Текст книги "Чертовы котята"

– В Коппарняси за танцплощадкой есть гриль. Можно сжечь там. Надеюсь, тогда мысли об этом отпустят меня. Ты пойдешь со мной? – молил он, чуть не плача.

Ну что же, я могу пойти с ним. А там, покуда он такой раскисший, постараюсь выжать еще какую-нибудь ценную информацию.

Честно говоря, я и сама не совсем пришла в себя после смерти Рютконена, хотя первым чувством, которое я испытала, было облегчение и радость, что сама осталась жива. Затем пришлось приложить массу усилий, чтобы прикрыть Лайтио, хотя поначалу это казалось совершенно невозможным. Старший констебль был упертым парнем, к тому же полиция быстро выяснила, что у Рютконена с Лайтио отношения не задались с самого начала. Более тщательное расследование быстро выявило бы связь между Рютконеном и Юрием, а от последнего ниточка привела бы ко мне. И было бы совсем плохо, если бы этим делом заинтересовались журналисты.

– Может, в понедельник? На выходных в Коппарняси слишком много народу, тем более сейчас здесь гости. Зато потом будет спокойнее. Я уточню программу Юлии и, если получится, пойду с тобой.

– Спасибо. – Юрий обнял меня и положил голову мне на плечо.

Мы были почти одного роста. Я заставила себя вообразить, что это лишь подросток, который попал в трудную ситуацию, и попыталась мысленно пожалеть его. Почти удалось.

Выходные начались спокойно, поэтому я не сразу заметила напряженность, возникшую между Юлией и женой друга детства Сюрьянена. Та была знакома с его первой женой, тяжело переживала ее смерть, и я даже слышала краем уха, как она упрекала Сюрьянена, что тот бросил вторую жену из-за какой-то русской девки. Так что вечером Юлия отправилась в кровать с головной болью.

– Анне, не смей говорить о моей будущей жене в таком тоне! – Сюрьянен редко повышал голос, но сейчас в нем слышалась сталь.

Я придвинулась ближе к камину, чтобы лучше слышать происходящее в соседней комнате. Хм, возможно, я недооценивала Сюрьянена, считая его мягкотелым и нерешительным.

– Неужели ты не понимаешь, что ей нужны только твои деньги? – продолжала женщина по имени Анне.

Я осторожно приоткрыла дверь, быстро соображая, что сказать, если меня вдруг застанут за подслушиванием.

– Она и сама вполне обеспеченная женщина, мои деньги ей не нужны.

– Так она получила состояние бывшего мужа? – шипящим шепотом спросила Анне. – А ты уверен, что он умер естественной смертью и она ему не помогла?

– Да как ты смеешь такое говорить? – с грохотом отодвинув стул, в досаде воскликнул Сюрьянен. – Я вынужден просить тебя немедленно покинуть мой дом!

– Успокойся, Уско! – раздался другой мужской голос. – Видимо, мы все слишком много выпили за ужином. Пойдемте все спать. Идем, Анне!

Послышался звук шагов, дверь распахнулась, и я едва успела сделать вид, будто только что вышла в коридор. У Анне пылали от возмущения щеки, ее муж недоуменно тряс головой.

– Ты должна попросить у Уско прощения, – сказал мужчина и обошел меня, словно мебель.

– Даже не собираюсь. Эта девка – просто алчная сучка, и когда Уско заметит свою ошибку, будет поздно.

Мужчина замахнулся на жену, я машинально шагнула вперед, схватила его руку и вывернула за спину. Он был ниже меня ростом и так удивился, что даже не сопротивлялся. Анне завизжала, Сюрьянен выглянул из библиотеки.

– Что случилось?

– Я просто выполняю свою работу. Помешала этому господину ударить свою жену. Вы же не хотите, чтобы здесь началась драка?

– Возмутительно! – Анне продолжала биться в истерике. – В этом доме нападают на людей! Что здесь происходит, Уско?

Сюрьянен молчал.

– А это еще что за амазонка? – Его друг изумленно смотрел на меня, тряся пострадавшей рукой.

– Хилья Илвескеро, телохранитель Юлии Герболт, – представилась я.

– Этой девке еще и телохранителя наняли! – громче завизжала Анне, брызгая слюной.

Майк Вирту говорил: телохранитель ни при каких обстоятельствах не имеет права терять голову и всегда должен оставаться над ситуацией, не ввязываясь в драку. Я спасла Анне от побоев, но она, похоже, этого даже не заметила и теперь поливала бранью заодно и меня. Муж потащил ее по коридору в сторону их комнаты.

– Юкка ударил Анне?

Сюрьянен вопросительно посмотрел на меня.

– Замахнулся. Я успела перехватить его руку.

– Не понимаю, что с ней случилось. Она раньше не была такой. Пожалуйста, не рассказывай обо всем этом Юлии. Анне и Сату, моя вторая жена, – большие друзья. Думаю, это она напела Анне всяких гадостей про Юлию.

Я подумала, что Юлии по большому счету совершенно наплевать на мнение Анне.

– Так Юкка бьет жену? Может, стоит разместить их в отдельных комнатах, а то, если они подерутся и об этом узнают папарацци, будет плохо.

– Ты права. – Сюрьянен вздохнул. – Пьяная Анне часто бывает агрессивной. Пожалуй, я позову Юкку еще посидеть, а она тем временем успокоится и уснет. Печально, если из-за этой вздорной бабы мне придется расстаться со старым другом, но ради Юлии я готов на все. Спасибо, Хилья.

Это означало, что разговор окончен и я могу идти. В конце коридора я оглянулась: Сюрьянен стоял на прежнем месте, вытирая то ли пот, то ли слезы.

Когда я утром вернулась с пробежки, машины гостей уже не было. Юлия и Сюрьянен еще спали, Ханна недоуменно качала головой, удивляясь их раннему отъезду:

– Даже кофе не выпили, хотя, как мне показалось, госпоже Анне он пришелся бы очень кстати.

Да, похоже, из-за новой жены Сюрьянену придется распрощаться со многими старыми друзьями. Но он взрослый человек, должен понимать, что делает. Ханна снова тщательно вытерла и без того чистый стол. На кухню вошел Юрий, и Ханна засуетилась: налила кофе, сделала пару бутербродов, принялась жарить яичницу. Я рассказала об отъезде гостей и намекнула, что вряд ли Юлия захочет здесь остаться: скорее всего, уедет в Хельсинки.

– А как же наша прогулка в лес? – спросил Юрий.

Казалось, у него совершенно не было аппетита: он даже не надкусил бутерброда, нетронутая яичница остывала на тарелке перед ним. Вдруг распахнулась дверь и на кухню ворвалась Юлия. На ней была лишь тонкая шелковая пижама, короткие штанишки едва прикрывали бедра, волосы всклокочены, в глазах испуг.

– Помогите, скорее! Я не могу разбудить Уско!

Я взлетела на второй этаж, Ханна и Юрий бежали следом. Сюрьянен лежал в кровати на животе. Я потрясла его – никакой реакции. Доносилось тяжелое и хриплое дыхание, и я обрадовалась – значит, живой. Потрогала пульс, перевернула мужчину на бок, убедилась, что он спокойно и беспрепятственно дышит.

– Он принимает снотворное? – спросила я у дрожащей от испуга Юлии.

– Иногда. После перелетов, когда большая разница во времени.

– Какое снотворное? Где хранил? – Я снова потрясла Сюрьянена, но опять безрезультатно. – Ханна, вызывай «скорую»! Скажи, человеку плохо от смеси алкоголя с лекарствами. Юлия, какие еще лекарства он принимал?

– Не знаю. Это сердце?

Первый муж Юлии умер от сердечного приступа, так что ее волнение было вполне понятно. Я прошла в ванную комнату и открыла шкафчик за зеркалом. Таблетки от головной боли, виагра, средство от изжоги. Вряд ли от этого можно потерять сознание. Когда вечером я видела Сюрьянена в последний раз, он был не слишком пьян, однако кто знает, сколько они потом приняли вдвоем со старым другом.

– Во сколько Уско пошел спать? – поинтересовалась я у Юлии.

– Понятия не имею. Я рано легла и уснула, была не в состоянии долго сидеть в обществе этих скучных людей.

Ханна объяснила по телефону, как «скорой» лучше до нас добраться. Оператор обещал, что врачи прибудут через двадцать минут. У меня в аптечке имелся жидкий активированный уголь, но спящему человеку дать его невозможно.

Вдруг Сюрьянен сильно вздрогнул и открыл глаза. Пару раз сильно икнул, но его не тошнило.

– Уско! Ты меня слышишь? – Я потрясла его за руку, но мужчина снова закрыл глаза.

Я снова потрогала пульс: он заметно участился.

– Оператор «скорой» посоветовал, что делать до приезда врачей? – спросила я у Ханны.

– Сказали не давать пить и не пытаться вызвать рвоту. Юрию стоит пойти к воротам встречать машину, а Юлии надо одеться, если она собирается сопровождать своего жениха в больницу.

Слово «жених» из уст Ханны прозвучало с сарказмом.

Транков вышел. Слава богу, хотя бы Ханна не билась в истерике. Жаль, она не помнила, случалась ли у Сюрьянена и раньше подобная реакция на лекарства. В данный момент я больше ничем помочь не могла и отправилась в библиотеку, где накануне вечером сидели гости. На барном столе стояла наполовину пустая бутылка виски, бутылка из-под коньяка и три стакана, на одном из которых виднелся след губной помады.

Однако я решила до времени не вызывать полицию и попытаться разобраться самой, ведь речь, скорее всего, шла просто о реакции на смесь алкоголя с лекарствами. Но стаканы все же лучше пока не мыть. Под окном Юрий ждал машину «скорой помощи»; он вышел без пальто, хотя на улице было морозно. Я решила изучить содержимое прикроватной тумбочки и вернулась в комнату Сюрьянена. В верхнем ящике не было ничего интересного, кроме пачки одноразовых носовых платков и зарядки для мобильного телефона, а вот в нижнем обнаружились две упаковки от лекарств: средство от изжоги и коробочка с надписью на русском языке.

«Промазин», – прочла я и занервничала. В Финляндии это средство запрещено продавать в аптеках, но в России и некоторых других странах он до сих пор находился в свободной продаже. В сочетании с алкоголем даже легкая передозировка этого лекарства может привести к серьезным проблемам со здоровьем. Вплоть до летального исхода.

– Ты что-нибудь знаешь про это лекарство? – спросила я у Юлии, которая уже успела надеть стильные спортивные брюки и толстый свитер. – Уско часто принимал эти таблетки?

– А что это?

– Снотворное.

– Он никогда этого не принимал! И вообще он всегда обходился только финскими лекарствами. Я в жизни раньше не видела этой упаковки! Наверное, эта ужасная женщина, Анне, подсыпала что-нибудь ему в стакан! Ханна, ты помнишь? После ужина ты по ошибке принесла мне чаю, хоть я просила капучино. А Уско сказал, что он с удовольствием выпьет чаю. Эта женщина хотела убить меня, Сату велела ей со мной расправиться! Просто Уско больше и тяжелее меня, и доза его не убила. Боже мой!

Тело Сюрьянена выгнулось в новом спазме, и Юлия от ужаса закрыла лицо руками.

10

Когда машина «скорой помощи» наконец прибыла и врачи взяли на себя ответственность за жизнь Сюрьянена, я вздохнула с облегчением. Юлию не пустили в машину, поэтому я села за руль, и мы отправились следом на своем автомобиле. На месте Сюрьянену сделали промывание желудка. Я отдала врачам упаковку от промазина и сообщила, что накануне пациент выпил хорошую долю алкоголя. Если Юлия права и друзья Сюрьянена действительно пришли в дом с дурными намерениями, значит я совершила ошибку, не предвидев этого. Однако по дороге в больницу я снова засомневалась. Наверное, Анне Ватанен как-нибудь среагировала и выдала бы себя, осознав, что яд попал не к тому человеку. Да и как Анне могла быть уверена, что жертва не почувствует вкуса такой дозы снотворного, подмешанного в крепкий черный чай. Но если действительно была совершена попытка покушения на Юлию, то я полностью виновата, что не предугадала такое развитие событий. «Береги мое сокровище, Хилья Илвескеро, – говорил мне Гезолиан. – Она для меня все. Я могу на тебя положиться?»

Если с Юлией что-нибудь случится, Гезолиан достанет меня из-под земли и пощады не будет. Не помогут объяснения, что я уже давно не играю на стороне Давида Сталя.

А сейчас нам оставалось лишь ждать, когда Сюрьянен проснется и вспомнит события вечера. Надеюсь, он все-таки проснется. Да и не может Анне не соображать, какой бы сумасбродной она ни была, что покушение на убийство так просто с рук не сойдет. Или же упаковка русского лекарства – попытка навести подозрения на Юлию? Упаковка лежала в тумбочке Сюрьянена, но ведь комната не запирается и кто угодно, хоть, например, Ханна, мог проникнуть внутрь и подбросить его.

– Ты можешь ехать быстрее?

– Здесь камеры.

– Поверь, у нас хватит денег заплатить штрафы за превышение скорости!

Но дело было даже не в этом. Я не хотела привлекать к себе внимание полиции. Сейчас мне больше, чем когда-либо, стоило оставаться в тени. Лайтио больше не сможет мне помочь, да и депутат Хелена Лехмусвуо не станет защищать человека, замешанного в истории с убийством. Поэтому у меня не было права на ошибку. Как бы и мне не пришлось просить убежища в монастыре Сан-Антимо! Хотя нет, женщин туда не принимают.

Юлия отправила текстовое сообщение, и вскоре телефон запищал – пришел ответ. Затем раздался звонок.

– Папа… – Юлия заговорила по-русски.

Значит, это Гезолиан. Похоже, час моей расплаты ближе, чем казалось. Разговор продлился не более минуты, наверное, Гезолиан был занят. Юлия немного успокоилась, достала из сумочки косметичку и стала краситься. Тональный крем, тушь для ресниц, блеск для губ. Она привычно сделала макияж в автомобиле на ходу, причесалась, нанесла лак для волос. Я слышала истории про женщин, которых даже муж никогда не видел без макияжа. И я понимала, зачем они это делают: иногда отсутствие привычной маски бывает роковым.

«Скорая» давно уехала со двора больницы, мы с Юлией отправились в приемный покой. В голове билась шальная мысль: может, оставить Юлию дожидаться в коридоре, а самой исчезнуть, уехать из страны? Паспорт лежал в квартире на Бульваре, оружие – в Лэнгвике. Но куда направиться? Я и раньше, случалось, сбегала куда глаза глядят, а теперь к тому же у меня на счету было достаточно денег. Продержусь какое-то время.

Затем я перевела дух и попыталась спокойно оценить ситуацию. Если я сбегу, Гезолиан мигом сообразит: мне есть что скрывать. Просто надо затаиться и терпеливо, как рысь свою добычу, ждать, пока что-то прояснится.

В приемном покое толпился народ. Когда я произнесла в окошко дежурного имя Сюрьянена, тот вскинул на меня вопросительный взгляд. Я старалась говорить как можно тише. Здоровье, разумеется, относится к сфере личной жизни, и причастные к этой теме сотрудники, в том числе врачи, должны хранить тайну, но все же… Журналисты сновали везде, и информация на новостные странички Интернета просачивалась мгновенно. К тому же Сюрьянен был персоной известной и очень неоднозначной.

Через час позвонил Юрий и спросил, можно ли ему прийти в больницу. Я ответила, что пока такой необходимости нет, и попросила выяснить телефон Ватанена.

– Надеюсь, Уско поправится? Ну как он мог принять по ошибке такую дозу лекарства?

Юрий явно хотел поговорить, но я повесила трубку. Сейчас было не время болтать.

Юлия дома не позавтракала, и у нее начались голодные спазмы. Я предложила принести что-нибудь из больничной столовой, но она попросила лишь кофе с молоком. Юрий прислал мне номер мобильного телефона Юкки Ватанена.

Наконец к нам вышла усталая женщина-врач, на вид лет тридцати, и спросила, кто здесь родственники Сюрьянена. К счастью, у нее хватило ума не произносить его полного имени. Юлия испуганно схватила меня за руку, и мы прошли за врачом в маленькую комнатку.

– Так одна из вас – невеста Уско Сюрьянена? – по-фински поинтересовалась врач. На кармане ее халата висел бедж с именем «Л. Л. Нина Виртанен».

– Это она, Юлия Герболт. – Я указала на девушку. – Юлия не говорит по-фински, только по-русски или по-английски.

Уставшая врач стала по-английски рассказывать, что Сюрьянену сделали промывание желудка и сейчас он находится в реанимации под наблюдением врачей.

– Его жизнь вне опасности. Мы взяли на исследование содержимое желудка, сделали анализ крови. Как я понимаю, вы подозреваете реакцию промазина с алкоголем?

Я успела только кивнуть, как Юлия нервно вступила в разговор и стала допытываться, когда она сможет увидеть жениха.

– Надеюсь, вы переведете его в одноместную палату и ему не придется лежать в обществе непонятных людей? Не волнуйтесь, мы заплатим.

– Эти вопросы не в моей компетенции, – торопливо ответила врач. – Просто пришла сообщить, что сейчас прямой опасности нет. Думаю, обойдется без последствий, но не пригласить ли для консультации психолога?

– Психолога? Но ведь Уско не сумасшедший!

– Разве это было не покушение на самоубийство?

– Нет, конечно! – Юлия перешла в наступление. – Зачем ему убивать себя? Уско – преуспевающий бизнесмен, в июне у нас свадьба, с прошлым браком он наконец разделался.

– Нанесенные разводом травмы часто приводят к депрессиям, – не сдавалась Нина Виртанен.

– Да никакая это не травма! Он был просто счастлив развязаться наконец с бывшей женой!

Врач извинилась: ее ждет следующий пациент. Когда она вышла, Юлия недоуменно похлопала глазами и спросила, что же теперь делать. Дежурная медсестра предложила нам пока пойти выпить кофе и обещала позвонить Юлии, когда к Сюрьянену можно будет прийти.

Терпеть не могу больницы. До сих пор мне посчастливилось ни разу не попасть в эти заведения. Лишь однажды я провела ночь в одной из больниц Нью-Йорка, приходя в себя после аборта, и этого мне хватило. Юлии было так же неуютно, как и мне. Здесь царил дух печали и беспомощности. И особенно ужасным казалось то, что чужие люди имели право распоряжаться твоим телом и самой жизнью. Если соберусь когда-нибудь родить ребенка, ни за что не пойду в больничное царство белых и холодных стен. Лучше в сауну в Хевосенперсете, топящуюся по-черному, или в лес, на полянку, устланную мягким зеленым мхом. Рыси не нуждаются в медицинских аппаратах и повитухах, почему же человек не может обойтись без них? Но я отогнала эти мысли – сейчас было совсем не время думать о ребенке.

Мы с Юлией решили вернуться домой и ждать новостей. Заодно я могла забрать паспорт. По прибытии домой Юлия отправилась в ванную, а я попыталась позвонить Юкки Ватанену, но услышала лишь автоответчик. Похоже, Юкка не отвечал на звонки с незнакомых номеров. Не вдаваясь в детали, я попросила его перезвонить.

Около четырех из больницы сообщили, что Сюрьянен пришел в себя и его можно навестить. Юлия успела привести себя в порядок и надела короткое платье, в котором ее ноги казались бесконечными. А благодаря норковому манто она в приемном покое выглядела и вовсе потрясающе.

Сюрьянена перевели в трехместную палату. Я проводила Юлию до дверей, там она попросила меня оставить ее, поскольку хотела поговорить с женихом с глазу на глаз. Я здорово сомневалась, что им удастся спокойно поговорить вдвоем, но послушно осталась в коридоре. В нос назойливо лезли запахи больницы. Совершенно справедливо, что мой отец вынужден годами жить в такой атмосфере. К тому же его наверняка порой снабжают памперсом и приковывают к кровати, ведь нянечек и медсестер в тюремной больнице частенько не хватает. Жаль, что сейчас не применяют химическую кастрацию, это было бы совершенно справедливо. Изо всех сил я старалась забыть отца, но у меня в ушах нередко звучал его сиплый голос, заторможенный из-за лекарств. Какое счастье, что он не может узнать моего номера телефона и больше никогда не позвонит!

Минут через десять дверь распахнулась и Юлия выскочила в коридор.

– Это совершенно невозможно! Я не могу оставить Уско в одной палате с этими вонючими стариками! Ведь в Финляндии нельзя заставить здорового человека лежать в больнице! Уско сказал, это был несчастный случай! Он просто никогда раньше не принимал промазин и не знал, что он так сильно действует. Он тогда устал и хотел спать, и у него случилась какая-то ссора то ли с Ватаненом, то ли с его женой. Эта Анне меня терпеть не может, а Уско придает таким вещам слишком большое значение. Ох, и почему мы не догадались взять ему костюм, не может же он уйти из больницы в пижаме!

Мне хотелось самой оценить ситуацию, и я заглянула в палату. Сюрьянен лежал под капельницей на ближайшей кровати и, кажется, дремал. Заметив меня, открыл глаза.

– Видишь, как вышло, – тихо произнес он. – В жизни всякое случается. К счастью, мой ангел-хранитель не спал. Можешь помочь мне выбраться отсюда? Только, пожалуйста, без всяких комментариев.

– Ну, чисто официально я вам никто.

– Отлично. Значит, ты поможешь Юлии вытащить меня из больницы. Со мной все в порядке, я чувствую только легкую слабость. Юрий, наверное, сейчас в Лэнгвике, пусть привезет мне одежду. Эта пижама просто ужасная.

Сюрьянен пытался говорить беззаботно, но мне показалось, что на самом деле все не так просто. Он кивнул в сторону лежащих за ширмой других пациентов и поднес палец к губам. Видимо, тоже не хотел излишнего внимания, а уж тем более вмешательства полиции в свои дела.

Я протянула ему свой телефон, он позвонил Юрию и попросил привезти одежду. В коридоре Юлия спорила с медсестрой.

– Вы хотите сказать, что нельзя уйти до обхода врачей! Но ведь он будет только утром! И почему его нельзя переместить в какую-нибудь более приличную клинику? Ты хочешь денег?

Я решила вмешаться, пока она не загубила все дело. Финские законы позволяют Сюрьянену при желании покинуть клинику без проблем. Следует лишь решать вопрос вежливо и аккуратно, а не напористо и грубо. Через полчаса Транков принес одежду, к тому времени дежурный врач, пожелав скорейшего выздоровления, уже подписал заключение и отпустил Сюрьянена домой. Мы ждали в коридоре, Транков отправился в палату, чтобы помочь шефу одеться.

Вскоре Сюрьянен вышел, неуверенно ступая. Юрий поддерживал его с одной стороны, невеста с другой. Я пошла вперед и подала машину к подъезду, не обращая внимания на запрещающий знак.

Юлия велела ехать в квартиру на улице Бульвар, Сюрьянен охотно согласился. Юрий отправился в Лэнгвик за Ханной и вещами босса – документами, мобильными телефонами. По дороге домой Сюрьянена слегка подташнивало; в зеркало заднего вида я замечала, что он бледен как полотно. У подъезда мы вдвоем с Юлией вывели Уско из машины и проводили прямо в постель. После чего я оставила их вдвоем, хотя меня не покидало чувство, будто Сюрьянен стремился что-то сказать именно мне.

Через двадцать минут позвонил Юкка Ватанен.

– Ты мне звонила, чтобы попросить прощения за свое вчерашнее поведение? – не поздоровавшись, произнес он.

– Ничего подобного. Хотела поинтересоваться, не ты ли подсыпал Уско Сюрьянену яду в коньяк? Или это твоя жена отравила чай Юлии Гелборт, который по ошибке выпил Сюрьянен?

– Какого черта ты имеешь в виду?

– Дело пока не передано в полицию. Сюрьянен попал в больницу с отравлением, ему сделали промывание желудка. Вы вчера пили допоздна?

– Сейчас Уско в порядке?

– Пока непонятно. Так во сколько вы разошлись?

Разумеется, у меня не было никакого права допрашивать Ватанена, но в смятении он об этом забыл и послушно отвечал на вопросы. Они пили виски с коньяком часов до двух, и Сюрьянен пошел спать не слишком пьяным. Сам Ватанен проспал лишь пару часов, да и то вполглаза. Ему было плохо, он чувствовал, что перебрал. Жена его проснулась около шести и потребовала, чтобы они немедленно покинули дом. Честно говоря, ни один из них толком не был в состоянии вести машину, но все же они решили уехать.

– А как вы открыли ворота? Ведь там кодовый замок.

– Анне разбудила Ханну. Мы с ней знакомы много лет, она служила у Сюрьянена еще при жизни Эйи. Так в какой больнице сейчас Уско?

– Не твое дело. Еще сольешь информацию журналистам.

Ватанен наверняка быстро поймет, что я говорю неправду, но в данный момент я заботилась исключительно о благе своего босса.

– Я друзей за деньги не продаю! Подожди, Анне пришла. Анне, послушай, Уско попал в больницу! Его отравили!

До меня донесся шум, звон посуды, затем в трубке послышался резкий женский голос.

– Что эта шлюха с ним сделала? – Анне схватила трубку. – Неужели Уско уже до свадьбы успел оставить ей все свое состояние?

– Госпожа Ватанен, что вы имеете в виду?

– Она сунула Уско после ужина чашку чая! – сбивчиво завизжала Анне. – Отравила ее, а теперь, разумеется, утверждает, что это мы сделали. Эта тварь хочет отвадить всех его старых друзей.

Устав слушать ее, я молча повесила трубку.

Сюрьянен довольно бодро шел на поправку и около десяти вечера даже попросил поесть. Ханна приготовила его любимое блюдо – пасту с копченым лососем. Они с Юлией наперегонки старались ему услужить. Юлия так нежно ворковала около жениха, что я даже подумала, будто ошиблась, считая ее к нему равнодушной.

Юрия я не видела со времени возвращения из больницы: он скрылся в своей комнате, и свет у него не горел. Сюрьянен отдыхал на диване в гостиной. У Юлии зазвонил телефон, и она ушла разговаривать в спальню. Ханна убиралась на кухне.

– Подойди ко мне, Хилья. – В слабом голосе Сюрьянена звучали приказные нотки. – Я хочу с тобой поговорить. Юлия сказала, ты нашла промазин в ящике моей тумбочки. Зачем ты там рылась?

– Хотела выяснить, чего ты наглотался.

– Ты знакома с этим лекарством?

– По базовому курсу фармакологии. В сочетании с алкоголем промазин очень опасен. Полагаю, ты это знал.

Мне не хотелось слишком сильно давить на него.

– Нет, не знал. Я ошибся с дозировкой. Знаешь, такие промахи и раньше со мной случались, вспомни хотя бы взрыв яхты «I believe». Сату утверждала, что ни о чем понятия не имела, но я не слишком верил. В то время я только ушел от нее, но еще не подал на развод. Если бы со мной тогда что-нибудь случилось, она унаследовала бы все мое состояние. Полиция считает, что объектом нападения был не я, а Васильев, но точно никто ничего не знает.

Я прекрасно знала всю правду о взрыве и была в курсе, что это было покушение на Васильева, но не могла сказать этого Сюрьянену.

– Ты сам покупал это лекарство?

– Нет, мне его дали. – Сюрьянен задумчиво взглянул на меня.

– Кто?

– Юрий. Вы же с ним вроде друзья. Что ты думаешь? Мне кажется, у него не должно быть причин вредить мне.

– Похоже, так. Юрий восхищается тобой и счастлив на тебя работать.

– Я всегда подозревал, что, помимо этой работы, у него есть еще какой-то побочный заработок. Ты его любишь?

Разумеется, я не была обязана открывать Сюрьянену свое сердце и собиралась сказать, что это его не касается, но в последний момент передумала.

– Нет, не люблю. Но отношусь к нему тепло, как к младшему брату.

– По нашей договоренности, ты должна следить, чтобы ни мне, ни Юлии ничего не угрожало. Я не могу приказывать тебе, но просто по-человечески прошу: выясни, пожалуйста, не замыслил ли Юрий чего-нибудь плохого. Я знаю, что его отец занимается полукриминальным бизнесом. Юрий клялся, что не имеет к делам отца никакого отношения и не будет заниматься ничем незаконным. Да мне, честно говоря, и не верится, что он может причинить мне вред. Нет, он не убийца.

Я улыбнулась про себя. Нет, конечно, хотя у Юрия на счету убийство полицейского и похищение финского депутата. Значит, Сюрьянен понятия не имеет о похищении Хелены Лехмусвуо, хотя со многими депутатами на короткой ноге. Похоже, у наших политиков хватает мозгов держать язык за зубами во время совместной охоты на лосей или посиделок в сауне.

– Так он не предупреждал тебя, что нельзя принимать это лекарство одновременно с алкоголем? И почему вообще ты вдруг решил выпить снотворное российского производства? Неужели врачи не выписали тебе какого-нибудь финского аналога, как полагалось? И разве у тебя нет личного врача, которому ты доверяешь?

Сюрьянен вздохнул. Он не любил врачей, как и всех, кто пытался вмешаться в его личную жизнь. На мгновение я даже почувствовала к нему симпатию: мы оба ценили свободу и независимость, – но затем вспомнила, что у нас разные дорожки и он все-таки друг Гезолиана и, следовательно, мой враг. Интересно получается: все враги Давида автоматически становятся и моими…

Я неопределенно пообещала Сюрьянену держать ушки на макушке и внимательно следить за всем, что происходит вокруг. На следующий день все вернулись в Лэнгвик, и мы с Юрием договорились в среду поехать в Коппарняси. Жених и невеста собирались провести целый день дома, под охраной замков, сигнализации и видеокамер. В свободное время я залезла в Интернет и прошлась по новостным ресурсам, но нигде не нашла упоминания, что известному финскому бизнесмену делали промывание желудка. Может, я не права и в мире существуют не только доносчики, сплетники и папарацци, но и честные скромные люди?

Стоял солнечный весенний день, таял снег, на голых ветвях шумели воробьи. У нас были с собой снегоступы, но по сугробам идти оказалось так тяжело, что мы сдались уже на ближайшем подъеме. Вскоре показалась первая башня, почти двухметровая. На самом высоком месте Коппарняси красовалась вторая, превосходящая первую. Камни в их стенах еще не успели покрыться мхом, у основания валялись булыжники, будто их накидали прохожие. Возможно, перед нами стояло творение какого-нибудь современного художника. Мари Хиггинс, например, отовсюду привозила спички и хранила их в медной коробке в спальне. Однажды ночью в пьяном бреду она решила устроить огненное шоу и подожгла весь свой запас. Прежде чем я успела потушить пламя, пожарная сигнализация перебудила пол-улицы.

– Уско хочет построить здесь коттеджный поселок, а Гезолиан выступает главным организатором проекта, – рассказывал Юрий по дороге. – Такое впечатление, что он стремится к реваншу за изгнание его семьи с этих земель. Ну, ты же понимаешь, и Гезолиан финансирует его не в порядке благотворительности.

– Но ведь эта территория относится к государственному заповеднику. Интересно, каким образом Сюрьянен собирается ее присвоить?

– Надеется убедить новое правительство, что это разумный шаг и хороший участок на побережье не должен простаивать. У нас в стране, если Путин принимает решение, что где-то необходимо проложить трассу, ее прокладывают без раздумий и не считают, сколько снесут домиков старых бабушек или зальют асфальтом плодородных земель. Так что Сюрьянен, в общем-то, не планирует ничего незаконного, просто лоббирует тех, кто уполномочен принимать по этому вопросу решение. Вам, финнам, нужны деньги, которые российские туристы вкладывают в экономику страны? Так вот, Сюрьянен с помощью Гезолиана и стремится к тому, чтобы это работало.

За спиной у Юрия болтался рюкзак, в котором лежал обличающий холст. Еще он упаковал термос с чаем, бутерброды, колбасу и горчицу. Мы планировали организовать небольшой пикник в каком-нибудь безлюдном месте. Посторонним ни к чему наблюдать за сожжением картины.

– А Мартти Рютконен знал об интересе Гезолиана к Коппарняси?

– Нет. Его задачей было найти Сталя и остатки радиоактивного изотопа. От убитого в Италии Дольфини Гезолиан узнал, что Сталь привез вещество в Финляндию. Рютконену ничего не было известно об этих делах. Это я привел его сюда на смерть.

Чем ближе подходили мы к гостинице Коппарняси, тем серьезнее становился Юрий. На парковке стояло несколько автомобилей, кто-то курил на веранде. Я не хотела даже видеть окна здания, где я однажды чуть не убила Давида, а потом занималась с ним любовью. Я взяла Юрия за руку, он сжал мою ладонь. Наверное, думал, что я пытаюсь его подбодрить, но я лишь хотела избавиться от образа Давида. То, что сейчас со мной шел другой мужчина, казалось мне местью.