Текст книги "Из России с любовью"

– Нужно раздеться.

– Почему именно голышом? – Смущался британец.

И недоверчиво озирался по сторонам. Дед Веня, Дима, Роман, Паша, Джастин – все бодро разделись и ждали только его. Деваться было некуда. Сбросив одежду, он напялил шлепанцы и под ободряющее улюлюканье ступил внутрь.

– Гуд? Гуд? – Дружно переспрашивали они, пока британец озирался.

Черные от жара стены, темно-желтый свет, большая, промышленная печь, шаткие деревянные скамейки. Но смущало британца не это, а то, что ровно через десять секунд ему стало нечем дышать, и больно было моргать.

– Нужно сопротивляться жару. – Объяснил Дима, преграждая путь к свободе.

– О’кей. – Пробормотал Джон, гадая, как надолго хватит его здоровья.

Они расселись на лавках плечом к плечу. Точно гномы возле печки: Дима раздал всем остроконечные шапочки. Нет, ну, только русские могли в такую жару носить шерстяные шапки!

– Чтобы мозги не закипели. – Пояснил Джастин, широко улыбаясь.

Британец чувствовал, как открываются его поры, как по плечам и лицу текут реки пота. Терпеть становилось все труднее. И тут дед Веня встал, чтобы подогреть камни в печи, полив их водой.

– А сейчас начнется жара! – Радостно объявил Дима.

«Эй, ребята, а до этого что тогда было?!» – опешил Джон, но сказать ничего не мог – кипяток, растворенный в воздухе, уже раздирал его легкие. Похоже, русские решили сварить его заживо!

– Хорошо! – Крикнул Роман.

Джон мог поклясться: на их лицах была радость и улыбки.

Музыкант почти набрался смелости, чтобы совершить отчаянный бросок и прошибить лбом дверь, когда присутствующие вдруг схватились за какие-то ветки с листьями.

– Что это? Опахало? – Кашляя, спросил он.

И они реально сначала разгоняли им воздух, но уже через пару секунд началось нечто страшное, что напомнило Джону изгнание дьявола. В темном помещении воняло горелыми апельсинами и травой, а раскрасневшиеся парни в клубах раскаленного дыма отчаянно хлестали друг друга ветками по всем частям тела.

Сначала он наблюдал за этим сеансом экзорцизма, забившись в уголок, а затем стал тихонечко прокрадываться к выходу. Вот как раз в этот момент кто-то и огрел его горячим веником по спине.

– А-а-а! – Взвыл Джон.

– Правильно, – похвалил Дима. – Кричи. В бане надо орать.

– Ложись. – Скомандовал Пашка.

Не отбиваться же от компании душевнобольных, все-таки шансы не равны. И британец послушно лег лицом в лавку.

– Это полезно! – Приговаривали они.

Какая от этого может быть польза? У него, наверняка, останутся шрамы от плетей.

– А бить-то зачем друг друга? – Спрашивал он, вскрикивая каждые две секунды.

– Ну, как? – Опешил Дима. – Сам-то себя не похлещешь!

Они гладили его веником, растирали, чтобы грязь отстала от кожи, а потом снова беспощадно колотили. А затем, вместо того, чтобы оставить в покое, вдруг окатили ледяной водой. И снова били. И еле живого заставляли нырять в снег, чтобы ожил.

Холод, жар, холод – семь кругов ада. Это и была русская баня.

Закутанный в махровый халат, Джон вернулся к столу. Он больше не чувствовал себя нафаршированным рождественским гусем. Он чувствовал себя обновленным, умиротворенным. Еще ни одно испытание в жизни не приносило ему такой награды за страдания.

Похоже, баня смыла все его тревоги.

Маша

– Почему весь вечер показывают этот фильм? – Спросил румяный Джон, кутаясь в халат.

– Это «Ирония судьбы». – Объяснил Дима, падая на стул рядом с ним. – Его смотрят каждый год. Это традиция.

– Зачем?

Калинин пожал плечами:

– Чтобы понять загадочную русскую душу, наверное.

Довольная бабуля порхала вокруг стола, подавая горячее. Маша помогала ей расставлять тарелки. Дед Веня притащил бутылки шампанского и поставил на стол. Фокус с самогонкой, которую он потихоньку потягивал из чайника, похоже, удался, поэтому дед рассчитывал, что ему и игристого перепадет.

– Готовимся к свиданию с президентом! – Объявила Зоя, раздавая красные колпачки с белым мехом.

Ребята охотно надевали их на головы.

– Мне б дожить, – зевнул Пашка, глядя на часы, а затем на экран телевизора.

– Кто не веселится до утра, тот слабак! – Потрепала мужа за плечо Солнцева.

– А чего мы ждем? – Поинтересовался Джон, заметив общую суету.

– Выступление президента. – Пояснила Маша. – Сейчас он скажет, что жить станет лучше и веселее.

Она едва не хлопала в ладоши, и британец никак не мог понять, отчего русские так радовались, ожидая выступление своего диктатора.

– Ты уже придумал желание? – Спросила она.

– Желание? – Нахмурился Джон.

– Да. У нас есть такая традиция. Пока бьют куранты, нужно написать на бумажке желание, поджечь, бросить пепел в бокал и выпить. Если успел – сбудется.

– О, я попробую.

Зоя раздала бумажки. И все зачем-то встали.

Оказалось, так они приветствовали своего лидера.

Пашка и Рома замерли с бутылками шампанского в руках, но не спешили открывать. Путин что-то говорил по-русски, и все внимательно слушали. Особенно бабушка.

– Что он говорит? – Спросил Джон шепотом.

Дима решил пояснить на русском:

 
– Говорят, мы бяки-буки,
Как выносит нас Земля?
Обозлилась вся Европа,
Нас дерут за Скрипаля…
 

– Дима-а-а-а!!! – Взмолилась Маша, награждая мужа тычком в бок. – Это неполиткорректно. Блин, да, ну тебя!

– Путин говорит, что границы России нигде не заканчиваются, – с серьезным видом сказал Джастин. – Правда, это весьма вольный перевод.

Джон понимал, что не зря они согнулись от смеха, и тоже решил дать волю чувствам. Его низкий глубокий смех прокатился волной над столом.

– Ура! – Парни начали открывать шампанское.

– Ура!!! – Подхватили девчонки, бросившись писать желания на листочках.

Джон мешкал, глядя на бумажку. Новый хит? Любовь? Что пожелать? Все-таки он нацарапал что-то на листочке, взял зажигалку, поджег – пламя взметнулось и обожгло ему пальцы. Не сгоревшие до конца кусочки упали в бокал, а британец принялся прыгать, размахивая руками.

– Фак, фак…

«Огонь на кончиках пальцев – не это ли ты загадывал еще днем?» – потом смеясь, спрашивал он себя.

Зоя

Что она могла написать? То, о чем думала давно – она хотела для них с Джастином нового этапа в отношениях. Свое гнездышко, отдельное от родителей, где никто не диктует, как жить. Зоя хотела, чтобы они всегда были вместе. Написала, сожгла, бросила пепел в бокал и… чуть не подавилась!

Потому что на дне бокала обнаружила обручальное кольцо.

– Что это? – Она смотрела на маленький блестящий обруч со сверкающим на нем камнем и хлопала глазами от удивления.

– Would you marry me? – Джастин опустился перед ней на одно колено.

О таком она даже не мечтала. Бросилась ему на шею и утонула в криках и аплодисментах ребят, радовавшихся за них.

И никто не заметил, как Маша выбежала из-за стола и бросилась прочь. Почти никто – кроме Димы.

Дело в том, что сбылось его желание. Марья еще не знала, что беременна, и не понимала, отчего ее весь вечер мутило в разгар устроенного бабушкой жрапокалипсиса?

И апогеем этой тошноты стал пепел, брошенный в бокал – тот ни за что не хотел лезть в горло, а единственный прошедший внутрь глоток тут же попросился наружу.

Игорь

Вика лежала с загипсованной ногой и плакала от того, что не может броситься за ним. Опять обидела, опять прогнала. Ну, что за дура такая? И ведь правильно он сказал! Дура она и есть. Вечно от добра добра ищет.

«Встречу свою судьбу» – нафига она такое ляпнула?

А ее судьба тем временем разгуливала по улицам города, раздумывая, как же его угораздило влюбиться в такую капризную и избалованную девчонку. Игорь мерз все сильнее, но домой, где его никто не ждал, возвращаться не хотел.

И только он подумал, что видно не судьба, как сорвавшаяся с фасада здания за секунду до полуночи здоровенная сосулька огрела его по голове.

Упал.

Крики прохожих, шорох шин по заснеженной улице – все стало каким-то фоновым и далеким. Игорь потерял сознание.

– Следите за движениями фонарика. – Приказал чей-то голос.

Парень с трудом приходил в себя.

– Ага. Живой. – Это уже была медсестра.

– Повезло тебе парень. – Врач убрал инструмент в карман и улыбнулся. – Хорошо, что в капюшоне был. – Он продолжил осмотр, а затем объявил: – Сотрясение.

– И куда его класть?

– Оставь пока в коридоре, сейчас решим.

Все это туманом. Все через вату. Игорь закрыл глаза.

А когда открыл – рядом была Вика. Его каталка была придвинута к ее постели, а перед глазами маячила ее загипсованная нога.

– Проснулся. – Улыбнулась она. Дотянулась, погладила рукой бинты. – Ну, привет, Рублев. Как твоя башка?

Паша

Если честно, Суриков только обрадовался, когда Аня после курантов позвала его домой. Все эти песни под гитару, шальные танцы, «Голубой огонек» и фейерверки до утра – это, конечно, хорошо. Но где-то глубоко в душе жило беспокойство: а как же там наш маленький Димка?

Новый Год – это же семейный праздник. Как теперь без него? Без сына. Как мы, вообще, раньше без него жили?

И они поехали домой с нетерпеливыми улыбками, с трепетным предвкушением, что увидят его и, наконец, обнимут. Держась за руки и постоянно переглядываясь, молодые родители вошли в квартиру.

– Уже? Так рано? – прошептала Лена Викторовна, вскакивая с кресла с бокалом в руке.

– Тише, мам. – Аня приложила палец к губам. – Ты сиди, сиди.

Пашка снял куртку, подошел, обнял мать и поцеловал в макушку.

– Спасибо. – Сказал искренне. – С Новым Годом.

– Да не за что. Тебя тоже. Как повеселились?

– Хорошо. – Он посмотрел на Аню, крадущуюся на цыпочках в детскую. – Но дома, если честно, еще лучше.

Мама прекрасно их понимала. Она знала, что родить ребенка – это как вынуть свое сердце и отдать ему. Тебе больше нигде не будет так хорошо, как рядом с этим комочком счастья. И это здорово, что ее дети тоже это осознали.

– О-о, – с умилением произнесла Аня, глядя на Димку, распластавшегося на середине кровати под тусклым светом ночника.

Ножки эти крепенькие, щечки розовые, пальчики, сложенные в кулачки – все это хотелось расцеловать, и желательно немедленно. На нее накатил очередной прилив безграничной нежности. Вот, где ей было лучше всего. Вот с кем. Рядом с семьей и с главным человеком ее жизни – с сыном.

Они с Пашкой разделись и легли по обе стороны от малыша. Аня погладила его по спинке, сжала махонькие пальчики в своей ладони, придвинулась ближе и улыбнулась, глядя, как сладко он сопит во сне.

За окном грохотали салюты, слышались звонкие крики соседских ребятишек. Пашка накрыл своей рукой сына и плечо жены.

– Как же я люблю вас, – прошептал он, чувствуя себя самым счастливым на свете.

– И я, – улыбнулась Аня.

Джастин

Американец проснулся и понял, что лучший Новый Год – это когда просыпаешься в России зимним утром. Рядом – любимая. За окном белый снег хлопьями. Не нужно никуда спешить. И вот так валяться можно целых десять дней. Разве не волшебно?

– Зоя. – Тихо позвал он.

– М-м? – Отозвалась она, не открывая глаз.

Он прикоснулся губами к ее плечу.

– Зоя.

Девушка открыла глаза, первым делом проверяя, на месте ли ее кольцо. Куда ж оно могло деться?

– Что?

Американец улыбнулся.

– Доброе утро, будущая миссис Реннер.

Разве она могла злиться, что он разбудил ее только для того, чтобы напомнить, как они счастливы?

– Доброе утро, hunnybunny[2]2
  зайка, лапушка, солнышко (ласковое прозвище с англ.)


[Закрыть].

Дима

Он хотел сделать жене приятное. Принес завтрак в постель, поставил на тумбочку. Сел на край кровати и принялся любоваться ее очаровательным сонным личиком. Калинин удивлялся: разве могла эта женщина стать еще красивее, чем прежде? Все-таки, не врут люди – беременность преображает.

Теперь, с его ребенком под сердцем, Маша излучала особенный свет. Даже во сне. И Диме нравилось это новое ощущение, которое он испытывал, глядя на нее. Ответственность. За нее, за своего будущего сына, за весь их маленький уютный мир. Он готов был на всё, чтобы сделать их счастливыми.

Улыбаясь, будущий папаша взял в руку мандарин. Большой, оранжевый. С мясистойтолстой шкуркой. Не гладкой, немного бугристой. На ощупь кожица будто находилась отдельно от мякоти, а между ними была пустота. Раскрыл – и аромат моментально разнесся по всей комнате. Это пахло Новым Годом.

– Ой-ой-ой-ой, – едва заслышав этот запах, Маша спрыгнула с постели и побежала в уборную.

– Вот черт. – Рванул за ней Дима.

Он совсем забыл про будущего спутника ближайших месяцев – утреннюю тошноту.

– Прости, родная. – Наклонился он.

И аккуратно собрал ее волосы в хвост, чтобы не запачкались.

– Кажется, прошло. – Жена повернулась и посмотрела на него. – Всё хорошо. Но пока никаких завтраков в постель, ладно?

– Хорошо.

Дима видел в глазах любимой радость. Чувствовал в ее сердце любовь. Он заключил Машу в свои объятия и нежно поцеловал в лоб.

«Тот день, когда их станет трое, станет самым счастливым в их жизни» – уже знал он.

А пока они планировали наслаждаться месяцами ожидания со спокойствием в душе и твердой верой в то, что тот, кто покрасил ту злосчастную скамейку возле универа, был настоящим волшебником. Не зря они тогда приклеились: и к ней, и друг к другу.

Джон

Он проснулся от звонкой трели: надрывался его телефон.

– Да.

– Привет. – Голос девушки казался слегка охрипшим. – Прости, что не отвечала. Я была в рейсе, а мобильник забыла дома.

Как же все было просто. Она не отвечала, потому что не читала его сообщений!

– Думал, что ты дала мне отставку.

– Даже не мечтай! – Рассмеялась она.

После разговора Джон чувствовал необыкновенное тепло в груди. Он понимал, что это гораздо большее, чем просто симпатия. Он не может без нее. И эти чувства взаимны.

А за окном мела метель, и ярко светило солнце.

Британец улыбнулся. «Генерал Мороз», как его назвала «The Daily Telegraph», прочно ассоциировался в сознании его соотечественников с почти благоговейным ужасом. Но здесь его называли Простой Русский Дыбак, и Джон уже не боялся этого сплошного ледяного ада, он подружился с ним – знал, как его приручить.

– Чаю, Джонушка? – Спросила Мария Федоровна, когда парень спустился в столовую.

Старушка обожала, когда холодным зимним утром вся семья встречалась за столом в натопленном доме.

– О-у-е-е-е. – Радостно пропел британец, садясь на стул и ощущая необыкновенный прилив сил.

Он бросил взгляд на окно.

Морозная сказка с ярким солнцем и искрящимся снегом, который так звонко хрустит под ногами. Очень холодно и очень красиво. Обжигающе красиво, просто потрясно!

В его голове моментально родились строчки новой песни. «Still got a Fire in Me»[3]3
  Still got a Fire in Me – Во мне все еще горит огонь (пер. с англ.)


[Закрыть] —он быстро набрал заметку и спрятал телефон в карман.

– С медом и лимоном. – Улыбнулась бабуля.

Он улыбнулся в ответ.

В воздухе витал аромат свежей выпечки, корицы, цитрусовых и едва различимые нотки нового хита. Британец положил руки на горячую чашку и вдруг понял: а ведь вот оно – огонь на кончиках пальцев. Счастье, переполняющее его сердце, ровно так и ощущалось.

Сергей Романыч

– Такие дела, мадемуазель. – Долизав последние капли шампанского со стола и подкрепившись фруктовой нарезкой, Сергей почувствовал себя местным Остином Пауэрсом – уверенным и чертовски соблазнительным. Вот только флиртовать ему было не с кем, кроме старой бабушкиной игольницы, утыканной длинными иглами и булавками, стоящей в шкафу за стеклянной дверцей.

Они так и переговаривались через эту перегородку. Точнее, Сергей говорил, а игольница отвечала ему многозначительным молчанием.

– И я сражен вашей красотой, клянусь. – От его дыхания на стекле оставались облачка конденсата, на которых он крохотной лапкой рисовал сердечки, сквозь которые бросал на объект соблазнения томные взгляды.

И только ежик собрался пописать, чтобы запахом привлечь незнакомку, как звонкий лай противного Зямы заставил его подпрыгнуть на месте.

– Гав! Гав! Гав! Гав! – Это чучело с блестящими черными ушами носилось, царапая когтями пол, и громко лаяло.

– Да что стряслось? – Устало фыркнул ежик.

– Гости! Гости! – Высунув язык, сообщил Зяма.

Звонко тявкнув, он снова убежал в прихожую.

– О, мои птички певчие! – Радостно приветствовала вошедших Мария Федоровна. – Проходите, ребята! Хорошо, что приехали! Устали, небось, после своих корпоративов новогодних? Ничего, бабуля сейчас вас накормит, в баньке попарит, в Контру обыграет. Ярик, Боря, Никитка, Миша, Леся, проходите, солнышки мои!

Сережка приготовился свернуться в клубок, разглядывая незваных гостей. Вошедшие люди громко шумели, скалились, занимали все доступные поверхности, рассаживались на стулья. Одно радовало: сейчас стол опять заставят едой, и можно будет чем-нибудь поживиться.

– Мария Федоровна, а куда мне поставить клетку с моими девочками? – Спросила гостья. – Не с кем было в этот раз оставить, пришлось возить сестричек с собой.

– Ставь сюда. – Указала старушка. – Не замерзли?

– Нет, у них внутри флисовый домик с обогревом.

– Вот так. Сюда. Хорошо.

– Вы точно не против?

– Я? – Мария Федоровна как-то странно хрюкнула, искоса поглядывая на носящегося по гостиной пса. – Что ты, нет! У нас тут где-то еще Сережка бегает. Так что не скучно будет твоим девчонкам.

Сережка насторожился. Нетерпеливо вытянул носик, втянув запах, исходивший из домика. И вдруг все его иголки встали по стойке смирно.

– Молли, Долли, ну-ка, выходите! – Пропела блондинка. – Познакомьтесь с бабушкой.

Сначала из флисового кокона показался черный блестящий нос. Затем… еще один. Они появились, как две богини Афродиты, ступающие медленно и лениво на землю из пены морской. Белая шерстка, длинные упругие иголочки, изящные лапки с элегантными коготками.

– Мрь… – Потянулась первая.

И зевнула, обнажив острые зубки.

– Фрь… – Кинематографично небрежно и весьма волнующе причмокнула ртом вторая.

И кокетливым движением лапки поправила уложенные волной иголки.

«О, Боже… – подумал Серега. – Какая элегантная походка. Какие манеры! Какое пушистое декольте, выгодно подчеркивающее достоинства фигуры. Ей очень пошло бы бикини!»

Да что тут говорить, обе гостьи были несказанно хороши.

– Пфи! – Пискнул он, привлекая их внимание.

Самки настороженно переглянулись, а затем уставились в сторону подозрительного звука. Достаточно было одного взгляда, чтобы почувствовать взаимное притяжение.

– Дамы. – Самец, нахохлившись и выпятив грудь колесом, раскинул лапки. – Добро пожаловать в мое скромное жилище. – Серхио наградил каждую многообещающим взглядом истинного альфа-самца. – Изысканные закуски, – он указал на обрастающий тарелками стол, – дорогие вина и лучшие развлечения! Все для вас!

Почувствовав их смущение и явный интерес, Серхио Обольстительный подмигнул каждой по очереди и очаровательно улыбнулся.

– Позвольте прокатить вас, дамы? – Он громко свистнул. – Где же ты, мой верный пес?

Зяма высунул одно ухо из-под стола:

– Ты мне?

– Ну, же, не подведи меня, дружище. – Стараясь не терять лица, взмолился Серега. – Вези меня, мой Буцефал!

Размахивая хвостом, как лассо, Зяма подбежал ближе:

– А-а-а, перед девушками рисуешься, значит.

– Цыц. Тише. – Шепнул еж. – Добуду для тебя пельмени, окорок и шоколадные пирожные.

Пёс прикинул в уме и радостно кивнул:

– Идет. Запрыгивай!

И, читая про себя ежиные молитвы, Серхио с видом бесстрашного Зорро спрыгнул на собачью спину:

– Оп! – И впился лапками в шерсть.

«Надеюсь, оно того стоит», – думал Зяма.

И оно стоило. Потому что ежихи, завороженно глядя на бесстрашного самца, уже дружно аплодировали:

– C'esteffarant! étonnamment! Quel homme![4]4
  Потрясающе! Невероятно! Какой мужчина!


[Закрыть]

Настя

Ромка смотрел на свою красавицу и понимал, что не ошибся. Новая жизнь нравилась ему гораздо больше прежней. Теперь в ней был смысл – его Настя. Наивная, упрямая, решительная и такая ранимая. И ему нравилось быть для нее тем, кто оберегает ее от всего сложного и нехорошего, что есть в мире. Тем, кто любит ее всем своим существом.

– Ёжка… – Он проложил дорожку из поцелуев от ее шеи к плечу.

– Отвали, мажорище. – Улыбнулась она.

И Ромка тоже улыбнулся.

Он даже и забыл, что когда-то таким и был – все давно переменилось. У него появились настоящие друзья и настоящие отношения: Гай исчез, а вместе с ним и все его наследство в виде бездумных тусовок и глупых пижонских ужимок.

– Ёжичка… – Парень залюбовался копной одуванчиковых волос, разметавшихся по подушке и щекочущих его нос. – Ёжичка моя любимая, открой личико.

Настя повернулась и поцеловала его – сонно и нежно. И в этот момент где-то за дверью раздался отчаянный собачий лай. Гав, гав, гав!

– Похоже, еще кто-то приехал.

За дверью послышались голоса ребят из группы «The Diverse», озорной Леськин смех и веселые приветствия Джона.

Ромка вздохнул, а Настя потерла ладонями глаза.

– Знаешь, что мне сегодня снилось? – Сказала она.

– Что?

– Будто наш Сережка разговаривает. По-настоящему, по-человечески.

– Ага, – улыбнулся Роман, – и песни поет!

– Да. А еще, что он из своей клетки в гостиной вышел и по всему дому разгуливает. Может, проверить его?

– А клетку ему кто откроет? Зяма, что ли? – Парень притянул девушку к себе. – Даже не переживай, все у него нормально. Большой уже мальчик. – Он подтянул одеяло повыше. – Лучше иди ко мне…

Прямо за дверью послышался звонкий цокот собачьих когтей по ламинату.

– Этот пёс носится, как придурочный. – Хихикнула Настя.

– Он такой и есть.

Если бы они только могли видеть Сережку, сидящего на холке Зямы, держащегося лапками за гладкую шерсть, как залихватский ковбой, и громко кричащего: «И-и-и-ха-а-а-а-а!!!», то это была бы уже совсем другая история…

Мария Федоровна

На плите кипели голубцы, в кастрюле томился ароматный глинтвейн. Бабушка рассматривала елочные игрушки и улыбалась.

Вот эту муж подарил ей в далеком семьдесят пятом, когда они были еще совсем молодыми. Он так смущался, когда она пригласила его в гости. Кто ж тогда знал, что у них будет такая крепкая семья?

А вот этого космонавта Юрка сделал сам, а вот эту белочку раскрашивал Ванечка – кто ж тогда знал, что он вырастет и будет людей раскрашивать?

А вот этот стеклянный орешек, покрытый перламутром, она купила специально для Димочки. Это была первая игрушка, которую он самостоятельно повесил на елку.

Как же приятно доставать их каждый год, развешивать на ветвях лесной красавицы и вспоминать с легкой долей грусти. Но ничего. Вот сейчас остальные приедут: ее сыновья, любимая Сонечка с подарками. Она накормит их всех и сможет расслабиться.

Все-таки хорошо, когда все собираются вместе в Новый Год. Это и есть настоящее счастье.

КОНЕЦ