Текст книги "Раздельные постели"

– О, она будет крайне рада, что тебе придется это сделать! Какая бы девушка этого не хотела! Клей вздохнул и подумал в отчаянье: «О женщины!»?

– Я вынужден это сделать по нескольким причинам.

– В чем дело?! Твой отец угрожает, что откажет тебе заниматься семейным делом?

– Ты очень проницательна, Джил, хотя я никогда не считал тебя глупой рыжеволосой девушкой.

– О, не смеши меня, сейчас неподходящее время.

– Дело не только в моем отце. Мама ходит по дому, как побитая, и, в довершение ко всему, старик Кэтрин грозится об этом публично заявить. Если такое случится, мое разрешение на ведение судебной практики подвергнется риску. И самое страшное состоит в том, что Кэтрин сбежала из дома.

– Тебе известно, где она находится?

– Нет, но Бобби знает.

– Итак, ты можешь с ней связаться, если захочешь?

– Думаю, что да.

– Но ты этого не хочешь?

Клей сделал глубокий вдох и только обречено кивнул головой. Потом он снова взял ее за руку.

– Джил, я не могу терять много времени. Кажется, все дьяволы ада сейчас ездят на мне! Я очень сожалею, что мне пришлось взвалить на тебя свои неприятности, и извини меня, что я спрашиваю сейчас… Но мне хочется знать о твоих чувствах ко мне. Я хочу знать, собираешься ли ты выходить меня замуж в будущем, когда все проблемы разрешатся, когда я закончу юридическую школу, и жизнь снова пойдет своим чередом?

Ее самообладанию пришел конец – на глазах заблестели слезы. Не отрываясь, она долго смотрела на знакомое, любимое лицо и наконец прошептала, с трудом сдерживая рыдания:

– Будь ты проклят, Клей Форрестер, Я бы разбила твое лицо Адониса.

– Джил, ты же меня знаешь! Ты знаешь, что я планировал для нас обоих, если бы все это не случилось. Если бы у меня был выбор, я бы не спрашивал тебя об этом сейчас.

– О Клей, мое сердце… разрывается на мелкие кусочки. Что ты хочешь, чтоб я ответила?

– Скажи то, что чувствуешь.

Он погладил пальцем ее ладонь, а она жадно смотрела на его волосы, лицо, тело. Ее рука оставалась пассивной в его руке.

– Ты спросил меня слишком поздно, Клей.

Пианист наигрывал старую мелодию, и несколько пар кружились в танце. Клей приподнял руку Джил, перевернул ее и поцеловал ладонь. Возвращаясь взглядом к ее лицу, он прошептал:

– Господи, ты прекрасна.

Она сглотнула.

– Господи, ты тоже. В этом наша проблема. Мы слишком красивы. Люди видят только внешний облик, а не боль, не ошибки, не человеческие промахи, которых не видно.

– Джил, мне жаль, что причинил тебе боль. Я же люблю тебя, ты это знаешь.

– Я не думаю, что ты можешь на меня полагаться, Клей.

– Ты меня прощаешь за то, что я спросил?

– Нет, не проси меня делать это.

– Это важно для меня, Джил. Твой ответ имеет для меня огромное значение.

Она медленно высвободила свою руку и взяла сумочку.

– Джил, я сообщу тебе, чем все это закончится.

– Да… И я сообщу тебе, когда мой космический челнок отправится на Луну.

На этот раз все произошло так быстро, что Клей ничего не видел. Когда он вышел из «корветта», огромная тень быстро появилась из-за беседки. Клея резко развернули, бросили на крыло машины и в тот же миг изо всех сил ударили мясистым кулаком в живот. Он согнулся пополам от боли и упал на землю.

Сквозь боль он услышал скрипучий голос:

– Это от Андерсона. Девчонка убежала в Омаху…

Потом послышались тяжелые быстрые шаги, и все стихло.

Бобби позвонила вечером следующего дня. Задыхаясь, она сказала:

– Я случайно встретилась с ним на вечеринке вчера, Кэт. Он снова спрашивал о тебе и сказал, что хочет поговорить с тобой… Сказал, что это очень важно…

– Какой в этом смысл? Я не выхожу за него замуж и не нуждаюсь в его деньгах!

– О, черт побери! Ты так упряма! Ради Бога, позвони ему! Ну, что тебе стоит?!

Как раз в это время через холл проходила Мари, и Кэтрин повернулась к стене, закрывая рукой микрофон. Но по знающему взгляду, какой бросила на нее Мари, Кэтрин поняла, что она услышала последнее замечание. Она тихо сказала в трубку:

– Я хочу, чтобы он думал, что я уехала из города.

– Если тебе интересно мое мнение по этому поводу, так я думаю, что ты перед ним в большом долгу. Я не думаю, что тебе достаточно лишь настаивать на том, что тебе ничего не нужно от Клея Форрестера, Может быть, ему нужно кое-что от тебя. Ты никогда не думала об этом?! – раздраженно воскликнула Бобби.

На конце провода наступила мертвая тишина. Кэтрин так сильно сжала трубку рукой и прислонила ее к уху, что у нее начала болеть голова. Она вдруг почувствовала огромную усталость оттого, что вообще думает о Клее Форрестере. У нее больше не хватало сил на эмоции, у нее было достаточно много своих проблем, чтобы еще думать о проблемах Клея Форрестера. Она вздохнула и прислонилась лбом к стене.

Снова послышался голос Бобби, но теперь она говорила тихо и очень спокойно.

– Мне кажется, что из-за всего этого у него возникло много проблем, Кэт. Я не знаю, что именно – он ничего мне не рассказал. Но, по его словам, произошли «серьезные изменения».

– Не надо! – взмолилась Кэтрин. Ее ресницы тяжело опустились. – Просто не надо, о'кей? Я не хочу об этом слышать! Я не могу думать о его проблемах. Мне бы со своими разобраться.

Снова последовала длинная пауза, перед тем как Бобби сделала последнее замечание.

– Кэт… хочешь ты признавать или нет, но у вас одни и те же проблемы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Широкий голубой изгиб реки Миссисипи ярко блестел под осенним небом, красуясь по всей территории университета Миннесоты и разделяя ее на Восточный и Западный берег. Густо поросший деревьями Восточный берег носил школьные цвета – коричневый и золотой. Приближался вечер встречи выпускников, и казалось, что земля украсила себя в честь этого события. Величавые старые клены носили красноватые оттенки и поразительно контрастировали с огненными вязами. На Союзной и Церковной улицах приготовления к празднику шли в полном разгаре. Студенты очищали лужайки от травы и листьев. Прохожие бездельничали, ожидая автобусы в тенистом кругу перед Джоунз-Холл. Колеса велосипедов вздыхали, проезжая по опавшим листьям. Декоративные каменные парапеты украшали милые старые дома, которые располагались вдоль Университетской авеню. Их сохранившиеся кое-где балконы висели подобно ленивым ящерицам. И везде целовались влюбленные пары…

Проходя мимо целующейся пары, Кэтрин быстро отвернулась – книги, которые она несла, упали. Наклонившись, чтобы поднять их, она неожиданно почувствовала приступ боли.

Клей тоже чувствовал себя часто обезоруженным при виде целующихся молодых людей. Прогуливаясь сейчас по Молу, он видел обнимающиеся пары и мысленно возвращался к Кэтрин Андерсон. Он перевел взгляд на группу студентов, которая шла по дороге впереди него, и подумал, что девушка с золотистыми волосами была очень похожа на Кэтрин. Спина девушки то исчезала, то вновь появлялась в толпе людей. Только потому, что в последнее время его мысли были заняты Кэтрин, он дважды смотрел на каждую блондинку в толпе.

И все же волосы были такого же цвета и такой же длины. Но Клей понимал, что мог легко ошибиться, потому что он никогда ее не видел при ярком дневном свете.

Черт побери, Форрестер, выбрось ее из головы! Это не она, и ты это знаешь!

Наблюдая высокую фигуру, прямые плечи, стройные бедра, книги, которые покачивались на одном из них, Клей ощутил странное чувство, от которого его желудок стал невесомым. Он знал, что это не может быть Кэтрин. Неужели он не понял четко и ясно? Она сбежала в Омаху.

Клей намеренно перевел взгляд в другую сторону, чтобы освободить глаза и ум от иллюзий. Но это не помогло. Скоро он поймал себя на мысли, что внимательно всматривается в толпу людей, ища в ней голубой свитер и светлые волосы. Но она исчезла. Его охватила паника, и он побежал. Вскоре он снова увидел ее – она шла далеко впереди. Клей облегченно вздохнул и продолжал следовать за ней. Длинный шаг, – думал он. – Длинные ноги… Может ли такое быть? Вдруг девушка согнула руку и откинула волосы назад, как будто ей было жарко. Клей бегом обогнал группу людей, идущих впереди него, не отрывая взгляда от длинных ног девушки, и почти приблизился к ней. Девушка подошла к дороге, подождала, пока проедет машина, потом посмотрела по сторонам, нет ли других машин. Когда она ступила с обочины, на секунду ее профиль был четко виден.

Казалось, что сердце застучало где-то в горле, и Клей закричал:

– Кэтрин?! Кэтрин?!

Девушка продолжала идти, не оборачиваясь. Шум от машин на дороге усилился, когда с места тронулся автобус. Наконец он поравнялся с ней и, схватив за локоть, развернул к. себе лицом. От резкого поворота ее книги описали круг вокруг бедра, и упали, а волосы коснулись рта и прилипли к губной помаде.

– Эй, что… – начала она, инстинктивно наклоняясь, чтобы поднять книги. Но сквозь завесу волос она увидела Клея Форрестера, который радостно смотрел на нее, тяжело дыша и открыв от изумления рот.

При виде его сердце Кэтрин чуть не разорвалось на куски, а в животе она почувствовала сильные толчки.

– Кэтрин?! Что ты здесь делаешь?! – спросил он, не отпуская ее локоть. Она молча смотрела на него, пытаясь прийти в себя. Сердце ее тем временем бешено колотилось, и книги оставались лежать забытыми на обочине. – Значит, ты все это время находилась здесь и ходила в колледж? – удивленно спросил он, все еще продолжая держать ее за локоть, как будто боялся, что она исчезнет.

Клей мог видеть, что она ошеломлена. Она раскрыла губы, а выражение глаз говорило ему, что она чувствовала себя загнанной в угол и, разумеется, опять убежит. Он чувствовал, как свитер ускользает из его пальцев.

– Кэтрин, почему ты не позвонила? – Ее волосы по-прежнему оставались прилипшими к губам. Они вздымались, когда она дышала. Наконец она нагнулась, чтобы поднять книги, но он опередил ее. Кэтрин выхватила у него из рук книги и, повернувшись, побежала. Она пыталась убежать от него и от бесчисленных осложнений, которые могли у нее возникнуть из-за него же.

– Кэтрин, подожди!

– Оставь меня в покое! – крикнула она через плечо, не оборачиваясь.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Она перешла с бега на шаг, а Клей следовал за ней в нескольких шагах сзади.

– Почему ты не позвонила?

– Черт побери! Как ты меня нашел?

– Ради Бога, остановись!

– Я опаздываю! Оставь меня в покое!

Он продолжал идти за ней, шаг за шагом, теперь он легко за ней успевал, потому что Кэтрин чувствовала боль в боку и ей пришлось прислонить свободную руку к этому месту.

– Разве тебе Бобби не передавала мою просьбу? Но светлые волосы только покачивались из стороны в сторону на этой гордой шее, пока она продолжала торопливо идти. Клей почувствовал раздражение оттого, что она отказывается остановиться, он опять схватил ее за руку, заставляя подчиниться его требованиям.

– Мне надоело играть с тобой в полицейского! Остановись!

Кэтрин воинственно замотала головой, как годовалый жеребенок, которого хотят обуздать. Взяв себя в руки, она перестала, наконец, сопротивляться и пристально посмотрела ему в глаза. Поняв, что она не удерет, Клей отпустил ее руку.

– Бобби передала тебе мою просьбу позвонить?

Оставив его вопрос без ответа, Кэтрин начала себя ругать.

– Единственное, чего я не смогла учесть, так это то, что где-нибудь случайно с тобой встречусь. Мне казалось, что эта территория достаточно велика для нас двоих. Я была бы очень благодарна, если бы ты никому не говорил, что я здесь.

– Я был бы благодарен, если бы ты дала мне возможность кое-что тебе объяснить, и мы бы что-нибудь вместе придумали…

– В последний раз мы поговорили обо всем, что нужно. Я сказала тебе, что тебе не придется обо мне заботиться.

Любопытные прохожие глазели на них и недоумевали, о чем они спорят.

– Слушай, мы здесь разыгрываем спектакль. Пойдем в какое-нибудь тихое место и обо всем поговорим!

– Я сказала, что спешу.

– А у меня куча проблем! Ты можешь уделить мне две минуты и спокойно постоять? – Он никогда еще не видел такого дерзкого человека. Теперь им двигал не только ультиматум родителей. Теперь это был спор воли…

– Оставь меня в покое, – потребовала она.

– Ничего лучшего я бы не желал, но мои родители так не думают.

– Жаль. – Кэтрин развернулась и пошла прочь.

Теперь он схватил ее за свитер. Кэтрин рванулась и чуть не выскочила из него.

– Назначь мне время, анонимный номер телефона, все, что угодно, чтобы я мог с тобой связаться, и тогда я оставлю тебя в покое.

Она развернулась и пренебрежительно посмотрела ему в глаза.

– Я уже тебе говорила, что совершила одну ошибку, но это была великолепная ошибка! Сейчас я знаю, куда иду, что собираюсь делать, и не хочу, чтобы ты каким-то образом вмешивался в мою жизнь!

– Ты настолько горда, что не хочешь ничего от меня взять?

– Ты можешь называть это гордостью, если хочешь. Я предпочитаю называть это здравым смыслом. Я не хочу, чтобы ты оказывал на меня какое-то давление.

– Предположим, я нашел решение нашим проблемам. Исходя из этого решения, никто из нас никому ничего не должен. Кэтрин только холодно посмотрела на него.

– Я свои проблемы решила. Если у тебя до сих пор остались какие-то проблемы, это не моя вина.

Люди снова с любопытством смотрели на них. Клей начинал терять самообладание от ее упрямого отказа прислушаться к голосу разума. До того как она поняла, что происходит, Клей обнял ее за талию и отвел в сторону к старому огромному вязу. Она стояла, прижатая к дереву, а он уперся руками в кору дерева на уровне ее головы.

– Кое-что всплыло наружу, – проинформировал он. Его лицо находилось в двух сантиметрах от ее лица. – Твой папаша сделал много проблем…

Она сглотнула, прижалась головой к стволу дерева, посмотрела сначала ему в глаза, а потом отвела взгляд в сторону, испугавшись решительности, которую увидела на его лице.

– Я слышала об этом, и мне очень жаль, – призналась она. – По правде говоря, я думала, что он прекратит, когда я уеду.

– В Омаху? – спросил он с сарказмом. Она вздрогнула и посмотрела на него.

– Как ты об этом узнал?

Она заметила шрам над бровью и подумала, не след ли это кулаков отца. Клей держал свою пленницу так, что она могла видеть перед собой только его лицо и свитер бронзового цвета. Она уставилась на свитер.

– Неважно. Твой отец угрожает, а его угрозы могут положить конец моей карьере адвоката. Что-то нужно делать… Мне так же, как и тебе, ужасно не нравится идея ему платить. Итак, мы можем подумать над какой-нибудь разумной альтернативой?

Кэтрин закрыла глаза, она не могла сейчас быстро соображать.

– Послушай, мне нужно сейчас идти, честно. Но я позвоню тебя сегодня вечером. Тогда мы сможем об этом поговорить.

Все, что он мог сделать, это отпустить ее. Клей знал, что теперь может легко узнать, где она живет. Он наблюдал, как она удалялась, и ждал, что она обернется и посмотрит, следит ли он за ней. Но Кэтрин не обернулась. Она вошла в Джоунз-Холл и исчезла внутри. Он подумал о том, что ее воля, вероятно, сильнее его, а потом повернулся и направился к машине.

На следующий день Кэтрин встретилась с миссис Толлефсон в кабинете. Думая то том, что Толли будет задавать вопросы, которых она боялась, девушка удивилась, когда вместо этого заведующая только болтала о школе и расспрашивала Кэтрин, как у нее дела. Когда Кэтрин рассказала ей, что она посещает колледж на маленькую студенческую стипендию и на деньги, которые она зарабатывает шитьем и перепечатыванием рукописей, миссис Толлефсон заметила:

– У тебя огромная сила воли, Кэтрин.

– Да нет… Просто я хочу получить от жизни больше, чем у меня было.

Миссис Толлефсон произнесла задумчиво: – Тогда колледж – твой билет в лучшую жизнь…

– Да… К тому же это было последнее место, где я могла скрыться.

– Было? – Миссис Толлефсон сделала паузу. – Почему ты говоришь в прошедшем времени? Ты чувствуешь, что тебе придется оставить школу?

Быстрый, нервный смех вырвался у Кэтрин.

– При определенных обстоятельствах, почему бы и нет?

Спокойное выражение лица сопровождало мягкий голос Толли.

– Возможно, нам нужно поговорить об этом, о том, откуда ты пришла, где живешь, куда собираешься…

Кэтрин вздохнула, устало запрокинула голову назад. – Я уже не знаю, куда собираюсь. Раньше я знала, а теперь сомневаюсь, что туда попаду.

– Ты говоришь о ребенке так, как будто он для тебя преграда.

– Да, это то, что мешает принять мое решение.

– Возможно, решение легче будет найти, если мы посмотрим на все, что ты можешь выбрать. – Голос миссис Толлефсон прекрасно бы подошел для чтения поэзии. – Думаю, нам нужно хорошенько подумать и решить, какое место ты отводишь в своей жизни ребенку…

О Господи, началось! Кэтрин глубже погрузилась в подушки дивана. Ей хотелось погружаться все глубже и глубже и в конце концов исчезнуть навсегда.

– Какой у тебя срок, Кэтрин?

– Три месяца.

– Итак, у тебя уже было время над этим подумать? – Добрая женщина видела, как напряглась Кэтрин.

– Недостаточно много… Я старалась отогнать эти мысли на задний план, думала, что кто-то появится на моем пути и все решит за меня.

– Но ты же знаешь, что такое не случится. Ты знала об этом, когда оказалась в «Горизонте». С того момента, как ты сделала выбор и не пошла на аборт, ты знала, что дальнейшие решения должны приниматься не в далеком будущем.

Теперь, похожая на ребенка, Кэтрин подалась вперед, споря:

– Но я хочу их обоих: и колледж, и ребенка. Я не хочу расставаться ни с одним из них!

– Тогда, давай подойдем к этому вопросу с другой стороны. Ты думаешь, что ты достаточно сильна, чтобы быть полноценной матерью и полноценной студенткой?

В первый раз за все время Кэтрин не сдержалась.

– Откуда мне знать?! – Она развела руки в стороны и опустила голову. – Я… Извините…

Миссис Толлефсон только улыбнулась.

– Все в порядке. Это прекрасно и нормально, что ты сердишься. Почему бы тебе не сердиться? Ты как раз начала выводить свою жизнь на ровную дорогу, когда случилось такое серьезное осложнение. Кто не был бы сердит в такой ситуации?

– О'кей, я признаю это. Я сошла с ума!

– От кого?

На лице Кэтрин появилось озадаченное выражение, ее светлые брови сошлись в одной точке на переносице.

Миссис Толлефсон терпеливо ждала, пока Кэтрин сама найдет ответ.

– От себя? – скептически спросила Кэтрин очень тихо.

– И?

– И… – Кэтрин сглотнула. Было очень трудно произнести. – И от отца ребенка…

– А еще от кого?

Наступила длинная пауза, а потом Толли тихо сказала:

– От ребенка…

– Ребенок? – Кэтрин была поражена. – Но это не его вина!

– Конечно, нет. Но ты на него сердишься, вероятно, потому, что он заставляет тебя бросить школу, или по крайней мере отложить на время учебу.

– Я не такой человек.

– Возможно, сейчас нет, но если твой ребенок будет мешать тебе закончить обучение в колледже, что тогда?

– Вы полагаете, что я не смогу справиться с колледжем и с ребенком? – Кэтрин начала нервничать, а миссис Толлефсон по-прежнему оставалась спокойной и невозмутимой.

– Вовсе нет. Хотя я привыкла мыслить реально. Я говорю, что это будет очень трудно. Восемьдесят процентов женщин, которые беременеют до семнадцати лет, никогда не заканчивают высшей школы. Эта статистика, касается женщин, которые учатся в колледжах и которым приходится платить большие деньги, чтобы присматривали за их детьми.

– Но существуют центры, куда можно будет сдавать ребенка на день, – сказала в свою защиту Кэтрин.

– Но они не принимают детей, пока их не научат дома ходить в туалет. Ты знала об этом?

– Вы сгущаете краски, ведь так? – осуждающе спросила Кэтрин.

– Это факты, – ответила Толли. – И поскольку ты не такой человек, чтобы охотиться за мужчиной с целью решения своих проблем, давай рассмотрим еще какую-нибудь возможность.

– Предлагайте, – напряженно бросила вызов Кэтрин.

– Усыновление.

Для Кэтрин это слово прозвучало как похоронный марш, тем не менее миссис Толлефсон продолжала:

– Мы можем рассмотреть этот вариант как резонный, очень подходящий ответ на решение твоей проблемы. И, как бы тяжело ни было тебе подумать об усыновлении – а по выражению твоего лица я вижу, как ты расстроена, – это может быть лучшим выходом для тебя и твоего ребенка на длительный срок. – Миссис Толлефсон продолжала монотонно перечислять преимущества усыновления детей до тех пор, пока Кэтрин не вскочила на ноги и не повернулась спиной.

– Я не хочу слышать об этом! – Она с силой стиснула руки. – Это так… так хладнокровно! Бездетные пары! Родители – опекуны! Эти термины… – Она снова повернулась лицом к миссис Толлефсон. – Вы не понимаете разве? Это выглядело бы так, как будто я скармливаю своего ребенка хищникам!

Произнеся это, Кэтрин знала, что ее восклицание было несправедливым. Но чувство вины и страха было сильнее. Наконец она повернулась и тихо сказала:

– Извините.

– Твоя реакция естественна. Я этого ожидала. – Толли подождала, когда к ней вернется самообладание, и продолжила.

На голову Кэтрин опять посыпались факты – как правило, усыновленных детей воспитывают таким образом, чтобы в полной мере раскрылся весь их потенциал: усыновленные дети так же или даже лучше приспосабливаются к окружающей обстановке, чем дети, живущие с родными родителями; плохое отношение к усыновленному ребенку в таких семьях недопустимо; родители, которые усыновляют ребенка, обычно являются состоятельными людьми; усыновленный ребенок имеет больше шансов закончить колледж, чем ребенок, которого воспитала мать-одиночка…

Кэтрин казалось, что ее голову все больше и больше сдавливают тиски. Она повалилась на диван, ее голова запрокинулась назад, и все ее тело заполнила непреодолимая тяжесть.

– Вы говорите, бросить ребенка, – сказала она, обращаясь к мерцающему отражению на потолке.

На какое-то мгновение в комнате воцарилась тяжелая тишина.

– Нет… нет, я не делаю этого. Я здесь, чтобы помочь тебе решить, что будет лучше для твоего благосостояния, и, в конечном счете, для ребенка. Если мне не удастся заставить тебя понять, какие существуют перед тобой возможности, какие дороги открыты и какие могут закрыться, значит, я не в полной мере выполняю свою работу.

– Когда я должна принять решение? – почти шепотом спросила Кэтрин.

– Кэтрин, мы стараемся здесь не устанавливать никаких временных рамок, хотя это и звучит иронично, потому что каждая женщина находится здесь ограниченное время. Но не нужно принимать никакого решения до тех пор, пока не родится ребенок, и ты не обретешь спокойствие.

Кэтрин не выдержала. Отчаяние захлестнуло ее.

– Может ли такое произойти на самом деле? Могу ли я отказаться от ребенка только потому, что он замедлил процессы осуществления моих планов? Я только хочу, чтобы его жизнь была приличной, чтобы ему не пришлось жить в доме, похожем на тот, в котором жила я. Я решила, что для этого мне нужно закончить колледж! Думаю, все, что вы сказали, правда, но… Ребенок должен испытывать любовь, а я не думаю, что кто-нибудь будет любить его сильнее, чем родная мать. Даже если в деньгах проблема, из-за этого нельзя отдавать ребенка! Это похоже на преступление!

– Кэтрин. – Миссис Толлефсон наклонилась вперед, по выражению ее лица можно было сказать, что она сильно переживает. – Ты продолжаешь пользоваться термином «отдать», как будто ты владеешь ребенком, а потом отказываешься от него. Вместо этого думай об усыновлении как о возможной и наилучшей альтернативе для себя и для ребенка.

Казалось, что огромные голубые глаза Кэтрин, не мигая, смотрели сквозь женщину, которая находилась перед ней. Наконец она моргнула и спросила:

– Вы когда-нибудь видели кого-нибудь, кто бы это сделал? Я имею в виду, с ребенком?

– Ты имеешь в виду закончить колледж? Одна, без мужа? Нет, я такого не помню, но это вовсе не значит, что ты не можешь быть первой.

– Я могла бы достать… – Она подумала о предложении Клея Форрестера взять деньги. – Нет, я не могу. – Затем она вздохнула. – Я кажусь глупой, что не пошла на аборт, не правда ли?

– Нет, совсем нет, – пытался успокоить ее сердечный голос.

Кэтрин тяжело вздохнула и посмотрела на голубое небо за окном.

– Знаете, – неожиданно мечтательно сказала она, – еще нет никакого ощущения. Я говорю о том, что ребенок еще не шевелится и не подает никаких признаков. Иногда мне трудно поверить, что он во мне, это похоже на то, что кто-то сильно надо мной пошутил. – Она помолчала, а потом заговорила почти шепотом: – Шутка над новичком… – Но потом она снова посмотрела на Толли, в ее лице была настоящая грусть и понимание того, что это была совсем не шутка. – Если я уже чувствую себя способной защитить, когда еще нет признаков его жизни, что же я буду чувствовать, когда он зашевелится, начнет стучать и переворачиваться? У миссис Толлефсон не было ответа.

– Знаете, говорят, что, перед тем как родиться, ребенок икает.

В комнате наступила тишина, и только свет вечернего солнца и волнение наполняли ее. Наконец Кэтрин спросила:

– Если бы я решила его отдать… – Поднятый вверх указательный палец остановил ее. – Ладно, если я решусь на усыновление, смогу я сначала его увидеть?

– Да, Кэтрин. Мы пришли к заключению, что матери, которые не видели своих детей, переживают очень сильный комплекс вины, который преследует их потом всю оставшуюся жизнь. – Потом, внимательно глядя в лицо Кэтрин, миссис Толлефсон решила, что необходимо задать следующий вопрос: – Кэтрин, поскольку до сих пор о нем не упоминалось, и я не видела его имени в карточке… Я должна спросить, отец ребенка имеет какое-либо право решать этот вопрос?

Молодая светловолосая женщина резко поднялась и ответила:

– Абсолютно никакого!

Миссис Толлефсон пришлось поверить Кэтрин.

В регистрационном офисе университета Миннесоты Клею отказались дать домашний адрес Кэтрин, поэтому ему понадобилось три дня, чтобы снова ее вычислить, пересекая в разных направлениях растянутую гранитную площадь перед зданием Норсрап Аудиториум. Он следовал за ней, соблюдая благоразумную дистанцию, пока она петляла между домами, проходя множество улиц. Наконец на Пятнадцатой авеню она повернула на север. Он не упускал из виду голубой свитер и светлые волосы, пока девушка не свернула на улицу старых домов, которые в былые времена выглядели величаво, а теперь скрывались за массивным бульваром деревьев и представляли потрепанный образ величия, которым они некогда были. Она вошла в гигантский трехэтажный дом из желтого кирпича, вокруг которого тянулась огромная веранда. На доме не было никакого указателя, только номер. Клей не знал, как поступить, но в это время из дома вышла беременная женщина и встала на стул, чтобы полить папоротник. Может, он и не догадался бы ни о чем, если бы она не повернулась к нему лицом – беременной женщине было лет четырнадцать. Юная женщина поднялась на цыпочках, чтобы снять цветок… Вид ее раздувшегося живота усилил подозрения Клея. Он снова окинул дом взглядом, в надежде увидеть табличку, но ее не было, не было ничего, что могло указать на то, что это – один из домов, куда приходят девушки, чтобы дождаться времени родов. Когда девушка возвратилась в дом, Клей записал номер дома и пошел назад по направлению к университету. Ему срочно нужно было позвонить.

Кэтрин жила в «Горизонте» уже полторы недели, и к этому времени у нее уже сложилось впечатление о женском обществе, куда ее приняли, не задавая вопросов. Поскольку большинство девушек были совсем юными, они тянулись к Кэтрин. Кэтрин, будучи студенткой колледжа, казалась им более опытной. Они видели, что она каждый день уходит из «Горизонта» в поисках внешней жизни, в то время как они всецело посвящали себя внутреннему расписанию. С каждым днем их восхищение Кэтрин росло. Поскольку у Кэтрин была швейная машинка, в которой часто нуждались, ее комната стала местом сборищ. Она невольно узнала их истории. Малышке Бит было тринадцать лет, и она точно не знала, кто отец ее ребенка; Викки было шестнадцать, и она ничего не рассказывала об отце своего ребенка; семнадцатилетняя Мари с обожанием говорила о своем Джо и о том, что они по-прежнему думают пожениться, как только он закончит высшую школу; неряха Гровер сказала, что отец ребенка – капитан университетской футбольной команды, и что он поспорил с членами своей команды, что переспит с ней. Среди жительниц «Горизонта» были такие, которые избегали вступать в слишком близкие отношения с кем-либо, другие яростно клялись, что сведут счеты со своими парнями, но большинству девушек нравилось жить здесь. Особенно как в этот вечер – они собрались вместе и шили ночные рубашки для Малышки Бит, которая скоро должна была ложиться в больницу.

Кэтрин уже привыкла, когда временами девушки по-дружески подшучивали друг над другом. В этих шутках была доля мрачной правды.

– Когда-нибудь я найду того парня, и у него будут волосы, как…

– Не говори. Дай я сама догадаюсь. Волосы, как у Рэкса Смита.

– Что случилось с Рэксом Смитом?

– Ничего. Просто накануне мы слышали историю о том, как он узнает, что ты – та женщина, для которой он создан.

– Послушай, подружка, не забудь ему сказать, что кто-то еще думает о нем то же самое. – Последовал смех.

– Я хочу выйти замуж как Али Мак-Гро в «Любовной истории»…

– Жирный шанс.

– Жирный шанс?! Еще никто так не говорил – «жирный шанс»…

– Эй, я не всегда буду выглядеть, как груша!

– Я хочу пойти в школу и стать одной из леди, которые чистят зубы. Это такая работа, когда можно уложить голову парня на колени, нагнуться к нему поближе и пустить в ход все свои чары.

Снова смех.

– Я никогда не выйду замуж. Мужчины этого не стоят.

– Эй, не все мужчины плохие.

– Ай, только девяносто девять процентов из них!

– Да, но есть один процент, и его стоит поискать.

– Когда я была маленькой, и мои родители жили вместе, я часто смотрела на фотографию, где они изображены в день свадьбы. Я видела в их спальне на сундуке из кедра. На маме было шелковое платье, а на верхушке фаты маленькие жемчужины, фата была длинной, и ее уложили на полу вокруг платья. Если я когда-нибудь выйду замуж, мне хотелось бы надеть то платье… только мне кажется, что она его выбросила.

– Хотите узнать кое-что смешное?

– Что?

– Когда мама выходила замуж, она была беременна… мной.

– Да?

– Да. Но, кажется, она это забыла, когда я сказала ей, что собираюсь замуж.

Девушки могли болтать так часами, а потом кто-то предлагал спуститься в кухню за фруктами. Сегодня это сделала Мари. Она спустилась по лестнице, и когда проходила мимо телефона, раздался звонок.

– Андерсон, к телефону!

Когда Кэтрин подошла к телефону, Мари прислонилась плечом к стене. На ее лице застыла любопытная улыбка.

– Привет, Бобби, – машинально сказала в трубку Кэтрин, глядя на Мари.

– Это я… – неожиданно послышался на линии мужской голос.

Лицо Кэтрин побледнело.