Текст книги "Француженка по соседству"

Каро кивает, правда, слишком быстро:

– То же самое. Кто что и во сколько делал в то последнее утро. И еще про строителей и колодец, и собиралась ли эта девушка уезжать, – отвечает она и, наклонив голову, смотрит на меня и ждет. Мне же не дает покоя вопрос, на какие из ее слов я должна отреагировать.

– Северин, – тихо говорю я. – Ее звали Северин. – Череп с пониманием улыбается мне.

– Господи, у тебя пунктик на этот счет, – с улыбкой говорит Каро, но что-то подсказывает мне, что это лишь маска. – Он показывал тебе записи с видеокамеры?

– Нет, – я качаю головой. – А какие записи? Ты имеешь в виду Северин на автовокзале?

Каро кивает.

– Это не записи, а недоразумение, – говорит она и для пущей выразительности машет рукой. – Там едва можно понять, что это человек. За последние десять лет техника ушла далеко вперед, уж поверь мне. Спасибо водителю, он запомнил, как она садилась в автобус, иначе бы нас всех ждали крупные неприятности. – Смеется высоким звонким смехом, еще менее искренним, нежели ее недавняя улыбка. Ее смех напоминает мне звон бьющегося стекла.

– Каро, – раздается за ее спиной чей-то мягкий голос. Это прибыл Гордон.

– Папа! – Она поворачивается к нему. На мой взгляд, ее улыбка чрезмерно яркая. – Не волнуйся, я не собираюсь похищать у тебя Кейт. – Он не целует ее, а лишь неловко потирает ей руку. Подозреваю, что в рабочее время поцелуи между ними не приняты, чтобы не раздражать других сотрудников.

– Привет, Гордон, – с улыбкой говорю я. Мы обмениваемся рукопожатиями и заверяем друг друга в том, как рады этой встрече. Кстати, что касается меня, так оно и есть.

– Я лишь заглянула сказать Кейт, что по случаю возвращения Себа у нас будет вечеринка, – говорит Каро отцу. Я ощущаю небольшой триумф по поводу того, что для меня это не новость. Каро поворачивается ко мне: – Он возвращается на этой неделе, и мы опять собираемся нашей старой компанией. Может, на этот раз в ресторане, как ты думаешь?

В присутствии Гордона я демонстрирую свое лучшее поведение.

– Отличная идея, – отвечаю я и думаю, чего бы умного добавить. – Меньше народа, что даже лучше для Алины. Не так шумно.

– На твоем месте я бы об этом не беспокоилась, – небрежно отвечает Каро. Непонятно, что она имеет в виду. То, что Алина, с которой я не знакома, любительница шумных компаний? Или же ей просто до лампочки, как будет чувствовать себя Алина? – Я просто подумала, что это было бы приятное разнообразие, потому что во время вечеринки в честь Тома мы только пили. – Смотрит на часы и морщится: – Ой, мне пора. У меня через пять минут видеоконференция, которая может продлится до пяти. Вздохнуть некогда. – Закатывает глаза. – Желаю вам приятно провести время.

Я смотрю на Гордона. Тот, в свою очередь, наблюдает за тем, как она выходит из ресторана. Наверное, я ожидаю увидеть в его глазах любовь или гордость или хотя бы симпатию. Но нет. Вместо этого он… Что? Я не могу понять выражение его лица, хотя он провожает ее глазами чересчур долго. Чувствуя на себе мой взгляд, Гордон оборачивается и поднимает брови.

– Ну что ж, нам тоже пора. – И как будто сверлит меня глазами.

Сделав заказ, мы начинаем деловой разговор, но не конкретно о моем бизнесе, а в общем и целом. О других фирмах и принятой в них практике, о реструктуризации сферы юридических услуг, о слияниях, о которых ходят упорные слухи. Вот те вещи, которые мы с ним обсуждаем. Я жду, когда он перейдет к делу, но тут перед нами ставят горячее, затем десерт, затем кофе, а мы всё еще ходим вокруг да около.

Гордон тянется за сахаром и роняет кубик себе в чашку. Почему-то он уделяет этому процессу больше внимания, чем тот заслуживает. Ну, наконец-то, думаю я, сейчас мы перейдем к делу.

– Итак, – едва ли не официальным тоном говорит Гордон, что звучит странно после столь непринужденного начала. Я чувствую напряжение в его голосе. – Как я понял со слов Каро, вас тоже втянули в это ужасное французское расследование. Вам наверняка это неприятно.

Я растерянно моргаю, совершенно сбитая с толку. При чем здесь это?

– Да… разумеется… я рада помочь следствию. Но не волнуйтесь, уверяю вас, это никак не отразится на способности моей компании выполнить контрактные обязательства…

– Нет-нет, – испуганно перебивает он меня. – Я имел в виду нечто совершенно иное.

Я растерянно смотрю на него. Похоже, Гордон слегка смутился.

– Каро довольно болезненно восприняла всю эту историю, – неуверенно говорит он. – Я лишь хотел спросить, а как вы? Только и всего.

– Понятно. – Я смотрю, как он помешивает уже хорошо размешанный кофе, и понимаю, что должна сказать что-то еще. – Это так любезно с вашей стороны.

Прежде чем я успеваю добавить какую-нибудь ни к чему не обязывающую банальность, вроде «со мной всё в порядке, хотя, конечно, это неприятно», прежде чем успеваю заверить его в моем профессионализме, при этом не производя впечатления полного бессердечия по сравнению с его дочерью, которая «болезненно (неужели?) восприняла» появление французского детектива, череп Северин начинает хохотать надо мной, и из одной его глазницы сыплется песок. Я торопливо хватаю мою чашку и делаю глоток кофе.

– Тогда перейдем к делу, – говорит Гордон. Похоже, ему тоже не терпится поскорее завершить эту небольшую интерлюдию.

Я спешу согласиться с ним:

– Да-да, перейдем к делу.

Дело – это то, что я умею. Дело – это то, что мне нужно.

* * *

Из ресторана я возвращаюсь на метро. Пустые клетки финансовой ведомости упорно твердят мне, что в настоящее время такси мне не по карману. В любом случае мне нравится многолюдная анонимность лондонского транспорта. Это дает мне возможность немного причесать мысли. Сколько людей вынуждены делить тесное пространство, и при этом ни у кого не возникает потребности заговорить. Или хотя бы задать вопросы.

А вот Гордон буквально засыпал меня вопросами. Если честно, я даже устала. Когда я вернусь в офис, Пол спросит, о чем меня спрашивал Гордон. Ален Модан тоже задавал мне самые разные вопросы и, похоже, намерен продолжить это занятие. Каро спрашивала, о чем меня спрашивал Модан. Если задуматься, то же самое делал и Том, – по крайней мере, зондировал почву.

Вопросов мне не задает только Северин. Ее темные холодные глаза вынесли свое суждение еще десять лет назад.

Глава 6

Я снова смотрю на финансовую ведомость. Некогда утешительные темные цифры обрели собственную жизнь: они пересекают границу между моими глазами и компьютерным экраном и злобно стучат мне по лбу. Два небольших изменения – вот и все, что нужно, чтобы вердикт сменился от «пока еще на плаву» до «уже на дне». Изменение в налоговом законодательстве, означающее, что крупный платеж уже никак не оттянуть, – и требование хозяина недвижимости, желающего увеличения арендной платы, на что он имеет полное право, если б не сумма, которую кроме как бессовестным сдиранием шкуры не назовешь. Я, конечно, могу оспорить его требование, и я его оспорю. Вернее, я хочу его оспорить, но это будет стоить мне денег, которых у меня нет. Возможно, он подозревает это и потому решил выжить меня. В иных обстоятельствах я бы даже восхитилась его макиавеллиевской хваткой, но в данный момент восхищение в моем рейтинге чувств занимает отнюдь не верхние строчки. Равно как и спокойствие.

Я зарываюсь лицом в ладони, спасаясь от радиации, которую излучает ведомость. В принципе, можно переехать в офис подешевле – например, в мою гостиную, – а можно и вообще куда-нибудь к черту на кулички, в Кройдон или Таиланд. Но что я буду делать одна, без Пола и команды хедхантеров? О каком рекрутинговом агентстве тогда можно вести речь? Ведь то, что я не одна, что у меня есть пусть небольшой, но штат, – это важная часть моего бизнес-плана: цифры внушают уверенность. Но только не цифры в финансовой ведомости.

– Кейт, с вами всё в порядке? – спрашивает Джулия, входя ко мне в кабинет.

Я быстро поднимаю голову и спешу наклеить на лицо улыбку. В одной руке у нее очки, другой она щиплет себя за переносицу. Кстати, почему она не носит контактные линзы, хочу спросить я, но никак не решаюсь.

– Все нормально, – бодро отвечаю я. Наверное, даже слишком. – Просто слегка болит голова – слишком долго сидела перед компьютером.

– Я тут выскочу на минутку за сэндвичем… Вам что-нибудь купить?

– Нет, спасибо. Чуть позже я сама захочу немного размяться.

– Понятно. – Она смотрит на пустой стол Пола и на миг хмурит брови. Затем уходит.

– Джулия, кстати, а какой у Пола график на сегодня? – как бы невзначай спрашиваю я.

Она оборачивается:

– Не знаю. Я думала, он уже на работе. – Ее голосу не хватает уверенности.

– Ммм… – Я постукиваю ручкой по зубам, затем понимаю, что она еще здесь – не знает, можно ли ей уйти или нет. – Всё в порядке, – говорю как можно бодрее. В животе у меня возникает пустота; причем с каждым мгновением она лишь увеличивается в размерах. – Я позвоню ему. Можете идти за своим сэндвичем.

– Хорошо.

Хорошо… Увы, хорошего мало, но я должна продолжать, будто все и впрямь хорошо. Я вздыхаю и в ярости снимаю телефонную трубку. Сейчас пригрожу арендодателю всеми доступными мне исками.

* * *

Ален Модан. Месье Модан. Французский детектив, investigateur, OPJ, а также любитель нашептывать игривые словечки в идеальное ушко моей лучшей подруги Лары. Ален Модан снова сидит на диване напротив меня, хотя на этот раз мы с ним уютно расположились в уголке «Старбакс», а не у меня в гостиной.

Сегодня у меня дефицит терпения. Я чувствую его внутри себя. Вокруг злокачественной опухоли тревоги по поводу судьбы моего бизнеса бурлит некое бесстрашие. Оно подталкивает меня отбросить все хождения вокруг да около, говорить начистоту и быть готовой смотреть правде в глаза, не бояться худшего и знать, что меня ждет. Прямо сейчас. Наверное, в таком взвинченном состоянии с Аленом Моданом лучше не разговаривать. Тем не менее я сейчас здесь, так же как и он. Мы пьем кофе и обмениваемся любезностями – никаких упоминаний о Ларе – и вскоре переходим к делу.

– Alors[3]3
  Итак (фр.).


[Закрыть], – говорит Модан и кладет на стол папку и блокнот.

Он уже снял пиджак, и теперь на нем приталенная бледно-голубая рубашка. Меня же мучает вопрос про его кожу – там, под рубашкой, она такая же нежная, как и на лице? И есть ли под этой безукоризненно чистой тканью заросли волос на груди? Возможно, я думаю об этом потому, что он француз, или же просто пытаюсь смотреть на него глазами Лары. А может, и то и другое одновременно.

Взгляд Модана скользит от блокнота к моему лицу. Я заставляю себя сосредоточиться.

– Я должен довести до вашего сведения новые факты. – Похоже, он горд собой за то, что употребил столь пафосный оборот речи – «довести до вашего сведения».

Я смотрю на папку. В фильмах папка вроде этой – размера, формы, цвета – всегда содержит фотографии, отвратительные кадры с места преступления, застывшие во времени. Тела в неудобных позах, лужи крови под раскроенными черепами, неживой, остекленевший взгляд. Смерть, увековеченная в веках. Я не хочу заглядывать в эту папку.

– Давайте, – коротко говорю я.

– Вы торопитесь? – спрашивает он, слегка скривив рот.

– Не особенно, но у меня есть работа, и она не ждет. – Я почти смеюсь, когда с моих губ слетают эти слова, хотя, если задуматься, ничего смешного в этом нет.

Модан кивает:

– Разумеется. Итак, мы разыскали одного из строителей месье Касто. Он поднял свою документацию, из которой следует, что колодец был засыпан в пятницу. За день до вашего отъезда.

– Чушь собачья.

– Простите? – Он вопросительно смотрит на меня.

– Чушь. Собачья, – как можно отчетливее говорю я. – У вас есть шесть… – Я резко встряхиваю головой. Тео. – Уже не шесть, шестерых больше не будет, пять человек, которые могут это подтвердить. Пока мы были там, строители занимались забором вокруг бассейна, но я не помню, чтобы они даже близко подходили к колодцу. Документация неверна, а ваш строитель лжет. – Бесстрашие бьет из меня фонтаном, я пытаюсь сдержать его струю.

Впрочем, Модан непробиваем.

– Это было давно, – соглашается он. – И месье Касто считает, что работы с колодцем выполнил его брат. Он не помнит, чтобы занимался им сам.

– А что говорит его брат?

– Мы пока еще не смогли поговорить с ним. У него… – Модан подыскивает нужное ему слово. – А, вспомнил, miel, медовый месяц. Я правильно выразился? – Я киваю. – Он в походе. В Гималаях. – Полицейский кривит губы, словно в его глазах блуждания по Гималаям – не лучший способ провести медовый месяц.

Папка по-прежнему лежит на столе. Он так к ней и не прикоснулся.

– В любом случае у вас есть пять человек, которые утверждают, что колодец не был засыпан. Почему вы уделяете этому столько внимания?

Он слегка выгибает бровь:

– Наша работа – быть тщательными во всем.

– А как же водитель автобуса? – не унимаюсь я. – Он ведь запомнил Северин.

Модан смотрит на меня, и его длинное лицо не выражает ничего, кроме привычной настороженности.

– Водитель автобуса помнит лишь то, что рядом с фермой в автобус села молодая девушка и доехала до станции. По его словам, на ней были темные очки, а волосы скрывал красный шарф.

Я вижу Северин: она курит сигарету в конце сада и быстро разговаривает по телефону. Утро, еще свежо, но примерно через час солнце победит эту свежесть. Северин в своем неизменном строгом черном бикини, на голове тюрбаном закручен красный шифоновый шарф. Она стоит спиной ко мне, и, когда жестикулирует рукой с зажатой в ней сигаретой, мне видно, как движутся ее худые лопатки. Эта сцена жутко напоминает мне пятидесятые годы – гламурные кинозвезды в огромных солнечных очках, отдыхающие на Французской Ривьере. В этот момент, сама не знаю почему, мне страшно хочется, чтобы ее здесь не было. Более того, чтобы ее не было никогда. Но сегодня, разговаривая с Моданом, я лепечу:

– Да, это была Северин.

Он пожимает плечами – странное, несимметричное движение, как будто его конечностями управляет кукловод. Наверное, это неудобно, но только не Модану.

– Возможно.

– Возможно? – Я вопросительно смотрю на него.

Он снова пожимает плечами – сначала правым, затем левым.

– Возможно.

– А как же видеозапись с автовокзала?

Модан протягивает руку к папке и протягивает ее мне:

– Regardez-vous. Пожалуйста, посмотрите.

Я беру ее у него и, заставляя себя дышать, открываю. Внутри папки действительно лежит фото: зернистая картинка, не столько черно-белая, сколько разных оттенков серого. Посреди того, что, по идее, является площадью перед автовокзалом, виднеется нечто похожее на стройную девичью фигурку. Голова ее обмотана шарфом, или же это такая шляпа. Она стоит рядом с большой сумкой.

Я неуверенно поднимаю глаза на Модана:

– Это та самая запись?

Модан поднимает два пальца. Этот быстрый жест как будто одновременно говорит: «мы старались» и «c’est la vie».

– Это самое четкое изображение, какое нам удалось получить.

Я снова смотрю на фото. Возможно, Каро слегка преувеличила – это все-таки человеческая фигура. Но в целом она права: картинка ни о чем не говорит. Я продолжаю вглядываться в фото, как будто это цифровой снимок и ему требуется пара секунд, чтобы приобрести резкость. Однако размытые очертания так и не складываются в четкую картинку. При этом мои мысли вертятся вокруг одного и того же: колодец, шофер автобуса, видеозапись. Колодец, шофер автобуса, видеозапись. Что-то одно из них противоречит остальным – колодец, шофер автобуса, видеозапись, что-то одно…

Я подталкиваю папку назад Модану и внезапно спрашиваю:

– Почему вы до сих пор здесь?

– У меня есть несколько вопросов…

– Да, но почему вы до сих пор здесь? В этой стране? – перебиваю его я. – Я знаю, что от вас требуется тщательность. Но вы ее уже проявили. Вы говорили со всеми нами. Тогда что держит вас здесь? У вас есть пять человек, видевших ее живой в пятницу вечером. У вас есть водитель автобуса, по словам которого похожая на нее девушка в субботу села в его автобус. У вас есть картинка этой самой девушки на автовокзале – кстати, с сумкой. Все это довольно четко указывает на то, что после того, как мы уехали, она еще была жива. – Моя дерзость прорвалась наружу, и теперь ее не унять. – Но вы по-прежнему здесь, и мне непонятно почему, – если вы только не ищете предлог провести в Англии еще какое-то время, подстерегая в аэропортах Лару и ставя под удар свою карьеру… – Полицейский быстро отворачивается и пробегает пальцами по волосам, затем пристально смотрит на меня. Я же отказываюсь сдаваться: – Или же вы нам не верите. Я права? Вы считаете, что мы все пятеро лжем, ведь так? Что на самом деле мы не свидетели, а подозреваемые?

Тут я резко умолкаю. Из моей дерзости вышел дух.

Модан пару мгновений смотрит на меня с каменным лицом. Я не сомневаюсь: он думает, как ему поступить со мной дальше. Затем его лицо смягчается.

– Мисс Ченнинг, – вкрадчиво говорит он. – Это нелегко. Это всегда нелегко. Убийство… alors, это очень неприятная вещь. Никто не хочет много думать о таких вещах, потому что это тяжело, это больно и печально. Никому не хочется расстраиваться. Но чтобы найти, кто это сделал, мы должны провести расследование и мы должны задавать вопросы. – Он делает один из своих элегантных жестов – поднимает руку ладонью вверх, как будто приглашая меня положить сверху мою. При этом губы его складываются в сочувственную улыбку. – Итак… s’il vous plait[4]4
  Пожалуйста (фр.).


[Закрыть]… мы можем продолжать?

Я пару секунд выдерживаю его взгляд. Мне не видно, что происходит за этими темными, проницательными глазами. Но я знаю: он умеет это делать лучше, чем я. Лучше, чем кто-либо другой. Внезапно я чувствую себя совершенно обессиленной.

– Продолжайте, – устало говорю я. – Задавайте ваши вопросы.

* * *

Я знаю, что должна вернуться в офис, однако не спешу. Ведь что ждет меня там? Пустое кресло напротив и такая же пустая финансовая ведомость. Вместо этого я бесцельно брожу по улицам. Вскоре ноги приводят меня на многолюдную Риджент-стрит. Туристы-иностранцы определятся с первого взгляда: они увешаны фотоаппаратами, белые носки подтянуты, на ногах удобная обувь. Но что в середине дня делают на этой торговой улице остальные? Это студенты? Или они работают по ночам? Да и работают ли вообще?

Интересно, что буду делать я, когда наконец закрою свою фирму? Вряд ли мне светит карьера в области права. Я не уверена, что смогу убедить какую-нибудь адвокатскую контору, чего мне на самом деле хочется. Я и сама этого толком не знаю. Наверное, я могла бы устроиться в другое рекрутинговое агентство, но после провала моего начинания репутация моя будет подмочена. Может статься, что какое-то время я вообще буду сидеть без работы. Я уже не говорю про ту работу, которая мне нравится. Правда же такова, что та, которая мне нравится, в данный момент ускользает от меня.

Я захожу в магазин «Френч коннекшн», но тотчас выхожу назад. Тут слишком людно, да и вообще я сейчас не в том настроении, чтобы даже смотреть на одежду, не говоря уже о том, чтобы ее примерять. Иду дальше вдоль улицы. Мне видно, как мое отражение перемещается из одной витрины в другую – этакий призрак в темном брючном костюме, незаметно скользящий мимо манекенов, уже заранее нарядившихся в летнюю коллекцию. Наверное, я могла бы… уехать. Купить билет на самолет и улететь куда-нибудь, где пыльно и жарко, зато расходы на жизнь – сущие гроши. Поставить крест на карьере и пойти в официантки или барменши – на любую работу, отбросив гордость и амбиции, которые прилагаются к оксфордскому диплому и в плену которых вы со временем оказываетесь.

Звонит мой мобильник. Номер скрыт. Я колеблюсь, мне не хочется возвращаться в реальный мир, но телефон продолжает настырно трезвонить. Я вздыхаю и нажимаю зеленую кнопку:

– Кейт Ченнинг.

– Эй, привет! Это Том. Как твои дела?

– На полпути в Южную Америку.

Полсекунды в трубке висит тишина.

– Ты серьезно? – неуверенно спрашивает он.

– Нет, конечно. Это просто мечты. Неудачный день.

– В таком случае я покупаю себе билет рядом с тобой. Для меня тоже неудачный день. – У него и вправду измученный голос. – Не хочешь чуть позже выпить и посочувствовать мне?

Я колеблюсь.

– Боюсь, из меня сегодня кошмарный собеседник, – предупреждаю я.

– Из меня тоже, – мрачно говорит он. – Почему бы нам вместе не набраться, вместо того чтобы отравлять кому-то настроение?

– О господи! – И куда только подевался спокойный, уравновешенный Том, которого я знала. – Что случилось сегодня?

– Потом объясню, – лаконично отвечает он.

Не иначе как Том сейчас на работе. Интуиция подсказывает мне: все эти статьи про плохую экономическую ситуацию и сокращение штатов в ведущих банках… Вряд ли его фирма настолько глупа, чтобы сначала согласиться на его перевод из Бостона в Лондон, а затем уволить. Правда, я знаю: банки могут быть очень даже глупы, да еще как!

– Надеюсь, тебя не уволили? – спрашиваю я.

– Нет, в отличие от других.

– О господи… – Представляю, какая там атмосфера в зале, где проходят торги. – Моя фирма, похоже, окончательно загнулась, так что в моем лице ты имеешь идеального собутыльника, если тебе хочется залить скверное настроение чем-то покрепче. В семь часов в том же пабе, что и раньше?

– Заметано. – Он секунду молчит, а потом спрашивает: – А что, она и вправду загнулась?

– Ага, – смело отвечаю я. – И спасет ее только чудо.

На том конце линии слышится вздох.

– Как жаль… Мое искреннее тебе сочувствие, Кейт. – Похоже, сочувствие Тома и вправду искреннее. Я мгновенно проникаюсь к нему благодарностью.

– Знаю. Мне тоже жаль. В смысле, твою ситуацию. – Да и мою тоже.

– По крайней мере, один из нас все еще получает свой чек, – грустно шутит он. – Сегодня плачу я. По крайней мере, один раз я точно смогу тебя накормить и напоить.

– Не стану возражать. Увидимся в семь.

Я нажимаю на кнопку отбоя и поднимаю глаза. Передо мной в витрине с купальниками маячит мой собственный призрак, и пока я смотрю на него, улыбка постепенно сползает с его лица. Обещание новой, совершенно иной жизни по-прежнему рядом, достаточно протянуть руку. Но прежде чем я увижусь с Томом в семь, мне нужно сделать кое-какие дела.

Я возвращаюсь к себе в офис.

* * *

Я не смотрю ни на финансовую ведомость, ни на пустое кресло Пола. Вместо этого занимаюсь электронной почтой и решительно делаю те звонки, которые должна сделать. Мною движет не столько боевой дух, сколько мрачный фатализм. У нас все еще есть несколько контрактов, и мы должны их выполнить – вовремя и со вкусом. Чтобы никто потом не сказал, что фирма «Ченнинг и Ко» пошла ко дну по причине своего непрофессионализма.

– Вам звонят из фирмы «Хафт и Вейл»! – кричит мне Джулия.

Пару секунд меня так и подмывает сказать ей, чтобы она сама ответила на их звонок. Я давно жду, что Гордон позвонит мне – сказать, что контракт уходит к моим конкурентам. Лишний гвоздь в крышку гроба мне ни к чему. С другой стороны, зачем оттягивать неизбежное?

– Соединяйте, – говорю я Джулии.

В следующее мгновение передо мной гудит телефон. Я в спешном порядке драпирую губы улыбкой.

– Добрый день, Гордон. Как ваши дела?

– Спасибо, хорошо. Вам удобно говорить?

– Абсолютно. Выкладывайте, что у вас. – Выкладывайте. Ну, по большому счету, уволить он меня не может, потому что не нанимал меня, но все равно этот непроизвольный черный юмор меня забавляет. Надо будет потом рассказать Тому. Я уже вижу, как вокруг его глаз собираются веселые лучики морщин.

– Я звоню, чтобы сказать вам, что вчера вечером заседал рабком. – Рабком – это рабочий комитет фирмы «Хафт и Вейл». Какое бы рекрутинговое агентство ни порекомендовал им Гордон, окончательное решение за ними. Хотя в целом это довольно формальная вещь. – Мы решили отдать этот контракт фирме «Ченнинг и Ко». – Мой собеседник делает паузу, но у меня, как назло, отшибло дар речи. – При условии, конечно, что мы придем к соглашению по поводу окончательной документации.

Я выпрямляю спину и обретаю голос:

– Что ж, большое спасибо. – Силюсь изобразить профессиональную невозмутимость, как будто контракты с фирмами вроде «Хафт и Вейл» плывут ко мне в руки каждый день. Одновременно я чувствую, как опухоль тревоги моментально начинает растворяться, словно таблетка соды в воде. Да! Да! Да! – Это приятное для нас известие. Я… я очень рада его слышать. Думаю, вы легко можете себе это представить. Рада и… если честно, удивлена.

– Мы подумали и решили, что нам требуется новая кровь. – Я «слышу» в его голосе улыбку. Моя честность ему по душе. – Думаю, мы с вами отлично сработаемся.

– Я тоже очень на это надеюсь, – искренне говорю я. – И с нетерпением жду начала нашего сотрудничества.

– В этой связи я уже поручил составить контракт. Он довольно стандартный и содержит условия, которые мы уже обсуждали. Прислать его вам?

– Да, это было бы идеально, – говорю я и, секунду помолчав, нахально добавляю: – Правда, я бы хотела, чтобы вы ежеквартально делали авансовый платеж. – Если он согласится, фирме «Ченнинг и Ко» банкротство не грозит. Если же нет, то первые три месяца придется немного помудрить с бухгалтерской отчетностью, прежде чем поступит первый платеж. Я ловлю себя на том, что по-прежнему сижу, затаив дыхание.

– Не вижу никакой проблемы. Просто внесите нужные вам поправки.

Да! Приятная щекотка распространяется на все мои конечности. Ноги в буквальном смысле дрожат от волнения.

– Хорошо, так мы и поступим, после чего как можно быстрее отошлем его вам. Хотелось бы, не теряя времени, взяться за дело.

– Отлично. Будем оставаться на связи.

– Абсолютно. И разрешите еще раз поблагодарить вас за это совершенно фантастическое известие.

Я кладу трубку и обеими руками трогаю пылающие щеки. Мои ладони чувствуют, как по лицу распространяется блаженная улыбка. Я смотрю на пустое кресло напротив.

– Джулия!

– Что? – отзывается она из внешней комнаты.

– Он наш! – Я с ликующим видом поворачиваюсь в кресле.

– Кто он?

– Контракт! – Я вскакиваю с кресла и направляюсь к ней. Она тоже уже по пути ко мне. Мы сталкиваемся в дверях. – «Хафт и Вейл»! Он у нас! – Я ловлю себя на том, что прыгаю от радости.

– Фантастика!

Джулия машинально хватает меня за руки и начинает прыгать вместе со мной. Судя по тому, какой радостью светится ее лицо, я невольно задаюсь вопросом, а не вынашивала ли она планы последовать примеру Пола.

В следующий миг открывается уличная дверь и внутрь с бумажным стаканчиком латте в руках входит Пол. Содержимое стаканчика капает на пол; он сыплет проклятиями и косо смотрит на нас с Джулией. Мы все еще продолжаем прыгать, а наши лица светятся глуповатыми улыбками до ушей.

– В чем дело? – Пол швыряет протекающий стаканчик на стол Джулии и удивленно смотрит то на меня, то на нее. – Что случилось?

– Он наш! – воркую я. – Он наш! Он наш!

– Контракт с «Хафт и Вейл»? – настороженно спрашивает Пол. – Правда?

Я, сияя улыбкой, киваю ему.

– Ни фига себе! – буквально рычит он. – «Хафт и Вейл»! Круто!

Затем обнимает нас за плечи, и мы все трое скачем козликами и цветем глупыми улыбками. Я должна запомнить эти мгновения, думаю я. Причем в мельчайших подробностях. Я просто обязана их сохранить. Никогда не знаешь, сколько таких моментов будет в твоей жизни.