Текст книги "Черная Королева тамплиеров"

Глава 4
Время разбрасывать камни

1163 год, Французское Королевство, Овернь

Небольшой отряд выехал на прогалину. Жанно на этот раз замыкал. Мальчик еще не окончательно пришел в себя после ночного кошмара, поэтому Амори приказал Полю не спускать с него глаз. Лес стал постепенно расступаться, и перед ними показались укрепленные стены резиденции ордена. Перед путниками постепенно вырос комплекс зданий из серовато-бежевого, привычного для этих мест известняка. Это было командорство времен основания ордена. Строение было полностью лишено какого-либо изящества и шарма, приземистое, практичное, огороженное высокими стенами с двумя башнями: круглой сторожевой и квадратным донжоном. Но несмотря на свою примитивность, эти здания прекрасно служили тому, для чего были построены: оборонять и сохранять.

Их уже ждали. Караульный наверняка уже издалека заметил движущийся к резиденции отряд конных и пеших всадников. Массивные ворота открылись, и навстречу им с непокрытой головой и в развевающемся на ветру плаще вышел приор общины. Шрам от сабельного удара разделял надвое его лицо и закрывал левый глаз. Но даже с одним глазом противником он оставался опасным. Он был одним из самых опытных командоров, и его репутация была хорошо известна и за пределами ордена. Эммерик и Амори спешились, отдали поводья подбежавшим пешим сержантам и прошли вперед. Было видно, что командор был рад встрече. Они троекратно поцеловались.

– Он с вами? – только и спросил командор.

– Да, – коротко ответил Эммерик.

– Отлично, – кивнул приор и посторонился, пропуская пеших и конных гостей.

Жанно с любопытством осматривал командорство. Раньше ему уже приходилось его видеть, но только издали. Простых деревенских жителей к резиденции тамплиеров без надобности не подпускали. Только на осеннюю и весеннюю ярмарки, которые рыцари устраивали после сбора урожая и перед посевом. В такие дни родители никогда не брали Жанно с собой, он оставался присматривать за домом. Сразу удивили размеры крепости, внутри она оказалась значительно больше, чем снаружи, и здесь царило необычайное оживление. Воздух был наполнен стуком молотков, визгом подъемников и ровным свистом раздирающих сухое дерево пил. С северной стороны велись работы по обновлению крепостной стены и возведению третьей сторожевой башни. С южной стороны работники выгружали высушенное сено, мычали коровы и орали во все горло задиристые петухи. Но самое интересное происходило в центре. Трое рыцарей, без доспехов, в коротких кожаных куртках, отражали удары доброго десятка сержантов, вооруженных деревянными дубинами. Движения бойцов были четкими, продуманными, они словно не боролись, а танцевали неизвестный Жанно танец. Даже сабли у них были особенные, изогнутые, таких мальчику раньше видеть не приходилось.

– Нравится? – спросил Эммерик.

– Не знаю, – честно ответил Жанно.

– Ты хотел бы стать воином?

– Нет, – сам не зная почему, ответил Жанно.

Эммерик вместо ответа усмехнулся и отошел в сторону. Тем временем к мальчику вернулся Поль, его сопровождал слуга командорства, маленький кругленький мужчина с красным лицом и выдающимся вперед животом любителя хорошо выпить и вкусно закусить. Слуга, которого звали Жиль, радостно болтая, провел мальчика в большой зал с выстроенными в ряд лежаками.

– Устроишься вот здесь, рядом с сержантами, – указал он на лежак и добавил: – А о тебе заботятся, мальчуган. Обычно таким, как ты, место на полу, а тут тебе королевскую постель выделили.

Жанно огляделся. Спальное помещение действительно было чистым и ухоженным. Пол покрыт вкусно пахнущим сеном, на лежаке – набитый соломой тюфяк и только чуть-чуть истертая волчья шкура вместо одеяла. Для него, привыкшего спать на полу и укрываться собственным изрядно обветшавшим камзолом, такая постель действительно показалась королевской.

– Спасибо вам, – поблагодарил он слугу и даже поклонился.

– Мне-то за что, своих покровителей благодари. Хотя надо сказать, мальчишка, ты в рубашке родился, раз тебя сюда взяли! Теперь забудешь и что такое голод, и что такое холод. С нашими хозяевами жить тебе поживать. Я до сих пор каждый день Пречистую Деву благодарю, Нашу Даму покровительницу. Давай располагайся, а потом на кухню сходи, там тебя накормят.

До самого вечера Жанно с любопытством осматривал командорство, которому предстояло стать его домом. Для начала по совету Жиля отправился на кухню. Вошел и оробел. Вокруг кипела бурная деятельность: два здоровых повара отдавали приказы целой стае помощников. Кто-то ощипывал сваленную кучей птицу, кто-то замешивал тесто, тут же на вертеле в огромном очаге двое слуг поджаривали здорового кабана. Повсюду были развешаны пучки ароматных трав, от огромных котлов шел пар. Такое количество пищи Жанно видел первый раз в жизни. Но долго удивляться ему не пришлось.

– Эй, ты что тут делаешь? – грозно окликнул его один из поваров.

Но не успел мальчик ответить, как откуда-то вынырнул вездесущий Жиль:

– Мальчишка голоден, приказано накормить.

– Хорошо, – тем же зычным голосом ответил повар и отдал короткий приказ.

В тот же момент перед Жанно выросла большая кружка с вином, разбавленным водой, ломоть хлеба с хорошим куском желтого овечьего сыра и зеленое яблоко. Мальчик уплел все за раз и предпочел скрыться с глаз грозного повара. Тем более больше на кухне делать ему было нечего. Так прошел первый день его пребывания в командорстве. За первым днем последовали другие, и уже через неделю мальчик совершенно привык к своей новой жизни. Жиль был прав. Жанно забыл, что такое холод и голод. Только ночью прошлое врывалось в его маленький мир, но против кошмаров лекарства не было. И каждый вечер снова и снова возвращался он в проклятый лес…

И еще он часто разговаривал со своими покровителями. Он уже знал, что Эммерик занимает высокое положение в ордене, и кто-то даже пророчил, что быть ему Верховным Магистром. На что де ля Вассьерэ всегда отвечал, что не в этом состоит его миссия. Только Амори окружала тайна. Мальчик так и не понял, кем же был на самом деле этот человек. Он держался на коне как опытный всадник, но оружия не носил. Не было на нем ни традиционного белого с красным крестом плаща тамплиеров, ни черного монашеского одеяния. Но все вокруг относились к нему с уважением и почти преклонением. Все это было очень и очень странно. Впрочем, лишними мыслями мальчик себе голову не забивал. Своей новой жизнью он был доволен. Хотя иногда приходилось и думать. Особенно когда нужно было отвечать на странные вопросы Эммерика. Например, однажды тот его спросил:

– Счастлив ли ты, Жанно?

Жанно молчал.

– Не знаешь, не отвечай, – улыбнулся Эммерик, – я не заставляю тебя выдумывать, я просто хочу заставить тебя задуматься.

Задуматься?! Счастлив он или несчастен? Странный вопрос. Да и кому придет в голову думать об этом? Жанно, во всяком случае, в голову это никогда не приходило. Перед его глазами встало ухмыляющееся лицо мастера Жака: «Ты, малый, не гонись за птицами, а гляди под ноги», – любил повторять тот. Хотя за птицами было очень интересно наблюдать и еще завидовать им. Они умели летать и видели мир сверху. Каким он был, этот мир? Жанно даже пытался один раз забраться на колокольню и посмотреть вниз. Но последняя дверь, ведущая на площадку, была закрыта на ключ. А второго случая не представилось.

А еще его спутники задавали и другие странные вопросы: например, во что он верит? Тогда они спустились в подземелье командорства, в котором в каменных саркофагах лежали погибшие или умершие своей смертью тамплиеры.

– Ты веришь в час Страшного суда, когда все они восстанут из своих гробниц? – вслух рассуждал Амори.

Жанно смутно помнил, что нечто подобное вдохновенно рассказывал священник их прихода, отец Паоло. Он даже представил скелеты, поднимающиеся из гробниц и отправляющиеся на последнее судилище. Зрелище было малоприятное и на веру не вдохновляющее.

– Мне бы этого не хотелось, – честно признался он.

– Почему?

– Представьте, что все одновременно восстанут из гробниц, места на земле не хватит, – с удивительной для подростка практичностью заявил он.

Амори рассмеялся.

– Критический подход, ну что ж, неплохо для начала. Во всяком случае, вопросы ты задаешь совсем неглупые, – продолжая идти между надгробий и внимательно вчитываясь в надписи, сказал он. – Bene qui letuit, bene vixit. Ты знаешь, что это означает, Жанно?

– Нет, – пожал тот плечами.

– Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно, – в этом ведь заключена очень важная истина. Ее ты должен усвоить.

Жанно слушал внимательно, так и не понимая, зачем ему все это. Но Жиль был прав, раз он здесь, то должен слушать все, что ему говорят.

– Это сказал поэт и просто очень мудрый человек Овидий, отправленный императором Августом, так когда-то называли королей, в пожизненную ссылку, – продолжал задумчиво Амори. – Так вот он советовал своим потомкам не искать дружбы сильных мира сего и не возноситься слишком высоко, ибо падать тогда гораздо больнее.

Подняв на Жанно внимательный взгляд своих глубоко запавших глаз, он процитировал:

 
Верь мне: благо тому, кто живет в благодатном
укрытье,
Определенных судьбой не преступая границ…
 

Жанно вежливо слушал, внутренне не соглашаясь. Он гораздо охотнее бы красовался на коне в блестящих доспехах или в белом с красным крестом плаще, как Эммерик. «Быть незаметным, – усмехнулся он про себя, – какой в этом смысл?»

– Ты сравниваешь меня и Эммерика? – усмехнулся Амори. – Но мы оба части одной очень важной цепи, и каждый выполняет свою часть задачи. Это ты поймешь позже. И мои слова оценишь тоже гораздо, гораздо позже, а пока слушай.

Пораженный тем, как легко Амори прочитал его мысли, Жанно ничего не ответил. Амори усмехнулся про себя и продолжил как ни в чем не бывало:

– И еще одно, самое важное: ты должен научиться спокойно принимать неизбежное. Помнишь Иова, у которого испытывавший его Бог отнял все: детей, здоровье, богатство? У таких, как он, надо учиться спокойствию духа, это открывает путь к мудрости. Путь к пониманию того, что все произошедшее неизбежно и что Господни пути неисповедимы. И это знание приносит спокойствие, и уже без всякого страха Овидий ждет конца. Умение принимать свою судьбу очень важно, Жанно. Понял ли ты это? – обратился Амори к тихо внимавшему его словам юноше.

– Думаю, что да, – задумчиво ответил Жанно.

В ообщем, все это было более чем странным: то, как он попал в командорство, его необычные сны, не оставлявшие его с той первой ночи, проведенной в заколдованном лесу, разговоры Амори. Он решительно не понимал, почему в его судьбе произошел такой крутой поворот. И впервые задал себе вопрос, почему монахи выбрали в проводники именно его. И Эммерик, и Амори, и даже самый последний из пеших сержантов прекрасно знали дорогу к командорству и меньше всего нуждались в его услугах. Значит, монахи выбрали его специально. Неужели он стал обузой в монастыре? Вряд ли. Таких, как он, сирот монахи приютили не меньше дюжины. Значит, дело было в другом. Только в чем? Впрочем, со временем все должно было выясниться. Однако все последующие события не только не прояснили происходящее, но еще надежнее запутали.

Начало этим событиям положила простая случайность. В один день набегавшийся и сильно уставший Жанно задремал во время вечерней молитвы. Никто его не заметил, и дверь закрыли на засов. Жанно провел ночь в часовне. Он было испугался, но потом успокоился и заснул. Разбудили его пришедшие к заутрене монахи. Но мальчика никто не заметил. Жанно сделал вид, что только появился в часовне, и вопросов ему никто не задавал. С облегчением он выбрался из часовни и довольный отправился на кухню. Там ему всегда перепадал хороший ломоть хлеба с патокой или медом. Сытно поев, он вышел на улицу и подставил лицо горячим лучам солнца. И только в этот момент отдал себе отчет в том, что этой ночью впервые его не мучили кошмары. После этого он частенько пробирался в часовню и засыпал совершенно счастливым сном ребенка. Он даже нашел надежное укрытие, за скамьей с широкой спинкой, где его никто не мог увидеть. Если бы он знал, к каким последствиям приведет его поведение!

Одной ночью, когда вокруг было слышно только глубокое и ровное дыхание спящих, Эммерик вышел из предоставленной ему спальни. Осторожно обходя сержантов и слуг, он направился в примыкавшую к правому крылу замка часовню. Старательно прикрыл за собой дверь и внимательно огляделся. Вокруг не было ни души. Яркий лунный свет освещал пространство перед распятием. Тамплиер обошел помещение. Удостоверившись, что в часовне нет ни души, он остановился у распятия. Одним резким движением повернул на себя основание и отодвинулся. Послышался легкий скрежет, и пол под распятием раздвинулся, обнаружив широкое отверстие. Крутые, неровные ступени вели вниз. Эммерик исчез в глубине, и тут же пол подвинулся над его головой обратно.

Только в этот момент затаивший дыхание Жанно наконец смог резко и глубоко вдохнуть. Он уже боялся, что легкие не выдержат и разорвутся. Заснувшего этим вечером в часовне мальчика разбудил скрип открывающейся двери. Словно зачарованный, он наблюдал за Эммериком, боясь обнаружить свое присутствие. Он видел, как рыцарь внимательно осматривал часовню, старательно затаивая дыхание всякий раз, когда тот проходил рядом. Видел и странные манипуляции рыцаря около распятия. И когда пол сдвинулся за исчезнувшим в глубине Эммериком, выбрался из своего укрытия. Осторожно ступая и боясь дышать, он подошел к распятию. И движимый странной, неподвластной собственному контролю силой, повернул на себя основание. Отверстие в полу открылось, призывая мальчика последовать за рыцарем в черную, страшную, но притягивающую словно магнитом неизвестность…

* * *

С утра Касе никак не хотелось выбираться из нагретой за ночь постели. И если в спальне температура была более-менее человеческая, то есть около пятнадцати градусов, то в примыкающей к ней ванной еле набиралось двенадцать. Она уже и забыла, с каким восторгом в первый день восприняла эту ванную комнату. Да и прийти в восхищение было от чего: выполненные в стиле «belle époque» кафельные стены с оригинальной мозаикой, ванная с ножками в виде львиных лап, изящный умывальник с зеркалом в мраморной раме ручной работы. Настоящее произведение дизайна начала XX века. Теперь же первое очарование прошло, а остались сугубо бытовые проблемы, а именно отсутствие центрального отопления. С судорогой вспомнила, как попыталась было принять ванну. Сначала все было более или менее, только вода так быстро остывала, что приходилось все время добавлять горячую. Кончилось тем, что она опустошила весь резервуар горячей воды, и когда попыталась было ополоснуться, на нее вылился совершенно ледяной поток. Даже сейчас ее передернуло. Да, жизнь в замке была чем угодно, но только не отдыхом на курорте. Кася с тоской вспомнила свою теплую московскую квартиру. Хорошо было Кириллу философствовать на тему, что в жизни всегда есть место подвигу. Его бы сейчас сюда, еще и не так бы взвыл.

Следующей проблемой был завтрак. Кухня-зал за ночь остывала, да и как нагреешь надолго помещение в сто квадратных метров с шестиметровым потолком. Хорошо, что рядом с огромным, царских размеров камином Екатерина Дмитриевна установила финскую печку с каким-то особым теплосберегающим покрытием. Печка достаточно быстро нагревала помещение, но на ночь ее тоже не оставишь. Поэтому к завтраку Екатерина Дмитриевна и Кася выходили в теплых лыжных костюмах. И первым делом зажигали печку.

– Мам, кому-нибудь расскажу про жизнь в замке, не поверят.

– А ты не рассказывай, – посоветовала Екатерина Великая, – оставь людям мечту.

– Из серии, что я выхожу к завтраку в воздушном пеньюаре с шелковыми розочками.

– Никто тебе не мешает выходить к завтраку в воздушном пеньюаре, – пожала плечами ее родительница.

– В этом ты, как всегда, права, никто. Особенно если надеть его поверх свитера и кальсон с двойным начесом.

– Можно еще и шерстяные колготки добавить, – улыбнулась мать.

– Хоть в этом мы с тобой согласны! – рассмеялась Кася. – Кстати, что ты на сегодня запланировала?

– Ничего особенного, буду сидеть дома и ждать. Мастера приедут крышу осматривать, – с оттенком безнадежности в голосе заявила Екатерина Дмитриевна.

– Тебя что-то тревожит?

– Ничего, если не считать количества нулей в смете на ремонт крыши, которую они мне предложат, – вздохнула мать.

– Не унывай, мам, справимся! – как можно бодрее заявила Кася, в глубине души искренне сомневаясь в возможности подобного подвига. Уже первые сметы на ремонт стен, окон и перестилку пола в огромном приемном зале ее саму лишили дара речи.

– Ладно, война план покажет, а ты что запланировала?

– Съезжу в деревню за хлебом и по пути заскочу к Арману.

– Будь осторожнее!

– Мам, тебя вовсе не количество нулей и крыша волнуют, а смерть мэтра Периго, я не ошиблась?

– Нет, – призналась мать.

– Ты что-то от меня скрываешь?

– Странный вопрос! – возмутилась мать. – Что я могу от тебя скрывать?

– О чем он с тобой говорил перед смертью, мама? – Кася не сводила с нее пытливого взгляда.

– Это не имеет никакого значения, – отвела глаза Екатерина Дмитриевна.

Тут пришел Касин черед взрываться:

– Как это не имеет?! Он же погиб и до сих пор неизвестно почему!

– Это был несчастный случай…

– Но ты-то, мама, этому не веришь!

– А ты этому веришь? – вопросом на вопрос ответила мать.

Кася молчала, собираясь с мыслями. Действительно, она ни разу не задавала себе этот такой простой и такой сложный вопрос.

– Почему он приехал? Не только посмотреть на замок, не так ли?

Екатерина Дмитриевна по-прежнему упрямо смотрела в сторону.

– Мама, перестань прикидываться истуканом, в конце концов!

– Хорошо, – сдалась Екатерина Дмитриевна, – но сначала ты должна пообещать мне одну вещь.

– Какую? – насторожилась Кася.

– Ты останешься в стороне от всей этой истории! – не терпящим возражения голосом заявила мать.

– Из чего следует, что за всем этим скрывается какая-то история, – сделала вывод Кася.

– Сначала пообещай, – продолжала настаивать Екатерина Великая.

– Мама, ты сама знаешь, что требуешь невозможного, – вздохнула Кася и терпеливо, как маленькой, продолжила объяснять своей родительнице, что если есть история, каким-то образом связанная с ними, то остаться в стороне не получится. – Ты же сама понимаешь, что не от нас все это зависит. Единственное, что мы можем сделать, это быть настороже и попытаться понять, какая опасность нас преследует. Но как я могу понять, чего мне бояться, если ты отказываешься ввести меня в курс дела.

– Ладно, шут с тобой, – капитулировала Екатерина Дмитриевна, – я не знаю подробностей, но Марк хотел меня о чем-то предупредить.

– О чем? – насторожилась Кася. – О том, что племянник Фредерика оспаривает завещание? Но вроде бы он уже нас и раньше предупреждал об этом.

– Дело не только, вернее, не столько в Раймоне, – медленно, словно размышляя, продолжила мать, – а в том, кто стоит за ним.

– И кто?

– К сожалению, Периго не хотел говорить об этом по телефону.

– Ты можешь передать мне слово в слово, о чем вы говорили?

– Слово в слово не гарантирую, но примерно попытаюсь. Вначале он сказал, что нам необходимо встретиться. Дело настолько срочное, что не терпит никаких отлагательств. Потом… – Мать помолчала и после недолгого размышления продолжила: – Задал вопрос, в курсе ли я действий Раймона. Я ответила, что да. Дальше я спросила, серьезна ли ситуация. Вот тогда он и сказал, что сам Раймон не представляет никакой опасности, зато те, кто стоит за ним…

– Что – те, кто стоит за ним? – переспросила Кася.

– Подожди, дай время вспомнить его точное выражение. Никак не приходит в голову. Ну что-то вроде того, что с этим человеком или организацией шутки плохи. Но самое главное, похоже, что даже не это тревожило мэтра Периго. Он закончил как-то странно… Говорил, что нужно быть готовыми ко всему, путано объяснял о каких-то падающих масках. А в конце добавил, что Фредерик был не последним…

– Фредерик был не последним! – подскочила на месте Кася. – И ты от меня скрывала!

– А что ты мне предлагаешь! – взорвалась, в свою очередь, Екатерина Дмитриевна, – как ты не понимаешь… я заставила тебя приехать сюда, вместо того чтобы ты оставалась в Москве в безопасности!

– Любая безопасность, мама, относительна, – примиряюще произнесла Кася, – и не кори себя, лучше не будет. Все, наоборот, правильно.

– Что правильно?! – взволнованно произнесла Екатерина Великая. – Подвергать опасности жизнь собственной дочери!

– Рассудим логически. Марк Периго был уверен, что Фредерик умер не своей смертью, это ясно. Иначе не сказал бы, что Фредерик не будет последним, то есть последней жертвой. Он приехал сюда с целью предупредить нас, но поговорить вы не успели. Несчастный случай! Очень удобно, не правда ли. И слова его оправдались. Фредерик оказался не последним, нотариус последовал за ним. И, кстати, зря ты думаешь, что в Москве я была бы в безопасности. Я тоже наследница, не забывай. И Фредерика, и твоя, единственная.

– Я об этом не подумала, – честно призналась Екатерина Дмитриевна.

– Вот и напрасно. Предположим, ты стоишь у них на пути. Сначала они расправляются с тобой, а потом со мной. Ты-то меня с того света не предупредила бы и не защитила. Да и в Москву им ехать бы не пришлось. Если бы с тобой что-то произошло, я тут же бы и примчалась. Вот и решили бы эти милые господа или дамы все проблемы одним махом!

Мать вместо ответа только промолчала. Комментарии тут были излишними. Кася была абсолютно права.

– Так что ситуация, мама, не так уж плоха. Мы предупреждены, и мы вдвоем, вернее, втроем, – улыбнулась она, взглянув на лежащего рядом с печкой Лорда Эндрю. Нам просто надо будет продумать, как действовать… Только вот одного я совершенно не могу понять. Неужели этот замок обладает невероятной ценностью, чтобы пойти на такой риск?

– Сама сообразить не могу, – удрученно произнесла Екатерина Дмитриевна, – самый максимум он стоит миллион-полтора, да еще и не всякий купит, и уже два трупа. В полиции тоже не дураки сидят.

– Вот именно, если кто-то и идет ва‑банк, значит, за этим нечто скрывается. Вот только что?..

* * *

В антикварной лавке царил абсолютный и восхитительный беспорядок. Но, на Касин взгляд, в этом был особенный, неповторимый шарм, которым и должно было обладать подобное заведение. В конце концов, чехарда предметов напоминала чехарду веков, непредсказуемость людских судеб и полный хаос истории человеческой цивилизации. А именно об этом думаешь, оказавшись в подобном скопище обломков минувшего. Начищенные керосиновые лампы, добротная, но уже изрядно потускневшая мебель конца девятнадцатого века, старые ламповые радио, которым приходилось вещать своим внимательным слушателям и новости о биржевом кризисе 1930 года, и более приятные новости о введении обязательных отпусков, и о трагическом и позорном для Франции начале Второй мировой войны, и о долгожданной победе, или об удивительно холодной зиме 1952 года.

– Не ожидал вас увидеть, Кася, – вышел из-за какого-то подобия прилавка Арман.

– Мне захотелось поговорить, – улыбнулась она.

– О Черной Королеве? – с пониманием произнес Арман, и лихорадочный блеск на мгновение возник в его черных глазах.

– О ней и узнать побольше об истории замка.

– Понятно. Надеюсь, это никоим образом не связано с гибелью вашего нотариуса. Кстати, вам известна причина его гибели? – спросил он торопливо.

– Пока нет, – ответила она, исподтишка рассматривая антиквара. Он сегодня явно был на взводе. И эта странная привычка постоянно сплетать и расплетать пальцы. Не захочешь, а внимание обратишь. Тем более что пальцы у него были удивительно изящными, с ровными и ухоженными ногтями. Она подумала, что всегда представляла себе представителей этой профессии несколько иначе.

– Жаль. – Явное разочарование промелькнуло на его смуглом лице, но он тут же исправился. – Бедняга, приехать сюда, чтобы найти свою смерть!

Его интерес Касю несколько удивил, но она тут же успокоила себя. Событий в небольшой деревушке было мало, и любое происшествие вызывало вполне нормальное в данных условиях любопытство.

– Вы успели с ним встретиться? – задал он следующий вопрос.

– Нет, к сожалению, не успели, – призналась она.

– Значит, вы так и не узнали, зачем он сюда приезжал, – с непонятным облегчением произнес Арман.

– Нет, – слегка напряглась Кася и не стала вдаваться в подробности, ни тем более пересказывать непонятные слова погибшего о какой-то странной организации, стоявшей за внезапным интересом Раймона Ламберта, ни о странном предсказании, что Фредерик был не последним. Однако нотариусу не было суждено узнать о том, что его предсказание сбылось.

– Наверное, сложности с завещанием? – продолжал демонстрировать чудеса неделикатности Арман.

– Не знаю, полиция нам пока ничего не объяснила.

– Ну что ж на «нет» и суда нет, – развел руками ее собеседник, – вернемся тогда к нашей уникальной Черной Королеве.

– Только существовала ли она в реальности?

– Вы не верите?

– Хотела бы верить, – искренне ответила она, – только, похоже, никаких реальных доказательств ее существования нет…

– Как это нет?! Кто это вам сказал? Мишеле? Этот самонадеянный солдафон-самоучка! А свидетельства очевидцев! – не на шутку вскипел Делатур.

– Каких очевидцев? Вы это серьезно?

– Вы что, тоже подвергаете сомнению реальность существования Черной Королевы? Подождите меня, я сейчас. – С этими словами он развернулся и скрылся в примыкающей к лавке комнате.

Довольная Кася стала оглядываться. Священный гнев антиквара ей был только на руку. Теперь она вполне могла рассчитывать на разъяренного самонадеянностью защитника памятников старины Делатура. Арман явно на дух не переносил Мишеле, и эта «любовь» была взаимной. В ожидании она стала проглядывать висевшие на стене за прилавком вырезки из газет и журналов, в которых упоминались антикварная лавка и ее владелец. Глаза сами собой остановились на достаточно свежей вырезке с броским названием: «Черная Королева, а что, если она действительно существовала!»

Автор заметки рассказывал об известных Черных Мадоннах, подробно останавливаясь на Черной Деве Рокамадура. Говорил о гонениях, которым подвергались небольшие скульптурки из дерева. И в том числе рассказывал об исчезнувших Мадоннах. Самое интересное помещалось в конце статьи. Журналист поведал о своем знакомстве с другим страстным поклонником истории Черных Мадонн: антикваром Арманом Делатуром. Тут же был дан адрес лавки и несколько хвалебных рекомендаций профессионализму и самоотверженности антиквара. И в конце добросовестно пересказывалась легенда, которую Кася уже хорошо знала.

– Надеюсь, что не заставил вас долго ждать! – Арман с торжествующим видом появился в дверном проеме. В руках у него была небольшая шкатулка, обитая почерневшим от времени бархатом.

– Нет, конечно нет.

– В любом случае ваше ожидание было не напрасным, посмотрите на это!

С этими словами он вытащил из шкатулки изрядно расхристанную книгу в потертой обложке.

– Что это?

– Дневник одного аристократа времен Людовика Четырнадцатого, я его нашел в этой самой шкатулке. Владельцы, молодая пара, мне продали и ящик, и дневник. Все это им досталось от одной старой дамы, за которой они присматривали. Поэтому, сами понимаете, никакой сентиментальной ценностью для них все это не обладало, а вот материальной – вполне. Нужно сказать, что мне пришлось поторговаться. Они себе представляли, что держат в руках рукопись чуть ли не самого Блэза Паскаля, так что пришлось их немного охладить.

– Я могу прочитать?

– Конечно, для этого я его и принес, – улыбнулся Арман, и Кася принялась вчитываться в неровные и частично выцветшие строчки многовековой давности.

«Именно сейчас, когда откладывать больше некуда и незачем, когда Господь совсем скоро призовет меня к себе, и я наконец увижу ту единственную, к встрече с которой я готовился весь мой земной путь, хочу рассказать о событии, изменившем мою жизнь. Раньше я всегда обладал счастливой натурой существа, идущего по жизни с легкостью. Судьба меня не испытывала никакими особыми препятствиями. Про таких говорят: в рубашке родился. Эта защитная аура оберегала меня лет до тридцати: беззаботное детство в семье, может быть, и небогатой, но гордившейся знатностью и славностью своего рода. Любящие родители, старшие сестры, все как одна чрезвычайно удачно вышедшие замуж, все баловали меня без удержу. Юношей я потерял родителей, но заботу обо мне взяли на себя две сестры: Аделина и Амалия. А я беззаботным мотыльком порхал между особняком Амалии в Париже и замком Аделины в Провансе.

Осенью 16 … года, когда мне надоело пасмурное парижское небо и изрядно наскучил парижский бомонд, я отправился к Аделине и ее мужу маркизу де Сарту. Путешествовать я любил, особенно мне нравилось открывать новые и неизвестные мне уголки. На этот раз на границе Оверни я остановился на ночлег в небольшой деревушке Камбрессак под кровом одного человека, с которым я познакомился в Париже в салоне мадам д’Орсиваль. Звали его Жан Латур, и был он сельским кюре. Каким это образом простой провинциальный священник мог попасть в один из самых популярных в тот сезон парижских салонов, скажете вы. Могу признаться, что меня самого это удивило. Но только до поры до времени. Жан Латур оказался преинтереснейшим человеком и большим оригиналом. Во многом он был явным вольнодумцем, говорил о равенстве всех перед Творцом, из которого следует, что в истинном и богоугодном обществе все индивидуумы должны быть равны и перед законом, и перед судьбой. Далее рассказывал об интереснейших экспериментах и усовершенствованиях, которые значительно облегчили жизнь его прихожан. Но самое интересное приберег напоследок. И открыл его только мне, в ту нашу вторую и последнюю встречу.

– Вы были мне посланы самой судьбой! – воскликнул Жан. – Следуйте за мной, и вы сами все поймете.

Я послушно и не задавая вопросов последовал за этим оригинальнейшим человеком. Латур прекрасно знал местность и, несмотря на то что начало смеркаться, шел быстро. Я еле поспевал за ним. И если бы этот кюре не был настолько симпатичным и вызывающим доверие человеком, я, может быть, и задал бы себе вопросы или начал волноваться. Но, признаюсь, в моей голове не было ни малейшего намека на подозрение. Я послушно следовал за ним, и единственным, что занимало все мои мысли, было, как бы не споткнуться и не зацепиться за какую-либо корягу. Каково же было мое удивление, когда он привел меня к высокому строению, напоминающему замок.