Текст книги "Встретимся у Ральфа"

6

Как водится, Шевон успела поужинать к тому моменту, когда Карл вернулся домой с уроков джайва. В свое время, когда он только начинал обучать танцам, она ездила на занятия вместе с ним. Шевон наряжалась в одно из платьев в стиле пятидесятых, дополняла его накрахмаленными нижними юбками, губы подводила кроваво-красной помадой, а свои пышные волосы убирала в хвостик. Они с Карлом усаживались в его черный «эмбасси» и отправлялись в «Сол-и-Сомбра», ощущая себя кем-то вроде Натали Вуд и Джеймса Дина. Но потом у них появилась Розанна. Шевон не хотелось оставлять бедняжку одну, и поездки с Карлом мало-помалу сошли на нет. А теперь Шевон и вовсе не влезла бы ни в одно из старых платьев.

Теперь ей оставалось только наблюдать за тем, как Карл укладывает свои черные кудри с помощью геля, натягивает зауженные брюки и надевает настоящую гавайскую рубашку. Выглядел он, если не считать залысины у висков, практически так же, как пятнадцать лет назад. Карл был бесподобным танцором и великолепным учителем. Некоторые из его учеников открыли со временем собственные школы танца. Карл по-прежнему был нарасхват на свадьбах и вечеринках, ведь благодаря ему любая женщина выглядела и ощущала себя так, будто и правда умела танцевать.

– Что, на первом этаже новые жильцы? – спросил Карл, расшнуровывая видавшие виды, но все еще стильные ботинки. – Я только что заметил на кухне какую-то девушку. Она готовила ужин.

– Такая маленькая, с темными волосами?

– Да.

– Она здесь уже целую неделю. Должно быть, новая соседка.

Карл прошел на кухню и обнял Шевон, опустив голову ей на плечо. В ответ Шевон взъерошила его волосы, напрочь забыв, что он только что с танцев.

– Фу, я вымазала руки в геле! – Она метнулась к раковине. Карл легонько шлепнул ее по широкой спине и вышел из комнаты.

Стоило ему оказаться за дверью, как улыбка исчезла с его лица. В гостиной он уселся на диван и опустил голову. Шевон негромко напевала на кухне, отмывая испачканные в геле руки. Голос у нее был мягким и приятным, совсем как у девочки. Карлу хотелось плакать. Хорошо бы остаться сейчас одному. Он бы рыдал и рыдал, пока не выплакал все сердце. Его ограбили, лишили собственного ребенка. И даже не поставили в известность.

Этажом выше в лоне Шери дышал и подрастал его малыш. Набор клеточек величиной с ноготь. С глазами, руками и ногами, как у самого Карла. С его ДНК, обещавшей темные волнистые волосы и плохое настроение по утрам. А она убила его, убила, не поморщившись.

То, что Шери как бы мимоходом закончила их роман, оборвав его за тарелкой устриц с лимонным соком, не значило ровным счетом ничего. В Шери его привлекали исключительно волосы и секс. Сама она ничего для него не значила. Но она убила его ребенка, убила без зазрения совести. Карл смотрел на это холодное, безмятежное лицо – качество блюда явно волновало ее больше, чем совершенное убийство, – и ненавидел ее всем сердцем.

– По статистике, одна из трех беременностей заканчивается выкидышем, так что не вижу тут повода для переживаний. Этот ребенок мог просто умереть, и никто бы ни о чем не догадался, – устало объясняла Шери, как будто повторяя прописные истины очередному незадачливому любовнику. – Потом, что бы ты сказал своей дорогой Шевон? «Милая, помнишь девушку с третьего этажа? Ты еще сильно ее недолюбливаешь? Мы трахались с ней все это время, и у меня для тебя чудесные новости: она беременна!» Конечно же, дражайшая Шевон, жирная и бесплодная, будет безумно рада за тебя.

Шери повела изящной бровкой и тут же сообщила проходящему официанту, что устрицы слишком жесткие и она предпочла бы взамен пасту с морепродуктами.

Карл понятия не имел, как бы он стал объясняться с Шевон, сложись все иначе. Сейчас это не имело особого значения. Шанс стать отцом был упущен. А ведь малыш уже рос в лоне этой женщины! Прими они с Шевон решение обзавестись ребенком, им все равно пришлось бы обращаться к суррогатной матери. Это была бы его сперма и яйцеклетка другой женщины. Так какая разница? К Шери он испытывал столько же чувств, сколько может испытывать шприц в руках доктора.

Прислушиваясь к тому, как Шевон готовит на кухне ужин, Карл вспомнил гримасу боли на ее лице – в тот самый день, когда ей сказали, что она бесплодна, что у нее нет шансов стать матерью. При этом воспоминании гнев на Шери вспыхнул с новой силой, и Карл поклялся, что когда-нибудь отплатит ей. Заставит страдать так, как страдает сейчас сам.

* * *

Смит не знал, плакать ему или смеяться. Накануне вечером он опустошил восемь банок пива и две рюмки текилы, проспав потом часа два, не больше. А сегодня был вторник, и в его распоряжении почти не оставалось времени, чтобы завершить презентацию пиар-компании для одного из крупнейших банков страны. В офисе царила настоящая паника, а уж Джеймс и вовсе достал всех по полной. В обычные дни он выглядел безупречно, но, когда ситуация накалялась, седой ежик волос у него на голове вставал торчком, шелковый галстук съезжал куда-то набок, а под мышками проступали пятна пота, что никак не красило его стильную рубашку.

Вот и сейчас, с покрасневшим от злости лицом, он орал на Диану, чтобы та «открыла наконец это гребаное окно, а то в офисе воняет, как в палатке бедуина!». Диана, которая ненавидела работать и лишь ждала, когда ее розовощекий и упитанный бойфренд сделает наконец предложение и избавит ее от необходимости просиживать в офисе лучшие годы жизни, достигла точки кипения с полчаса назад и в любой момент готова была разрыдаться.

Смит подошел к столу и взглянул на экран монитора. До сих пор ему удалось состряпать лишь одну строчку: «Кверк и Кверк – одна из старейших в Лондоне компаний, чья репутация…» Она-то и красовалась сейчас на экране, безжалостно напоминая ему о жестоком похмелье. Она будто говорила: ну-ну, попытайся написать хоть что-то, не отвлекаясь на мысли о вчерашнем дне.

В животе заурчало. Схватив еженедельник PR Week и проверив, не следит ли за ним Джеймс (в моменты кризиса тот бывал невыносим), Смит поспешил в туалет.

Устроившись в белоснежной кабинке, он рассеянно уставился на журнал, хотя мысли упорно возвращались к событиям прошлого вечера. Что за ужин! Ну, кто бы мог подумать, что все так повернет? Он провел руками по лицу, будто стирая похмельный туман.

И что теперь прикажете делать? Как выпутываться из этой неловкой ситуации? Смит не привык к тому, чтобы женщины брали инициативу на себя. В прежние годы, когда в его жизни еще не было Шери, он сам выбирал и сам делал первый шаг. Джем вчера застала его врасплох, а он к тому времени успел хорошо набраться и просто пошел у нее на поводу. Теперь он чувствовал себя виноватым, как будто и вправду изменил Шери. Пять лет берег он себя для этой женщины, целых пять лет, и в одно мгновение все пошло прахом. Что и говорить, ему польстило внимание Джем – впервые за долгие годы он ощутил себя на высоте. Но на этом стоило бы поставить точку. Оставалось лишь надеяться, что Джем сожалела о вчерашней ночи не меньше его. Возможно, она тоже предпочтет забыть о том, что между ними произошло. А если нет? Тогда ему придется поговорить с ней. Сказать, что случившееся – ужасная ошибка. И что в итоге? Атмосфера в доме будет испорчена раз и навсегда. Джем съедет, и ему придется подыскивать нового соседа. Ну как ему теперь объясняться с ней? И почему, черт возьми, он не подумал об этом вовремя?

Подойдя к зеркалу над раковиной, Смит с отвращением взглянул на свое отражение. Выглядел он ужасно. Чувствовал себя и того хуже. А ему еще писать эту проклятую презентацию. Больше всего на свете ему хотелось ворваться к Джеймсу в офис, грохнуть кулаком по столу и заявить: «Прости, Джеймс, но у меня своя жизнь, и мне плевать на превосходную репутацию “Кверк и Кверк”. Пиши сам всю эту чушь, а я отправляюсь домой». Но на это у него, конечно, не хватит духу. Вздохнув, Смит вернулся в бедлам их маленького офиса. Джеймс лихорадочно жал на кнопки факса.

– Диана, Диана, что с этой чертовой машиной? – бормотал он. Хохолок волос на макушке делал его похожим на волнистого попугайчика.

– А вы нажали «отправить», мистер Кверк? – с усталым раздражением спросила Диана.

– Разумеется! Вот что, займитесь этим вместо меня. А мне надо бежать по другим делам.

Развернувшись, он поспешил к двери. Диана скорчила ему вслед гримасу и с неохотой направилась к факсу. Тут она заметила Смита.

– Тебе тут звонили. Какая-то девушка. Я оставила записку у тебя на столе. – Она взглянула на него с любопытством.

Смит снял с экрана желтый стикер. «Звонила Джем – спасибо за вчерашний вечер и не хочешь ли посидеть вечерком в баре? Пожалуйста, позвони». К лицу прилила горячая волна, даже щеки запылали.

Вот черт. И что теперь?

7

– Доброе утро, Стелла. – Джем в изнеможении опустилась на стул. Голова у нее болела после вчерашнего, под глазами были мешки.

– Доброе утро, Джем. Чудесно выглядишь. Что это у тебя, новая помада? Тебе идет.

– Спасибо, Стелла.

Смех, да и только. Джем знала, что выглядит хуже некуда. Вместе со Стеллой они работали в театральном агентстве вот уже три года, и каждое утро Стелла одаривала Джем комплиментами, которые никогда не повторялись. Если отбросить выходные, то в неделю она получала пять комплиментов. За год их набиралось уже двести сорок. Соответственно, за три года совместной работы Джем услышала от Стеллы семьсот двадцать комплиментов, и все они были разными.

– Как прошел вчерашний вечер? – Стелла коршуном витала над столом Джем. Она смотрела на нее с таким отчаянным выражением лица, как будто поджидала с шести утра, чтобы задать этот самый вопрос.

В свои тридцать три Стелла все еще оставалась девственницей. Волосы у нее были цвета пожелтевшей газеты, с остатками химии на концах, и концы эти, казалось, никогда не отрастали. День за днем она подкрашивала глаза одним и тем же голубым карандашом, отчего взгляд ее становился еще более унылым. Судя по всему, личной жизни у Стеллы не было совсем, и она с благодарностью цеплялась за любую мелочь, которой делилась с ней Джем. «Твоя сестра уже побывала у окулиста?» – с неподдельной тревогой интересовалась Стелла. «Как твоя подружка Лили ладит со своим новым бойфрендом?» (С Лили она даже не встречалась.) «Так какие все-таки обои выбрала твоя матушка?» С матерью Джем они тоже не были знакомы.

Джем и рада была бы сказать, что ей нравится Стелла, что она скучает без нее, но это значило бы солгать. Стелла всегда была для нее головной болью, а уж в дни, когда Джем чувствовала себя плохо, ей и вовсе требовалась вся воспитанность, чтобы хоть как-то отвечать на реплики Стеллы.

– Чудесно, просто прекрасно. – Джем натянуто улыбнулась и сделала вид, что роется в бумагах.

– Замечательно, – прошелестела Стелла, от души радуясь тому, что у Джем выдался удачный вечер. – А как твоя новая квартира? Ты по-прежнему в восторге от нее?

– Да-да, все просто замечательно. Я очень рада, что поселилась там. – Поддельный энтузиазм Джем стремительно иссякал.

У Стеллы зазвонил телефон, и Джем с облегчением перевела дух. Перед глазами вновь замелькали кадры вчерашнего вечера, так что щеки у Джем ощутимо заалели. Смит купил ей пионы. Он действительно купил пионы – самые любимые ее цветы. Как только он протянул ей букет, робко промолвив «в знак признательности за ужин», Джем тут же поняла, что это он. Сомнения развеялись раз и навсегда. Двое мужчин стояли перед ней на кухне. Смит, слегка утомленный, но такой изящный в сером костюме и сиреневой рубашке, и Ральф – мешковатый, ужасного покроя свитер и заношенные джинсы, которые другой постыдился бы надеть.

– Помочь тебе с готовкой? – спросил Смит, в то время как Ральф вразвалочку вышел из кухни и устроился в гостиной перед телевизором. Два – ноль в пользу Смита.

Наконец они уселись за стол. Квартира успела пропитаться запахами кокосового масла, кориандра и чеснока, но сильнее всех был аромат тайского риса. Ральф и Смит пришли в восторг от ее карри.

– Ничего вкуснее в жизни своей не ел! – возвестил Ральф.

– Такого даже в ресторане не найдешь! – согласно кивнул Смит.

Когда поток комплиментов иссяк, потребовалось несколько банок пива, чтобы подмазать разговор. Джем принялась расспрашивать парней про их жизнь.

Оказалось, что Смит работает в Сити, на пиар-компанию, которая сотрудничает в основном с финансовыми учреждениями. До этого он был биржевым маклером, но работа вымотала его до предела, и Смит перешел в свою нынешнюю компанию, пожертвовав при этом солидным заработком. Впрочем, как поняла из разговора Джем, он и на новом месте получал раза в четыре больше нее. На Алманак-роуд Смит прожил восемь лет – купил здесь квартиру на деньги, которые заработал на бирже. Почти сразу сюда вселился и Ральф.

К своему величайшему удивлению, Джем узнала, что Ральф был художником. Он никак не вписывался в тот образ художника, который существовал в ее воображении. До этого ей не раз приходилось задаваться вопросом, чем именно Ральф зарабатывает на жизнь, тем более что он почти никогда не выходил из дома. Оказалось, что он занимается разовыми подработками в качестве графического дизайнера. Доход у него, судя по всему, был просто мизерным – хватало лишь на жизнь, на пиво да на редкий косячок с марихуаной. По тону чувствовалось, что ему не нравится говорить о своей незадавшейся карьере. Когда-то Ральф был звездой среди однокурсников по Королевскому колледжу искусств. Картины, которые он демонстрировал на защите диплома, с восторгом встретили и критики, и публика. Ральф показал Джем небольшой альбом, в который были вклеены вырезки из газет, посвященные его дебюту. Статьи перемежались такими фразами, как «выдающийся талант», «настоящий гений», «новая звезда своего поколения». Потом прошло несколько нашумевших выставок, и Ральфу удалось продать ряд своих картин за цену, которая в то время казалась ему просто заоблачной. А затем наступило затишье. На страницах газет его потеснили «новые звезды своего поколения», и Ральф уже выставлялся не в галереях, а в винных барах и вестибюлях гостиниц.

– Я бы с удовольствием взглянула на твои работы, – сказала Джем. – Может, у тебя есть что-то здесь, дома?

– Да и я не отказался бы взглянуть на его работы, – заметил Смит, поворачиваясь к Джем. – Я прожил с этим типом восемь лет и ни разу не видел ничего из того, что он рисовал у себя в студии. Покажи ей альбом со своей защиты, Ральфи.

Ральф поворчал, но отправился за альбомом.

Вернулся он с большой книжкой в твердом переплете. Та с легкостью открылась на странице, где красовался заголовок: «Ральф Маклири и его картина “Ужас зыбучих песков 1985”. Джем не считала себя знатоком или любителем современного искусства, но картина буквально приковала ее внимание, и она стала с интересом листать страницы. Дальше шли «Ядовитые газы и Ультрафиолет 1985», а за ней – «Мощь электрических бурь 1985».

Картины, при всей их абстрактности, поражали яркостью и глубиной красок. От них буквально исходили потоки энергии.

– Ральф, это просто потрясающе. – Джем старалась подобрать эпитет, который не выглядел бы невежественным. – Здесь столько драматизма и энергии! Я в восторге!

– Спасибо. – Несмотря на снисходительный тон, Ральф выглядел польщенным. – Но хватит уже расспросов. Почему бы тебе не рассказать теперь о себе?

Рассказывать о себе Джем не любила, и все же ей пришлось, пусть и вкратце, поведать им о театральном агентстве «Смолхед менеджмент», где она успела проработать уже три года. Недавно ее повысили от секретаря до младшего менеджера по управлению талантами. Искусству управления она училась у Джарвиса Смолхеда, начальника агентства, который возлагал на Джем большие надежды. Не забыла она упомянуть о тех мини-драмах, с которыми ей приходилось иметь дело на постоянной основе. Да и как иначе, когда общаешься с такими странными существами, как актеры, включая стареющих душечек и примадонн. Ральф и Смит узнали про Стеллу с ее маниакальным желанием сунуть нос в дела Джем, про эксцентричную мать их новой соседки и ее многострадального отца. Детство Джем прошло в Девоне, и это был один из самых счастливых периодов в ее жизни. Она объяснила, что Джем – это сокращенное от Джемайма и что до того, как перебраться на Алманак-роуд, она делила просторную, частично меблированную квартиру со своей сестрой Лулу. Но Лулу собралась жить со своим новым бойфрендом и тремя его детьми от предыдущего брака. Они не гнали Джем, но та сама решила подыскать себе новое жилье.

Продолжали они болтать и после ужина, когда Смит помогал Джем убрать со стола. Ральф не стал утруждать себя подобными мелочами (три – ноль в пользу Смита). Чем больше Джем наблюдала за этими двумя, тем сильнее склонялась чаша весов в пользу Смита. Сдержанный и спокойный, он не забывал про хорошие манеры. Смеялся он не так громко, как Ральф. Вдобавок было в нем что-то беззащитное – какая-то скрытая печаль, говорящая о внутреннем одиночестве. Ральф был забавным типом. Во многом он больше напоминал Джем, чем его сдержанный сосед. Но именно Смит казался ей ближе по духу.

Как только Джем решила, что окончательно определилась с выбором, ей без труда удалось сдвинуть дело с мертвой точки, направив мысли Смита в нужное русло. Чего она не ожидала, так это того, что все закрутится слишком быстро.

Около одиннадцати Ральф встал из-за стола, чмокнул Джем в щеку и начал многословно благодарить ее за ужин. Он даже объявил, что этот карри стал настоящей вехой в его гастрономической жизни. Потом он отправился спать, а Джем и Смит остались вдвоем.

Джем с ходу приступила к делу.

– Ты веришь в судьбу? – спросила она, скручивая косяк на сосновой столешнице.

– В судьбу? Что ты имеешь в виду?

– Я о том, что все происходит не случайно. Все события и ситуации в какой-то мере предопределены. Например, мое присутствие в этой квартире. Если бы я чуть раньше увидела ту двойную комнату, которая приглянулась мне на прошлой неделе, я бы не пришла по вашему объявлению. Я бы сидела сейчас на другой кухне и беседовала совсем с другими людьми, даже не догадываясь о существовании вашей чудесной квартиры. – Джем перевела дух, пытаясь понять, насколько может довериться Смиту. – Впрочем, тут я немного слукавила.

Смит, успевший к тому времени изрядно набраться, пытался понять, к чему это она клонит.

– Я понимаю, что все это очень странно… Обещаешь, что не станешь называть меня чокнутой? – Она нервно затянулась.

Смит потянулся за бутылкой текилы.

– Обещаю, – торжественно кивнул он.

– Видишь ли, мне часто снится один и тот же сон. А началось все, когда я была подростком.

– Угу. – Смит подтолкнул к ней полную рюмку. До чего ж эта Джем хорошенькая!

– Мне снится красивый старый дом. Он стоит на узкой улочке, вдоль которой тянется цепочка деревьев. Я заглядываю в окно квартиры на цокольном этаже и вижу там мужчину. Он сидит на диване, спиной к окну. Он сидит и курит, и разговаривает с кем-то на другом конце комнаты. По всему видно, что он счастлив и доволен, и меня так и подмывает войти в эту квартиру. В ней так тепло и уютно, и меня охватывает странное чувство… Я вдруг понимаю, что должна жить там. Кажется ужасной несправедливостью, что мне придется пройти мимо, что я так и не встречусь с этим мужчиной. Вот, собственно, и весь сон. Ну вот, а в тот вечер, когда я пришла по вашему объявлению, мне сразу стало ясно, что это та самая квартира – такое у меня было чувство. Здесь все казалось очень близким и знакомым, прямо как во сне. А когда я посмотрела в окно, то увидела здесь мужчину. Он сидел на диване и разговаривал с кем-то, кто был на другом конце комнаты. – Джем на мгновение умолкла. – Думаешь, я спятила? Хочешь сказать, чтоб я собирала вещи и убиралась куда подальше? – Она нервно рассмеялась.

Смит с трудом поборол улыбку. Он понятия не имел, во что должен вылиться этот странный разговор, однако ему совсем не хотелось обрывать его. Он постарался изобразить полнейшую сосредоточенность.

– Нет-нет, я вовсе не считаю, что ты спятила. По-моему, все это крайне занимательно.

– Но это еще не все. Надеюсь, я не замучила тебя своими откровениями… Даже не знаю, говорить тебе или нет…

Смит постарался придать своему взгляду осмысленность.

– Продолжай. Пожалуйста, продолжай. Поверь, я весь внимание.

– Видишь ли, дело не только в квартире. Тот мужчина на диване… во сне меня не покидало ощущение, что я должна быть рядом с ним, что это моя судьба. Понимаешь, о чем я?

Смит понятия не имел, к чему она клонит, но Джем с каждой минутой становилась все привлекательней. И ближе. Он вдруг представил, как наклоняется к ней и целует этот очаровательный ротик. Тут мысли его перекинулись на Шери. Пока они с Джем болтают у себя на кухне, та мирно спит двумя этажами выше на своей шелковой простыне, под шелковым покрывалом. А как же иначе? Смит не бывал у нее дома, но не сомневался, что так оно и есть. Изящная головка Шери покоится на подушке, а совершенная грудь легонько вздымается под кружевом ночной рубашки. Смит представил, как она поворачивается во сне, отчего покрывало скользит вниз, обнажая загорелую, безупречную ножку. Шери поворачивается с легким вздохом и вновь погружается в мир сновидений…

– Ну что, ты и правда думаешь, что я спятила? Черт. Я так и знала. Не стоило мне заводить этот разговор. – Джем сидела, уставившись в пол и нервно сжимая руки.

– Что? Нет, нет, что ты! Я просто задумался, вот и все. – Смит постарался вложить в улыбку всю свою искренность. Ему по-прежнему хотелось поцеловать ее, и это уже не выглядело непреодолимым препятствием. Подняв рюмку с текилой, он кивнул Джем.

– За твое здоровье, – сказал он, наблюдая, как та глотает обжигающую жидкость.

– Фу, – поморщилась Джем.

– Ф-фу, – содрогнулся Смит.

С минуту они сидели молча, поглядывая то в стаканы, то друг на друга, как будто ожидая какого-то знака.

– Смит, – вымолвила наконец Джем, – надеюсь, ты не сочтешь меня излишне прямолинейной, но мне ужасно хочется обнять тебя. Что ты на это скажешь? – Неуверенно улыбнувшись, она протянула к нему руки.

Это было одно из тех объятий, какими обмениваются после долгой разлуки – как знак возвращения домой. Джем окунулась в поток энергии между их телами, позволила себе забыться в том чувстве покоя и безопасности, которое сопровождало ее во сне. Но сейчас все было даже лучше, потому что происходило на самом деле.

Смит крепко прижимал ее к себе, наслаждаясь физической близостью другого человека. Он уже и не помнил, когда в последний раз обнимал симпатичную женщину, делил с ней тепло своего тела. Он-то ждал, что сольется в любовном объятии с красавицей Шери, но это никак не умаляло его близости с Джем. Приятный момент, приятная девушка.

Голова Джем покоилась на груди у Смита, а тот с наслаждением вдыхал запах ее шелковистых волос. Они стояли так немыслимо долго, доверившись языку чувств, – два существа, занятые поиском совершенно разного, но обретающие это, неожиданно для себя, в одном и том же месте.