Текст книги "Побежала коза в огород"

Лариса Кондрашова
Побежала коза в огород

Галина

– Приходили ко мне из «Электронадзора», – с возмущением рассказывал Володька, не переставая подтягивать кран разводным ключом. – У вас, говорят, на счетчике пломба нарушена. Выписали штраф – две тысячи рублей… Я возмутился: не трогал никто вашу пломбу! Прикинь, не хотят даже слушать. Я и так, и эдак, мол, к счетчику даже не подходил, и как заставить его крутиться в другую сторону, не представляю. У меня вообще в школе по физике была тройка с минусом. Не верят!

– В то, что у тебя тройка с минусом? – рассмеялась Галя.

Он как раз ремонтировал у Гали кран на кухне – тот все время капал и капал. Действовал хозяйке на нервы. И тогда она вызвала на дом техническую помощь, то есть Володьку. Он любил поговорить. Даже во время работы рот не закрывал, но всегда рассказывал что-то интересное, в Галиной жизни не случающееся.

– И ты заплатил? – с замиранием сердца спросила она, любуясь уверенными движениями Володькиных рук.

– Как же, щас! Заплачу! Я узнал у одного чудака, он когда-то электриком работал, что эти наезды на лохов рассчитаны. Берут на пушку, а человек и колется. Если виноват, конечно! А вообще такой факт надо актом скреплять, с понятыми… Просто зла не хватает! Пломба якобы нарушена – значит, я вроде бы откручивал счетчик назад, воровал электроэнергию… Ты докажи! Не пойман – не вор, даже фильм такой есть… Меня больше всего возмущает, когда напраслину возводят. И когда со мной не церемонятся. Я, между прочим, российский гражданин и хожу под законом. Но эти две бабы…

– Какие бабы?

Вот так он всегда: рассказывает будто рывками, потому Галя и не всегда понимает, о чем.

– Говорю же тебе, бабы из «Электронадзора», что штраф выписывали. Они ушли, а на другой день прислали ко мне какого-то жлоба, свет отключать! Ничего не доказали, а уже приговорили. Слушай, почему с нами обычно не церемонятся, а? И почему мы покорно принимаем такой вот произвол? Не знаю, как другие, а я взбесился…

Володька еще раз проверил кран. Включил, выключил и удовлетворенно крякнул. Кран не капал. Галя не очень представляла себе, как Володька может взбеситься. С ней он всегда такой спокойный, уравновешенный, все время улыбается.

– И что ты сделал?

Она подала Володьке полотенце, и тот медленно вытер руки, кося глазом на кран, словно боялся, что он в любой момент может выкинуть прежний фортель, несмотря на новую прокладку.

– Я взял топор и за ним погнался.

Галя недоверчиво фыркнула.

– Врешь, Володька, врешь ведь как сивый мерин! Как так можно, за представителем официальной структуры с топором гоняться? А если бы он с милицией вернулся?

Она и в самом деле себе этого не представляла, потому что с чиновниками и их представителями воевать не умела, да и боялась.

– С милицией? Чего вдруг?

Володька подошел к зеркалу, потрогал свой короткий ежик и как бы между прочим взглянул на кухонный стол, который Галя уже накрыла, чтобы накормить своего постоянного механика, сантехника и прочее.

– Ну, если бы электрик им пожаловался. Про топор.

Володька еще немного подумал и решительно сел за стол.

– Я бы сказал, что он все врет. Пьет много, вот у него глюки и появляются…

– А вдруг бы оказалось, что он не пьет? Ну, вообще, понимаешь?

– А ты такого мужчину когда-нибудь видела? – тем же тоном передразнил ее Володька. – Да у меня и топора-то в доме нет. Что я, лесоруб какой? И зачем топор человеку, у которого центральное отопление?

Галя стала быстро сгружать в его тарелку салаты – она мастерица салаты делать, и Володька их любит. Благодарный едок, потому Гале нравится его кормить.

– Но ты же сам сказал, что погнался за ним с топором.

– А я этот топор соседу отдал. На всякий случай. Соседей-то вряд ли бы стали обыскивать. Мало ли что им в голову взбредет? Могли и с милицией прийти. Но ведь не пришли. Значит, что?

– Что? – с придыханием повторила Галя.

– Прицепились ко мне не по закону. На понт решили взять, да не вышло. Того мужика, кстати, электрика, я больше не видел. Никогда… И я понял, что закон нарушают с двух сторон. Понимают, что и сами не правы, но думают, а вдруг прорежет. Небось им с каждого такого штрафа проценты капают… Лохов-то не сеют и не пашут, и государство об этом прекрасно знает… Чиновники привыкли, что если на нашего гражданина слегка прикрикнуть, он сразу отступит от своих требований. У него тут же сомнение появляется: а что, если и в самом деле отрежут, отключат, отвинтят… Беспредел, одним словом…

– Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.

– Сажают! – передразнил Володька. – И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.

– Все равно, такой случай – единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.

– Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды – а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.

– Постой, – сказала Галя, – а разве у тебя счетчика нет?

– Да все никак не поставлю, – несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. – Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.

Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.

– Что ты говоришь! – ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. – Опять врешь.

– «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?»[1]1
  Александр Твардовский. «Василий Теркин».


[Закрыть] – продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.

Он – старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.

Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое…

Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.

– Галка говорила, ты ей кран починил?

– А то без твоих взяток я бы этого не делал! – для виду обижался Володька.

– Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут…

Жилье у Галины еще то – в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната – четыре квадратных метра. Кухня – четыре квадрата.

«Гостиная» – восемь, из нее две двери – в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.

Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!

Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.

Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:

– А если они от фонаря написали?

– Я все равно не смогу проверить.

Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.

– Ты, подруга, меня разочаровываешь. Нельзя давать себя в обиду. Знаешь, сколько у нас в стране желающих лоха развести? Будешь мямлей – не отобьешься. Как же ты своих детей собираешься воспитывать?

– Если они у меня будут, – пробормотала Галя.

– Тю, дурочка, скажешь тоже! Как же без детей-то?!

Она на Володьку не обижалась. Мямля и есть мямля, только насчет того, что дает себя в обиду, так это не всякому. Чиновники за людей не считаются. В том смысле, что они – как бы отдельная каста. Не простые люди, а винтики государственной системы. В иных же случаях… Гордость у нее ого-го! Может, потому до сих пор одна живет. Уже целых семь месяцев.

Нет, с мужем она разошлась не от гордости, а из-за его пьянки. Сколько можно было терпеть! Дня не проходило, чтобы он не набрался. В конце концов, от него уже постоянно исходил запах перегара. Такой противный, как будто в нем самом, в Генке, протухло что-то… С ним неприятно было даже… исполнять этот самый супружеский долг, хотя, как ни странно, алкоголь не лишал его мужских достоинств, даже наоборот. Наверное, потому, что он был начинающий алкоголик… И спиртное было для него как… Галя споткнулась, вспоминая… Как допинг!

Об одном Галя судьбу благодарила, что хватило ума не родить от Геннадия. Какой бы ребенок у нее сейчас был? Скорее всего больной, неполноценный. Как у соседки Веры напротив. Лежит целыми днями без движения, только глазами водит.

Чего это она опять о мрачном! Не так все и плохо, и на Генке свет клином не сошелся. А то, что она семь месяцев одна, так это потому, что Галя никого и не искала. Ей бы в себя прийти после такого брака, который был браком в буквальном смысле слова.

Хорошо, что наследство она получила уже после развода, а то Генка бы к ней все время таскался. Он и сейчас нет-нет да пытается в квартиру Галиных родителей прорваться. Не знает, что Галя там больше не живет.

– Позовите Галину! – кричит. – Куда мою жену спрятали?!

Уже и забыл, что жены у него нет.

Предки молчат как партизаны, адрес дочери не сообщают.

Вообще-то обидно. Что ж ей, кроме Генки, доли нет?.. Это она потому сердится, что и в самом деле: куда ни пойдет, везде, как нарочно, на бывшего супруга натыкается. Просто фатальное невезение. Причем он тут же начинает выяснять отношения с тем из мужчин, кто, не дай Бог, в такую минуту рядом с ней оказывается…

Однажды с дискотеки ей пришлось уходить через черный ход, а потом хватать такси, чтобы пьяный, как всегда, Генка ее не выследил. Тогда прощай покой ее кукольного домика.

– А чего это вдруг у тебя детей не будет? – выводит ее из задумчивости голос Володьки. – Нормальная здоровая женщина. Или, может, тебе не от кого, так ты скажи, поможем!

Своими грубыми шуточками Володька надеется извести из глаз в общем-то веселой девчонки это мрачное выражение, никак ей не подходящее.

А с чего веселиться? Семь месяцев Галя вынужденно сидит дома… Не вообще, на работу-то она ходит, а в смысле досуга.

Она проводила Володьку до ворот – к ним в общественный двор надо было входить через ворота, которые, впрочем, никогда не запирались – и, как говорится в книгах, рассыпалась в благодарностях.

– Что бы я без тебя делала? – сказала она нарочито пламенно, чтобы польстить Володькиному самолюбию.

– Зови, если нужно, – благодушно отозвался тот.

А Галя вернулась к себе домой, чтобы и дальше проводить время в одиночестве. Что странно, до последнего дня она сидела дома и вовсе от этого не страдала. Вязала себе шарф, а потом жилетик. Красила полы в гостиной. Переставляла мебель в кабинете.

Конечно, мебель – слишком громко сказано, но поменяла местами компьютерный стол и узкий книжный шкаф – все это в комнате помещалось, хотя жилого пространства почти не оставалось.

По крайней мере в ее маленькой квартирке негде было танцевать или устраивать какие-то шумные междусобойчики. В гостиной, однако, все необходимое из мебели имелось: тумба с телевизором, журнальный столик и маленький диванчик. В спальне – одна полуторная кушетка из мебельного гарнитура, которую ей выделили родители. Ничего более широкое туда просто бы не влезло. И тоже узкий платяной шкаф.

Галя подозревала, что когда-то здесь была одна большая комната, но кто-то из жильцов разделил ее на три части. В спальне удалось даже навесить настоящую дверь, но, чтобы в гостиной было просторнее, хозяйка старалась лишний раз ее не открывать.

С другой стороны, некоторые подруги Гали считали, что у нее вполне хватает места посидеть втроем-вчетвером за журнальным столиком с бутылкой и нехитрой закуской.

Потому, когда сегодня вечером раздался телефонный звонок, Галя, еще до того, как взять трубку, отчего-то сразу подумала, что ее подруга Света собирается к ней в гости.

– И не одна, – тут же подтвердила ее догадку подруга. – Я хочу прийти к тебе с двумя симпатичными парнями.

– Один из них Миша, – попробовала догадаться Галя.

С Мишей Светлана изредка встречалась у нее дома, если образовались подходящие условия: например, уезжала куда-нибудь ненадолго Светина мама. Но у Миши была семья, и в свободное время Свете приходилось искать себе другое общество.

А она не любила сидеть дома и ждать у моря погоды. Вдруг она встретит человека, которого полюбит, и с ним забудет о Мише; ведь он не собирается при этом оставить свою жену, чего Светка никак не может понять. Если ему с ней хорошо, зачем он гуляет? А если плохо, чего ее не бросает?

– Какой, на фиг, Миша! – крикнула в трубку Света, и Галя поняла, что эти самые замечательные парни стоят у телефона рядом с ней, и такие небрежные слова она говорит именно на публику. – Со мной Игорь и Слава.

Про Игоря Галя слышала. Он ухаживал за Светкой без особой надежды на взаимность, но подруга была не из тех, кто избавляется от своих кавалеров. Она вообще считала: чем больше, тем лучше. Одного можно любить, а всех остальных привечать и манить надеждой, которая никогда не сбудется. Ну а тот, единственный, любимый, пусть видит, что Света не какая-нибудь там дурнушка, которая никому не нужна. И если он решит уйти от нее, то пусть не думает, что она пропадет…

Об этом можно было рассуждать без конца. Галя с сожалением отмечала, что ей такое не дано. Если у нее был мужчина, с которым она встречалась, то никого другого рядом не допускала. Может, она просто дура?

Но даже в отсутствие мужчины Галя не чувствовала себя какой-то ущербной, более того, она была счастлива, как никогда до того. Просто ей хотелось бы, чтобы это счастье с ней кто-нибудь разделил.

Но пока суд да дело, надо было к приходу гостей приготовиться. Галя пробежалась по своим комнатушкам – привыкнув, она достигла виртуозности в передвижении по своему домику. Освоила этакий житейский слалом. А как тут не освоишь. Приходилось выбирать: либо постоянно ходить с синяками на бедрах, либо, пробираясь в ту или иную комнату, в последний момент делать изящное гибкое движение, обходя очередной мебельный угол.

На кухоньке, между прочим, у нее стояли купленный в кредит холодильник «Стинол» и маленький складной столик, который в обычное время использовался Галей только наполовину, а в случае, когда приходили друзья, которые не хотели идти в гостиную, она могла раскладывать еще и вторую половину, так что получался довольно большой обеденный стол. Но сегодня… сегодня она накроет стол непременно в гостиной, – событие предстояло неординарное.

А что, никто не знает, за каким поворотом встретится со своей судьбой. Вдруг придет парень, которого Галя давно ждет? Тот, кто поймет и не станет выискивать в ее поведении какое-то второе дно, что бы она ни делала или ни говорила.

С Генкой у нее с самого начала не срослось. Еще с загса, где они поссорились за два месяца до свадьбы. А все потому, что Галя не захотела брать фамилию жениха – Подкорытько, а оставила свою девичью – Мещерская.

Отец ее фамилией очень гордился, и Галя этой гордостью просто не могла не заразиться. Но своим решением она, как позже выяснилось, смертельно обидела свою свекровь. Масла в огонь добавил и Галин отец, попытавшись объяснить будущей родственнице, что князья Мещерские в его роду перевернулись бы в гробу, узнав, что одна из их правнучек стала Подкорытько. Потому нечего и обижаться. На Руси просто так фамилию не давали.

Намек был обидным, потому что в свое время и свекровь, будучи юной девушкой, раздумывала, выходить ей замуж за Генкиного отца или не выходить.

Фамилия у нее была Родионова. Тоже, между прочим, красивая фамилия. Потому в глубине души она невестку понимала.

Но в ее время немодно было оставлять девичью фамилию. Такой поступок могли позволить себе разве что писаные красавицы или шалавы, которые браком не дорожили. Да и за столько лет она к фамилии Подкорытько так привыкла, словно с ней и родилась…

– Князья! – обидно фыркнула свекровь. – Это бедные, значит?

Хотя, между прочим, могла сказать и погрубее. То, что думала.

Мещерский обиделся.

– Ищи богатства не на земле, а на небесах, – сказал он где-то услышанную фразу.

– Вот и жили бы на небесах, а то ведь на земле норовят, – пробормотала мама Подкорытько.

Но их разговор происходил во время свадебной церемонии, и в это время как раз заиграли марш Мендельсона, так что слова Галиной свекрови потонули в бравурных аккордах.

Елена

Носится отчим со своей фамилией как с писаной торбой! Можно подумать, что от этого в его жизни что-то меняется. Наверное, все люди, у которых жизнь не ладится, а если точнее, они сами не могут дать ей ладу, ищут, за что зацепиться, чтобы свою бестолковость оправдать. «Мы, Мещерские, этого не любим!» «Нам, Мещерским, грязным трудом заниматься не пристало». «У нас, Мещерских, не принято ради денег гробить свою жизнь…»

А ведь посмотришь, как говорится, в корень, «их» представители только и делали, что ничего не делали… Вот у меня невольно получилась тавтология. Как обычно шутит мой муж: «Мы рады, что вы рады…»

В свое время и мать на это повелась. На тон, на осанку, на рассказы о знатных предках, на звучную фамилию, за которой ничего, кроме звука, не оказалось. Фамилия словно давала отчиму право годами не работать, сидеть на шее матери только потому, что они, Мещерские, не могут работать где попало…

Почему мать не ушла от него, не знаю. Кажется, у нас, у русских женщин, повелось идти на что угодно, – точнее, за кого угодно, – лишь бы получить желанный четырехугольник в паспорт. «Я – замужем!» За кем – это уже второй вопрос. Кто знает, что ты переживаешь в браке, каков твой муж, дает ли тебе брак вообще что-нибудь? Как бы и не важно.

А может, я не права? И наша национальность здесь ни при чем, а играет свою роль только пол? Еще точнее – гены? Женщина-самка должна непременно иметь самца, чтобы рожать от него детей. Но мама вышла за Мещерского вторым браком, у нее уже было двое детей, мы с Валерой. Тогда она должна была бы искать для себя не только производителя, но и защитника, и того, кто обеспечит ее уже имеющихся детей пропитанием.

Как ей показалось, нашла. Но потом выяснилось, что и вправду показалось. Что же, возьми и уйди, но нет, она ухитрилась в тридцать четыре года родить еще и Галочку, чтобы впредь уже не трепыхаться никогда.

Может, у современных самок утерян какой-то ген? Раньше, наверное, они могли выбирать себе самцов самых лучших. Здоровых мужчин, удачливых охотников. По крайней мере красивые самки. Или уже тогда природа блокировала что-то в сознании красивых самок, чтобы они выбирали не лучших, а тех, кто просто чем-нибудь от других отличается? Природа таким образом распределяла средний уровень способностей человека. Ведь иначе рождались бы дети или очень приспособленные к жизни, крепкие, умные, или совсем уж ни на что не годные. Вымер бы люд!

А так, ежели рождалось существо мужского пола, не слишком приспособленное к обеспечению своей самки, да и своей собственной жизни, более крепкая самка брала его под свое крыло. То есть на свое обеспечение.

Вот и мама. До сих пор корячится на двух работах. Хорошо еще, на двух. Раньше пахала на трех…

Прежде я никогда не задумывалась, почему мы всегда были хорошо обеспечены. Не рассуждала, что вот отчим вечно на диване валяется, а деньги в доме есть. Только потом поняла: бедная мама все думала, что раз Мещерский взял ее с двумя детьми, то она теперь по гроб жизни должна этот долг ему отрабатывать. На самом деле это она приобрела себе еще одного, только взрослого, ребенка. Погрубее – захребетника.

И Галочку мама ему поторопилась родить тоже по своему разумению – как же, у мужчины нет своих детей. Мещерский, кстати, об этом и не слишком сокрушался.

Я с удивлением слышала, как он бурчит под нос, что все женщины по природе самки. Не могут не рожать. Есть ведь дети, двое, зачем еще кого-то?! В общем, то, что делала мама, мог оценить кто угодно, только не мой отчим!

Подозреваю, что и как мужчина он не ахти, то есть мама, убиваясь на своих работах, нормального секса не имела, а имела всего лишь в лице отца лишний рот, – опять у меня каламбурчик получился! Ах да, еще и звание замужней дамы.

Но из-за этого мать постарела прежде времени. Как будто надорвалась, хотя ее работа никогда не была физической. Она хороший бухгалтер, а такие всегда нужны.

Теперь мама в свои пятьдесят пять лет выглядит лет на десять старше, и я не удивлюсь, если Мещерский в один прекрасный момент уйдет от нее к молоденькой, которая станет гордиться тем, что увела мужчину у «старухи». И тоже не будет от него требовать, чтобы шел работать и не сваливал все на ее слабые плечи. Или станет? Может, потому отчим от мамы и не уходит, что боится: молодые сейчас не те, что раньше. Далеко не всякая станет терпеть, что мужик сидит на ее шее. Большинство норовят сами кому-то на шею сесть.

Хотя, казалось бы, чего матери сейчас-то упираться? Брат Валерка – мы с ним погодки – нефтяник. Работает в Тюмени, вахтовым методом. С матерью не живет, квартиру снимает на пару со своим коллегой. Очень удобно. Один на две недели уезжает, а другой в это время в квартире живет.

– Еще годик, – говорит Валера, – и собственная квартира у меня в кармане. А там и о семье время подумать.

Мужчине проще. Ему можно с женитьбой не торопиться. А женщина должна вовремя родить, потому и замуж выходит пораньше. Я в двадцать четыре года вышла замуж за Женю Рагозина, но в отличие от многих сверстниц ни разу о том не пожалела. Мне в самом деле повезло с мужем, в чем я могу признаться не только подругам, но и самой себе. Ни разу я не усомнилась в правильности выбора отца для своих детей. Пока у нас один ребенок, но я собираюсь через годик-другой родить еще одного…

Кстати, подумала, что у нас, троих детей нашей мамы, у всех разные фамилии. Галочка, понятно, Мещерская, как родная дочь своего папочки. О себе я говорила, а Валера у нас Саенко. Это была моя девичья фамилия…

Мысли мои нанизываются одна на другую, как звенья цепи. Теперь вот подумала о младшей сестренке. Ее брак никак нельзя было назвать удачным. Не должны девочки – вернее, девушки – испытывать такие потрясения. Сестра не успела выйти замуж – в двадцать лет! – как хлебнула лиха полной мерой: что может быть хуже мужа-пьяницы? Она даже пыталась его излечить, а это можно сделать лишь при согласии пьющего. Генка же Подкорытько пьяницей себя не считал и был уверен, что может бросить пьянство в любой момент.

Я поторопилась уйти из дома, понятно почему. Отчим меня не любил, хотя и старался любить. Он никогда меня не обижал, не кричал, не пытался воспитывать, но это еще хуже, такое вот равнодушие, когда смотрят не на тебя, а как бы сквозь тебя…

С Валеркой у него тоже отношения не сложились. На брата отчим, случалось, и голос повышал. Чувствовал, что пасынок ему будто живой укор, потому что работать пошел сразу после школы и, пока на квартиру не ушел, матери помогал так, что она даже от одной работы отказалась…

Теперь в трехкомнатной квартире она живет вдвоем с отчимом, но, кажется, не слишком этому огорчается. Вроде поворчала, когда в теткин дом переселилась младшая дочь. Но больше для виду.

Кстати, я не знала, почему ушла из дома Галочка. То есть официально она не ушла, а получила наследство после смерти тетки. Должен же кто-то в наследном доме жить!

Будь ей хорошо в родительском доме, обретенную жилплощадь она могла бы продать или сдавать внаем, но она захотела жить отдельно от родителей, хотя к тому времени разошлась с Генкой и была совсем одна.

Первым делом я попросила мужа заказать для Гали металлическую дверь – мы представили это как подарок сестре на новоселье. Женя и не подумал сопротивляться или упрекать меня в том, что трачу деньги на сестру. Он у меня умница – должно же было мне повезти хоть в чем-то…

То есть не хочу сказать, что я такая уж невезучая, но чего мне определенно не досталось в жизни, так это материнской любви. Мама, конечно же, любила всех нас, но как-то по-своему. Она считала, что, если у ребенка есть все необходимое, он просто обязан быть счастлив!

Человек, видимо, так устроен, что ему всегда хочется того, чего он не имеет. Когда мама покупала мне очередное платье или туфли, я, конечно, радовалась, но как мне хотелось, чтобы мама поцеловала меня, обняла. Как, например, отчима. Его она обычно прижимала к себе с какой-то неистовой страстностью, а он с подчеркнуто усталой гримасой высвобождался из ее рук и бурчал:

– Ну, к чему эти нежности! Лучше бы принесла мне что-нибудь попить.

Или поесть! Или еще что-то, что приходило в его ленивый скучающий ум. И мама бежала, летела на крыльях, чтобы выполнять пожелание своего повелителя!

Непонятно, чего я сегодня ударилась в воспоминания. Сколько лет прошло, но, оказывается, обида на мать так и не стерлась из памяти.

Судьба подарила мне встречу с Женей и этим компенсировала всю ласку и нежность, которую я недополучила в детстве. Мой муж оказался человеком добрым, мягким и, главное, ласковым. Даже странно, что он стал заниматься бизнесом – при такой открытости и доверчивости – и кое-что у него получалось. По крайней мере мы не бедствовали. И уже четыре года ничего не омрачало нашего ясного семейного небосвода. Я могла не только уделять внимание членам моей семьи, но и заботиться о своей младшей сестренке.

И вот на днях моя Галочка забежала ко мне сияющая, будто обновленная, и с порога заявила, что она влюбилась.

От возбуждения не в силах усидеть на месте, Галя схватила на руки моего сына Толю и закружилась с ним по комнате.

– Тошечка! Мой сладенький, мой маленький!

И щекотала его и тормошила, так что ребенок хохотал и даже повизгивал:

– Галя! Галя! Щекотно!

– Как его зовут? – поинтересовалась я.

– Игорь. Его зовут Игорь.

Чувствовалось, что даже произносить имя любимого мужчины доставляет ей удовольствие.

– А где ты с ним познакомилась?

С тех пор как Галя ушла из родительского дома и начала жить одна, я стала ощущать себя ответственной за Галину. Кто еще мог бы проникнуться таким чувством, если мать была полностью сосредоточена на желаниях отца. Мы обе к этому привыкли, потому не очень на материнское внимание и рассчитывали. Галя делилась со мной всеми своими новостями и знала, что я всегда помогу ей или посочувствую.

– Светка с ним ко мне в гости пришла.

Надо сказать, что Светку я никогда не жаловала. Безалаберная наглая девица с гипертрофированным чувством собственного превосходства. Руководствовалась она обычно лишь собственными интересами, но вот прилипла к Галке еще со школы и все крутилась вокруг нее. Может, получала удовольствие от сравнения своих достоинств и достоинств подруги?

Как бы то ни было, я никогда не доверила бы ей даже свою кошку. И всегда бы ждала от нее какой-нибудь пакости. Ну да это лишь мои суждения, и, однажды попытавшись высказать их Гале, я получила отпор и с той поры носила свои впечатления в отношении Светланы при себе.

– Хочешь сказать, что ты увела парня у своей подруги?

Это настолько не походило на мою скромную, с обостренным чувством справедливости сестру, что в какой-то момент я подумала, будто не так ее поняла. Потому и уточняла, и переспрашивала, словно не веря своим ушам.

– Да это вовсе не ее парень. Она с другим встречается, у них жуткая любовь, а Игорь просто за ней ухаживал.

Без взаимности.

Неужели я так плохо знала собственную сестру? Она не только не считает свой поступок непорядочным, но и думает, будто избавила подругу от лишнего груза. По крайней мере Галя с легкостью придумывает себе оправдания, и ее радость ничуть не омрачает то, что она, возможно, нарушила какие-то Светкины планы. Действительно, парень ухаживает за подругой без взаимности, зачем он ей нужен?!

Я по привычке попробовала вернуть ее на грешную землю.

– Откуда ты можешь знать наверняка, что этот Игорь ей не нужен? Вот скажи, она обрадовалась, когда он к тебе переметнулся?

Галя задумалась. Я подозревала, что она впервые посмотрела на свое приключение под таким углом: как к этому отнеслась подруга? Правду говорят, что любовь эгоистична. Пусть и не любовь, влюбленность, но на первых порах эти два чувства не слишком отличаются, так что бесполезно морализировать или взывать к совести влюбленного, и мое занудство здесь совсем ни к чему…

– Она была не очень рада, это точно, – произведя какие-то свои вычисления, сказала сестра. – Ушла домой со Славой, хотя до этого, в кухне, когда помогала мне резать салат, шепнула: присмотрись, я привела его для тебя.

– А что же ты не присмотрелась?

– Мне и присматриваться не нужно. Не мой размер этот Слава.

– Надо же, не думала, что для влюбленности существуют размеры.

– Это я так шучу, – мрачно отозвалась сестра; теперь она стала испытывать дискомфорт от осознания своего поступка – родная сестрица, как пресловутая капля, продолбила наконец розовую пелену, которой себя эта дуреха окутала. Впрочем, ее самоистязание продолжалось недолго. – Тем более что Славик упал на Светку.

– В каком смысле – упал?

– Ну ты чего, Лен, запал на нее, значит.

– А Светке тоже было все равно?

– Думаю, да, только она никак не ожидала, что ее поклонник ко мне переметнется. А что же она хотела? Если на двух стульях еще можно как-то пристроиться, то на трех – никто не сможет!

– Кого ты имеешь в виду?

– Светочку, кого же еще! Она постоянно живет с Мишкой, а Слава и Игорь у нее так, для счета. Не говоря уже о других.

Она с эгоизмом влюбленного нашла-таки виноватого.

– Но это ведь ее дело, не так ли?

– Как будто можно долго удерживать возле себя нормального мужчину, ничего не давая ему взамен. Тоже мне, Клеопатра!

Да, мы мирные люди, но наш бронепоезд…

– Интересно, а как отнесся к этому Славик?

– Обыкновенно, как и любой другой мужчина на его месте: не одна, так другая.

Галя со знанием дела улыбнулась. Что она может понимать, соплячка!

– Значит, и твой Игорь такой же? Лицо Гали приняло мечтательное выражение.

– Игорь… Игорь – это совсем другой человек.