Текст книги "Очень плохой профессор"

17

Наспех одевшись, Озеров вспомнил про девушку. Наверное, ее девственность и правда заколдована – в очередной раз все сорвалось в самый ответственный момент. И, похоже, Ольга была действительно обескуражена и расстроена. Она стояла босиком, озаренная мягким светом ночника, закутанная в покрывало, и кусала губы, глядя на него.

В панике профессор чуть не забыл о ней. Когда в телефоне зазвучал голосок его дочурки, ему уже было не до Алексеевой и не до собственной эрекции. Едва заслышав тревожные нотки в голосе Верочки, Озеров испугался повторения того, что было полгода назад. Чувствуя острую вину перед ребенком, он не мог думать теперь ни о чем другом.

Но как же Ольга?

Она ждала этого момента. Наверняка готовилась. Представляла, как все произойдет. Но мужчина просто не мог превратить ее первый секс в циничную гонку за временем, сделать ее женщиной наспех и по-быстрому и оставить о себе малоприятные воспоминания. Он бы себе такого никогда не простил.

Матвей подошел к Ольге, сел на край кровати, взял девушку за руку и усадил рядом.

– Представляю, как все выглядит. – Он сделал глубокий вдох, стараясь не выдать никаких эмоций. – Но ты должна мне поверить. Это был очень важный звонок, и я не могу остаться.

– Ясно. – Алексеева продолжала разочарованно хлопать ресницами.

– Продолжим в следующий раз, хорошо?

– Хорошо…

Его взгляд пробежался по тонким плечикам, опустился к краю ткани, прикрывающей упругую грудь. Затем нежно скользнул по тонкой полоске из пятнышек, тянущейся от ключицы к ложбинке между двух мягких полушарий. Мужчине захотелось припасть к ним губами, но распалять девушку перед расставанием было бы лишним.

– Я просто хочу сделать это… по-человечески, понимаешь? – Он взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал.

– Да, – кивнула она.

Кротко, как на экзамене. Наверное, он опять пугал ее сдержанностью и холодностью, отталкивал суровым, беспокойным взглядом. Ольга продолжала кусать губы, но Озеров не мог передумать. В его списке приоритетов дочь стояла на первом месте, и это не обсуждалось.

– Я напишу тебе, – пообещал он.

Наклонился, горячо, но очень коротко поцеловал ее в губы, с трудом отстранился и поспешил к двери. Оля, прижимая к голому телу покрывало, пришлепала в прихожую, чтобы проводить его. Мужчина хотел поцеловать ее еще раз, но сдержался: наверное, встреча двух взрослых людей ради секса не предполагала такого количества нежностей? Это же не свидание, в конце концов.

– До завтра, Матвей Павлович, – еле слышно произнесла Оля, опираясь плечом о стену.

– Просто Матвей, – попытался улыбнуться профессор, в последний раз кидая взгляд на ее припухшие губы и раскрашенные румянцем щеки.

В машину он сел, ощущая тяжесть вины. Перед собой – за то, что не сдержался и позволил влечению взять верх над разумом. Перед Ольгой – за то, что бросил ее одну практически без объяснений. И в первую очередь перед дочерью, которой уделял катастрофически мало времени.

– Что такое, Марина Валерьевна? – спросил он с порога, скидывая кроссовки и небрежно отшвыривая их в сторону.

Ему не терпелось увидеть Веру.

Теща нервно теребила ворот блузки.

– Все произошло так неожиданно… – прошептала женщина, хватая его за рукав. – Она достала рюкзак. Я собиралась помочь ей с уроками…

– И?

– Сначала все было хорошо…

– Да не тяните вы! – вдруг рявкнул Матвей.

– Обычное задание по рисованию… – На ее глаза навернулись слезы.

– Где она?! – Он метнулся в комнату.

– Все еще сидит, ее не остановить… рисует, выкидывает, снова рисует!

Паника тугим кольцом сдавила горло. Верочка никогда не была капризным ребенком. Смышленая не по годам, добрая, не по-детски проницательная, она почти никогда не плакала, если расстраивалась. Наоборот – закрывалась ото всех и молча переживала. И если девочка позвонила ему, то, значит, причина у нее была веской.

Озеров ворвался в комнату и застыл на месте. Вера сидела за столом, поджав под себя ноги. Ее лицо выглядело напряженным, веки припухли, глаза покраснели, но она отчаянно боролась с подступающими слезами. Сидела, глядя на белый лист бумаги, и сжимала кисточку побелевшими пальцами.

Мужчина огляделся. Подоконник и пол усеивали листы с акварельными набросками. На одних были нарисованы овалы, на других просто кляксы, на третьих угадывались очертания человеческого лица.

– Что такое, котенок? – Озеров на ватных ногах подобрался к ней сзади, наклонился и обнял.

Девочка вздрогнула, наконец-то заметив его присутствие в комнате.

– Ты пришел…

– Конечно. Я всегда с тобой. – Его руки крепко сжались на ее предплечьях.

В голове профессора промелькнула мысль о том, что следовало бы снова связаться с психологом. После той истории полугодовой давности, когда Вера три дня ни с кем не разговаривала, ему не хотелось, чтобы все повторилось и девочка опять замкнулась в себе. Четырехмесячный курс терапии подействовал благотворно, и вот теперь, кажется, наступил первый переломный момент.

– Расскажи, что стряслось. – Он сел на корточки и развернул кресло дочери так, чтобы она смотрела ему в лицо.

– У меня не получается, – маленькие пальчики сомкнулись в кулачки. – Никак не выходит.

Малышка беспомощно шмыгнула носом.

– Такое бывает, – Матвей погладил ее колени. – Не нужно сдаваться. Хочешь, я тебе помогу?

Мужчина заметил застывшую в дверном проеме Марину Валерьевну. Зря он сорвался на женщину. Теще, наверное, еще тяжелее переживать все это, чем ему.

– Нет. Ты не понимаешь, папа. – Девочка серьезно посмотрела ему в глаза. Она хотя бы разговаривала с ним, значит, не все слишком плохо. – Это домашнее задание.

– Что с этим заданием, скажи? – Он вытер большим пальцем слезинку, грозившуюся сорваться с ее века.

– Оно простое… простое… – Верочка покосилась на листы бумаги и краски. – Я пробовала, но у меня не получалось…

Матвей почувствовал, что есть что-то такое, чего она не может произнести вслух. Ей больно. На помощь пришла Марина Валерьевна:

– Задали нарисовать маму.

Грудь сдавило.

Иногда ему казалось, что дочь спокойно реагировала на разговоры об Ирине, а затем ее боль вдруг вновь прорывалась наружу, заставляя мужчину буквально истекать кровью от тягостных переживаний, потому что он не знал, как ей помочь. Озеров старался изо всех сил: пытался окружить ребенка любовью, заботой, дать уверенность в том, что он никуда никогда не исчезнет, но такие сложные моменты, кажется, были неизбежны.

– Я пробовала, папа. – Девочка беспомощно пожала плечами. – Пробовала, честно. Снова и снова. Но я не могу ее вспомнить… Никак! – она стиснула губы. По щеке покатилась горячая слезинка. – У меня не получается ее вспомнить. – Дочка посмотрела на него испуганно. – Какая она, пап? Ты помнишь? Я пытаюсь, но не могу.

Внутри у мужчины что-то надломилось. Почти как тогда – четыре года назад. Сначала он не знал, как сказать Вере, что мама больше не вернется. Затем попытался хоть как-то это ей объяснить. Девочке было всего шесть, и сначала она ничего не поняла и, казалось, даже не расстроилась.

А потом мужчина понял, что Вера ее ждет. Терпеливо и упрямо ожидает возвращения матери и готовится к встрече. Неудивительно – ведь они с Ириной всегда были словно соединены невидимой нитью: все время рядом, как привязанные друг к другу. Вера обожала маму, и ее детское сознание никак не хотело мириться с мыслью, что они уже никогда не будут вместе.

Озеров тогда консультировался с разными специалистами, водил дочку к психологам, и ему казалось, что постепенно они выбираются из ямы слез и отчаяния. Но трудности все равно возникали, и, вероятно, это была очередная из них.

Матвей взял Веру на руки, как будто она была совсем маленькой, посадил на колени и погладил по спине.

– Не бойся, мы никогда ее не забудем. Она живет в наших сердцах.

– Но я совсем не помню ее лица. – Пальцы девочки вцепились в край его свитера.

– Для этого у нас есть целый альбом. – Он принялся перебирать ее длинные каштановые волосы, зарылся в них носом. – А еще у тебя фото стоит в рамке на тумбочке, забыла?

– Разве честно срисовывать маму с фотографии?

– Мы можем посмотреть видео. Хочешь?

– А если я совсем забуду ее, папа? Если навсегда забуду?

– Такого никогда не случится, – Озеров начал слегка укачивать дочку. – Уверен, мама сейчас видит нас, и ей не хочется, чтобы ты плакала и расстраивалась.

– Она видит меня с неба? Так бабушка говорит.

– Возможно.

– Тогда я не буду расстраиваться. – Девочка замотала головой. – Не хочу, чтобы она тоже печалилась.

Мужчина осторожно встал и прижал дочку к груди. Та обхватила его талию ногами. Он неуклюже взял фотоальбом с верхней полки и уселся на диван.

– Давай посмотрим, и ты сразу все вспомнишь. Вместе мы нарисуем маму самой красивой.

Матвей обнял дочку и открыл альбом.

– Кто это? – размазывая слезы по лицу, спросила Вера.

– Как будто ты не знаешь, – улыбнулся ее отец. – Маленький, крикливый, сморщенный сверток. Я жутко испугался, когда мне принесли его.

– Это я! – рассмеялась девочка, водя пальцем по фотографии.

– Правильно. А вот мама. – Он тоже коснулся старого снимка.

Десять лет назад, а словно вчера.

– Она тут какая-то… измученная…

– Конечно, ведь ты все время плакала и не давала нам отдохнуть дольше часа.

– Правда? – Ее брови изумленно взметнулись.

– Правда.

– Мама красивая… – сказала Вера, скользя ладошкой по фотографии.

– Очень, – сжал губы Матвей.

– Листай дальше.

Он перевернул страницу и бросил взгляд на дверь. Марина Валерьевна улыбнулась ему сквозь слезы. Вот и все. Кажется, кризис миновал.

18

Закрыв за профессором дверь, Ольга побежала прямиком в душ. Встала под прохладные струи воды и расплакалась. Горько, беззвучно, отчаянно. И вроде все было хорошо, и ее гибкое тело еще помнило, как звенело натянутой тетивой в его руках, но неприятный осадок остался.

Ясно, что их двоих связывал лишь глупый договор: секс и никаких обязательств. Понятно, что этот мужчина ничего не обещал ей, и даже каждый поцелуй дарил с большим авансом. Но ощущение того, что ее просто отшвырнули, отбросили за ненужностью, Ольгу не покидало.

Наверное, ее должно было обрадовать, что Озеров хороший отец. Но вышло, скорее, наоборот. Нечаянная радость от того, что Матвей Павлович предложил ей в некотором роде моногамные «отношения», сменилась страхом, что ей никогда не будет места в его сердце, ведь оно уже занято его дочкой. А быть для этого мужчины значимой, особенной, нужной ей отчего-то вдруг захотелось сильно и непреодолимо.

Сколько ей лет? Девочке. Его дочке. Два, три, пять? Он молод, и она, наверное, еще малютка. И, разумеется, у нее есть мать. Наверное, красивая… А если Озеров женат? Ходит в университет без кольца, сводит с ума молоденьких девчонок, совращает… Так, стоп. Стоп!

Даже хорошо, что они не переспали. Черт с ним, с проклятием вечной девственности. Ожидание пошло бы им обоим на пользу. И, возможно, пройдет эта ночь, и профессор поймет, во что ввязался. И… передумает.

Будет даже замечательно, что она не успела к нему привязаться. А переспали бы они, и закончилась бы эта изнуряющая пытка, которая вытягивала из нее все жилы. Магия притяжения потеряла бы свою силу, разве нет?

Но изнуряющая пытка продолжалась.

Профессор пытал ее и во сне. Все началось как раз с того момента, на котором они прервались. Он снова был рядом, его кожа приятно пахла свежестью, гелем для бритья и чем-то пряным.

– Ты не боишься? – шептал он.

– Боюсь, – отвечала Ольга, откидываясь на стол.

Тот предательски скрипел под тяжестью ее тела, но во сне это никого не смущало.

– Не бойся.

– Не буду.

Откровенно идиотский диалог, но ей нравилось.

Ладони профессора в нетерпении приподняли платье и теперь ласкали кожу на ее бедрах. Двигались дальше и жадно впивались в ягодицы.

«Откуда на мне платье?» – подсказывало сознание.

Но Ольга тут же отметала его голос, ей хотелось продлить прекрасное видение, довести до логического конца. Хотелось, чтобы оно подольше ощущалось правдой и солеными капельками пота на коже.

Озеров гладил ее попку, стискивал до боли в своих ладонях, терзал, пока не добрался до тончайшего кружева. Наконец его пальцы проникли под резинку ее трусов и спустились ниже. Ольга закрыла глаза и почти испустила сладкий стон, но он успел накрыть ее губы новым поцелуем. Его рука торопливо отвела в сторону ткань и оказалась там, куда и стремилась.

– Матвей Пав… – ее шепот глухо оборвался.

И во сне она не могла себе позволить называть этого шикарного мужчину просто Матвеем. Что и говорить, даже в реальности, когда он доставлял ей острое наслаждение при помощи своего языка, она до конца не могла поверить, что все происходило с ней и наяву.

– Помолчите, Алексеева, – дразнил ее профессор.

Ольга почувствовала, как его пальцы тонут в горячей влаге. Она просто перестала соображать от нахлынувшего желания. Тягучая приятная боль в самом низу живота нарастала сильнее и уже грозилась разорвать ее тело на части. Почувствовав, как тонкое кружево спускается по щиколоткам, девушка задрожала от нетерпения, кровь сильнее застучала в висках.

Озеров наклонился над ней, продолжая целовать.

Где они? Все еще на столе? На плоту посреди бушующей реки? На полу, на диване, в холле университета?

Она выдохнула, запрещая воображению дорисовывать какие-либо детали. Только она и он, только они вдвоем.

Застонала от грубых поцелуев, почти укусов – в плечо, в шею. Почувствовала тепло его дыхания и тяжесть мужского тела. Ощутила его горячий живот на своем животе. Непослушными руками притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Развела в стороны бедра, прижалась плотнее. От ощущения касания чего-то твердого и горячего между ног у нее перехватило дыхание.

Больше не в силах сдерживать желание, Ольга притянула его к себе – резко, сильно. И беззвучно охнула то ли от боли, то ли от наслаждения. Она почти физически ощущала его внутри себя и не хотела, чтобы это заканчивалось. Смотрела в темные, пугающие зрачки Озерова и боялась отвести взгляд – вдруг он исчезнет?

Мужчина двигался в ней все быстрее и настойчивее.

– Профессор… – шептала она, когда ноги уже сводило в сладкой истоме.

А он только ускорялся, зачем-то накрывая ее рот своей рукой. Его пальцы метались, терзали ее губы, проникали в рот. Девушка благодарно кусала их, чтобы не закричать. Она по-прежнему смотрела на него. Он был прекрасен. С легкой испариной на идеальном лице, со спутанными, взъерошенными волосами, с прикрытыми веками и полуулыбкой на припухших губах.

Озеров сделал толчок. Еще один – сильно, почти до синяков прижался к ней и…

– Ой! – девушка открыла глаза и испуганно отстранилась от подушки.

Непонимающе прищурилась в рассветных лучах, разглядывая пустую гостиную. Что… что это, вообще, было?

Она откинула одеяло. Тяжело дыша, ощупала налившуюся грудь и твердые, возбужденные соски. Опустила руку ниже. Черт… Все ощущения были предельно реальными – так ей казалось. Но каким образом?

Глупо, конечно, ведь девственница не могла знать этих ощущений, но ее тело и разум совершили с ней только что нечто невероятное. Низ живота налился вязким жаром, сердце стучало невообразимо громко и быстро, а в воздухе отчетливо трещало электричество.

Ольга взволнованно потянулась к телефону. Перед тем как уснуть, она долго и упорно ждала, вдруг профессор захочет черкнуть ей эсэмэску, но ничего не дождалась. А теперь тупо пялилась на его сообщение, которое пришло ровно в полночь: «Прости еще раз, что так вышло. Думаю о тебе».

Вот же блин. Блин!

Алексеева упала на подушки. Знал бы он, как она думала о нем и к чему это приводит…

19

Переступить порог учебного заведения после случившегося было крайне волнительно. Ольга шла по коридору, ощущая на себе любопытные взгляды. Может, из-за того, что ее походка стала увереннее, а может, опять чертовы пятна, привлекающие ненужное внимание, виноваты, но сегодня ей казалось, что все на нее смотрят. И девушка почему-то не чувствовала привычного стеснения и неловкости.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не поделиться с окружающим миром своим счастьем. Если бы поцелуи профессора светились люминесцентной краской на ее коже, то она бы сейчас неприлично ослепительно сияла на весь этаж и весь универ.

Одна-единственная эсэмэска, которую он прислал ей ночью, до сих пор держала ее в состоянии пьяной эйфории, точно хороший коньяк.

– Ты чего меня не подождала? – догнала ее Лилька. – Вместе бы доехали.

Алексеева мечтательно улыбнулась:

– Хотелось прогуляться.

И от воспоминаний о том, как она чуть ли не вприпрыжку добиралась до университета, губы сами расплылись в широченную дурацкую улыбку.

– Ого… – перешла на шепот Зуфарова. – Давай колись, чего такая довольная?

– Я? – усмехнулась Алексеева.

Но проклятое счастье так и рвалось из нее, не позволяя напустить на себя серьезный вид.

– Ты что… ты с ним… вы все-таки? – Соседка уже подпрыгивала от любопытства.

– Нет, – развела руками Оля и прижала палец к губам: – Тсс! Не кричи. Ничего не было. Проклятие по-прежнему работает.

– Но что-то было? – с видом знатока заключила Лилька. – Ты прямо как кот, обожравшийся сметаны.

– Не могу сказать. Я подписала договор о неразглашении, – Алексеева подняла руку и нарисовала у рта воображаемый замочек.

– Правильно, – сказала Зуфарова. – Что знают двое, то знают все. Не говори мне ничего, мне нравится додумывать. – Она закатила глаза. – Буду представлять себе, как вы…

– Фу! Лиль, это извращение! – рассмеялась Оля.

– Шучу. Максимум, что я могу вообразить, как тот симпатичный парень из перехода, на которого я постоянно пялюсь, играет своим крепким смычком на моем теле венский вальс!

– Ли-ля-я!

– Я серьезно. – Зуфарова растрепала пальцами свои черные кудряшки. – Не рассказывай никому про вас. Ладно, я – твоя полоумная соседка буддистка-феминистка-флейтистка – безнадежная девственница. Считай, вымирающий вид. А если кто другой узнает… – Она наморщила лоб. – Раздуют скандал. Тебе-то почти ничего не будет, а профессора твоего могут объявить грязным совратителем.

Улыбка сползла с лица Оли.

О последствиях для Озерова она до этого момента думала меньше всего. Запретный плод манил, острота ощущений затуманивала разум, а о том, что отношения со студентами для преподавателей неприемлемы по этическим соображениям, девушка предпочитала не вспоминать.

Да, они сильно рисковали. Особенно Матвей. А у него дочка…

– Ты права, – глухо отозвалась Оля, меряя шагами коридор. – Я слишком доверчива. Мне нужно держать язык за зубами и следить, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Поэтому не говори мне, как вы закрываетесь в деканате на ключ и шалите вдвоем прямо на том кожаном диванчике, куда обычно садятся не прошедшие аттестацию злостные прогульщики.

– Лиля!

– Дай ты мне пофантазировать!

– Хватит, – с трудом сдерживалась от смеха Оля.

Она толкнула подружку в бок.

– Еще могу подкинуть идейку, – не унималась Зуфарова. – Пусть Робот напишет для тебя двадцать билетов с заданиями и превратит приватную сдачу экзамена по экономике предприятия в изощренный секс-коллоквиум!

– Тебе нужно найти парня, Лиля.

Та отмахнулась:

– Меня никто не выдержит!

– А как же тот красавчик со смычком?

– Нет, я его как вижу, меня парализует. Даже когда кидаю купюру в его футляр от скрипки, меня пошатывает, будто пьяную. Боюсь, он думает, что я местная алкашка!

– Не преувеличивай!

Смеясь, девушки вошли в аудиторию.

Алексеева и не помнила, как отсидела положенные часы. Все ее мысли вертелись вокруг профессора. Где сейчас находится Озеров? Если честно, она даже изучила его расписание, чтобы точно это знать. Ольге не терпелось увидеть его – как будто от встречи с ним зависела вся ее жизнь.

Пусть опять строит из себя строгого преподавателя. Пусть унижает своим холодным «староста, раздайте работы». Пусть задает каверзные вопросы и отчитывает голосом робота. Она просто хотела видеть его. Быть рядом, скользить глазами по статной фигуре, впитывать взглядом любимую походку, красивые черты лица. Для нее даже взглянуть на него издалека было теперь – как глоток свежего воздуха – бесценно.

Когда, наконец, пришло время его лекции, на девушку внезапно напало чудовищное волнение. Руки не слушались, ноги стали ватными, колени дрожали. Ей казалось, что все вокруг видят ее насквозь. Даже Мануш, которая злобно поглядывала исподлобья, похоже, читала ее мысли.

Озеров появился одновременно со звонком. Сухо поздоровался, автоматически ответил на посыпавшиеся вопросы по поводу грядущей зачетной недели. Оглядел хмурым взглядом аудиторию, а на нее… даже не посмотрел. Просто встал в проходе между рядов и начал читать лекцию, периодически задавая самому себе вопросы и приводя примеры из практики.

Грудь сдавило от обиды.

Мог хотя бы краешком глаза на нее взглянуть! Хотя бы своим фирменным безразличным ледяным взглядом полоснуть разок, и то не было бы так обидно. Ольге отчаянно хотелось знать, ждал ли он с ней встречи!

Вот глупая.

Подумаешь, разложил ее вчера на кухонном столе – разве это повод для того, чтобы вести теперь себя с ней как-то по-особенному?

Но ведь девушка еще помнила жар его рук на своем теле и вкус его поцелуев. Помнила, как его голос шептал вчера на ушко ее имя и называл происходящее всего лишь репетицией перед главным действом. Черт. Ей очень хотелось поймать его взгляд. Так сильно, что она едва не грызла заусенцы, мечтая об этом.

– Хорошо, – вдруг мягко сказал Озеров. – И по каким же признакам формируются оборотные средства?

Алексеевой хотелось поднять руку – совсем как в школе, – но на вопрос уже отвечала Лера, блондинка с большой грудью, которая всегда садилась прямо напротив Озерова. Она что-то мямлила, пытаясь делать вид, что разбирается в вопросе, теребила кулон на цепочке, привлекая внимание к своему бюсту, краснела и хихикала.

Оля поймала себя на том, что жутко нервничает. Раньше ее не трогало, когда девицы клеились к профессору, заигрывали с ним, давали недвусмысленные намеки, а теперь… теперь это буквально выводило ее из себя!

– Кто-то может дополнить ответ? – недовольно качнул головой Озеров.

Я! Я могу! Посмотри на меня.

– Вы. Забыл, как ваша фамилия? – он вытянул шею.

– Зуфарова, – буркнула Лилька, неохотно выпрямляясь.

– Слушаю вас, Зуфарова.

Ольга чуть не застонала от отчаяния. Пока Лилька что-то бубнила себе под нос, Алексеева кусала кончик ручки. Ей так хотелось, чтобы Матвей посмотрел на нее, что с трудом удавалось усидеть на месте.

– Еще кто-нибудь поможет? Может, вы, Алексеева?

Он застал ее врасплох. Какой был вопрос? Оборотные средства?

Зеленые глаза остановились на ее лице и принялись нагло буравить насквозь. Взгляд проникал под кожу, растворял кости. По спине отличницы побежали обезумевшие лихие мурашки.

Кажется, она что-то ответила, и Озеров довольно кивнул. Всего на секунду, но в его глазах зажегся теплый огонек. Раз – и тут же погас. Мужчина отвернулся и продолжил лекцию как ни в чем не бывало.

А ей полегчало. Ольга уставилась в тетрадь, выдохнула и стала записывать лекцию – от греха подальше. Все лучше, чем пялиться на Озерова идиотским влюбленным взглядом.

Теперь Ольга знала, что ей в нем нравилось. По сравнению с ее одногруппниками Матвей был умным, серьезным и утонченным. Не кривлялся, как дикая макака. Не носил адски модные коротенькие джинсики с дешевыми кедами, не обсуждал на переменах последние новинки кинопроката и женские прелести и не катался по городу с друзьями, покуривая травку и пытаясь подцепить пьяных девиц возле клубов.

До конца лекции девушка посматривала на него украдкой. Затем отворачивалась и прятала улыбку, закусывая губы до боли. Ей даже понравилась невыносимо прекрасная пытка, когда хотелось дотронуться до Озерова, но не было никакой возможности. И оставалось только представлять, как она будет делать это с ним наедине.

Когда прозвенел звонок, Матвей Павлович отпустил студентов и стал собирать со стола свои бумаги. Оля копалась с сумкой дольше всех, ожидая, что он задержит ее. Но этого не произошло. Слегка разочарованная, девушка поплелась к выходу. Занятия закончились, и в университете ее сегодня больше ничто не держало.

Толпа студентов рассредоточилась в коридоре. Алексеева направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Несколько одногруппников спускались впереди нее, сзади тоже слышались чьи-то шаги. Девушка неторопливо шла вниз по ступеням, когда в груди вдруг отчетливо екнуло. Она словно почувствовала что-то.

Его присутствие.

Знакомый приятный запах, согревающий и обволакивающий. Его тепло позади нее, его горячее дыхание. Ольга чуть не остановилась, а потом продолжила двигаться по инерции, чтобы не вызывать ни у кого подозрений. И в этот момент ощутила и краем глаза даже увидела его: красивая мужская ладонь мягко легла на ее руку, скользившую по перилам. Накрыла и задержалась на ней на секунду.

Ах! Короткий и острый миг. Невообразимо сладкий. Их пальцы соприкоснулись и снова разошлись в стороны, будто и не было никакого касания. Но все тело девушки в этот момент прошило горячей молнией.

В животе жалобно заныло, соски напряглись, в горле пересохло. Она продолжала спускаться, ощущая расходящийся по телу жар и непреодолимую тягостную слабость. Сохранять безмятежное выражение лица было все труднее, хотелось обернуться и увидеть его потемневшие глаза, горящие желанием.

Но делать это нельзя – чертова конспирация.

Правда, нужно было признать: риск и опасность только усиливали возбуждение. Лестница заканчивалась, но Ольга еще чувствовала аромат, исходящий от мужчины, и преследующее ее тепло. Раз – и вот ровная площадка, но краем глаза девушка заметила, как Озеров свернул в другую сторону. Не удержалась – проводила его взглядом.

Сердце в груди стучало, как отбойный молоток. Сохранять спокойствие становилось все труднее. В сумке пиликнуло. Воровато оглянувшись, Алексеева отошла к окну и достала телефон.

YourBest: Через пятнадцать минут на выезде с парковки.

Ох… Одна фраза, а у Ольги уже закружилась голова.