Текст книги "Битва за кристаллы любви. Том I"

Оба высокие, идеально сложенные, с широкими плечами и узкими бёдрами, светлой кожей и дугообразными бровями, под которыми поражали своей красотой глаза, напоминавшие цветом чистейшей воды изумруды, опушенные густыми ресницами. Длинные черные волосы свободной волной ниспадали на плечи. На этом, пожалуй, сходство между ними и заканчивалось.

У Рэйма обращали на себя внимание довольно правильные черты лица, несущие в себе мужественность, широкий и выпуклый лоб, отточенные линии выступающего подбородка, достаточно широкие скулы, прямой аристократический нос, тонкие губы, серьезный, слегка задумчивый взгляд.

Но более всего его отличала от брата спокойная уверенность в себе, внутренняя сила, ответственность и собранность, которые создавали вокруг него ауру абсолютной надежности, вырисовывали на подсознательном уровне образ человека, на которого всегда можно положиться и который выдержит любые испытания.

Эйдж по внешней красоте даже превосходил брата. Линия его носа прямо переходила в высокий лоб с еле заметным выделением переносицы, лицо отличалось стройными и правильными пропорциями, не слишком выступающими скулами, выпуклым ртом с четко очерченными губами и умеренно широким подбородком. Особый шарм ему придавали прямая благородная осанка, утонченная шея и быстрая летящая походка.

Тем не менее, в чувствах он был не сдержан, эмоционален, легок на подъем и всегда готов к приключениям. Терпеть не мог рамок и ограничений, любил находиться в центре внимания. Однако несмотря на это, в нем в процессе общения просматривались скрытые от первого взгляда нерешительность и неуверенность в себе, приправленные, словно соусом, явно выраженным самомнением.

Отличали их друг от друга и глаза: Рэйма природа наделила глазами дракона – большими, с легкими складочками на веках и живым блеском, а Эйджа глазами феникса – миндалевидными и несколько удлиненными.

Имя свое он получил не случайно. Оно через колено передавалось, как эстафета, младшему ребенку мужского пола от деда. Это была семейная традиция, которой в семье следовали неукоснительно много поколений подряд. Право назвать первенца было отдано родителям.

Братья любили друг друга, но не всегда ладили между собой. С раннего детства Рэйм чувствовал себя ответственным за младшего брата, его защитником. Наверное, потому, что Эйдж долгое время был слабее его и не столь преуспевал в физических упражнениях. Возможна и другая причина: уж так повелось в семье, что мальчика всегда все жалели, баловали и не находили в себе твердости духа в чем-либо ему отказать. Возможно, именно поэтому он вырос несколько самовлюбленным, продолжая оставаться в приоритете у матери несмотря на то, что скоро ему исполнится двадцать четыре года.

Тем не менее, они были по-родственному близки, чему не мешала разность характеров. Правда, в последнее время Эйдж постоянно раздражал его, вот как сейчас. Вопросы всегда сыпались из него, как из рога изобилия, и это чрезмерное любопытство стало вызывать внутренний протест, даже злость.

Голос младшего брата напомнил Рэйму, что в покое он его не оставит, пока не удовлетворит свое любопытство.

– Давно покинул свою красавицу? Тебе после ночи с нею положено спать, а не бодрствовать.

– Какое тебе дело, как и с кем я провел ночь? Я тебя на роль своего духовника не приглашал.

– Стоп! Грубить с утра – вредит аппетиту, а скоро завтрак. Чего ты завелся на пустом месте? В отличие от других, я давно знаю, что тебя с Диэнной связывают отнюдь не платонические отношения. Раньше ты ведь никогда так резко не реагировал на мои подначки. Не хочешь со мной разговаривать – так прямо и скажи. Ладно, оставайся в компании своего плохого настроения.

– Извини. Просто мне неприятно говорить на тему, которая с сегодняшнего дня перестала быть насущной.

– Что-то ты витиевато как-то высказался. Поссорились? Не бери в голову: милые бранятся – только тешатся. Вечером помиритесь.

– Нет, это уже пройденный этап моей жизни, и ты знаешь, что я никогда от принятого решения не отступаюсь. Отныне я свободен от пут любви.

– Почему вдруг такая неожиданная комбинация слов и действий?

– Разлюбил. Разве это не достаточный повод разорвать отношения, которые уже изжили себя и не радуют?

– В принципе, достаточный, конечно, но, тем не менее, хотелось бы поподробнее. Впрочем, не буду углубляться туда, откуда меня тотчас вышвырнут.

– Что ж, умный и осторожный мальчик, не привыкший нарываться на неприятности. Ценю. Главное, что понимаешь: это не твоего ума дело, а посему иди завтракать. Я вскоре составлю тебе компанию, когда переоденусь.

Эйдж в недоумении вышел из спальни брата и, переодевшись, направился в столовую. Никогда между ними такого разговора не было. И ссорились они между собой, и злились друг на друга, но даже в конфликтах положительных эмоций было больше, чем в недавнем разговоре.

Рэйм не грубил, но в его ответах было столько эмоциональной холодности и отчужденности, что «послевкусие» от утреннего общения с ним осталось весьма паршивое. Поговорили между собой, словно чужие люди, и осознание этого больше всего напрягало.

Даже если и решил разорвать отношения с Диэнной, не стоило бревном лежать на кровати и изучать абсолютно белый потолок: она оттуда на верёвке к нему не спустится. И все же ужасно любопытно, что между ними произошло? В семье ведь уже подумывали начинать готовиться к свадьбе – и вдруг такой сюрприз…

Впрочем, вряд ли можно назвать сюрпризом разрыв отношений Рэйма и Диэнны, хотя сюрпризы бывают также и неприятными, и этот, по-видимому, не исключение. От старшего брата он, по всей видимости, не добьется вразумительного ответа, поэтому попытает счастья у его несостоявшейся невесты. Может, она будет более разговорчивой. Надо после обеда заглянуть к ней и по душам поговорить.

Правда, не стоит закрывать глаза и на то, что Рэйм по какой-то неизвестной причине в последнее время менялся не в лучшую сторону. Всё более замыкался в себе, игнорировал прежние разговоры «по душам», срывался на пустом месте в беспричинном гневе. Ради правды, конечно, следует отметить, что быстро брал себя в руки – и через мгновение после эмоциональной вспышки снова становился спокойным, даже слишком, а если точнее сказать, отстраненным.

Размышляя о старшем брате, Эйдж поймал себя на мысли, что и в нем самом что-то ощутимо меняется: куда-то исчезли из сердца привязанность и уважение к родителям, а в отношении Рэйма все чаще стали проявляться зависть и злорадство. Именно оно зашевелилось, словно змея, в душе, когда узнал, что Диэнна дала от ворот поворот его безупречному и удачливому брату. А что это именно так, он даже не сомневался. Ни один мужчина, если он в своем уме, не может по доброй воле отказаться от такой роскошной женщины.

Что ж, в скором времени он разузнает, что к чему, и примет решение. Каким оно будет, Эйдж знал уже сейчас, но спешить с его принятием не собирался, ибо знал: время терпит.

От мыслей, приятно щекотавших его эго, молодой человек улыбался, не замечая, что ест на завтрак. Быстро покончив с ним, Эйдж поспешно поднялся в свою спальню. Приведя себя в порядок и со вкусом одевшись, выбежал через вход для слуг и направился в конюшню, где оседлал Грома, своего гнедого жеребца, и поскакал в замок Анхон.

Рэйм пришел в столовую, когда там уже завтракали отец и мать. Поздоровавшись, он сел по правую руку от отца и молча положил себе на тарелку омлет со спаржей, козий сыр и кусок пшеничного хлеба. Родители недоуменно переглянулись между собой, но не стали нарушать трапезу сына вопросами, которая проходила в малой столовой замка. Стены ее были закрыты деревянными резными панелями, деревянными были также резной потолок, напоминавший свод готического собора, оконные рамы, эркеры и дверные проемы.

Меблировка столовой подчеркивала симметрию комнаты и строгий стиль. Большой стол с прекрасной полированной столешницей из красного дерева, стоящей на четырех тумбах в виде звериных лап, занимал большую ее часть. Вокруг стола расположилась дюжина стульев из такого же дерева весьма необычной формы, больше похожей на облегченные кресла с красивой гобеленовой обивкой в виде золотых лилий.

В проеме окна-эркера расположился массивный сервант на таких же лапах, как и стол. Под сервантом – чаша, обитая свинцом, которая наполнялась льдом из собственных ледников, где охлаждались вина к столу. Между дверными проемами стоял великолепный резной буфет, в котором были выставлены кубки и столовые сервизы из серебра, а также много изделий из бронзы.

Слева по центру красовался углубленный в стену фонтан, по обе стороны которого находились большие камины с витиевато выкованными решетками.

Над фонтаном расположился балкончик, где во время небольших семейных праздников могли поместиться два – три музыканта со своими инструментами.

Молчание с столовой затянулось, и Элиана, мать Рэйма, не выдержала:

– Что случилось, сын? Ты сидишь настолько отстраненный, что от тебя веет холодом.

– Ничего такого, что могло бы касаться вас. Это личное. Впрочем, хочу поставить вас в известность, что я разорвал отношения с Диэнной. Вопросов дополнительных не задавайте – не отвечу. Я еще сам не понимаю, что со мной происходит, и не могу найти ответы на многие вопросы, которые меня волнуют. Поэтому на этом и закроем тему. Моя жизнь, кроме меня самого, больше никого не касается. Могу я рассчитывать на ваше понимание?

– Конечно, Рэйм. Мы не будем досаждать тебе своим любопытством, поскольку уважаем твои чувства, – сказал Хэдриан, глава семейства, и переключился на разговор с женой. Хотя у обоих чувствовалось внутреннее напряжение, они старались обмениваться мнениями спокойно, с лёгкими улыбками на лицах и не бросая взглядов на старшего сына.

Рэйм, закончив с омлетом, взял себе изрядный кусок манного пудинга, политого ежевичным вареньем, быстро расправился с ним и, поблагодарив за завтрак, молча покинул столовую.

Теряясь в догадках, родители высказали несколько версий происходящего в жизни старшего сына, но так и не пришли к какому-то однозначному выводу за неимением фактов. Несмотря на это Элиана предположила, что инициатива разрыва отношений, по-видимому, исходит от Диэнны, иначе Рэйм не был бы так внутренне подавлен. Да и любил он ее слишком сильно, чтобы без веской на то причины добровольно отказаться от девушки. Тема была исчерпана – и в столовой повисло тягостное молчание.

– Может, мне поговорить с Диэнной? Ведь она мне как дочь, – предложила Элиана.

– Не стоит вмешиваться в жизнь сына. Ему уже скоро двадцать семь лет, и он вправе строить свою жизнь, не советуясь с нами. Вряд ли он простит подобное вмешательство без его ведома. Думаю, разговор с бывшей девушкой Рэйма не стоит того, чтобы испортить с ним отношения.

– Да, наверное, ты прав. Впрочем, как всегда. Пойду заниматься хозяйственными делами, которые требуют моего участия.

Поцеловав мужа, Элиана покинула столовую. Она сохранила стройную фигуру, хотя и родила двух сыновей. Её походка была эталоном сдержанности и лёгкой величавости. Прямая стать, расправленные плечи, поднятая голова и уверенность в каждом движении подчёркивали её аристократизм, в котором просматривалась умеренность во всём, даже в одежде. Её платье было элегантно строгим, приятного синего цвета. Вырез лодочкой подчеркивал лебединую шею. Кроме золотой броши слева, никаких других украшений не было.

Элиана броским расцветкам предпочитала более пастельные тона, а её наряды не имели оборок, рюшей и пышных юбок. Максимум – несколько мягких складок на лифе. Браслеты и колье с драгоценными камнями она надевала только на праздники или другие торжественные мероприятия, а в повседневной жизни обходилась заколками, подвесками или брошками, чтобы визуально освежить свои однотонные наряды.

Хэдриан, как обычно, смотрел ей вслед, но не почувствовал в сердце былого восторга. Раньше ему доставляло удовольствие любое, даже мимолетное прикосновение жены, ему нравилось наблюдать за ее плавной походкой, а вот сегодня этих чувств в своей душе он почему-то не испытал. Впрочем. Эли была по-прежнему ему очень дорога, но что-то неосязаемое происходило в его жизни, то, названия чему он не знал, но что его стало тревожить.

Глава 2

Эйдж перепоручил своего коня слуге и взбежал по ступенькам парадного входа. Отдав перчатки дворецкому, попросил доложить о своем визите Диэнне. Хэдес проводил его в голубую гостиную, предложил гостю выпить бокал вина, а сам поспешил с докладом к хозяйке.

Подойдя к большому зеркалу, Эйдж пристально осмотрел себя и улыбнулся, подумав о том, что безукоризненно одетый франт узнаётся по отлично скроенной одежде. Он не носил вычурных дорогих нарядов, а предпочитал сдержанные элегантные костюмы, сидящие точно по фигуре и отличавшиеся высоким качеством шерсти, одевался лаконично и утонченно просто, став воплощением истинной элегантности и непринужденности.

Ждать пришлось долго, но это того стоило. Диэнна вошла неторопливо, изящно протянула руку для поцелуя и остановилась напротив Эйджа, вскочившего при ее появлении.

Её небесно– голубое платье состояло из лифа, юбки и пышных рукавов размером в три четверти. Лиф был выполнен из атласа, а форму ему придавал корсет, затянувший и без того осиную талию девушки. Юбка была двойной и состояла из нижней, более светлой, сшитой из такого же атласа, как лиф, и верхней потемнее, распахнутой впереди.

Лиф крепился к юбке подвесками из драгоценных камней. Отложной воротник и низ рукавов были украшены изящным кружевом, а атлас лифа и нижней юбки расшит золотыми нитями.

Боги дали Диэнне серебристо – серые глаза, изумительно чистые, сияющие, точно растаявшие жемчужины. На фоне платья они казались то голубыми, то фиалковыми, то цвета неба в ясный солнечный день. Словом, удивительное сочетание оттенков, которое привлекает взоры мужчин.

Глаза девушки мягко светились, будто матовые драгоценные камни в оправе длинных загнутых ресниц, таких блестящих, словно их омыли золотом.

На белом, как лепесток магнолии, лбу изогнутыми стрелами к самим вискам тянулись две безукоризненно четкие линии бровей.

Природа наградила ее роскошной фигурой и сочными, красивого рисунка губами, чувственность которых покорила не одно мужское сердце.

А ровная, мягкая белизна шеи и плеч в окружении тончайших кружев придавала ей какую-то необычайную прелесть. Девушка была похожа на языческую богиню, исполненную обаяния и отличающуюся изысканностью вкуса и манер.

Взгляд, который она обратила на Эйджа, был беспокойный и яркий. В нем было так много своенравия и огня, что он вступил в спор с учтивой светской сдержанностью манер, выдавая подлинную сущность её натуры.

Диэнна предстала перед ним существом свежим, как апрельская роза, усыпанная капельками росы, с лицом ясным, как утренний свет.

– Какие красивые, какие тонкие черты лица! – мысленно восхитился Эйдж, припав к ее руке губами и вложив в поцелуй всю свою нежность и страсть. Ухоженная рука была изящной, с тонкими пальчиками, на которых красовались золотые кольца с драгоценными камнями.

От Диэнны исходил божественный запах ириса – одного из самых необычных цветков. Описать словами его аромат очень сложно, но забыть невозможно. Тонкий и прохладный, ускользающий, как тончайший шелк, он рождал в душе мужчин мечты о романтике и вечной любви.

– Я знаю, что привело тебя ко мне в столь внеурочный час, – услышал Эйдж над собой необыкновенный голос Диэнны с мягким глубоким тембром. Он, наполненный дыханием, звучал проникновенно, эхом отражался в глубине его сознания, пробуждая чувства и запретные желания.

– Имею ли я право узнать, что произошло между тобой и Рэймом?

– А узнавать, впрочем, и нечего. Мы расстались, сохранив друг о друге приятные воспоминания, поскольку наши отношения исчерпали себя. Что касается подробностей, они тебе ни к чему. Мы с Рэймом теперь, словно две самостоятельные птицы, у каждой из которых свое воздушное пространство. Абсолютная свобода – так можно охарактеризовать наше состояние души, сердца, помыслов и действий. И, конечно, независимость от чувств, которые нас связывали раньше. На этом мы и закончим обсуждение этой темы. Надеюсь, новых вопросов у тебя не возникло?

– Нет, все предельно ясно. Вопросов не будет, кроме одного: я могу надеяться?

– Надежда умирает последней, мой милый Эйдж. Не знаю, так ли это, но подобное мнение существует. Менять одного мужчину на другого так быстро? Да еще на брата предшественника… О, это уже буду не я. Мне нужно время.

– Но хотя бы видеть тебя, говорить с тобой… На это ты не лишаешь меня надежды?

– Конечно. Я никому не отказываю в дружбе, а мы ведь с тобой друзья. Так что можешь посещать меня, хоть каждый день.

Говоря это, Диэнна подошла так близко к Эйджу, что он слышал ее дыхание и ощущал тепло ее тела. Она как бы случайно подняла голову вверх, и губы ее, соблазнительные и чувственные, слегка коснулись его подбородка.

Горячая волна пробежала по телу Эйджа, опьяненного близостью желанной женщины, и сосредоточилась внизу живота, вызвав пробуждение его мужского естества, и он, не контролируя себя, без предупреждения наклонил голову и прижался ртом к ее губам.

Вместо того, чтобы возмутиться, Диэнна вытянула руки, обняла Эйджа за шею и ответила на поцелуй. Кровь забурлила в его венах. В одно мгновение температура в комнате поднялась на несколько градусов. Он почувствовал в себе яростную жизненную силу. Овладевшее им желание было настолько сильным, что граничило с болью.

Он не собирался целовать девушку. Впрочем, нет. Он собирался-таки поцеловать ее, как только она приблизилась к нему. Сейчас Эйдж понимал, что у него почти не было возможности выбора. Диэнна оказала на него действие, подобное тому, какое оказывает перец на язык. Она раздражала и воспламеняла. И пробуждала в нем голод. Рано или поздно он бы поцеловал ее. Хотя и не планировал отдаться этому порыву тотчас. Для поцелуя было неподходящим ни время, ни место. К тому же Эйдж не владел ни собой, ни ситуацией.

В глубине души он рассердился на Диэнну за то, что она вынудила его потерять контроль над собой, что случалось с ним крайне редко. И к тому же он помнил о совершеннейшем физическом и духовном союзе, какой только возможен между мужчиной и женщиной, который, как думали все, был между Рэймом и ею.

Впрочем, не исключено, что именно это утверждение как раз и подвигло его на решительные действия, ибо в нем всегда присутствовал дух соперничества в отношении старшего брата. Для него не имело значения, что она познала большое счастье с другим мужчиной. Впрочем, как бы там ни было, он не сумел воспротивиться искушению поцеловать ее.

Эйдж понимал, что застал девушку врасплох. Он успел заметить изумление в ее глазах в тот момент, когда приник к ее губам. Тем не менее, на его поцелуй она ответила. Кстати, его ошеломило также то, с каким жаром она это сделала. Однако он не увидел злорадства, промелькнувшего в тех же глазах, прежде чем она их закрыла.

Ее губы оказались теплыми, нежными и податливыми, а руки, покинув шею, затерялись в волосах. Она оперлась о мрамор камина и плотно прижалась к нему. Эйдж ощутил прикосновение упругих полушарий грудей под легкой тканью.

Тело у нее было жаркое, зовущее. Полные бедра, казалось, просили о том, чтобы их погладила его рука.

На минуту Эйдж испытал сильное опьянение. Он понял, что не ошибся, когда ему показалось, будто Диэнна несколько раз бросала на него призывные взгляды. И была достаточно раскована, чтобы приоткрыть рот во время поцелуя.

Эйдж со стоном еще крепче прижался ртом к губам соблазнительницы. Она что-то попыталась сказать, но не отстранилась. И тогда обе его ладони скользнули вниз и двинулись к талии. Пальцы легли на округлые бедра. Он притянул Диэнну поближе, плотно прижав к своей возбужденной плоти, и почувствовал, как трепет пробежал по ее телу. Исходящий от нее аромат пробудил в нем все дотоле дремавшие чувства – и он подумал о диване, который находился всего в нескольких шагах.

– Эйдж! – девушка откинула голову назад и посмотрела на него затуманенным взглядом. – Мне кажется, ты ведешь себя недопустимо, учитывая то, что еще вчера я была возлюбленной твоего брата. Полагаю, что, как только пройдет охватившее нас наваждение, ты пожалеешь о случившемся.

– Возможно.

Он снова прижал ее бедра к возбужденной плоти.

– А ты?

Диэнна открыла рот – и Эйдж приготовился к самому худшему.

– Разумеется, она пожалеет о поцелуе, – подумал он с обжигающей очевидностью. – Любая скромница в подобной ситуации, согласно условностям общества и двусмысленности происходящего, обязана заявить, что она глубоко оскорблена случившимся.

Диэнна, словно заглянув в его мысли, улыбнулась странной улыбкой и сказала:

– Нет.

– Нет?! – Эйдж испытал величайшее облегчение. За этим последовала волна восторга и страсти. Он снова потянулся ртом к ее губам. – В таком случае…

Диэнна приложила пальцы к его губам и тем самым пресекла его дальнейшие действия.

– Это был весьма интересный эксперимент.

Он застыл, ощутив кончики её пальцев на своих губах.

– Эксперимент? Интересный?

– Именно. Можно даже сказать – вдохновляющий.

Эйдж улыбнулся ей в ладонь и провел по ней языком. Диэнна с силой втянула носом воздух.

– Твой поцелуй также хорош, как и поцелуи твоего брата. А может, даже и лучше.

– Лучше? – опять недоуменно переспросил молодой человек. – Ты сравнивала меня с Рэймом?

– Да, и что такого! Мне захотелось узнать, так ли вы похожи в обольщении и поцелуях, как и внешне. И я получила ответ несмотря на то, что мы зашли слишком далеко. Нужно, тем не менее, отдать тебе должное: твои поцелуи и прикосновения более возбуждающие. Однако, если мы собираемся остаться друзьями, нам лучше не осложнять наши отношения подобными вещами.

– Подобными вещами? – опять повторил Эйдж, удивленно и в то же время настороженно. – Понятно.

Диэнна выскользнула из его объятий и отступила в сторону.

– Я уверена, дорогой, что интимные отношения лишь замутят воды нашего общения. А мы ведь предполагаем общаться в будущем, не так ли?

Эйдж машинально кивнул, облегченно отметив про себя, что своими импульсивными действиями не оттолкнул от себя девушку.

– Да, ты абсолютно права, – он наклонил голову, демонстрируя официальную учтивость. – И как твой друг предлагаю тебе немедленно покинуть эту комнату. Для твоего же блага, ибо я сейчас не в том состоянии, чтобы полностью контролировать свои действия.

– Но мы ведь с тобой еще ни о чем не поговорили. Мне сейчас очень одиноко одной. Давай воспользуемся возможностью и узнаем друг друга лучше.

– Оставь меня одного, пожалуйста, – тихо сказал Эйдж. – Немедленно.

Диэнна несколько секунд колебалась, не ожидав подобного поворота в заранее спланированной ситуации, однако выражение его лица подсказало, что ей надо сейчас уступить.

– Как хочешь, – сказала она с нотками легкой обиды и разочарования в голосе, спокойно и степенно подошла к двери, открыла ее и неслышно вышла из гостиной, даже не пряча коварную улыбку, повернувшись к гостю спиной.

Эйдж напряженно прислушался к ее шагам. Он услышал, как Диэнна ускорила шаг, когда пересекала зал.

– Если я не был сумасшедшим несколько минут назад, то наверняка сойду с ума, когда эта колдунья испробует на мне свои чары, – подумал он. – Как же Рэйму удалось освободиться от них? Впрочем, мне это совсем не интересно. Их отношения уже в прошлом. А мои с ней, как мне подсказывает интуиция, только начинаются.

Мой брат, конечно, личность незаурядная. Умный, загадочный, умеющий владеть собой. И определенно неординарный. Ему присущи твердость и уверенность человека, который не так-то просто идет на компромиссы. Да он, по всей видимости, и не нуждается в приобретении опыта в этом тонком искусстве. К тому же он не привык особенно считаться с мнением других. Его отличают в меру проявляемые высокомерие и своенравность.

– Однако и меня нельзя отнести к незрелым, необстрелянным юношам, – продолжал размышлять Эйдж. – Я ведь тоже человек, который кое-что в жизни видел и пришел к собственным выводам. И, как мне кажется, невозможно отрицать, что я недавно возбудил воображение Диэнны даже больше, чем Рэйм во времена своего ухаживания за ней. Она недвусмысленно об этом мне намекнула.

Эти мысли бальзамом пролились на его несколько уязвленное самолюбие и возродили надежду. Тело уже пришло в надлежащий порядок, и Эйдж, весело насвистывая, покинул гостиную, уверенный в том, что вскоре он вновь навестит своенравную красавицу и заставит ее признать свое превосходство над братом.

Рэйм тем временем бесполезно пытался определить, что с ним происходит. Это были не внешние изменения и не внутренние. Что-то очень важное теряла его душа помимо его воли, и он никак не мог повлиять на этот процесс.

– А что такое душа? – вдруг ниоткуда возникла мысль. – Это внутренний, психический мир человека, его сознание или иное свойство характера? Почему он раньше никогда не задумывался об этом? Наверное, потому, что все чувства воспринимал как должное, не пытаясь их анализировать. А ведь душа не что иное, как живая часть пространства внутренней жизни каждого из нас, наше «Я», в котором сосредоточены все наши внутренние чувства и переживания, желания и порывы…

Только сейчас, когда между его душой, разумом и телом начались разногласия, Рэйм осознанно понял, что есть душа внутренняя, есть душа внешняя и есть лицо, иногда маска, для окружающих.

В его внутренней душе ранее властвовали прозрачное спокойствие и любовь. А сейчас? Он не знал ответа на этот вопрос. Пока. Тем не менее, он почувствовал свою внешнюю душу, в которой проявилась тревога, переходящая в безразличие, а на лице, особенно во взгляде, – требовательное ожидание решительных действий. Но каких? На что направленных? И на эти вопросы он не знал ответа. Однако откуда-то знал, что его внутренней душой все более уверенно и властно завладевает пустота.

А что же тогда сердце? Почему оно вчера любило, а сегодня с равнодушием вспоминает о той, которая заставляла его замирать от удовольствия или биться в груди, как сумасшедшее, от страсти? Своим равномерным, тихим биением сейчас оно словно отказывается от себя вчерашнего – любящего, радостного, очарованного, неистового, чувственного, пылкого…

Рэйм сжал виски руками и застонал от безысходности происходящего с ним, чему не мог найти объяснения. Он настойчиво прислушивался к себе, но ничего вразумительного на ум не приходило.

В таком состоянии его и застал отец, присевший рядом на скамье в беседке, в которой старший сын пытался уединиться.

– Твой разум тоже терзают странные мысли? – спросил он, положив руку на опущенное плечо Рэйма.

Тот от неожиданности резко вскинул голову.

– Я не услышал, как ты пришел. Что ты, отец, имеешь ввиду?

– Опустошенность души и сердца.

– Откуда тебе известно, что происходит со мной?

– Не от тебя, конечно. Эти изменения я наблюдаю и в себе. Правда, не озвучивал их до сегодняшнего дня, пока утром не увидел, что они разъедают изнутри и тебя. Наши души неумолимо опустошаются, избавляясь от чувств, благодаря которым сердце любит и делает жизнь светлой, радостной, насыщенной и яркой, будто пронизанной всеми цветами радуги.

Я стал замечать, что и Элиана, твоя мать и моя жена, уже не такая, какой была раньше. Она потеряла свою душевность и нежность, ласковость и мягкость, доброту и сердечность. В ней стали проявляться чуждые ей прежде равнодушие и холодность. Элиана борется с этими изменениями в своей душе. Она сильная и упорная в своем стремлении остаться прежней, но это неравная борьба, и она каждый день проигрывает.

– Я не замечал этого, отец! – воскликнул Рэйм, сраженный откровениями отца.

– Ты ведь мало общался с нами в последнее время. К тому же был погружен в свои проблемы. Откуда же взяться наблюдательности? Я не укоряю тебя. Просто констатирую факт. Единственный, кто, на мой взгляд, не подвергся пока подобным изменениям, – это Эйдж. Возможно, потому, что и ранее в нем было изначально больше себялюбия, нежели любви к ближним, что он всегда жил для себя, а не для других, как ты, я и ваша мать.

Не жди от меня ответов на мучающие тебя вопросы. Их у меня нет. Я пока наблюдаю. И, к сожалению, могу с уверенностью сказать, что подобное не миновало и других людей. Среди них участились конфликты, отрицательная энергия облаком стоит над нашими селениями. Люди озлобились, в их словах и поступках все чаще стала проявляться ненависть и жестокость. Правда, эти проявления не стали массовыми, но к этому идет.

– Отец, возможно пришло время во всеуслышание заговорить об этом, собрать Совет Мудрейших и обсудить, что делать, чтобы остановить распространение этого необъяснимого явления?

– Рано. Да и серьезных аргументов, доказывающих изменения в душах людей, пока нет. То, что мы лично чувствуем или замечаем в отдельно взятых случаях, не может служить убедительным доказательством нашей правоты. Если сейчас сделать достоянием гласности всего лишь наши предположения и частные наблюдения, начнется эмоциональная паника. И она, согласись, ни к чему хорошему не приведет. Поэтому нужно подождать.

– Что ж, отец, нам не остается ничего другого, как брать пример с матери и бороться с невидимым врагом, поселившимся в наших душах вместо других чувств, порождаемых любовью. Надеюсь, что со временем мы избавимся от него, поняв, что с нами происходит.

Этот разговор еще более сблизил отца и сына несмотря на чуждые чувства, которые, словно густой туман, заползали в их души.

Рэйм ушел, а Хэдриан продолжал размышлять. С какой бы стороны он не подходил к проблеме, путей ее решения не находил. Чтобы не биться над ней в одиночку, он решил поговорить по душам с Грэйдом, возглавлявшим Совет Мудрейших. Он был из древнего рода кианов, благородный, рассудительный и осторожный. Ему всецело доверял Верховный правитель.

Вернувшись в дом, Хэдриан облачился в накидку-мантию цвета индиго, без которой члену Совета Мудрейших доступ в резиденцию его Главы был запрещен по этикету.

Кианы и гриды жили на исполинском острове Антамурия, который находился в океане Панталасса. Это были две расы, заселенные из космоса в соответствии с Программой Галактического Развития.

Гриды обладали ограниченными чудодейственными способностями и телепатией. Они были красивые, смуглолицые, черноволосые, зеленоглазые или кареглазые, высокие и поджарые. Их генокод был экспериментальным, лишенным явных внешних изъянов и пока еще не смешанным.

Кианы были светловолосыми с голубыми или серыми глазами и с белой кожей. У них были гордые, орлиные носы, решительные рты, раскосый, слегка приподнятый вверх, разрез глаз. Их кудри вились, а сами они отличались крепким телосложением.