Текст книги "Камень"

Глава первая

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 1

Лондон

Три месяца спустя

Свист в ушах не утихал.

Эдам, с перевязанной рукой, стоял у карусели выдачи багажа и смотрел в одну точку. Все прибывшие пассажиры давно ушли. Только его раздолбанный в бесконечных поездках чемодан одиноко крутился на ленте. Когда он поравнялся с Эдамом, лента остановилась.

Эдам посмотрел на багаж, но не сдвинулся с места.

Месяцы после взрыва сохранились в виде обрывков воспоминаний. Как в тумане, всплывали пролетающие над ним плафоны больничного коридора. Голоса Олега и врачей. Мольбы его русского коллеги, просьбы, угрозы и шантаж. Люди в бронежилетах, везущие его в вертолёте. Ещё один госпиталь. Уставшее лицо врача. Погнутые жалюзи в палате. Нежные пальцы медсестры, меняющей повязку.

Раны, покрывавшие его лицо, почти затянулись, но оставшиеся рубцы ещё розовели на щеках и висках. Он щурился от головной боли, к которой никак не мог привыкнуть. Да и как к этому можно привыкнуть! Эдам сунул руку в карман, достал баночку с обезболивающим, закинул в рот одну таблетку. Взял чемодан и побрёл к выходу.

Навстречу ему работник аэропорта катил тележку с вёдрами и чистящими средствами. Он улыбнулся Эдаму белозубой улыбкой, осветившей смуглое лицо.

– Вэльком хом, сэр!

Эдам прошёл мимо, никак не отреагировав. Уборщик оглянулся, проводил его удивлённым взглядом и, пожав плечами, покатил дальше.

Эдам вышел из здания аэропорта, вдохнул влажный лондонский воздух, показавшийся ему особенно промозглым после горячего африканского эфира, и поёжился. Оставаться дома надолго он не любил.

Лондон был слишком шумным и суетливым. Все эти спешащие по делам люди, машины, вездесущие туристы, уличные музыканты, голуби, воркующие на фонарях, реклама, музыка из пабов раздражали Эдама. Старинная архитектура давно приелась, современная вообще никогда не нравилась.

Расцветающие деревья и цветы на клумбах он не замечал. Никакой красоты для него здесь не было. Он даже не задумывался, что уже наступила весна. Он ехал в автобусе, глядя в одну точку, и никак не мог избавиться от шума в ушах и свербящей пустоты в груди, которая за эти три месяца расползлась, словно дыра, прорастая в душу метастазами депрессии и отчаяния.

Ему нестерпимо хотелось выпить.

В кабинете врача ему предложили воду. Он отказался. Быстрей бы домой, закрыться от всего мира, опрокинуть внутрь исцеляющей жидкости, лечь и не двигаться. Забыться.

Хотя бы на время.

Доктор Питерсен посмотрел на томографические снимки Эдама.

– У вас была довольно сильная контузия, – проговорил он сочувственно. – Головные боли не ослабевают?

– Голова будто взрывается. Особенно ночью.

– Рвота?

– Что, простите?

– Слышать стали хуже, верно? – доктор бросил на Эдама внимательный взгляд и продолжил громче: – Я говорю, что рвота будет периодически повторяться. Возможны обмороки.

Эдам покривил рот.

– Слава богу, они не так часты. Но голова просто раскалывается. И не сплю почти.

Питерсен понимающе кивнул.

– Скажите, когда это пройдёт? – спросил Эдам с надеждой.

Доктор отложил снимки в сторону и подошёл к нему.

– Боюсь, что это надолго, Эдам, – сказал он серьёзно. – Ушиб мозга был очень сильным. Будем надеяться, со временем вам станет легче. Но совсем избавиться от этого, к сожалению, не получится. Вам придётся мириться с последствиями всю жизнь.

– Всю жизнь?

– А сейчас старайтесь не нервничать, побольше спите. Обязательно принимайте лекарства. И пожалуйста, никакого алкоголя.

Эдам отвёл взгляд.

– Хорошо? – врач настойчиво посмотрел ему в глаза.

– Да.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 2

За окнами комнаты переговоров высились небоскрёбы. Сити Эдам особенно не любил. Он казался ему холодным, бездушным местом, наполняющимся притворной жизнью в дневное время и напрочь вымирающим ночью.

Стекло, бетон и металл.

Вот где пустыня! Мёртвый вакуум!

У полуголодных племён Южного Судана, да хоть у тех же динка, одетых в изодранные тряпки и пьющих кровь коров, собранную из вспоротых вен на шеях животных, жизнь гораздо полноценней и осмысленней, чем у любого из работников лондонского сити в костюме за тысячу или даже две фунтов.

Люди, напротив которых он сидел сейчас, казались ему не менее бесчувственными, хотя двоих он знал довольно давно. Однако теплоты между ними никогда не было.

Редактор Филлип Коллинз, с которым он редко ладил, его заместитель Джулия Лэндон, карьеристка, каких поискать, и молодцеватый, холёный мужчина с залысинами. Доминик Аптон – так, кажется. Его Эдам никогда прежде не видел. Но тот ему сразу не понравился. Как, впрочем, и Эдам Аптону.

Головная боль усилилась. Эдам периодически прикрывал глаза, стараясь справиться с её приступами, не подавая вида, что ему плохо. Было трудно сосредоточиться. Ещё сложнее было говорить.

Коллинз не спеша прохаживался вдоль огромного окна.

– Ваш непосредственный начальник утверждает, что ваше безрассудное поведение привело к гибели более чем тридцати заложников, – он глянул на Эдама.

– Двадцать пять из которых – дети, – добавила Джулия.

Эдам собрался с силами.

– Я уже говорил, что когда я вошёл в здание, большинство из них уже были мертвы. У полковника не выдержали нервы. Или… Честно говоря, я не знаю, как это объяснить.

В разговор вступил Аптон.

– Да, кстати. А что это за странная дружба с главой террористов?

Эдам посмотрел на него.

– Он мне не друг.

– Но ведь он же потребовал на переговоры именно вас, – Коллинз склонил голову набок.

Эдам постарался ответить как можно спокойнее.

– Я брал у него большое интервью полгода назад. Видимо, произвёл впечатление.

Джулия хмыкнула.

– Именно поэтому вы были у него в гостях много раз после этого? – она упёрла в него колючий взгляд. – И совсем не для интервью.

Редактор положил перед ним пачку фотографий и, словно крупье, растянул их в неровный ряд. Эдам бросил взгляд на жизнерадостные лица детей, которых он фотографировал незадолго до ужасных событий. Многих он знал по имени. Ком подкатил к горлу, но он сдержал эмоции. На других снимках был он сам. С представителями различных организаций, полезными знакомыми, коллегами. На нескольких – он и полковник Куку во время неофициальных встреч. Оба улыбаются и даже смеются.

– Вам было весело, как я погляжу.

Эдам перевёл взгляд на Джулию.

– Разве журналист не должен располагать к себе собеседника? Добиваться его доверия?

Доминик поднял бесцветные брови:

– То есть вы хотите сказать, что пользовались уважением и доверием человека, чьи руки по локоть в крови? Я вас правильно понимаю?

– А вы думаете, те, с кем он воевал, ангелы? – Эдам посмотрел на Коллинза, мнение Аптона его мало волновало.

Тот отвёл взгляд. Эдам почувствовал, что может перехватить инициативу, и продолжил:

– В чём конкретно моя вина? Что я пытался помочь спасти детей?

Джулия подалась вперёд.

– Линда мне сказала также, что вы постоянно контактировали с русскими. Причина?

Кровь прилила к лицу Эдама.

– Я не понимаю вопроса.

– Вы всё прекрасно понимаете, – её холёный коллега сложил пальцы. – А мы вот – нет.

Эдам стиснул зубы.

– Я не знал, что должен отчитываться, с кем и когда общаюсь. Между прочим, они спасли меня и того мальчика тогда.

– М-да, – Джулия прижала уголок одного из снимков средним пальцем и придвинула к себе. Это было совместное фото Эдама и Олега.

Эдам перешёл в наступление.

– Вы прекрасно знаете, что у меня русские корни. Вы хотите ущемить меня по национальному признаку?

Аптон аж побелел от негодования. Коллинз сделал шаг вперёд.

– Эдам, признайтесь. У вас есть проблемы с алкоголем?

Эдам бросил на начальника тяжёлый взгляд.

– У меня с алкоголем никаких проблем нет, – отчеканил он. – У нас превосходные отношения.

– Ясно, – сказал Коллинз после недолгого молчания. – Эдам, думаю, я выражу общее мнение. Мы уважаем вас как специалиста, но, к сожалению, мы не можем больше продолжать сотрудничество с вами.

– То есть вы меня увольняете?

Коллинз тонко улыбнулся.

– Я бы не стал называть это увольнением. Особенно если учесть, что вы работаете с нами по контракту. Однако совершенно очевидно, что у нас диаметрально противоположные взгляды на журналистику.

– Вот как?

– Да.

Очередной приступ головной боли чуть не сбросил Эдама со стула. Он зажмурился и спросил:

– Это всё?

– Не смеем вас больше задерживать.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 3

Вечерело. Такси остановилось у дорогого многоквартирного дома в одной из самых зелёных частей Кенсингтона. Здесь было тихо и очень уютно. В таких районах и должно быть тихо и уютно, чтобы не тревожить драгоценных арендаторов, выкладывающих за жильё по шесть – восемь тысяч фунтов в месяц. А кто и больше.

Эдам расплатился с таксистом, закинул сумку на плечо и покатил чемодан ко входу.

– О, мистер Шерл, давно вас не было видно, – улыбнулся ему портье, когда он зашёл внутрь.

– Здравствуй, Раджив! – Эдам направился к лифту.

Портье хотел сказать что-то ещё, но не решился и, кашлянув, вернулся к своим делам.

В лифте Эдама начало мутить. Он схватился за поручень и прижался лбом к прохладной глади зеркала. Стало немного легче.

Мягко звякнул колокольчик. Двери раскрылись, и он вышел в коридор, устланный тёмно-синим ковровым покрытием с золотой вышивкой по краям. Побрёл в конец коридора, остановился у двери, достал из кармана куртки ключ и попытался вставить его в замочную скважину.

Сразу не получилось. Руки тряслись. Он перевёл дух и попробовал снова. Ноги подкашивались, но он собрал волю в кулак и, наконец, сумел вставить ключ в скважину. А вот повернуть его не получилось. Эдам негромко выругался и попытался вставить его снова. Промучившись с минуту, он сдался и нажал на дверной звонок.

Почти сразу ему открыла Кларисса.

– Я без телефона, прости, – он устало посмотрел на неё.

Длинное чёрное платье облегало стройное тело. Бриллиантовое колье спускалось к груди, приподнятой бра. Густые чёрные волосы, собранные в аккуратный узел, открывали тонкую шею и уши, в которых искрились серьги.

Он вдруг всё понял.

Кларисса равнодушно посмотрела на его перебинтованную руку.

– Я собрала твои вещи, – она пододвинула ногой полузакрытую сумку с кое-как напиханной внутрь одеждой.

За её спиной раздался мужской голос:

– Дорогая, кто там?

– Никто.

– Ты уже готова?

– Минутку.

Она повернулась к Эдаму и выжидающе посмотрела на него.

– А мои книги? – спросил он.

Вместо ответа она протянула руку. Он посмотрел на крохотную ладошку и положил в неё свой ключ. Кларисса тут же захлопнула дверь.

Эдам постоял несколько секунд, подтянул сумку к себе, с трудом закинул её на плечо и побрёл к лифту.

Чтобы снять отель, даже далеко от центра, пришлось помучиться. Его телефон не пережил взрыва, пришлось покупать новый. Денег было в обрез, и он взял самый дешёвый смартфон. Какое-то время разбирался с ним, потом целый час провёл в интернете, пытаясь найти в запруженном туристами городе номер. Никак не получалось привязать карту, чтобы забронировать отель. Когда же он со всем разобрался, подкралась ночь.

Эдам побрёл к метро.

До гостиницы добрался уже за полночь, совсем обессиленный и злой на себя из-за своего состояния.

Номер был на удивление сносным, но очень маленьким. Эдам быстро разделся и, не умываясь, бросился на постель. Тем не менее заснуть сразу не получилось. Голова раскалывалась, а мысли о том, что делать дальше, сдавливали тисками и не давали расслабиться.

Он ворочался с бока на бок. Вставал, умывался, снова ложился. Опять вставал, пил обезболивающее, полз на кровать и лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Поднимался снова. Ходил из угла в угол, сжимал кулаки, чтобы не заорать от боли. Потом его рвало, он снова пил таблетки. Корил себя, что не купил бутылку виски. С ним было бы хоть немного легче. Садился за крохотный столик и писал список дел на завтра. Кому позвонить, кого увидеть.

Затем долго разматывал бинты на раненой руке, осматривал швы. Заживление шло дольше, чем он ожидал. Он забинтовал руку снова и попробовал подвигать ею.

– Будь ты проклята! – он стиснул зубы от боли и повалился на подушку.

Заснул он только перед рассветом.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 4

Наутро он отвёз вещи на небольшой склад, который арендовал в пригороде. Здесь, в полумраке, озаряемом моргающей лампочкой дневного света, Эдам хранил свои нехитрые пожитки – коробки с бумагами, книги, сувениры из разных стран, одежду, старый принтер, который уже давно следовало выбросить, да всё не хватало времени.

Здесь же стояли завёрнутые в бумагу картины, доставшиеся ему от давно умершей матери. Кое-что из отцовских вещей.

Он поставил сумку, которую забрал из квартиры Клариссы, на пластиковый контейнер, набитый всякой всячиной, и уже собрался уходить, но развернулся и стал рыться в пыльных коробках. Наконец нашёл в одной из них небольшую плоскую фляжку. Сунул её в карман и замер. Его опять начало мутить.

Эдам попытался остановить приступ, но не тут-то было. Он помчался к выходу из здания, кое-как сдерживая себя, выскочил на улицу и подбежал к забору. Выворачивало долго и мучительно. Когда спазмы отступили, он прокашлялся и стал отплёвываться.

Мимо медленно проехала машина. Люди в ней одарили его презрительными взглядами. Он вытер губы. Ему было всё равно. Он стоял, вцепившись пальцами в сетку забора, и переводил дух.

Потом побрёл обратно. Нужно было закрыть склад и ехать в город. Его старый друг, Фредерик Штейн, фоторедактор в Observer Report, согласился посмотреть снимки из самой молодой страны в мире.

Они расположились в кабинете Фреда. Пока тот разглядывал фотографии, Эдам сидел с непроницаемым лицом, однако нога его нервно дёргалась. Штейна знали как человека мягкого, даже сердечного, что было редкими для его должности качествами. Работы Эдама он ценил, несмотря на то что тот не был профессиональным фотографом, и время от времени их покупал. Сейчас же деньги Эдаму нужны были как никогда.

– Ну, – не вытерпел он.

Штейн поскрёб лоб.

– Неплохо. Впрочем, как всегда. У тебя есть глаз. Я бы не сказал, что это прямо шедевры, но ты очень удачно схватываешь ситуации. Ты знаешь, что мне всегда нравилось, как ты работаешь.

– Отлично!

– Да. Но, к сожалению, взять я их не могу, – Штейн отодвинул снимки от себя.

Эдам нахмурился:

– Почему?

– Ну, во-первых, тематика уже достаточно разработана. Ты знаешь, что Минцкевич и этот… как его… Гросс снимали там же. Причём совсем недавно.

– И что? Фред, когда это было проблемой?

Штейн тяжело вздохнул.

– Ну… ты же понимаешь… – он, казалось, не мог подобрать правильные слова.

– Нет. Я не понимаю.

– Эдам, ты должен понимать, – Фред виновато улыбнулся.

Лицо Эдама покрылось пятнами.

– Фред, говори напрямую. Мы достаточно долго друг друга знаем.

Штейн снял очки и покрутил их в руках.

– Я не могу. Честно. После того случая в Судане…

– В Южном Судане.

– В Южном Судане. Какая разница? – в голосе Фреда послышались недовольные нотки. – Все знают, что случилось.

– Но ведь…

Штейн не дал ему договорить.

– Меня просто не поймут, ты и сам это знаешь. Поставь себя на моё место…

– Фред.

– Не могу. Прости.

Эдам поднялся из-за стола. Молча подошёл к окну и уставился в пространство невидящим взглядом. Штейн опустил глаза и покачал головой, снова глянул на фотографии перед собой.

– Попробуй онлайн. Чем чёрт не шутит.

Эдам зло усмехнулся:

– Ты серьёзно?

– Ну а что я скажу? Чего ты хочешь от меня? – Фред с раздражением отбросил очки на стол. – Я ведь не против работать с тобой. Давай подождём. Пройдёт годик-два. Навалится куча других событий. Эта ситуация подзабудется, и мы снова начнём потихоньку работать.

Эдам покривился:

– И как я эти годик-два должен жить?

Штейн пожал плечами:

– Наверное, есть какие-то варианты. Я не знаю. Ну, в конце концов, у твоего деда огромная корпорация. У них там есть медиаслужба. Правильно? Почему бы тебе не пойти к нему?

– Ты же знаешь, что мы ненавидим друг друга.

Штейн глянул на него исподлобья.

– Может, стоит быть немного гибче? Твоя принципиальность тебе всегда только вредила.

– Спасибо за заботу!

Эдам взял со стула сумку, накинул её на плечо и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Штейн проводил его взглядом, вздохнул и вновь покачал головой.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 5

После неудачного похода в Observer Report Эдам встретился с бывшим коллегой Орестом Паппасом.

– Эдам, ты с луны, что ли, свалился? – сказал тот, жадно глотнув дешёвого пива. – Сколько ты в своей Африке пробыл?

– Два с половиной года.

Тучному Оресту всегда было жарко, поэтому холодное пиво он поглощал в огромных количествах.

– Майки! Давай ещё одну! – крикнул он бармену, мгновенно опустошив бокал, и вернулся к разговору. – Ну вот!

– В смысле?

Эдам незаметно надавил ледяными кончиками пальцев на висок. Он едва справлялся с головной болью, раскалывающую череп на мелкие кусочки.

Паппас подался вперёд.

– Ты знаешь, где я сейчас работаю? Конечно, не знаешь! Счастливый человек! Интернет-портал Starlet! – он взял новый бокал, поданный барменом. – Сын Кадоподиса, тот, который Димос…

– Младший?

– Младший. Чтоб его! И за что мне это наказание! Я снова связался с греками, ты можешь поверить? – уроженец Афин закатил глаза. – Хуже греков только русские. Прости! – быстро добавил он, вспомнив, что дед Эдама эмигрант из России, и примирительно чокнулся с его бокалом, стоящим на стойке. – В общем. Чувак решил, что, если откроет свой таблоид, ему бабы будут больше давать. Ну ты ж его видел.

Эдам не мог не согласиться. Младшего сына самого богатого в стране торговца мерседесами он встречал пару раз. И этого хватило сполна.

– Будет время, глянь эту радость, – Паппас недовольно потряс головой. – Pornhub веселее выглядит. Я ваяю там интервью со всеми этими тупыми коровами, которые двух слов связать не могут. Слава богу, на мне только тексты. Я сам могу придумать их богатый внутренний мир. А вот Рори, который у нас видео занимается, так он вешается.

– Орест, мне сейчас любая работа нужна.

Паппас выразительно посмотрел на него.

– Любимый! Папа мальчику денег дал на первые два года, и всё. Дальше сами. А что Димос умеет, кроме как кокаин жрать? Люди от него разбегаются. Нас закроют со дня на день. Я слышал, что у тебя там какая-то хрень произошла, но, честно, лучше бы ты в своём Свазиленде оставался, – он отхлебнул пива и поднял брови, озарённый новой мыслью. – А чего ты свою Клариссу не спросишь? Она же…

– Клариссы нет. Всё.

– А-а-а, – протянул Орест. – Сочувствую. Хотя… сочная девуня была, – он причмокнул губами.

Эдам поднял на него глаза.

– Ну прости. Ты же знаешь, я люблю красивых баб.

Эдам съездил ещё на несколько встреч. Но, как часто бывает, если ты выпадаешь из обоймы на какое-то время, вернуться очень сложно. К тому же он всегда был одиночкой, непонятным для большинства, потому популярности в профессиональных кругах не имел, а друзей и приятелей у него было немного.

Деньги заканчивались быстро. Улетучивались, словно медицинский спирт, которым он обрабатывал шрамы. Это усиливало стресс, и головные боли возобновлялись чаще.

Алкоголь, купленный им на остатки скудных сбережений, притуплял боль на некоторое время, но потом она возвращалась с новой силой.

В пабы он ходил только на встречи. Если нужно было заглушить боль, он прикладывался к фляжке в каком-нибудь укромном месте. Самоуважения это не прибавляло, но по-другому он не мог.

Эдам удивился, когда, выйдя с очередной встречи, обнаружил, что уже стемнело. День пролетел, а он и не заметил. Зажглись фонари, вспыхнули вывески всех цветов и оттенков. Люди говорили громче и больше смеялись. Звук машин приутих. Он медленно брёл в свой отель по оживлённой улице в полубессознательном состоянии. Он не был пьян, просто головная боль настолько его истощила, что он едва переставлял ноги. Всё вокруг расплывалось, словно на глаза был наброшен кусок мутного полиэтилена.

В пабах было полно народу. Люди общались друг с другом, радовались жизни и веселились так, будто завтра будет даже лучше, чем сейчас. У одного из заведений толпились люди. С ним кто-то столкнулся. Со смехом извинился. Эдам что-то пробурчал в ответ. Его похлопали по плечу. Он на секунду остановился. Посмотрел на вход бара. Нет, он не может позволить себе зайти туда.

На другой стороне улицы, в густой тени здания, затаился старенький «Фиат-Панда». Лицо сидящего в нём человека было трудно различить в темноте. Он внимательно наблюдал, как Эдам постоял на краю тротуара под барной вывеской, затем справился с искушением и двинулся дальше. Человек в машине проводил его взглядом. Завёл мотор и медленно поехал следом.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 6

И в эту ночь Эдам не мог нормально заснуть. Он метался по крошечной комнатке, как волк в клетке зоопарка. Забрасывал горстями таблетки в рот, запивал их виски. Падал на кровать и лежал с открытыми глазами, тихо постанывая от боли.

Но только наступило утро, он принялся обзванивать своих немногочисленных знакомых.

– Да! Привет! Я. Узнал? Ну здорово! Да, в Лондоне. Нет, недавно. Нет, зачем? Сейчас как раз свободен. Могу поехать хоть куда. Серьёзно! В любую точку мира. Да нет, я в полном порядке. Всё отлично! Ну ты же меня знаешь. Хоть завтра. Ну и что? Всего лишь пара царапин, – он притворно засмеялся и поморщился, просовывая перебинтованную руку в рукав рубашки. – Это всё слухи! Хоть Монголия, хоть Северный полюс. Я готов.

Выслушав ответ, он помрачнел, но постарался не выдать этого голосом.

– Окей. Да, конечно. Обязательно! Пока.

Тут же набрал новый номер.

– Кэти, привет! Как дела? Это Эдам. Эдам Шерл. Очень рад тебя слышать. О! Да? – его голос упал. – Что сказали? Даже так? – он прочистил горло. – Скажем так, это не просто неправда – это ложь. Да, именно! – в его голосе послышался металл, однако похоже на том конце провода выслушивать его не собирались. – Почему не имеет значения? Разве это не важно? Я понимаю. И это я понимаю. Погоди! Я ведь, вообще-то, звоню совсем по другому поводу, – ответ собеседницы заставил его покраснеть от гнева. – Ах, вот так! Ну, тогда… всего хорошего тебе, Кэти! Спасибо, что уделила время.

Он бросил телефон на кровать и постарался не дать волю чувствам.

Таких звонков было ещё с дюжину. Оставалась надежда на встречу, назначенную на середину дня. Чтобы совсем не впасть в отчаяние, он решил выйти из гостиницы пораньше. Но прогулка не помогла. Его окружало столько счастливых и беззаботных людей, у которых, казалось, никогда не было никаких проблем. А невидимая дыра в его груди разрасталась с каждой минутой.

Раз за разом он уезжал из дома именно из-за того, что здесь он чувствовал, как она расширяется, засасывая его целиком. За тысячи миль отсюда эта дыра будто затягивалась. Не полностью, конечно. Но Эдам почти забывал о ней. Нет, он должен найти способ снова уехать. Неважно куда.

В указанный для встречи паб он пришёл на полчаса раньше. Заказал бокал лёгкого эля и стал ждать. Голова чуть-чуть прояснилась. Но насладиться передышкой Эдаму не удалось. Нетрезвый мужичок, видимо завсегдатай баров, без разрешения шмякнулся на соседний стул и начал жаловаться на свою жизнь, хотя никто его об этом не просил.

Хоть Эдам и вырос в Британии, он совершенно не любил пабы. И внезапные задушевные разговоры с незнакомцами, которые так нравились многим его знакомым, ему претили. Он стойко терпел болтовню сидящего рядом с ним человека – отвязаться от него сейчас просто не хватало энергии.

– Вот они говорят, причина в тебе. Всё в тебе, – бубнил тот. – Это ты, ты сам виноват, понимаешь? Они говорят, мол, изменись сам и всё изменится. Жизнь прямо в один момент станет охрененно прекрасной, – он крякнул и отхлебнул из бокала. – Да? А что изменится? – мужчина вытер губы рукой и посмотрел на Эдама остекленевшим взглядом. – Что изменится-то? А? Ты согласен?

Бармен, заметив, что Эдаму такое соседство не по душе, подошёл к ним.

– Стэн, дружище, не трогай человека.

– А что, мы просто разговариваем, – мужчина положил руку на плечо Эдама.

Эдам дёрнулся и резко смахнул её.

Бармен посуровел.

– Оставь мужика в покое, тебе говорят. Сядь вон туда.

Стэн заворчал, но пересел. Тут же завибрировал телефон Эдама. Пришло сообщение: «Приятель, прости! Замотался. Никак не успеваю сегодня. Давай в другой раз».

Эдам стиснул зубы. Словно в насмешку, в голову вновь ударила боль. Он закрыл глаза и втянул ноздрями воздух.

– Вы в порядке? – услышал он и повернулся.

Мужчина, сидящий на углу барной стойки, с деловым журналом в руках, внимательно смотрел на него.

– Всё хорошо, – Эдам попытался улыбнуться, но тут его взгляд упал на обложку журнала.

На фото красовался пожилой бизнесмен с прямым суровым взором. Седые волосы тщательно уложены, серебристая короткая бородка напомажена не хуже, чем у заправского хипстера. Из нагрудного кармана дорогого костюма торчит кончик золотистого шёлкового платка. Точно такой же шёлковый платок элегантно повязан вокруг тонкой шеи.

Никто не дал бы этому мужчине его девяносто девять лет. По взгляду было видно, что старик ещё может кому угодно свернуть голову.

Этого человека Эдам ненавидел больше всех на свете. Это был его дед. Майкл Шерл. Эдам отвернулся и поморщился. Бросил деньги на стойку и поспешил покинуть паб.

Когда он перебегал дорогу, его чуть не сбила машина. Раздался резкий скрип тормозов. Водитель закричал на него. Эдам, ни на что не обращая внимания, побежал прочь от этого места.

Человек в сером фиате, припаркованном неподалёку, не спускал с него глаз.

Эдам добежал до небольшого парка у площади, упал на скамейку и, стиснув голову руками, долго сидел, глядя в асфальт перед собой. Наконец он распрямился, сделал глубокий вдох и написал сообщение на номер, который с трудом отыскал в записной книжке.

Через три минуты пришёл ответ.

Он долго смотрел на экран, затем кивнул и прошептал:

– Ладно.

Поднялся и направился к ближайшей станции метро.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ 7

На посту охраны для него был готов пропуск.

Офис располагался в старинном пятиэтажном особняке с башенкой. Дед купил это здание в шестидесятые годы прошлого века, когда бизнес сильно пошёл в гору.

Эдам посмотрел на огромный логотип SHERL’S с позолоченными переплетениями, красующийся на стене над мраморной лестницей в холле. Название фамильного бренда переливалось в центре золотой рамы. Вставленные в неё многогранные лампы отбрасывали блики на стену, словно настоящие бриллианты. Всё говорило о том, что ты попал в компанию с историей, а её изделия дорогие, высококачественные и эксклюзивные. Какие могут позволить себе только очень и очень состоятельные покупатели.

Эдам не был здесь много лет. Он подавил растущую тревогу в груди и стал подниматься по лестнице.

Пальцы нервно схватили перила. Каждый шаг давался с большим трудом. На шестой ступени у Эдама закружилась голова, и он медленно осел на холодный мрамор.

Трое молодых людей в дорогих костюмах спускались ему навстречу.

Один из них хохотнул:

– Смотри! На работу как на праздник! Сэмми, прямо как ты в пятницу.

– Ты по понедельникам не лучше, – отозвался с улыбкой Сэмми.

Третий цокнул языком и покачал головой:

– Понабирают кого попало! А потом у нас в туалет страшно зайти.

– Что-то я его прежде не видел, – хмыкнул Сэмми. – Может, это ВИП-клиент?

– Да какое там! – отозвался первый. – Полотёр скорей. Из какой-нибудь солнечной Дуйпердени. Пошли, а то не успеем.

Мужчины прошли мимо охраны и вышли на улицу.

Эдама била дрожь, всё тело мгновенно покрылось потом. Он без особого успеха попытался встать. Его окатила волна ужасного стыда и злости на собственное состояние. Уж что-что, а оказаться в таком положении в офисе деда было слишком унизительно.

– Осторожно! – миниатюрная девушка в тёмно-синем деловом костюме, только что вышедшая из лифта, пробежала через холл, вспорхнула на лестницу и подхватила его под руку.

Лучистые глаза озаряли её креольское лицо каким-то магическим светом. Они были тёмно-карие, почти чёрные, но у некоторых людей глаза словно светятся изнутри. Её оказались именно такими. Любой был бы очарован. Но стоило ей прикоснуться к Эдаму, его передёрнуло, будто от удара током.

– Я в порядке. Я просто… Голова закружилась.

– Я вижу, – она ласково улыбнулась. – Держитесь!

Её ладони были мягкими и тёплыми.

Эдам покраснел.

– Всё. Я в порядке. Спасибо! – голос его не слушался. Он собрался с силами и встал, вцепившись в перила и стараясь держаться прямо. – Всё хорошо!

Девушка засмеялась и с сомнением посмотрела на него:

– Точно?

Он глянул не неё и ещё больше смутился.

– Да, спасибо!

– Тогда я побежала. Хорошего дня!

Эдам проводил её точёную фигурку взглядом. Она обернулась и помахала ему. Он нахмурился. Есть женщины, перед которыми ты ни за что не захочешь выглядеть неловко. Или немужественно. Уж тем более если она чуть ли не вдвое младше тебя. А он распластался на лестнице, как какая-то размазня!

Эдам кашлянул от досады, достал из кармана баночку с таблетками, заглотил одну и стал медленно подниматься на второй этаж, откуда на отдельном лифте можно было попасть в приёмную деда. Разумеется, свою приёмную он устроил в той самой башенке, которая украшала здание компании.

Эдам еле дождался прихода старинного лифта, закрыл за собой решётку и нажал на кнопку, рядом с которой на медной панели был выгравирован вензель деда. Он зажмурился, пока лифт поднимал его вверх, и молил небеса, чтобы его не вырвало.

Всё обошлось. Двери раскрылись. Он быстро пересёк небольшой коридор, выстланный чёрным ковровым покрытием, и остановился перед массивной дверью из эбенового дерева. Бесшумно выдохнул, взялся за хромированную ручку и дёрнул дверь на себя.

Окна в приёмной были высокими, резными. За ними виднелись крыши близлежащих домов с кирпичными трубами. Рассеянный свет от серых облаков преграждали длинные полупрозрачные шторы.

Стол секретаря Майкла стоял ровно между окнами, боком к двери, ведущей в офис деда. Сидящая за ним Мария Вудхарт, всю жизнь проработавшая в компании, за последние двадцать лет мало изменилась. Разве что появились очки в тонкой, едва заметной оправе. Эдам увидел всё ту же стройную, подтянутую женщину, в которой всегда чувствовался класс и твёрдость характера.

Мария оторвалась от ноутбука и посмотрела на него.

– Я удивилась, когда получила сообщение от тебя. Очень неожиданно, – она поднялась, чтобы поприветствовать его. – Какими судьбами?

Эдам пожал её сухую прохладную руку.

– Рад тебя видеть, Мария.

Он глянул на пустующий стол второго секретаря.

– Дэвид в отъезде. Ты его не знаешь. Очень смышлёный молодой человек. Майкл его ценит.

– Да?

Эдам покосился на огромный портрет деда, висящий на стене напротив двери кабинета. Увеличенная фотография в раме была похожа на ту, что он только что видел в журнале, но здесь Майкл выглядел ещё более величественно и даже несколько угрожающе. В руках он держал трость с платиновым набалдашником, которой на самом деле никогда не пользовался. К своим девяносто девяти годам он сохранил удивительное здоровье и бодрость. Майкл всегда был спортивным человеком, до сих пор катался на горных лыжах и даже немного сёрфил. Но трость на фото придавала ему ещё больше властности, а что такое сила имиджа – Майкл Шерл знал лучше всех.