Текст книги "Синий, белый, красный, желтый"

3

В половине третьего ночи они остановились неподалеку от дома, в темном переулке, и отправились пешком. Чем ближе подходили к дому, тем сильнее у Нины тряслись коленки. Миновали ограду, оглядываясь по сторонам, преодолели несколько метров прямой дорожки, ведущей к дому. Глеб открыл ключом массивную дверь, вошли. В прихожей он, не снимая лайковых перчаток, взял фонарик с полки, приготовленный на случай, если отключат свет. Яркий луч осветил сначала гостиную… Очутившись в огромной комнате, погруженной во мрак, Нина почувствовала, как со всех сторон на нее наползает тишина. Это была не та тишина, которая сопровождает покой, совсем другая, тревожная, гнетущая. Дрожащим голосом, шепотом Нина произнесла:

– Здесь жуткая тишина. Иди сам.

– Хорошо, – тоже шепотом сказал он. – Жди меня здесь.

Луч фонарика заскользил по стенам, лестнице… А вокруг давящая, изматывающая тишина. И темнота. И два трупа в спальне лежат. Нина испытала животный ужас оттого, что придется остаться в темной гостиной одной. Души трупов наверняка витают тут невидимые… Она ринулась за Глебом по лестнице, бормоча:

– Нет, я с тобой пойду. Куда нам?

– В спальню.

– Идем в спальню… В спальню?! – вскрикнула Нина и прикрыла ладонью рот, оглядываясь. Вдруг покойники услышат, как она раскричалась? Нина выдавила: – Там же… Ты больной?

– В спальне сейф, – ответил он, поднимаясь вверх. – Я хочу сначала забрать деньги и ценности. Идем, мертвые нам ничего не сделают. Полагаю, надо бояться живых.

– Живых! – чуть слышно взвизгнула Нина. – Уж не думаешь ли ты, что убийца нас поджидает?!

– Не думаю, – огрызнулся он. – Нинка, замолчи. И так паршиво.

– Молчу, – сказала она шепотом, тараща глаза в темноту. Казалось, что в такой тишине стук ее сердца слышат мертвецы. Нина пролепетала: – Ну и темнота. Включи свет, все равно никто не прибежит сегодня. И вообще соседи спят. Со светом не так жутко…

– Не касайся перил! – шикнул он, сбрасывая руку Нины с перил. Глеб быстро вытер их полой пиджака и взял Нину за руку.

Поднимались медленно, словно боясь нашуметь и вспугнуть трупы. Нине захотелось в туалет, причем срочно. Но она и не подумала объявить об этом Глебу, а продолжала идти по ступенькам. Одна ступенька, через маленькую паузу следующая, еще… Нина от напряжения тихонько заскулила:

– Какого черта мы плетемся? Давай-ка быстренько заберем все и…

– Ты права, – согласился он и прибавил шагу. У двери спальни предупредил: – Не входи, пока не включу свет. Мне надо сначала добраться до окна, закрыть шторы, они не пропускают света. Не бойся.

Глеб толкнул дверь, осветил фонариком комнату и пропал внутри. Нина осталась в кромешной темноте, только в спальне плясал световой луч, изредка пропадал и он. Трупы, трупы, трупы – давило на мозг. Припомнились фильмы ужасов, когда обезображенные трупы внезапно возникали за спиной. У Нины зашевелились волосы, она шагнула в дверной проем, чтобы быть поближе к живой душе. Ее трясло, даже зубы стучали. Звук задвигаемых штор заставил вздрогнуть. Через минуту Глеб включил настольную лампу. Нина зажала обеими ладонями рот, чтобы не закричать, и прислонилась к стене, так как подкосились ноги.

На широкой постели лежала голая Валька, раскинув руки, ее ноги свесились с кровати. Ее белое тело очень выделялось на синем фоне постельного белья, она лежала на спине и была вся окровавленная, даже лицо в крови. Красные следы на пальцах, на предплечьях. Валька была вся изранена, наверняка ее кромсал маньяк, безжалостно нанося удары. И так странно, так странно: на синем белье пятен не было заметно, лишь шелк блестел, а белое тело в кровавых разводах оттеняло синеву постели. И желтые волосы разметались по синему… Цвета заворожили Нину – синий, красный, белый, желтый. Она не могла оторвать глаз от ненавистной Вальки, укравшей ее счастье. Синий, красный, белый, желтый… Вот и нет Вальки. Радости, что она мертва, тоже нет. Не верилось, что это произошло на самом деле. Только красивое тело без признаков жизни, без дыхания и цвета – синий, красный, белый, желтый – подтверждали: мертва. Мертва! Нет, на это невозможно смотреть. Нина отвела глаза, и тут же в поле зрения попал второй труп, заставивший Нину содрогнуться.

На полу лежал мужчина. Голый, но его бедра были замотаны полотенцем. Он лежал ничком, подогнув одну ногу. Спина в крови. Светлое ковровое покрытие под ним тоже в крови. Пахло чем-то неприятным, возможно, так пахнет смерть. Нине стало плохо, она достала из сумочки платок, прикрыла им нос и рот, чувствуя, что сейчас ее вырвет. Какая ужасная, отвратительная смерть! В сущности, смерть всегда ужасна, но такая… ужасней ужасного. Нина прикрыла веки, чтобы ничего не видеть. А перед глазами цвета: синий, красный, белый, желтый. Из этих цветов выплывала Валька с раскинутыми руками, ее лицо с приоткрытым ртом и взглядом в никуда. Тут уж не до торжества над соперницей. А еще мерещился маньяк, который занес нож над Ниной. Невыносимо! Она открыла глаза…

Глеб хладнокровно снял картину – сейф встроен в стену. Нелепо в этой мертвой тишине прозвучал звон ключей, шелест бумаг, скрип дверцы сейфа. Все бумаги и деньги из сейфа он переложил в кейс, туда же высыпал содержимое шкатулки. Сейф оставил открытым и стал исследовать шкаф, перебирал вещи жены, карманы, сумочки. Если находил что-нибудь, бросал в сумку, не глядя.

– Долго еще? – пробормотала Нина плаксиво. – Меня сейчас вырвет.

– Не вздумай! – на миг повернулся к ней Глеб. – Этого нельзя делать.

– Чем здесь воняет?

– Запах крови, Нина. Успокойся.

– Успокойся? – взвилась она. – Я не могу здесь находиться. Чего ты застрял?

Глеб наклонился над мужчиной, рассматривал его, затем место вокруг трупа. Нина ни за что не приблизилась бы к окровавленному трупу, а он запросто! Она отвела глаза в сторону и уставилась на мужские вещи, в беспорядке брошенные на кресле. И на вещи убитого не могла смотреть. Взгляд остановился на тумбочке. А там золотые украшения, Валькины украшения…

– Вода! – вдруг произнес Глеб и выпрямился.

– Что – вода? – спросила Нина.

– Не льется… – И Глеб рванул в ванную комнату.

Но вышел почти сразу, был озадачен. Метнулся к окну, приоткрыл штору, потом вернулся к кровати. Нина, видя, с каким спокойствием он рассматривает теперь уже труп жены, испугалась не на шутку. Только убийца может быть так спокоен! И убийцу всегда тянет на место преступления – сто раз в книгах читала. А он еще и произнес над трупом истерзанной жены:

– Тварь!

Нину окончательно повело, шатаясь, она вышла из спальни и остановилась у стены, проглатывая тошноту. Этот запах чудился везде, даже в платочке, которым она прикрывала нос и рот, перебивая аромат духов. Глеб еще долго возился, а может, Нине это показалось. Она будто провалилась куда-то, не ощущала времени. Вдруг кто-то тронул ее за плечо, Нина вскрикнула.

– Ты что? Это я, – сказал Глеб. – Идем.

Быстро спустились вниз, только Глеб и не думал уходить. Он достал баул, перерыл полки, забрал видеокассеты, а было их много, все не поместились. Глеб куда-то сходил, принес еще одну сумку, кое-как запихнул туда оставшиеся кассеты. Нина уже ничего не соображала, даже тогда, когда вместе с Глебом очутилась на улице. Не соображала и тогда, когда ехала в машине. Не соображала и ничего не видела. Только синий, красный, желтый, белый. Цвета резали глаза. И Валька. И труп мужчины. И кровь, много крови. И запах этой самой крови…

Только тогда, когда они подъехали к ее дому, старому дому, который давно пора занести в Книгу рекордов Гиннесса за долголетие и количество тараканов в нем, она очнулась. Выйдя из машины, Нина сделала глубокий вдох, но запах крови чувствовался в холодном мартовском воздухе. Терпкий, тягучий, приторный… Тут-то Нина и дала себе волю. Она блевала долго, упираясь одной рукой в крыло автомобиля, другой – держась за грудь. Ее выворачивало и тогда, когда уже нечего было выдать наружу. А Глеб нервно курил в сторонке, ибо помочь ей не мог. Потом Нина опустилась на ступеньку джипа и некоторое время дышала.

– Тебе легче? – осведомился Глеб.

– Кажется, – пробормотала Нина, вытираясь платочком.

– У тебя есть гараж? Надо куда-то поставить джип.

– Есть, – выдавила она и побрела к гаражу. – Только автобус туда не поместится.

Глеб делал невероятные усилия, чтобы втиснуть джип в гараж, поминутно чертыхался. Поцарапал бок. Но теперь это было неважно: джип, царапина. Нина стояла с полным безразличием, опираясь плечом о железную стену гаража. Глеб все же еле-еле въехал, закрыл гараж, не забыв прихватить сумки.

Дом Нины состоял из коммунальных квартир, основная часть жильцов люди неимущие, оттого злые. Нина открыла входную дверь, они вошли. Комнаты располагались по одной стороне длинного коридора, по другую сторону были туалет, ванная и большая кухня, где стояли столы каждого хозяина – всего четыре. Комната Нины была тридцать метров. Войдя в свою берлогу, она механически постелила на софе и раскладном кресле, переоделась в ночную сорочку и рухнула на постель, не сказав Глебу ни слова. Он догадался, что раскладное кресло предназначено для него, разделся и лег. Через минуту сказал:

– Я не помещаюсь здесь.

– А ты подожми ноги, – пробормотала Нина.

– Я подставлю стулья? – спросил он.

Нина не ответила, так как внезапно попала в черную дыру и неслась, неслась куда-то. Поначалу она пролетала яркие пятна все тех же цветов: синего, красного, белого и желтого. А потом все разом исчезло.

4

Голова была тяжелая, когда Нина проснулась, словно вчера напилась в стельку. Она потянулась, перевернулась на бок и тут увидела Глеба. Он смотрел в потолок. Нина сразу закрыла глаза, притворившись спящей.

В день его свадьбы не удержалась, побежала посмотреть на женщину, так легко отбившую у нее Глеба. Нина изменила внешность с помощью парика, взятого у подруги, черных очков и шляпы. Глеб все равно не смотрел по сторонам, упивался своей Валькой. А она действительно была хороша, до того хороша, что хотелось завыть от зависти. Нет, Нина не уродка, знакомые говорят, что она красивая. Но тогда у нее возник комплекс неполноценности, она ненавидела себя и Глеба, ненавидела Вальку, затмившую собой весь свет. Валька была безумно красива, из богатой семьи, великолепно одевалась, умело пользовалась косметикой, вращалась в элитных кругах. У нее было все, о чем можно мечтать. А у Нины на дорогую косметику и одежду не было средств, не было и полезных знакомств. Все, что она могла предложить, – это естественную красоту, которой никого не удивишь, скромные наряды, и тех было немного. Ну, безграничную любовь. Еще интеллект, да кому он нужен? Глебу «богатств» Нины оказалось мало. За броской внешностью Вальки он не разглядел тупую, фальшивую, похотливую самку, а Нина разглядела, отчего обида надолго выбила ее из жизни. Четыре месяца Нину преследовала одна мысль: хочу умереть. Она не могла жить без Глеба, не могла принять то, что он бросил ее, не могла тянуть копейки, а их страшно не хватало.

И вдруг на Нину свалилась манна небесная в виде наследства! Умер папа от инсульта. С папой она не контачила. Мама бросила ее и папу, бабушка забрала Нину к себе, а папа не хотел видеть дочь, напоминавшую ему жену. Куда делась мама, Нина до сих пор не знает, а случилось это давным-давно. Папа платил бабушке – маминой маме – алименты до восемнадцати лет, но о дочери знать ничего не желал. Потом умерла бабушка, оставив ей комнату в коммунальной квартире с бабульками по соседству и ни копейки денег. На похороны собирали всем домом. Было стыдно, а куда деться? Собственно, дело это прошлое, о нем не хотелось вспоминать, потому что сейчас у Нины полный порядок. Являясь единственной наследницей папы, Нина получила прекрасный дом, старенькую машину «копейку», на которой сейчас ездит, и небольшой денежный вклад. Она не стала упиваться свалившимся богатством. Правда, вступив в права наследования, первое время отъедалась. Ела и ела без остановки месяца три! Самое интересное – не растолстела! Даже не поправилась! Видимо, организм истощился настолько, что никак не мог напитаться витаминами, аминокислотами и прочими полезными веществами.

Деньги с папиной сберкнижки растаяли быстро. Что дальше? Так возник вопрос, чем заняться. Больше попадать в зависимое положение Нина не хотела, значит, надо было позаботиться о работе, а точнее, о собственном деле. Поразмыслив, Нина остановила выбор на маленьком кафе. Ведь она умеет готовить! Это и есть ее талант. Кстати, во времена нищеты ее приглашали готовить на торжества состоятельные люди по протекции приятелей, разумеется, платили. Нина умела не только приготовить исключительно вкусные блюда, но и сэкономить деньги клиентам. Экономят все, от богатых до бедных, разница лишь в количестве сэкономленных денег. Если богач покупал мяса десять килограммов, Нина обходилась шестью, и все гости млели от удовольствия, вкушая блюда, само собой ее очень ценили. А уж ее торты и десерты не шли ни в какое сравнение с производителями города. Этим и промышляла в свободное от швабры время. Безусловно, друзей интересовало, где Нина научилась так здорово готовить. «Эх, господа, – отвечала она, – из хороших продуктов только лентяй не приготовит. А вы попробуйте из одной курицы сделать пять блюд, и чтобы они были вкусными. Попробуйте из обычной каши приготовить кушанье, тающее во рту! Бедность научила меня хорошо готовить». Это была чистая правда. Нина собирала рецепты, надеясь, что когда-нибудь они пригодятся. Пригодились.

Она продала папину усадьбу и скарб, присмотрела подходящее помещение, занялась оформлением документов. Одновременно закончила бухгалтерские курсы. Бухгалтер у нее есть, только Нина хочет разбираться во всем сама. Денег хватило снять в долгосрочную аренду небольшое помещение с последующим выкупом, на ремонт, документацию, взятки чиновникам, приобретение посуды и прочих мелочей для кафе. Нина осталась жить в коммуналке. Ничего, заработает и на квартиру, теперь она в этом не сомневалась. Довольно быстро ресторанчик стал популярен в городе. Недалеко был институт, и Нина наладила выпуск дешевых и вкусных пицц, пирожков, тающих во рту, всяческих пирожных. Студенты охотно покупали ее изделия в ларьке приятеля, а пиццы заказывали горожане на дом. Вечером к ней (кафе так и называлось «У Нины») шли отдохнуть и поесть экзотических блюд. Нина разрешила трем музыкантам петь в зале и не брала с них за аренду – это ведь и ее реклама. Часто сама становилась за плиту или обслуживала клиентов, когда их было полно, – чай, не барыня. Ее по-прежнему приглашали состоятельные люди готовить изысканные блюда на торжества, когда хотели отметить праздник дома. Только теперь Нина брала с них не копейки, как раньше, а приличные суммы. Она модный повар! И пусть диплом о высшем образовании покоится в столе, зато Нина ни от кого не зависит. Доход был пока маленький, есть долги, но слава о ней бежит по городу. И штат ресторана небольшой: бухгалтер, три официантки (столиков всего пятнадцать), бармен, четыре поварихи и уборщица. Водителю за развоз пицц платит наличкой, не фиксируя эти деньги в ведомостях. Она была почти счастлива и вдруг… Глеб! Да с таким убийственным багажом на плечах!

Нина вдруг очнулась: а сколько времени? Ей же на рынок надо за продуктами для кафе! На рынке можно поторговаться, оптом покупать намного дешевле, чем в розницу. Но как не хотелось разговаривать с Глебом, вспоминать ужасную ночь… да все равно встать придется. А в коридоре слышалась возня бабулек, грохали кастрюли. Нина села на кровати, Глеб сразу повернул к ней лицо:

– Доброе утро.

– Угу, – кивнула. – Если оно доброе.

Она набросила халат, поплелась в ванную умыться. Ванная была занята. Нина скрестила руки на груди и ждала, а сама видела: синий, белый, красный, желтый… У Вальки были желтые волосы, крашеные. Нина натуральная блондинка с черными бровями. Она перекрасилась в черный цвет и сделала стрижку, чтобы ничто не напоминало ей Вальку, даже собственные волосы. Кстати, черные волосы идут больше к ее фиалковым глазам и черным бровям. Из ванной наконец выползла Матильда Степановна – бывшая учительница семидесяти трех лет. Она бережет здоровье за счет того, что отбирает его у других своими претензиями.

– Ниночка, – всплеснула она руками, будто увидела Нину в голом виде, – ты вчера оставила посуду в раковине. Я же просила тебя…

– Помню, – хмуро перебила ее Нина и скрылась в ванной. – Не буду.

– Ниночка, – говорила Матильда Степановна под дверью, – эта неделя уборки твоя, а ты не только не моешь полы в коридоре, ванной, туалете и на кухне, но и посуду оставляешь. Пожалуйста, миленькая, будь повнимательней. Я знаю, ты много работаешь, но коллективное проживание требует неукоснительного соблюдения правил…

Нина, возя щеткой по зубам, подумала: «В следующий раз я не пирога тебе дам, а булочку с дустом, зануда». В кухне она поставила на плиту сковороду, нарезала колбасы и вбила семь яиц. Пришлепала пролетарка Мария Борисовна шестидесяти пяти лет. Она до сих пор не предала партию, носится на сходки коммунистов, читает прессу, смотрит новости, по утрам делает зарядку, митингует на кухне. Она постоянно чем-то озабочена, всегда сурова, редко улыбается.

– Нин, а Нин, чего это ты столько яиц вбила? – сунула нос в сковороду. – Вредно столько-то. Одно яйцо в неделю надо, так врачи советуют.

– Врачи говорят, что и жить вредно, – проворчала Нина, ставя сковороду на поднос. – Говорят, все равно умрешь.

– Тю на тебя, Нинка, – замахала рукой Машка Цеткин, так в память немецкой коммунистки Нина окрестила старуху. – У вас, молодых, нет тяги к жизни, вот и мелете языком черт-те что. Потому что без идей живете, у вас одни деньги на уме…

Нина схватила поднос и под идейный монолог Машки Цеткин понесла его к себе. Из соседней комнаты донеслось:

– Ниночка, не могла бы ты зайти ко мне?

Это Любочка Алексеевна. Она работала на швейной фабрике швеей, вследствие сидячего образа жизни сильно располнела, а холод на фабрике в зимнее время привел к ревматизму ног. Теперь из-за больных ног Любочка Алексеевна передвигается при помощи клюки. Она не лезла в личную жизнь Нины и шила ей наряды не хуже фирменных.

– Сейчас, – откликнулась Нина, поставила поднос на стол и сказала Глебу: – Ешь. Посуда в буфете. Хлеб тоже.

Любочка Алексеевна дала ей вырезки из газет с рецептами, она всегда собирает рецепты для Нины. И посуду из раковины убирала, и полы мыла вместо Нины, хотя ходит с палочкой, и не пилила за это. Она похожа на бабушку.

– Ты сегодня бледная, Ниночка, – глядя на нее через очки, сказала Любочка Алексеевна. – Не заболела?

– Нет, все в порядке. Спасибо за рецепты.

Глеб сосредоточенно резал хлеб, когда вошла Нина.

– А как мне умыться? – спросил он шепотом.

– В ванной.

– Меня никто не должен видеть, ты разве забыла?

Ах да, забыла – синий, белый, красный, желтый… Нина отыскала в буфете кувшин, на кухне набрала воды, захватила из ванной тазик и мыло. Она лила Глебу воду на руки и думала: «Мне приснилось или нет? Неужели это ты сделал? Не верю… наверное, не хочу верить. Я дура, обыкновенная дура. Как же мне быть? Может, пусть он сам справляется со своими проблемами?»

– Спасибо, – произнес он, стряхивая руки.

Нина дала ему полотенце. Ели молча и без аппетита. Вернее, ел он, а Нина всего-то и проглотила половину желтка. Синий, красный… а желтый и белый на тарелке. Все, есть не хочется. Нина выпила кофе, тоже не весь, отнесла поднос на кухню. Машка Цеткин готовила себе завтрак – овсянку, ну и заметила:

– Нин, а Нин, ты из двух чашек пила?

– Ну да, – невозмутимо сказала Нина. – А что, нельзя?

Машка Цеткин пожала плечами, удивленно глядя на чашки, а Нина вернулась в комнату, переоделась и приступила к макияжу.

– Ты уходишь? – задал глупый вопрос Глеб.

– Разумеется, – отозвалась она, подправляя тушью ресницы. И вдруг остановилась. – Как же я на рынок поеду? Моя «копейка» у кафе.

– Держи, – протянул он ключи от джипа.

– С ума сошел? Во-первых, я не справлюсь с управлением, потому что никогда не водила иномарку. Во-вторых, по твоей машине вычислят, где ты обитаешь.

– Ее только вчера пригнали, я не оформил машину, так что она пока ничейная и никто о ней не знает, вообще никто. А как ею управлять, покажу ночью. Да, у тебя есть видеомагнитофон?

– Нет. Я и телевизор-то смотрю редко. Некогда.

– Возьми деньги. – Он достал доллары из кейса. – Купи видак, еще спортивный костюм мне, зубную щетку. Пока все.

Она взяла деньги, кинула в сумочку и пошла к двери.

– Нино, – остановил он ее. – Есть щепетильный вопрос. Как быть с туалетом?

Нина, не говоря ни слова, вышла. Вернулась с эмалированным ведром, накрытым крышкой, поставила в углу:

– Вот тебе туалет. Потом я вынесу.

– Издеваешься? Я так не могу.

– Тогда терпи до ночи. Чао, дорогой, вернусь поздно.

Сказала и ушла. Денег он дал больше, чем могло понадобиться, поэтому Нина взяла такси и поехала на рынок. Голова была чугунная, казалось, вот-вот отвалится.