Текст книги "Всё и ничего. Как выжить в одиночку?"

Что такое «не везёт»

Эрик проснулся поздно. Для него поздно. То есть, не в пять утра, как обычно, а в семь. Накануне он попросил Владимира купить бутылку водки. Тот сначала собирался на машине съездить, но Шерр проворчал:

– Пешком сгоняй, тут два квартала всего. Тебе вообще двигаться побольше надо, лишний вес скидывать, а не отсиживать задницу в кухне целыми днями.

– Так я же и продукты ещё хотел купить, – обиженно протянул Владимир.

– Ну, вот в руках и принесёшь. Тоже на пользу будет.

Сосед по комнате обулся, натянул куртку, пересчитал купюры в портмоне и ушёл. Он действительно все три дня, которые жил в их съёмном домике, провёл в кухне. Долго и тщательно готовил еду, причём, нарезал мясо и овощи, сидя за столом. Так же сидя помешивал продукты на сковородках на плите. Хорошо, что посуду мыл стоя.

Михаил с Эриком с едой не заморачивались. Оба не завтракали, обходясь чашкой кофе, обедали вне дома, а в кафе, или просто покупали пирожки на перекус. Иногда они пересеклись за ужином, и тогда варили на двоих пачку пельменей, или делали макароны по-флотски, обжаривая магазинный фарш. Квитко же к принятию пищи подходил по-советски ответственно: первое, второе и компот.

– Ты поваром работал? – с усмешкой спросил Эрик, наблюдая за тем, как Владимир ловко шинкует кочан капусты остро отточенным ножом.

– Почему поваром? – удивился Квитко, вскинув широкие густые брови. – Я московский вуз окончил, физику в техникуме преподавал.

Вернулся он из супермаркета, тяжело дыша и прихрамывая, поставил на пол в прихожке два больших полиэтиленовых пакета, протёр носовым платком пот со лба, поморщился от боли, проговорил:

– Таким манером точно похудею, – и обессилено рухнул на стул.

Эрик поднял пакеты, отнёс их в кухню, мысленно укорил себя за то, что заставил нездорового человека таскать тяжести, и принялся выкладывать на стол упаковки с продуктами.

– А ты что две бутылки взял?

– Подумал, может, Миша тоже захочет выпить.

– Нет. Он вообще никогда в жизни ни грамма спиртного не выпил. Принципиальный трезвенник. А ты?

– Ну, я могу пару рюмочек пропустить. Но больше ста грамм – нет. Норма у меня такая.

Позже, накрыв к ужину стол, Владимир рассказал такую историю:

– Я, пока в институте учился, в общаге жил. После зимней сессии парень один день рождения праздновал. Как положено, по-студенчески, минимум закуски и батарея бутылок. И кто-то вдруг начал подзуживать: «А слабо выпить бутылку водки из горла? Всю сразу! Кто так сможет?» А я ж молодой, здоровый, сдуру и говорю: «Я могу!» Все на меня уставились, а я беру бутылку, пробочку откручиваю, голову запрокидываю – и давай водку в горло вливать. Она как пошла, всё внутри обожгла, дыхание перехватило. До меня дошло, что я творю, но остановиться уже не мог. А парни скандируют: «Пей до дна! Пей до дня!» Так всю бутылку и вылакал. Поставил на стол пустую посудину, присел, и тут меня повело. Мысль одна: как бы до туалета добраться. Вышел из комнаты, голова кругом… Вывернуло меня, конечно, наизнанку. Но и легче сразу стало. Окно открыл, подышал, умылся, рот прополоскал… И вот возвращаюсь к компании и бодро так говорю: «Без меня пьёте? А где моя рюмка?» Мне, дескать, всё нипочём. Мне налили, но я уже не пил, вид только делал, и всё думал: «Ну, я дурак! На слабо повёлся. Мог ведь вообще умереть»… С тех пор больше трёх рюмочек ни разу не выпил.

– Я тоже, – ответил Эрик, наполнил водкой полный гранёный стакан и спокойно, в несколько глотков, отпил сразу половину.

Ему хотелось почувствовать себя пьяным. И это удалось достаточно быстро.

Не считая двух рюмок, которые поднял Квитко, Шерр прикончил всю бутылку один. О чём ещё рассказывал новый знакомый, Эрик уже не помнил, да он и не слушал, погрузившись в собственные невесёлые мысли. Главной из них была одна: ему никогда по жизни не везло. С ней он заснул, не дождавшись возвращения Михаила, с ней же и проснулся.

Голова была тяжелой, его мутило. Состояние было почти такое же, как в тот момент, когда он очнулся на пассажирском сидении проклятой газели. Он оглянулся в полумраке, заметил на стуле у дивана стакан воды и жадно выпил её всю. Интересно, это он налил себе воды на ночь, или Владимир позаботился? В любом случае, не полегчало, даже ещё сильнее затошнило. Что за чёрт! Это у Алексея бывали тяжёлые похмелья, а у него, Эрика, нет, никогда. Впрочем, у него вообще ничего не было: ни жены, ни детей, ни дома, а теперь ещё ни машины, ни документов.

Как же так вышло? Куда подевалась полная надежд молодая жизнь? Почему она привела его, красивого и умного парня атлетического сложения, к такому плачевному исходу?

Он так и не простил свою мать за то, что родила его «от святого духа». Его старший брат хотя бы в законном браке был рождён, пусть потом родители и развелись. А его, Эрика, мать «завела» по большой любви. «Большая любовь» о сыне и знать ничего не хотела и укатила в Новосибирск. А мать с двумя сыновьями отправилась зарабатывать на жизнь на Чукотку, русский язык и литературу в средней школе преподавать.

Он часто представлял, каково ей тогда было. Тряслась, наверное, как мышь, отправляясь из южного Горячего Ключа в чукотские снега и морозы. А нечего было рожать от мужчин, которым не нужны были её дети! Ему-то каково было безотцовщиной расти! Эрик помнил, как мать его в форточку высаживала, чтобы он, маленький совсем ещё пацан, снег разгрёб перед домом, и дверь можно было открыть и наружу выйти. А ещё помнил, как старший брат-психопат постоянно его избивал по малейшему поводу, чаще вообще без повода. А мать Эрика не защищала, он ей жаловался, а она не реагировала, словно это в порядке вещей, когда старший сын колотит младшего почём зря.

Когда они вернулись в Горячий Ключ, старший брат сразу же женился и стал жить с молодой женой в квартире, которая досталась матери и её младшей сестре Тоне от родителей. А тётя Тоня вскоре вышла замуж за вдовца с пятилетней дочерью и растила её как родную, своих детей у неё не было.

Эрик поступил в университет и жил в общежитии в Краснодаре. И первая любовь у него была. Лиля. Уж такая у них была любовь! Но он не предлагал ей пожениться, потому что негде и не на что тогда было жить. А потом она познакомилась с американцем, тут же вышла за него замуж и уехала в Калифорнию.

А он, Эрик, женился на девушке, которую не любил. Но она была такой красавицей, что очень хотелось заполучить её в собственность. Он даже дрался из-за неё с соперниками. Красавица оказалась бесплодной. Шерр был уверен, что будет отличным отцом и даст детям мужское воспитание, которого не знал сам. И пятнадцать лет надеялся на чудо, даже водителем работал в больнице, чтобы дешевле обходились медицинские обследования и процедуры для жены. Ничего не помогло.

Своего отца он увидел, когда тому было уже за шестьдесят. Соседи рассказали, что мужчина вернулся в Горячий Ключ. И Эрик отправился знакомиться, хотелось посмотреть, каким он сам будет в таком возрасте, говорили, он очень на отца похож. Особого восторга при встрече с единственным сыном отец не проявил. О жизни, правда, всё же расспросил, а насчёт бесплодной жены сказал коротко и ёмко: «Брось её».

Эрик и без этого совета уже пришёл к решению так поступить. Оставшись без семьи, принялся знакомиться с женщинами. С ним охотно проводили ночи, выезжали на природу и принимали подарки, но не соглашались родить ему ребёнка, одна даже сделала аборт. Тому были две основные причины: у всех его подружек дети уже были. И его дамы в него не верили. Главным препятствием становилось то, что у него к сорока годам не было престижной работы и своего жилья. Взять к себе жить обычного таксиста на видавшей виды «девятке» желающих не находилось. Но, положа руку на сердце, и ему не слишком хотелось воспитывать чужих детей от более удачливых, чем он, самцов.

Шерр, конечно, своим подружкам рассказывал, что поступил по-мужски – отставил после развода квартиру жене. И лукавил, потому что на самом деле жили они в шестнадцатиметровой комнате общежития коридорного типа, которую получили, работая в трамвайно-троллейбусном управлении, а потом приватизировали. Можно было, конечно, комнату продать, взять ипотеку и купить отдельную квартиру. Но он почему-то об этом не задумывался.

Наверное, потому, что ощущал себя, как пушкинский герой, который «Всевышней волею Зевеса, наследник всех своих родных». У него скоро полно жилья будет! Во-первых, половина материнской квартиры по праву принадлежит ему. Во-вторых, у отца он единственный ребёнок. Кому старик завещает свой добротный дом в Горячем ключе, если не родному сыну? В-третьих, муж тёти Тони умер, она купила в Краснодаре двухкомнатную квартиру и переехала туда жить. А он её любимый племянник, родная кровь. Часто заезжал, помогал, чем мог, лекарства и продукты привозил. Не станет же тётя завещать своё жильё падчерице Валентине, у которой свой добротный дом и небедный муж!

Всем этим планам не суждено было осуществиться. Во-первых, после смерти матери брат предложил приватизировать её квартиру на них двоих и попросил у Эрика доверенность на оформление документов. Тот и выдал на радостях, что не придётся самому по инстанциям с бумагами бегать. Брат оформил квартиру на себя, продал её и уехал с семьёй на Север.

Во-вторых, за несколько месяцев до смерти отца к нему из Новосибирска приехала жена, с которой он, как оказалось, так и не развёлся. Она была моложе своего мужа на тридцать лет. Она была моложе Эрика на три года! И у неё была дочь от первого брака семнадцати лет. Вот им-то он свой дом и завещал.

В-третьих, и с тёткиной квартирой тоже не задалось. После похорон тёти Шерр приехал в Горячий Ключ на поминки в дом её падчерицы и спросил, оставила ли Антонина Петровна завещание, или ему надо документы на вступление в наследство собирать. Самому ему как-то всё неловко было тётку об этом спросить. Валентина искренне удивилась: «А какое наследство-то?» Тут и выяснилось, что краснодарская квартира изначально оформлялась на её имя, а тётка в ней только жила.

Так и вышло, что он распрощался с мечтами о собственной крыше над головой, и пришлось взять кредит на другую машину, иномарку, но не новую, а через несколько лет она стала чаще чиниться, чем кататься, как и его предыдущая «девятка»…

Ну что, здорово ему всю жизнь везло? И всё же в такое дерьмо, как несколько дней назад, он ещё никогда не вляпывался, и в таком ужасном положении ещё никогда не оказывался.

В кухне что-то загремело, будто крышка от сковородки упала и покатилась по плиточному полу. Эрик поморщился от возобновившейся головной боли, натянул трико и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Доброе утро, – радостно поприветствовал его Владимир. – Хочешь кофе?

– Хочу кого-нибудь убить, – мрачно отозвался Эрик и спросил: – А Миша спит ещё? Он вчера поздно пришёл?

– Он не приходил.

– Как это – не приходил? – удивился Эрик.

– Да так. Как уехал вчера утром на твоей машине, так больше и не появлялся.

Очень лёгкое убийство

Неопрятного вида мужчина неопределённого возраста стоял, прислонившись спиной к стене одноэтажного дома из красного кирпича, и потягивал пиво из жестяной банки. Его широкие коричневые штаны украшали масляные пятна, продранная в нескольких местах стёганая куртка была ему тесновата, голову обтягивала тонкая трикотажная шапочка. Правая щека похмелявшегося была расцарапана, а под левым глазом сине-жёлтыми разводами расплылся внушительных размеров синяк. Но любоваться красавчиком-маргиналом было некому, узкая улочка многолюдностью не отличалась.

Что всё-таки за дурацкий город такой, думалось мужчине. Справа виднеется относительно новый жилой комплекс из шести монолитно-кирпичных высоток. Слева проходит одна из самых оживлённых городских магистралей, по которой проносятся сотни автомобилей в минуту, если, конечно, они не замирают в пробках. А между этими современными цивилизованными районами сохранился фрагмент советской станицы с разномастными металлическими заборами по обе стороны улицы с односторонним движением.

Угловые дома стояли неогороженными, заборы начинались там, где заканчивалась внешняя стена. Добротное здание, к которому притулился бродяга, судя по внешнему виду, было построено в пятидесятые годы. Но стоящее напротив него саманное строение с проступающими сквозь побелку трещинами вросло в асфальт чуть ли не до самых деревянных окошек. Казаки здесь явно жили ещё с царских времен.

Блуждающий взгляд мужчины время от времени останавливался на красном тряпичном баннере, растянутом на сером железном заборе. Надпись белыми буквами гласила: «Продаётся», под ней выстроились в ряд нарисованные цифры номера телефона. Самого дома не было видно, только покатую шиферную крышу. Стало быть, строение старомодное. Да и земельный участок невелик, пара соток, скорее всего. И всё равно задорого продадут, ведь почти центр города, до улицы Красной две остановки на троллейбусе, рассудил мужчина.

Он отвлёкся на банку с пивом, и тут в переулок въехал красный Форд. Из водительской двери неловко вылезла пышная дама лет пятидесяти в красной, под цвет машины, дублёнке и с такой же яркой помадой на полных губах. Две задние двери распахнулись одновременно, показались мужчина и женщина средних лет, оба в синих джинсах и коротких куртках.

«Красная дублёнка» встряхнула чёрными, как смоль, волосами, провела в воздухе рукой вдоль забора и торжественно произнесла:

– Фасад длинный, здесь можно поставить широкие ворота и сделать въезд для машины. Место во дворе есть. Сейчас сами всё увидите.

Она была похожа на торговку, расхваливающую свой товар, и говорила базарным тоном. Перед калиткой женщина вдруг присела, словно собираясь завязать шнурок на высоких ботинках, потом распрямилась и вставила ключ в замок. Вся троица вошла во двор, откуда продолжал доноситься зычный женский голос:

– Домик, конечно, небольшой, всего три комнаты, но добротный, фундамент высокий, люди же для себя строили. Сейчас перебрались в другой город поближе к детям. Коммуникации все центральные…

Вышла троица минут через пятнадцать. Закрывая калитку, риелтор предложила:

– Вы, конечно, подумайте, посоветуйтесь, но я бы вам рекомендовала остановиться именно на этом варианте. Определяйтесь, а то у меня в воскресенье ещё два просмотра.

– Мы подумаем, – пообещала клиентка.

Пара пошла по переулку в сторону маргинала, не обращая на него внимания. Женщина говорила:

– Мало того, что комнатки крошечные, разве что перегородку снести и из двух сделать одну, так ещё и кухня – одно название, холодильник стоит в прихожей!

– Давай ещё раз посмотрим ту квартиру на Таманской, – примирительным тоном предложил мужчина.

– Ага, а то тут ещё и бомжи вокзальные ошиваются…

Всё-таки обратили внимание!

«Красный» риелтор курила у своей машины, потом кинула на траву окурок, придавила его подошвой ботинка и снова присела у забора. Тут бомж заметил, что женщина подсунула руку под забор, и догадался: она ключ на металлический уголок положила! Это было удачно. Это ему просто повезло.

Выждав минут двадцать после отъезда красной машинки, маргинал перешёл дорогу и присел в том месте, где это делала женщина, просунул руку между асфальтом и забором и нашарил одинокий ключ. Мужчина аккуратно открепил растянутый баннер и сложил полотно квадратиком. Сегодня риелтор с потенциальными покупателями уже не объявятся. Вечерело, а кто же осматривает дом в темноте. Скользнув в калитку, мужчина закрыл её за собой на ключ.

Сквозь сетчатый забор виднелись соседские владения. Дом там был побольше размерами и выглядел солиднее. А здесь железная дверь дома была заперта на два врезных замка, но бомжу туда и не надо было. Зато небольшое кирпичное строение закрывалось на задвижку снаружи. Он её отодвинул и обнаружил внутри помещения строительный верстак, а на стенах деревянные полки с садовыми инструментами и пустыми стеклянными банками. Всё ясно: мастерская-кладовая.

Мужчина снял со спины видавший виды рюкзак и вытащил из него целлофановый пакет. В пакете лежали чёрная демисезонная куртка и серая бейсболка. Стянув с себя засаленные штаны и тесную драную куртку, злоумышленник остался в синем джинсовом костюме и подошёл к стоящему на подоконнике овальному зеркалу в пластиковой оправе. На то, чтобы оттереть разрисованное лицо, понадобилось несколько влажных салфеток. Использованные он завернул в старые штаны, оставшуюся пачку сунул в задний карман джинсов, салфетки ещё пригодятся. Теперь оставалось немного подождать. Где-то с часик.

Услышав звук подъехавшего к соседнему дому белого джипа, незваный гость включил свет в помещении и фонарь над крыльцом дома. Распахнув калитку, он дождался, пока из машины выйдет водитель, мужчина среднего роста в чёрной кожаной куртке. Он опять, как и в предыдущие два дня, приехал один, но на этот раз без пакетов с продуктами. И прохожих в переулке нет, хотя не очень-то они бы помешали – и пакеты, и прохожие.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнувшись, поздоровался бывший бомж. – Вы здесь живёте?

– Да, – ответил приехавший мужчина и нажал на брелок сигнализации, чтобы закрыть машину. – А вы…

– А я ваш новый сосед. Ну, что, давайте знакомиться! Андрей.

– Андрей, – представился в ответ водитель и восхищённо произнёс: – Надо же, мы тёзки! Вы купили дом?

– Задаток сегодня отдал, ключики взял. На днях поедем с риелтором документы оформлять… Слушай, тёзка, загляни ко мне на секундочку, пожалуйста. Я тут не могу разобраться в одной небольшой проблемке. Может, подскажешь по-соседски, что к чему.

Водитель прошёл вслед за новым соседом во двор. Последний распахнул дверь мастерской и сделал приглашающий жест: – Вот смотри…

Как только мужчина вошёл в помещение, злоумышленник схватил его сзади крепкими руками за голову и с силой резко её крутанул. Раздался хруст сломанных шейных позвонков. Подхватив обмякшее тело подмышки, липовый тёзка бережно опустил его на бетонный пол лицом вверх и обшарил карманы брюк и куртки убитого.

В кожаном портмоне оказалась толстая пачка пятитысячных купюр и две пластиковые карты. Наверняка, бизнесмен недавно получил крупную сумму за заказ наличными. Это хорошо. Можно, конечно, ещё опустошить банковские счета покойника из его же личного электронного кабинета, это дело техники. Но мужчина не хотел рисковать. Уж слишком гладко всё прошло, такое лёгкое получилось убийство, что не стоило искушать судьбу ради денег, которых могло оказаться не так много. Сейчас важнее было время.

Злоумышленник надел новую куртку, положил похищенные купюры во внутренний карман и застегнул его на молнию. Из сотового Андрея убийца извлёк сим-карту, протёр её влажной салфеткой и кинул картонный квадратик на верстак. Сунул телефонный аппарат в пакет, где лежало старьё, в котором он пару дней бродил по окрестностям. Оставалось только выключить свет в мастерской и во дворе, протереть выключатели и закрыть за собой калитку.

Ключ на прежнем месте он оставлять не стал. Пусть у риелтора возникнет дополнительная проблема, которую придётся решать, что потребует того же бесценного времени. Чем позже обнаружат тело, тем лучше.

Сначала пришлось немного пройти в обратную сторону от нужного направления, туда, где за металлической решёткой стояли два больших мусорных бака, к которым каждое утро подъезжала жёлтая машина с весёлым призывом: «Улыбнись чистому городу». В один из баков, который был менее заполнен, убийца бросил целлофановый пакет, предварительно вытащив из него сотовый, и зашагал в сторону переулка, ведущего к железнодорожному мосту.

На середине моста он постоял немного, посмотрел на скопление грузовых составов с вагонами и цистернами на запасных путях, как делал это несколько последних дней подряд, наблюдая за нужным домом сверху. Достал из кармана ключ от калитки и закинул его на плоскую крышу зелёного вагона. Раздался тихий металлический всплеск. Интересно, в какие края уедет ключик?

Спустившись по лестнице с осыпавшими по краям рёбрами бетонных ступеней, он прошёл мимо длинного бетонного блока, на котором лежало грязное ватное одеяло. Это было место ночлега одного из обитающих вблизи привокзальной площади бездомных. Сейчас они были заняты важным делом.

Какая-то благотворительная организация взяла на себя миссию раз в сутки привозить бомжам горячий ужин. Вот и сейчас все они выстроились в стройную очередь к раскладному столу. Кареглазая девушка в голубом халате раскладывала из чугунных котлов в пластиковые мисочки пшённую кашу и тушёную говядину. Запах распространялся аппетитный. Он и сам поел бы, как вчера, но был уже достаточно прилично одет для того, чтобы присоседиться к трапезе оборванцев.

Оглянувшись по сторонам и не заметив, чтобы на него кто-нибудь смотрел, злоумышленник подложил под одеяло мобильный телефон убитого мужчины. Вот теперь всё. Теперь можно надеть обязательную маску и спокойно сесть в автобус.

Откинувшись головой на спинку сидения, преступник воспроизвёл в памяти облик своей жертвы. Блёклые голубые глаза, глубокие морщины на лбу, редкие светлые волосы, выделяющийся даже под курткой животик, – все эти возрастные приметы заставляли мужчину выглядеть старше своих сорока шести лет. И что в нём нашла такая роскошная женщина?