их, что нить жизни, которая от них к вам идет, не прервалась.

– А еще мне бабушка говорила, что в эту ночь гадать даже получше, чем в ночь под Рождество, – добавила Глашка, слушавшие загомонили, и, гордая вниманием, девушка добавила, – особенно если про девичью судьбу загадывать.

– И это правильно, в Велесову ночь гадать – судьбу узнать! Да только непростое это дело, в эту ночь тайные двери открываются, и навь в явь приходит, а вместе с навью не только наши умершие, которые добра нам желают, но и мраконосы с мороками, да мавки с кикиморами, нечисть всякая на волю вырывается, поэтому не всякому в эту ночь гадать позволено!

– А тебе, Варвара, позволено? – спросил из темноту чей-то женский голос.

Варвара внимательно посмотрела на спрашивавшую и после недолгого молчания ответила.

– И мне не всегда позволено, только я сегодня в храм ходила, все мои грехи отмолила и милостыню раздала, теперь смогу, хоть и непросто это все!

– А на мою судьбу погадаешь? – со смешком спросил ломающийся юношеский голос. – Может, я на царевне или на купчихе разбогатой женюсь и буду как сыр в масле кататься!

– А на твою судьбу, Федька, и гадать не стоит, ты и так у Степаниды как сыр в масле катаешься, куда еще тебе! Только и работы, что юбку задирай, всякий сумеет!

Люди загоготали, только одна здоровая баба в расшитой петухами рубахе, видимо та самая стряпуха, вскочила вся красная и полезла на ключницу.

– Ну и язык у тебя, что жало змеиное! Гляди, Варвара! Думаешь, на твой роток платок некому будет накинуть?

– А ты попробуй, Стеша, накинь! – встала во весь рост Варвара, не отводя от стряпухи жесткого как кремень взгляда. Степанида не выдержала, разразилась бранью, но отступила, а потом и вообще выскочила прочь, чуть не снеся прислонившуюся к притолоке Анну.

– Да ну вас, бабы, ты лучше нам сказку какую расскажи, Варвара, давно обещала нам новую сказку рассказать! – глухим голосом бухнул здоровый седовласый мужик, лицо которого освещало печное пламя.

– Точно, расскажи, – загомонили остальные.

Варвара обвела всех взглядом, потом неожиданно кинула взгляд в сторону Анны и хищно улыбнулась.

– Ваша воля, сказка так сказка. Только на этот раз она будет не про богатырей-царевичей, а про то, как есть на небе рядом со Становищем три звезды яркие. Звезды эти особенные, потому как не звезды это, а души девичьи, души трех сестер, поэтому и зовутся звезды эти "Девичьими Зорями". Есть о них сказание старинное, заветное… – распевно начала ключница, голос ее зазвучал по-новому, и в этом голосе был слышен странный вызов, и еще она смотрела в сторону Анны, словно рассказывала эту сказку для нее с одной ей известной целью.

– Жили-были на белом свете три сестры, родством и дородством – сестра в сестру. Давно ли это было, недавно, не ведаю, да только все кругом на них удивлялися. Жили они в одном дому-терему, без отца, без матери. Сами домом правили, сами пахали-сеяли, сами хлеб продавали. Проторили к сестрам дорожку свахи-сваты, да было им все диво дивное. Придут к воротам – ворота сами отворяются; пойдут к дверям – двери сами отойдут настежь; взойдут в избу – в избе нет ни живого, ни мертвого, как после мора страшного. Постоят, постоят, так и пойдут ни с чем. Выйдут на улицу, посмотрят на окна, а у окон сидят три сестры и вместе одну кудель прядут. Посудили-порядили бабы-свахи и решили, что не иначе как эти три сестры – самые настоящие ведьмы. Попугались, да потом надумали сжить девок со свету. Чего только не придумывали, лишь бы загубить их. И святой водой пороги опрыскивали, и сон-травой заговоренной обмахивали. Даже огонь пробовали: поджигали то городьбу, то избу девичью, да только и огонь их не брал. По знахарям-ведунам хаживали, и те ума не приложат, что с тремя сестрами сделать! Увидали-подглядели однажды ночью зоркие бабьи глаза, что летит поднебесьем Огненный Змей и прямо к дому ненавистных им трех сестер: полетал-полетал, да и прочь полетел. Охнули бабоньки: и Змей проклятых не берет! Да только много ли, мало ли воды утекло, а умерли сестры. Как вместе жили, так вместе и умерли.

Анна слушала, потрясенная. Не ожидала от простой бабы такой велеречивости и такого воображения. Внезапно почувствовало чье-то присутствие за спиной. Оглянулась и вздрогнула, на нее внимательно смотрели черные глаза Марчелло. Когда он подошел, она не заметила. Варвара же, похоже, Марчелло заметила гораздо раньше Анны. И не для него ли она рассказывала эту сказку. Во всяком случае, она смотрела на него, радостно, победно улыбаясь. Марчелло ответил неожиданной, еле заметной улыбкой и, поклонившись Варваре, растворился в коридорном сумраке. В глазах Варвары промелькнуло разочарование, но она быстро справилась с собой и продолжила рассказ.

– … узнали тем временем свахи-бабы о том, что сестер не стало, пошли поглядеть на покойниц… пойти-то пошли, а самих страх берет, коленки сами собой подгибаются, а ноги идти не хотят. Решили послать наперед себя мужиков. Тем отказываться несподручно. Осенили себя крестным знамением да пошли к городьбе. Только подошли, городьба расступилась на четыре стороны. Страшно стало мужикам, да не отступишь, свахи-бабы сзади подталкивают. Подошли к избе – а изба в мелкие щепки рассыпалась. Смотрят, а посередине три гроба стоят, а в них словно молодые сестры лежат. Хотели подойти. Только двинулись, а вдруг объяло все пламенем горячим, подняло вихрем огненным и унесло в небо. В один миг все исчезло, словно и не было ничего. Тогда только догадались и мужики, и бабы-свахи, что сестры эти были прокляты на роду. Да и после смерти худое житье им досталось: век гореть зорями. Вот и горят с тех пор вместе, и люди мудрые их так и называют – Девичьими Зорями. И никто не знает, не ведает, за какое злодейство так были наказаны три сестры, да, видимо, страшное, нечеловеческое сотворили, от своей природы отказались, продали свою светлую голубиную душу за гордыню. Вот такая вот сказка, – улыбнулась Варвара.

– Мастерица ты сказки рассказывать, и у кого только научилась? – восхищенно произнесла уже ставшая своей Василиса.

– Матушка нас с сестрицей научила, вот и иногда тешу себя и других…

Весь обратный путь Василиса без устали восхищалась Варварой-ключницей.

– Большого ума баба и про Велесову ночь правильно все рассказывает, всем поместьем управляет, ей хозяева как самим себе доверяют. Всем бабам баба эта Варвара.

Анна со своей служанкой соглашалась, ключница была действительно женщиной незаурядной. Но думала больше о другом, об эскизе церкви, о разговоре с Иваном Мельниковым и еще о том, что все-таки случилось с молодыми писарями: Борисом Холмогоровым и Глебом Добровольским.

На следующий же день Василиса развернула бурную деятельность и ближе к вечеру не терпящим возражения голосом заявила:

– Ночь сегодня особенная, вы вчера Варварин рассказ слышали?

– Только не говори мне, что собираешься гадать? – с оттенком безнадежности в голосе заявила Анна.

– Собираюсь, еще как собираюсь, меня еще бабушка научила! – гордо заявила Василиса.

– И на чью девичью судьбу гадать собираешься?

– На вашу, а на чью же еще! Сколько вам еще в девках сидеть?

– Мне в девках очень неплохо сидится! Что ты еще выдумала! – попыталась было возмутиться Анна, впрочем, особенно она ни на что не надеялась. Позиции сдала быстро, предпочтя быстрое и бескровное отступление, предоставив своей служанке действовать на собственное усмотрение с одним единственным условием: ее, Анну, не тревожить. Василиса согласилась, а Анна закрылась в своей светлице, зажгла свечу и погрузилась в древний манускрипт. Но в голове непрестанно крутились вопросы, ответа на которые не было. Потом вспомнила Варварин рассказ и подумала, а что, если правда в эту ночь к ней могут прийти души дорогих ей людей, но как ни старалась, ничьего присутствия в светлице не почувствовала. Слишком далеко она уехала, неужели и для дорогих ей душ такое расстояние оказалось непреодолимым. Слезы навернулись на глазах, она всхлипнула и схватила четки, подарок Каталины. Закрыла глаза и зашептала молитвы, перебирая знакомые бусинки, чувствуя пальцами привычные щербинки. От сердца отлегло, словно мать-настоятельница издалека помогала своей воспитаннице забыться и не терять надежду. В соседней комнате раздавалось Василисино бормотание, периодически прерываемое завываниями, Анна неторопливо разделась, юркнула под меховое одеяло и забылась тревожным, неспокойным сном.

* * *

В поместье Лыковых вечер тоже близился к концу. Дворянин с женой отправились отдыхать. Стряпуха, поставив на ночь тесто, зевала во весь рот, собираясь в свою каморку. Федька крутился вокруг своей зазнобы, та только отмахивалась. Холопы и челядь разбрелись кто-куда. Варвара-ключница неторопливо обошла хозяйство. Все было надежно закрыто, огонь потушен, стражник с колотушкой на своем месте, птичник заперт на засов, кони в конюшне, коровы в хлеву. Что ж, теперь можно было и к себе. Но Варваре совсем не хотелось уходить с улицы. Она любила вечер, только сейчас она чувствовала себя свободной. Дневные хлопоты заканчивались, а до следующего утра еще оставалось время, когда она могла побыть самой собой, подышать полной грудью и помечтать. Уж очень везучий день получился сегодня у Варвары-ключницы. Так бывает: плывет удача, только и делай, что ворота пошире раскрывай, словно бабушка ворожит. Варвара тут же дала себе слово могилку покойницы убрать и крест новый поставить. Сестренке небось не до того, а она время найдет. Ей сейчас хозяева и слово-то лишнее сказать боялись.

Внезапно лицо ее помрачнело, но она тут же от тревожных дум отмахнулась. Она была умной и осторожной, да и сноровки ей было не занимать. Справится, еще как справится! Хотя сгустившиеся над головой тучи чувствовала. Рискованное дело она затеяла и не одно. Вспомнила последние слова Ивана. Холодок пробежал по спине. Потом тряхнула головой, словно отмахиваясь от тревожных дум. Нет, отступать она не будет, хватит, наотступалась. Всю жизнь склонив голову прожила, так к старости плечи расправит. Лыковы хоть ее и хвалили, а как не станет у нее сил, сразу на задний двор прогонят, и будет вместе с черной дворней маяться. А уставать она стала все чаще, да и ноги уже бегали не так резво, и руки подрагивали, и легкости в теле совсем никакой не осталось. Нет, пришло время своим домом зажить и собственную торговлю открыть. Она уже и лавку приглядела, вдова купца Фомы Демина продавала, третьего дня сходила, задаток дала, а остаток пообещала через неделю принести. Так сможет и свою жизнь устроить, и сестренке подсобить удастся. Слишком уж тучи над ней сгустились, вспомнила тревожное лицо сестры и помрачнела. Она должна была действовать, и чем быстрее, тем лучше.

Ключница зашла к себе, порылась в сундуке и вытащила зеркало в серебряной оправе. Приладила его на столе, зажгла еще одну лучину. «Время пришло», – сказала она сама себе. На душе стало тревожно, не любила она гадать, хоть и умела иногда лучше собственной сестры, несмотря на то, что для той это стало ремеслом. Так оно сложилось, с тех пор как маленькой девочкой увидела в воде что-то страшное, да такое, что вернулась домой с криком… Впрочем, не время в прошлое возвращаться, железо надо было ковать пока горячо, успеет еще поосторожничать и назад пооглядываться. Человек, которого она ждала, запаздывал. «А вдруг не придет? – промелькнуло тревожное. Но в дверь тут же постучали, Варвара вскинулась, вмиг забыла все страхи и кинулась открывать.

Глава 4

На следующее утро Анну вызвали к государыне. Верховная боярыня застала свою княгиню в личных покоях. Софья напоминала в этот момент кого угодно, но только не Великую княгиню московскую. В домашнем платье, простой душегрейке, без драгоценностей и с раскинутыми по плечам волосами она расположилась на ковре с дочерью Еленой. Маленькая княгиня полукругом разложила своих кукол и с увлечением рассказывала матери какую-то историю, а Софья с мягкой улыбкой слушала. При виде Анны Софья приподнялась, поцеловала дочь и подозвала мамок. Сделала знак Анне следовать за ней в маленькую комнатку, примыкающую к спальне, которая часто служила им секретным кабинетом. Там обернулась, и только сейчас Анна заметила, насколько Софья была встревожена. Причина беспокойства была совершенно неожиданная.

– Позавчера ты была у Лыкова, если не ошибаюсь?

Анна кивнула головой.

– Что-то не так с Альбинони?

– Не совсем, хотя все может быть… Этой ночью в поместье умерла Варвара-ключница. По моим сведениям, смерть неожиданная и несколько странная. Хотя, по утверждениям домашних, ее хватил удар.

– Удар?! – Анна покачала головой, припоминая живое лицо и легкие движения Варвары, – не похоже.

– Согласно моим данным, тоже сомнительно. Хочу, чтобы ты проверила. Я должна быть уверена, что жизни Альбинони ничего не угрожает. Тем более, плохое предзнаменование… – она запнулась, – нужно, чтобы ты убедилась, что смерть естественная!

Но по выражению лица государыни и по тому, каким тоном она произнесла слово "естественная", Анна поняла, что та сомневается. Софья обладала совершенно анормальным, дьявольским чутьем. Анна привыкла полагаться на интуицию государыни, поэтому и на этот раз, не споря, отправилась к себе переодеваться. На ее удачу Василиса ожидала свою госпожу в палатах. Анна коротко передала карлице услышанное от Софьи. Та только руками всплеснула.

– Вот беда-то! Так она нас хорошо привечала! – Внезапно глаза Василисы округлились. – Ой, барыня, а ведь ночь-то эта была особенная, Велесова ночь! А вдруг это духи с нави Варварину душу-то и уволокли! Свят, свят, свят! – мельницей закрестилась карлица.

– Сейчас молитвы читаешь, а ночью две свечи из самого лучшего пчелиного воска сожгла и блюдо из серебра сажей вымазала! – проворчала Анна.

Но продолжать не стала, Василиса воззрилась на свою боярыню с таким невинным видом, что призывать ее к совести было бесполезно. Тем более, что верная служанка не дала себе расчувствоваться, помня, что дело было важным, и в первую очередь ей надо было думать о собственной боярыне.

На этот раз у выхода из деревянных покоев их ожидала легкая повозка на летнем ходу, и до Лыковых они долетели вмиг, не заботясь о чавкающей под ногами прохожих грязи. Ворота усадьбы были широко распахнуты, и в них одна за другой въезжали нагруженные доверху телеги. Рядом с озабоченной миной стоял лучше других одетый седовласый мужчина, внимательно наблюдая за разгрузкой и отмечая что-то в длинном списке. Его она уже заметила раньше, судя по всему, этот слуга пользовался особым доверием хозяев. Дворовые суетились, не обращая никакого внимания на верховную боярыню и маленькую служанку. Василиса решительным шагом подкатилась к управляющему разгрузкой, потянула его за рукав. Тот оглянулся, заметил знатную гостью и мигом подлетел к боярыне. Анна в любезностях рассыпаться не стала. После краткого приветствия попросила отвести ее к хозяевам.

– Так барыня еще из церкви не возвращалась, а Михаила Степановича так рано дома не бывает, – с поклоном ответил слуга.

– Тебя как зовут?

– Артемий. Я за припасами наблюдать поставлен, к зиме готовимся.

– Тебе известно, кто я?

– Боярыня Анна, вы третьего дня к нам приходили, гостей наших заморских проведать. Их тоже в усадьбе нет, только слуга ихний тенью повсюду шныряет, позвать его?

– Не надо, Артемий, никого звать не надо, – успокоила Анна все порывавшегося услужить мужчину. – Ты мне вот что скажи. Правда ли, что ваша Варвара-ключница этой ночью умерла?

Артемий почему-то побледнел, потом, торопливо перекрестившись, закивал головой.

– Правда ваша, померла, а ведь еще вчера совсем здоровая была! Вот ведь как оно бывает, – добавил он почти философским тоном.

– Где она?

– Кто она? – не понял Артемий.

– Варвара.

– В холодную отнесли. Батюшку пригласили, он отпел, а потом и отнесли, завтра похороним, сегодня недосуг, хлопот много, – объяснил Артемий, словно Варварина смерть была всего лишь одной из многочисленных забот, ни больше ни меньше.

– Я могу увидеть ее каморку?

В первый раз какое-то подобие чувств отразилось на озабоченной физиономии слуги.

– А зачем вам она? – удивленно воскликнул он.

– Это приказ великой княгини!

– Раз так, то следуйте за мной.

Артемий услужливо заторопился, показывая дорогу. Крутая лестница из почерневшего от времени дерева вела вниз, в сложенную из красного кирпича подклеть, в которой располагались помещения для припасов и крошечные каморки привилегированных слуг. Тем, кто попроще, в боярском доме спать не полагалось. Артемий распахнул дверь в обиталище Варвары.

– Вот, глядите!

Горница Варвары была опрятна и убрана. Небольшая печка, стол с двумя стульями, два сундука и широкая кровать за занавеской. Пол укрывали цветные половики, в углу перед иконой Варвары-великомученицы все еще горела лампадка. Мирное, спокойное обиталище.

– Расскажите мне, что произошло, – обратилась она к стоящему рядом дворовому.

Тот был краток. Согласно его словам выходило, что слуги услышали крики Варвары, зовущей на помощь. Когда, взломав дверь, ворвались, ключница уже испустила дух.

– Все в комнате осталось, как есть?

Артемий задумался, потом зычно крикнул:

– Глашка!

На крик откуда-то выскочила веснушчатая девушка в линялом сарафане, показавшаяся Анне знакомой.

– Или сюда, – совсем другим, приказным тоном заявил он. – Скажи-ка тут все так и осталось с тех пор, как Варвару вынесли?

Та замялась.

– Говори! – потребовал Артемий, оглядываясь на боярыню.

– Евдокия приказала все со стола убрать.

– Евдокия у нас сейчас за ключницу, барыня с утра распорядилась, хозяйство-то вести надо, – словно оправдываясь развел руками Артемий. Анна только кивнула головой и уточнила:

– Что было на столе?

– Зеркало на столе стояло, – стала старательно отвечать Глашка, – поднос рядом серебряный и вода в нем странная, с золой перемешанная, и лучины по сторонам, и травы какие-то сушеные на столе были разбросаны. Вот мы с перепугу все и убрали. Евдокия испугалась, что если кто увидит, то Варвару хоронить откажутся!

– Хорошо, ты все точно запомнила, больше ничего не укрываешь? – как можно строже спросила Анна.

Глашка замотала головой.

– Чтоб мне на месте провалиться, если вру! – и перекрестилась для большей убедительности, и боярыня Рикарди, наконец, вспомнила, почему девушка ей показалась знакомой. Перед глазами встал вечер и Варвара-ключница, рассказывающая свои странные сказки.

– Не ты ли это спрашивала у Варвары про Велесову ночь? – спросила прямо.

Девушка воззрилась на Анну и медленно, неуверенно кивнула.

– И что гадать на девичью судьбу в эту ночь тебе бабушка завещала?

Глашка часто заморгала, но ни слова не сказала и только еще раз кивнула.

– Ты что это, дорогая, язык проглотила? Или, может быть, Варвара на твою судьбу гадала? – еще строже спросила Анна.

Глашка снова замотала головой.

– Что вы, тетенька, откуда у меня таким деньгам-то взяться?! Варвара ничего запросто не делала!

На этот раз ее голос прозвучал честно, и Анна оставила ее в покое. «О ком на самом деле заботилась Евдокия? О Варваре или о ком-то другом?» – промелькнуло в голове. Придет время – разберется. Затем окинула внимательным взглядом комнату. По давней привычке постаралась запомнить расположение мебели, немногочисленных вещей умершей. Память у нее была отменная, и ей было достаточно взглянуть один единственный раз, чтобы потом воспроизвести все увиденное. На этот раз ее способность мгновенно запоминать пришлась очень даже кстати. Она знала, что времени у нее немного. И без того ее желание увидеть жилище умершей вызовет толки и среди прислуги, и в семействе самого дворянина. Клетушка была освещена неверным светом трех лучин. Дневной свет еле пробивался через крошечное слюдяное оконце. Никаких следов борьбы, все было на месте. Еще раз внимательно осмотрела комнату. Подошла к столу, осмотрела кубок. Почерневшее от времени дерево на дне было сухим. Рядом стояла глиняная бутыль. Она поднесла сосуд к носу, судя по запаху – мед. Поколебалась, потом вылила несколько капель на запястье, попробовала. Никакого особого вкуса не почувствовала. Взгляд упал на небольшую бусинку, застрявшую в щели между досками стола. На всякий случай положила находку в поясной кошель. Пробежала взглядом по комнате. Обратилась к большому сундуку, в котором покойная хранила весь свои пожитки. Он был заполнен до отказа одеждой, а на самом дне старательно замотанные в белое полотно лежали пять серебряных рублей, тонкое золотое колечко и небольшая монетка, похожая на пражский денарий. Дальше наткнулась на небольшой берестяной свиток, он ее заинтересовал. Поднесла к неровному свету окошечка, прочитала и положила в свою сумку вместе с монеткой.

– Отведите меня в холодную, я хочу увидеть умершую, – коротко приказала она.

Артемий неожиданно воспротивился.

– Зачем вам, боярыня, видеть-то ее? Царствие ей небесное. Разве подобает знатной женщине на покойников-то смотреть?

– Это мне решать, – спокойно возразила Анна.

– Как вам будет угодно, – пожал плечами слуга, – отведу.

Выйдя во двор, нос к носу столкнулись со стряпухой Степанидой. Та была в распрекрасном настроении.

– Вот, боярыня приказала к Варваре ее отвести, – протянула Артемий, – Евдокию позови.

– А что Евдокию звать, я сама отведу, – вызвалась Степанида, Глашка следовала за ними.

– Покойница, царство ей небесное, добрая псица была, никому прохода не давала, вот сердце небось от усердия и прихватило! – насмешливо произнесла Степанида, откидывая рогожку, прикрывавшую тело.

Глашка побледнела и торопливо перекрестилась, отводя глаза, Степанида, наоборот, уставилась и усмехнулась. Вид мертвого тела, казалось, ее забавлял, и еще в глазах блестело нечто похожее на удовлетворение. Анна приподняла рубаху, тело было покрыто пятнами и ноги опухли. Вспомнила, как легко двигалась Варвара, нет, явно не от подагры. Анна нахмурилась, внимательно осмотрела лицо, ощупала шею, приподняла веки. Аккуратно, одними пальцами, приоткрыла рот покойной, провела пальцем по небу и по языку. Быстро наклонилась и обнюхала лицо покойницы. Еще раз приподняла веки и покачала головой. У Степаниды глаза сначала расширились, а потом понимающе сузились, и она усмехнулась, быстро перекрестившись. "Завтра по Москве пойдут толки, что верховная боярыня Софьи ведьма и чернокнижница", – тоскливо подумала Анна и поморщилась. Но другого выхода у нее не было. Интуиция Софью обманывала редко. И в данный момент важнее было разобраться, что в этой неожиданной смерти было не так. И Великая княгиня не ошиблась, сердце явно было ни при чем. Действие яда? Скорее всего. Но какого? Анна заколебалась, стоило показать Варвару одному из дворцовых лекарей или нет? Еще раз внимательно оглядела покойную и одним решительным жестом опустила дерюгу. Продолжая размышлять обо всем увиденном, достала из небольшой сумки, пристегнутой к поясу, небольшой флакончик и кусок светлого сукна. Налила несколько капель остро пахнущей жидкости на сукно и тщательно протерла сначала лицо, потом руки.

– Что ищите, боярыня, черт свою служку унес! Туда ведьме и дорога! – с непонятным торжеством произнесла Степанида и набожно перекрестилась. – А дом-то освятить надобно, как только похороним!

– При чем тут черт? – не поняла Анна.

– Как при чем?! – удивилась Степанида, – не зря люди про Велесову ночь говорят!

– Типун тебе на язык, Стеша! Что зазря напраслину возводишь! – попробовала вступиться за погибшую Глашка.

– А ты не защищай! Хозяева-то на Варвару как на икону молились, а сколько волка не корми, а он все в лес смотрит.

Степанидино злорадство Анна взяла на заметку. На память пришли слова Варвары о некоем Федьке, катавшемся как сыр в масле у Степаниды. Имела ли стряпуха отношение к неожиданной смерти ключницы? Женщины друг друга явно не любили, но одно дело не любить, а другое отправить на тот свет. Осмотрелась, больше оставаться в холодной надобности не было. Все, что нужно, она увидела, и все, что смогла, поняла. На выходе столкнулась с хозяйкой.

– Доброго дня вам, боярыня, что же вы наверх не поднялись? Если бы не Артемий, так и разошлись мы бы с вами! – певуче произнесла Прасковья Игнатьевна.

– Я обязательно бы поднялась к вам, просто мне сказали, что вы в церкви и пока не приходили.

– За упокой души Варвариной помолилась и свечечку поставила, кроме меня больше некому, – пояснила барыня и благочестиво перекрестилась, только на лице читалось явное и нисколько не скрываемое облегчение.

– Такую грешницу всем скопом отмаливать не отмолишь! – подала голос Степанида.

– Ты что тут, Стеша, забыла, али работы тебе не хватает? – будничным тоном, словно исключительно для проформы, произнесла Лыкова. – Ступай.

Прасковья Игнатьевна грустной не казалась, странно, вроде бы Варвара пользовалась безграничным доверием хозяев, и хорошие слуги на дороге нигде, даже в московском государстве, не валялись. «Хорошо бы понять, – пронеслось в Аниной голове, – ставила ли ты свечку за упокой души твоей ключницы или за избавление от нее?» Подумала и сама собственным мыслям удивилась. Нет, в этом поместье явно было трудно найти того, кого смерть ключницы огорчила, зато тех, кого обрадовала, и искать не надо было.

– Пожалуйте, боярыня, к нам, обед скоро будет готов, не обидьте! – пригласила Лыкова.

Анна согласилась, хотя есть ей хотелось меньше всего, но поговорить с обитателями дома следовало бы, да и ее поспешный уход мог быть воспринят как оскорбление. Кроме того, пока ничего путного узнать не удалось, вот и поговорит с хозяевами и итальянскими гостями за обедом. Правда, к ее разочарованию, никто о смерти ключницы за столом упоминать не собирался. Придется начинать самой, выхода у нее не было. Она вздохнула, прокрутила в голове возможные варианты и, наконец, решилась:

– Я послана великой княгиней, чтобы разобраться со странной смертью вашей ключницы.

– А что в ней странного? – удивился Лыков, – сердце, небось, прихватило.

– Она была отравлена, это убийство! – не стала ходить вокруг да около Анна.

– Отравлена! Убийство! – в один выдохнули присутствующие.

Непрестанно крестившаяся Прасковья стала напоминать ветряную мельницу, Василий пошатнулся, итальянцы переглянулись и побледнели, Лыков единственный, кто оставался спокоен, только заходившие под кожей желваки выдавали волнение.

– Кому она нужна, а Варвара-то? Зачем ее убивать? – возразил дворянин.

– Конечно, – подхватил идею Лыкова верткий Лоренцо и закрутил по своей привычке головой, – повод должен же быть какой-то. Возможно, что сама себя отравила. Ведь дверь, если слуги не врут, была заперта изнутри.

– Точно, наложила на себя руки, – поддержал брата Луиджи.

Анна скептически пожала плечами. Меньше всего Варвара была похожа на самоубийцу. Хотя ни от одной из гипотез отрекаться было не след. Пока она размышляла, ее молчание стало еще больше раздражать присутствующих. Все явно занервничали, и напряжение в комнате стало настолько ощутимым, что к нему можно было прикоснуться рукой. Верховная боярыня же никак не могла решить с чего начать. Софья откровенно дала ей понять, что необходимо в этом деле разобраться. У нее была уже полная уверенность в том, что Варвару убили. Но кто и зачем? Вечные вопросы.

– Я бы хотела сначала, чтобы вы мне рассказали, как прошел вчерашний вечер. Заметил ли кто-нибудь что-то необычное в поведении Варвары, – обратилась она по старшинству к хозяину дома.

Тот нехотя пробасил:

– Все было как обычно, да и откуда нам знать, Варвару мы к столу не звали, ела она с челядью внизу.

Слова боярина подтвердили Прасковья и Василий. Выяснилось также, что итальянцы ужинали у себя, к общему столу не спустились, для них специально стряпуха молочного поросенка с гречневой кашей приготовила, так как Лыковы в тот день ели только постное.

– Разве вчера пост был? – вырвалось у Анны.

– А как же? – не без дальнего умысла вставил Лыков, придав лицу подобающее в данном случае благочестивое выражение, – вы, боярыня Анна, к заморским порядкам привыкли, а в нашем доме все по исконному, вековому обычаю установлено, как наши богомольные деды-прадеды жили, так и мы живем!

Анна выругалась про себя. Оплошности ей было допускать не впервой, но эта была слишком явной. Показывать свое равнодушие к соблюдению постов было по меньшей мере неосторожно. На Руси верили истово, тщательно соблюдая каждый положенный по церковному уставу постный день. Прасковья Игнатьевна тем временем незаметно пихнула в бок своего благоверного. Тоже вздумал ближнюю Софьину боярыню жизни учить! И заторопилась отвлечь знатную гостю от неприятных слов собственного мужа.