Текст книги "Время не властно"

Леа Рейн
Время не властно

Каждый поступок ничто в сравнении с бесконечностью пространства и времени, а вместе с тем действие его бесконечно в пространстве и времени.

Лев Толстой

Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мною.

Михаил Лермонтов «Герой нашего времени»

Пролог

Париж

15 сентября 1926 года

По каменной набережной Сены неспешно шли юноша с девушкой. Они любовались городом, который был особенно прекрасен в этот вечер.

Солнце уже давно зашло, и на небе одна за другой начали вспыхивать маленькие золотые звезды, создававшие волшебную атмосферу. Фонари тускло освещали пустые улицы.

От холодного воздуха по телу девушки бежали мурашки, ведь легкое шелковое платье без рукавов, чуть достававшее до колен, совсем не грело. Но даже лютый холод не смог бы испортить этот замечательный вечер.

– Ты дрожишь. Возьми мой пиджак, – произнес юноша, чувствуя, как его спутница подрагивает от холода.

Он остановился и снял с себя пиджак небесно-синего цвета, чтобы накинуть его на хрупкие плечи девушки. Она сразу почувствовала приятное тепло, которое согрело не только ее тело, но и душу.

– Спасибо, – смущенно проговорила она, опуская взгляд на свои маленькие черные туфли, украшенные бантами.

Они пошли дальше. В водах Сены отражалось звездное небо.

– Мсье Бернар не сильно докучал тебе? – спросил молодой человек, стараясь вести непринужденный разговор. – Мне кажется, он выпил лишнего.

– Вовсе нет. Мне очень понравились твои друзья, – улыбнулась девушка, вспоминая веселый вечер, проведенный в кафе «Луна».

Они повернули направо и пошли по старинному мосту, на котором не было ни одной машины. В такой поздний час на улицах Парижа совсем мало автомобилей.

– Когда ты должна вернуться обратно? – Этот вопрос тревожил юношу весь вечер.

Он не хотел, чтобы девушка покидала его, но понимал, что это непременно произойдет, поэтому старался насладиться временем, пока она здесь, рядом с ним.

Мимо молодых людей почти беззвучно проползла черная машина. Девушка бросила на нее короткий взгляд. Сейчас она могла думать только о своем спутнике и предстоящей разлуке.

– Не знаю. Наверное, уже скоро, – наконец ответила она.

От ее слов в душе юноши стало пусто.

– Я еще увижу тебя? – с надеждой спросил он.

– Мне это неизвестно… – произнесла девушка с нотками отчаяния в голосе. Ей тоже не хотелось расставаться.

Они дошли до конца моста и остановились под раскидистым деревом, ветви которого склонялись над зеркальной гладью Сены.

– Но я буду надеяться, что смогу попасть сюда еще раз, – проговорила она, повернувшись к нему.

Юноша взял холодные руки девушки в свои теплые ладони и заглянул в ее золотистые глаза. Ее волнистые рыжие волосы отливали янтарным цветом. Ему очень нравился необычный оттенок ее локонов.

– Я все равно буду ждать тебя в своем кафе. Двери «Луны» всегда открыты для тебя, – сказал он, проводя рукой по нежной щеке своей спутницы.

Девушка почувствовала, как горло предательски сдавил спазм. Она понимала, что вот-вот исчезнет, но ничего не могла поделать. Слезы серебряными каплями катились по щекам.

Юноша притянул девушку к себе и поцеловал. Они оба почувствовали, как что-то невероятное зарождается в их сердцах и прожигает все внутри.

Но поцелуй был недолгим.

Она растворилась в воздухе, оставив после себя облако золотистой пыли, которое ветер тут же развеял над рекой.

1

Прохладный ветер заставил меня поежиться, когда я вышла на улицу. Ледяной дождь рисовал узор в виде крупного горошка на моей одежде, и я раскрыла зонтик, чтобы не промокнуть до нитки.

Опавшие с деревьев сморщенные листья и пожелтевшая трава говорили о том, что скоро зима заберет власть у осени и окутает город белоснежным одеялом. Ноябрь в Париже – месяц сырой и непредсказуемый. Город то наполняется шумом дождя, то одевается в белые шапки из хлопьев снега. Несмотря на изменчивость погоды, Париж все так же прекрасен и привлекает туристов. Я люблю свой город и не могу поверить, что мне посчастливилось здесь родиться. Наверное, на этом вся моя везучесть и закончилась, ведь по жизни я не очень удачлива.

Бросив взгляд на часы, я чертыхнулась и побежала сломя голову. Я снова опаздывала на занятия. Как говорится, как начнешь триместр – так его и проведешь. Видимо, ничего хорошего меня не ждет.

Перебегая дорогу, я споткнулась и чуть не упала. Рассерженный водитель долго мне сигналил.

Я забежала в ворота лицея и наткнулась на своего хорошего друга Артура. Зонта у него не было, так что дождь превратил его густые черные волосы в львиную гриву.

– Привет, Анаис! – крикнул Артур и три раза поцеловал меня в знак приветствия. – Чего опять опаздываем?

– То же самое могу спросить у тебя, – улыбнулась я в ответ, пытаясь отдышаться.

Остановившись под сводом арки, я закрыла зонт и достала ингалятор. У меня бронхиальная астма, поэтому я всегда ношу его в кармане.

– Ты в порядке? – заботливо спросил Артур.

– Да. Иди без меня и предупреди, пожалуйста, что я немного задержусь. – Я сделала глубокий вдох.

– Хорошо, только долго тут не стой, а то мадам Дюпре тебя не пустит, – сказал Артур и скрылся в дверях.

Вот кошмар, я совсем забыла, что сейчас урок у мадам Дюпре! Терпеть ее не могу. Из тридцати человек она выбрала именно меня для своих издевательских шуточек. Ни к кому так не придирается, как ко мне. Это просто несправедливо.

Я облокотилась о стену, делая глубокие вдохи и размышляя. Я рассматривала трещины на потолке и думала о том, сколько лет нашему лицею. Наверное, больше пятисот. Когда-то давно тут была церковь, но от нее осталась только колокольня (и то без колокола).

Когда дыхание пришло в порядок, я поплелась к дверям, но приступ астмы повторился, и я снова залилась кашлем. Странно, у меня никогда не было таких сильных приступов. Острая боль пронзила грудную клетку, словно что-то раздирало меня изнутри. Я похолодела от страха: казалось, я умру прямо тут, на школьном дворе. Мое тело обнаружит кто-то из учеников, и сюда сбежится весь лицей. Все будут глазеть и обсуждать произошедшее.

Однако приступ прекратился так же неожиданно, как и начался. Постояв несколько минут и переведя дух, я зашла внутрь и поднялась на второй этаж по старинной каменной лестнице, покрытой роскошным красным ковром. Мой класс находился за самой первой дверью, так что оттянуть неприятный момент, увы, не получилось. Я шумно выдохнула, постучалась и приоткрыла дверь. Все мгновенно уставились на меня, в том числе и мадам Дюпре.

– Доброе утро, мадемуазель Арно. Вы в курсе, что существуют такие понятия, как «пунктуальность» и «этикет»? Хотя я вижу, что к вам они совершенно не относятся, – начала свою поучительную лекцию старая карга.

– Прошу прощения за свой столь поздний визит и что отрываю вас от просвещения наших юных умов. Позволите ли вы мне проделать путь от порога до своего стула, чтобы у меня была возможность грызть гранит науки вместе с остальными вашими подопечными? – проговорила я, из-за чего по классу пошли тихие смешки, а кое-кто даже раскрыл рот от удивления.

Ну что, один-один, мадам Дюпре?

За эти годы наше противостояние превратилось в игру «кто кого переязвит».

– Проходите уже и не паясничайте! – прикрикнула она.

Было видно, что я вывела ее из себя. Многие за глаза зовут ее историчкой-истеричкой, и это полне справедливо.

Факт, что мы сравняли счет, заметно улучшил мое настроение. Я тихо прошла к своему месту и села рядом с Шарлин – моей лучшей подругой. Мы дружим с ней с самого детства. Мадам Дюпре продолжила урок, а я начала выкладывать учебники и тетрадки на парту.

– Этот раунд за тобой, но еще двадцать минут до конца урока. Неизвестно, кто выйдет победителем, – прошептала Шарли мне на ухо. – Почему ты опоздала?

– Астма. Снова приступ.

– Ужасно! Ты говорила маме, что это стало происходить чаще?

– Нет, она и так целыми днями вкалывает на работе. Не хочу, чтобы она еще и за меня переживала. К тому же это всего лишь старая-добрая астма, она у меня с детства. Я уже привыкла.

– Ну, смотри сама.

– Анаис Арно, мало того, что вы опаздываете в первый день нового триместра, так еще и отвлекаете других! – послышался голос мадам Дюпре.

– Извините, – пробормотала я.

Я переглянулась с Артуром, который сидел через две парты от меня, и демонстративно закатила глаза. Он улыбнулся, но строгий взгляд исторички заставил меня притихнуть.

Всю оставшуюся часть урока я размышляла о чем-то своем и совершенно не слушала мадам Дюпре. Когда прозвенел долгожданный звонок, все вскочили с мест, чтобы поскорее выбежать из класса.

– Сейчас английский? – поинтересовалась я у Шарлин, которая стояла рядом и расчесывала свои длинные светлые волосы.

– Наверное. – Она открыла сумку и убрала расческу. – Пошли позавтракаем.

– Пойдем, – согласилась я. Желудок согласно проурчал, ведь позавтракать я не успела. Все-таки пунктуальность – не моя сильная сторона. Я люблю с утра поваляться в постели, а не бежать сломя голову на занятия.

Мы спустились на первый этаж в столовую. Она всегда напоминала мне Большой зал в Хогвартсе – длинный зал, где под высокими потолками парят старинные ажурные люстры. Стены, исписанные фресками, сохранились, наверное, с самой эпохи Возрождения. Потертые полы из красного дуба, противно скрипящие под ногами. Только современные столы и стулья на железных ножках, стеклянные витрины с едой, кассовые аппараты и модные шмотки учеников говорят, что это все-таки двадцать первый век. Две эпохи переплетаются здесь, создавая особую и неповторимую атмосферу.

Мы с Шарлин прошли мимо мраморной статуи к огромным дверям столовой. Не успели мы зайти, как мои легкие опять сдавило и я начала задыхаться.

– Анаис! – Шарлин подхватила меня за локоть.

– Все нормально, – проговорила я, схватившись за горло. – Мне просто нужно на воздух.

– Пойдем. – Она потащила меня в сторону выхода.

Через мгновение мы оказались во дворе, засаженном кустарниками. Весной и летом здесь невероятно красиво, все утопает в пестрых цветах и зеленой листве, ну а сейчас растения давно сбросили свои пушистые кроны.

Шарлин усадила меня на белоснежную ажурную скамью. Я судорожно достала из кармана пиджака ингалятор и сжала его в руках на случай, если приступ повторится.

И действительно – через несколько секунд мои легкие пронзила острая боль, и мне снова стало трудно дышать.

Мгновение – и все сменилось какой-то непривычной легкостью, словно меня выбросило из реальности. В глазах потемнело. Я поднесла ко рту ингалятор, но вдруг шлепнулась на асфальт, словно скамья из-под меня исчезла. Испуганно вскрикнув, я тут же вскочила на ноги. Кто-то решил подшутить надо мной?! Ух, сейчас я задам этому горе-шутнику!

Я принялась озираться по сторонам, ища виновника, но никого не было. Вообще никого. Шарлин пропала. Только что стояла рядом с цветочным горшком, а сейчас – нет. И горшка тоже не было.

В голове ничего не укладывалось. Что за чертовщина?

Меня охватила паника. Я начала оглядываться по сторонам. Лицей выглядел как всегда, только казался совершенно безлюдным. А вот двор… Он весь утопал в зелени и цветущих розах.

Как?! Сейчас же осень, такого просто быть не может!

Небо над моей головой было безоблачное, а солнце грело по-летнему. От хмурой дождливой погоды не осталось и следа. Я слышала мелодичное пение птиц, которое прерывалось звонким девичьим смехом, доносившимся откуда-то издалека.

Сердце бешено забилось в груди, отдаваясь эхом в ушах. Меня охватил страх, потому что я не понимала, что произошло.

Из-за угла выбежали две смеющиеся девочки лет двенадцати. Они были одеты в черные платьица, а в косички вплетены белые атласные ленты. Они бежали вприпрыжку, держась за руки, и распугивали стайку голубей.

Я спряталась в тень арки. Инстинкт говорил, что мне лучше не показываться им на глаза. Мой взгляд бегал по двору, словно в надежде, что сейчас все станет как раньше. Но нет, все оставалось таким же солнечным и ярким. Будто сердце лицея снова забилось.

Я любила называть внутренний двор сердцем лицея. Окруженный четырьмя каменными стенами, он оставался живительным оазисом посреди старого и мрачного здания.

Я прислонилась спиной к стене, пытаясь привести в порядок свои мысли. Наверное, от нехватки воздуха я упала в обморок, а это все лишь радужный сон. Вполне возможно.

Грудную клетку прострелило дикой болью, я тихо простонала. В глазах потемнело, а тело вновь стало невесомым. Через мгновение я потеряла равновесие и начала падать, размахивая руками. Одна рука ухватилась за что-то теплое и мягкое, послышался чей-то визг. Я поняла, что навстречу земле полетела не только я.

2

Я упала на каменную плитку, больно ударившись локтями. Повернув голову, я увидела ошарашенную Шарлин, которая во все глаза на меня смотрела.

Я кое-как поднялась с земли, отряхивая свои черные джинсы. Протянув руку, я помогла Шарлин подняться и заметила, что ее легкое шифоновое платье все испачкалось.

– К-как… Как ты это сделала?! – заикаясь, спросила подруга, глаза которой распахнулись от удивления. На ее лице читалось замешательство и растерянность.

Я была удивлена не меньше ее, меня слегка трясло от пережитого. Все казалось каким-то наваждением. Словно мне все померещилось. И лучше бы это на самом деле было так. Но при этом все казалось таким реальным… Я чувствовала сладкий аромат роз и сочной травы. Ощущала на своей коже освежающий ветерок и тепло лучей солнца.

– А что произошло?

– Ты сидела на скамейке, а потом пшик – и исчезла! На твоем месте остался только странный золотой туман, который развеялся через пару секунд. А через пару минут ты снова оказалась тут и сбила меня с ног! Я так испугалась! Что это все значит, Анаис, что это было? – тараторила Шарлин срывающимся голосом.

От услышанного в сердце неприятно закололо. Исчезла? Золотой туман?

– Ты телепортировалась? – кричала Шарли. В ее голосе уже звучала истерика.

– Нет… Не знаю… Я была тут, а потом упала со скамейки. Там не оказалось скамейки, ни тебя. Вокруг было лето и много роз. А еще девочки. Две маленькие девочки в странных платьях. Они смеялись и гоняли голубей. Это точно был наш лицей, только какой-то более старый, – говорила я.

– Где это «там»? О чем ты говоришь?

– Я не знаю, может, в параллельном мире.

– В параллельном мире?

– Я не знаю! Это был наш лицей, наш двор. Только все утопало в розах и лучах солнца. И девочки были какими-то другими.

– Я ничего не понимаю, Анаис! – выкрикнула Шарлин.

– Я тоже ничего не понимаю!

Стук каблуков по каменной плитке прервал наш разговор. Мы быстро спрятались за колонну. Обычно с утра двор пустует, потому что ученики и учителя на уроках, а всякие садовники и уборщики выходят на работу во второй половине дня.

Я взглянула на часы и поняла, что мы уже опоздали на английский.

Шаги приближались, отчего я нервничала все сильнее. С посещаемостью у нас дела обстоят серьезно, мы учимся в престижном лицее, в который не так-то просто попасть. Директор и завучи постоянно напоминают нам, в каком престижном заведении мы учимся, и требуют от нас не только высоких оценок, но и идеального поведения. Учителя относятся к этому проще и никогда не доносят директору об опозданиях, и возможно, это единственная причина, почему я до сих пор не вылетела.

Странно, но мадам Дюпре никогда не жаловалась на меня директору, хотя совсем меня не выносит. У нее всегда была возможность избавиться от меня, но она этим не воспользовалась.

Обладатель звонких каблучков остановился прямо рядом с нами. Он стоял так тихо, что мне показалось, будто там никого нет. Спустя пару мгновений раздался грозный женский голос. Директриса. И что она забыла здесь с утра пораньше?!

– Шарлин Де Верли и Анаис Арно, у вас большие неприятности!

Я раздосадованно вздохнула. Нам ничего не оставалось, кроме как выйти из-за колонны и предстать перед презрительным взглядом мадам Ла Монтанье.

Мадам Ла Монтанье – женщина довольно строгая, но справедливая. Говорят, она потомок какого-то знаменитого на весь свет дворянина, который жил в семнадцатом или восемнадцатом веке. Она гордо носит свою фамилию. Даже все ее дети имеют фамилию Ла Монтанье, а не фамилию мужа – Брюлло.

– На каком основании вы пропускаете занятия?

Я смотрела, как стразы на моих балетках переливаются всеми цветами радуги на свету. Еще чуть-чуть, и я бы сгорела от стыда. Поднять взгляд на лицо директрисы у меня не хватало смелости.

– Мадам Ла Монтанье, извините нас, пожалуйста. Анаис стало плохо, у нее начался приступ астмы, и я помогла ей выйти на улицу. Она чуть в обморок не упала, – говорила Шарлин.

Ее слова придали мне уверенности. Я взглянула на директрису, которая взирала на нас уже не так строго.

– Анаис, как ты себя сейчас чувствуешь? Может, тебе пойти домой? – сказала мадам Ла Монтанье непривычно заботливым голосом.

– Я… да. Наверное, вы правы, – тихо отозвалась я.

Точно, домой. У меня не хватит сил досидеть учебный день до конца после того, что со мной произошло.

– Я провожу ее, – заверила Шарлин, на что мадам Ла Монтанье отрицательно покачала головой.

– Шарлин, тебе лучше отправиться на занятия. Анаис, я позвоню твоей маме, она приедет и заберет тебя.

Только не маму! Она сейчас на работе, и ей обязательно вычтут из зарплаты, если она уйдет раньше. Она и так старается, чтобы у нас было достаточно средств на оплату обучения. Мне не хочется доставлять ей еще больше проблем.

– Хорошо. Удачи тебе, – произнесла Шарлин, обнимая меня, и направилась обратно в класс.

Я присела на скамейку, чтобы прийти в себя. Я еще чувствовала запах роз, в ушах звенел жизнерадостный смех девочек. Казалось, я все еще там. Я пыталась успокоиться, но мои коленки продолжали трястись, а мысли возвращались к произошедшему.

Директриса достала мобильный и попросила меня продиктовать номер мамы. Я откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза, делая глубокие вдохи и выдохи.

Мадам Ла Монтанье отошла чуть в сторону. Отдельные фразы долетали до моих ушей, и я поняла, что разговор идет про мою болезнь.

Договорив, директриса вернулась и сообщила мне, что мама подъедет через двадцать минут, а пока я могу посидеть тут или зайти внутрь. Я решила остаться, потому что свежий воздух меня всегда успокаивает.

Мадам Ла Монтанье села рядом со мной. Видимо, боялась, что приступ повторится. Однако физически я чувствовала себя хорошо.

Вскоре двери во двор распахнулись, и из них выскочила моя мама. Ее рыжеватые длинные волосы, уложенные упругими кудрями, подпрыгивали в такт шагам. Под кремовым пальто виднелась униформа официантки. Похоже, мама так торопилась, что не успела переодеться. Я опять почувствовала укол вины. Она работает в одном из самых дорогих ресторанов Парижа. Ресторатор может легко ее уволить и найти кого-то другого. Если мама потеряет работу, это сильно ударит по нашей семье, ведь зарплата там хорошая.

Мама испуганно осмотрела меня с ног до головы. Они с мадам Ла Монтанье обмолвились парой слов, после чего директриса удалилась, а мама обняла меня за плечи.

– Анаис, все в порядке? Я должна была сразу догадаться, в чем причина твоей астмы. Я подозревала, но до последнего надеялась, что это не так, – проговорила мама.

– Ты о чем?

– Я объясню все позже, а сейчас нам нужно скорее попасть домой. – Мама повела меня на выход.

3

Мама буквально втащила меня в гостиную. Ее поведение меня сильно тревожило. Мы присели на старую софу, на которой золотыми нитями были вышиты ангелочки с арфами и сложные орнаменты.

В нашем доме много антикварной мебели, которая принадлежала нашим предкам. В районе Сен-Жермен, где несколько столетий проживала парижская аристократия, много старинных зданий, и наш особняк не исключение. Он построен в XVI–XVII веках. Формально особняк принадлежит не нам с мамой, а сестре моего отца. Тетя приютила нас у себя после смерти папы.

Он умер, когда мне было три года. Я его почти не помню, только по многочисленным фотографиям, висящим в позолоченных рамках на стенах. Папа был очень красивым: выступающие скулы, большие карие глаза и густые черные волосы. На некоторых фотографиях он стоит в обнимку с мамой, и я вижу, как они были счастливы. На некоторых фотографиях мы все втроем. На них я выгляжу беззаботным ребенком с сияющими от радости глазами.

От папы я унаследовала янтарные глаза и бледную кожу. Вот только странно, что волосы у меня русые с медным оттенком. У моей мамы тоже рыжие волосы, но это не ее натуральный цвет. На самых старых снимках она блондинка.

Я до сих пор не знаю, почему умер мой отец. На самом деле точно неизвестно, умер ли он. Однажды он просто пропал, и полиция так и не смогла его найти. Мама не очень охотно рассказывает о нем. Наверное, ей тяжело вспоминать об этом.

У меня есть основания верить в то, что папа может быть жив. Возможно, он потерял память и живет сейчас в какой-нибудь глуши, даже не подозревая, что у него есть особняк, где его ждут жена и дочка.

– Анаис, ma chérie[1]1
  Моя дорогая (фр.).


[Закрыть], расскажи, что произошло в школе? Только говори правду, – взволнованно начала мама, беря меня за руку.

– У меня начался сильный приступ астмы. – Я подняла на нее взгляд.

Мама молча смотрела на меня, словно ожидая продолжения.

Я всегда делилась с ней абсолютно всем и никогда ничего не утаивала. Но тот ли это случай, чтобы откровенничать? Может, она подумает, что я все выдумала или, еще хуже, сошла с ума?

– Анаис? – Голос мамы отвлек меня от раздумий.

– Мам, что не так с моей астмой?

– Скажи, что случилось во время приступа, и я постараюсь все объяснить, – сдержанно ответила она.

– Я… я не знаю, как это описать. Мне что-то померещилось… Не уверена, что это было на самом деле…

– Что именно ты видела?

– Я будто побывала в другом измерении.

– В другом времени?

– Да, наверное, – неуверенно ответила я, вспоминая странноватую одежду девочек.

Глаза мамы распахнулись от удивления, она провела ладонями по лицу, тяжело выдыхая.

– Мам, ты что-то знаешь об этом? Я ведь не сошла с ума?

– К сожалению, нет… Это проклятие. Как и у твоего отца. Именно оно погубило Жоэля. Я постараюсь тебе все объяснить. Не хочу потерять еще и тебя, – отчаянно произнесла мама и снова вздохнула. – Значит, у тебя нет астмы. Твои приступы – это знак, что тебе предстоит путешествие во времени. Я не рассказывала тебе ничего, потому что эта особенность передается только по мужской линии. Я искренне надеялась, что у тебя самая обыкновенная астма.

– Путешествие во времени?.. – Я не могла поверить ее словам.

– Я знаю, это трудно понять. Ты должна научиться жить с этим. Насколько мне известно, это невозможно контролировать. Когда почувствуешь новый приступ, либо выходи на улицу, либо оставайся в стенах дома. Здесь ты в безопасности. Твой отец всегда говорил, что нет ничего безопаснее для путешественника во времени, чем стены этого дома.

– Мам, я не понимаю… Мне нужно учиться, мне придется сидеть на уроках. Что мне делать, если я вдруг исчезну на глазах у всего класса? – спросила я, чувствуя, как мой привычный мир рушится прямо на глазах.

– Во время приступа сразу выходи из класса и либо оставайся в коридоре, либо беги на улицу. Твой лицей раньше был церковью, там безопасно. Анаис, я совсем немного знаю о путешествиях во времени. Твой отец почти ничего не рассказывал. Поэтому тебе придется пройти через все это самой. Главное – не пугайся, действуй рассудительно и ни в коем случае не старайся поменять ход событий. Любое, даже самое маленькое изменение может отразиться на будущем!

С каждым маминым словом история становилась все невероятнее и невероятнее. Мое сердце билось все быстрее.

– В это невозможно поверить.

– Я тоже сначала не поверила Жоэлю, когда он мне во всем признался. Но я увидела, как он исчез, оставив после себя лишь золотой дым, и чуть не упала в обморок от потрясения. – Глаза мамы заблестели, ее взгляд перестал быть осмысленным.

Впервые за столько лет она заговорила о папе сама. Стоит воспользоваться моментом и попробовать расспросить ее.

– Мам, почему ты уверена, что отец погиб? Может быть, он жив. А вдруг он вообще застрял в другом времени?

– Не знаю. Я думаю, с ним что-то случилось во время путешествия. Иногда мне кажется, что он где-то совсем рядом, просто мы его не видим. Я никогда не верила в то, что он умер. В моем сердце он навсегда останется живым.

– И в моем тоже.

Вера в то, что мой отец жив, только усилилась. Неужели он и правда путешественник во времени и я унаследовала от него эту способность? Но смогу ли я справиться с этим? Одно утро изменило всю мою жизнь. Теперь уже ничего не будет как раньше.

– Почему ты сказала, что только мужчины могут перемещаться во времени? – поинтересовалась я.

– Потому что женщин-путешественниц никто никогда не встречал.

– Но это не значит, что их нет.

– И ты тому живое подтверждение.