Текст книги "Холодные сердца"

4

Апрель 2011 года

Комната Риза была такой же, как и много лет назад. От этой пустоты у Мэг перехватило дыхание.

– Боже мой, – пробормотала она, – она сохранила ее такой, как раньше, когда Риз жил здесь.

– Так странно, – прошептала Молли.

– Действительно. Как ей это удалось? Все другие комнаты она заполнила вещами, но эту не трогала вовсе.

Старые половые доски скрипели под ногами. Кровать Риза стояла в дальнем углу комнаты, шкаф был абсолютно пуст, на столе лежало всего несколько вещей: энциклопедия, цветочный горшок, парочка папок и несколько дезодорантов еще девяностых годов выпуска. Еще там стоял огромного размера магнитофон для дисков и кассет, явно ничего не слыхавший о MP3-плеерах или Aйтюнс. Все стены были завешаны плакатами музыкальных групп. Pearl Jam. Nirvana. N.W. Alice in Chains. Кортни Лав.

– Словно музей девяностых, – сказала Молли.

Мэг кивнула и улыбнулась. Все было нетронутым. Лишь белье на кровати было другим. Все остальное было именно так, как в тот день, когда она принесла ему поднос с едой. Мэг провела рукой по внутренней стороне двери и нащупала замок, висевший на двери с тех пор, как они выломали его в тот день.

– Он висел там?

Молли кивнула в сторону потолка.

– Да, – сказала Мэг.

– На веревке?

– Да. Она была чертовски длинной.

– Откуда он ее взял?

– Что?

– Веревку. Откуда у него была такая длинная веревка?

– Боже, я понятия не имею.

– Купил в сельском магазине или где-то еще?

Мэг бросила на дочь негодующий взгляд.

– Как же он дотянулся? – Молли снова кивнула на потолок, намекая на его высоту.

– Он стоял на этом самом стуле. – Мэг показала на стул в углу комнаты. У нее перед глазами ожила страшная картина. Молли прошлась по комнате, положила руку на стул и сказала:

– Он был практически мой ровесник.

Ее рука скользнула по спинке стула, и она повернулась к матери.

– Разве это не безумие? Он был того же возраста, что и я. Каким он был? Он бы мне понравился?

Мэг печально улыбнулась.

– Нет, – сказала она. – Я в этом сомневаюсь. Тебе бы он показался неудачником, и ты смотрела бы на него с жалостью. Хотя, возможно, в школе ты бы даже не замечала его.

На секунду лицо Молли стало скорбным, потом смягчилось.

– Это так грустно.

– Я знаю. Помню, когда Элфи перешел в среднюю школу, я так боялась за него.

– А за меня?

– Нет, что ты, ты всегда была веселой девочкой. Но Элфи… Иногда он напоминает мне Риза. Тихоня, практически нет друзей.

– Зря ты переживала, он был молодцом.

– Да, он отлично справился со всем этим.

Мэг улыбнулась.

– Самый хороший мальчик в школе.

Молли покраснела. Мэг удивленно посмотрела на нее.

– В самом деле? Ты так думаешь?

– Ну да. Он симпатичный и умный.

Мэг улыбнулась.

– Замечательно, – сказала она. – Я рада, что ты так думаешь.

Слова Молли были ей приятны, они как будто подтверждали, что она была хорошей матерью. Но потом ее гордость улетучилась: она подумала, что если бы у Риза была такая старшая сестра, как Молли, он бы не сделал того, что сделал.

Ее телефон снова зазвонил, и она вздрогнула. Это мог быть кто угодно. Ее мать умерла, и многие хотели выразить ей соболезнование.

Она выдохнула:

– Привет.

– Мэг, пожалуйста, это я. Пожалуйста, не бросай трубку.

Как только Мэг услышала голос своей сестры, ее пульс участился, и она тут же нажала на кнопку отбоя.

Март 1997 года

Бет рухнула на диван и лежала там без движения.

– Ты справляешься, – сказала Мэг, засовывая какие-то деревяшки в мешок.

– Я в этом не уверена, – ответила Бет. – Я понятия не имею, как ты это делаешь. В твоем-то положении.

Она указала на живот, сильно выступавший из-под футболки Мэг.

– Ну, – сказала Мэг, с некоторым усилием выпрямившись, – выбора у меня особо нет.

– Сядь, ради бога, – попросила Бет, погладив лежавшую рядом с ней подушку.

– Пока не могу. Нужно еще закончить уборку и погладить рубашки. Вот, – она кинула на кровать рядом с Бет пульт от телевизора. – Наслаждайся.

Бет посмотрела вслед Мэг. Сейчас она не могла видеть ее живот, но по походке было очевидно, что внеочередная беременность протекает нелегко. Бет приехала, чтобы помочь сестре с Молли. Все сроки уже прошли, ребенок все никак не появлялся на свет, и Бет беспокоилась, что Мэг не сможет приехать домой на Пасху. Рори и Кайли все еще находились в Испании. Их месячный отпуск слегка затянулся, они жили в общине у парня по имени Кен уже почти два года.

Ребенок должен был родиться как раз к Пасхе, поэтому Мэг и Билл точно не смогут приехать домой, папа должен был поехать в командировку. Опять. Так что вся ответственность легла на плечи Бет. Она пообещала маме, что приедет, и не собиралась ее подводить. Старая добрая Бет.

Она услышала, что в замке повернулся ключ и слегка напряглась. Потом поправила волосы и откашлялась, скрестив ноги и через секунду выпрямив их.

– Привет, – поздоровалась она, когда Билл вошел в комнату. Его волосы были растрепаны, он был в модных штанах, и на его лице сияла мягкая улыбка.

– Привет! – ответил он, опуская пакет с продуктами на обеденный стол и начав перебирать стопку писем. – А где Мэг?

– Развешивает белье и гладит.

Билл поморщился.

– Она сумасшедшая, – сказал он. – Как она вообще может гладить в таком состоянии?

– Это же Мэг. Ни минуты не может усидеть на месте.

– Ну да, – рассеянно произнес он, скользя пальцем по краям конверта, – но иногда я просто поражаюсь ее энергии. – Он поднял голову и огляделся.

– Молли легла спать?

Бет кивнула.

– Ооо. – Он был слегка разочарован. – Кажется, сейчас позже, чем я думал. Просто хотелось взглянуть на нее.

– Нет! – донесся из кухни голос Мэг. – Ты ее разбудишь!

Он снисходительно улыбнулся.

– Не переживай, дорогая, не разбужу.

– В таком случае, – ответила Мэг, – если разбудишь, укладывать ее будешь сам.

– Договорились, – сказал Билл, улыбнувшись Бет. Потом он положил письма на стол и вышел в коридор.

Бет позволила себе расслабиться. Это было ужасно. Она влюбилась в мужчину ее сестры. Он появился словно из ниоткуда. В течение двух лет он был просто «Билл». Просто парень, живший с ее старшей сестрой. Любезный, длинноволосый парень с легкой улыбкой и мерцающими глазами. Она была уверена, что он тоже симпатизировал ей. Она жалела, что у нее не было с собой ни одного красивого наряда. Если бы она сразу поняла, что он ей нравится, она бы надела что-то более подходящее, нежели пижама. Но нет, инициатива исходила не от нее. От него. Он смотрел на нее таким взглядом… Между ними будто искра пролетела. Он и Бет против Мэг. Кажется, все было именно так. Несмотря на все это, Бет прекрасно понимала, что он обожает Мэг. Он любил их обеих, Мэг и Молли, любил их прекрасный уютный дом. Однако Бет была уверена, что и к ней он испытывал влечение, пусть только сексуальное.

Следующим утром, едва только взошло солнце, Мэган уже работала на полную катушку. Они с Биллом оставили ее дома с еще спавшей Молли и дали ей специальные указания, что нужно сделать с девочкой к приходу няни.

Бет впервые осталась дома одна. Она спустилась завтракать в своей дурацкой пижаме и смотрела, как часы тикали, попивая чашку горячего чая. Дом наполняла тишина. Она подумала, что надо бы позвонить домой маме и узнать, как у нее дела, но потом, представив весь путь, который придется проделать Лорелее из глубин ее кровати до телефона около лестницы, отбросила эту мысль, поскольку знала, что матери едва ли будет интересно знать что-то, что произойдет позже чем через два дня, и она пожалеет, что проснулась. Поэтому она решила подождать девяти часов, может, что-нибудь да произойдет, в зависимости от того, кто вернется первым.

Она рассматривала кухню, обращая внимание на мелочи, которые не замечала прежде, когда комнату заполняли громкие голоса Мэг, Билла и Молли, отвлекавшие ее от окружающей обстановки. Она была встроена в углу большой гостиной и представляла собой белый сверкающий гарнитур с начищенными до блеска стальными ручками. Мебель сверкала чистотой: никаких отпечатков пальцев или грязи. На стене в белой рамке висел аккуратный коллаж из семейных фотографий, на безупречно чистом подоконнике стояла стеклянная ваза с желтыми герберами; ножи, вилки и ложки, словно солдаты, идеально лежали в ящике для столовых приборов. Кроме того, там было ровно восемь белых тарелок, восемь чашек, восемь блюдец, восемь подставок для яиц, солонка и перечница. Даже работая, Мэг содержала дом в идеальном состоянии: взбитые подушки, убранные игрушки, пульты дистанционного управления аккуратно сложены в ряд на свободном журнальном столике, чистая обувь в ряд выстроена в коридоре, белье развешано на пластиковой сушилке в коридоре, пальто висели в порядке уменьшения размеров на крючках. Нигде ни пылинки, даже на рейке на стене, предназначенной для картин, и на лампочках тоже.

Идеальный дом, словно на экспозиции.

Лорелея возненавидела бы все это.

Бет вздохнула и осторожно, почти с благоговением, поставила чашку из-под чая в сверкающую, словно в демонстрационном салоне, посудомоечную машину. Потом она на цыпочках приблизилась к маленькой комнатке Молли и осторожно заглянула. Здесь также царил безукоризненный порядок, как и во всей квартире Мэг. Единственное, что нарушало порядок в комнате Молли, была сама Молли, зарывшаяся в свое маленькое одеяльце, которое она подоткнула под себя, и теперь оно больше напоминало комки ткани. Ее рыжеватые волосы спутались, пухлая ручка свисала между прутьями низкой кроватки, а полненькие пальчики упирались в чистый ковер кремового цвета. Бет на мгновение была потрясена любовью к своей племяннице и той настойчивостью, с которой она подрывала строго упорядоченный мир Мэг. «Хорошая девочка, – подумала Бет, – хорошая».

Не то чтобы Бет обвиняла Мэг за ее пристрастие к порядку. Да и как могло быть иначе, учитывая то, что сестра всегда протестовала против бардака, царившего в доме их матери? Но немного уступчивости и гибкости ей явно бы не помешало. Иногда она читала подобные мысли во взгляде Билла, что было заметно по едва уловимому подергиванию его бровей, по его полуулыбке и быстрым гримасам. Билл явно не подписывался под этими правилами. Он не подписывался под тем, что не имеет права сбросить спортивные штаны с дивана или рассеянно выронить пульт дистанционного управления из руки, когда случайно задремлет на диване. Он не подписывался под тем, как правильно и неправильно вешать кухонное полотенце или открывать пачку апельсинового сока. Он не подписывался под тем, чтобы смотреть, как агрессивные крошечные ручные пылесосы будут постоянно всасывать крошки, которые он даже не успевал заметить, газеты будут сложены и немедленно утилизированы прежде, чем он успеет их прочитать, а пачка с недоеденным печеньем будет выброшена только потому, что куплена новая. Ни под чем из вышеперечисленного он не подписывался. Но он держался молодцом, ему, конечно, не нравились строгие правила, установленные Мэг, но он с этим мирился. Потому что Мэг есть Мэг и он любил ее.

Бет на цыпочках вышла из комнаты Молли, а потом заглянула в крохотную каморку, которая когда-то была кабинетом, а теперь здесь располагался стеллаж, заполненный аккуратно разложенной детской «амуницией»: стопки крошечных подгузников, уже вынутых из пачки, кипенно-белые пеленки, прокладки для бюстгальтера, ползунки, мягкие игрушки, баночки с кремом и пушистые полотенца. Мэг и Билл не знали, кто у них родится, странно, что они пустили это на самотек, главным образом это произошло из-за Билла, который явно был не прочь получить еще пару сюрпризов в жизни.

Все думали, что родится мальчик. Просто потому, что все так считали. Но Бет полагала, что родится девочка, поскольку замечала сильную сыпь на коже Мэг.

Часы показывали примерно 18.37. Бет решила быстренько принять душ. Единственная душевая кабинка находилась в комнате Билла и Мэг, поэтому Бет не пользовалась ею прежде. Она взяла аккуратно сложенное мягкое синее полотенце, которое было оставлено специально для нее в изножье ее кровати в крохотной каморке. Она еще раз заглянула к Молли, а потом прошла через спальню Билла и Мэг – кровати заправлены, тапочки стоят парами, подушки уложены параллельно друг другу – и проскользнула в душ. Она быстро намылила тело – Бет торопилась из-за того, чтобы Молли, проснувшись, была не одна, а еще и потому, что чувствовала, что не должна находиться здесь, в их маленьком святилище, где Билл и Мэг хранили свою одежду, где чистили перед сном зубы, разговаривали с глазу на глаз и строили планы на будущее. Бет не стала пользоваться их принадлежностями, боясь что-нибудь испортить. После душа она сбрызнула кабинку специально оставленным для этой цели пульверизатором, протерла прозрачные стены кабинки скребком для мытья окон, а потом завернулась в синее полотенце и бросилась в свою каморку, где оделась и слегка подкрасилась.

Было уже почти 19.00. Ей было интересно, находятся ли Мэг и Билл по-прежнему в роддоме и чем вообще они сегодня занимаются. Еще Бет волновало, принесет ли этот день желаемый результат, равно как и последующие несколько дней. Но сейчас нужно было переложить ребенка в кроватку-корзинку. Мэг сказала, что Бет может оставаться у нее столько, сколько потребуется. По сути дела, Мэг сказала так: «Останься, пожалуйста, ты мне нужна!»

Но приближалась Пасха, и Бет все чаще думала о маме. К тому же квартирка Мэган была очень тесной, плюс ко всему Бет знала, что у нее случится стресс из-за постоянного пребывания в квартире вместе с новорожденным, но больше всего ее волновало то, что происходило между ней и Биллом. Если ребенка привезут домой завтра, она могла бы остаться еще на сутки и успеть домой прямо к пасхальному обеду. Но Бет знала наверняка, что ее сестра сейчас нуждается в ней больше, чем мать. Она понимала, что пасхальный обед не такая уж важная вещь, это было в порядке вещей, в отличие от того, чтобы провести время с племянницей и новорожденным младенцем. Но очевидно, в эмоциональном плане мать нуждалась в ней больше, и Бет просто не могла это игнорировать, и именно это обстоятельство больше всего и тяготило ее.

– Мама? – послышался тоненький голосок прямо за дверью ее комнаты. – Мама?

– Привет, милая. – Бет быстро встала и подошла к Молли.

– Где мама?

Девочка была растрепанной и походила на неандертальца. Ее волосы напоминали одуванчик, некоторые пряди спутались, а щеки после сна раскраснелись.

– Как ты выбралась из кроватки, солнышко?

– Мама?

– Мама уехала в больницу за малышом. Вместе с папой.

– У мамы есть малыш? – задумчиво спросила она.

– Да. В больнице.

– Бет сделает мне тост?

– Да! – Бет с облегчением вздохнула, потому что эта новость не была встречена слезами и недовольством. – Бет сделает тебе тост. Идем, милая!

Она взяла племянницу за крошечную ручку и отвела на кухню, где усадила в детский стульчик. Молли была очень похожа на Мэг, так же, как были похожи между собой папа и тетя Лорна. У нее было типичное личико Бердов. Бет все еще удивлялась, что этот ребенок существует на свете. На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что они с Мэган еще дети. И на самом деле во многих отношениях Бет по-прежнему была ребенком. Она продолжала жить в отчем доме, спала на односпальной кровати, пользовалась тем же полотенцем для лица и видела свое отражение в том же зеркале в той же ванной комнате. Она по-прежнему завтракала с родителями, водила отцовскую машину, ела пищу, купленную и приготовленную родителями. И по своему умственному развитию и взглядам она оставалась семнадцатилетней девочкой. Но существовало одно «но». Ей было двадцать четыре, а в июле должно было исполниться двадцать пять.

Она не имела понятия, почему до сих пор живет дома. У нее был парень, с которым они вместе около четырех лет. Его звали Саймон, и он получал степень магистра в области естественных наук в Йорке. Они виделись почти каждые две недели, но даже в эти моменты он постоянно отвлекался, нервничал и размышлял исключительно о собственном будущем. Бет по-прежнему не знала, чего хочет. Просто не имела ни малейшего понятия. Чуть меньше шести лет назад она окончила курсы секретарей. Она могла за полторы минуты напечатать письмо, знала стенографию и текстовой редактор, чтобы печатать адреса на конвертах. Она работала в местной строительной компании помощником управляющего. Ее начальник говорил, что она лучший секретарь из всех, какие у него были, и уже три раза повышал ей зарплату. Она великолепно выглядела (ей постоянно говорили об этом даже незнакомые люди), была молода, трудолюбива, весела и добросовестна, но все же…

Она снова посмотрела на племянницу, гонявшую скользкий кусочек банана по столику, прикрепленному к ее детскому стульчику, своим пухлым пальчиком. Ребенок, которого зачали сестра и ее любовник, который развивался в утробе ее сестры, которого та родила, кормила грудью, холила и лелеяла и вырастила до двух лет. И при этом Мэг умудрилась добиться профессиональных успехов, хотя ей приходилось стирать кучу одежды, взбивать подушки, покупать свежие фрукты, работать на полставки в школе и сделать еще одного ребенка. Бет даже не могла себе представить, как это возможно. Она не могла представить, как человек может столько всего делать и принимать массу самых разных решений. Как понять, что ты все делаешь правильно? Как доверять себе? Бет не доверяла себе ни капельки. Она чувствовала себя намного безопаснее, находясь в привычном месте в окружении одних и тех же людей.

Она вдруг мысленно вернулась в тот год, когда погиб Риз. Она вспомнила, как они сидели в винном баре около Ковент-Гардена еще до того, как Мэган познакомилась с Биллом. Бет тогда было восемнадцать, а Мэган двадцать, и они все еще находились примерно на одном уровне. Она вспомнила, что Мэг предлагала ей переехать в Лондон и жить вместе с ней. Делить с ней одну спальню. Бет почти поддалась искушению. Это представлялось ей как плавный переход в мир взрослых. Ее сестра будет рядом с ней и будет вводить ее за руку в новую жизнь. Но тогда Риз совершил непоправимое, и после этого разве она могла уехать и оставить их всех? Так она и осталась дома. И оставалась до сих пор. Бет поняла, что единственной серьезной ошибкой, какую она совершила, было то, что она слишком долго не решалась покинуть родительский дом.

Мэган находилась в роддоме под названием «Уиттингтон Хайгейт». Это было большое пугающее здание викторианской эпохи, и с трудом верилось, что в этом трухлявом строении может происходить такое счастливое и радостное событие, как рождение детей.

Бет направили в комнату для рожениц (она представлялась Бет как помещение, полное людей в полукомбинезонах с какими-то «вилами» и «зубилами» и с потными спинами), где она нашла Мэган и Билла, пролистывающими журналы и жующими кукурузные тортильи.

– С ней все в порядке? – спросила Мэган, едва Бет появилась в дверях.

– Абсолютно. Честно. Она совершенно невозмутимый человечек. Даже не сказала мне «пока».

– О, слава богу, – сказала Мэган, прижимая руку к груди. – Сегодня она впервые осталась с кем-то, а не с нами с Биллом. Я думала, это немного выбьет Молли из колеи.

– Нет, она просто ангелочек. Съела весь завтрак, дала поменять подгузник. Правда, не слишком-то хотела усаживаться в коляску, но мы с этим справились.

Бет просияла. Она чувствовала себя необычайно сильной. Она не только в одиночку заботилась о племяннице, но и успешно преодолела с ребенком в коляске улицы в центре Лондона, которые откровенно пугали ее, а потом самостоятельно на общественном транспорте добралась до больницы.

– Как ты? – спросила Бет, пристально глядя на живот Мэган.

– По-видимому, шейка матки расширилась только на пять сантиметров, и схватки прекратились, так что, похоже, мы здесь надолго.

– Приходящая няня, мадам…

– Даниэлла?

– Да, точно. Она сказала, что Молли может оставаться у нее дольше. До шести. Что скажешь?

Мэган улыбнулась.

– Ооо, – счастливо протянула она, – это великолепно. Обожаю эту женщину. Ты уже сказала маме?

Бет ахнула.

– О боже, – пробормотала она. – Мне так жаль! Я совсем об этом забыла! Я собиралась это сделать, но боялась разбудить маму, потом проснулась Молли. Я была настолько занята, пока собирала ее, а потом…

Мэган закатила глаза и вздохнула.

– Моя семья неисправима, – сказала она. – Совершенно неисправима.

– Там на углу таксофон. Сейчас сбегаю и позвоню ей.

Билл достал из кармана джинсов несколько монет, отсчитал, протянул их Бет и заговорщицки улыбнулся, отчего у Бет перехватило дыхание.

Дома никто не взял трубку, и Бет пришлось вернуться в палату к Мэг.

– Знаешь, – проговорила Мэг, – в других семьях, в нормальных семьях, мать сейчас была бы здесь, держала меня за руку и помогала. Только, пожалуйста, ради всего святого, не думай, что я неблагодарная и на самом деле ты не должен ничего для меня делать. Но сейчас здесь рядом со мной должна быть мама. А если она не может находиться рядом со мной, она должна каждый час звонить и узнавать новости. Знаешь, с тех пор как я забеременела, она ни разу не позвонила мне, ни разу. Черт, черт, черт! – Мэган вдруг вцепилась в боковины кровати и застыла в неподвижности. Ее зубы были сжаты, она закатила глаза, а потом закрыла их.

Билл вскочил на ноги и схватила ее за руку.

– Опять? – спросил он.

– Черт, – проговорила Мэган. – О боже!

Бет смотрела на свою старшую сестру округлившимися от ужаса глазами. Она еще ни разу в жизни ни у кого не видела подобного выражения лица и не слышала таких криков, какие вырывались из груди Мэг. Это было ужасно.

– Давай позову медсестру? – спросила она, пятясь к двери.

Жуткая гримаса на лице Мэган немного разгладилась, и она сказала:

– Не надо. Все в порядке. Это просто схватки. Все будет хорошо.

«Схватки, – повторила про себя Бет, – что это такое?» Это слово для нее абсолютно ничего не значило и лишь смутно ассоциировалось с механикой родов.

– На что это похоже? – поинтересовалась она.

– Это похоже на то, – начала Мэган, – как гигантский металлический кулак сжимает, крутит и тянет все твои внутренние органы до тех пор, пока ты почти не потеряешь сознание. Это самое отвратительное чувство, какое только можно себе представить. И знаешь, что я думаю: наша мать абсолютно бесполезна практически во всех отношениях, единственное, что меня всегда восхищало в ней, так это то, что, когда она рожала близнецов, ей пришлось пережить это дважды. В один и тот же день.

Бет улыбнулась. То же самое Мэган говорила после рождения Молли, и во время обеих беременностей пребывала в ужасе перед УЗИ, потому что боялась, что на экране увидит двоих младенцев.

– Прошло почти шесть лет, – проговорила Бет, и ее мысли обратились к Ризу. – До сих пор не могу в это поверить.

Мэган кивнула.

– Двадцать два, – вздохнула она. – Интересно, чем бы он сейчас занимался…

– Риз? – спросил Билл, глядя поверх своего журнала.

Они кивнули.

– Несчастная душа, – проговорил он.

– Мама в последнее время ходила к нему на могилу? – спросила Мэган.

Бет закусила губу и покачала головой.

– А ты?

Бет пожала плечами. Она понимала, к чему клонит сестра.

– Не то чтобы.

– Что значит «не то чтобы»? Я в том смысле, что либо ты была там, либо нет.

– Ладно. Я там не была.

– О боже, Бет…

– Знаю, – попыталась защититься сестра, – просто там так страшно. Я не люблю ходить на кладбище одна. Мне всегда кажется, что меня там изнасилуют или случится что-то еще.

– А ты не можешь сходить туда с папой?

– Верно. Но его почти никогда нет рядом. А если есть, то он всегда… занят.

– Занят чем?

– О боже. Не знаю, просто что-то делает. По-видимому, пишет свои мемуары, хотя я ни разу не видела их. Просматривает корреспонденцию. В общем, что-нибудь, чтобы только быть подальше от мамы и Вики.

Бет вздохнула. Она терпеть не могла разговоров о доме. Все это было как-то неправильно, ведь когда она находилась там, жила, занималась своей жизнью, все это казалось ей вполне разумным. Но Бет была избавлена от необходимости продолжать этот неприятный разговор, поскольку последовали следующие схватки, и ее сестра бросилась на подушку с криком:

– О боже, черт, вот дерьмо, дайте мне умереть!

У Мэг продолжались нерегулярные схватки, и Бет пришлось уйти из больницы, чтобы забрать Молли от няни. Врачи поговаривали о необходимости стимуляции, чтобы схватки участились и родовые муки не были столь ужасными. Но Бет казалось, что в ближайшее время ребенок все равно не родится и ей придется на всю ночь остаться с Молли, а завтра снова повторить все сегодняшние процедуры. Что, в общем-то, было прекрасно.

Около полудня она наконец-то дозвонилась Лорелее, которая сказала: «Ах, как чудесно, передай, что я буду держать за нее кулачки весь день. И Вики тоже, правда ведь, Ви?»

Где-то фоном она слышала щебетание Вики, которая заверяла, что тоже будет держать кулаки за Мэган. Бет подумала, что не будет передавать наилучшие пожелания Вики своей сестре.

– Ну ладно, дорогая, мне пора, – сказала Лорелея спустя полторы минуты. – Нужно забрать от няни Софи, а потом мы пойдем покупать ей новые туфли. Как будут новости, сразу же дай мне знать. Хорошо, милая? И обними от меня Билла и Мэг.

У Бет создалось впечатление, что она позвонила, чтобы сказать матери, что машину Мэг забрали на техосмотр или что ее коту сделали операцию, но она постаралась отбросить эти мысли, пока они не разрастутся и полностью не завладеют ее сознанием. Для матери было свойственно такое поведение. Лорелея забивала свои мысли вещами, которые происходили вокруг нее здесь и сейчас, а не где-то далеко. В этом была вся Лорелея. И это вовсе не значило, что она была плохим человеком. Но все-таки Бет отсчитала пять минут, прежде чем вернуться в палату к Мэг. Она нацепила на лицо радостную улыбку и ничего не сказала про новые туфли для Софи.

По дороге домой они с Молли зашли на детскую площадку. Одна старушка все время восхищалась малышкой и говорила: «Она вылитая вы».

Бет улыбнулась и ответила:

– На самом деле она не совсем моя. Она моя племянница. Я присматриваю за ней, пока ее мать находится в роддоме и готовится ко вторым родам.

Старушка снова улыбнулась и спросила:

– Но вы же планируете в будущем иметь детей?

Бет натянуто улыбнулась:

– Да, обязательно. Понимаете, я выросла в семье, где четверо…

– Да. Когда растешь в большой семье, хочется, чтобы у тебя была такая же, верно? Но вы не должны слишком затягивать с этим, если хотите, чтобы ваши дети были близки с кузенами.

Она заявила об этом с пониманием, но довольно строго, как будто обо всем уже знала. Как будто она смотрела на Бет, видела ее душу и четко знала о ее будущем. Потом ее улыбка смягчилась и она произнесла:

– Но вы еще молоды. В таком деле не нужна спешка, правда ведь, дорогая?

Бет нервно рассмеялась, а потом вежливо заметила:

– Правда. В этом деле не нужна спешка.

Она действительно осознавала, что торопиться не нужно. Причем это не имело никакого отношения к детям. Прежде чем она сможет начать хотя бы думать о детях, она должна была найти свой путь в жизни и выстроить ее буквально по кирпичикам.

Она читала «Дневник Бриджит Джонс», который нашла на книжной полке сестры, где все книги стояли строго в алфавитном порядке. Книга была опубликована еще год назад, и все давно уже говорили о ней и советовали прочитать, но Бет не очень любила читать. Обычно она по вечерам смотрела с матерью телевизор, пока не уставала настолько, что едва могла говорить, а потом быстренько плюхалась в постель.

Наконец-то Молли заснула в своей кроватке после долгого и довольно беспорядочного вечернего времяпрепровождения, поэтому телевизор смотреть было не с кем, оставалось только чтение. Это оказалось довольно приятным занятием, хотя ей никак не удавалось связать все эти разговоры об излишнем весе (ведь она никогда не поправлялась), выпивке (Бет не пила совсем) и сумасшедших болтливых подружках (у нее не было сумасшедших болтливых подружек). Но она наслаждалась отрывком, где героиня испытывала смятение рядом с очередным кавалером, совсем неподходящим ей пожилым джентльменом.

Хотя нет, она бы не назвала это смятением, скорее, это была… дрожь. Своего рода электрический разряд, незаметный невооруженным глазом. Как растяжка гранаты. Он так смотрел на нее… Обнимал ее за талию при встречах и прощаниях. И героиня никак не могла решить: льстило ли ей такое поведение или это было просто потрясение от наглости мужчины. Бет собралась было отогнуть угол страницы, но вдруг поняла, что Мэг считала загнутые страницы признаком скверного поведения – это был очередной пункт в длинном списке Мэг: вещи, которые недопустимы. Поэтому вместо закладки Бет положила на страницу книги заколку для волос и собралась выключить ночник, когда услышала звук, заставивший бешено заколотиться ее сердце. Звук входной двери. Она сначала открылась, а потом осторожно щелкнул замок, и дверь закрылась. Бет задержала дыхание и положила руку на сердце, пытаясь унять его бешеный стук. Бет представила себе бандитов с ножами и оружием. Перед ее мысленным взором появилась картина, что ее насилуют, а потом убивают. Она вообразила себе все самые ужасные вещи, о которых никогда не думала дома в Котсуолде. Она не принадлежала этому городу. Здесь для нее не было места. Бет вдруг ужасно захотелось вернуться домой, за город, в свою безопасную уютную комнатку, в безопасный уютный дом своих родителей. Почему Мэг живет здесь? Почему рожает детей в этом страшном месте? Бет оглядела комнату в поисках чего-то тяжелого, или острого, или и того и другого одновременно. Но все, что ей удалось обнаружить, – это подгузники и плюшевые медведи. Она проглотила сдавленный крик и собиралась разрыдаться, когда услышала, как человек за дверью спальни откашлялся.

Билл.

Она вздохнула и улыбнулась. Потом открыла дверь и выглянула в коридор. Билл расстегивал куртку. Он повернулся на звук открываемой двери, его лицо смягчилось, и он спросил:

– Привет! Прости, я тебя разбудил.

– Нет, не совсем. Я только немного задремала. Я думала, это взломщики.

– Взломщики?

– Да, целая банда.

Он улыбнулся:

– Сожалею. Оказывается, я не такой проворный, как думал.

– Ну что? Есть какие-нибудь новости?

– Если ты называешь новостью появление на свет мальчика весом четыре с половиной килограмма, – тогда да, у нас есть новости.

Бет взвизгнула, а затем прикрыла рукой рот. А потом, не сумев найти бесшумную альтернативу проявлению своей радости, через весь коридор бросилась в объятия Билла.

– Ох, ничего себе, – громко прошептала она прямо ему в ухо. – Поздравляю! Мальчик. Это фантастика.

На этот раз он не удерживал ее в объятиях дольше, чем необходимо. В этом объятии не было и намека на что-то особенное. Конечно, он только что наблюдал, как его жена выталкивает из себя огромного ребенка.