Текст книги "День, когда я тебя найду"

16

Фрэнк раздвигает занавески, и его снова приветствует рычащая собака. Та самая собака, чья морда лежала вчера вечером у него на коленях, словно огромный мешок любви. Он улыбается псине, собака перестает рычать и начинает вилять тупым обрубком хвоста. Сколько времени – непонятно, но солнце еще совсем низко, и в задней части дома Элис выключен весь свет. Он открывает дверь, собака врывается и прыгает прямо на его кровать.

– Доброе утро, – приветствует он ее и чешет под подбородком. Она падает на спину и подставляет ему живот. Фрэнк садится рядом с ней, чешет ей пузо и размышляет о прошлой ночи. Ему не следует путать чувство беспомощности с чувствами к Элис. Он, как новорожденный младенец, вцепился в первого же человека, проявившего симпатию. Но все же… В ней что-то есть, нечто притягательное. Когда она рядом, его тянет к ней, словно даже атмосфера вокруг нее меняется. И дело не только в самоуверенности и физической привлекательности. Его привлекает ее устойчивость, артистизм, щедрость. Вчера вечером Элис рассказала ему про собаку, Хиро, – ее оставил другой жилец, и Элис взяла ее, без вопросов. А когда ее родители стали слишком стары, чтобы ухаживать за Сэди, она взяла и Сэди. И вот он тоже явился в ее тесный дом, еще один жилец, очередной лишний рот. А она, похоже, совсем не против. И это искренне.

– Грифф! – раздается во дворе тоненький голосок. – Грифф!

Пес спрыгивает с его кровати и выбегает за дверь. Это маленькая девочка. Романа.

Она замирает, увидев его в дверях.

– Ты рано встала, – говорит он.

– Знаю, – откликается она с резким йоркширским акцентом. – Мамочка велела вернуться в кровать, но я не могу.

– Вчера вечером ты тоже поздно легла. Наверное, ты устала.

Она пожимает плечами, обхватив руками огромную шею пса.

– Я не устаю.

– О, ну, значит, тебе повезло.

Она снова пожимает плечами и целует собаку в голову.

– И что ты собираешься делать?

– Наверное, пойду и снова попытаюсь разбудить мамочку.

Он содрогается от такого предложения. Вспоминает тени под сине-зелеными глазами Элис, то, как она собирает руками волосы и оттягивает их от лица, словно пытаясь не дать себе заснуть. Сегодня суббота. Раннее утро.

– А может, я приготовлю тебе завтрак, а потом включим телевизор? Или займемся еще чем-нибудь.

– Хорошо. Я ем на завтрак жареный рогалик. С арахисовым маслом. Сможешь приготовить?

Фрэнк пытается представить себе рогалик. Слово ему знакомо, но связанный с ним объект вспомнить не так просто. Ему приходит в голову собака с шелковистыми ушами. Но это неправильно. Багет можно положить в тостер. Значит, это какая-то разновидность хлеба.

– Если ты покажешь мне, где все лежит, уверен – я справлюсь.

– Ладно.

Он идет за ней в узкую кухню. Часы на микроволновке показывают 5:58.

– Вот, – говорит она, поднимая крышку деревянной хлебницы и доставая пакет – да-да, с рогаликами! Теперь Фрэнк вспоминает. – А арахисовое масло там, – она указывает на высокую полку.

– Хорошо, – он хлопает в ладоши. – Приступим.

Он достает с деревянной подставки тарелку и находит нож. Романа сидит на стуле за кухонным столом и наблюдает, как он пытается запихнуть в тостер рогалик.

– Нет, – смеется она, – ты должен разрезать его пополам!

– Ну конечно! Какой я глупый!

– Какой ты глупый!

Он режет багет надвое и засовывает обе половины в тостер.

– Почему ты ничего не помнишь?

– Даже не знаю. Твоя мама думает, что, может, у меня был какой-то большой шок. Настолько большой, что он вытеснил из моей головы все воспоминания.

– Как электрошок?

– Нет. Скорее, как жизненный шок. Понимаешь? Когда происходит что-то плохое.

– Например, как когда меня украл папа.

Фрэнк поворачивается и смотрит на Роману:

– Он тебя украл?

– Да. Но потом приехала полиция, и все стало нормально.

– Ого. Наверняка у тебя был шок. Сколько тебе было лет?

– Я была маленькой. Три года. Но с моей памятью было наоборот. Потому что я плохо помню, что было со мной в три года, но это помню в подробностях.

– А сейчас ты видишься с папой?

– Редко. Только когда он приезжает в Англию. Теперь он живет в Австралии и приезжает редко. Но мне нельзя никуда ездить с ним одной, чтобы он не украл меня снова, – она вдруг наклоняется вперед и смотрит на тостер. – Хватит! – кричит она. – Я не люблю пережаренный хлеб!

– А как выключить?..

– Та кнопка! Вон там! Скорее!

Рогалик выскакивает из тостера. Он почти не изменил цвет.

– Нормально? – показывает он малышке.

– Да, – с облегчением говорит она.

– А почему папа тебя украл? Что случилось?

– Мама переехала сюда, когда я была совсем маленькой, и он разозлился, потому что жил в Лондоне и хотел видеть меня почаще. А мама говорила, что нельзя, из-за… Кое-чего. Он ужасно злился, кричал, и все такое, и потом однажды, когда я приехала к нему в Лондон, он меня увез. Думаю, это был какой-то отель. И хотя он был ко мне очень добрым и покупал много подарков и конфет, я понимала, что это плохо, и испугалась. А потом приехала полиция, и было очень страшно. И я помню все. Все.

Он ставит перед девочкой багет, и она поворачивается к столу.

Фрэнк не знает, что ей сказать. Сколько историй, думает он. Мир полон историй. Но ему нужна одна-единственная, погребенная где-то в глубинах его памяти, и он боится, что никогда ее не достанет.

– Ой! – Элис немного удивлена, обнаружив Роману, уютно устроившуюся на диване между Гриффом и Фрэнком. Включен телевизор, они смотрят мультфильмы.

– Доброе утро, – приветствует ее Фрэнк. – Мы решили дать тебе немного поспать.

Уже почти девять, и Элис не помнит, когда так долго спала в последний раз.

– Просто потрясающе, – восхищается она, наклоняясь, чтобы поприветствовать Гриффа. – Это лучшая плата за ночь.

Элис смотрит на Роману. Она – общительный ребенок, в отличие от старшей сестры, которая всегда относилась к посторонним людям с ужасным презрением. Но все равно странно, что ей так комфортно с чужим человеком. И не просто с чужим – с человеком, который не знает, кто он такой. Элис вдруг чувствует себя ужасно виноватой, подходит к дивану, притягивает к себе голову Романы и целует ее в макушку.

– Есть хочешь? – спрашивает она.

– Нет, – отвечает Романа. – Фрэнк сделал мне рогалик. Правда, он пытался запихнуть его в тостер, не разрезав. Такой смешной!

– Глупый Фрэнк, – добавляет Фрэнк.

На пороге появляется Кай. Его глаза опухли от сна, и вид у него слегка сердитый. Увидев на диване Фрэнка, он сразу бросает на мать выразительный взгляд, говорящий: «Какого черта он здесь делает?»

Элис предпочитает игнорировать этот взгляд и спокойно произносит:

– Доброе утро, красавчик, что так рано?

– Я слышал голоса. Мужской голос.

– Да. Фрэнк вернулся вчера вечером. Он начал кое-что вспоминать!

Каю явно нет ни малейшего дела до потерянной памяти Фрэнка, и он ковыляет обратно наверх.

– Прости, – говорит Фрэнк. – Когда ты подросток, наверное, немного странно обнаружить у себя дома чужого человека.

– Честное слово, Фрэнк, они к этому привыкли. У нас в доме всегда есть люди. И еще более странные, чем ты.

– Помнишь Барри? – подает голос Романа.

– О, да.

– Он сбежал, – говорит Романа. – Оставил все вещи и собаку, остался маме должен много денег и просто исчез.

– Он был дурным человеком.

– Да, – соглашается Романа. – Хотя он всегда покупал мне комиксы. И шоколад.

– Романа, он крал их в магазине. – Элис поворачивается к Фрэнку: – Дарил маленькой девочке украденный шоколад. Представляешь?

– Господи. Надеюсь, я не окажусь дурным человеком, который крадет шоколад и дарит его маленьким девочкам.

– Нет, – уверенно говорит Романа, пристраиваясь рядом с ним поудобнее, – ты точно не дурной человек. Ты хороший.

Элис смотрит на дочь, как малышка прижимается к большому, сильному Фрэнку. Романе уже причиняли боль. Элис рискнула безопасностью всех своих детей и ужасающе близко подошла к возможной расплате. Она ищет в подсознании малейший намек на тревогу или первобытный страх. Но там нет ничего, кроме тепла.

Она говорит:

– Я подумала, после твоих вчерашних воспоминаний, может, нам стоит прогуляться по городу? Посмотрим, может, вспомнишь еще что-нибудь.

– Можно мне тоже пойти? – просит Романа.

– Можно. И еще, Фрэнк, пожалуй, нам надо купить тебе одежду. Возможно, новые трусы.

Услышав про трусы, он слегка краснеет.

– Нет-нет, у меня нет претензий к твоим трусам. Уверена, они прекрасны. Просто неплохо бы иметь запасную пару.

– Но у меня нет денег.

– Слушай. У тебя фирменная рубашка, приличные брюки, дорогие ботинки, хорошие зубы, приятный акцент и стильная стрижка. Уверена, когда-нибудь, когда мы приведем тебя в порядок, ты все вернешь.

– А если нет? Тебе приходится платить за это все, – он обводит рукой комнату. – Трое детей. Я не прощу себя, если залезу к тебе в карман.

– Оставь эти заботы мне. Я большая девочка и вправе совершать свои ошибки. Можем отправиться в секонд-хенд, если тебе будет от этого легче. Разумеется, только не за трусами.

– Фу, – говорит Романа, – трусы из секонд-хенда. Фу!

17

Мужчина по имени Расс выглядит именно так, как себя описал. Простой человек с добрым лицом, лишенный всякого чувства стиля. Она сразу узнает его, как только заходит в маленькую закусочную. Утром она привела себя в порядок. После трех дней без душа, косметики и с прилизанными волосами, убранными в хвост, она почувствовала странную необходимость хорошо выглядеть перед другом Карла. Привести себя в порядок, как если бы Карл принял приглашение на ужин и они бы вместе отправились в гости. Лили представляет, что Карл мог рассказать о ней Рассу. Он бы сказал, что его новая жена – красавица. Что она высокая и изящная. Что он – самый везучий человек на свете. И она не хотела его подвести.

– Лили? – спрашивает Расс, поднимаясь на ноги.

– Да.

Они пожимают друг другу руки, и она садится напротив него.

– Рад познакомиться, – говорит он, протягивая ей меню. Он немного нервничает.

– Да, – говорит она. – Спасибо.

– Я буду только кофе, но ты заказывай, что захочешь. Здесь хорошо готовят яйца с беконом. И делают свежую фокаччу.

Она смотрит на Расса и осознает, что действительно хочет есть. Она не испытывала голод уже несколько дней.

– Тост, – говорит она хозяину, подошедшему к их столику. Потом вспоминает про улыбку и добавляет: – Пожалуйста. Из белого хлеба. С маслом. И капучино. И апельсиновый сок. Спасибо.

– Итак, – говорит Расс, – я так понимаю, от Карла никаких вестей?

– Нет. Их и не будет. Я вполне уверена в этом.

– Хочешь сказать, ты считаешь…

– Я считаю, что он мертв.

Расс бледнеет.

– Будь он жив, даже запертый в гробу на дне моря, без рук и ног, глухой и слепой, он бы нашел способ ко мне вернуться. Обязательно.

– Да, но это могло бы занять довольно много времени…

Она бросает на него предостерегающий взгляд. Сейчас не время для шуток.

– Я нутром чую. Он мертв. Не просто мертв, Расс, – он никогда и не жил.

Теперь Расс выглядит немного напуганным. Он напоминает Лили того мужчину из поезда и как будто боится, что его обманут.

Она смягчает тон и говорит:

– Слушай, Расс. Полиция забрала паспорт Карла, когда я сообщила им о его исчезновении. Они проверили его по своим базам. И сказали мне, что его не существует. Нет никакого Карла Монроуза. Его паспорт – подделка, – она опускает руки на стол и пристально заглядывает Рассу в глаза, – а ты единственный человек, который его знал. Скажи мне, как такое может быть?

– Подделка?

– Да. Он купил его у плохих людей в Интернете. Нет такого человека, как Карл. Его не существует.

– Но вы ведь поженились? То есть должны ведь были быть какие-то бумаги, иначе вам бы не выдали свидетельство о браке?

Она удерживается от искушения раздраженно щелкнуть языком.

– Когда у тебя есть паспорт, есть и все остальное. Показываешь его, и готово. Плюс ко всему, это было в Киеве. Понимаешь, о чем я?

Он кивает, уставившись в чашку кофе.

– Ну как, можешь рассказать, что ты о нем знаешь? О моем муже? Пожалуйста.

– Ну… – Расс откидывается на спинку стула и устремляет взгляд в окно. Хозяин приносит Лили тост. Она намазывает его маслом и слушает Расса.

– Как ты знаешь, мы с ним познакомились на работе. Пять лет назад. Четыре с половиной. Где-то так. Мы были в одной команде, не помню точно, по какому вопросу. Не важно. Мне он всегда казался крутым парнем. Немного замкнутым, но что-то в нем было. Поэтому я задался целью с ним подружиться. Я быстро понял – с Карлом надо делать два шага вперед, а потом один назад. Проявлять интерес, но оставлять личное пространство. Если мы ходили в бар, я всегда пережидал неделю-другую, прежде чем звать его снова. А когда мы общались, старался разговаривать на нейтральные темы. Обсуждать футбол, офисные сплетни. Если разговор становился слишком откровенным, я снова переводил его на нейтральные темы, чтобы он не подумал, что я сую нос в чужие дела. Поэтому, как безумно ни звучит, я практически ничего о нем не знал.

Лили кивает. Это звучит вовсе не безумно.

– А его семья? Он когда-нибудь рассказывал тебе про них?

Расс вздыхает.

– Не особенно. То есть я знал – у него есть семья. Мама. Сестра. Отец, кажется, умер.

– Да, – с облегчением подтверждает Лили. Факты совпадают. – Можешь вспомнить их имена? Матери и сестры? Или где они живут?

– Нет, он мне никогда не рассказывал. Говорил просто моя мама. Моя сестра. Значит, ты с ними не знакома?

– Нет. Мы вернулись из свадебного путешествия всего две недели назад. Карл сказал, для семьи времени будет предостаточно, а пока нам следует наслаждаться друг другом. Вот, – она пожимает плечами. Тогда все это звучало очень романтично, а теперь напоминало обычные отговорки. – Но я говорила с ней по телефону, в день свадьбы. Карл принес трубку и сказал: «Моя мама хочет сказать несколько слов». Мы говорили недолго. Минуту, может, меньше. Она была очень мила. (И, как теперь вспоминает Лили, очень неуверенна. Словно хотела поскорее закончить разговор и боялась сказать что-нибудь лишнее.) Я просто переживаю, что не запомнила ее имени.

– В любом случае, скорее всего, ее фамилия не Монроуз. Исходя из того, что фамилия Карла не Монроуз. Так что, даже если бы ты запомнила ее имя, это бы вряд ли помогло.

– Ты прав. Но все же странно, что я не помню. Эта женщина – моя свекровь, я говорила с ней, но не запомнила имени. Такое ощущение… Что все происходило во сне. В каком-то трансе. С тех пор как я его встретила.

– Ну, такое часто говорят о влюбленных людях. Это ведь химическое состояние организма, верно? Туманит разум.

– Наверное. А теперь, без него, мой разум словно очищается. И остаются вопросы, вопросы, сплошные вопросы. Вопросы, которые следовало задать, пока он был рядом.

– Да уж, ретроспективный взгляд – интересная штука.

Лили мрачно улыбается. Она не знает, что такое ретроспективный взгляд.

– Слушай, Расс. Скажи, тебя все это не удивляет? Насчет Карла?

– Конечно, удивляет. Господи. Не каждый день люди пропадают без вести или обнаруживаются фальшивые паспорта. Но все равно – Карл был темной лошадкой.

– Почему ты захотел стать его другом, Расс? При всей его скрытности? Зачем старался подружиться?

Расс аккуратно ставит кофейную чашку на блюдце.

– Хороший вопрос. Джо всегда спрашивает у меня: «Что ты в нем нашел?» Она его не особенно жалует.

Он смеется.

Лили чувствует смертельную обиду и теряет всякое расположение к этой «Джо».

– Но мне кажется, между нами было взаимное уважение. Несмотря на все различия, мы понимали друг друга. Может, дело в том, что я хотел быть немного похожим на него, а он, думаю, – на меня.

Лили представить не может, в чем ее Карл мог хотеть быть похожим на этого безобидного человека, но выдавливает улыбку и говорит:

– Да, я понимаю.

– Думаю, ему хотелось стабильных отношений, как у меня, уютный дом, настоящую семейную жизнь. А мне хотелось немного его свободы, обаяния и привлекательности, – Расс снова смеется.

– Где он жил? – переводит тему Лили. – Пока не встретил меня?

– Понятия не имею, – он с улыбкой качает головой, словно ситуация его забавляет. – Точно не на юге. В конце вечера я иногда предлагал вместе взять такси, но он всегда говорил: «Мне в другую сторону». Но я никогда не уточнял, куда именно, – он умолкает и чешет голову. – Да уж, даже забавно, как много я провел с ним времени и как мало о нем знаю.

– У него были девушки? До меня?

– Да, были, но ничего серьезного. Просто… – он неуверенно смотрит на Лили. – Прозвучит довольно жестко, но я бы сказал, он ими пользовался. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление. Он использовал женщин для секса. Никогда не упоминал имен, говорил просто девушка, которую я встретил в пятницу, или девушка, которую я трахнул в субботу. Они приходили и уходили. Он казался почти… Высокомерным! Словно преподавал им урок. И бывал довольно жестоким. Я часто думал, может, его что-то травмировало в прошлом? Понимаешь, этот панцирь… – он стучит пальцами по столу с почти печальным видом. – Но потом появилась ты, – улыбается он. – С тобой все было по-другому. Совсем по-другому. Он тебя обожал. Думаю, он считал, что благодаря тебе все изменится. А теперь…

– Он мертв, – заканчивает за Расса Лили.

– Ну, я не думаю, что он мертв. Но у него проблемы. Фальшивый паспорт. Наверное, он сделал что-то плохое. Или кто-то сделал что-то плохое ему. Никто не станет менять личность без особой нужды. Ситуация должна быть безвыходной. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Да, пожалуйста, – говорит она. – Пожалуйста. Я никого не знаю в этой стране. Никого. Полицейская меня ненавидит. Никто не хочет мне помочь. Всем плевать, – она замечает, что начала плакать, сердито берет предложенную Рассом бумажную салфетку и старательно вытирает слезы, пока никто не успел заметить. – Прости.

– Не извиняйся. Пожалуйста. Слушай, я поговорю с Джо, когда вернусь домой, посмотрим, что можно сделать. Может, мы… – он умолкает, видимо, решив не давать поспешных обещаний. – В общем, я с ней поговорю. Сделаем все, что в наших силах. Ты, наверное, как в аду.

– Да, – отчаянно кивая, соглашается Лили. – Да. В аду. Я сейчас там. Именно там я и нахожусь.

18

Какая чудесная из них получилась «семья»: Элис, Фрэнк и Романа. Элис, у которой никогда не было традиционной семьи, чувствует себя обманщицей. Ей хочется рассказать окружающим, что Фрэнк не ее муж, а Романа – не его дочь, что она не такая нормальная и никогда не смогла бы сделать настолько правильный выбор.

Солнечное утро выманило из дома половину города, и на улицах полно народу. На площади открылась ярмарка французской еды, и они останавливаются купить свежие круассаны и крепкий кофе с молоком. Элис посещает странное чувство гордости за ее прекрасный городок – а потом охватывает счастье, что теперь она считает это место своим городком. Она так долго чувствовала себя здесь чужой.

– Здесь часто снимают кино, – рассказывает она, наслаждаясь чувством принадлежности к этому месту. – Однажды весь город закрыли на целых два дня, чтобы снимать «Пиратов Карибского моря». Серьезно. Нам не разрешали входить и выходить из домов. Сорок восемь часов. И даже взглянуть на Джонни Деппа, хоть издалека.

Она смотрит на Фрэнка и понимает: он понятия не имеет, что такое «Пираты Карибского моря» или кто такой Джонни Депп, и вспоминает, что он, по сути, инопланетянин. Они подходят к «Рэдинхауз Гранд». Это – маленький кинотеатр, и слово «гранд» ему совсем не подходит. Он построен из бетонных блоков, и в нем всегда идет всего один фильм. Элис замечает, что он пристально смотрит на кинотеатр.

– Вспоминаешь что-нибудь?

Он сомневается:

– Не уверен. Кажется, да. Я… – Он хватается за виски и резко отворачивается. – Я снова вижу ту девушку. С каштановыми волосами. Вижу, как она заходит сюда, – он указывает на тяжелые стеклянные двери. Рука передвигается с головы на грудь, и он начинает массировать сердце. – Мне как-то… Даже не знаю. Мне нехорошо. Мне…

Его кожа становится серой, на ней проступает пот. Элис подводит его к скамейке и садится рядом. Берет у него стакан с кофе и ставит рядом с собой, потом протягивает ему коричневый бумажный пакет из-под круассана. Он отмахивается.

– Фрэнк, оставайся со мной, – говорит она. – Оставайся со мной. Мы не хотим, чтобы ты проторчал очередную ночь в оцепенении на пляже. Дыши. Дыши.

Он хватается за ее руку, и Элис чувствует, как его дыхание замедляется.

– Вот и все, – говорит она. – Я здесь. Все нормально.

Романа стоит рядом и с любопытством наблюдает за ними.

– Тебя тошнит?

Он качает головой и вымучивает улыбку.

– Если хочешь, можешь воспользоваться той урной.

– Нет, спасибо, – его голос дрожит. – Не думаю, что это понадобится.

Какое-то время они сидят и ждут, пока Фрэнк придет в себя после панической атаки. Потому что это явно паническая атака. Элис повидала достаточно, чтобы узнать признаки этой напасти.

– Все хорошо? – спрашивает она через несколько минут.

– Хорошо, – улыбается он. Она передает ему кофе, и он поднимается на ноги. – Ну, пойдем.

– Ты уверен? Если ты не готов, мы всегда можем вернуться позже.

– Нет. Все это и так затянулось. Все кроется здесь, я чувствую это. И хочу с этим разобраться. Хочу узнать. Пойдем.

– Хорошо, – говорит она. – Отлично.

Она наблюдает за ним, когда они снова проходят мимо кинотеатра. Он не сводит глаз с входной двери. Похоже, он в ужасе. В полном смятении. Что произошло в этом городе с Фрэнком? И какую он играл роль?