Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

Леонид Аронов
Учитель стал директором (сборник)

Учитель стал директором

Совпадения имён, фамилий и событий являются случайными.

Глава 1. Как Cитников стал директором школы

Однажды летом 1978 года тоска сжала сердце учителя математики Владимира Леонидовича Ситникова, когда он рассматривал два унылых одинаково побелённых двухэтажных здания на площади захолустного райцентра Вишнёвка. Согласно остеклённым вывескам, в одном здании находился райком партии, в другом – райисполком. Он вошёл в райисполком, побродил по узким слабо освещённым коридорам с белыми дверями по обеим сторонам, нашёл дверь с табличкой «Заведующий РОНО» и осторожно постучал. Тишина. Ситников постучался в соседнюю дверь, за которой находились инспекторы. Услышал утомлённый голос: «Войдите!»

Учитель открыл дверь и шагнул в маленький кабинет с низким потолком. В комнатушке теснились три стола, два из них пустовали. За столом у открытого окна сидел человек, на вид лет пятидесяти. Его загорелое лицо выражало крайнюю усталость. Инспектор покрасневшими глазами посмотрел на робкого посетителя и равнодушно спросил:

– Вам кого?

– Мне бы заведующего.

– Он в командировке. Я временно исполняю его обязанности, – инспектор иронически улыбнулся и пояснил: – То есть, я на сегодня являюсь врио. Можете обратиться ко мне.

Ситников присел на стул, достал из внутреннего кармана пиджака документы, передал их инспектору и сказал:

– Мне нужна работа учителя математики.

В тишине врио внимательно перелистал и просмотрел документы, разложил их перед собой и перевёл взгляд в открытое окно, задумался. Минуты через две инспектор пристально уставился покрасневшими глазами в очи посетителя и недружелюбно, недоверчиво спросил:

– Уважаемый Владимир Леонидович! Мы с вами вдвоём во всём здании. Скажите честно: что вас вынудило уволиться из городской школы и искать работу в такой глухомани, как наш район?

– Честно? – переспросил учитель. – Откровенно говоря, мне надоело скитаться по частным квартирам. Мне скоро исполнится сорок лет, а я ещё не имею собственного жилья. Я слышал, что в деревнях в наше время предоставляют дома.

– О-о-о! Работа, жильё, хороший заработок – мечта каждого здравомыслящего человека.

Инспектор всё ещё не верил Ситникову и доверительно задал вопрос:

– Признайтесь, семья тоже переедет с вами или останется там?

– Я не развожусь! – воскликнул учитель. – Жена, сын и дочка приедут ко мне сразу, как только я обзаведусь квартирой.

Инспектор повеселел, потёр ладонь о ладонь и радостно заговорил:

– Ну, тогда нашему Вишнёвскому району крупно повезло: прибыл высококвалифицированный учитель математики. В отдалённых сёлах катастрофически не хватает специалистов. – Врио замолчал и долго думал. Наконец он обрадовался возникшей у него идее, непроизвольно резко выбросил худощавую загорелую руку в сторону и, показывая указательным пальцем в угол, радостно воскликнул:

– Я буду рекомендовать Вас на должность директора восьмилетней школы села Оглоблино. Убеждён, что начальство со мной согласится. Директора там не держатся, поработав год, уезжают. В селе построили дом для долгожданного учителя. Вы, я вижу, порядочный человек, в вашей трудовой книжке записано много благодарностей. Как директор вы ничего плохого этой школе не сделаете по той простой причине, что она находится в таком плачевном состоянии, что хуже не бывает. Ха-ха-ха!

– Надо посмотреть, – угнетённо ответил Владимир Леонидович, невольно глядя в угол, в который показал пальцем инспектор, и про себя с ужасом подумал о том, что в такой же угол загоняет его сама судьба.

– Вот и прекрасно! – продолжал радоваться инспектор. – Я сейчас позвоню в Оглоблино, может быть, за вами пришлют машину, и вы сегодня же побываете в этом селе и там примете окончательное решение о работе. – Он несколько раз набирал разные номера на телефоне, с кем-то разговаривал, хлопнул от удачи ладонями, резко встал и весело сообщил:

– Ну, и везучий вы человек, Владимир Леонидович! Их парторг Воронов находится в соседнем здании, в райкоме партии. Пойдемте скорее, может, успею вас познакомить с ним, тогда попутно на его машине доберётесь до центра села Оглоблино. Парторг заинтересован в том, чтобы у них были хорошие учителя. Он до слёз любит свою школу.

Минут двадцать Ситников ждал во дворе райкома партии, стоя в зелёной траве газона в тени, под яблоней. Появились врио и мужчина в сером костюме. Они подошли к Владимиру Леонидовичу, и инспектор РОНО представил своего спутника:

– Знакомьтесь: Воронов Василий Иванович, секретарь партийной организации колхоза «Ударник», центральной усадьбой которого является село Оглоблино.

Учитель и парторг посмотрели друг на друга. Они оказались примерно одинакового роста. Парторг произвёл на Ситникова приятное впечатление своим крепким телосложением, прямыми чертами рябого загорелого лица, выражавшими доброжелательность и спокойствие. Проницательному парторгу педагог, в свою очередь, понравился интеллигентной внешностью порядочного человека.

Подавшись вперёд, Воронов широким жестом протянул свою руку, добродушно улыбаясь, учителю. Они обменялись рукопожатиями, попрощались с инспектором, уселись в машине и поехали. Воронов уверенно вёл автомобиль «Жигули» и приятным басом рассказывал:

– Дороги нынче хорошие. Двадцать километров по асфальту до Никитовки и ещё двенадцать просёлком. Мы быстро доедем. А вот раньше насыпных и асфальтированных дорог не было. Бывало, после дождя развезёт – грязь по колено, так мы добирались или пешком по обочине, или на лошадях. И никто не жаловался, считали, что так оно и должно быть.

По обеим сторонам дороги за зелёными кюветами, возвышались, словно стены, высокие хвойные и лиственные деревья. Шоссе то поднималось вверх, то долго и извилисто опускалось.

– Да, – задумчиво продолжал рассказывать Воронов. – Жили мы в грязи, без автомобилей, работали на лошадях и быках от зари и до темна. Себя и страну кормили; старики доживали до ста лет. На той неделе бабку похоронили – ей было 106 лет. Что касается учительского коллектива, то он в нашей школе хороший. Взять хотя бы супругов Белопёровых. Их все селяне знают и уважают. Белопёров преподаёт историю, музыку и руководит школьным хором. Он в детстве сам научился играть на баяне, нотную грамоту изучил. Стихи сочиняет и музыку к ним. Любую песню подберёт после первого прослушивания. Его жена – учительница биологии. Между прочим, Виктор Кондратьевич пять лет был директором школы. Правда, потом устал от хозяйственных хлопот. Ему надоело, да и любит он музыку, вот и стал рядовым учителем. Это намного спокойнее.

Так за разговорами они подъехали к большому селу.

– Въезжаем в Никитовку, – пояснил парторг, – в центральную усадьбу колхоза «Советский труженик», нашего давнишнего соперника по социалистическому соревнованию. У нас и условия работы одинаковые, и земли, и пастбища, и леса. Возле Никитовки находится железнодорожная станция. Ежедневно в девять пятнадцать там делает остановку на две минуты рабочий поезд на Вишнёвку. Иногда на нём удобно добираться до райцентра.

Никитовка понравилась Ситникову: асфальтированная дорога через всё село, аккуратные дома с палисадниками, магазин с большими витринами, благоустроенная остановка.

Они выехали из Никитовки и помчались по мягкому просёлку между созревающими хлебами. Когда они проезжали по старому деревянному мосту через глубокий овраг, Владимир Леонидович с опаской глянул вниз на вершины высоких деревьев, полностью скрывающихся в дикой впадине. Воронов заметил его настороженный взгляд.

– Да, места здесь становятся глухими, – сказал он. – Лет десять назад между Никитовной и нашим селом Оглоблино вдоль дороги, по которой мы едем, были две большие деревни. Теперь их не стало, и на больших просторах безлюдье. Даже волки завелись, благо охотники их отстреливают. Им за каждого убитого серого хищника хорошие деньги платят.

Дорога монотонно поднималась между смешанным лесом и клеверным полем. И вдруг открылась просторная панорама с зелёной местностью и голубым небом, по которому плыли лёгкие облака. Дорога резко уходила вниз к мосту через ручей и к показавшимся деревянным домикам небольшого поселения.

– Вот и родное село Оглоблино, – задушевно произнёс парторг, остановил машину и предложил:

– Выйдем, постоим чуточку, я вам расскажу, что где.

Выбравшись из автомобиля, они стояли и смотрели на великолепный пейзаж. Парторг влюблённо, самозабвенно объяснял:

– Село Оглоблино, как бы спрятавшись, протянулось полосой по низу полого склона лощины, вдоль ручья, которого из-за кустов не видно. Вон то громоздкое белое каменное здание – клуб. Двухэтажный дом – школа. В самом дальнем конце села между деревьями просматривается длинное строение барачного типа – правление колхоза. За селом виднеются шиферные крыши: с одной стороны – коровник, с другой – свинарник. А теперь пора в школу. Я из райкома партии позвонил Белопёрову, чтобы он нам её открыл, ключ – у него.

Воронов и Ситников подъехали к мрачному бревенчатому двухэтажному зданию с маленькими окнами и крышей, покрытой чёрным толем.

– Это наша школа, – гордо объявил парторг и, увидев на лице педагога разочарование, взволнованно, торопливо заговорил:

– Она строилась сразу после окончания войны. Государство изыскало кое-какие средства. Закупленного леса хватило только на первый этаж. Разобрали старый амбар на брёвна, но и их не хватило. Строили всем миром. С каждого двора принесли, кто что мог, и с 1 сентября 1945 года школа заработала. Это была незабываемая радость для той детворы. Мне тогда было семь лет. Учеников приходило много, сидели по четыре человека за партой. Занимались в две смены. Посещали нашу школу и дети из других деревень. Для них построили интернат. Электричества не было, всего одна керосиновая лампа на столе учителя тускло светила. И учились ведь, и учились неплохо, большинство затем выбилось в большие люди. Я после этой школы окончил сельскохозяйственный техникум, – парторг помолчал, затем решительно открыл дверцу автомобиля, вылез и поспешил в школу. Ситников едва успевал за ним.

Учитель математики с любопытством и грустью рассматривал небольшие классные комнаты с маленькими окнами, маленькие чёрные доски на стенах, старые грубые чёрные парты с вырезанными на них надписями. В правом переднем углу каждой комнаты стояла кирпичная печка. К двухэтажному зданию был пристроен спортзал. Когда они вошли в него, парторг с гордостью продемонстрировал немногочисленные спортивные снаряды и сообщил, что, конечно, это помещение не соответствует размерам современного школьного спортзала, однако в нём вполне можно проводить уроки физкультуры и даже подвижные игры с детьми.

В классе на втором этаже Василий Иванович подошёл к первой парте, нежно погладил её крышку и погрузился в воспоминания:

– Когда-то я сидел за этой партой. Я вам уже говорил, что за каждой партой умещались по четыре человека. Сейчас я смотрю и с трудом верю этому. Вы, Владимир Леонидович, немного шокированы видом здания? В городах такого не увидишь. Через год мы начнём строить типовую школу на 192 ученика. Так что это деревянное сооружение уже скоро разберут на дрова. Но, знаете, мне почему-то очень жаль. Расставаться с прошлым, каким бы оно ни было, всегда грустно. Впрочем, что ж поделаешь, такова жизнь. Ах, да, я забыл предупредить завхоза, чтобы она интернат открыли. Ну, да ладно, потом.

Как сосчитал Ситников, на втором этаже было пять комнат, на первом – четыре. В каждой было по одной печке; в спортзале – две, следовательно, в школе всего 11 печек.

Рядом с двухэтажным зданием находился маленький домик, который использовался как мастерская для уроков труда. Парторг повеселел и с нарочитой торжественностью предложил посмотреть «шикарный дом для приезжего учителя».

В центре села строились из силикатного кирпича пять одноэтажных домов с шиферными крышами. Один из них был уже готов к сдаче. Две женщины средних лет и мальчик, лет десяти, собирали около дома строительный мусор в вёдра и высыпали в тракторную тележку с открытым бортом.

Василий Иванович остановил автомобиль около построенного дома. Парторг и учитель выбрались из машины. Уборщицы мусора и мальчик прекратили работать и вперили глаза в незнакомого человека.

Воронов и Ситников, сняв у порога туфли, обошли квартиру. Три просторные комнаты и кухня аккуратно покрашены, побелены и выглядели весьма уютно. От печки отходили трубы водяного отопления; окна – высокие и широкие; всё блестело свежей покраской. Парторг молчал и торжествующе смотрел на городского человека.

– Великолепно! – воскликнул Владимир Леонидович.

Они побывали во дворе и осмотрели два сарая, затем вышли на улицу. Бойкая женщина в синем платке, державшая в руках ведро и метлу, звонко спросила:

– Уважаемый педагог, понравился ли вам дом? Согласитесь ли вы жить в нём и работать в нашей школе?

Ситников задумчиво молчал. Убогий вид школы произвёл на него самое угнетающее впечатление. И всё же отказаться от работы в ней означало поставить крест на заветной мечте обрести собственный дом. Словом, выбор был не из лёгких.

Василий Иванович между тем стоял рядом и невозмутимо смотрел в землю.

Женщина настойчиво повторила вопрос:

– Так вам понравился дом или не понравился? По-моему, это не дом, а дворец. Я всю жизнь, с десяти лет, проработала в колхозе, но мне такого не видать. Как была в фуфайке, так и осталась. И почему к нам не едут порядочные учителя? Чем наши дети хуже других?

Владимир Леонидович посмотрел на парторга, лицо которого не выражало никаких эмоций, и позавидовал самообладанию деревенского человека. Потом Ситников перевёл свой взгляд на женщин и мальчика. У педагога не нашлось жестокости отказать этим людям в просьбе, и он, чувствуя, что его сердце срывается вниз, сдавленно произнёс:

– Согласен. Буду работать с вашими детьми.

Лицо парторга озарилось улыбкой, и он крепко пожал Ситникову руку, а потом пригласил к себе домой переночевать.

– Нет, нет, – отказался учитель. – Вы мне помогите добраться до райцентра. Я в гостинице снимаю номер. Завтра утром я должен сообщить инспектору РОНО о том, что соглашаюсь работать в вашей школе.

Василий Иванович довёз его до Никитовки, а оттуда Ситников автобусом вернулся в Вишнёвку.

Глава 2. Первые дни работы

Ситников приступил к работе в качестве директора восьмилетней школы села Оглоблино в начале июля. За два дня он познакомился со всеми учителями и техничками. Не появлялась завхоз интерната Тамара Петровна Гребешкова. Владимир Леонидович послал за ней техничку Анну Васильевну, пятидесятилетнюю женщину с покладистым характером, а сам начал наводить порядок в кладовой с наглядными пособиями. В это время печник с помощником чистили дымоходы. Директор сортировал демонстрационные материалы по предметам и аккуратно раскладывал по полкам. В дверном проёме кладовой появился худенький мальчик и тихо, робко спросил:

– Здравствуйте! Вы новый директор?

– Допустим, я. А ты кто такой?

– Я Коля, сын Тамары Петровны. Мы с мамой прячем сено под крышу. Дня через два она освободится и придёт на работу.

Ситников возмутился и, сдерживая негодование, объяснил:

– Скоро нагрянет приёмная комиссия для проверки готовности школы к учебному году. Твоя мама является завхозом интерната и за каждый день получает зарплату. Пусть немедленно придёт в интернат и начнёт его ремонт, а то я уволю её с работы за длительный прогул.

– А чем мы будем целую зиму кормить корову и двух быков? – откровенно удивился мальчик и попытался успокоить директора:

– Что касается комиссии, то вы не беспокойтесь: мама попросит дядю Сашу, он позвонит куда надо, и комиссия приедет попозже или совсем не побывает у нас, а напишет хорошую справку, как в прошлом году, и вас похвалят.

– Кто такой дядя Саша?

– Дядя Саша, Александр Степанович Лукинов, – председатель нашего колхоза, – гордо пояснил Коля.

– А-а-а! Понятненько. Всё же скажи своей маме, чтобы она завтра же, срочно приступила к работе. Не выйдет – соберу местком и уволю её по всем правилам, – жёстко отчеканил директор.

Мальчик пожал худенькими плечами в полосатой рубашке, недовольно сморщил загорелый лоб, повернулся и, подпрыгивая, убежал.

Утром следующего дня Ситников наводил порядок в своём кабинете директора. Вежливо спросив разрешение, вошла техничка Анна Васильевна. Поставив ведро с водой и вооружившись тряпкой, она принялась мыть окно. Владимир Леонидович перебирал бумаги в столе, выбрасывая ненужные в урну. Анна Васильевна подошла к двери, приоткрыла её, высунула голову, посмотрела в обе стороны, резко выпрямилась, торопливо закрыла дверь и приблизилась к столу. Черты её лица и движения рук выражали сильное беспокойство. Она тревожно заговорила:

– Владимир Леонидович! Я техничка, моё дело – тряпка и ведро. Начала работать в школе с 1945 года, когда мне было всего 18 лет. Вы – новый человек, по-видимому, хороший. Послушайтесь моего совета: не связывайтесь с завхозом интерната Гребешковой. Она занимает маленькую должность, но силу имеет громадную. У неё, по местным масштабам, большие связи с начальством разного уровня. Она – фаворитка председателя колхоза. Начинается уборка зерновых культур – её тут же ставят заведующей током и складами. С её помощью много зерна уходит на сторону, не принося колхозу прибыль. Сама она – плохой человек…

Техничка в испуге замолчала, так как ей послышался непонятный шум в коридоре. Анна Васильевна подскочила к двери и резко распахнула её. За дверью никого не было. В конце коридора проходил учитель истории Виктор Кондратьевич Белопёров. Поборов своё волнение, техничка продолжила наводить чистоту в кабинете.

До семи вечера в классах белили потолки и стены, а затем мыли полы и окна. Когда рабочий день был завершён, директор запер школу на навесной замок и пришёл в свой новый дом. В комнатах ещё пахло краской. Закатное солнце розовыми лучами светило в чистые окна, отбрасывая на пол светлые косоугольные пятна. Ещё не приехали жена и дети. Мебель и вещи, отправленные в контейнере по железной дороге, находились в пути. Владимир Леонидович порезал колбасу и хлеб. Вскипятил чай в кружке. Поужинал. Делать было нечего. Начинался долгий-долгий летний вечер. Ситников решил побродить по селу. Приятно было шагать, не торопясь, по зелёной улице, вдыхая чистый, наполненный запахами трав воздух. Он обошёл школьный двор и территорию интерната, обратил внимание на их засорённость, отметив для себя, что здесь предстоит проделать работу по наведению порядка.

Обойдя сараи интерната, директор по тропинке между картофельными огородами спустился к ручью. За ручьём резко вверх поднимался косогор. Ручей шириной в один шаг медленно протекал в траве. Вода в нём была чистой и прозрачной, просматривалось песчаное дно. Директор пошёл по тропинке вдоль ручья. Перед ним появилась небольшая полянка, окружённая кустарником. Небольшой водный поток здесь был шире и глубже. Четыре мальчика, на вид лет десяти, барахтались в воде, брызгались и смеялись. Возле кустов виднелся пепел от костра, а около него лежали на траве три замызганных матраца с голубыми полосами. Руководитель школы удивился и подошёл к матрацам. Увидев на них штампы интерната, он не мог сдержать возмущения и воскликнул:

– Как оказались здесь интернатские вещи?!

Полный мальчик выбрался из воды, подошёл к нему и, дрожа от холода, ехидно сказал:

– На этих матрацах завхоз Тамара Петровна отдыхала с мужиками, которые приехали в колхоз на уборочные работы. Они её богато угощали, – и ребёнок захихикал.

– Надо бы матрацы отнести в школу, у меня имеется ключ, – высказал пожелание директор.

Дети оделись. Один матрац, свернув в рулон, директор водрузил на своё плечо, два других понесли мальчики.

На следующий день Ситников из своего кабинета по телефону сообщил заведующей районным отделом образования Климковой о найденном интернатском имуществе на берегу ручья и предложил, чтобы она распорядилась о проведении инвентаризации имущества, находящегося на подотчёте у завхоза Гребешковой. Его попросили перезвонить минут через двадцать. Через полчаса Владимир Леонидович позвонил по тому же телефону. Ему ответили, что комиссия для инвентаризации имущества интерната приедет завтра к девяти утра, попросив, чтобы Тамара Петровна обязательно присутствовала. Он немедленно оповестил её об этом запиской.

В восемь утра директор школы в своём кабинете выдал «Свидетельство о восьмилетнем образовании» худенькой девочке, одетой в простенькое платье, и показал, где надо расписаться в книге регистрации выдачи документов. Она поставила подпись и сказала, что живёт бедно, поэтому поступит учиться на повара в профтехучилище, ведь там обеспечивают общежитием, формой, стипендией и кормят бесплатно. Девочка вышла, держа в руке документ.

В дверь тихо постучали. Ситников крикнул: «Войдите!»

Дверь медленно отворилась. Вошла женщина лет сорока, чуть выше среднего роста, с косой тёмных волос, уложенных кругами на затылке. На гордой особе была бежевая кофточка из тонкой материи, широко открывающая загорелую шею. Из-под кофточки выглядывал чёрный лифчик с белыми кружевными оборками. Светло-зелёные шорты высоко обнажали прелестные, притягивающие взгляды мужчин ножки, в изящных туфельках на высоких каблуках. Неприятной особенностью её облика было то, что у неё заметно косил правый глаз. Она с наигранной вежливостью спросила:

– Разрешите?

– Пожалуйста, – директор показал рукой на стул у стены, пытаясь понять, кто перед ним. Особа, лукаво улыбаясь, сделал два кокетливых шага, присела с грацией пантеры на стул, положила ногу на ногу и самоуверенно заговорила:

– Я Тамара Петровна Гребешкова. Вы меня приглашали запиской для беседы, и вот она я, перед вами. Что вам от меня нужно?

– Как что? – не сумел скрыть своего изумления директор. – Вы числитесь завхозом интерната и обязаны являться на работу ежедневно и без опоздания к девяти часам и трудиться столько часов, сколько вам ставят в табеле на зарплату.

– Разве?! – она удивлённо вскинула жирно начернённые брови, и дефект её глаза стал заметнее.

Обращаясь к новому директору в ласково-шутливом тоне, словно к маленькому ребёнку, Гребешкова стала рассказывать ошалевшему от такой наглости Ситникову о вещах, с её точки зрения, очевидных:

– Строго по графику работают в городах, а в деревнях у каждого жителя имеется личное хозяйство, и работа в государственных учреждениях не должна быть помехой в выполнении домашних дел. Поэтому я в школу прихожу тогда, когда у меня в усадьбе всё сделано. Вам ведь мой сыночек Коленька уже сообщил, что мы занимаемся сеном? Вот управимся, и я буду, как штык, в интернате. А что это вы ещё захрюкали, как поросёнок, из-за каких-то жалких матрацев?

Лицо Ситникова покраснело от возмущения. Однако, стараясь быть вежливым, он попытался ответить спокойно:

– Вчера вечером я прогуливался около ручья и на берегу, около кустов, нашёл три матраца со штампами интерната. Поэтому я пригласил комиссию для инвентаризации имущества, находящегося на вашем подотчёте. Они подъедут сегодня к девяти. Вы обязаны присутствовать при этом. Идите на своё рабочее место и готовьтесь к проверке.

Лицо Гребешковой было покрыто толстым слоем красок, словно маской, и судить об её эмоциях директор не мог. Она наигранно скривила красные губы и, изображая сожаление, сказала:

– Не обижайтесь на правду: вы – мелочный человек, вы не мужчина. Мы с вами не сработаемся. Запомните, хорошенько запомните: ни при каких обстоятельствах мне плохо не будет, а вот вам… Подумайте! Мой вам совет: если хотите работать в Оглоблино, то дружите со мной, – она резко встала и твёрдой поступью, стуча каблуками, направилась к двери. Потом остановилась, повернула голову и чётко произнесла: «Председатель Александр Степанович завтра в пять вечера вас ждёт у себя в кабинете, он вчера вернулся из командировки», – и, словно кошка, выскользнула в коридор.

К девяти часам подъехали на легковом автомобиле два представителя отдела образования. Пригласили бухгалтера сельского Совета. Три человека за полтора часа перебрали и осмотрели всё нехитрое имущество интерната. В результате была вскрыта недостача двенадцати матрацев, четырнадцати простынь, шести подушек и ещё нескольких бытовых вещей. Гребешкова никак не могла объяснить исчезновение имущества, предназначенного для воспитанников. Выражение её лица и манера поведения были такие, словно три женщины и мужчина-директор были неразумными существами, которые бесполезно отняли у неё, Тамары Петровны, драгоценное время для домашних дел. Не стесняясь в выражениях, она выкрикивала своё возмущение. Бухгалтер РОНО попыталась её одёрнуть и пристыдить, однако Гребешкова только посмеялась над комиссией и была твёрдо уверена в своей безнаказанности.