Текст книги "Бессонница в аду"

– Сгодишься, наверняка сгодишься, ты вчера слышала, что Олег Аркадьевич говорил об уважении?

– Да он много о чем толковал, что, мне записывать за ним, что ли? – удивилась Надя. – Так я не писатель…

Шура, заметив Хана, побежала с поклоном открывать дверь перед хозяином. Надя вошла следом за ним, успела сесть за стол первая и тут же громко велела Марии налить ей кофе в чашку побольше.

– Ты что мне даешь наперсток? Я, так твою мать, все люблю большое, – и она подмигнула Хану. – Ну ты че, Машка, вчера тоже разговелась?

– В каком смысле? – удивилась Мария.

– Да ладно тебе, я же видела вас, – Надя подмигнула и ей.

Мария просто онемела, ей казалось, что Надя должна была бы вчера понять, что Хан не потерпит хамства, но та была непробиваема.

– Стас, принеси-ка шприц и ампулу … – Хан произнес какое-то длинное название лекарства.

Тот сразу ушел и быстро вернулся.

– Сделай ей внутривенный. Ребята придержите, – махнул он головой лаборантам. К Наде тотчас подошли Стас и еще двое парней:

– Дай-ка руку, – сказал Стас.

– Это зачем еще? – спросила она, тем не менее автоматически протягивая руку.

Под мышками у нее расползлись пятна пота.

– Укольчик сделаю, сама слышала, шеф сказал, что надо тебе успокоительное дать, а то ты слишком шумная.

– Э-э! Ты чего?! Какое еще успокоительное?

Но ее руку уже крепко держали, а Стас ловко попал в вену.

– Вот и все, держи ватку.

Надя растерянно прижала ватный шарик.

– Не забудь, Стас, записать в журнал наблюдений.

– Я уже записал…

– Олег, Славка пусть другую себе подберет, а эту на первый этаж переведи.

– А какого хрена я там буду делать? – Надя сообразила, что жить одной будет поскучнее, чем со Славиком. Похоже, она остается совсем без мужика.

– Чтобы за столом я ее больше не видел.

Потом Хан распорядился обследовать Надюху.

– Зачем это? У меня всегда все анализы хорошие, здоровая я! – возмутилась она.

– От того укола худеют, вот надо проследить, – объяснил ей Стас.

– Значит, я похудею без диеты? Здорово! А говорили – успокоительный!

– Тебя, Надька, таким уколом не успокоишь, – добавил охранник Юра.

– Ой, Юрик, что за намеки? – радостно повернулась она к нему.

Но развить эту тему ей не позволили.

– Если ты поела – выйди отсюда! – оборвал ее Олег Аркадьевич.

Этот ли выговор подействовал или лекарство, но Надя притихла. Медики поели и разошлись. Мария и Лена убрали со столов и вновь накрыли для второй смены. А самим пришлось завтракать после всех, так распорядилась Шура:

– Вымойте посуду и тогда ешьте сами.

Сначала Мария думала, что ей повезло, ведь всегда место на кухне считалось «тепленьким». Но она ошиблась, в первый же день Шура заставила их выдраить всю кухню, хотя на Мариин взгляд, там было идеально чисто. Ей пришлось промыть все шкафы, панели, пол с моющими средствами. Вымыть и натереть редко используемую посуду. Повариха не стала с ними церемониться, отдавала распоряжения, как школьницам, никакой женской солидарности. Мария, сцепив зубы, молча выполняла все ее команды. Шура предупредила своих помощниц, что если ей не понравится, как они работают, сразу скажет Олегу Аркадьевичу, и тот отправит их в другое место, предварительно наказав. В какое именно, она не уточнила, но сказала так, что было понятно – лучше постараться здесь. Молоденькую Лену отпустили с работы перед ужином, сама Шура ушла после него, а Марии пришлось еще перемыть всю посуду и кое-что подготовить на утро. Только она собралась уходить, как появилась Шура, беззастенчиво проверила, все ли сделано. Мария буквально падала с ног – повариха ее не пощадила. Так что еще неизвестно, где хуже, и если бы не страх перед здешними надзирателями и их плетками, Мария бы взбунтовалась. Но за этот день она дважды видела, как молодые девчонки получали плетью по спине даже не за провинность, а так просто, чтобы привыкли подчиняться. Похоже, из женщин только Шура пользовалась особыми привилегиями – хозяин, несмотря на свой худощавый вид, любил вкусно поесть и ценил хорошую кухню.

После работы Мария направилась к себе, ей пришлось пройти через холл, к этому времени здесь собрался народ. По-видимому, это было место общения. Женщины болтали, сидя на диванах, а мужчины за столами в углу и у окна играли в карты, домино и шахматы. Курильщики собирались дальше по коридору, там, за поворотом, был еще один холл, поменьше, и, как она потом увидела, именно там стоял рояль. Сейчас кто-то на нем прекрасно играл, сюда доносились звуки неизменного полонеза Огинского. Немногочисленные женщины, жившие здесь до их приезда, знакомили вновь прибывших с местными правилами общежития. Мария не стала задерживаться, она смертельно устала. Девчонки не были такими измотанными, как она, ей явно досталось больше работы плюс бесконечные мелочные придирки Шуры, да и возраст сказывался, а главное, на нее удручающе действовала перспектива попасть на лабораторный стол. Эта мысль не выходила у нее из головы.

Ее товарки также сразу прошли в свою комнату, они тоже валились с ног от усталости. Только Наталья чувствовала себя прекрасно, старушка бодренько просидела на кровати, покачиваясь, весь день. Она пояснила, что никогда не выходит вечерами в холл вместе со всеми остальными: никто не хочет общаться со старухой, да и особое «предназначение» жильцов этой комнаты отталкивало от них молодежь, тем было неловко контактировать со смертницами.

– Послушай, Наташа, а почему ты все время говоришь о смерти? Что это за опыты? Что тут делают с женщинами? Олег Аркадьевич говорил о витаминах…

– Какие там витамины! Тут человека опускают в воду и пропускают токи, лучи всякие, смотрят, как они повлияют на организму. Сначала свинью туда, потом бабу… Может, и не сразу помрешь, так их же повторяют, опыты эти, пока не сдохнешь… Да мне все равно тут лучше, чем в стардоме, там бы уже с голоду померла давно. Я сама согласилась поехать. Вот только скучно стало без старух. Вы тоже тут со мной сидеть не будете, вон вас на работу определили… И что Валя рвется туда? Сидела бы со мной…

Комната была небольшая, в ней помещались только четыре кровати и тумбочки возле каждой, даже стульев не было. Все женщины устроились на кроватях и молчали, разговор не клеился, слушали доносящиеся сюда звуки рояля и голоса. Галя вдруг затянула какую-то свою песню, сначала совсем тихонько, себе под нос, потом все громче. Песня была странной, ужасно монотонной, заунывной. Когда она допела, Наталья спросила, о чем песня-то? Та задумалась, похоже, не могла перевести на русский.

– Это чабанская песня.

– Об овцах, что ли?

– Нет, он поет: «На курганчике, на мурганчике, стоит хорцык-морцык, зайчик земляной»…

– А дальше?

– Все.

От изумления у Марии открылся рот…

– Это все?

Вообще-то, Галя пела довольно долго… Спрашивать, что это за зверь такой «хорцык-морцык, зайчик земляной», Мария, конечно, не стала…

Валя прилегла прямо на покрывало и заснула, слушая Галину песню, она даже начала тихонько похрапывать, сама Галя тоже как-то быстро отключилась. Только что пела и вот уже ткнулась в подушку и вовсю посвистывает носом. Одна Наталья все сидела, покачиваясь, на своей кровати, глядя в одну точку. В тусклом свете высохшая, сморщенная, как печеное яблоко, старушка выглядела мумифицированным трупом. Марии стало страшно, она отвернулась и постаралась больше не смотреть на свою соседку.

Да, сегодня она, наработавшись, так устала, что не было сил раздеться и потому, так же, как и другие, не раздеваясь, тихонько опустилась на подушку. Думала, что полежит немного, а потом сходит в душ и тогда уж ляжет спать по-настоящему, сегодня-то она сразу заснет. Но стоило ей только прилечь, и она поняла, что ни раздеваться, ни идти в душ уже не сможет – не было сил пошевелиться. Мария отключилась. Через пару часов ей все же пришлось проснуться – Ира осторожно трясла ее за плечо.

– Ты чего?

– Тетя Маша, мне надо с вами поговорить, – глаза у Ирочки наполнились слезами.

Мария села.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

– Я боюсь, сегодня он меня, наверно, возьмет…

– Что возьмет? – спросонок Мария никак не могла понять, о чем говорит Ирочка.

– Вчера он Лику забрал, а сегодня, наверно, меня…

До Маши наконец дошло, о чем говорит этот ребенок.

– Тебе сколько лет-то?

– Девятнадцать.

– Я думала, тебе шестнадцать всего.

– Я боюсь, – у Ирочки по розовым щечкам потекли слезы.

Мария с трудом поднялась, все тело у нее ломило, и, взяв Иру за руку, вышла из комнаты. Из холла доносились взрывы смеха, и громкий Надин голос, она чем-то развлекала аудиторию, похоже, действие укола уже прошло, Надюха опять в форме. Мария огляделась, в конце коридора, рядом с ее комнатой, была небольшая ниша с парой кресел.

– Пойдем туда. Ну, рассказывай, чего ты так боишься? Что, Лика жаловалась? Хан издевается, бьет, он жестокий извращенец? Вроде бы она утром веселая была, даже хвалилась, я слышала… И почему ты думаешь, что теперь твоя очередь, может быть, Рита пойдет?

– Нет, он сказал, пока спина не заживет, Рита в конкурсе не участвует… Наверно, он в нее влюбился: вчера, как только вошли в его номер, сразу велел ей раздеться, и Лика еще раз смазала ссадины, а он сам разжег камин, чтобы Рита не мерзла. Сказал, что ей нельзя одеваться, потому что мазь должна впитываться в кожу, а не в одежду, и что она лучше действует на воздухе. А Рита говорит ему: «Дайте аннотацию, я сама почитаю, что это за мазь, надо ли мне стоять раздетой». А Хан сказал, что сам подбирал ингредиенты и потому лучше всех знает, как она действует. И еще спросил: «Что тебя так беспокоит нагота? Такой красавице, как ты, Рита, нечего стыдиться, сиди голая». И ушел с Ликой в свою комнату.

– Я думала он вас там избивает… Чего же ты боишься? Может, Лика потом жаловалась?

– Нет, она утром только пришла и сказала: «Мужик – супер!»

– Ну вот, в чем же тогда дело?

– Я же еще ни с кем никогда не была…

– Перестань хныкать, обидно, конечно, первый раз вот так, без любви… Но ты уже взрослая, понимаешь, что тут ничего страшного нет. А как же раньше замуж отдавали? Бывало, невеста жениха и в глаза не видела? И всякие браки по расчету… А на Кавказе воровали невест… Не бойся, может быть, тебе даже понравится, Лике-то понравилось…

– Да-а-а, – недоверчиво протянула Ира, – только мне все равно страшно.

– А тебе не пора наверх? Не будет он за это ругать?

– Нет, он сказал, чтобы в одиннадцать мы были на месте, а вообще, если он уходит отсюда, то мы тоже должны идти к себе. Тут для всех отбой в двенадцать, потом в своей комнате еще можно поболтать, но по коридорам уже нельзя бегать и шуметь. Мне еще полчаса можно посидеть.

– Да я тут засну тогда! Устала сегодня страшно, загоняла меня эта Шура. Завтра приходи, расскажешь, как все прошло. Иди к молодежи, видишь, как там, в холле весело, такой хохот стоит, и не подумаешь, что девушек насильно сюда привезли…

Галя во сне что-то бормотала, Валя похрапывала, Наталья постанывала. А ей Ирочка перебила весь сон. Мария так же, как и в прошлую ночь, долго лежала с открытыми глазами, слушая вздохи усталых пожилых женщин. Ее все еще не отпускало нервное напряжение, иногда она вроде бы и засыпала, но при каждом новом всхрапывании соседок, просыпалась. И мешал шум из коридора: все это время сюда долетали музыка, голоса, смех Надюхи. Мария еле дождалась, пока в здании смолкли все звуки, похоже, народ разошелся по своим комнатам. Глянула на часы – первый час ночи. Тихонько встала и все-таки пошла в душ – санузел был напротив их комнаты, через коридор. После купанья ей стало немного легче, но спина и руки все равно ныли. Спать совсем не хотелось, и она пошла в холл, решила посидеть в одиночестве на диване, пока высохнет голова. С детства помнила старое правило: если не спится – встань, не лежи в кровати, кровать должна служить только для сна. Хотя вчера их всех строго предупредили: в холле, столовой, библиотеке, музыкальной комнате в халатах не появляться, она не стала заходить в свою комнату переодеваться, а так, как была, в халате, с мокрой головой и полотенцем на плечах прошла по полутемному коридору до кожаного дивана. Странно, в этой тюремной зоне (иначе не скажешь) все переодевались к обеду и ужину, как в благородном дворянском семействе.

Оказывается, женщины тут могли даже заказывать для себя одежду по различным каталогам, платили за это их мужчины, так как и работающим женщинам ничего не начислялось. Лена на кухне сообщила ей об этом, она с самого утра радостно предвкушала, как будет вечером выбирать себе наряды. Молодежь сразу получила такую возможность, хотя, конечно, все зависело от положения «мужа». За Марию платить было некому, таким женщинам был положен минимальный набор одежды, и ей уже выдали дешевое белье, пару ситцевых ночных рубах, джинсы и футболку, столько же вещей дали и ее сожительницам.

Мария недолго сидела одна, следом за ней в холле появился Хан. Он словно ожидал встретить ее здесь, сразу кивнул в сторону кухни – неси, мол, молоко, сам уселся на диване. Когда Мария вернулась с кружками, приказал сесть рядом.

– Расскажи-ка мне что-нибудь интересное, а то настроение плохое…

– Вы хотите, чтобы я подняла вам настроение? – изумилась Мария.

– Мне надо отвлечься, у меня мозг так устроен, что я не могу сразу отключаться от работы. Обычно у людей проблема как раз в другом – не могут сосредоточиться на работе, а я вот такой… Но отдых ведь требуется… Рассказывай любую ерунду, можешь доверить мне любые секреты, я не болтун, они навсегда останутся секретами…

– Предлагаете исповедаться палачу?

– Почему бы нет? – слово «палач» он пропустил мимо ушей. – Тебе же хочется поговорить о своей жизни, так ведь? Ты тоскуешь по близким, жалеешь себя, свои несбывшиеся надежды, а слушать тебя некому – твои соседки сами хотят изливаться… Давай, начинай!

– Спасибо за интересное предложение, но у меня нет никакого желания плакаться в жилетку кому-либо, а уж тем более вам!

– Ты не поняла, это приказ. Если не хочешь усложнить свое существование, начинай! Что-нибудь выбери поинтереснее из своего серого, постылого бытия…

– Да, моя жизнь была скучной, так что ничего интересного выбрать невозможно. Вы бы лучше поговорили с молодыми, вон Рита – не человек, а фонтан, из нее так и брызжет энергия, ей явно есть что рассказать, такое же увлекательное, яркое, как она сама…

– Нет, мне сейчас нужно что-нибудь поспокойнее, пусть даже скучное, умиротворяющее… Вспомни, что у тебя было хорошего, доброго?

Он говорил так уверенно, властно, совершенно не сомневаясь, что она сейчас же выложит ему на потеху все свои тайны, всю историю своей жизни. И Мария вдруг невольно стала припоминать, а что же у нее в жизни было хорошего? Но почему-то, в голову лезло только плохое: ни с того, ни с сего вспомнила, как муж, у нее на глазах, начал ухаживать за другой женщиной, а то как-то в большой компании оборвал на полуслове ее рассказ: «Помолчи!» Потом вспомнила, как однажды она надела новое платье, оно ей так шло, повернулась к нему, спросила: "Ну, как?", – естественно, ожидая восторгов, а он сказал: «Глиста в корсете»… Стоп, ведь было же и хорошее у них! Ну-ка, вспомни, какие охапки черемухи он приносил! Да, черемуху носил… А что еще было?

Но как бы она ни прожила свою жизнь, ей совершенно не хотелось сообщать Хану ни о хорошем, ни о плохом… Мария молчала.

– Понятно, ничего хорошего не было… Я думаю, обеспечены вы были плохо…

– Как и все…

– Машина-то хоть была?

– Да.

– О-о-о! Ну это уже кое-что. Наша? Импортная? Какой марки?

– Сначала старая «Волга».

– Купили старую? Хотя бы на ходу?

– Да, в организации купили, списанную, она ездила, но со скоростью сорок километров в час.

– Господи, и это называется «машина»? Ну и что вы делали с такой «машиной»? Запрягали в нее лошадь?

– Муж чинил ее все время. Она была смешная…

– Сорок километров в час, конечно, смешная.

– Да там не только скорость была смешной… Электрика еще все время замыкала, и на кочках она сама собой сигналила. Было так забавно ехать по улицам: на каждой кочке машина сигналит, а прохожие думали, что это кто-то знакомый едет, здоровается с ними, и в ответ все нам махали. Я в ней чувствовала себя Юрием Гагариным: был бы в крыше люк, высунулась бы из него и поприветствовала народ… Потом муж исправил это. Мы нашу машину звали «Ласточка». Вместительная такая, сын с собой еще и друзей брал, пацаны набивались сзади, как кильки.

– И все?

– Что, все? Нет, там с этой машиной было много смешного… То у нее стартер сломался, но машина в этот момент стояла на горке, муж подтолкнул ее, она и покатилась. Я думала, что сейчас врежусь в ней во что-нибудь – водить-то я не умею и сидела на пассажирском месте, – но Веня успел, догнал и запрыгнул на ходу, как каскадер. А то мы однажды всей семьей да еще дружок сына, он всегда с нами ездил, поехали за город на пикник. Мальчишки все время ныли, просились по-маленькому, а муж злился, не хотел то и дело останавливаться. Но потом притормозил, и все вышли из машины. Ехали по степи, по молодой траве, и на ней отпечатались следы машины, а между ними какая-то полоса, как от хвоста… Муж заглянул – оказывается, бензобак отрывается, царапает землю одним углом, еще немного и совсем отвалился бы… Подвязал его веревкой, кое-как доехали до дома… И в песке мы однажды застревали. Тоже выезжали за город, на пруд, купаться. Ехали по грунтовке, надо было пересечь пару глубоких ложбин, через них дорога проходила по высоким насыпям, узкие такие насыпи… Вот поднялись наверх и увидели в следующей ложбинке уже пруд, а дороги дальше нет. Все вышли, осматриваемся, думаем, как лучше туда спуститься. А наша машина вдруг покатилась назад, тормоза отказали или муж что-то неправильно сделал, он тогда еще неопытным водителем был. Веня даже присел и лицо руками закрыл, испугался за машину – насыпь-то узкая была, все замерли, ждали, что наша Ласточка вот-вот перевернется. А я сразу стала волноваться, как нам домой возвращаться? До шоссе далеко, народу поблизости никого нет… Стоим, смотрим, как наша машина без нас спускается вниз, а она проскочила самое низкое место, поднялась немного вверх и поехала назад, опять к нам, так и каталась, как маятник, потом остановилась посередине оврага. Муж спустился к ней, выехал снова наверх и поставил нашу «Волгу» в тень. Мы там чудесно провели весь день, пруд хороший, чистый, вода теплая… Вечером собрались домой, а машина все это время стояла на песке, за день тень передвинулась, песок нагрелся, стал зыбким, и она увязла в нем. Дети хотят пить, есть, но все у нас кончилось, все устали, мне вдруг стало плохо с сердцем, а машину вытаскивать некому… Вокруг ни души…

– Ну и что? Ночевали там?

– Нет, какая-то компания к нам подъехала, полная машина молодых парней, они нас выдернули… А зимой, в гололед, мы слетели в кювет, мужу пришлось идти за трактором, нас долго волокли по полю до съезда с шоссе и глушитель оторвался. Этот глушитель тоже, как бензобак раньше, тащился под машиной. Инструментов с собой никаких не было, и Веня не мог его снять, поэтому пять километров до ближайшего ремонтного пункта мы проехали за полтора часа.

– И сколько лет у вас эта машина?

– Уже давно продали… Муж хорошо отремонтировал ее, она даже быстрее стала ездить… А перед продажей отдал ее покрасить – «Волга» была вся поцарапана. Вместе ее забирали после покраски, едем, а впереди ассенизаторская машина, полная до краев. И на кочке из нее выплескивается вонючая жижа и шлепается на асфальт перед нами и нашей Ласточке на капот. Мы, конечно, ее отмыли и поставили в гараж. Решили больше не трогать, чтобы не поцарапать, и дали объявление на продажу. Через неделю приходят покупатели, открываем гараж, а там такой запах!.. Мужики говорят: «А что вы в ней возили? Или просто сами так сильно боялись?» Не продали из-за этой вони. Тогда муж погнал ее на мойку, чтобы вымыть, как следует, чтобы колеса отмыли – мы-то проехали по дерьму, а попробуй, шины отмой… Когда возвращался, разрешил сыну сесть за руль. Алеше очень хотелось порулить. Ну, он не вписался, не смог точно заехать в гараж и оторвал ручку с задней двери…

– И что сказал муж?

Похоже, их машина заинтересовала Хана.

– Сказал: «Ничего, сынок, эта ручка обойдется нам всего-ничего, а вот у меня на работе сын сослуживца своей «Нивой» умудрился оторвать ручку на чужой «БМВ» и ободрать ей бок… Им это обошлось раз в десять дороже…»

– Пора спать.

Хан внезапно прекратил разговор, встал и, как и в прошлую ночь, не прощаясь, ушел по коридору. Мария посмотрела ему вслед и пошла к себе. Странно, не собиралась говорить ему ни слова о своей семье и вдруг рассказала так много…

По заведенному распорядку дверь в столовую всегда распахивала Шура и только перед Ханом или другими врачами, если хозяин не приходил на трапезу. Лаборантам и их женам приходилось ждать. Оказалось, что в первый день Мария видела не всех спецов. Здесь трудилось довольно много врачей, как сказала Шура, были представлены практически все узкие специальности, но многие из них давно остепенились, у них имелись постоянные женщины, и они не приходили смотреть на девчонок. Кроме врачей, работали химики, биологи, физики. Все они и их женщины питались в первую очередь. После обеда «высшего эшелона» Мария и Лена наводили порядок в столовой, и тогда заходили все остальные. Но хотя руководство питалось отдельно, блюда подавались одни и те же для всех.

На следующий день за ужином Ирочка так поглядывала на нее своими огромными голубыми глазищами, что Мария смирилась со своей участью и покорно пошла с нею в дальний угол коридора.

– Ну, что? Как прошло?

– Он меня не взял… Сам Риту смазывал, говорит «Я становлюсь мазохистом – такую роскошную девушку каждый вечер вижу обнаженной, глажу ее, можно сказать, ласкаю, а в постель взять нельзя. Вчера меня спасла только равноценная замена, мисс Экзотика, а сегодня…». И повернулся ко мне. Я испугалась, а он и говорит: «Малыш, ты с таким ужасом на меня смотришь, что я не решаюсь тебя звать, пожалуй, мы с Ликой повторим вчерашний урок, а ты повзрослей немного. Пошли, Экзотика». Он Лику так называет, потому что она похожа на мулатку.

– И все? Тебя не тронул?

– Нет, – Ирочка таращила свои наивные глазки. – Наверно, сегодня…

– Ну, перестань трусить, он с вами совсем по-человечески обращается. Я знаю примеры гораздо хуже, а те девчонки выходили замуж по любви.

– Да? А он вчера там наверху танцевал с Ликой…

– Танцевал?! Не ожидала…

– Да, правда… Говорит, ты похожа на испанку, должна уметь танцевать танго. Нашел диск, и они стали танцевать. Смешной такой… А танцует и правда хорошо. Потом со мной танцевал, учил меня, и с Ритой. С Ритой вальс, на вытянутых руках, чтобы ей не больно было, до спины не дотрагивался. Потребовал, чтобы она танцевала голая: «Доставь мне, говорит, хотя бы эстетическое удовольствие…» – Ирочка сидела, задумчиво улыбаясь.

– Разрешил нам заказывать одежду по французским каталогам. У меня никогда столько вещей не было.

– Ну, это когда еще их привезут…

– Привезут, привезут, все говорят, что быстро привозят. Олег Аркадьевич заказывает, и все доставляют сюда.

– Ну вот и хорошо, так вам будет веселее жить.

– Я еще заказала крема всякие, маски для лица, духи… Ну ладно, тетя Маша, я пойду.

Ирочка пошла в сторону холла, а потом повернулась и крикнула:

– Я еще серьги заказала! С бирюзой, Хан сказал к моим глазам!

А глаза у нее сейчас просто сверкали от восторга. Мария зашла в свою комнату, там уже все лежали, и разговор явно угасал, вот-вот начнут похрапывать, надо самой успеть заснуть до этого, решила она, и, на самом деле, тут же заснула.

На этот раз ее разбудил громкий топот в коридоре: парни и девчата резвились, как дети. Надежда оглушительно хохотала и материлась. Мария сейчас сама бы вколола ей успокоительное. Она выглянула в коридор и увидела, как Надюха шагает по коридору в коротком халате, бесстыдно распахивающемся при каждом ее шаге, демонстрируя парням свои объемистые прелести, а те по очереди пытались обнять ее. Она отпихивала их, довольно смеялась и что-то кричала своим подругам через весь коридор.

Мария подождала, когда все угомонятся, а потом, как и в прошлую ночь, пошла в душ, после него опять немного посидела в пустом холле, чтобы высохли волосы. Она уже поднялась, чтобы идти к себе, как ее окликнул Хан.

– Подожди, давай поговорим.

Жаль, не успела уйти, ей уже хотелось спать.

– Слушай, я что-то проголодался, приготовь что-нибудь…

– Что?

– Что бы ты сама съела, то и готовь… – он сел на диван и закрыл глаза.

Есть ей совершенно не хотелось, но Мария невольно вспомнила, как сын в детстве требовал по ночам гренки, и решила пожарить их. Когда все было почти готово, Хан сам пришел на кухню:

– Пахнет вкусно… Ну, давай, рассказывай, – скомандовал он. – Что там у тебя еще было интересного, кроме машины?

– Опять?

Он посмотрел на ее лицо и удрученно добавил:

– Вижу, вижу, ничего интересного. Ну, расскажи хотя бы, как познакомилась со своим мужем.

– Как все, на танцах.

– Как он за тобой ухаживал? Долго? Или сразу в койку?

Мария вспыхнула, как девочка.

– На свиданья ходила? Кто кого ждал: ты его или он тебя?

– Вообще-то, чаще я ждала, – вдруг честно сказала Маша, – стояла за углом, выходила после того, как он появлялся, чтобы не знал, что я его жду.

– Дальше. Кто за кем ухаживал: он за тобой или ты за ним?

– Конечно я, мужики-то народ робкий, их всегда надо подталкивать…

– О-о! Какие выводы, а твоя внешность и поведение не соответствуют таким житейским установкам… На основании чего же сделано такое заключение?

– Жизненный опыт, – усмехнулась Мария. – Считается, что мужчины более решительные и энергичные, а на самом деле, женщины смелее. Нет, конечно, есть смелые мужчины, но тогда это такие сильные личности… Таких знают все, ну, в смысле, кого-то весь город, кого-то страна, а кого-то и весь мир. Но рядовой мужик всегда слабее средней женщины.

– Приведи пример.

– Так вот сразу не вспомнишь… – она задумалась. – Ну вот был такой случай: я решила закаляться и стала по утрам обливаться холодной водой, во дворе. Выхожу как-то, шесть часов утра, осень, туман, забор у нас глухой, высокий, калитка прикрыта. И никогда никто к нам так рано не приходил. Я обычно снимала пижаму, отходила на середину двора и там выливала на себя ведро холодной воды, а полотенце всегда висело на двери, то есть ближе к калитке. Так и на этот раз: вылила воду на себя и иду к двери за полотенцем. В этот момент открывается калитка, и входит знакомый, приехал к мужу издалека, а еще же совсем рано было, толком не рассвело, видно плохо, он шагает мне навстречу, и вдруг до него доходит, что я голая иду к нему, в его направлении и …

– Теперь я угадаю: он выскочил со двора.

– Да.

– Один случай – это исключение из правила.

– О, был же еще один!

– Ты, что, всем знакомым мужикам показалась в обнаженном виде?

– Нет, на этот раз все наоборот. К нам приезжали гости, а у нас горячего водоснабжения нет, только газовая колонка, автоматику в ней мы давно отключили, и поэтому, пока газ горит, воду выключать было нельзя. Один товарищ, гость, пошел купаться, ему все объяснили, но он забыл об этом, закрыл кран, а газ-то продолжал гореть, вода закипела и бахнула. Он с перепугу выскочил в коридор в чем мать родила, я услышала взрыв и, разумеется, примчалась к ванной. Это все происходит одновременно: я несусь на шум к ванной, а он в этот момент оттуда вываливается, видит меня, поворачивается и ныряет назад. Оказывается, мужику лучше броситься в эпицентр взрыва, чем предстать голым перед женщиной…

– И что, взрыв сильно разрушил ваш дом?

– Ну что вы, просто трубка змеевика лопнула, немного пара и все, потом менять ее пришлось, это я в шутку хлопок взрывом назвала. Но испугался он на самом деле.

– Вернемся к досвадебному периоду. Твой избранник как-то все же оказывал тебе внимание?

– Клубничку приносил, – вспомнила она, в молодости это ее так умиляло. – У бабки на углу купит и несет в газетном кулечке. Я тогда студенткой была, а клубника всегда ведь дорогая…

– Так, а в койку когда же?

– Что, рассказывать только про койку?

– Нет, – улыбнулся Хан, – давай все подряд, и про ягодки, и про цветочки.

– И цветочки носил… Он однажды пьяный пришел, принес целый куст сирени, выдрал где-то с корнем. Хотела отругать его, а бабулька какая-то мимо проходила и говорит: «Ой, дочка, как он тебя любит!..» Я тогда в это поверила. Потом пошли к нему в гости, думала, хочет познакомить с родителями, а оказалось, их не было дома, они куда-то уехали. И я осталась у него на ночь, а утром сосед пришел, мне пришлось прятаться в другой комнате. Мужик такой болтун, стоит и стоит, уже скоро родители должны вернуться, а он все не уходит.

– И что, после этого сразу поженились?

– Нет, он не хотел. «Рано, говорит, мне жениться, я еще молодой, погулять надо…». Веня просил, чтобы я аборт сделала, но я отказалась. В загс пошли, когда я уже на девятом месяце была. Служащая в загсе посмотрела на мой живот и говорит: «Ну что, привела?» Мария замолчала, двадцать лет прошло, а ей все так же обидно…

– Расписались, – продолжила она, – а ребенок, девочка, при родах умер. Я сейчас думаю, что это знак такой был свыше, что наш брак не одобрен… Потом Веня долго не хотел детей, все говорил, для себя надо пожить… А я мечтала иметь большую семью, кучу детей. Не знаю, как я только сына родила, – правильно говорят, все от Бога. Потому что предохранялась-то, как всегда, и вдруг – беременность, сама не поняла, как это вышло… Потом муж меня всегда этим попрекал, говорил: «Ты же хотела ребенка, вот и нянчи», или «Вот и веди в садик, вот и сиди на больничных…»Она рассказала, и ей стало стыдно из-за того, что опустилась до жалоб этому человеку, и из-за того, что позволяла вот так с собой обращаться…

– Надо же, как ты его любишь…

Она пожала плечами, подумав, что тогда, да, любила, а сейчас уже стала в этом сомневаться.

Хан поднялся.

– Скучно? Я же говорила, ничего интересного у меня не было…

– Иди, спи.

Этот разговор с Ханом разбередил ей душу, и, лежа в постели, она ругала себя за свою бесхребетность: зачем жила с человеком, который не любил ее?

Ночные встречи Марии и Хана повторялись, это становилось неким ритуалом: она приходила после ужина в свою комнату и дремала под разговоры соседок, а потом, когда они засыпали и их ночной «хор» расходился в полную силу, женщина вставала, принимала душ и шла на кухню греть молоко себе и Хану. Как-то он не пришел, тогда она выпила двойную порцию молока и легла спать – сидеть в пустом полутемном холле одной уже не хотелось…

Однажды Надя снова наткнулась на них – здоровой девахе явно не хватало ужина, требовалось подкрепиться еще разок среди ночи.