Текст книги "Наглец"

– Ой… нет, спасибо, – быстро перебираю ногами, стараясь поспевать за ним.

– Как хочешь! – спокойно произносит Матвей, сворачивая к маленькому базарчику.

И, отпустив мою ладонь, перехватывает за талию.

– Ты че… – хочу возмутиться я.

Но он уже толкает меня в узкий дверной проем какого-то заведения.

Мы входим. Внутри темно и шумно. Пахнет потом, гарью и нестираными носками. Маленькие столики. Зал забит горячими южными мужчинами, которые, судя по запаху, целый день вкалывали на рынке или на рыбзаводе, а вечерком подтянулись в грязную забегаловку, чтобы выпить дешевого кислого пива, похожего на ослиную мочу.

– Садись сюда, – Матвей Палыч указывает на столик в углу.

– Вы… ты… точно уверен, что здесь нам будет… уютно? – спрашиваю, заметив, как двадцать пар глаз разом уставились на меня.

Кажется, все присутствующие мужчины уже забыли, о чем вели разговоры. А я мигом пожалела, что не надела комбинезон, который закрыл бы мое тело от шеи до пят. Как вообще этот недоумок отыскал столь убогое место в таком приличном районе?

– Нет, тут бетон, лучше сюда, – мой новый знакомый толкает меня на деревянную скамью. – Чтобы писечка не замерзла.

«Что?»

Заикаясь, пытаюсь отказаться, но не получается. Слова застревают в горле.

Под гулкий смех собравшихся Матвей невозмутимо идет к барной стойке делать заказ, а я оседаю на деревянную лавку, боясь даже притронуться к столу, и в полутьме выбираю возможные пути бегства отсюда.

«К черту его бабло. Он – невменяемый… Если меня здешние мужики не растерзают, то еще неизвестно, удастся ли справиться с этими деревенскими ста килограммами натруженных лопатой и вилами мышц. И не придется ли расплачиваться этой самой… тем, что он там мне рекомендовал не застудить?»

– Вот, – владелец совхоза ставит на стол две рюмки.

Я тяжело вздыхаю.

Следом за ним появляется официант в засаленном фартуке и водружает передо мной бутылку водки и тарелку с подсохшей копченой колбаской.

– Я… – Собираю волю в кулак. Мне все жутко надоело. Нужно брать инициативу в свои руки. Каким бы отмороженным он ни был, придется с ним справиться. – Это я не буду. А водки давай выпьем.

– Не хочешь колбаски? – мой спутник садится на скамью и придвигается ко мне. – Ты права. Вредная еда. Бережешь фигуру? Может, огурчик попросить порезать? Или помидорку? Поможет пищеварению.

– Нет, спасибо.

– К своему здоровью, – с умным видом добавляет он, – я отношусь серьезно. Знаю, как нужно питаться, чтобы какать каждый день.

– Э-э-э… – Меня переклинивает.

– И как кишечник правильно чистить, – наклоняется к моему лицу. – Вот скажи, чем ты ужинаешь?

– Я?.. – смотрю на него ошарашенно. – Давай-ка лучше выпьем.

Придвигаю рюмки. Общий гам опять стихает. Присутствующим почему-то очень интересно, что я буду делать. Но мне, и правда, очень нужна рюмка. Чтобы собраться, отбросить нерешительность и понять наконец, какого черта здесь происходит?!

– За тебя, – глушу ее с размаху.

Откуда-то раздается довольный свист.

– Ого! – Матвей замирает, нерешительно гладит костяшкой пальца усы.

– Ты пей-пей, – поморщившись, подталкиваю его.

– Ладно.

Когда он опрокидывает рюмку, подливаю ему еще. Надеюсь, это того стоит, и в портфеле колхозника мне будет чем поживиться.

– Я ведь все своими руками заработал! – хорохорится он через час, порядочно раскрасневшись. И павлином выпячивает грудь. – Трактористы у меня сто тыщ получают! А клубнику я, представляешь, какую на экспорт отправляю? Во! – показывает кулак. – Такую здоровенную.

– Ничего себе, – улыбаюсь.

После шести рюмок меня тоже порядком разморило. И заведение уже не кажется таким страшным, и посетители забегаловки. И тело плавится от приятной усталости, и запах моего нового знакомого на удивление приятно обволакивает и манит.

– А че? – усмехнувшись, он выпячивает губу. – Я, наверное, депутатом стану. Чего мелочиться.

– Это дорого, нужно избирательную кампанию оплачивать.

– Ха! – поднимает вверх палец. – Денег у меня знаешь сколь? – наклоняется и шепчет на ухо. – Завались! – выпрямляется. – Совхоз, машина, дом. Даже усадьба старинная имеется! Но не моя пока. Жду, когда бабуля помрет.

– Ух ты! – У меня перехватывает дыхание, когда его тяжелая рука начинает жадно метаться по моей голой коленке.

Официант приносит кофе.

– Спасибо, – киваю я.

– Я заказал тебе без сахара, – говорит Матвей. – Так дешевле.

С недоумением гляжу на него.

– Нравишься ты мне, – придвигается еще плотнее, и его дыхание обжигает мое лицо. – Заберу я тебя с собой.

Улыбаюсь, вожу пальчиком по твердой груди Матвея.

– А жена что скажет? – теперь пытаюсь отвернуться, чтобы заняться кофе. – Не будет против?

Вопрос его ничуть не коробит.

– Жена? Деньги только мои считает! А решаю я все сам. Мужик я… или где? – притягивает меня за талию. – Нет уж, поехали со мной. Будем вместе хозяйство вести.

Тяжело дышу, глядя в его глаза, но ситуацию спасает сотовый. Он взрывается в его кармане знакомым мотивом: «О боже, какой мужчина!»

– Вот ведь… – Матвей достает из кармана навороченный смартфон и смотрит на дисплей. – Стерва, как чует! – выключает его и быстро убирает за пазуху. – А я им пользоваться не умею. Мне лопата привычнее, – выуживает из другого кармана старенькую «Нокиа», машет перед моим носом и сразу прячет обратно.

– А там у тебя какая мелодия? – хихикаю.

– Ну… – он хмурится. – Пиликает. Это… Чайковский, который музыку для мобильников пишет.

– Ясно, – выпрямляюсь я.

Пью кофе мелкими глоточками, надеясь протрезветь. И угораздило меня так надраться…

– Ты давай, – подталкивает меня, показывая на пустую бутылку. – Расплатись пока, ладно? А я тебе потом отдам, кошелек в номере забыл.

Встает и направляется к выходу, не оставляя мне выбора. Расплачиваюсь, пока Матвей ждет меня у двери. Мы вываливаемся на свежий ночной воздух, пошатываясь. Я специально подыгрываю, чтобы он понимал, что его дама созрела.

– О, ягодка! – смеется он, подбирая что-то с земли.

Кидает в рот и жует.

– Боже… – бормочу я, поморщившись от омерзения.

И ведь приодеть такого, причесать – и был бы нормальный мужик. А мозги свои уже не вставишь – так и останется отмороженным на всю голову.

«Может, свалить?» – думаю в последний раз, но настойчивая рука, ложащаяся на талию, опять не дает выбора.

– Семечки! – восклицает Матвей возле витрины маленького магазинчика. – Жди здесь.

Смотрю, как он залетает внутрь, хватает кулек семечек и бросает на кассу. Тянется к полке повыше и берет оттуда пачку презервативов. Расплачивается.

«Урод. Денег у него нет!»

Закатываю глаза.

Не давая мне вымолвить ни единого слова, этот сумасшедший выходит из магазина и бросает мне в руки хрустящий пакет с семечками:

– Подержи, я сейчас.

Молча наблюдаю, как бугай в доисторическом костюме трусцой уносится в проулок.

Приспичило, что ли?

«Беги от него», – орет здравый смысл.

Но я плетусь к углу здания, чтобы проследить. Осторожно выглядываю и вижу, как мужчина, присев у клумбы, рвет цветы.

«Никогда с тобой еще такого не приключалось, Софа», – думаю, сглатывая.

Оторвав корни и побросав их на клумбу, мой спутник возвращается обратно с букетом. Стою, прижав к груди сумку и кулек семечек. Дрожу под светом фонаря.

– Держи, – говорит он довольным тоном. – Купил самые красивые, какие только были!

Честно? Я сроду так не удивлялась: даже когда один из первых обрабатываемых клиентов положил в кафе мою ладонь на свою ширинку и заявил: «Поиграй с ним». Да что там! Я не удивлялась, когда один престарелый депутат, вместо того чтобы приставать ко мне, начал мастурбировать, умоляя меня стонать и подгонять его криками, что мой муж вот-вот ворвется в номер и застанет нас вдвоем.

Но этот полоумный… в самом нелепом прикиде, что я когда-либо видела. Прижимистый, чокнутый, непредсказуемый, от которого бежать надо за километр, отмахиваясь мокрыми трусами, он сейчас просто очаровывает меня. Берет чем-то таким, не знаю, обаянием, что ли, непосредственностью своей сельской или теплом светло-изумрудных глаз.

Принимаю букет и всю дорогу до отеля смеюсь, слушая рассказы про нашествие саранчи или про дойку коров. «Их нужно нежно брать за титечку и плавно двигать пальцами сверху вниз». Нет, вы не ослышались, именно «титечка», и никакого вымени – ведь животные понимают ласку.

– К тебе или ко мне? – спрашиваю привычно, едва мы оказываемся на нужном этаже. – Давай к тебе!

– Нет, к тебе. – Его пальцы тянутся к моей шее, убирают светлые локоны с плеч.

– Нет уж, к тебе, – взволнованно шепчу я.

Пакет падает из его рук, и семечки рассыпаются по ковру.

– Видишь? – смеюсь, утягивая его за собой. – К тебе – ближе. Пойдем скорей.

Мужчина выше на голову, он нависает надо мной, тяжело дыша, и от этого его усики забавно шевелятся. Не могу не улыбаться. Никогда мне не было так смешно в столь ответственный момент.

– Сейчас, – он достает ключ и быстро проводит им по панели.

Раздается разрешающий сигнал, дверь отворяется, и мы буквально падаем в номер. Слышу щелчок и понимаю, что я теперь наедине с ним. В ловушке. Матвей могуч, пьян и крайне возбужден.

– Я не целуюсь на первом свидании, – предупреждаю я, отодвигаясь к стене.

Пытаюсь выиграть время.

– Я – тоже, но для тебя сделаю исключение.

Он говорит таким низким и хриплым голосом, что мое тело предает меня сладким потягиванием внизу живота. Чувствуя, как соски наливаются под кружевом бюстгальтера, я понимаю, что… проиграла.

Трудно поверить, но я хочу, чтобы он, большой деревенский медведь, поимел меня, держа за бедра сильными грубыми ладонями. Прямо на весу. На полу. На столе. На люстре.

Боже…

И он подхватывает меня под ноги и прижимает спиной к стене. В тусклом свете ночников вижу пожар в его глазах, огонь, голодный, беспощадный, разрушающий. И мне так комфортно в этом пламени, будто дома очутилась. Бросаю букет к ногам Матвея.

«Терзай меня», – просит разум, а тело подается навстречу.

Мы смотрим друг на друга. Больше не вижу стен номера, бликов света, пухлого портфельчика, прислоненного к спинке стула. Не думаю о деньгах. Я слишком изголодалась. К черту все!

И он целует меня глубоко, отчаянно, грубо. Врывается языком меж моих зубов, прикусывает, заставляя сдавленно стонать и извиваться. Поцелуй не вытягивает из меня последних сил, он придает мне новых. Будто в пустой сосуд жизнь вдыхают. Пластмассовая кукла оживает, ощущая покалывание в каждой клеточке проснувшегося тела, теперь она может двигаться и отвечает на ласки с удвоенной силой.

Сладкие губы. Горячие, ненасытные, жесткие. От прикосновения к ним волны огня наполняют мои вены, разливаются нетерпением по коже, заставляют дрожать. Притягиваю его к себе, не желая отрываться и прекращать начатое. Хочу чувствовать, сгорать, погибать. Хочу его прямо здесь и сейчас. Хочу, хочу, хочу!

Издаю бесстыдные стоны, задыхаясь.

И вот уже на моих бедрах – ожоги от его ладоней, а по дрожащему телу пробегают миллионы мурашек. Мысли путаются, когда я обхватываю ногами его талию и прижимаюсь совершенно сырым от дикого желания бельем к твердой выпуклости в паху. К черту, к черту все! Пропади оно пропадом!

Жадные пальцы впиваются в мои ягодицы. Одним резким движением он сгребает меня в охапку и прижимает к груди так, что я отчетливо могу представить, каково это: чувствовать его в себе, такого огромного, могучего, если между нами не будет преград из дурацкой ткани брюк и трусов. И, словно теплый хмель, желание прокатывается по телу новой волной, раздирая, уничтожая и требуя его утолить.

– Есть что-то выпить? – вдруг отрываюсь от него, тяжело дыша.

В последнюю секунду перед шагом в пропасть решаю остановиться.

– Наверное, – шепчет он, пытаясь сфокусировать затуманенный взор на мне.

Опускает руки, и я соскальзываю вниз. Одернув подол платья, бреду по комнате.

Я боюсь себя. Не узнаю. Не понимаю.

Только что мне хотелось, чтобы меня трахнул деревенский лох. «Долбанулась совсем!»

– Шампанского? – спрашиваю я, открывая дверцу мини-бара.

Моя задача – прижать, унизить, обокрасть развратника. Вместо этого я минуту назад была готова умолять его отыметь меня. Ужас!

– Когда я в армию ушел, моя с одним в деревне загуляла, – произносит Матвей, поправляя лацкан пиджака. – Я вернулся – она беременная, а он, дружок ее, алкаш конченый.

Грузно опускается на край кровати и сверлит меня взглядом.

Прочищаю горло, гадая, для чего он мне все это говорит.

– Мне жаль ее стало, и я женился. Пацана, как своего, воспитывал. Она снова гуляла, а я верил. Вкалывал сутками, деньги зарабатывал. Может, они и не мои дети вовсе: Яшка, Гришка, Семен. Но мне по барабану. Они ж – моя семья, люблю я их.

Замираю возле открытой дверцы мини-бара и оборачиваюсь к нему.

– Я не жмот какой, на самом-то деле. Просто взвешиваю постоянно: или шампанского с тобой выпить, или парням игрушку какую привезти на сэкономленные деньги. Гришке джип обещал, большой, как настоящий, чтоб на батарейках.

Он смотрит на свои крупные, сильные ладони и чуть не плачет. Тихо матерясь, закрываю холодильник.

«Не задался день у меня, ох, не задался…»

– Ты прости меня, Матвей… – провожу ладонями по лицу и украдкой бросаю взгляд на портфель, где могут находиться нужные мне денежные средства. Добавляю: – Палыч.

Прохожу мимо него, стараясь не смотреть в глаза.

– Пора мне, извини.

– Не останешься? – удивляется он.

Подбираю сумочку и в последний раз оборачиваюсь, чтобы взглянуть на обладателя странных усов.

– Я пойду.

Перешагиваю через рассыпанные по полу цветы.

– Я все испортил, да? – обиженно спрашивает он и опускает голову.

– Нет, все нормально, – открываю дверь номера.

– Зря только на резинки потратился, – рассерженно бормочет себе под нос Матвей.

И я на секунду застываю в замешательстве. Мне хочется вернуться сразу по нескольким причинам. Первая: я опять хочу наказать его, ведь есть за что. Вторая: я хочу забрать его деньги. Третья: я снова хочу его – и даже не снова, а все еще.

– Прощай, – заявляю, качая головой.

Переступаю через порог, не оглядываясь.

– Прощай, Софья, – доносится в спину.

Секунду продолжаю движение на автомате, а затем замираю: вдруг послышалось?

Медленно оборачиваюсь. Сердце ухает, а когда мы сталкиваемся с ним взглядами, останавливается. Пронзительные серые глаза впиваются, кажется, в самую душу.

– Может, познакомимся теперь как нормальные люди? – предлагает он, вставая с кровати и направляясь ко мне.

Заторможенно оглядываю его, стараясь не выдавать ошеломления. Другая походка, другая мимика, другой человек. Теперь ему совсем не идет этот костюм… и прическа, и усы… Все чужое.

Пытаюсь сглотнуть незаметно, но получается очень громко, что его, кажется, позабавило.

– Глеб, – мужчина широко улыбается, подавая мне руку.

А у меня внутри все от страха сжимается. Это была просто роль, спектакль, а я купилась…

«Кто же он тогда на самом деле?»

Оглядываюсь – в коридоре пусто, не слышно топота ног и звуков сирен. Уже легче. Шумно выдыхаю и вхожу в номер. Прикрываю дверь. Чего бы ни хотел от меня сумасшедший, он этого точно не получит. Судорожно прокручиваю в голове пути отступления и приемы рукопашного боя.

– Соня, – цежу сквозь зубы, когда он сжимает мою ладонь, и я получаю очередной разряд тока от соприкосновения с горячей кожей.

Мужчина подходит ближе. Неумолимо близко. Опасно.

Мои губы горят, они помнят поцелуй, а тело предательски трепещет, разгоняя кровь от этой невыносимой близости. Мне страшно, но он лишь нежно запускает пальцы мне за уши и стаскивает с моей головы парик. Тот нехотя, но снимается, оставаясь у него в руках.

– Хм, – произносит Глеб, глядя то на парик, то на светлые перышки, которые пушатся на моей голове.

Смотреть пристыженно – не для меня, поэтому гордо поднимаю подбородок. Расправляю плечи.

– Дай сюда, – пытаюсь выхватить, но он вовремя делает шаг назад и прячет парик за спину.

– Чудно выглядишь, – медленно, будто раздевая глазами, оглядывает меня с головы до ног и многозначительно цокает языком. – Помнится, в прошлый раз ты была жутко лысой.

6

Глеб

– Ты кто такой? – спрашивает она холодно, почти безразлично.

Весь вечер казалось, что я читаю ее, как нотный стан: понятная, простая, упрямо прущая к своей цели, играющая выбранную роль вдохновенно, но довольно неуклюже и без особого изящества. Но теперь… у меня даже стояк еще не прошел, так увлеченно она заводила меня, едва мы оказались в номере, а у нее вообще ни один мускул не дрогнул на лице. И это меня почему-то пугает.

Стоит, широко расставив ноги, плечи распрямила, нос задрала кверху и с достоинством готовится то ли принять вызов, то ли наброситься на меня, словно ощерившая зубы пантера, – тут не угадаешь. Потому что ее мордашка сейчас даже не покерфейс – чистое полотно под слоем умело нанесенного макияжа.

– Сработано неплохо, поздравляю.

Игнорируя ее вопрос, я смотрю в зеркало. Одной рукой натягиваю носогубную складку, другой осторожно снимаю усы. Те отклеиваются нехотя, но хорошо хоть не отходят вместе с кожей, которую я утром тщательно выбрил.

– Я бы даже поставил тебе пять из десяти.

Оборачиваюсь к ней, потирая указательным пальцем пространство над губой.

– И то накидываю пару баллов за горячую сцену. Чуть не поверил, что ты вправду течешь от Матвея Палыча, как дикая, блудливая кошка.

Она не реагирует.

Даже не самое приятное сравнение с животным не выводит ее на эмоции. Моя новая знакомая не закусывает губу, не пытается бежать, не проявляет интереса, – просто замерла и слушает. Даже дышит ровно, что начинает меня жутко бесить. Я всегда привык доводить игру до конца и в качестве награды видеть столь желаемый финал: растоптанное самомнение, угасший взгляд проигравшего или, как бонус, хруст разламываемых костей, что тоже крайне приятно.

Но чертовка не отвечает никак.

Ее не пробирает. Ей не страшно. Она не боится, как будто ничего не чувствует.

И я шизеть начинаю. Ей все побоку, а мой член, который никак не может успокоиться после столкновения с ее бедрами, выставляет меня сейчас проигравшим в схватке.

– Надо быть идиоткой, чтобы с самого начала не сообразить, что это развод. У тебя чуйка совсем не работает? – скидываю пиджак, отбрасываю на спинку стула. – Тогда хотя бы глаза разула и была внимательнее!

Она, по-прежнему молча, слушает меня, не собираясь убегать.

– Каждое твое действие – ошибка от начала и до конца.

Нагибаюсь и достаю из-под кровати чемодан. Расстегиваю.

– Воруешь ключ от номера? Прекрасно. Не поймали за руку – отлично. Только зачем сразу идти туда, не убедившись, что объект не вернется следом? Дальше…

Снимаю с ног громоздкие ботинки.

– Ключ не подходит, но тебя это не смущает и не настораживает. А должно было.

Достаю из чемодана любимые туфли – черные ришелье.

– Я специально подменил его, а ты купилась. Ладно, хоть ума хватило выкрутиться.

Выкладываю из карманов рабочие телефоны, расстегиваю ремень, пуговицу, ширинку и стаскиваю неудобные широкие брюки. Швыряю их на постель.

– Почему не стала дожимать? – оборачиваюсь.

Девчонка стоит у меня за спиной. Руки опущены по швам, взгляд немного отсутствующий. Ее даже мужик в одних трусах не смущает.

– Что помешало? Дешевая сказка про деток?

Упершийся в ткань трусов член пульсирует и не может успокоиться. Хватаю брюки, разглядывая, не сильно ли помялись за то время, которое провели в чемодане. Жалею, что не повесил их в шкаф.

– Столько усилий – и ради чего? – спрашивая, я расправляю штанины и начинаю натягивать на ноги. – Чтобы отступить в конце… и все насмарку?

Застегиваю ширинку. Снова поворачиваюсь к ней.

– Не пробовала отключать чувства? – не глядя обуваюсь. – Если у тебя не получается, тебе не место в этой профессии.

– Ты кто, на хрен, такой, я тебя спрашиваю? – ровно и сдержанно говорит она.

У меня челюсти сводит от злости.

– Тот, на хрен, кто сейчас попросит у тебя вернуть свой кошелек вместе с его содержимым! Припоминаешь, о чем я?

Подхожу ближе, и девушка медленно поднимает на меня взгляд. Я – выше, крупнее, сильнее, но у нее каким-то странным образом получается смотреть на меня не снизу вверх, а почти на равных.

– Очень смутно.

Возмутительно медленно пожимает плечами. Поднимает руку и очерчивает пальцем пространство возле своего лица.

– Без усов… как будто что-то мелькает в памяти, но дурацкий хохолок… – и указывает на мою голову, – нет, не припоминаю.

Начинаю закипать, как чайник, но стараюсь не показывать вида. Я – победитель, и мне нравится наслаждаться победой над ней. Ведь так?

– Все ты помнишь.

Мои глаза сужаются, когда делаю шаг вперед.

Между нами не остается места даже для малейшего маневра. Дышим друг другу в лицо, давим взглядами, только теперь здесь и не пахнет желанием – началась схватка характеров. И сопливой девчонке я точно не уступлю!

Слышно, как бьется сердечко у этого перепуганного стриженого воробья: едва из груди не рвется. Но на лице – ни тени страха или сомнения. Она спокойна. Лишь, немного качнувшись на каблучках, делает вынужденный шаг назад и отступает, упираясь спиной в стену.

– Там было пусто, – заявляет она отстраненно. – В твоем кошельке.

– Двенадцать тысяч, по-твоему, пусто? – усмехаюсь я.

– Разве для парня в туфлях за две штуки баксов двенадцать тысяч вообще деньги? – Ее взгляд скользит по моим ногам. – Или это только реквизит? Чтобы выглядеть получше и раскручивать лошков побогаче?

А она не так глупа, как показалось на первый взгляд.

– Вернешь все в двойном размере, – предупреждаю я.

– Ни карт, ни визиток, ни фото, – она продолжает размышлять вслух, оглядывая меня. – Как-то странно, не находишь?

Дерзко прищуривается.

– А ты у нас наблюдательная, да? – улыбаюсь. – Раз такая догадливая и умная, то должна знать, что лицо может тебя выдать. Оно не скрывает никаких эмоций. Только появилась на лестнице, изучаешь глазами мою одежду: где удобнее будет руки в карманы засунуть. Но сразу видно, что и растерялась, и врешь, и хочешь. Начни хотя бы с азов. С работы над собой, раз уж лезешь в такую сферу деятельности. Здесь нужно быть профессионалом своего дела, ясно?

– А ты у нас кто? – сонным взглядом пробегается по моему лицу. – Профессионал типа?

Качаю головой.

– Не был бы им, тут же почуяла бы неладное и свалила. А ты высидела все представление вместе с антрактом и едва в ладоши не хлопала от радости, вызывая меня на бис.

Угрожающе склоняюсь над ней.

– Ты мне вот что лучше скажи. Существует много способов обокрасть человека. Но тебе нравится именно этот. Почему?

Как удав над кроликом, наклоняюсь еще ближе и втягиваю ноздрями сладкий запах духов.

– Зачем в номер? Для чего столько сложностей? Я бы мог отыметь тебя здесь, как мне захочется: рот бы рукой зажал – и все. Пикнуть бы не успела. Не боишься однажды проснуться после такого приключения и обнаружить, что тебя целую ночь метелил какой-то извращенец? Или, например, особо одаренные, крепкие ребята по кругу пускали? А не боишься не проснуться совсем? У тебя ведь даже оружия с собой нет. – И я выдыхаю ей в лицо: – Это опасно!

– Мужчины частенько бывают опасны, – горько усмехается она.

Надо же, это единственное, что ее проняло. Серо-синие глазищи блеснули влагой, длинные ресницы затрепетали, крылья аккуратного носика раздулись. Говорю же, лицо никогда не обманывает.

– Или ты чокнутая нимфоманка? – играю бровями. – Может, тебе нравится трахнуть их разочек-другой перед тем, как обуть?

– Может, – спокойно отвечает девчонка. – Блудливой кошке всегда хочется, чтобы ее отодрали, да пожестче.

Врет. Это даже определить нетрудно. Смотрит с вызовом, улыбку довольную изображает, а у самой губы дрожат. Сложно с ней придется, но скучно точно не будет. В последний раз оглядываю поджарую фигурку с выпирающими ключицами, сжатый в упрямую линию рот на бледном худом личике, глазищи огромные, синие, хитрые и кладу руку на тонкое плечо:

– Нарвешься ведь.

Ловкое движение, и моя ладонь сброшена вниз.

– Еще раз грабли свои на меня положишь, нарвешься так, что на всю оставшуюся жизнь придется забыть, для чего тебя природа этой штукой наградила!

Ее коленка в мгновение ока оказывается прижатой к моему паху. Кулачки грозно вцепляются в ворот рубашки. И если бы не моя реакция, корчился бы уже на полу.

– Вот же с… – Встречным движением прижимаю ее к стене.

Упираю локтем в шею, всем корпусом придавливаю, пережидая, когда сумасшедшая перестанет брыкаться, шипеть и толкаться в ответ.

– Тише, девочка.

Острые ногти больно впиваются в предплечье, но вынуждены отпустить добычу, едва я усиливаю давление на ее горло. Она начинает задыхаться.

– Хватит… – Вновь опускает руки по швам, сдаваясь.

Расслабляет тело и хрипит, ударяя ладонью по стене, как боец по настилу.

– Отпусти!

– Со мной так не нужно, – ослабляю хватку, но постепенно. – Фокусы будешь своим командированным показывать.

Отпускаю и отхожу на шаг, наблюдая, как она сползает вниз по стене, держась ладонью за горло.

– А со мной не шути.

– Что тебе нужно? – шепчет девица, прокашлявшись.

Смотрит с ненавистью. Глаза блестят, как у тигра перед броском. Выпрямляется и наваливается на стену.

– Стой здесь. Жди, – приказываю.

Разворачиваюсь и неторопливо направляюсь к ванной, пытаясь определить, стоит ли опасаться нападения со спины. Так. Вот и ее шаги. Удаляется прочь, к двери. Значит, решила бежать. Глупая.

Нагибаясь над раковиной, слышу, как отворяется дверь. Дальше тишина. Ни звука.

– Сказал же, жди, – усмехаюсь, включая воду.

Бросая взгляд в комнату, вижу, как она пятится.

– Привет, красавица, – раздается голос Макса.

Хлоп. Дверь опять закрылась.

Теперь нас трое в номере.

– Привыкай быть покладистой, – заявляет Швед, когда я сую голову под кран, чтобы избавиться от ненавистного хохолка. Теплые струи прокатываются по макушке и стекают по шее. – Шеф любит, когда его слушаются, – добавляет он.

– Спокойно, тебя никто не тронет, – говорю я, выходя из ванной через минуту и вытирая волосы мягким полотенцем.

Девчонка наблюдает за Швецовым из угла комнаты. Еще не забитый зверек, которым она была в первый день нашей встречи, но уже не хладнокровная преступница, не подающая вида, что напугана. Смотрит на нас по очереди с прищуром, словно решая, насколько серьезно влипла и какой силы придется давать отпор.

– Только давай без фокусов, хорошо? – расстегиваю рубашку. – Мы сейчас просто поболтаем.

Ужасно хочется скорее переодеться в удобную, привычную одежду.

– Что вам от меня нуж… но… – она запинается на последнем слове, белея на глазах как чертов мел.

Тянусь за чистой рубашкой и застываю, не понимая, чем вызвана подобная реакция. Быстро выпрямляюсь. Сейчас придется девчонку хватать. Ее штормит. Она отшатывается, будто призрак увидала. Переводит взгляд с моего торса на лицо и обратно. Дышит тяжело, жадно, часто моргает.

– Что с тобой? – подхожу ближе.

– Почему, когда я раздеваюсь перед девушками, они так на меня не смотрят? – вздыхает Макс, наваливаясь плечом на стену. – Подкачаться тоже, что ли?

– Эй, – зову, замечая, что ее глаза наливаются ужасом. – Как тебя там? Соня?

– А?.. – Она словно еще не проснулась.

Переводит взгляд на мое лицо и хмурится.

– Что? Кто вы такие?!

Громко сглатывает. Приставным шагом пятится к двери. Смотрит затравленно и дрожит всем телом.

– Моя фамилия Дымов. Слыхала про такого? – интересуюсь, гадая, что же могло ее до такой степени напугать.

Делаю шаг навстречу, и девушка вжимается в стену, на миг зажмуриваясь.

– А должна? – и отрицательно качает головой.

«Вдруг Егор что-то напутал? Не может быть, чтобы моего имени ни разу не упоминали в ее присутствии».

– Ладно. Я нанимаю тебя, Соня, – показываю ей свои ладони, убеждая, что трогать не собираюсь.

Но она явно напугана пуще прежнего и верить не собирается.

– Меня? – Розовый язычок лихорадочно скользит по губам и сразу прячется.

– Тебя, – киваю.

– В качестве кого? – она вздыхает, но получается что-то вроде всхлипа.

Лихорадочно проводит рукой по коротким светлым волосам.

– Мне понадобится твоя помощь в одном деле, – делаю Максу знак, чтобы тот дал мне свой смартфон. – Ничего такого, к чему ты не привыкла. Никакой грязи и чернухи. Минимум риска. Чистая и красивая афера.

– Почему я? – уже спокойнее спрашивает девушка, недоверчиво склоняя голову набок.

– Потому что только ты сможешь сыграть эту конкретную роль. Вокруг которой и будет строиться вся моя схема.

Беру телефон, с довольным видом изучаю экран, перевожу взгляд на гостью.

– Почему ты не попросишь кого-то другого?

Замечаю, что она старается не смотреть ниже моего подбородка.

– Никто другой не сгодится, – и развожу руками. – Я пришел специально за тобой.

С кривой ухмылкой она закатывает глаза:

– Что за бред?

В последний раз мысленно утверждаюсь в правильности своего решения.

– Нет. Я вполне серьезно.

Она диковато посмеивается. Точно приговоренный к расстрелу, еще не верящий до конца в свою участь. Затем улыбка медленно сползает с ее лица. Вдыхает, выдыхает, смотрит на меня, а потом на Макса.

– И кого нужно… сыграть? – голос взволнованно скрипит.

«Надо как следует поработать, чтобы привести ее эмоциональное состояние к стабильности. У нас не будет права на ошибку».

– Себя, – отвечаю с улыбкой.

Но ее это явно не веселит.

– Так, – и она нехотя кивает, сжимая губы. Будто приказывает себе успокоиться. – Хорошо, – соглашается категорическим тоном. – А… кого ты разводишь?

Она ерзает, протирая лопатками стену, словно боится услышать мой ответ. Дышит тяжело, периодически бросая взгляды на дверь номера.

– Одного урода, – говорю я небрежным тоном. – Думаю, тебе захочется принять участие в этом деле, когда ты узнаешь.

– Его имя? – спрашивает нетерпеливо.

Кошусь на Макса. Тот отрывается от пожирания глазами нашей гостьи и пожимает плечами, типа: «Давай, валяй, обрадуй ее».

– Майор, – отвечаю коротко.

И мое сердце принимается отплясывать в груди бешеную чечетку. Предвкушение отбрасывает к черту сомнения и голодным зверем в очередной раз требует унять острую жажду мести. Я даже не уверен, смогу ли утихомириться, когда все будет кончено.

– Нет. – Услышанное заставляет девушку снова побледнеть. Она отрицательно мотает головой. – Ни за что… – испуганно лепечет, надеясь, что я пошутил. – Я не согласна!

И паника, охватившая все ее существо, прорывается наружу сквозь плотно зашторенные в душе эмоции, сжатые губы и стиснутые добела кулачки. По расширенным в ужасе зрачкам догадываюсь, что все гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд.

– Ты не поняла. – Мне жаль девчонку, но я должен это сказать. – У тебя нет выбора.

И разворачиваю телефон экраном к ее лицу.