Текст книги "Три дня в раю"

– Я помню, как однажды приезжала к ним с тобой. Ты у них доски покупал и на сани грузил. А почему они сгорели?

На другом конце повисло молчание.

– Билли? – переспросила Харпер.

– Полицейский приезжал, сказал, несчастный случай, печь была неисправна, из поддувала угли, горящие, вылетели, и дом загорелся, – наконец отозвался Билли. Что-то в его голосе заставило Харпер задать следующий вопрос:

– А на самом деле?

– Как было на самом деле, никто не знает. В доме было два окна: из кухни и из спальни. Ставни на них были закрыты. Это я в отчете случайно увидел. И входная дверь была вроде как подпертой снаружи ломиком.

– Значит, их убили? Заперли в доме и подожгли?

– Кто же теперь знает, милая. Но зло жило в тех местах. Это точно.

– Уж не думаешь ли ты, что их убил Виндиго?

– Виндиго – злой дух, он убивает сердца людей. А людей убивают люди.

Харпер посмотрела в окно и улыбнулась. Все-таки ее двоюродный дед был удивительно здравомыслящим человеком. За окном продолжал валить снег.

Харпер решила что-нибудь почитать перед сном. В гостиной напротив дивана висела книжная полка. Она потянула за корешок одну из книжек. Это был роман Эдит Уортон «Итан Фромм». Неожиданно на пол упала старая пожелтевшая полоска бумаги. Харпер подняла ее. Это был тетрадный листок, сложенный втрое в длину. Харпер улыбнулась. Эта была та самая закладка, которую ей подарил мальчик из интерната, о котором она почему-то недавно вспомнила. Женщина развернула листок. На нее смотрела черная птица Бинеси, нарисованная черной ручкой. Харпер сняла с шеи деревянный амулет своей бабушки, который ей передал намедни Билли Брошка и положила на лист бумаги. Нарисованная птица один в один походила на амулет. Харпер нахмурилась.

Она почитала немного, затем положила самодельную закладку и отложила книгу. Она не заметила, как уснула. А завтра наступил первый день.

День первый

1

О! Голди Харрис могла завлечь публику! Наверное, потому, что она сама верила в то, что рассказывала. Она говорила так вдохновенно и увлеченно, что могла заразить своей увлеченностью туристов, приезжавших поглазеть на музей оджибве. Вот и сейчас несколько человек с любопытством слушали ее:

– Наш музей оджибве – не единственный в мире, но по-своему уникальный. Здесь собраны редчайшие экспонаты, которых вы не встретите больше нигде. Сначала пару слов о самом народе. У этого народа много названий. У нас в Канаде его называют оджибве, в Штатах – чиппева, французы их называли сото, сами оджибве именуют себя анишшинапе. Это один из самых крупных индейских народов Северной Америки. В Канаде их проживает более двухсот тысяч, в Штатах – около ста пятидесяти тысяч. Такие известные слова как вигвам, тотем, мокасины…

– Скво! – перебил ее шустрый мальчуган.

– Верно! Скво и другие пришли из языка оджибве. Какой ты молодец! Считается, что прихода европейцев оджибве передавали свою историю и свои знания из поколения в поколение устно. Однако, – на этом месте черные, как антрациты, глазки Голди загорались восторженным пламенем, а голос таинственно понижался, – бытует неподтвержденная версия, что существуют тайные берестяные записи, которые делались шаманами для сохранения своих знаний. Надо сказать, что у оджибве всегда было трепетное отношение к березам. Оджибве издавна владели искусством изготовления каноэ из березовой коры. Березовая кора использовалась при изготовлении вигвамов.

У оджибве особенно высоко было развито искусство вырезания из дерева, часто для этого использовали древесину березы. Особенно популярны ярко раскрашенные высокие тотемные столбы с искусно вырезанными на них изображениями мифических прародителей.

В деревне Форт-Талон, к слову, находится один из таких уникальных тотемных столбов – столб Громовой птицы. Его копию вы можете видеть сейчас. Конечно же, это уменьшенная копия. Ее выполнил наш местный фермер Айк Принс. Настоящий столб почти три метра в высоту и находится на центральной улице Форт-Талона. Традиционными занятиями оджибве считаются охота, рыболовство, сбор дикого риса и кленового сока. Начиная с семнадцатого века, оджибве активно торговали пушниной с европейцами.

Вождь клана Громовой птицы и сейчас проживает в деревне Форт-Талон в двадцати километрах отсюда. У оджибве существует знахарское общество – Мидевивин – организация шаманов оджибве. По легенде, верховный бог Маниту послал своего гонца к народу оджибве, чтобы научить их лечиться от болезней. Он выбрал одного человека и передал ему знания, которые тот передавал дальше.

Впоследствии была основана организация шаманов, сохранивших тайные знания. Мидевивин имеет строгую иерархию. Например, шаман первой ступени имеет право носить линию на лице и обслуживать погребальные процессии. Шаман третьей ступени, называющийся Сообществом Восходящего Солнца, обладает силами стихий, и он разрисовывает верх лица зелёным, а низ – красным. На этом уровне он становится полноценным шаманом. Есть свидетельства о шести уровнях организации.

– А на каком уровне шаман из деревни Громовой птицы? – спросила девочка, внимательно слушавшая гида.

– О, милая, шаманы держат это в секрете! Для перехода от одной ступени к другой происходят сложные обряды инициации. Кроме лечебных функций, шаманы также были основными пропагандистами, комплекса религиозных и этических правил оджибве. Они понимали, что здоровье человека зависит не от лекарств, а от образа жизни. Они пропагандировали благодарить Маниту, верховного бога, за всё, быть честными, дружными, храбрыми, сдержанными и добрыми.

Вообще надо сказать, что у оджибве трепетное отношение к природе. Нам бы стоило поучиться у них бережливости. «Не убивай зверя больше сверх того, чем тебе нужно, чтобы накормить деревню». «Не убивай мать с детенышем». Казалось бы, такие простые истины, но они помогали оджибве веками жить в гармонии с природой. Но я маленько отвлеклась. При церемонии Мидевивин используются берестяные свитки оджибве со сложными геометрическими узорами и формами под названием мидевиигваас. Один из таких уникальных свитков и хранится в нашем музее.

К сожалению, сегодня мы его вам не сможем показать, так как его забрал шаман для своих ритуалов. Да-да, это действующий свиток, и по нему наш шаман иногда проводит свои церемонии.

По небольшой зале музея пробежался удивленный шепоток, а девочка от восторга закрыла рот руками. Голди повела небольшую группу туристов, которых привез Холлендер дальше по зале с экспонатами. Никто не заметил, как один туристов в глубоком капюшоне отделился от толпы и незаметно вышел на улицу.

Голди Харрис была сотрудницей местного краеведческого музея. Музей представлял собой одноэтажный дом, построенный в начале прошлого века. В основном посетителями музея были туристы, которых привозил Эгон Холлендер. Посещение музея было обязательным элементом культурной программы. Вот и сегодня он привез семь человек. Пятеро взрослых и двоих детей.

Во время экскурсии, которую проводила Голди, Эгон стоял у окна и смотрел в небо. У него было озадаченно лицо. Он совершенно не слушал Голди. Погода ухудшалась с каждым часом. Ему, во чтобы то ни стало, нужно было успеть увезти туристов обратно в Лонгли. Только двое из них оставались потом в Пэрэдайз. Они оплатили недельный охотничий тур. Остальные очень надеялись попасть на Рождество домой. Голди хотела рассказать еще про алгонкинскую кухню, но Эгон прервал ее.

– Голди, достаточно. Нам нужно улетать. Ветер усиливается. Боюсь, можем не успеть.

Эгон повел своих туристов к самолету и только тут он обнаружил пропажу одного из них. Вылет пришлось задержать еще на полчаса. Эгон подключил всех, кого мог, на поиски пропавшего туриста, но он как в воду канул. Медлить больше было нельзя. Он посадил людей в самолет и вылетел в Лонгли. Там он зашел в местное отделение полиции и подробно рассказал о пропаже туриста.

2

Харпер Перри готовила обед на кухне и разговаривала по телефону:

– Барбара в своем репертуаре, ты же знаешь ее. Всю дорогу слушала ее жалобы. Зато варенье из грецких орехов у нее, действительно, бесподобное. Она – большая мастерица. Что у вас нового? … Да ты что! Целый вездеход! … «Форемост ноудвэл 110»? Где же вы его откопали? Не может быть! Да, наверное, от нефтяников. С будкой? Ну, точно, вахтовиков перевозили. Вот это удача, поздравляю! Ну, ничего, что старый, главное, работает. Как Тира? Привет ей от меня! Люблю вас всех. Пока!

Женщина увидала в окно, как сильный порыв ветра опрокинул вазон, оставленный с осени на террасе. «Нужно убрать», – подумала она, накинула куртку и побежала затаскивать вазон в сарай, пристроенный с правой стороны дома.

Харпер Перри выходила из подсобного помещения как раз в тот момент, когда к нему подошел Сэнди Фергюсон. Светло-каштановая челка волос выглядывала из-под шапки. Он отворачивался от сильного порывистого ветра:

– Миссис Перри, здравствуйте! – он улыбнулся.

– Привет, Сэнди! – Харпер помахала рукой, – Ты куда в такую погодку?

– Хочу пробежаться на лыжах, пока ураган не начался. Говорят, хорошо нас накроет.

– Ну, нам не привыкать.

– Это так. До свидания, миссис Перри.

– До свидания, Сэнди.

Харпер забежала в дом, а Сэнди зашагал в сторону «Змеиного ручья». Сэнди исполнилось пятнадцать лет. Он был старшим из четырех детей Гарри и Эммы Фергюсон.

«Змеиный ручей» принадлежал семье Фергюсон уже более десяти лет. Он стоял на самом берегу бухты. Это было трехэтажное здание с односкатной крышей. «Змеиный ручей» был центром городской жизни. На первом этаже находились магазин и кафе. Здесь хозяйничала приветливая и работящая Мод Кингстон. Мод было пятьдесят четыре года. Она работала у Эммы с момента открытия «Змеиного ручья». Для Эммы она была бесценным помощником.

На втором и третьем этажах размещались комнаты отеля.

Эмма поднялась в номер матери. Комната занимала половину третьего этажа и имела собственную ванну. Барбара Бриггс стояла спиной к двери и смотрела в окно у противоположной стены. Из окна открывался прекрасный вид на озеро. Сейчас оно выглядело зловещим и пугающим, но в то же время, и величественным и неотразимым. Услышав шум, Барбара обернулась. Женщины враждебно посмотрели друг на друга.

– У тебя не нашлось места в доме для собственной матери, что ты поселила меня здесь! Я еще и плачу за номер.

– Сейчас не сезон. Надо же окупать расходы на содержание отеля.

– Твой сарказм неуместен.

– Насколько я помню, ты сама не захотела жить в «этом дурдоме», как ты называешь мой дом.

– Я – пожилая женщина! Мне нужна тишина и покой. А у тебя маленькие дети. Они шумные и невоспитанные. Ты знаешь, как я устаю от шума.

– Интересно, когда ты успела устать от моих детей. Ты видишь их не чаще, чем раз год. Они вообще считают, что у них одна бабушка – Оливия.

– Это твоя вина. Ты настраиваешь внуков против меня, и они не хотят меня видеть.

– Ты же знаешь, что это не так. Ты сама к нам не едешь. А Оливия бывает здесь каждый месяц.

– Оливия! Оливия!» Только и слышу, что Оливия! Она дарит им дешевые подарки, вот они ее и любят.

– Перестань, мама! У тебя все кругом виноваты. Одна ты – святая!

– Не смей со мной так разговаривать! Я – твоя мать!

– Как удобно! Как только тебе начинают перечить и говорить то, что тебе не нравится, ты сразу уходишь от разговора. А то, что ты вынуждена жить в отеле, так извини, у нас еще одного дома для тебя.

– А мог бы быть! И не в этой дыре! Мы с отцом все сделали, чтобы ты получила хорошее образование! Ты могла бы стать прекрасным специалистом, жить в каком-нибудь крупном городе, зарабатывать хорошие деньги! А вместо этого, ты живешь в этом богом забытом месте! Наплодила кучу детей и едва сводишь концы с концами, а единственным постояльцем твоего вонючего отеля является твоя мать, которая опять вынуждена давать тебе денег, хотя это ты уже должна помогать мне! Ты прекрасно знаешь, что после смерти отца мне приходится тяжело!

– Мама! Я – счастлива! Здесь. Это – мой дом.

– Конечно! – Барбара скривила губы в насмешке, – ты же в раю живешь! Так, кажется, называется этот унылый городишко? Пэрэдайз! Это надо ж так было назвать!

– У каждого свой рай. Как и ад. Это моя жизнь! А ты не можешь этого принять. И просто мне завидуешь. Ты родила единственного ребенка и решила за него, что он станет твоей собственностью. А я реализовалась как женщина. У меня четверо замечательных детей! Я – счастливая мать. Мне жаль, что я не оправдала твоих ожиданий и не стала известным адвокатом. Я думала, что ты будешь рада за меня, что я стала счастливым человеком.

– Ты не можешь быть счастливым человеком, если у тебя нет согласия с собственной матерью. И это жестоко упрекать меня и хвастаться своими детьми. Ты не знаешь, чего мне стоило родить тебя.

Барбара ушла в ванную комнату, громко хлопнув дверью. Эмма спустилась вниз. Навстречу ей попался Сэнди. Он нес комплект постельного белья.

– Это куда?

– Мод сказала отнести во второй номер. У нас два посетителя. Их Эгон привез на своем самолете. Я их по дороге встретил. Ты чем-то расстроена?

– Барбара приехала, -Эмма почему-то никогда не называла ее при Сэнди «бабушкой».

– Не знал, – равнодушно сказал Сэнди.

– Еще вчера.

– Ты опять с ней поругалась?

– Ты знаешь, она может быть невыносимой.

– Ненавижу ее.

– Не говори так.

– Ты всегда расстраиваешься, когда она приезжает.

– Может, поднимешься к ней? Поздороваешься?

– Не горю желанием. Кстати, мам, я вообще-то зашел лыжи взять. В прошлый раз я их тут оставил. До бури хочу пробежаться. Не теряй меня.

– Ладно, будь осторожен. Отнеси это в комнату и иди. Я встречу гостей.

3

«Синоптики предупреждают, что уже через несколько часов на Восточные провинции Канады обрушится сильнейшая буря. Это будет мощнейший ураган за последние восемьдесят лет. Ураган будет сопровождаться снегопадами и порывистым ветром местами до 160 километров в час. Власти провинций рекомендуют жителям не покидать своих домов без острой надобности. Все службы приведены в повышенную готовность».

– Опять говорят про бурю? – бросила Эмма, заходя в зал.

– Здравствуйте, миссис Фергюсон, – Эгон всегда с подчеркнутой любезностью разговаривал с Эммой. Он говорил с легким немецким акцентом, – боюсь, ничего хорошего. Обильные снегопады и резкое понижение температур по всей Восточной Канаде. Боюсь, Пэрэдайз, а то и Лонгли в скором времени станут непроходимыми.

– Отрезанными, – поправила его Эмма.

В кухонном уголке хлопотала Мод. Эгон Холлендер сидел за барной стойкой. Это был высокий худощавый мужчина сорока трех лет с правильными чертами лица. У Эгона был собственный самолет, на котором он доставлял туристов в те периоды, когда поездка по озеру была опасной. У него была небольшая фирма: «Охота Холлендера своими руками». Он организовывал охотничьи туры на разных животных в течении всего года, а размещал своих клиентов в отеле «Змеиный ручей». Это было взаимовыгодное сотрудничество Фергюсонов и Холлендера.

– А эти ребята вовремя прилетели, – он повернулся в сторону мужчины и женщины, скромно сидевших за одним из столиков, – гарантированно обеспечил вас клиентами до конца бури.

Эмма улыбнулась Эгону и подошла к гостям. Мужчина тщательно доедал хлеб, пододрав со стола все крошки.

– Добрый день, господа. Меня зовут Эмма Фергюсон. Я – хозяйка отеля. Надеюсь, вам понравится у нас.

Мужчина легко поднялся. Он был в массивных очках, с бородой, но Эмме показалось, что он был достаточно молод. Он широко улыбнулся и протянул Эмме руку:

– Огастес Колтер, а это моя жена Роуз.

Роуз Колтер была высокой молодой ширококостной женщиной, чуть выше своего мужа. Она молча кивнула.

– Вы к нам надолго?

– Ну, мистер Холлендер прав, до конца бури мы точно отсюда не выберемся. А вообще-то планировали на неделю.

– На кого собираетесь охотиться?

– На белохвостого оленя.

– Доводилось прежде?

– Мне – да. А вот моя жена впервые попробует.

– Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату. Она – лучшая в нашем отеле. Там есть своя ванна и выход на балкон.

Эгон остался в баре один. Он увидел, как из кладовки под лестницей вышел Сэнди с лыжами в руках.

– Не сильно ветрено для катания, парень? Буран усиливается.

– Я на пару часов, мистер Холлендер. А то пурга задует, долго не покатаюсь.

– Удачи, сынок.

Эгон Холлендер остался в баре один. Бывший майор сухопутных сил Эгон Холлендер учился в Королевском военном колледже Канады в Онтарио, затем служил в Корпусе канадских инженеров-электриков и механиков. Военная карьера никогда не прельщала его, он поступил на службу по настоянию своего отца, тоже военного, чего нельзя было сказать об инженерном деле. Его мать говорила, что Эгон родился с отверткой в руках. Техника, особенно моторы, были его страстью.

То, что не решался сделать Эгон долгие годы, он все-таки сделал после кончины отца: ушел из Вооруженных сил и поселился в тихом месте. Эгон Холлендер никогда не был женат и жил жизнью заядлого холостяка. Он был состоятельным человеком. Его собственная фирма приносила ему стабильный доход, кроме того, от отца остались накопления. Деньги его особо не интересовали, но он был рад, что обладал средствами, которые позволяли реализовывать ему его скромные, но такие дорогие сердцу мечты. В этом маленьком городишке он был по-настоящему счастлив, возив туристов на экскурсии и охоту и чинив в ангаре старые снегоходы.

Эмма Фергюсон нравилась ему как женщина, она была спокойная, деловитая, экономная, то есть обладала теми чертами, которые делали женщину привлекательной в глазах Эгона, но о чем-то большем Эгон никогда не помышлял. Эмма Фергюсон была замужем и любила своего мужа.

4

Городок Пэрэдайз приютился на берегу небольшой бухты Остин, отколотой от озера отвесными скалами. Скалы с трех сторон окружали бухту и небольшое открытое пространство за ней и образовывали естественный природный амфитеатр. Кругом на сотни километров простиралась тайга. Ближайшие населенные пункты были городок Лонгли, который находился в сорка милях к югу и поселок оджибве Форт-Талон в двадцати с небольшим километрах к западу. До Лонгли летом быстрее всего можно было добраться по озеру.

Лонгли стоял на противоположном южном берегу. У каждого в Пэрэдайс была своя лодка. Была дорога через горы, но по ней могли проходить только полноприводные автомобили. Зимой ее чистили только до Престонского поворота, где была развилка на Форт-Талон. Когда лед был крепкий, по нему прокладывали ледовую трассу, обычно ледостав длился с декабря по апрель, но в этом году лед еще никак не хотел встать, а сильное волнение делало опасным плавание на лодках. В таких случаях выручала малая авиация.

В Пэрэдайз была небольшая взлетно-посадочная полоса, которая упиралась в скалы. Ее обслуживанием занимался Чак Картер. У Чака был небольшой гусеничный трактор, которым он добросовестно чистил полосу во время снегопадов. Вот и сейчас он завел его, намереваясь убрать снег. Его домик стоял там же у полосы, рядом с единственным ангаром, где ютился самолет Эгона и модульным одноэтажным зданием на высоких опорах, где размещалась радиолокационная станция и работавшая когда-то, но ныне законсервированная метеостанция. Под опорами в железном модуле Чак хранил свой трактор и пару снегоходов. У одной из опор стояла огромная цистерна, где хранился авиационный керосин.

Чаку было пятьдесят семь лет. Когда-то он служил техником на авиабазе в Торонто, но уже больше пятнадцати лет жил в Пэрэдайз. Он числился сотрудником аэропорта в Лонгли, получал от них небольшое жалование, которое благополучно просаживал в «Змеином ручье» и изредка делал подарки неприступной Мод Кингстон. Айк Принс, у которого была небольшая ферма в Пэрэдайс, подтрунивал над Чаком, что Мод Кингстон – старая дева-крепость, которая никогда не падет, на что Миртл Хейз однажды заметила, что когда-то Мод отказала Айку, и тот до сих пор не может успокоиться.

У Сэнди была страсть к технике. Лет с десяти он научился водить машину, снегоход, болотоход. У Эгона в ангаре был большой ассортимент всевозможной техники. Он использовал ее, чтобы катать туристов. Сэнди часами пропадал в ангаре Эгона. С ним на пару он ковырялся в моторах, менял свечи, что-то ремонтировал, чинил и чистил. Недавно Чак и Эгон разрешили ему попробовать прокатиться на тракторе.

– Чак, ты можешь выходить на пенсию. Полоса в надежных руках, – удовлетворительно хмыкнул Эгон, когда Сэнди самостоятельно впервые прочистил полосу.

Сэнди ни по характеру, ни по внешности совершенно не был похож на своего отца, он походил на мать: те же русые волосы, тот же спокойный, уравновешенный нрав. Сэнди все делал не спеша, основательно, доводя каждое дело до конца. Эгону нравился этот парнишка. Наблюдая за тем, как Сэнди возится в технике, Эгон иногда с сожалением думал, почему Сэнди не его сын.

В одном месте с левой стороны скалы расступались и образовывали узкое ущелье. На его вершинах росли величественные сосны. Здесь почти никогда не дул ветер и всегда было очень тихо. По дну ущелья шла дорога. Она огибала скалы «амфитеатра» и уходила на Лонгли.

Сэнди обожал кататься на лыжах. Иногда он делал это с сестрой Мией, но чаще один. Сэнди встал на лыжи, обогнул аэродром, помахал взбиравшемуся в трактор Чаку Картеру и исчез за скалой.

5

Эмма вышла на улицу. Метель поднимала с земли клубы снега и бросала их на редких прохожих. Эмма отправилась на почту. Сотовая связь вдруг перестал работать. Ей нужно было позвонить в Форт-Талон. На почте был телефон. Старая телефонная линия связывала их поселки еще с прошлого века. Продуктов оставалось на несколько дней. Моющих средств тоже почти не осталось. Все ждали, что лед встанет. Но предыдущие две недели были аномально теплыми. Вода на озере не замерзла. Итан обещал, что как только прочистят дорогу до Форт-Талона, они доедут на грузовике, а затем на снегоходах доставят часть припасов в Пэрэдайз. Она очень надеялась, что парни приедут до того, как начнется буря, иначе они окажутся отрезанными от внешнего мира со скудным количеством еды на неопределенный срок. Однако вчерашний разговор с Кэнзи не предал уверенности. Эмма понимала, что ей надо подстраховаться. Она надеялась, что оджибве помогут ей первое время.

Эмма шла по дороге, с обеих сторон которой уже надуло большие сугробы.

– Миссис Фергюсон!

Эмма обернулась. Ее нагнал Эгон. Эгону повезло, что он с туристами успел вернуться. Как только его самолет вылетел, аэропорт Лонгли закрыли.

– Пойдемте, я провожу. Я слышал, миссис Бриггс приехала. Как ей удалось добраться!?

– О! Это же моя мама. Если ей что-то втемяшится в голову, она пешком до Северного полюса дойдет.

– Кого-то мне она напоминает, – улыбнулся Эгон.

Эмма рассмеялась. Эгон был один из немногих, кто мог заставить Эмму искренне посмеяться.

– Вчера Харпер от оджибве приехала. Она с ней.

Они не заметили, как к ним на снегоходе подъехал Гарри Фергюсон. Гарри был высокий плотный мужчина. На нем был камуфляжной расцветки пуховик.

– Привет, Эгон.

– Привет, Гарри.

Руки мужчины друг другу не подали.

– Ты куда? – спросил Гарри у жены.

– На почту. Нужно позвонить в Форт-Талон. Хочу узнать, смогут ли они нам чем-нибудь помочь.

– А эти бездельники не собираются приезжать?

«Бездельниками» Гарри назвал Итана Кэмпбелла и Кэнзи Барнса.

– Они в Лонгли. Но дорога закрыта. Когда приедут – пока неизвестно. В городе заканчиваются продукты.

– Садись, довезу, – сказал Гарри.

Эмма кивнула Эгону и села сзади на снегоход.

Эгон никогда не понимал, что Эмма нашла в своем муже. Гарри был полной ее противоположностью: непрактичный, ленивый. Все хозяйственные дела в «Змеином Ручье» выполнял Эгон. Ему так было даже спокойнее. Туристы, которых Эгон привозил на своем самолете, останавливались в этом отеле, поскольку других в городе просто не было, и поэтому Эгон был лично заинтересован, чтобы его туристы получали хотя бы минимальный комфорт. Кроме того, Гарри не умел экономить, тратя деньги на какие-то безумные проекты, которые проваливались один за другим. Ни одно свое дело он не доводил до конца, быстро увлекался и также быстро остывал. То же самое было и с женщинами. Гарри был красивый мужчина и всегда нравился женщинам, чем он не брезговал пользоваться. Эгон усмехнулся, вспомнив, как Гарри назвал Кэнзи «бездельником». Ничего удивительного. Когда стало известно, что Гарри завел интрижку с женой Кэнзи Викторией Барнс, тот, несмотря на то, что был на голову ниже Гарри и скромнее в габаритах, так сильно навалял Гарри, что Гарри предпочитал вообще не встречаться с Кэнзи один на один.

О Гарри давно ходили слухи, что он был любителем интрижек на стороне, но уличили его впервые. Это была грязная история. Эмма потом долго переживала ее, хотя она и простила Гарри, а вот Кэнзи Барнс развелся с Вик.

Но Гарри был добрый в душе человек. Наверное, Эмма, которая не получила доброты и ласки сполна в своей семье, нашла ее в лице Гарри, а Эгона она, наоборот, считала чересчур сдержанным и холодным. Постепенно Эгон и сам о себе начал так думать, но это было не совсем так. Недалеко от дома семьи Фергюсон при въезде в городок Эгон держал единственную в городке заправочную станцию. В основном там заправлялись лодки. Многочисленная флотилия из мелких лодок и катеров густо засеяла берег бухты Остина. На заправке был небольшой магазинчик. Несколько раз он ловил там Айка Принса, который подворовывал у него сигареты и конфеты, но каждый раз Эгон прощал ему, пока однажды не принял решение, которое поразило всех и Айка в первую очередь. Поскольку заправкой пользовались не часто и в основном в летнее время, то Эгон сам работал там. Но он предложил Айку место продавца. Большую зарплату он не обещал, но для нищего старика и это был доход.

Все посчитали затею Эгона величайшей глупостью, но ошиблись. Айк настолько был тронут доверием Эгона и проникся к нему такой большой симпатией, что оказался самым честным и внимательным продавцом, какого можно было представить. Он настолько серьезно и добросовестно относился к своей работе, что скоро весь городок с уважением стал относиться к беззубому старику, которого до этого считали неисправимым и законченным пропойцей, и вообще потерянным человеком.

Эгон делал это, как он считал, не из-за доброты душевной. Айку нужна была помощь, и он ее ему оказал, а Эгону нужен был помощник, он его получил.

6

Сэнди катался по одному и тому же маршруту: два километра по дороге, которую не чистила техника зимой, но на которой он давно проложил лыжню до Уэдингфорда. Говорили, что когда-то здесь была ферма, но сейчас от нее ничего не осталось. Только два рассыпавшихся фундамента, которые зимой под снегом совершенно не были видны. От Уэдингфорда, которое теперь было лишь пятачком с названием, дорога раздваивалась. Одна ветка поворачивала направо. Это была дорога на Лонгли. Другая сворачивала налево, пересекала один из ручьев, впадавших в озеро, которые не замерзали даже зимой и медленно поднималась в гору. Вершина подъема называлась Лысым перевалом. Здесь стоял охотничий домик Эгона Холлендера. Он стоял, северной стороной вплотную прижимаясь к скале. Отсюда Эгон водил своих туристов на охоту. Эгон разрешал Сэнди пользоваться его домиком. Сэнди отдыхал здесь, а потом возвращался обратно. Затяжной плавный спуск с вершины перевала был самой любимой частью маршрута. Сэнди набирал приличную скорость, его крепкие ноги уверенно держали его на лыжне, ветер прыгал в лицо, а сердце переполняло ощущение легкости и свободы.

Сэнди хотелось побыть одному. Катание на лыжах было прекрасной возможностью подумать в тишине. А подумать было о чем. Добравшись до охотничьего домика, Сэнди не торопился обратно. Ветер усиливался. Небо на востоке было свинцово-черным. В доме было холодно, но сюда не пробирался пронизывающий насквозь ветер. Сэнди сел на диван и закрыл глаза. Вчера произошло нечто, что заставляло биться его сердце при одном воспоминании. Ему не с кем было поделиться этим, и поэтому приходилось все держать в себе и переживать у себя в голове снова и снова.

В конце июня всем городком отмечали день рождения Миртл Хейз – шестьдесят пять лет. На праздник приехала ее внучка Амелия. Это была девятнадцатилетняя блондинка с дразнящими карими глазами. Амелия провалила экзамены в колледж и вернулась жить к бабушке, чтобы готовиться к следующему году. Младшему брату Сэнди – Кайлу было шесть лет, а сестренке Айле исполнилось три. Мать с отцом все время пропадали в магазине, детского сада в Пэрэдайз не было, и мама Сэнди взяла Амелию няней. Девушка быстро поладила с детьми.

Вчера днем Сэнди качался в своей комнате, как неожиданно туда вошла Амелия. Она оценивающе рассмотрела его голый торс:

– А ты симпатичный.

Сэнди жутко смутился. Он не успел встать с тренировочной скамьи, как Амелия подошла к нему вплотную, нагнулась и поцеловала его. Сэнди впервые целовался с девушкой. У нее были теплые губы, от нее пахло какими-то чертовски приятными духами, а две крупные упругие груди легки на его грудь. Поцелуй был долгим. Ее руки гладили его спину. Сэнди боялся пошевелиться. Амелия рассмеялась:

– У тебя такое лицо!

– Какое?

– Ты уже раньше целовался с девушками?

– Я… да… нет, – Сэнди окончательно растерялся.

В этот момент послышался голос Кайла:

– Амелия! Пошли играть в железную дорогу! Чур, мой паровозик синий!

– Иду! – весело крикнула Амелия, – может, прогуляемся сегодня вечером?

– Давай, – еле выдавил Сэнди. У него пересохло в горле.

Весь день Сэнди думал только об Амелии. Она была настоящая! А не воображаемые девицы из его фантазий. С пухлыми чувственными губами и такой манящей грудью. И он ей понравился! Амелия работала у Фергюсонов до семи. В семь возвращались родители, и Амелия уходила домой к бабушке. Ее дом стоял напротив почты, рядом с заброшенной церковью.

В восемь часов, страшно волнуясь, вылив на себя полфлакона туалетной воды и надев новые носки, Сэнди подошел к дому миссис Хейз, несколько раз обошел его, не решаясь войти. В окнах горел свет. Наконец он постучался. Сердце бешено колотилось. Дверь открыла Миртл Хейз:

– О, Сэнди! Тебе чего? – Миссис Хейз всегда носила брюки и вязанные собственноручно кардиганы. Вот и сейчас на ней был канареечного цвета кардиган с огромными массивными пуговицами. Сэнди узнал эти пуговицы. В начале лета они ездили в Торонто. Мама иногда вывозила их в город: покататься на аттракционах, побродить по супермаркетам. В одном из них она и купила этот набор пуговиц.

Сэнди растерялся и выпалил первое, что пришло в голову:

– Добрый вечер, мэм! Амелия забыла у нас свою расческу с зеркальцем. Можете позвать ее?

– А ее нет. Давай я ей передам.

Сэнди машинально сунул руку в карман. Разумеется, расчески там не было. Он покраснел. К счастью, в свете фонаря этого не было видно: