Текст книги "Три дня в раю"

Три дня в раю
Лена Долгих

В ночь с 21 на 22 декабря 2022 года зимний шторм «Эллиот»

мощным снегопадом и ледяным дождём обрушился на Канаду и США.

Были отменены несколько тысяч авиарейсов, закрыты школы.

В США около 1,5 миллиона жителей остались без электричества.

Высота снежного покрова достигла двух метров.

В Канаде впервые за последние 42 года температура воздуха упала до -53,4°С.

Синоптики назвали шторм беспрецедентным по своим масштабам.

К сожалению, погибли десятки людей.

Приблизительное число погибших составило 63 человека.

Точное число жертв неизвестно.

© Лена Долгих, 2024

ISBN 978-5-0062-9174-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

1

Лишь тоненькая струйка дыма да едва различимые звуки бубна, отбивавшие неспешный ритм, намекали, что внутри кто-то был. В маленьком вигваме без крыши, похожем на бочку, обтянутом дрожащими на ветру необработанными оленьими шкурами и наполовину заметенном снегом, старый индеец Билли Марчер всю ночь проводил ночные камлания. Он был потомственным шаманом из племени оджибве, принадлежавшем к клану Громовой птицы.

Согласно легенде, когда оджибве жили на острове Черепахи, к ним с моря поднялись семь гигантских сверкающих ракушек. Одна из них была очень сильная и смертельно опасная для людей, потому что людям не дано было знать, как обратить ее мощь во благо, поэтому она вновь погрузилась обратно, дабы не искушать людей, но шесть оставшихся ракушек основали тотемы. Это были Бык, Журавль, Утка Шилохвостка, Медведь, Хвост Лося и Олень-карибу. Если бы седьмая раковина осталась, она должна была учредить тотем Громовой птицы.

И однажды она все же поднялась.

Согласно легенде из далеких берегов пришел отважный воин. Однажды он сидел на берегу моря и провожал закат. Именно тогда ему явилась седьмая ракушка, и он основал клан Громовой птицы. Так гласила одна из легенд озера и такую историю рассказывали в местном музее туристам. На самом деле история была куда более прозаичная, но не менее захватывающая.

Вильям Марчер по прозвищу Билли Брошка, дед нынешнего шамана, был шотландцем и служил матросом на подводной лодке Королевского флота Канады. В 1919-м году во время одного из учений лодка всплыла у одного укромного, и, как казалось, незаселенного берега. Уличив момент, Вильям Марчер сбежал с подводной лодки. Он был сообразительным, ловким малым с авантюрным складом характера, и единственное, чего он не хотел, это служить во флоте. Марчера объявили дезертиром, и военная полиция занялась его розыском. Какое-то время Марчер бродил по лесам Новой Шотландии, пока однажды не наткнулся на одну пещеру. В ней он пробыл несколько дней. И когда он собрался, было, уже покинуть ее, то случайно обнаружил берестяной короб, надежно спрятанный от посторонних глаз за выступом в пещере. В коробе лежали берестяные свитки с непонятными ему записями. Марчер решил, что это ценная находка, раз она так тщательно спрятана, и прихватил свитки с собой. А потом он наткнулся на одну маленькую деревню, где жили индейцы оджибве. Он придумал легенду, что он вышел из морского дна в огромной железной раковине, а как доказательство продемонстрировал найденный им берестяной короб, который якобы ему всучили боги. Старый вождь деревни был умным и хитрым стариком, к тому же, по счастливому стечению обстоятельств, он и двое его соплеменников видели всплытие подводной лодки, так что слова Вильяма Марчера не звучали как ложь. Обнаруженные им в пещере свитки оказались сакральными знаниями, которые шаманы оджибве веками хранили и передавали только посвященным. То, что молодой европеец нашел эти свитки тоже посчитали особым знаком. В конце концов, чтобы сохранить власть в деревне, которая на тот момент переживала не лучшие времена, так как два голодных года подряд скосили часть населения, а оставшаяся начинала роптать на неумелого вождя, старый вождь провел длительные камлания, а после объявил, что духи поведали ему, что раковина миигис с тотемом Громовой птицы во второй раз поднялась из морской пучины и отдала деревне сильного храброго воина, который будет защищать их род и оберегать от злых духов. Более надежного способа для дезертира спрятаться от полиции, трудно было придумать. Вильям Марчер думал, что отсидится у оджибве пару лет, а потом также сбежит.

Но удивительным образом жизнь в индейской деревне понравилась ему. С каждым годом он глубже и глубже вникал в их культуру и быт. Но больше всего он полюбил этих людей, они были сильными и бесстрашными воинами, великолепно научившимся выживать в суровых условиях северной тайги, но в душе они были наивными и добрыми, и зачастую, беспомощными перед произволом чиновников. Он таскался с ними, как с маленькими детьми, обучал английскому и французскому языкам, защищал их интересы перед местными властями. Взамен старый шаман посвятил его во все тайны шаманского искусства. Кроме того, он выдал замуж за него свою дочь.

Перед смертью старый вождь объявил, что вождем племени он назначает Билли Брошку, а тотемом их рода теперь навеки будет Громовая птица Бинеси. То ли Бинеси действительно взяла под свое крыло род старого шамана, то ли умелые действия Вильяма Марчера как вождя племени, но голод в деревню больше не приходил. Жизнь немного, но изменилась к лучшему.

Потом Вильям Марчер или как с тех пор все стали его звать вождь Билли Брошка принял решение уйти все-таки подальше от берегов Новой Шотландии и увел свое племя вглубь страны, где на развалинах старинного французского форта Талона, построенного французами еще в восемнадцатом веке, он основал новую деревню. У Вильяма Марчера родился сын, у которого в свою очередь родились дети: Нэнси и Билли – внуки Вильяма Марчера. Своего внука Билли Марчера-младшего шотландский авантюрист обучил шаманскому искусству, и вот уже как десять лет старый индеец возглавлял деревню.

Жена Билли Марчера —младшего – Тира – все время молчала. С мужем они понимали друг друга без слов, а с другими ей было неинтересно разговаривать. Старого индейца это полностью устраивало. Молчаливая жена – это сокровище. Причем, даже сам Билли точно не знал, немая она от рождения, или ей просто лень разговаривать. Они жили вдвоем в доме, срубленном из массивных бревен сосны в центре деревни. Напротив их дома была небольшая площадка, на которой возвышался гигантский деревянный столб, изображавший тотем рода – Громовую птицу Бинеси. Столб был старый и необычайно искусно вырезанный. Оджибве говорили, что его вырезал белый воин, которого выплюнула железная раковина.

В Форт-Талоне оджибве жили уже чуть меньше века. Небольшое поселение насчитывало пятнадцать человек. В основном это были старики, чьи дети и внуки перебрались поближе к цивилизации: в Лонгли или Торонто. Обычно многие из них приезжали на Рождество в Форт-Талон, но нынче из-за надвигавшейся бури старики не ждали своих близких так скоро в гости.

Билли проводил ритуал приглашения духов. Он окуривал себя специальными травами, призванными сделать его видимым для нужных ему духов в мире мертвых. Этот интимный процесс Билли всегда проводил в одиночестве. Билли привиделся сон, встревоживший его: его черная Громовая птица вдруг стала красной. Старый шаман увидел в этом дурной знак и жаждал, что духи просветят его.

Кругом стояла тишина, не прерываемая даже тявканьем собак. Деревня спала, только Харпер Перри стояла на крыльце бревенчатого дома и смотрела в черничное небо. Оттуда миллиарды снежинок медленно планировали вниз. «Летит, когда родится, лежит, когда живет и бежит, когда умрет», – откуда-то из закоулков памяти всплыла детская загадка. Ей вдруг вспомнился такой же зимний вечер много лет назад. После долгого перерыва Харпер вышла тогда на работу в библиотеку, которая находилась в здании общественного центра в Лонгли. Харпер в свое время решила пойти по стопам матери и стать библиотекарем. У них был запланирован визит в детский дом, в котором содержались дети индейцев и метисов.

Детский дом находился под патронажем церкви. Воспитателями в нем были преимущественно монахини и преподобные отцы. Детский дом считался образцово-показательным. В нем часто устраивались благотворительные акции. Директор общественного центра неоднократно отправляла туда своих сотрудников. Так случилось и в тот вечер. Харпер в актовом зале проводила литературную встречу. Воспитанники детского дома сидели с равнодушно– напряженными лицами и дисциплинированно ее слушали. Харпер тогда заподозрила, что послушанием было вызвано страхом наказания.

Среди общей массы безучастных глаз Харпер вдруг встретилась глазами с одним подростком. Он и по виду сильно отличался от остальных. Большинство детей были смуглыми, с характерным разрезом глаз и черноволосыми, как и подобало индейцам, а этот был светловолосый с ясными зелеными глазами, с интересом взиравшими на нее из-под очков. Но удивительным было другое. Он ее слушал! Внимательно и с интересом. После литературных чтений, паренек подбежал к ней на улице и сунул ей в руки самодельную закладку для книг. Руки у него были грязные с бордовыми избитыми казанками.

– Это вам!

– Спасибо! – улыбнулась Харпер и сунула закладку в карман.

– Мне очень понравилось, как вы рассказывали! – захлебываясь от восторга, протараторил подросток, – я хочу почитать одну из тех книг, о которых вы говорили.

Харпер поставила большой тяжелый пакет в снег и достала из него книжку «Жизнь мальчишки» Роберта Маккаммона.

– Держи.

– Это мне!? – паренек, казалось, не мог поверить своему счастью, – Спасибо!

Он убежал, а Харпер еще долго смотрела ему в след. Она сначала не могла понять, чем он ее зацепил, а потом поняла: в этом полном безнадежности, уныния и страха месте, он был, словно свет надежды, надежды на то, что и у этих детей может быть будущее. Харпер искренне пожелала в душе, чтобы у этого мальчика все сложилось хорошо.

Спустя какое-то время она решила узнать его имя, но где-то через пару месяцев после ее визита в детский дом, его закрыли. Заместителем мэра по социальным вопросам тогда поставили Веру Фишер. Вера инициировала всестороннюю проверку в детском доме, по результата которой было вскрыто множество нелицеприятных и даже ужасных фактов, о которых, однако, предпочли не распространяться. Часть детей развезли по другим интернатам, часть забрали родственники, а этого зеленоглазого мальчугана Вера Фишер и ее муж взяли под опеку. Парень вырос и уехал учиться в Торонто. Харпер к тому времени переехала в Пэрэдайз, погруженная в семейные дела и дела общины. Того паренька она больше никогда не встречала, но от той их единственной встречи у нее осталась бумажная закладка, которая до сих пор у нее хранилась в томике Роберта Маккаммона. Нет, не того самого, что она отдала пареньку, ту книгу он так и не вернул. А закладку она не выкинула по одной единственной причине: на ней неумелой детской рукой черной ручкой была нарисована черная птица Бинеси.

Харпер была внучкой покойной сестры Билли Марчера. Она по возможности навещала стариков, привозя им продукты и новости с «большой земли». Она также приняла в свое время участие в жизни единственного сына старого шамана – Денниса. В юности Деннис был талантливым хоккеистом, он тренировался в Лонгли в местной хоккейной школе. В свободное время он не находил себе иного занятия, как что-нибудь выпить. Так одно время он сильно пристрастился к выпивке, будучи в очень юном возрасте. Случалось, что он пропускал тренировки. Это очень беспокоило Билли и Тиру. К сожалению, генетически многие оджибве не могли противостоять алкоголю. Чтобы оградить его от этой пагубной привычки, Харпер каждый вечер звонила Билли домой и часами разговаривала с Деннисом, пока тот не вырубался спать.

Постепенно ему удалось освободиться от зависимости и именно в тот момент удача протянула ему свой хвост. Его заметил тренер одной команды из Торонто и пригласил талантливого спортсмена поиграть за его клуб. Тот согласился. И не прогадал. После этого карьера Денниса пошла в гору.

Еще из родственников у Харпер был ее двоюродный брат Итан Кэмпбелл, тоже внук ее бабушки Нэнси. Он в вместе со своим другом и напарником Кэнзи Барнсом работал в компании по грузоперевозкам «Ice clippers», специализировавшейся на перевозках по льду. Всю зиму они пропадали в рейсах, а летом подпрягались разнорабочими в Лонгли и в окрестных деревнях. В компании были очень неплохие условия работы, у напарников был собственный старенький трак, заказов было много, поэтому Итана она видела не часто, чему была, собственно, рада в душе. То, что произошло между ними насколько лет назад, отдалило их друг от друга.

Билли вышел под утро, сильно возбужденным. Он махнул Харпер рукой, велев следовать за ним. Они зашли в насаоган – небольшой типиподобный вигвам, стоявший на краю деревни. До него была протоптана узкая тропинка. С обеих сторон от нее нависали огромные снежные сугробы. Харпер ступала осторожно, чтобы ненароком не провалиться в снег. Вигвам был отделан корой березы, можжевельника и ветками вербы. Пластины коры кое-где отошли от остова и трепетали на ветру. Снег через расщелины залетал во внутрь и мгновенно таял от дыхания. Изнутри вигвам был разрисован сакральными рисунками в виде тотемных знаков, смысл которых Харпер был непонятен. Билли выглядел изможденным. Его глаза лихорадочно блестели. И без того острые тонкие черты лица заострились еще больше. Он протянул Харпер деревянный амулет в виде Громовой птицы, чьи крылья образовывали острые края:

– Это амулет Нэнси.

Харпер осторожно взяла его и осмотрела. На обратной стороне были выжжены какие-то полосы, треугольники и непонятные знаки. Нэнси Кэмпбелл умерла три года назад, а следом тихо и никого не мучая, ушла и мама Харпер. Она села подремать после обеда и уже не проснулась.

– Грядет великая буря. Тысячу лун такой бури не было. Виндиго хочет пробудиться. Этот амулет отдашь тому, кого посчитаешь достойным.

– Я?

– Да, такова воля духов.

– Прости Билли, но ты же знаешь, я не очень-то во все это верю.

– Духам неважно, веришь ты или нет. Они считают, что именно ты его узнаешь. Того, кто победит Виндиго. Помни, в тщедушном теле может скрываться великий дух и в мощном теле сидеть заячья душа.

– Я не очень-то похожа на шаманку.

– Знаешь, на кого ты похожа, – вдруг устало и по-отечески ласково улыбнулся Билли.

– На кого?

– Ты похожа на красивую белую женщину. Кровь Билли-шотландца в тебе проявилась сильнее всего.

– Мигвеч, – рассмеялась Харпер. На языке оджибве это означало «спасибо». В детстве бабушка учила ее языку оджибве, но Харпер редко говорила на нем и многое уже забыла. Язык живет до тех пор, пока на нем говорят люди. В молчании он умирает.

– Да, внешне ты не наша, но в твоих жилах течет кровь оджибве. Помни об этом. Духи показали мне мост душ.

Харпер знала, что по поверьям оджибве через этот мифический мост души умерших оджибве попадали в загробный мир.

– Я видел Рогатую сову. Она зорко охраняла его, а неотвратимый дух времени Пасугу с огромными рогами провожал по мосту в загробную жизнь тех, чей черед пришел. Кто-то шел по мосту уверено, словно по широкой дороге, а кто-то едва ступал, словно мост был с огромными дырами и страшно качался на ветру. Я узнал некоторых на том мосту, – последние слова Билли произнес едва слышно.

– Скажи, кто, кидан, Билли» – с тревогой спросила Харпер. «Кидан» означало «скажи».

– Каа, нет. Нельзя.

– Им ничем нельзя помочь?

– Нет. Пасугу уже ждет их.

Харпер увидела в руках Билли виигваасабак – берестяной свиток. Он был вылеплен из нескольких кусков бересты, прошитых ватапом – нитью, сделанной из корней кедра. На нем были нацарапаны какие-то эзотерические символы и фигурки невиданных существ.

– Зачем оджибве прячут их в пещерах и других тайных местах?

– Чтобы не попали в плохие руки. Там многие знания нашего народа. Несведущий человек может неправильно истолковать и накликать беду. Ты спрятала то, что я тебе дал?

– Да.

– В надежном месте?

– Более чем.

– В Пэрэдайз?

– Нет.

Старик удовлетворенно кивнул.

– Зачем их вообще понадобилось перепрятать? – спросила Харпер.

– До меня дошли слухи, что ими стали интересоваться. Кто-то хочет призвать Виндиго. Этого нельзя допустить. Знания древних помогают не только исцелять, но и уничтожать. Я пустил слух по деревне, что ты их спрятала в своей школьной библиотеке.

– Это неразумно, Билли.

– По-моему, более чем разумно. Это далеко отсюда, и где еще хранить свитки, как не в библиотеке. Это правдоподобно.

– Да, но это школа! И там дети! – Однако спорить со стариком было бесполезно, – Ты не веришь собственным людям?

– Не в этом дело, милая. Люди слабы. А цена их слабости может стать очень высокой. От боли или жадности, или глупости они могут сболтнуть лишнее. А этим свиткам много сотен лет, и некоторые из них хранят поистине уникальные знания, которые для всех должны оставаться тайными. Форт-Талон нынче не безопасное для них место. Я не спрашиваю тебя, где ты их спрятала. Когда-то ты станешь их хранителем, и на тебе будет ответственность передать их дальше.

– Я не хочу этих знаний, Билли. Я не стану шаманкой.

– Мне еще рано думать, кому передать знания. Духи сказали, что я узнаю его, как придет назначенный час, также, как и ты узнаешь того, кто победит Виндиго. Твоя задача – хранить свитки. В конце концов, Харпер, ты же библиотекарь, разве не этому учили тебя в твоих университетах.

Откуда – то раздался удушливый стон великого сыча, заглушаемый воем вьюги. Харпер с детства не любила этих сов. Женщина вздрогнула, а Билли вдруг улыбнулся и погладил Харпер по голове:

– Не тревожься. Завтра приедет Болтливая росомаха. Возвращайся с ней домой.

Болтливой росомахой индеец Билли называл мать Эммы, подруги Харпер.

– Тебе это тоже духи сказали?

– Нет. Оливия Фергюсон вчера звонила. Барбара к дочери приезжает.

2

На следующий вечер после долгого трудового дня Эмма Фергюсон и Харпер Перри сидели в баре «Змеиного ручья» и пили сидр.

«Сильнейший зимний шторм пройдет над территорией Канады и США на этой неделе. Он может принести в некоторые районы самую холодную рождественскую погоду за последние четыре десятилетия, считают синоптики. Министерство охраны окружающей среды Канады предупредило, что в связи с приближением зимнего шторма следует по возможности избегать любых поездок в Онтарио и Квебек. Шторм ожидается в пятницу и в праздничные выходные. Если вы планируете поехать на праздничные мероприятия, постарайтесь приехать до начала шторма или перенести встречи на воскресенье».

Эмма выключила телевизор. Она была невысокой худенькой женщиной с короткой стрижкой светло-русых волос. Они смешно топорщились в разные стороны и походили на одуванчик.

Харпер ростом была на полголовы выше, с четко очерченной талией, крутыми бедрами и двумя длинными черными косами, на манер, как носили индейские женщины.

Эмма отпустила Мод домой. За окном синел ранний декабрьский вечер. Зажглись уличные фонари. Эмма погасила в баре весь свет кроме двух бра в простенке между окнами.

Только что ушел последний посетитель. Это была Виктория Барнс. Молодая женщина была изрядно навеселе и пришла купить еще пару бутылочек портвейна.

– У тебя все хорошо? – спросила у нее Харпер, когда Вик расплачивалась. Выглядела она неважно.

– Кошмары. В последнее время меня мучают какие-то странные кошмары, – заплетающимся языком пролепетала Вик, потом улыбнулась, – а так все в полном порядке.

– Кошмары ее мучают, – злобно процедила Эмма, когда Вик скрылась за дверью, – Кошмары терзают тех, у кого совесть не чиста и есть, что скрывать. Пусть мучается.

– Эмма… – хотела остановить ее подруга.

– Харпер, – перебила ее Эмма, – я не поверю, что ты не понимаешь, о чем я. В этом городке у каждого есть свои тайны. Что еще делать долгими зимними вечерами? Только то, что потом превращается в тайну. Чем скучнее общественная жизнь, тем насыщеннее личная. А если есть тайны, всегда найдутся те, кому они интересны, и кто захочет до них докопаться.

Харпер не могла не согласиться, что Эмма была права.

– Как ты думаешь, я узнала о романе Гарри и Вик? Я получила анонимное письмо. Многие думают, что это я рассказала Кэнзи про них, но это не так. Я уверена, что и он получил точно такое же письмо. Харпер, тебе налить еще?

– Нет, мне достаточно. Ты догадываешься, кто бы это мог быть?

– А кто у нас знает обо всем, что происходит? Миртл Хейз. Та еще сплетница. Письмо было точно в таком же конверте, какие продавались у нее на почте.

– Его мог купить кто угодно.

– А вчера эта старая ведьма сказала по «большому секрету», что Мод Кингстон получила письмо.

– И что в этом удивительного?

– Харпер, очнись! У Мод Кингстон кроме ее матери никого нет! Она всю жизнь прожила здесь, ты не хуже меня это знаешь.

– А от кого письмо?

– Вот тут самое интересное. Из департамента по индейским делам и развитию Севера.

Харпер удивленно посмотрела на Эмму:

– Но в Мод Кингстон не течет индейская кровь, как и в жилах ее матери. А сама Мод тебе ничего не рассказывала?

– Нет. Она вообще о себе никогда не говорит.

– Как дела у Кэнзи и моего брата? Ты звонила им? – сменила тему Харпер.

– Нет. А давай сейчас и узнаем.

Эмма отставила в сторону стакан с сидром, взяла телефон, лежавший в углу барной стойки, и набрала номер Кэнзи Барнса:

– Кэнзи, привет, это Эмма, когда вы сможете доехать до нас?

– Все очень плохо, Эмма, – услышала она на другом конце, – В Лонгли сильный снегопад. До Престонского поворота дорога закрыта. Приедем, как только расчистят. Вы как там?

– Пока держимся. Но продуктов мало.

– Я смотрел твой список: сидр, пиво, виски, еще сидр, ты решила утопить Пэрэдайз в алкоголе?

– Раз есть спрос, мы обеспечиваем предложение, зимой тут пьют все. Там помимо выпивки много чего еще, ничего не забудь, – Эмма положила трубку, – Они застряли в Лонгли. Ждут, когда расчистят дорогу до Престонского поворота, – Эмма опустошила стакан.

В следующий момент звякнул дверной колокольчик, и на пороге магазина возникла высокая мужская фигура в красном пуховике. Мужчина откинул капюшон, отделанный пушистым волчьим мехом. От него сильно разило псиной. Женщины сразу узнали Дэмиана Хьюза. Хьюз жил отшельником на одиноко стоящей в лесу ферме. Ферма находилась в пяти километрах от Пэрэдайз на северо-запад от охотничьего домика Эгона. Дэмиан разводил породистых ездовых собак. Его собаки принимали участие в разных гонках, самой почетной из которых был Айдитарод.

– Добрый вечер, дамы, – басисто произнес он. Дэмиан был высоко роста, с красивым резко очерченным профилем. Ему было шестьдесят пять. У него были каштановые волосы, которые хорошо сохранились от седины и красивые серо-зеленые глаза. В молодости он слыл первым красавцем в районе и от представительниц прекрасного пола у него не было отбоя. Говорили, что он перетоптал всех женщин в радиусе пятидесяти миль. А еще Харпер почему-то отчетливо помнила, что ее мама не любила его. Она никогда про него не рассказывала плохого и поэтому тем сильнее Харпер не понимала причину ее холодности к нему. Сам Дэмиан, наоборот, был крайне тактичен, если не сказать, заботлив, по отношению к Харпер и ее матери. После смерти отца он порывался помогать им, но мать категорически отказывалась принимать его помощь. Только когда она умерла, Харпер и Дэмиан сильно сблизились и стали хорошими друзьями. Харпер знала, что его жене Джинилле приходилось на многое закрывать глаза, но в конце концов, и она не выдержала и после трагедии, разыгравшейся в его семье, она от него ушла.

Многодневная щетина на его лице и потухший взгляд выдавали его безразличие к собственной внешности, к собственной жизни и к противоположному полу. В жилах его матери Дагмары Хокки, текла норвежская кровь. Этим он объяснял вою страсть к ездовым собакам. Держался он прямо и властно. Он развернул холщовый мешок:

– Дай мне пять булок хлеба, – обратился он к Эмме, – три килограмма сахара, оливкового масла две бутылки.

– Масло закончилось, есть подсолнечное.

– Хорошо. Машина с продуктами не приходила?

– Нет, – вздохнула Эмма, – Итан с Кэнзи не могут проехать. Кое-что из продуктов еще осталось. Бери консервированные бобы. Скоро и их не будет.

– Давай, – согласился Дэмиан, – решил до бури к вам заскочить. Потом несколько дней выехать не смогу.

– Ну и правильно, – Эмма сложила буханки хлеба в мешок.

За окном раздался дружный собачий лай. Сквозь витрину было видно, что к упряжке подошла чья-то фигура.

– Как поживаешь, Харпер? – мужчина бросил беглый взгляд на женщину.

– Хорошо. Спасибо, – суховато ответила женщина, – Ты приехал на собаках?

– Да уж понадежнее ваших снегоходов будут. Слышали, в Лонгли католический приход на днях подожгли?

– Да, в новостях передавали. Нашли, кто это сделал? – спросила Эмма.

– Говорят, нашли двадцати пяти центовую монету, – Дэмиан посмотрел на Харпер, – реверсом кверху.

Харпер вспомнила, что на реверсе этой монеты изображена голова карибу.

– А еще Церковь Алых слез – этот оплот сатанистов – сгорела. Говорят, Виндиго проснулся и таким образом знаки оставляет. Вот и у нас церковь столько времени пустая стоит. Бога нет в этих местах. А значит сюда придет Виндиго, – Хьюз кивком попрощался с женщинами и отравился к выходу.

Слева от главной улицы сразу за домом Миртл Хейз действительно стояла небольшая протестантская церковь, давно не беленная, под красной черепичной крышей. Церковь пустовала уже два года. Викарий, служивший здесь, был уличен в краже и отозван. С тех пор верующие вынуждены были ездить в Лонгли.

Женщины удивленно переглянулись.

Выйдя на улицу, Дэмиан увидел около упряжки стройного паренька выше среднего роста, в куртке нараспашку. Парень гладил собак.

– Э! Парень! Отойди! Не ровен час, покусают! – прикрикнул Дэмиан.

Парень обернулся. Старик узнал Сэнди Фергюсона, старшего сына Эммы.

– Не покусают! – рассмеялся Сэнди, – мы с ними подружились. Хорошие у вас собаки, мистер Хьюз.

– Хорошие, – согласился Дэмиан, – А ты им понравился. Занятно. Обычно они к себе чужаков не подпускают. Любишь собак?

– Очень, – Сэнди продолжал теребить пушистую морду одной из собак. Другие ревниво требовали свою порцию ласки, – У нас тоже есть две собаки, только они не такие большие как ваши.

– Погонял когда-нибудь сани?

– Нет.

– Ты же тот парень, что на лыжах бегает? Если хочешь, можешь как-нибудь приехать ко мне. Я тебя научу санями править. Быть погонщиком – целое искусство.

– Буду рад! – радостно согласился Сэнди.

3

Мод вовсе не была этому рада тому, что Эмма отпустила ее пораньше. Добродушная и улыбчивая, Мод менялась в лице, как только переступала порог своего дома. Тоска камнем сдавливала ее грудь. Тоска и ненависть. Дома ее встречала престарелая мать. Мод жила вдвоем с пожилой матерью, за которой, как все единодушно считали, она трепетно ухаживала.

Присцилла Кингстон почти полностью ослепла. Мод уходила на работу и оставляла ее, сидящей у стола вполоборота к окну с прямой спиной. Как паучиха ловит мелких мушек, так Присцилла, своими почти ослепшими глазами словно ловила последние фотоны света в своей жизни. Когда Мод возвращалась домой, то заставала ее в той же позе.

– Что у нас на ужин? – голос у старой женщины был твердый и властный.

– Разогрей что-нибудь, что найдешь в холодильнике.

– Ты знаешь, я не вижу, – Присцилла не понимала иронии или делала вид.

– Тогда сиди и помалкивай. Я с работы. Мне нужно время отдохнуть, потом я что-нибудь приготовлю. Может быть, – со злорадством бросила Мод.

– Я вчера не ужинала. И на завтрак ты мне оставила только черствый хлеб. Сама ешь на своей работе целый день, а меня решила уморить голодом? У тебя ничего не выйдет! Я всем расскажу, какая ты неблагодарная ужасная эгоистичная дочь!

– А я все расскажу про тебя! – выкрикнула Мод.

Присцилла замолчала. Мод удовлетворенно хмыкнула:

– Вот так и сиди, молча. Я пойду приму душ, и потом, возможно, пожарю гренки с яйцами.

– У меня от яиц раздувает живот.

– А у нас в городе заканчиваются продукты! Так что будь добра, заткнись, и ешь, что предлагают.

Мод ушла в свою комнату, достала конверт, спрятанный в одной из книг, и повалилась на кровать. Она развернула письмо. Она делала это уже, наверное, сотни раз за последние три дня. Она вновь перечитала его, и на лице появилась улыбка, а в глазах слезы счастья.

«Многоуважаемая Мод Кингстон,

По Вашему запросу было установлено следующее.

Ребенок (мальчик), в возрасте трех месяцев поступил в августе 1985 года в приют католической церкви города Лонгли. Ему дали имя Август Колтер. В возрасте семи лет он был направлен в школу для детей индейцев. После окончания школы община трудоустроила его на животноводческую ферму в штате Онтарио. Дальнейшее местонахождение неизвестно».

Ничего страшного, что неизвестно. Она найдет его. Мод была абсолютно уверена, что Август Колтер жив. Материнское сердце ей подсказывало: ее сын жив.

Почти сорок лет она искала его, того, кого прижимала к своей груди лишь пару месяцев, но ни на секунду не сомневалась, что отыщет его. И вот, спустя столько лет надежда впервые обрела явственные формы.

4

Харпер вернулась домой поздно вечером. Торопиться ей было некуда. Она сидела на диване и смотрела девятичасовые новости. Опять передавали тревожные сводки про надвигающийся шторм. В доме было тихо. Одна мысль не давала ей покоя. От кого получила письмо Мод Кингстон? Какое отношение она имеет к индейцам? Она взяла телефон и позвонила Билли Марчеру.

На другом конце вскоре Харпер услышала знакомый голос.

– Билли, добрый вечер, это Харпер, не разбудила вас?

– Нет, милая, смотрим новости. Весь день передают про надвигающийся шторм.

– Да, Билли, какое-то время мы будем отрезанными от всего мира. Я вот что хотела спросить. Помнишь в Уэдингфорде жила семья оджибве.

– Это было давно, милая. Белые же почти все оттуда еще в пятидесятые ушли, а оджибве остались.

– Как была их фамилия?

– Кардинал.

– Они были из нашего рода?

– Нет. Из клана карибу. А что?

– Просто воспоминания из детства. А сколько их человек было?

– Да двое всего. Кирк Кардинал и его сын Вэл.

– И что с ними стало?

– Их давно уже нет. Они сгорели в своем доме. Кажется, это был 1984-й год.

– А белые?

– Из белых тогда остались Присцилла Кингстон и ее дочь Мод.

– Ты хочешь сказать, что в 1984-м году в Уэдингфорде проживало четыре человека? Отец и сын Кардинал, и мать и дочь Кингстоны?

– Именно так, милая. Присцилла и Мод какое-то время жили вдвоем, а когда они перебрались в Пэрэдайз, жизнь в Уэдингфорде угасла совсем.

– Кингстоны принадлежали к оджибве?

– Да что ты, милая. Нет, конечно. Присцилла Кингстон была яростной католичкой и белой женщиной до мозга костей. Очень властная, сильная женщина, скажу тебе, несгибаемой воли. Именно благодаря ее упрямству Уэдингфорд и продержался так долго.