Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

Глава 3. Знакомство с председателем колхоза

В пять часов пополудни, в жару, Ситников впервые подходил к правлению колхоза «Ударник». Всё для него было ново, всё он разглядывал с интересом. Правление представляло собой невзрачное синее длинное одноэтажное здание под потемневшим железом. В середине фасада был широкий вход с лестницей из двух ступенек, перед крыльцом – забетонированная дорожка. По обе стороны от дорожки располагались ухоженные газоны с красными, синими и белыми цветами. Слева, в центре газона, стоял на бетонном постаменте бронзовый бюст Ленина. Справа, перед крыльцом на двух стойках из железных труб возвышался красный щит, к которому кнопками прикреплены листки бумаги. В стороне от здания, под берёзами, были лавочки, а ещё правее – площадка для стоянки автомобилей.

Директор зашёл в здание и оказался внутри длинного коридора. Свет едва попадал в него сквозь запылённые окна. Сумрачно, а от вымытых полов неприятно пахло сыростью. Из приёмной Владимир Леонидович попал в кабинет председателя. Просторная комната выглядела обыденно, но внушительно: панели из полированного дерева, три окна с жёлтыми шторами, две люстры – на потолке; возле стен – стоящие вплотную друг к другу полумягкие стулья с красной обивкой. В середине кабинета, ближе к задней стене, за огромным столом восседал председатель. Нахмурив брови, он буквально впился в посетителя серыми глазами, однако быстро догадался, кто к нему пришёл. Энергично встав, он поспешил навстречу, протянул обе руки для пожатия и радостно сказал:

– Здравствуйте! Заходите, пожалуйста! – Крепко пожав Ситникову руку, хозяин кабинета усадил директора на стул, стоящий перед столом, сам присел на своё место и, пристально глядя на бумажку, лежащую перед ним, оживлённо прочитал: «Ситников Владимир Леонидович, образование высшее, женат, двое детей – сын и дочка. Дал согласие на работу директором Оглоблинской восьмилетней школы». – Председатель перевёл взгляд на посетителя и спросил:

– Если я не ошибаюсь, это вы?

– Совершенно верно.

– А я Александр Степанович Лукинов и вот уже четырнадцать лет являюсь руководителем этого сложного колхоза. Я окончил институт, инженер-механик. – Он замолчал и, прищурившись, посмотрел на директора, вертя в руках белую авторучку; заметно было, что он в чём-то сомневался. И вдруг взгляд его серых глаз сделался решительным, и председатель спросил: – Владимир Леонидович, скажите, до прибытия в наше село вы когда-нибудь работали в качестве руководителя?

Ситников, совсем не ожидавший такого вопроса, нахмурился и чистосердечно ответил:

– Никогда в жизни не был начальником. Я люблю свою профессию учителя математики. Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось стать директором школы.

– Я так и думал, – вздохнул председатель. – Я сразу догадался, что вы на поприще руководителя человек новый и пока что, извините, неопытный. Вы и десяти дней не проработали, а уже сфабриковали материал в суд на человека, с которым вам предстоит работать. Так? Я вас, конечно, понимаю. Я тоже начинал свою карьеру руководителя, как и вы, – откровенничал Александр Степанович. – Едва я стал председателем правления колхоза, произошло неприятное событие: ночной сторож украл телёнка. Я возмущался, негодовал, метал громы и молнии, вызвал милицию; мужика за кражу арестовали и осудили на два года. Не буду дальше распространяться, но таким манером я проработал некоторое время. С точки зрения коммунистической морали, я чувствовал себя идеальным человеком, но на своей шкуре ощутил, что люди меня считали дрянью, мерзавцем и то и дело подстраивали мне всякие пакости. И вот эта моя принципиальность, которой нас так долго обучали в школе и институте, стала, знаете, ослабевать. Я понял, что надо хитрить, ловчить, мудрить и плутовать. А главное – договариваться. Я научился держать в железной узде весь коллектив, в том числе алкоголиков, воров и бездельников, и заставлять их работать, приносить пользу хозяйству. Признаюсь честно, не всегда по закону. И что получилось? С точки зрения государственной морали, я стал скверной, преступной личностью, хоть без суда меня в тюрьму сажай. Но люди меня стали уважать, ценить, любить и бояться. К примеру, сегодня утром вот тут, – председатель показал указательным пальцем на пол перед дверью, – стоял на коленях механизатор, такой громадный мужик, что его и колотушкой Богдана Хмельницкого с ног не сшибёшь, и, чуть не плача, умолял меня: «Степаныч, прости!» А дело вот в чём: он один из лучших механизаторов, однако проворовался. Я сквозь пальцы смотрю на тех, кто чуть-чуть украдёт. И вот он вообразил, что ему всё с рук сойдёт, и попытался утащить много. Я его со своими людьми, как говорится, поймал на месте преступления. Он испугался: если подам на него в суд, то придётся ему долго видеть небо в клеточку. Он умолял меня простить. Я, конечно, простил. Но как? Он сегодня сдал на склад всё похищенное и согласился отработать неделю бесплатно в пользу колхоза. Я его заверил, что мы не будем предавать гласности факт его воровства. Он и такому исходу дела рад. Ещё бы: у него сын учится в институте и две дочери старшеклассницы. Отсюда мой вам совет: если хотите удержаться на руководящей должности, забудьте о принципиальности. Да-а-а. Жизнь – жестокий экзаменатор, но, в отличие от института, никто нам при принятии важного решения не прочтёт лекцию, как поступить в данном конкретном случае. Приходится самому решать, что и как делать. Оценка нашим поступкам – благополучие нашей семьи, а, то и безопасность жизни. Такие вот пироги с грибами. Что касается завхоза Гребешковой, то я ни в коем случае не буду вмешиваться в ваши отношения с ней. Я знаю её положительные и отрицательные стороны характера. Есть такое, о чём мужчины не говорят. Теперь конкретно о нашей совместной работе. Для вас важнейшая задача на данный момент – ремонт школы, заготовка дров для школы и для учителей. Всем, что в наших силах, поможем. И не стесняйтесь: требуйте всё, что вам нужно. С восьми утра я в своём кабинете принимаю работников по неотложным текущим делам, в шесть вечера – планёрка на следующий день. Подходите, всегда вас приму, выслушаю и постараюсь выполнить все просьбы. На завтра я вам запланировал машину – вы поедете на областную базу и привезёте всё необходимое для ремонта и кое-что из мебели, наглядные пособия, в общем, полный кузов. И, позвольте узнать, как вам, понравилось жилище, которое вам предоставили?

– Прекрасный, просторный, удобный дом. Спасибо!

– Вот и замечательно, – гордо улыбаясь, Лукинов встал. – Если не возражаете, я вас подвезу на своей машине.

Они вышли из кабинета. Лукинов запер дверь, прошёл в бухгалтерию, отдал распоряжение. Затем председатель, лично управляя машиной, довёз директора до дома.

На следующий день в пять утра Ситников на грузовой машине, имея соответствующие документы, выехал из села, направляясь на базу, которая располагалась за областным центром. Вернулся он в девять вечера и привёз всё необходимое для ремонта, двадцать ученических стульев, десять столов, много наглядных пособий, в том числе приборы для лабораторных работ по физике и реактивы для химии.

Глава 4. «Привет вашим деткам!»

Все учителя, технички, ученики 7-х и 8-х классов и родители школьников после побелки дружно красили окна, парты, столы. Были направлены люди на ремонт интерната. Ситников успевал везде проверить, посоветоваться, подсказать, в какие цвета что лучше красить. Из отдела образования, из Вишнёвки, по телефону сообщили о том, что завтра к десяти утра нужно явиться к ним в бухгалтерию и получить зарплату для учителей.

На следующий день Владимир Леонидович к двум часа дня уже вернулся в школу с ведомостью на зарплату и пачками денег. Впервые в своей жизни ему пришлось быть кассиром. В своём кабинете, занимающем часть коридора второго этажа, он разложил на столе деньги по купюрам различного достоинства. Педагоги по одному входили, здоровались, расписывались в ведомости. Директор отсчитывал учителям нужную сумму денег, те пересчитывали и уходили с зарплатой. За час он всем выдал деньги. Остался его личный заработок 120 рублей. Одна купюра сто рублей и две – по десять. Он положил их в свой кошелёк. В дверь торопливо постучали. Ситников, швырнув кошелёк на стол, крикнул: «Войдите!» Стремительно открыв дверь, вбежала завхоз интерната Гребешкова, присела рядом со столом и спросила:

– В какой цвет красить панели стен в интернате?

Директор удивился её вопросу, так как светло-голубая краска была закуплена в достаточном количестве, и, сдерживая неприязнь, спокойно ответил:

– По санитарным нормам – в светлые тона, той краской, которую вам завезли.

В этот момент через открытое окно со двора донёсся непрерывный, требовательный сигнал автомобиля. Директор подошёл и высунулся в окно по пояс. У школы появилась большая грузовая машина с полным кузовом сосновых дров. Около автомобиля стоял молодой шофёр крепкого телосложения. Парень, осознавая, что делает для директора добро, улыбаясь, весело спросил:

– Где дрова разгрузить: у школы или около интерната?

– Для школы – в углу двора, у большого сарая, – распорядился Ситников и повернулся. Ему показалось, что Тамара Петровна резко спрятала руку под стол, но он счёл неприличным подозревать завхоза в воровстве, сел за стол и краем глаза посмотрел на свой открытый кошелёк: купюры по-прежнему выглядывали из карманчика кошелька.

Тамара Петровна встала. Глаза её сияли. Правый косой глаз придавали её облику жуткую пикантность. Она расстегнула на себе халат, обнажив глубоко декольтированную кофточку, снова застегнула и ласково произнесла:

– Мне теперь ясно: надо красить стены в моём интернате в светлые тона, а то я проработала восемь лет и этого не знала. Я слышала, что к вам приехали жена и дети. Привет вашим деткам и жене, – Гребешкова повернулась и, наклонив голову вперёд, покачивая бёдрами, вышла.

В школе кипела работа по ремонту. Люди решили трудиться до позднего вечера. Наступила вторая половина дня, а директор уже в восемь утра был в пути, поэтому устал и проголодался. Ситников предупредил завуча, что вернётся через час, и направился домой. Он медленно, отдыхая, брёл по широкой зелёной деревенской улице с одноэтажными домами с палисадниками. Из одного палисадника его позвала по имени и отчеству пожилая женщина. Он подошёл к ней. Старуха, сидя на лавочке под окном, показала ему рукой на место рядом с собой. Он охотно подсел к ней в тени дома. Она добродушно заговорила:

– Вы меня, разумеется, не знаете. Но вы ходите мимо, я вас заприметила. Затем узнала о вас то, что знает вся деревня: вы прекрасный учитель, семейный человек, любите своих детей, работаете в школе, не считаясь со временем. Классные комнаты хорошеют. Я знаю, как зовут вас, вашу жену и детей. Меня зовите по-деревенски Валя. Я фронтовичка, имею боевые награды. Сама себя чувствую хорошо, но вот ноги совсем отказывают, просто беда. Я люблю поговорить по душам с хорошими людьми. Извините, что позвала вас. Вот сижу целый день одна. Я рада каждому человеку. Хочу у вас спросить:

– Вам понравились наши учителя?

– По-моему, добросовестные, старательные. Все до одного пришли на общественных началах ремонтировать классы. Через неделю полностью подготовим школу к новому учебному году.

– Что вы думаете о завхозе интерната Гребешковой?

– Есть с ней проблема. А вообще-то, она хороший работник. Такая вежливая, доброжелательная. Например, несмотря на наши разногласия, сегодня сказала мне: «Привет вашим деткам и жене». Приятно было слышать такое.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась старуха; всё её дряблое полное тело тряслось, как студень. – Вы ещё узнаете, что это за змея подколодная. Тамара Петровна вдыхает воздух, а выдыхает подлость. Если кому-то пожелала добра, значит, она или уже сделала ему какую-то каверзу, или готовит её. Завхоз вам сказала: «Привет вашим деткам». Будьте бдительны – что-то очень неприятное ожидает вас. Я вижу, вы спешите. Идите, идите! Спасибо, что хоть минутку уделили мне.

Ситников пришёл домой. Его радостно встретили жена и дети. Они были очень довольны просторными светлыми комнатами. Жена сказала:

– Если бы такое прекрасное жильё да где-нибудь, хоть в маленьком городишке – цены ему бы не было.

– Я сегодня получил первую зарплату, правда, не очень большую, но в деревне жить можно – продукты здесь дешёвые, колхоз обещал помочь обзавестись коровой, – произнёс Владимир Леонидович, достал из кармана кошелёк, извлёк из него ассигнации и… в недоумении вытаращил глаза: у него в руках оказались три купюры по десять рублей. Каким-то образом сотня превратилась в десятку! С минуту директор смотрел на три десятки. Жена, видя его расстроенное состояние, спросила:

– Что-то случилось?

Ситников объяснил, что, пока он через окно разговаривал с шофёром, завхоз украла из его кошелька сто рублей и подсунула десять. Супруги погоревали, пришли к выводу, что факт воровства не доказать, решили сделать вид, что ничего плохого не случилось. Муж с трудом пообедал. Будучи кристально честным человеком, он возмутился не столько потерей денег, сколько мерзким поступком Гребешковой.

На квартиру к директору пришла председатель сельского Совета Ирина Сергеевна Булавина, тридцативосьмилетняя, энергичная, в тёмном глухом летнем платье. Её пригласили осмотреть комнаты и новую мебель. Она сказала, что у новосёлов хорошая мебель и ковры красивой окраски, и предупредила, что во вторник с 11 часов в Вишнёвке состоится административный суд по делу Гребешковой по поводу утраты имущества, которое числилось у неё на балансе.

На попутных машинах Ситников к назначенному времени прибыл в зал заседания районного суда, в сумрачную комнату с подиумом для судей и длинными лавками для зрителей. Появилась Тамара Петровна с представителями колхоза. Пришла бухгалтер РОНО. Важно прошествовала на своё место судья – женщина лет тридцати, с тёмными волосами, одетая в строгий чёрный костюм. Сидя за столом, она зачитала заявление директора Оглоблинской школы.

Владимир Леонидович впервые попал на суд и, находясь в первом ряду, с любопытством снизу вверх смотрел на судью. После зачитывания различных документов, опроса Гребешковой, ревизора отдела образования, бухгалтера сельского Совета, судья резким, казённым тоном спросила у директора школы:

– Какие вы предлагаете применить меры к завхозу вашего интерната? Ваше личное мнение?

Ситников встал, поправил подвёрнутые рукава белой рубашки и убеждённо ответил:

– Тамара Петровна обязана возместить ущерб, причинённый государству, – и сел на лавку.

К великому удивлению Владимира Леонидовича, коротышка-ревизор отдела образования, которая раньше была возмущена безответственным отношением к казённому имуществу Гребешковой, на такой же вопрос, который задала ей судья, глядя из зала вверх, в лицо судьи, нежным, певучим голосом ответила:

– Я полностью доверяю суду и заранее согласна с его решением.

Представитель колхоза «Ударник», сухощавая рослая женщина в больших сверкающих очках, доложила суду, что руководство колхоза положительно оценивает работу завхоза интерната Гребешковой, ценит за безупречную честность и добропорядочность, а пропажа имущества объясняется поведением проживающих там детей, поэтому хозяйство выделит средства на покупку недостающего имущества. Сказав на едином дыхании эту тираду, она подошла к судейскому столу и положила на него листок бумаги, видимо, ходатайство председателя колхоза. Суд удалился на совещание.

Все присутствующие в зале разбрелись на группы, оживлённо разговаривали, смеялись. Лишь Ситников один, словно чужой человек, сидел на скамейке и тоскливо смотрел в маленькое окно, выходящее на северную, теневую сторону и загороженное зелёной кроной вяза. Наконец секретарь объявила: «Суд идёт!» Все, заняв свои места, встали. Судья зачитала постановление, суть которого сводилась к тому, что ввиду ходатайства руководства колхоза «Ударник», по отношению к Гребешковой суд решил никаких мер не применять.

Владимир Леонидович, оскорблённый и униженный, вышел из двухэтажного здания суда. Было пять часов вечера, и сильная жара ещё не спала. Представитель колхоза, сверкая очками, подошла к Ситникову и, сказав, что автобус до Никитовки уже ушёл, предложила директору школы ехать в Оглоблино на машине вместе с ними.

Делать было нечего, и ему пришлось ехать в одной машине с Тамарой Петровной. Она торжествовала победу над вновь назначенным директором школы. С трудом сдерживая своё ликование, прерывистым голосом, словно у неё перехватило горло, она сказала:

– Я на вас не обижаюсь. Вы поступили по отношению ко мне как городской житель. Когда вы привыкнете к деревенской жизни, то станете уважать меня.

Ситников навсегда запомнил гадливость, которую испытал, сидя рядом с Гребешковой. Шофёр подвёз его до дома. Директор выбрался из машины. В автомобиле остались водитель, представитель колхоза – женщина, и завхоз интерната Тамара Петровна, которая, взглянув на Ситникова косым глазом и елейно улыбнувшись, помахала своему начальнику ручкой и торжествующе повторила: «Привет вашим деткам и жене!»

В начале августа в кинотеатре «Родина» в Вишнёвке было назначено районное совещание директоров школ, руководителей хозяйств, секретарей партийных организаций и председателей сельских Советов. Утром этого дня парторг Василий Иванович подъехал на своих «Жигулях» к дому Ситниковых. Они уселись в автомобиль и хотели ехать в райцентр, но решили ещё разок проверить школу. Подъехали к ней. Директор открыл ключом дверь. Оба сняли у порога обувь и в носках обошли по полу, сверкающему свежей покраской, все комнаты и коридоры. Лестница была раскрашена так, словно на ней постелена ковровая дорожка. Всюду красиво. Окна сверкали глянцевыми белилами. Панели покрашены в приятный для глаз цвет. И хотя снаружи бревенчатое здание по-прежнему казалось мрачным, внутри классные комнаты, благодаря стараниям учителей, приобрели домашний, уютный вид: на окнах – тюль, на подоконниках – цветы, по стенам аккуратно развешаны таблицы. Парторгу понравился ремонт школы, и он в знак благодарности пожал Ситникову руку. Они заперли дверь и поехали в Вишнёвку, на совещание.

В зале кинотеатра «Родина», заполненном до отказа, вёл совещание первый секретарь райкома партии Анатолий Данилович Князев. Однако его выступление директору почти не запомнилось: то моральное потрясение, которое через три часа выпало на долю Ситникова, отодвинуло в его памяти на задний план все остальные события.

В конце совещания заведующая РОНО объявила, что комиссия по проверке готовности школ к новому учебному году начнёт свою работу с посещения Оглоблинской школы. И вот автобус, заполненный представителями различных служб, направился в школу. Впереди автобуса на «Жигулях» ехали парторг и Ситников. Управляя машиной, Василий Иванович говорил о том, что Оглоблинская школа никогда раньше не имела такого прекрасного вида, как нынче, и он, парторг, будет настаивать на материальном поощрении вновь назначенного директора.

Когда они подъехали к школе, Владимир Леонидович выбрался из автомобиля, поднял голову… и окаменел: замок на двери был сорван, сама дверь, наклонившись, висела на нижней петле; стёкла в окнах выбиты; возле школы валялся мусор: окурки, бутылки, битое стекло. Кто-то потрудился и навёл отвратительный беспорядок. Комиссия вошла в здание и увидела ещё более безобразную картину: стены измазаны грязью, на полу валялись разбитые цветочные горшочки, из которых высыпалась земля, цветы растоптаны, парты перевёрнуты и частично сломаны. Повсюду были хлам и грязь. Ситников в изнеможении присел на корточки у стены в коридоре. Заведующая РОНО Софья Борисовна Климкова, в летнем сером платье, стоя пред ним, смеялась, сверкая верхними золотыми зубами. Посмеявшись от души, она приказала: «А теперь посмотрим интернат». Проверяющие последовали за ней, а директор уныло поплёлся за ними. Конечно, там были чистота, порядок, блеск свежей покраски. Заведующая восхищалась подготовкой интерната к приёму школьников и неустанно попрекала Ситникова в том, что он не умеет работать, а занимается кляузами и на добросовестных работников подаёт в суд: более того, не любит детей и не достоин директорской должности.

Члены комиссии разместились в автобусе и уехали.

Директор всё ещё стоял у здания интерната, когда на крыльцо вышла завхоз. Она была, как всегда, нарядно одета – в дополнение к эффектному платью на ней было лёгкое кисейное жабо. Лицо её пылало. Она в сильнейшем волнении, словно выиграла миллион рублей в лотерею, обхватила своё горло руками и прохрипела:

– Привет вашим деткам и жене.

Ситников ничего ей не ответил и молча пошёл домой, но не по улице, а по тропинке, за огородами. Оказалось, что семья уже знала о пакости, которую подстроила ему завхоз. Домашние были встревожены этим событием. Они успокаивали его и уговаривали не подавать вида, что расстроен. Жена предложила Ситникову пообедать, однако есть ему не хотелось. Он вежливо отказался и отправился с сыном на велосипедную прогулку. Они долго ехали по мягкой просёлочной дороге возле лесопосадок, и вдруг перед ними открылся пруд, образовавшийся в результате перекрытия высокой плотиной ручья, протекающего в лощине. Место понравилось отцу и сыну. Они присели на берег, на зелёную траву и неторопливо обсудили случившееся. Владимир Леонидович постепенно успокоился и пришёл к выводу, что, в принципе, ничего страшного со школой не произошло, и за пару дней он наведёт в ней порядок. Но появляться там ему не захотелось, и следующие три дня он занимался домашними делами и проводил время с детьми, что понравилось жене.

Утром четвёртого дня к Ситникову приехал парторг и пригласил его в школу. Когда они прибыли туда, оказалось, что школа приведена в полный порядок: во всех классах и коридорах вновь воцарилась чистота, стёкла были вставлены, а парты – возвращены на свои места. Ситников поблагодарил парторга за оказанную помощь, и всё же в душе у директора навсегда остался горький осадок.

Весь преподавательский состав собрался в учительской. Василий Иванович обратился к учителям с просьбой:

– С ремонтом школы покончено. Я сообщил в районный отдел образования, что здесь образцовый порядок. Пора помочь колхозу в уборке зерновых. Составьте график по четыре человека и с утра приходите в правление на разнарядку. А мне пора в отряд. До свидания, – и он торопливо ушёл.

Завуч, Валентина Михайловна, зачитала распределение учебной нагрузки по педагогам. Коллектив с ней согласился. Сообщила: не хватает двух учителей: по физкультуре и химии. Выполняя просьбу парторга о помощи хозяйству, она назначила четырёх человек в колхоз для завтрашней работы, и все разошлись по домам.