Текст книги "Скорпион"

Бесплодная Мерсéдес спрятала тёмные следы Камиля в сарае, где стоял только плуг да свекла для гаспачо, однако его ноги были ногами древнего Гада по имени Тифон и потому оканчивались склизкими телами змей. Одна из его ног была самим Змеем-искусителем, так что в сарае сущность Звёздного Брата задержать не удалось. Когда оторванный от мира флегматичный Плутон оказался в ночном доме Марса, Тифон убил Осириса и забрал его орла, на место которого пришли фазан, индюк и гусь. Все прочие дикие звери спрятались в норы, первый человек упал из рая на землю, птицы улетели к созвездию Орион, подальше от фисташкового октября и холодной женской осени, а тайны рождения, ночной покой и тишина глубоких северных вод сменились интуицией Рыб, ясностью Рака и бессмертием Скорпиона, в отчаянии убивающим себя и оставляющим своё сердце в песках дороги на Александрию. Обитатель пустыни, предатель Иуда, нашёл сердце Скорпиона, превратился в красного гиганта и захотел победы дьявола после поражения, наслал саранчу из казней египетских на мудрого Прохора, но от беды короля морковных цветов избавила буква «нун» на плече, число «четырнадцать» в реестре и Карта «Смерть», заботливо подброшенная Еленой Прекрасной. Старец Прохор легко преодолел саранчу и отпраздновал победу лавровым венком, надетым на седую голову, и пышными подарками для своих сыновей под исполнение гимнов и под танцы девушек, и милые сёстры, Лаура и Винсента, танцевали тоже, наравне с Инесой из притона лесбиянок. В любое другое время сёстры были отделены друг от друга, как Орион и Скорпион на небе, так что бич судьбы с узлами и мелкими талисманами Меркурия на концах свёл их вместе только в это тоскливое шестнадцатое ноября. «Мудрый отец мой наказывал вас бичами, а я буду вас наказывать скорпионами», – сказал им брат Эллиот у гроба, уже тогда вожделеющий золота. – «Разница в том, что на чёрной спинке Скорпиона тридцать одна звезда, а на ваших, бледных, лишь незрелые лопатки, неготовые для ангельских крыльев». «До персидского стража нам далеко», – подтвердила Винсента с комком земли в руках, но Песочный Брат нанёс ей пятый удар! Звёздный Брат нанёс Песочной Сестре пятый удар плетью!

«А что за страж?» – поинтересовалась Лаура, вытирая ладони об брюки Эллиота. «Этот персидский страж неба убил китайского бога-дракона, когда ужасный Иуда из пустыни ослепил нашего Симона, тогда ещё молодого и не знавшего ружей. Даже с пустыми белкáми Симону удалось похитить Елену Прекрасную, действительно превосходящую красотой даже Меропу, и на их свадьбе наш отец, пользуясь статусом апостола, вернул ему обратно зрение с помощью раствора из фиолетовой моркови, однако Мерсéдес, наша мачеха (чтобы вы ни говорили, но это так!) напустила Иудиного Скорпиона на нашего бедного Симона, от укуса которого брат и погиб, и это тáк, чтобы вам ни говорили отец с нашей Ниной, настоящей нашей матерью, всё на самом деле было так, война или средний бес Камиль здесь ни при чем!»

Если бы Эллиот знал, что Звёздный Брат Камиль наносил Песочной Сестре уже шестой удар плетью, то не выступал бы столь самоуверенно перед Лаурой с одним весенним рубцом и перед Винсентой с её новым, свежим и шестым рубцом от плётки Песочного Брата, тогда бы златолюб Эллиот, узнай он о том, пришёл бы к несчастливой ратуше и из клещей Скорпиона, проникающих в созвездие Весов, запахло бы тильзитским сыром, сменённым советским недостроем, а из хвоста Скорпиона вырос бы Дьявол, который 7) носил на нежной шее крест© науки, баловал своё нутро кусочками айвы, размоченными в крови и молоке, и раз в году, восемнадцатого ноября, вспоминал будущее планеты и предрешение Ларри Майлза, уже знающего через много лет, что его родного отца, между прочим, приятеля Родерика, всё-таки убили по заказу Эльжасмины. Сын знал, что три меча вонзились в тело отца и повернулись в нём с такой силой, будто первый из мечей гарантировал уничтожение среды, второй Близнецов, а третий Девы, впрочем, Майлзу не дано было предрешить, что все три уничтожения уже произошли в танцующем лесу, где, если дать слово самому Дьяволу: «Я был древом

И ждал победу.

Близнецы сдохли —

Победа-ль ты? Ох ли!

Стал рвать бородушку

Апостóлушкам

И убил срéду.

Из горлышка

Стал пить за победу!

Золушке Деве

Припомнил распевы

И убил Деву —

Как висельник гневный

Вздёрнул я вдовушке

Свéтлу головушку,

И ей, королеве,

Живот мазал срéдой:

Но клялся Елене,

Что на разогреве

Из горлышка

Выпью кровушку

За зазнобушку!»

Либо невежество

Либо студенчество

Либо недостаток информации

пронесли Анну сквозь звёзды Вифлеема и колдунов, заляпанных кровью Близнецов и Девы, привели от нового к старому, провели от счастья к несчастью, от среды к мечам небытия, от вершин влюблённости и кругов ревности к неожиданному в своём ужасе половому акту. Её беда как ученицы заключалась в низких когнитивных способностях доставшейся ей Учительницы из Вифлеема, которая намеренно привела Анну не к Дионису родной матери, но к мужу матери и её отцу, Симону Магу. Последний тогда был андрогином, в котором наука Диониса столь же андрогинно смешивалась с невежеством вечного студента, пажа пентаклей, поэтому родную дочь он мог легко перепутать с Лизой, Машей, Катей, Людой, Ирой, Олей, Юлей, Илзе, Риной, Лорой или Викой, что он и сделал своим глиняным отростком. Ещё в древности, когда пентаграмму не связывали с сатанизмом, зодиакальный Ангел Гавриил предостерегал Симона Мага от перемен на жизненном пути, правой рукой благословляя традиции языческих верований и советуя Симону старыми добрыми методами делать прямым перевёрнутое положение звезды трех волхвов, но Симон, уже Андрогин, патологически не слышал мягкие замыслы сильнейших Ангелов Света и потому под голос Ангела, наполненный музыкой мук, где поражение ангелов правды заглушало всё их предыдущее противостояние демонам мести, Симон вёл к саморазрушению тело родной дочери и с застарелой злостью целовал её левую грудь, затем лоб, затем грудь правую, затем левое плечо, затем правое, затем вновь левую грудь, и сия печать Соломонова действовала столь много раз по кругу, что целый сад гранатовых деревьев на крови Диониса уместился бы в небольшой корзинке с ручкой, разукрашенной мужскими стрелами и женскими овалами, которую, ручку, обвивала бы старая змея, оставившая свой дьявольский знак на гоблинской ноге, невольно этим породив христианских мистиков ордена Druderfuss22
  стопа друида


[Закрыть] в Германии, от которых Джошуа узнает шестнадцатого февраля про защитный знак с пятью кóльцами, в каждое из которых влит четырёхконечный крест слепящих ведьм.

От слепой ярости мистической Елены сгнила вся домашняя рябина ахеминидского деятеля и сеятеля – а в Иране даже последний туалетный уборщик-близнец знал о затяжном процессе обучения деятеля, когда он захотел стать и сеятелем и посадить прототип того рая на востоке, где книжные Адам и Ева скушали яблоко и вдруг задались извечными вопросами – жизнь или здоровье? Вторая Жрица или двойка пентаклей? Их положение было чем-то схоже с положением Елены, которой проснувшийся в центре пентаграммы Скорпион поведал о грехе её мужа с её дочерью. Елена своими глазами видела, как чёрная лисичка Адли потратила все свои связи с магией, когда пыталась разлепить порочное единство вечного сочетания, где в крёстном знамении плёткой по ягодицам Симон будил в себе подозрения, что из ран любви всё-таки течёт родная кровь, что все вокруг его обманывают, даже прирученные им язычники, что несли сейчас ведьмин крест, крестились и молились за него, Симона, и за Анну – о ужас! – за дочь его (Симон отрывает себе глиняный отросток), ибо они не оправдали надежд жвал Скорпиона на сколь-нибудь длительный сон, сон хотя бы до конца лета, да что уж там, хотя бы до конца мая, потому что уже в мае война кончилась, и кончилась нечестной победой провинции Грейсайд над провинцией Редсайд, и город из последней по названию Кенинг Хор перенесли в первую и сделали столицей всего Гриверса. По этому случаю Эльжасмина и Родерик устроили праздник, где пили собственную кровь и танцевали на остатках человечества. Она читала заклинания, а он резал на части всё, что связывало его с Паксбрайтом. Он понял, что для создания двух параллельных миров ему придётся следовать тому мистическому духу, который Эльжасмина привносила в их голый секс. Он уже отказался от сеансов тайной магии со чтением Достоевского, но сексуальное мракобесие Эльжасмины не оставляло его в покое, и после любви на рулонах обоев ему пришлось с ней заняться поистине сатанистским сексом, ибо, как подшучивала Эльжасмина, их совместный избыток сатанизма вносил очевидный сексуальный подтекст в их религиозную любовь, от которого можно было избавиться только самыми радикальными методами, свойственными всяким сектантам в их погоне за тенями. Неужели Родерик, отец и любящий муж, нырнул в сию пучину, которую мне, аскетичному автору, доводится обозначать словами, содержащими корень «секс», неужели лишь единождо для создания параллельных миров? Ответ – да. Сие действие являло собой, если так можно выразиться, «ведьминскую антитезу» комнате моей Марии, в которой я в первый и последний раз её целовал. Рулонов с обоями у нас не было, зато был строительный валик, одиноко стоящий на измазанном краской полу, ибо Мария только въехала, но я, извините меня, отвлёкся. Перехожу к Родерику. Несмотря на сионвильскую учёность, он постоянно мыл руки перед прочтением Библии и после прочтения сатанистских книг. Правда, то, что он читал сейчас, являлось не книгой, а древним свитком, где давались описания сатанистских обрядов, и особое внимание там уделялось «танцу с трупом в юбилей смерти», в котором мистически ярко, если верить свитку, освобождалась подсознательная сексуальная энергия. «Нужно освободить своё „я“», – говорилось в свитке, – «вера в него даст толчок любовной мистерии и „взамен себя“ (так и говорилось) оставит в этой реальности нечто вроде дыры в другую реальность, где чудовищная потусторонняя жизнь лишь сильным, смелым и умелым мужам откроется как бесценное поле изящных ответов на извечные вопросы мироздания». Родерик считал танцы с трупом некромантским гностицизмом, но продолжал опускаться в ещё живую Эльжасмину, т.к. её истерика во время сюрреальных оргий оглушала его будто скалка по голове неверного мужа в какой-нибудь из вышедшей из моды пасторальной комедии, и он ничего не мог с собой по…

– Почему ты сказал «с ещё живой Эльжасминой»? – перебила меня ты, моя Geliebte.

– Потому что в этот же день некто Джей Блейк прострелил картину, за которой всё время прятался, и дешёвые пули оборвали любовные стоны Эльжасмины. Пять выстрелов в юную леди – и уже седая женщина рухнула на спину. Её раны алели в орнаменте платья, её губы молча посылали проклятия убийце, которого по всей видимости знала очень хорошо, а сам убийца стоял, спокойно глазел на Родерика и молчал. За их спинами маячала осиная фабрика. Ещё недавно она была школой, где Эльжасмина преподавала детям защиту от эмоционального насилия, но как случайно падёт от стрелы Геракла мудрейший из кентавров Хирон и посмертно даст себя созвездию Стрельца, так и Эльжасмина пáла, но перед смертью протянула Родерику или Джею странную записку, предназначенную, судя по обращению, Итану Гриду:

«Сыну от любящей матери, Эльжасмины Сагитариус.

Когда ты это увидишь, возможно я уже буду мертва.

Сделай всё, что в твоей силе, чтобы высшая справедливость восторжествовала в нашем грязном государстве.

Сикстен Бейл – вот что есть сила. Ты можешь не любить её, но использовать её ты должен.

У любой силы имеется тень. Тень любой силы ты любишь именовать слабостью.

Мне придётся расписать поэтапно основную слабость Сикстена Бейла:

– мило допрашивать ребёнка или женщину (или мужчину).

– по желанию заниматься сексом с ребёнком или женщиной (но не с мужчиной).

– отрубать конечность мученику и поедать её на его глазах

– умерщвлять мученика.

– заниматься сексом с его трупом (через один день после умерщвления).

– доедать мученика.

– остатки мученика отправлять в Эль Мусео, единственный музей Синистера.

Примечание: Бейл не всегда ел людей, многих он убивал ради забавы, иногда мастурбируя при этом.»

Оба, и Родерик, и Джей, метнулись к записке, но Родерик невольным движением оттолкнул Джея в сторону испорченной картины, за которой билось чьё-то огромное сердце. Приглядевшись, Родерик понял, что это сердце являлось психоделически-мрачным черепом, окружённым нечто высшим, может быть, даже нимбом. Этот нимб порезал ноги споткнувшемуся Джею и сделал его навсегда инвалидом.

– Конкуренты делятся тайнами? – спросил Родерик у Джея в желании хоть что-нибудь разузнать.

Ответа он не получил, т. к. Джей был без сознания.

Что же делать?

Из свитка Родерик помнил, что только при звёздах Водолея могут быть расставлены точки над «i» в плане юбилея смерти и танца с трупом, однако же тайна – это тайна, а моё «я» – это единственная реальность и высшая ценность. Не могу пояснять, но можешь вообразить, что именно он сделал с Эльжасминой и после чего он увидел искажённый гностический луч какой-то бездонной, почти непонятной реальности, где маленькая секта внутри огромной религии искажает религию всю и где новорождённые Хуарес и Симон, средние сыновья морковного короля, делят на двоих соску с козьей кровью, однако же Симон вытолкнет Хуареса из колыбели, и Хуарес умрёт, и родители решат вычеркнуть близнеца из истории и никому о нём не говорить, а Симон преисполнится аурой Мага, предназначенной для его брата, и через много-много лет будет повторять:

– Я чист! Я чист! Я двадцать первого ноября по-новому стилю начну уничтожение мира! И под знаком Скорпиона открою тёмные бездны рек для всепоглощающего наводнения! Возле зеркала, в склянке перед вазой с тюльпанами, хранилась влага вожделеющей императрицы, именно её содержимœ и стало причиной всемирного потопа. Императрица же, молодая осенняя женщина, ни о чём не знала и лежала на спине в поле, полным рапунцелей, с загадочной мечтательностью в тёмных глазах. Далеко не сразу она увидела выродившегося коня ветра, который обратился в Белого коня, олицетворяющего Чуму, и покинул свой дом-преисподнею на волнах смертоносного потопа. Волны привели его в Париж, где вода пожирала корабль дураков, превращая безбилетников в утопленников, а леопарда в безобразного сфинкса. На гриве сфинкса находился Симон Маг, который в необъяснимом страхе волновался за своих рождённых и нерождённых детей, могущих или немогущих пережить бронированный кулак Второй Мировой Войны, а рядом с ним безмятежно дремала золотоволосая девочка, потерявшая своих бабочек в Средиземном Море, но сохранившая на тонкой шее золотой ключик, могущий, как верил Симон Маг, выручить его в трудную минуту, вот только пришла ли та роковая минута, или же конец света не совсем подпадæт под описание рока?

Видимо, подпадæт. Да. Ибо Симон Маг увидел, как на Белом коне Чумы к нему скачет черноволосая чаровница, та самая императрица, лишившаяся поля рапунцелей и мечтательных загадок – вместо последних в её чарующе-тёмных глазках плавали отблески мести.

– Ты убил моих братьев! – смиренно, но по-свœму непоколебимо заявила чаровница. – А Звёздный Брат нанёс Песочной Сестре седьмой удар плетью! Песочный Брат нанёс Винсенте седьмой удар!!

Симон Маг кивнул.

– Будет и восьмой. Плюс я убил твœго поклонника по ту или эту сторону Мехрана…

– Я владею обеими сторонами Мехрана, – сверкнула глазами чаровница. – Я стала императрицей его цветущих полей, но у меня ничего не осталось, поскольку поля мои потонули в бездне тёмных вод. У меня нет ничего, кроме ненависти к тебе, неизвестный колдун!

– Все злодейства я делал только из-за любви к тебе, императрица мœго сердца! Прошу тебя, не топчи меня копытами свœй Чумы! Посмотри вокруг, дорогая, кроме нас с тобой, никого не осталось! Смотри, как вокруг твоих нежных ступней, в крови Водолея, плавают мёртвые Рыбы. Прислушайся к свœму сердцу, которœ Рак раздирæт безобразной клешнёй! Так в твоём сердце сочетаются твоя месть и моя любовь к тебе, моя императрица! Видишь, как Скорпион заползæт в твой женский орган, как исчезæт там его нервнœ жало? Это значит, что ты почувствуешь непреодолимœ влечение ко мне, которœ позволит твоим нежным рукам придать нужную форму мœму глиняному отростку…

– НИКОГДА!

– Я ПРОШЁЛ ОГОНЬ И ВОДУ ради тебя, моя чаровница с корзиной, и я не намерен принимать твой отказ! Смотри, как разрушæтся мир ради нас двоих!

Она не отводила от него своих блестящих глаз и не желала смотреть на конец света, зато на него с четвертого неба взирал задумчивый мужчина с лысиной на макушке и очками на лбу, напоминающий еврейского учёного. Это был Наблюдатель, владеющий Воздухом и Землёй и пытающийся придать равнодушным друг к другу стихиям какœ-нибудь подобие интереса друг к другу. Ветры Воздуха при лёгком соприкосновении с Землёй убирали с её поверхности всех лёгких и излишних существ, подуй он чуть сильнее и дольше, и сама Земля поднялась бы на дыбы. А так, она оставляла для ветров лишь небольшие преграды в форме склонов и холмов, хотя могла бы, не играй они в бесстрастные поддавки, остановить движение ветров полностью, взрастив вместо холмов и склонов из свœго родительского корня бестрепетные скалы. Но поддавки Воздуха и Земли не могли сравниться с неподдельным напряжением во взглядах Симона Мага и императрицы с именем на букву «К». Белый конь под ней кашлял Чумой и непрожёванным овсом, сфинкс под ним покрывался выцветшими пятнами леопарда, а созвездие Скорпион, любимœ Водой и тьмой, взошло над ними свадебным венцом и вселило в него готовность убивать, а в неё неподдельный страх. Из этого страха и возникли сатана и демоны, и, чтобы их прогнать, Симон Маг снял с шеи девочки золотой ключик, вот только даже не было замка, что и говорить о запертых дверях к земным и, может быть даже, неземным страстям, поэтому ключик просто дрожал в тощих пальцах андрогина и колдуна.

– Ты не Елена из прошлого? – спросил девочку Симон.

Та помотала головой. Симон не поверил.

Мужчина-Смысл, или же мужчина-Логос (Λόγος), от брака с женщиной-Жизнью (Ζωή) заимел вначале Глубинность, затем Смешение, а третим, словно компромиссом между первыми двумя, заимел Человека (Άνθρωπος), который, будучи мужчиной, стал искать женскую вагину, но перепутал репу с турнепсом и нашёл свою сестру Церковь (Έκκλησία). Несмотря на юмор, секс Человека и Церкви был столь же страстным, как секс мужчины-австрийца и женщины—венгерки, сухого мужчины-садиста и мокрой женщины—мазохистки, бедного мужчины-адвоката и богатой женщины-прокурорши и добрых мужских Ахуров и злобных женских Дэв. Человек и Церковь породили Параклета33
  утешитель


[Закрыть] и Веру, и только тогда Человек заметил, что его истечение напоминает le fleuve, а истечение Церкви похоже на la rivière – шок от этого знания долго мучил Человека, и он долго не мог получить имени, пока на него не посмотрел глаз Сына, в зрачке которого плавал истощённый в бегстве Скорпион!

– Сын-Глаз, да поможет нам понять! – прошептал Человек. – Повтори!

– Сын-Глаз, да поможет нам понять! – громогласным эхом прозвучало в здании Церкви, после чего её витражи лопнули, Антихрист засмеялся, Симон Маг перекрестился, подумал, передумал и перетреугольнился, а еврейская девочка по имени Елена, наконец, опустила вниз ещё в июле задранную юбку.