Текст книги "Наглец"

7

Соня

Не сразу понимаю, что на дисплее. Стук моего сердца заглушает его слова, дыхание неумолимо учащается, но, чтобы не выдавать страха, цежу воздух маленькими глоточками, будто сбитая автомобилем собака на обочине.

– Что?.. – осекаюсь.

На фото мелькает униформа моего брата. Приглядываюсь.

Святослав сидит за столом, а напротив него – пожилой мужчина в костюме. Вот почему Свят до сих пор не явился мне на выручку – он у них!

– Где мой брат? – делаю отчаянный шаг вперед.

Я этому придурку глотку перегрызу за своего мелкого, пусть только посмеет тронуть!

– Тише, Сонечка.

Пытаюсь оправиться от шока, который накрыл меня после того, как увидела голый торс незнакомца. Забываю про отклеенные усы, фразы, больно резанувшие по сердцу, про имя, произнесенное вслух, которое никогда больше не хотелось бы слышать.

– Что вы с ним сделали?! – накидываюсь на него с кулаками.

И второй раз за вечер он скручивает меня могучими ручищами, чтобы присмирить, точно жалкую дворнягу.

– Тсс, – мягко вытягивая трубочкой губы, просит мужчина, заставляя скулить в мольбе о пощаде.

И резко отшвыривает меня на кровать.

– Твари, – рычу, упав на бок и в спешке пытаясь прикрыть задницу подолом платья, взлетевшего к лицу. – Сволочи!

Барахтаюсь, краснею, изрыгаю проклятия, пытаюсь встать.

– А теперь побеседуем без эмоций, – и незнакомец, назвавшийся Глебом, берет стул и садится, упирая локти в колени.

– Что ты хочешь? – восклицаю, тяжело дыша.

Сажусь на край постели, подтягиваю ноги и сжимаю пальцы в кулаки до боли в суставах.

– Для начала всего один вопрос, – и он закрывает глаза на какое-то мгновение, словно прислушиваясь к шуму моря за окном.

– Ну! – поторапливаю я.

И сразу получаю полный ненависти взгляд.

Должна сознаться, глаза у него особенные. Шальные, что ли. Не знаю, как еще описать их притягательную силу и магнетизм. Смотришь в них, ощущая полный спектр эмоций от страха до вожделения, и оторваться не можешь.

И не способны магию зеленых омутов с оттенком лесной травы испортить ни глупые усики, ни попугайский хохолок, ни костюм нелепый, потому что они обезоруживают, мгновенно парализуют и захватывают власть над твоим телом. Уверена, ни одна женщина никогда мужчине с такими глазами не отказывала.

А он сидит и смотрит на меня презрительно и с жалостью. Плечи широкие – под стать мощной фигуре. Мышцы бугрятся крепкими покатыми волнами под загорелой кожей, вызывая необъяснимый трепет: какая же силища в них заключена? И как все это могло прятаться под дешевым пиджаком и казаться настолько незаметным, даже когда он меня стискивал в объятиях возле двери?

– Это правда, что болтают про тебя и Майора?

Вопрос обрушивается, как снегопад посреди жаркого летнего дня, больно ударяя в грудь ледяным дыханием воспоминаний.

– А что… болтают? – стараясь не меняться в лице, спрашиваю я.

А у самой кожа мурашками покрывается. И так всякий раз, когда при мне называют прозвище Вадима. Кажется, сто раз скажут – сто раз у меня сердце сожмется и кровью истечет.

– Что ты с ним вместе была.

Глеб наклоняется ко мне, сузив зрачки, а я взгляд оторвать не могу от его тела, покрытого татуировками. Разноцветные рисунки: женские лица, загадочные строчки на латинице, цветочные орнаменты, голова и перья какой-то птицы, паутина, череп, часы на цепочке – странными символами забиты обе руки и участки по бокам, от подмышек до талии. Только грудь, покрытая мягкими светлыми завитушками, остается чиста.

– Вместе и долго, – ухмыляется он, будто не веря тому, что говорит.

Я и сама не верю.

– Чушь это все, – отворачиваюсь и делано-кокетливо подмигиваю его товарищу.

Нужно как-то успокоиться и понять, чего они хотят.

А у самой перед глазами стоит картинка: огонь, который обвивает собой черные пятиконечные звезды, набитые на смуглой коже. Стоило Глебу скинуть рубашку, меня словно под дых ударили – потеряла всякую связь с реальностью. Даже подушечки пальцев еще помнят, каков этот узор на ощупь, ведь у Вадима имелась такая же татуировка, и в том же месте – на предплечье, устремляясь языками пламени к шее.

– Что между вами было? – вклинивается незваный гость, перекатывая во рту комок жвачки. – Расскажи – и мы отстанем.

Пренебрежительно оглядываю говорящую обезьяну.

– Что тебя интересует? Сколько раз? Позы? Брала ли я у него в рот? Или как глубоко заглатывала? – выдвигаю нижнюю челюсть вперед. – Ты кто вообще? Мой гинеколог? Или у нас сеанс психоанализа?

Брови парня ошеломленно выстраиваются острым ровным домиком, а я, в свою очередь, оборачиваюсь на нервный смешок липового Матвея Палыча.

– Ничего у меня с ним не было, ясно? Побаловались и разбежались. Я могу идти?

Приподнимаюсь с кровати.

Но Глеб с непроницаемым видом приказывает мне сесть обратно.

– Твой брат – у меня, поэтому я решаю, когда тебе можно будет уйти.

Опускаюсь на постель, недовольно ссутулив плечи. В открытую конфронтацию больше вступать не решаюсь.

– Так, что еще? – говорю, не дрогнув, но меня неслабо лихорадит. – Ребят, вы не по адресу, честно. Мне вам помочь нечем, я и этот тип… – у меня не хватает сил произнести вслух имя, – мы тусили вместе, да, но вряд ли я буду вам хоть чем-то полезна в этом плане. Ничего о нем не знаю, давно не слышала, не виделась. И он в курсе, что мошенница из меня – так себе. Вы теперь тоже это поняли, – пожимаю плечами. – Смысл мне задерживаться здесь дольше?

– Вы жили вместе? Как долго?

Воспоминания вышибают из меня последние силы, а тревога за брата накатывает новой волной. У ребят слишком много сведений обо мне, они хорошо подготовились, прежде чем явиться. Что еще им известно?

– Ну… – отвечаю хрипло. – Год… Может, с небольшим…

Серо-зеленые глаза злого блондинчика прищуриваются и буравят меня теперь почти насквозь. Вижу, как перекатываются мышцы у него под кожей, как напрягаются сильные руки и железный пресс, и начинаю догадываться, что в деле замешано что-то очень личное: неспроста он так явно реагирует на мой ответ.

– Значит, все так серьезно? Вы были… – Ему трудно дается следующее слово. – Парой?

Трудно поверить, понимаю, но – да. На тот момент.

– Если бы все было серьезно, разве сидела бы я здесь сейчас? – усмехаюсь, чувствуя, как лицо невольно перекашивает от горечи. – Потрахались и забыли. Что еще?

Глеб выпрямляется, задумчиво кивая. А я как завороженная слежу за его животом, который выглядит не просто твердым, а практически каменным: литые мускулы, чистый, плотный, непробиваемый пресс. Поднимаю голову и замираю: глаза мужчины горят диким блеском. В них азарт. Пыл, кураж, возбуждение. Концентрированный заряд эмоций, которые трудно скрыть.

И я вдруг понимаю, что он меня читает как открытую книгу. Знает, где вру, где хочу приукрасить или откреститься. Понимает, что за кажущимся вроде бы очевидным безразличием прячется тупая боль, рвущая душу в клочья.

– И ты увела у него деньги? – он задумчиво прикусывает красивую нижнюю губу.

– Мало ли что говорят.

Держусь ровно.

– Почему расстались? – голос звенит, как занесенный над головой с размаху меч.

Делаю глубокий вдох.

– Да… надоело, – наклоняюсь к нему и натягиваю на лицо гадкую ухмылочку. – А у тебя тоже к нему какие-то личные счеты? Угадала?

«В десяточку!»

Замечаю это по тому, как он едва заметно поджимает губы.

– Отомстить ему не хочешь? – предлагает.

И почему вопрос звучит устрашающе? Почти зловеще.

– За что? – вскидываю брови. – Я буду вполне довольна, если больше не увижу его никогда.

– Хочешь, – улыбается он, вставая. – Сам вижу.

Его товарищ закидывает ногу на ногу, продолжая оценивающе разглядывать меня.

– Все просто, – Глеб берет чистую рубашку и просовывает руки в рукава. – Либо на свободе с деньгами. Либо на нарах с чувством собственного достоинства.

– Ты о чем? – бросаю ему в спину.

Мужчина медленно поворачивается:

– О том, что все равно придется принять мои условия. Ты работаешь со мной и получаешь долю. Отказываешься, и тогда материалы по твоим последним похождениям отправляются в ментовку. Соответственно, – он безразлично пожимает плечами, – и твой братишка возвращается в детдом, откуда ты его с таким трудом вытащила. Понимаешь ведь, что выбор у тебя невелик.

Воздух с шумом вырывается из моих ноздрей.

– И если ты вдруг подумала, что я блефую…

Пальцы Глеба пробегаются по рубашке, ловко загоняя пуговички в узкие петли. Он достает из чемодана какие-то бумаги и небрежно кидает мне. Опускаю глаза и вижу снимки. Брюнетка, блондинка, рыжая – это все я. Вместе со своими последними жертвами.

– Доказательства, – констатирует он.

– Если нужно, то и заявления от потерпевших будут, – добавляет его дружище, усмехаясь.

– Что надо делать? – сдаюсь я, не чувствуя собственного тела.

– Сыграть, – коротко отвечает Глеб.

– Себя, да. Я уже слышала. Можно подробнее? – выдыхаю устало.

Он неспешно надевает пиджак.

– Все, как ты умеешь, – прячет телефон в карман брюк и смотрит на мои сжатые в кулаки пальцы. – Вывести на эмоции, – и он протягивает мне руку. – Майор приедет сюда через пару дней. Планирует преумножить часть капитала, доставшегося ему от выгодного брака, на игре в покер. Наша задача – заманить его в игру по своим правилам и обчистить.

– Я не могу. – Мои плечи опускаются.

– Можешь.

Они не понимают. А я не могу сказать вслух. Сломаюсь, если увижу Вадика. Поддамся, прогнусь, уступлю. Буду понимать, что он грязный, гадкий, мерзкий предатель, но не сумею противостоять тому, чтобы не попробовать еще раз все то, что он со мной когда-то делал.

Захочет взять меня – возьмет. Грубо, нежно, больно, как ему захочется. Захочет поцеловать – не буду сопротивляться. Скажет, что любит, – поверю. И снова пойду за ним. Поползу.

Только бы быть рядом, вдыхать его запах, чувствовать жадные руки на своем теле и тонуть в настойчивых объятиях.

Как можно добровольно отказаться от того, кто был кровью в твоих венах? Как?

Никто не знает, что именно я чувствовала, когда уходила от него. Когда видела собственное кровоточащее сердце на его вытянутой ладони. Оно сжималось и разжималось вне моей груди, а я наблюдала, как оно падает на грязный пол к его ногам, как он безжалостно топчет его.

И убегала.

А ноги не слушались. Будто привязанные к нему, отказывались подчиняться. И душа стонала. И тело дико болело. И все мое существо кричало: «Вернись, ты сдохнешь, ты же никто без него!»

А я бежала прочь.

И сто тысяч раз жалела потом, тихо мечтая хотя бы еще один разок увидеть его. Желая отдать даже жизнь за жалкое прикосновение. Да хотя бы за то, чтобы просто услышать его голос в телефоне. Чувствовала себя не человеком – пустой оболочкой без сердца. И знала, что так хорошо, как в первый раз, не будет никогда, и новая встреча не принесет ничего, кроме разрушения.

И снова ждала.

Ждала. Ждала. Ждала.

Надеялась…

Нет.

Единственный выход: не видеть больше никогда.

Чтобы не потерять себя снова.

Но, похоже, у них теперь на руках главный козырь – мой брат, и выхода нет: надо согласиться и попытаться пройти через все это ради Святослава.

– Пойдем, – Глеб тянет за руку, вынуждая подняться с кровати.

Его ладонь большая и теплая, но и это неспособно привести меня сейчас в чувство.

– Весь план – по дороге, подготовительную часть начинаем уже завтра. А сейчас я отвезу вас с братом домой.

«Мне конец…»

– Эй, ты чего? – сильные пальцы сжимаются, возвращая меня к реальности. – В порядке твой брат, он здесь, с моими людьми. Или ты так увлеклась предстоящей работой, что замечталась?

«Ха… Если бы…»

Глеб

– Ты куда? – смеется Макс, когда я, отъехав от дома девчонки метров на сто, сворачиваю к ночному клубу. – Вроде все как надо идет, а ты опять завелся. Или телку снять хочешь?

Бросаю на развалившегося на сиденье напарника уничтожающий взгляд.

– Ты знаешь, что я со шлюхами не тусуюсь.

– Боишься испачкаться? – улыбается он.

Устало выдыхаю.

– Нет.

– Так резину для этого ведь и придумали!

Не объяснять же ему сейчас, что мне даже прикасаться к падшим женщинам мерзко и неприятно, не то что совать в них части своего тела?

– Швед, нужно поговорить с Агатой.

– А-а-а…

Паркую «БМВ» у края тротуара, глушу мотор.

– Я бы на такую малышку тоже запал, – Швед визуально очерчивает руками твердую «троечку» кареглазой брюнетки. – Сиськи у нее что надо.

Выхожу.

– Сиди здесь, – приказываю.

Макс соглашается, закуривает сигарету.

Продолжаю думать, что мой товарищ не такой придурок, каким пытается казаться, и его болезненная озабоченность обусловлена исключительно отсутствием постоянной партнерши.

Широкими шагами меряю путь до входа в клуб. Никак не могу успокоиться. Состояние паршивое. Тревожное. Будто не заметил нечто очень важное и не могу понять, что именно.

Не стоило Соню отпускать. Нужно было сразу брать в оборот, прямо сегодня. Увезти к себе, а не оставлять одну.

Недоговаривает она. Да и дело это личное, о таком не сообщишь с порога незнакомцу. Лицо ее бледное и осунувшееся, глаза потухшие – все до сих пор стоит перед внутренним взором. Врезалось, как многотонный самосвал. Точит и точит. Не деньги это, не страх расправы в лице Майора – она другого боится. Его самого. И видеть не хочет. Засел ей, похоже, как заноза, в самое нутро.

А мне не верится. Неужели человек с годами может так измениться? Вероятно, все мы постепенно превращаемся из железных солдатиков в кучки мягкого теплого дерьма. Чтобы он был с кем-то дольше одной ночи, имел привязанность, работал, а тем более жил вместе с девкой – это не тот Майор, которого я знал!

Вот что сильно бесит. Ведь я ни в ком еще в своей жизни так не ошибался, как в нем.

Думал, что могу положиться, раз мы из одной миски хлебали. Обманулся. Решил, что могу, как себе, доверять, если мы столько лет шагали плечом к плечу и из передряг друг друга вытаскивали. Промахнулся…

Считал, что все знаю про него.

А не знал ничего.

А девица… Тощая, бесцветная, щуплая. Что он мог в ней найти? На что повелся? Чем соблазнился?

И почему мне чуть башку не снесло от одного ее вида и запаха? Кожа у нее почти прозрачная. Гладкая и шелковистая на ощупь. Волосы жиденькие, как у курицы ощипанной, но в них так и хочется руку запустить, чтобы ощутить эту самую мягкость. А попка аккуратная, ладная и упругая – ладонь прямо к ней просится, чтобы скользнуть и крепко сжать.

Черт…

И губы – истинно колдовские… только нацелился на них, даже не коснулся, а в брюках уже тесно, невыносимо тянет в паху от одной лишь мысли, и яйца ломит… почти до одури. И утолить голод нужно срочно, иначе сдохнешь. И все. Хана. Башню сносит, мозг к чертям собачьим отключается, и ни о чем ты больше не в силах думать, кроме ее аккуратных маленьких сисек и задорной задницы, чтоб ее!

Вот и вел я себя как придурок последний. Веселился, напрочь позабыв о деле и об осторожности. И не ожидал, что могу такое замутить и улыбаться могу – слишком давно этого не позволял себе. А потом злился, что она меня из брони, которой я оброс за последние годы, легко выцарапала. И срывался. На ней же.

Больнее ей хотелось сделать. За то, что обнажила передо мной мою же слабость. Забыться на миг заставила. За всех мужиков, которых она так же, наверное, как и меня, во время вылазок бесстыдно целовала, позволяя себя лапать и измазывать липкой слюной.

И еще сильнее злился. Потому что ненормально это. Беситься, что чужая тебе женщина распоряжается собственным телом, как хочет, отдается первым встречным или просто играет с ними – не важно. Не должно такое меня волновать. Но почему-то тревожит.

Наверняка потому что она – его женщина. Подсознательно чую. Каким-то шестым чувством. По одной только ее реакции на его имя.

Думаю, взыграло что-то инстинктивное. Желание отомстить, забрать у него все, что есть, уничтожить, загрызть и в качестве бонуса… покрыть его самку.

Буду и дальше успокаивать себя такими мыслями.

Да.

– Агату позови, – бросаю на ходу администратору и сажусь за свободный столик.

Монотонная мелодия взрывает барабанные перепонки. По стенам клуба мелькают розово-фиолетовые лучи светомузыки, на шесте в центре сцены извивается рыжеволосая длинноногая девица, из одежды на ней – лишь тонкая полоска украшенных стразами стрингов.

Сердито кидаю взгляд на часы. Хмурюсь. Нет, нужно вернуться. Тюрьмой Коршунову точно не проймешь, сбежит.

– Я знала, что ты придешь, – брюнетка появляется у столика неожиданно.

Наклоняется, касаясь губами моей нижней челюсти.

– Привет, – вежливо уклоняюсь, боясь, что она испачкает меня помадой.

Агата обиженно надувает губки. Смотрит из-под полуопущенных ресниц. Надо признаться, даже со слоем яркого грима она выглядит неплохо. Мягкая грудь колышется, подаваясь наружу из тесного корсета, как тесто из кастрюли. Тонкая талия кажется еще тоньше в наряде из черного шелка с пайетками, а крутые бедра, плавно покачиваясь, притягивают взгляды всех присутствующих в зале мужчин.

– Отлично выглядишь, – замечаю сухо.

Указываю ей на стул.

– Пришел, чтобы украсть меня? – девушка садится напротив, изящно закидывая ногу на ногу. – Могу отпроситься, если у тебя долгоиграющие планы.

Не сразу придумываю, что ответить такого, чтобы не оскорбить ее. Стриптизерша в моей иерархии стоит на ступень выше шлюхи – чуть дальше от самого дна, поэтому можно и не церемониться, отметая ее наивные предположения на счет моих намерений, но ссориться не хочется: Агата нужна мне для дела.

– Нет, – наклоняюсь над столиком, чтобы посторонние не услышали моих слов. – Я не за этим.

– Просто посидим? Поболтаем? – воркует она, наматывая прядь волос на пальчик.

– Есть работа, – говорю, прочистив горло.

После встречи с бывшей девушкой Майора рослая танцовщица почему-то кажется мне слишком высокой и громоздкой, не в меру кокетливой и совсем не желанной.

– Вот как. – Улыбка сменяется снисходительной ухмылкой с оттенком печали. – А я уж думала, что запала тебе в душу.

Агата смеется, пытаясь выглядеть невозмутимой, но ее ярко накрашенные губки недовольно поджимаются.

– В прошлый раз ты мне очень помогла, – замечаю я.

Перевожу взгляд с ее пышной груди, которая непременно пригодится нам в деле, на раскосые карие глаза с поволокой.

– Ты щедро платишь, Дым, – подергивает обнаженным плечиком. – Грех тебе не помочь.

– Через пару дней. В казино. Нужна будет еще одна девушка, чтобы вы с ней вдвоем сыграли спутниц моего приятеля. Пригласишь подругу?

Брюнетка приоткрывает рот:

– Спутниц?

– Да, – киваю. – Сопровождение. Как всегда. Я в курсе, что ты ничем другим не занимаешься. Этого и не потребуется.

Хотя, зная Макса… Вполне возможно, что он и уболтает кого-нибудь из них на веселую ночку в своей компании.

– Ясно. – Агата не смотрит на меня, изучает свои ногти.

– Оплата как обычно.

– Угу, – проводит языком по губам, задумчиво хлопает длинными ресницами.

Не нравится мне ее поведение. Если бы я тогда не отрубился, она не осталась бы на ночь и не имела бы теперь оснований устраивать мне сцены.

– Значит, договорились, – добавляю я довольным тоном.

– А ты? – вдруг спрашивает Агата, встречаясь со мной взглядом.

– Что я? – бурчу, собираясь уходить.

– Ты там будешь? – кладет руки поверх стола.

– Да, – отвечаю, мечтая скорее свалить и закурить.

– Один?

Мне становится не по себе от ее взгляда.

– Нет, – нарочито медленно пожимаю плечами. – Я буду со своей девушкой.

Мой ответ портит ей настроение. Лицо красавицы превращается в отталкивающую маску.

– Что? – сквозь зубы цежу я.

– У тебя появилась девушка… – Ее взгляд заметно смягчается. – Никогда бы не подумала, что у такого, как ты, может быть подруга…

– Почему? – Меня эта реплика действительно удивляет.

Агата задумчиво поджимает губы.

– Да так… – Несколько раз неопределенно дергает плечом. – Она… красивая?

Вопрос застает меня врасплох.

Перед внутренним взором снова всплывает девчонка, которая весь вечер занимала мои мысли. Перевожу взгляд на сцену, затем на бар и только потом – на Агату. Говорю с едва различимым вздохом:

– Красивая.

Ровное, симпатичное личико танцовщицы огорченно вытягивается. Она долго и задумчиво кивает, а потом произносит:

– Повезло ей.

Не знаю, что и сказать.

– Наверное.

– Спасибо, – Агата встает и оправляет экстравагантный костюм с коротеньким подобием юбки.

– За что? – ворчу я, поднимаясь со стула.

– За работу, – закусив губу, она обходит меня, обдавая волной густого сладкого парфюма. – И за искренность…

Прижимается к плечу и целует на прощание ниже мочки уха.

Иду к машине, ощущая неприятное послевкусие от разговора. И любят же бабы привязываться к тем, кто не давал им ни малейшего повода!

– Быстро ты с ней сладил, – усмехается Швед, отрываясь от экрана телефона.

Сажусь, завожу мотор.

– Ты бываешь хоть когда-нибудь серьезным, Макс? А?.. – качаю головой.

– Серьезным? – ржет он. – А это как?