Текст книги "Зловещая лесопилка"

Лемони Сникет
Зловещая лесопилка

Дорогой читатель,

ради Вашего блага хочу надеяться, что Вы не выбирали эту книгу, рассчитывая доставить себе удовольствие. Если рассчитывали, то советую немедленно отложить ее, так как из всех книг, описывающих несчастья бодлеровских сирот, в «Зловещей лесопилке» показан, пожалуй, самый несчастный период их жизни. Вайолет, Клауса и Солнышко отсылают в Полтривиллъ работать на лесопилке, и там за каждым бревном их подстерегают беды и напасти.

На страницах этой книги, сообщаю с сожалением, Вы столкнетесь с такими неприятностями, как громадный станок, невкусная запеканка, человек с облаком табачного дыма вместо головы, гипнотизерша, ужасная авария, которая приводит к увечью, и талоны.

Я дал обещание записывать Все происходящее с тремя злополучными детьми, но Вы обещания все читать не давали. Поэтому если Вы предпочитаете более радостные истории, то лучше выбрать для чтения что-нибудь другое.

Со Всем подобающим почтением

Лемони Сникет.

Посвящается Беатрис – порхала бабочкой моя любовь, пока летучей мышью смерть не налетела.

Как сказала поэт Эмма Монтана Макэлрой: «вот и конец всему».

Глава первая

Когда-нибудь, в один прекрасный день – и очень скоро, смею вас уверить, – читая книгу, вы неожиданно для себя заметите, что первое предложение часто говорит вам, о чем в ней пойдет речь. Например, в книге, которая начинается с предложения: «Давным-давно в одном дуплистом дереве жила семья маленьких хитрых бурундуков», речь, вероятно, пойдет о говорящих животных, которые учиняют всевозможные проказы. В книге, которая начинается с предложения: «Эмили села и посмотрела на горку блинчиков с черникой, которые ее матушка испекла для нее, но не притронулась ни к одному, поскольку нервничала из-за колышков для палаток», речь, вероятно, пойдет о смешливых девчушках, которые веселятся от души. А в книге, которая начинается с предложения: «От Гарри пахло кожей его новехонькой бейсбольной перчатки, и он с нетерпением ждал, когда его лучший друг Ларри появится из-за угла», речь, вероятно, пойдет о взмыленных парнях, которые выигрывают какой-то приз. И если вам нравятся веселье от души или призы, вы поймете, какую книгу читать, а остальные просто выбросите.

Но эта книга начинается предложением: «Бодлеровские сироты смотрели сквозь покрытое сажей окно вагона на угрюмую черноту Конечного Леса, размышляя о том, станет ли их жизнь когда-нибудь хоть немного лучше», из чего можно заключить, что история, которая за ним последует, будет очень отличаться от историй Гарри, Эмили или семейства маленьких хитрых бурундуков. Отличаться по той причине, что жизнь Вайолет, Клауса и Солнышка очень отличается от жизни большинства людей, и главное отличие состоит в количестве бед, горестей и ударов судьбы. Этим детям просто некогда учинять проказы, потому что их повсюду преследуют всевозможные злоключения. Они не веселились от души с тех пор, как погибли их родители. А что касается призов, то, пожалуй, они могли бы выиграть только Приз За Невезучесть. Разумеется, это ужасно несправедливо, но такова уж наша история. Ну а теперь, когда я сказал вам, что первым предложением будет: «Бодлеровские сироты смотрели сквозь покрытое сажей окно вагона на угрюмую черноту Конечного Леса, размышляя о том, станет ли их жизнь когда-нибудь хоть немного лучше», вам стоит отложить эту книгу, если вы хотите избежать неприятного рассказа.

Бодлеровские сироты смотрели сквозь покрытые сажей окна вагона на угрюмую черноту Конечного Леса, размышляя о том, станет ли их жизнь когда-нибудь хоть немного лучше. По скрипучему громкоговорителю только что сообщили, что через несколько минут они прибудут в городок Полтривилль, где живет их новый опекун, и они невольно подумали про себя: у кого это могло возникнуть желание жить в такой темной и мрачной местности? Старшая из Бодлеров, четырнадцатилетняя Вайолет, смотрела на деревья. Очень высокие и почти лишенные ветвей, они больше походили на металлические трубы. Вайолет была изобретательницей и постоянно конструировала в уме разные машины и устройства; волосы у нее были перевязаны лентой, чтобы лучше думалось, и, глядя сейчас на деревья, она принялась разрабатывать механизм, который позволил бы забираться на вершину любого дерева, даже если оно совсем голое. Двенадцатилетний Клаус смотрел на подлесок и старался вспомнить, что он читал о полтривилльских мхах и есть ли среди них съедобные. А Солнышко, еще совсем младенец, смотрела на дымно-серое небо, которое висело над ними, как мокрый свитер. У Солнышка было четыре острых зуба, и поскольку больше всего на свете она любила кусать ими разные предметы, то теперь с любопытством высматривала, нет ли поблизости чего-нибудь пригодного для кусания. Но и при том, что Вайолет проектировала свое изобретение, Клаус строил планы по изучению мхов, а Солнышко в качестве предкусательной зарядки открывала и закрывала рот, Конечный Лес казался им таким унылым, что они просто не смогли удержаться от мысли: а будет ли их новый дом действительно приятным домом?

– Какой красивый лес! – заметил мистер По и закашлялся в белый носовой платок.

Мистер По был банковский служащий, который после пожара вел дела Бодлеров, и должен вам сказать, справлялся он с этим далеко не лучшим образом. У него было две основные обязанности: найти для сирот хорошего опекуна и сохранить для них состояние, которое оставили им родители. Однако до сих пор каждый найденный мистером По дом был катастрофой – здесь это слово означает «сущим бедствием, включающим в себя трагедию, обман и Графа Олафа». Граф Олаф – это ужасный человек, который хотел прикарманить состояние Бодлеров и, чтобы его украсть, прибегал к любым, даже самым отвратительным, махинациям, какие только могли прийти ему в голову. Раз за разом он был почти у цели, раз за разом бодлеровские сироты раскрывали его план, и раз за разом ему удавалось бежать – а мистер По только и делал, что кашлял. Теперь он сопровождал детей в Полтривилль, и мне больно говорить вам, что Граф Олаф вновь появится с очередным гнусным планом и что мистер По вновь не сумеет оказать сиротам хотя бы маломальскую помощь.

– Какой красивый лес, – повторил мистер По, перестав кашлять. – Я думаю, дети, здесь вам будет хорошо. Во всяком случае надеюсь на это, ведь я только что получил повышение в Управлении Денежных Штрафов. Теперь я Вице-президент Департамента Разменной Монеты и отныне буду занят, как никогда. Если у вас здесь что-то не заладится, мне придется поместить вас в школу-интернат до тех пор, пока я не сумею выкроить время, чтобы подыскать для вас другой дом, поэтому, пожалуйста, ведите себя наилучшим образом.

– Конечно, мистер По, – сказала Вайолет, не добавив, что они с братом и сестрой всегда вели себя наилучшим образом, но добра им это не принесло.

– Как зовут нашего нового опекуна? – спросил Клаус. – Вы нам не сказали.

Мистер По вынул из кармана лист бумаги и, прищурившись, заглянул в него:

– Его зовут мистер Вуз… мистер Кви… Не могу произнести. Имя очень длинное и сложное.

– Можно посмотреть? – спросил Клаус. – Может быть, я сумею разобраться, как оно произносится.

– Нет-нет, – возразил мистер По, убирая бумагу. – Если оно слишком сложно для взрослого, то для ребенка и подавно.

– Ганд! – выкрикнула Солнышко.

Как многие младенцы, Солнышко изъяснялась в основном звуками, перевод которых на общепринятый язык часто представлял известную трудность. На этот раз она, пожалуй, имела в виду нечто вроде: «Но Клаус читает много сложных книг!»

– Он вам скажет, как его называть, – продолжал мистер По, будто Солнышко и рта не раскрывала. – Вы найдете его в главной конторе лесопилки «Счастливые Запахи», которая, как мне говорили, находится в нескольких шагах от вокзала.

– Разве вы не пойдете с нами? – спросила Вайолет.

– Нет, – ответил мистер По и снова откашлялся в платок. – В Полтривилле поезд останавливается только один раз в день, поэтому, если я сойду, мне придется остаться на ночь и пропустить день в банке. Я просто высажу вас и сразу поеду обратно в город.

Бодлеровские сироты с тревогой посмотрели в окно. Их не очень радовала перспектива быть высаженными в незнакомом месте, словно они пицца с доставкой на дом, а не трое детей, одиноких на всем белом свете.

– А что если объявится Граф Олаф? – осторожно спросил Клаус. – Он поклялся снова найти нас.

– Я дал мистеру Беку… мистеру Дью… я дал вашему новому опекуну подробное описание Графа Олафа, – сказал мистер По. – Так что, если ему придет фантазия объявиться в Полтривилле, мистер Шо… мистер Гек… уведомит об этом власти.

– Но Граф Олаф всегда меняет обличье, – заметила Вайолет. – Его часто трудно узнать. Разве что по вытатуированному глазу на щиколотке.

– Татуировку я тоже включил в описание, – нетерпеливо сказал мистер По.

– А как насчет его помощников? – спросил Клаус. – Обычно он берет с собой по крайней мере одного из них, чтобы тот помогал ему в разных кознях.

– Я всех описал мистеру… Я всех их описал владельцу лесопилки, – сказал мистер По, пересчитывая жутких пособников Олафа по пальцам. – Крюкастый. Лысый мужчина с длинным носом. Две женщины с толстым слоем пудры на лице. И та громадина, не то мужчина, не то женщина. Обо всех ваш новый опекун поставлен в известность, ну а если возникнут проблемы, помните, вы всегда можете связаться с любым из моих партнеров в Управлении Денежных Штрафов. – Каска, – мрачно выговорила Солнышко. Пожалуй, она имела в виду нечто вроде: «Не очень-то утешительно», но ее голос заглушил свисток поезда, прибывшего на Полтривилльский вокзал.

– Вот мы и на месте, – сказал мистер По, и дети не успели опомниться, как уже стояли в здании станции, провожая взглядом поезд, скрывающийся среди темных деревьев Конечного Леса. Шум паровоза становился все тише, и вскоре трое детей остались совсем одни.

– Ну, – сказала Вайолет, поднимая чемоданчик с немногочисленными пожитками, – давайте найдем лесопилку «Счастливые Запахи». Тогда мы сможем познакомиться с нашим новым опекуном.

– Или по крайней мере с его именем, – хмуро заметил Клаус и взял Солнышко за руку.

Если вы собираетесь поехать в отпуск, вам будет небесполезно приобрести путеводитель, то есть книгу, в которой приводится перечень интересных и приятных мест, заслуживающих того, чтобы их посетили, и даются полезные советы относительно того, что делать, когда вы прибудете. Полтривилль не внесен ни в один путеводитель, и, бредя по его единственной улице, бодлеровские сироты сразу поняли почему. По обеим сторонам улицы располагались небольшие магазинчики, но ни у одного из них не было витрины. Была почта, но вместо флага, развевающегося на флагштоке, наверху раскачивался старый башмак, а через дорогу начиналась высокая деревянная стена, которая тянулась до самого конца улицы. Посреди стены была высокая и тоже деревянная калитка с надписью: «Лесопилка „Счастливые Запахи"», выведенной грубыми и вязкими на вид буквами. Вдоль тротуара, где могли бы расти деревья, вместо этого высились кипы старых газет. Короче говоря, все, что могло бы сделать город интересным и приятным, было сделано унылым и неприятным, и если бы Полтривилль числился в путеводителе, единственным полезным советом относительно того, что делать, когда вы в нем окажетесь, было бы: «Уехать». Но уехать трое сирот, разумеется, не могли, и Вайолет, вздохнув, повела брата и сестру к калитке. Она уже хотела постучать, когда Клаус дотронулся до ее плеча.

– Посмотри, – сказал он.

– Вижу, – ответила она. Вайолет подумала, что брат говорит о буквах, которыми выведено «Лесопилка „Счастливые Запахи"». Ведь, остановившись перед калиткой, дети поняли, почему эти буквы были такие грубые и вязкие на вид: они состояли из бесконечного множества комочков разжеванной жевательной резинки. Однажды мне довелось видеть вывеску «БЕРЕГИСЬ» буквы которой были составлены из мертвых обезьян. Так вот, после нее вывеска лесопилки «Счастливые Запахи» была самой омерзительной вывеской на свете, и Вайолет подумала, что брат имеет в виду именно это. Но, обернувшись к нему, она увидела, что смотрит он вовсе не на вывеску, а в дальний конец улицы.

– Посмотри, – снова сказал Клаус, но Вайолет уже поняла, на что он смотрит.

Они молча стояли, впившись глазами в здание в самом конце единственной улицы Полтривилля. Солнышко уже некоторое время изучала следы зубов на жевательной резинке, но, когда старшие замолчали, подняла глаза и тоже увидела здание, которое привлекло их внимание. Несколько секунд бодлеровские сироты просто смотрели.

– Должно быть, это совпадение, – после долгой паузы сказала Вайолет.

– Конечно совпадение, – сказал Клаус дрожащим от волнения голосом.

– Варни, – согласилась Солнышко, хотя и не верила этому.

Не верил ни один из них. Подойдя к лесопилке, дети увидели в дальнем конце улицы еще одно здание. Как и у других зданий в этом городе, у него не было окон, а только дверь в самом центре. Но внимание Бодлеров привлекло совсем другое, а именно форма и окраска здания. Оно было построено в виде овала, и из его крыши торчали искривленные палки. Большая часть поверхности овала была выкрашена в коричневатый цвет с большим белым кругом внутри овала и зеленым кругом поменьше внутри белого круга. Несколько маленьких черных ступенек вели к маленькой круглой двери, выкрашенной в черный цвет, отчего она казалась уж совсем небольшим кругом внутри зеленого круга. Словом, здание напоминало глаз.

Трое детей, качая головами, посмотрели друг на друга, затем на странное здание, потом снова друг на друга. Как ни старайся, им все равно было не поверить, что в городе, куда они приехали жить, лишь по случайному совпадению оказалось здание, как две капли воды похожее на татуировку Графа Олафа.

Глава вторая

Гораздо, гораздо хуже получить плохую весть в письменном виде, чем просто от кого-то ее услышать, и, я уверен, вы понимаете почему. Когда кто-то вам ее просто сообщает, вы сразу слышите, и кончено дело. Но когда плохая весть написана в письме, в газете или на вашей руке фломастером, всякий раз, читая ее, вы испытываете такое чувство, будто получаете эту весть снова и снова. К примеру, однажды я любил женщину, которая по разным причинам не могла выйти за меня замуж. Если бы она сказала мне об этом лично, я бы, конечно, очень опечалился, но со временем это могло бы пройти. Однако она предпочла написать книгу в двести страниц, пространно перечисляя вымышленные причины, отчего печаль моя не знала границ. Когда стая почтовых голубей доставила мне книгу, я не ложился всю ночь, читая ее; я до сих пор перечитываю ее снова и снова, и меня не покидает чувство, что моя дорогая Беатрис шлет мне плохую весть каждый день, каждую ночь моей жизни.

Бодлеровские сироты все стучали и стучали в деревянную калитку, стараясь не задевать буквы из разжеванной жвачки, но никто не отвечал. Наконец они попробовали сами открыть калитку и обнаружили, что она не заперта. За калиткой был большой не мощеный двор, и прямо на земле лежал конверт со словом «Бодлерам», напечатанным на лицевой стороне. Клаус поднял конверт, раскрыл его, вынул записку и прочел следующее:

Меморандум

Кому: Бодлеровские сироты

От кого: Лесопилка «Счастливые Запахи»

Предмет: Ваше прибытие

К сему прилагается карта лесопилки «Счастливые Запахи» с указанием местоположения общежития, где 6ы трое будете бесплатно проживать. Следующим утром, пожалуйста, явитесь на работу вместе с другими наемными рабочими. Владелец Лесопилки «Счастливые Запахи» надеется, что 6ы будете рьяны и ревностны.

– Что означают слова «рьяны» и «ревностны»? – спросила Вайолет, заглядывая через плечо Клауса.

– Они означают одно и то же – «работящие», – ответил Клаус, который благодаря прочитанным книгам знал множество выразительных слов.

– Но мистер По ничего не говорил про работу на лесопилке, – сказала Вайолет. – Я думала, мы будем здесь просто жить. Клаус нахмурясь посмотрел на карту, прикрепленную к записке еще одним катышком жвачки.

– Похоже, в этой карте довольно легко разобраться, – сказал он. – Общежитие прямо впереди, между складом и лесопилкой.

Вайолет посмотрела прямо вперед и увидела на противоположной стороне двора серое здание без окон.

– Я не хочу жить между складом и лесопилкой, – сказала она.

– Да, звучит не слишком заманчиво. Но как знать, возможно, на лесопилке есть сложные машины и тебе будет интересно их изучать.

– Верно, – сказала Вайолет. – Как знать. Возможно, там есть твердая древесина, и Солнышку будет интересно ее кусать.

– Сневи! – взвизгнула Солнышко.

– Возможно, там есть интересные пособия по деревообработке, которые я смогу читать.

– Правильно, – согласилась Вайолет. – Как знать. Возможно, это замечательное место и жить здесь одно удовольствие.

Дети переглянулись, и им стало немного легче. Вайолет, разумеется, права: как знать, что ждет впереди? Новый опыт может оказаться либо чрезвычайно приятным, либо чрезвычайно гадким, либо чем-то средним, и как знать, чем он обернется, пока не попробуешь. И, направляясь к серому зданию без окон, дети были готовы попробовать и посмотреть, каким окажется их новый дом на лесопилке «Счастливые Запахи», поскольку действительно, как знать? Но (у меня сердце разрывается, когда я говорю вам об этом) я-то ведь знаю. Знаю, потому что был на лесопилке «Счастливые Запахи» и узнал обо всех ужасах, которые выпали на долю несчастных сирот за то короткое время, что они там жили. Знаю, потому что разговаривал с людьми, которые были там в это время, и собственными ушами слышал горестную историю пребывания детей в Полтривилле. Знаю, насколько плачевным оказался их опыт, еще и потому, что записал все подробности, дабы донести их до вас, читатель. Знаю, и знание это давит мне на сердце, как тяжелое пресс-папье. Жаль, что я не мог быть на лесопилке, когда там жили Бодлеры, потому что они не знали. Жаль, что, когда они шли через двор, с каждым шагом поднимая маленькие облачка пыли, я не мог сказать им, что знаю. Они не знали, но я знаю и жалею, что они не знали, если вы знаете, что я имею в виду. Когда Бодлеры подошли к двери серого здания, Клаус еще раз заглянул в карту и, покачав головой, постучал. После долгой паузы дверь со скрипом отворилась, и в ней показался озадаченного вида человек в одежде, усыпанной опилками. Прежде чем заговорить, он довольно долго и внимательно рассматривал детей. – Вот уже четырнадцать лет, как в эту дверь никто не стучал, – наконец сказал он.

Иногда, когда кто-то произносит нечто настолько странное, что вы не знаете, как на это ответить, самое лучшее – просто вежливо сказать «здравствуйте».

– Здравствуйте, – вежливо сказала Вайолет. – Я Вайолет Бодлер, а это мои брат и сестра, Клаус и Солнышко.

Вид у человека сделался еще более озадаченным, и он упер руки в бока, стряхнув при этом часть опилок.

– Вы уверены, что пришли туда, куда надо? – спросил он.

– Полагаю, что да, – сказал Клаус. – Это общежитие лесопилки «Счастливые Запахи», не так ли?

– Да, но нам не разрешается принимать посетителей.

– Мы не посетители, – сказала Вайолет. – Мы будем здесь жить.

Человек почесал в затылке, и Бодлеры увидели, что с его лохматых седых волос тоже сыплются опилки. – Вы собираетесь жить здесь, на лесопилке «Счастливые Запахи»?

– Сигам! – воскликнула Солнышко, что означало: «Загляните в записку».

Клаус протянул мужчине записку, тот взял ее и прочел, стараясь не касаться жевательной резинки. Затем он посмотрел на детей усталыми, воспаленными от опилок глазами:

– Вы собираетесь здесь работать? Дети, работа на лесопилке – очень тяжелый труд. С деревьев надо стесать кору и распилить на длинные, узкие планки, которые потом станут досками. Доски надо связать в штабеля и погрузить на грузовики. Но раз хозяин говорит, что вы здесь работаете, значит, вы здесь работаете.

Мужчина открыл дверь пошире, и Бодлеры вошли в общежитие.

– Между прочим, меня зовут Фил, – сказал Фил. – Через несколько минут вы сможете пообедать вместе с нами, а пока я покажу вам общежитие.

Фил привел детей в большую, тускло освещенную комнату с множеством коек в несколько ярусов, которые стояли на цементном полу. На койках сидели и лежали мужчины и женщины, у всех у них был усталый вид, и все они были в опилках. Сидя группами по пять-шесть человек, одни играли в карты, другие тихо разговаривали или просто смотрели в пустоту; когда Бодлеры вошли в комнату, некоторые подняли голову и посмотрели на них с вялым интересом. В помещении стоял запах сырости, запах, который появляется в комнатах, если долго не открывать окна. В данном случае окна, разумеется, никогда не открывались, потому что их просто не было, хотя дети и заметили, что кто-то взял шариковую ручку и нарисовал несколько окон на серых цементных стенах. Нарисованные окна делали комнату еще более жалкой – здесь это слово означает «унылой и не имеющей окон», – и бодлеровские сироты почувствовали, что при одном взгляде вокруг У них подступает комок к горлу.

– Вот здесь, в этой комнате, мы и спим, – сказал Фил. – Вон в том углу есть койка, которую вы втроем можете занять. Чемодан можете держать под ней. За этой дверью ванная, а в конце коридора кухня. Вот и весь комфорт. Внимание, люди, это Вайолет, Клаус и Солнышко. Они будут здесь работать.

– Но они же совсем дети, — сказала одна женщина.

– Знаю, – сказал Фил. – Но раз хозяин говорит, что они будут здесь работать, значит, они будут здесь работать.

– Кстати, – сказал Клаус, – как зовут вашего хозяина? Нам не сказали.

– Не знаю, – сказал Фил, почесывая запорошенный опилками подбородок. – Он уже лет шесть не заходил в общежитие. Кто-нибудь помнит имя хозяина?

– Кажется, Мистер как-то, – отозвался один из рабочих.

– Вы хотите сказать, что никогда с ним не разговариваете? – спросила Вайолет.

– Мы его даже никогда не видим, – сказал Фил. – Хозяин живет в доме за складом и приходит на завод только в особых случаях. Мастера мы видим постоянно, а хозяина никогда. – Терука? – спросила Солнышко, что, пожалуй, означало: «Что такое мастер?»

– Мастер, – объяснил Клаус, – это тот, кто заведует рабочими. Фил, он хороший человек?

– Ужасный, — сказал один из рабочих, и его поддержали несколько голосов.

– Жуткий!

– Отвратительный!

– Омерзительный!

– Худшего мастера свет не видывал.

– Он очень плохой человек, – сказал Фил Бодлерам. – Вот Мастер Ферштейн, который раньше служил здесь, был малый что надо. Но на прошлой неделе он куда-то пропал. Это было очень странно. Человек, который его сменил, Мастер Флакутоно, очень гадкий. Старайтесь держаться его хорошей стороны, если только знаете, что для вас хорошо.

– У него нет хороших сторон, – сказала одна женщина.

– Ну-ну, – сказал Фил. – Все и вся имеет свою хорошую сторону. Ладно, пойдемте поедим.

Бодлеровские сироты улыбнулись Филу и следом за остальными рабочими лесопилки «Счастливые Запахи» направились в кухню, но в горле у всех троих так и остался комок, такой же большой, как комки в говяжьей запеканке, которую им дали. По заявлению Фила о том, что все и вся имеет свою хорошую сторону, дети могли заключить, что он оптимист. Здесь слово «оптимист» относится к человеку вроде Фила, мысли которого почти при любых обстоятельствах принимают обнадеживающий и приятный оборот. Например, если бы аллигатор отъел оптимисту левую руку, тот мог бы сказать приятным и полным надежд голосом: «Ну что ж, это не так плохо. У меня больше нет левой руки, но зато теперь никто не будет донимать меня вопросом, левша я или правша». Хотя большинство из нас скорее сказали бы: «Ааааааааа! Моя рука! Моя рука!»

Бодлеровские сироты ели плохо пропеченную запеканку, стараясь быть такими же оптимистами, как Фил, но при всем старании ни одна из их мыслей не могла принять обнадеживающий или приятный оборот. Они думали о трехъярусной койке в душной комнате с нарисованными на стене окнами. Думали о тяжелой работе, которая их ждет, об опилках, которые покроют их с головы до пят, и о Мастере Флакутоно, который будет ими командовать. Думали о доме в форме глаза, который стоит за деревянной калиткой завода. И прежде всего думали о своих родителях, о своих бедных родителях, по которым они так тосковали и которых больше никогда не увидят. Они думали весь ужин, думали, натягивая на себя пижамы, думали, пока Вайолет ворочалась с боку на бок на верхней койке, а Клаус и Солнышко ворочались с боку на бок на средней и нижней. Думали, как тогда на дворе, что ничего нельзя знать наперед и их новый дом еще может оказаться замечательным домом. Но ведь они были догадливы. И тем временем как вокруг них храпели рабочие, дети все раздумывали над своим незавидным положением и наконец начали догадываться. Они ворочались с боку на бок и всё догадывались и догадывались, и когда наконец заснули, оптимистов на койках Бодлеров не осталось.