Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

Егор в это время отбивал косы: после Троицы начинается пора сенокосная. Сидит и стучит. Отобьет одну косу, берётся за другую. Мать, глядя на него, вся исстрадалась: её сын, как дед, целыми днями молчит, с друзьями не знается.

Уже почти стемнело. В калитку кто-то торопливо застучал.

– Войдите! – крикнула мать.

Щеколда звякнула, калитка резко распахнулась, во двор вбежала запыхавшаяся молодая красивая женщина и взволнованно выкрикнула:

– Кто шофёр?

– Я, – ответил Егор, вставая с табуретки, держа в одной руке молоток, в другой – косу.

– Пожалуйста, выручайте! Моя дочка Леночка умирает! Её нужно срочно отвезти в больницу на операцию!

Егор смотрел на женщину, которая стала для него заветным кумиром, о которой он постоянно думал, и не мог от волнения понять, о чём она говорит. Только когда она во второй раз повторила свою просьбу, он бросил молоток и косу, поспешил на улицу к машине. Он помог женщине сесть в кабину, сам влетел на своё место и погнал автомобиль к Леночкиному дому. Быстро доехали. Бахчова забрала больную дочку, влезла с ней в кабину.

Они выехали из села на трассу. Стемнело. Шофёр включил фары и выжимал из машины самую большую скорость. Мимо проносились тёмные леса, строения деревенек. Дорога была то прямая, то извивалась змейкой.

Жанне показалось, что они ехали бесконечно долго. Дочка, пышущая жаром, оттягивала руки, стонала и плакала от боли. Наконец они подъехали к одноэтажной провинциальной больнице, занесли Леночку в приёмное отделение. Дежурные врачи осмотрели малышку и отдали распоряжение срочно готовить к операции, а её маму попросили не уходить и ждать результата операции.

Жанна не смогла усидеть в больнице, в тревоге вышла на улицу. Чудесная тёплая летняя ночь. На синем небе – жёлтая луна. Свежестью веяло от политых водой клумб с цветами. Слышался смех молодёжи. Рушилась её семья. Любовь к мужу сменилась разочарованием и ненавистью, а дочка, её милая, нежная крошка, лежала на операционном столе, и её судьба была неизвестна. Женщина тихо плакала, и только по её скорбной осанке, по вздрагивающим плечам Егор догадался, что она плачет. Он попытался её успокоить, хотел укрыть своим пиджаком, мягко приговаривая: «Не надо плакать, надо надеяться на лучшее», но она отстранилась от него и отодвинулась на самый край скамейки. Долго они сидели на разных концах скамейки. Жанна плакала. Егор молчал. Появилась большая чёрная собака, села неподалеку от них; задрав голову, жалобно, протяжно, тоскливо завыла. Жанне стало жутко от трагических предчувствий. Время тянулось бесконечно медленно. Наконец к ним подошла медсестра и радостно сообщила, что хирург проявил чудеса в своём деле, и жизнь Леночки вне опасности, её родители могут возвращаться к себе домой.

Жанна и Егор сели в кабину и поехали в своё село.

Летние ночи коротки. На востоке, над зелёными полями, лесами, далёкими деревеньками занималась алая заря. Стало прохладней. Егор вёл машину, посматривая на чёрную ленту дороги и, украдкой – на рядом сидевшую пассажирку. Мерно гудел мотор, кабина слегка вздрагивала. Было тепло и уютно. От тяжелых душевных переживаний, от усталости Жанна уснула. Шофёру она показалась ещё прекрасней, чем когда он увидел её в первый раз. Они подъехали к дому Бахчовых. Егор не стал будить женщину.

Село просыпалось. Слышался рожок пастуха, щёлканье кнута. Со дворов выгоняли коров в стадо. Солнце через лобовое стекло ударило в лицо Бахчовой. Она проснулась, почувствовала себя несколько лучше; ей понравилась в низких лучах солнца вся в зелени с серебристой росой улица, на которой она жила. Жанна посмотрела на седевшего рядом шофёра. Их взгляды встретились, и в его глазах Жанна увидела такой огонь, что смутилась. Она, робко поблагодарив его за то, что он спас жизнь её дочери, покинула его кабину и навсегда запомнила его взгляд.

Они встречаются в больнице

Леночкина мама после всех потрясений, выпавших на её долю, сама оказалась в больнице. Егор на несколько дней уехал в дальний рейс. Леночка не знала об этом. Она медленно поправлялась после операции, ей становилось все лучше и лучше, она точно знала, что папа не приедет, но почему не приходила мама? Очень плохо, когда ты никому не нужна, тебя никто не любит, и Леночка заплакала. Медсестры, врачи, выздоравливающие больные успокаивали её как могли. Хирург, лечивший её, двумя пальцами растянул кожу у уголков своих глаз, изображая японца. Все, кто был у Леночкиной кровати, рассмеялись, но она – нет. Тогда хирург указательным пальцем нажал на кончик своего носа и захрюкал – представил поросенка. Леночка чуть-чуть улыбнулась, продолжая плакать. Врач принёс большую куклу и положил рядом с Леночкой. Малышка улыбнулась сквозь слёзы и сказала:

– Если бы папа не выпил всего одну бутылку, а на эти деньги купил вот такого маленького пупсёнка, – и она показала крошечными пальчиками, какой величины, – как было бы хорошо!

Но мама и папа не приходили. И вот когда Леночке стало хорошо, в палату вбежала мама, принялась обнимать и целовать её. А через некоторое время в палату вошел Егор. Белый халат явно был мал для его громадных плеч.

– Леночка, к тебе мама и папа пришли, а ты плакала, – весело сказала медсестра.

– Он не мой папа. Он мой подруг, – пояснила девочка.

Они сидели втроём на кровати. С одной стороны Леночки сидела мама, с другой – Егор. Малышка радостно рассказывала, какой хороший и смешной врач, который её лечил; какие смешные фокусы он умеет делать руками. И нянечки хорошие. Незнакомая бабушка из соседней палаты приходила каждый день и сидела рядом. Девочка помолчала и сказала:

– Папа не пришёл…

Она промолвила эти слова так печально, что у мамы появились слёзы на глазах, а Егор напряг мышцы лица, чтобы сдержать волнение.

У врачей они узнали: Леночку выписывают из больницы через три дня.

В своё село Жанна Бахчова вернулась на рейсовом автобусе.

Через три дня она на автобусе приехала в райцентр и забрала Леночку из больницы. Они шли неторопливо по тихим, в зелёных тополях улочкам небольшого посёлка на автостанцию. Вдруг около них резко затормозил большой зелёный грузовик. Жанна с дочкой даже испугались, но обрадовались, когда увидели выходящего из-за машины Егора. Он открыл дверцу кабины и пригласил их ехать с ним. Жанна наотрез отказалась. Малышка стала её уговаривать:

– Мама! Поехали с дядей Егором. Он хороший. Пожалуйста, мамочка!

Но Леночкина мама категорически не соглашалась поехать с ним. Егор расстроился, не торопился закрывать дверцу кабины. Он хотел попрощаться с девочкой, наклонился и протянул ей руку для пожатия, однако Леночка дотянулась ручонками до его шеи, обняла и не захотела отпускать. Пришлось её маме залезть в кабину, и они поехали в свое село. Леночка, сидя на коленях у мамы, смотрела вперёд на встречные машины, на возникающие перед ними летние зеленые пейзажи и обо всем высказывала своё мнение. Егор и Жанна молчали. Они и без слов понимали, что полюбили друг друга.

Они приходят к Егору

С тех пор Егор и Жанна больше не встречались. Наступила осень. С почерневших полей все убрали.

В жизни Лены и ее матери ничего к лучшему не изменилось. Жанна разводилась с мужем. Он стал ещё больше пить, и его выгнали с работы. Егор усердно работал шофёром: уезжал на несколько дней в далекие города, мотался по колхозу, а в свободное от работы в колхозе время занимался домашними делами. Он никаким образом не проявлял своих чувств к Бахчовой, и только мать знала о его любви к этой женщине.

По завершении всех полевых работ отмечали в селе праздник урожая. В клубе прошло собрание, награждали лучших работников. Потом, как водится, концерт, а после – угощение за столами, расставленными в фойе клуба. Были водка, вино, закуски. Егор не остался выпивать, ушёл домой, отдал матери деньги и премиальные подарки, которыми был награждён как самый лучший шофёр, включил телевизор и стал смотреть всё подряд.

Осторожно постучали в окно. Мать Егора вышла в сени и открыла дверь на улицу. На пороге стояла Жанна с Леночкой на руках. Они обе плакали. Платье на плече Бахчовой было порвано. Мать недоумённо смотрела на них, но Жанна ничего не говорила, а только плакала, прижимая к себе дочурку. Хозяйка не знала, как поступить, и после некоторых размышлений решила вмешаться в судьбу сына: она, одной рукой обняв плачущую женщину за талию, ввела её в дом, передала ребёнка своему мужу и приказала:

– А ну-ка, мужчины, выметайтесь во двор, займитесь девочкой, а я разыщу платья, которые носила в молодости, и попробую их подогнать Жанне.

Они втроём вышли во двор. Хозяин вывел из сарая за уздечку лошадь. Мужчины посадили на неё девочку и стали катать по кругу. Девочка уцепилась за гриву лошади и перестала плакать: ей было хорошо и немного страшно.

На улице, за забором, послышался грубый, невнятный мужской голос пьяного человека. Он отвратительными словами ругал Жанну.

– Это мой папа, он пьяный, он будет драться. Спрячьте меня, – испугалась Леночка.

– Не бойся, здесь тебя никто не тронет, – успокоил её Егор и вышел за ворота. Перед ним, шатаясь, оказался с железным прутом в руках пьяный верзила, который угрожающе спросил:

– Где мои жена и дочка?

– Нет у тебя больше ни жены, ни дочки. Они любили тебя, но ты сам выжил их из своего дома, – ответил Егор, вырвал прут из рук алкаша, свернул железку кольцом и бросил ему под ноги, спросил: – Всё понятно?

– Будет, будет, – ответил пьяница, понимая, что с Егором лучше не связываться, и заковылял прочь, чертыхаясь.

Вышла из дому мать и обратилась к сыну:

– Егорушка, иди в дом, поговори с Жанной. Поступай так, как подскажет тебе твоё сердце. Как вы решите, так и будет. Твоё счастье, сынок, нам, старикам, утешение и светлые дни.

Егор ушёл в дом и скоро вернулся с Жанной. Они встали перед родителями, поклонились и сказали, что решили стать мужем и женой.

– Будем готовиться к свадьбе, – решительно ответил отец и непроизвольно сделал жест ладонью, словно что-то разрубил.

Леночка произнесла понравившиеся ей слова:

– Такова жизнь.

Чужая

1

Прошло четыре дня нового учебного года в сельской двухэтажной школе, расположенной между поляной, служившей стадионом, и большим фруктовым садом. На перемене дети резвились на открытом воздухе. Прозвенел звонок на третий урок. Ученики забежали и расселись по своим местам. Девятый класс приготовился к уроку литературы. Вошла их классный руководитель преподаватель литературы Елена Степановна с новой ученицей. Девятиклассники уставились на неизвестную девочку, которая была ростом ниже педагога. У незнакомки каштановые волосы, зачесанные ото лба и схваченные на затылке резинкой. Её овальное лицо украшали умные блестящие карие глаза. Опущенной рукой она держала кожаную сумку утонченной красоты.

Елена Степановна властно сказала:

– У нас будет учиться Наташа Снегирёва. Никаких вопросов. С ней вы познакомитесь на перемене. Она будет сидеть за первым столом с Таней Топорковой, а мы, не теряя времени, займёмся уроком.

Наташа положила на стол учебник, дневник, раскрытую тетрадь и сосредоточила внимание на учительнице. Елена Степановна написала мелом на доске три вопроса, присела за учительский стол, сделала запись в журнале, отметила отсутствующих и обратилась к классу:

– У кого готов ответ на первый вопрос?

У Снегирёвой при чтении художественной литературы высокого качества зрительно воспроизводились пейзажи, местность, внешность героев. Она, словно наяву, слышала их разнообразные голоса. Наташа эмоционально переживала вместе с книжными героями их радости, беды, несчастья. Она чувствовала запахи трав, океанов, полей, которые передавались словами. Снегирёва любила читать и надолго запоминала прочитанные произведения, поэтому, ознакомившись с вопросами, написанными на доске, быстро сообразила на них ответы и красиво подняла прелестную руку, получила разрешение учителя, встала и дала исчерпывающий ответ. Голос у Наташи был завораживающий и ласкал душу. Педагогу понравилась её манера коротко и грамотно строить предложения, безупречно логично рассуждать.

По привычке Толя Болтов ёрзал за последним столом у окна. Художественные произведения ничего не порождали в его воображении, не пробуждали в его душе никаких эмоций. Он был абсолютно глух к словесному творчеству. Литература нагоняла на него смертельную скуку. Толя написал записку, сделав в ней четыре ошибки: «Ты откудЫ прЕлИтела, СнИгирь?» Он стал внимательно следить за учительницей. Как только Елена Степановна начала писать мелом на доске, повернувшись спиной к классу, Болтов на цыпочках сделал два широких шага, бросил записку на стол перед Снегиревой и бесшумно вернулся на своё место. Новая ученица равнодушно отодвинула клочок бумаги в угол стола и не отвлеклась от объяснения учительницы. Толя переправил незнакомке ещё два безграмотных послания. Учительница возмутилась, сердито хлопнула ладонью по столу и пронзительно крикнула:

– Болтов! Перестань мешать Наташе своими неумными писульками!

На перемене класс перешёл в кабинет математики. Снегирёва и здесь заняла место слева за первым столом, достала из сумки и положила на край стола всё, необходимое для урока. К ней подошел Болтов. Он был тучен и высок ростом. Подросток, ехидно улыбаясь, принялся хамить:

– Так, так, Снегирь! Значит, ты не хочешь со мной дружить, так сказать, брезгуешь.

– Почему же? – певуче отвечала Наташа. – Обязательно познакомимся. Я не привыкла на уроках заниматься посторонними делами.

Толя похабно рассмеялся, обнажив крупные зубы. У него была врожденная потребность делать людям пакости, видеть на их лицах возмущение и находить в этом удовольствие. Он продолжал безобразничать – взял со стола чистую, без единой записи, тетрадку в клетку. Наташа с интересом наблюдала, как сумеет Толя придраться к новенькой тетрадке. Подросток саркастически захохотал:

– Смотри-ка, тетрадь. Ха-ха-ха! Разве такой чистой тетради место на столе? Её место вот где, – и он швырнул тетрадь в урну, стоящую в углу около двери.

У Снегирёвой от обиды появились слёзы на глазах. Толя ещё громче стал смеяться, показывая пальцем на Наташу:

– Из-за чепухи плачет! Ха-ха-ха!

К ним подбежала Таня Топоркова, крепкая, ширококостная, жизнерадостная, и, поблёскивая голубыми глазами, убеждённо затараторила:

– Снегирёчек, ты что, плачешь? Не принимай близко к сердцу безобразия Толи. Бей его наотмашь по роже, иначе он тебе житья не даст. Он с детского сада вредный, трусливый и ещё – ябеда. Во втором классе Толя оторвал от моего пальто две пуговицы. Это увидели другие и мне сказали. Я ему, мерзавцу, по морде нахлестала, так он и его маманя к директору ходили, на меня жаловаться. Наташа, наплюй на него. Сейчас большая перемена, поспешим в сад, яблок наедимся.

Она оттолкнула Болтова, ладошкой ударила его по лицу, схватила Снегирёву за руку и потянула за собой. На ходу Таня весело рассказала, что в дальнем углу сада, у дороги, стоит старая громадная яблоня и на ней вкусные-вкусные яблоки. Девочки-подростки подошли к этой яблоне и увидели, что в густой зелёной кроне на толстом суку основательно устроился Андрюша, их одноклассник. Завидев девочек, он начал аккуратно кидать им яблоки. Поймав несколько штук яблок, они отошли под соседнюю грушу и с удовольствием ели их. Таня, поглядывая снизу-вверх на Андрюшу, сплетничала:

– Андрюша озорной, шустрый, весёлый и очень хороший. Девчонок любит – страсть! Мои вещи он нёс во время летнего похода. Вообрази: на свой рюкзак взгромоздил мой и тащит на своём горбу. Толя над ним смеется, но Андрюша на него – ноль внимания.

Звонок позвал учеников на четвёртый урок. Снегирёва заняла своё место и, к своему удивлению, обнаружила, что всё, припасённое ею к уроку, исчезло. Она посмотрела в своей сумке, под столом, около стола, но пропажу не обнаружила. Учительница математики, полная, добродушная, прочитав в журнале новую фамилию, участливо спросила:

– Вы, Снегирева, что-то ищете?

– Исчезли на перемене тетрадь, учебник, дневник, ручка и линейка, – сообщила расстроенная Наташа.

– Я догадалась: спрятал Толя, – воскликнула звонко Топоркова. – Никто другой в нашем классе такого безобразия себе не позволит.

Она подбежала к нему. Тот пытался от неё ускользнуть, но Таня всё же догнала его и начала, сверкая весёлыми глазами, бить кулачками. Толя, защищаясь от ударов руками, выкрикнул:

– Топор! Посмотри в своей сумке: там Наташины вещи!

Таня из своей сумки достала и отдала Наташе её пропажу.

Класс сразу успокоился. Урок алгебры начался.

После окончания уроков Толя Болтов был обязан по графику дежурить: подмести и вымыть пол в закреплённом за их классом кабинете русского языка и литературы. Он перехватил в коридоре уходящую домой Снегиреву и объяснил ей, что, по давней традиции, новый ученик или ученица в первый день своего пребывания в школе делают генеральную уборку в помещении, закреплённом за классом; рассказал, где находятся веник, ведро, тряпка и швабра. Наташа с недоверием отнеслась к сообщению Толи и решила посоветоваться с классным руководителем. Однако у Елены Степановны было в тот день всего три урока, и она ушла домой. Снегирёва прошла в кабинет, взяла ведро, сходила в техническую комнату за водой и начала подметать пол. Вбежал Андрюша. Круглое его лицо смущённо сияло. Подросток снял с себя пиджак, небрежно бросил его на стол, сделал стойку на руках, выхватил веник из руки Снегирёвой и подмёл пол, затем вымыл. Вынес воду на улицу. Вернулся, поставил ведро на место, расставил мебель, надел пиджак и, покраснев, смущённо сказал:

– Наташа! Я хочу, чтобы ты первый день учёбы в нашей школе запомнила тем, что кто-то полюбил тебя с первого взгляда, – и убежал.

Так началась у Снегиревой жизнь в новой для нее школе. Наташа хорошо училась, участвовала в художественной самодеятельности, в спортивных мероприятиях. Она сдружилась с отличницей Таней Топорковой, которая постоянно улыбалась от своего крепкого здоровья и охотно рассказывала Наташе всё, что ей было известно о каждом ученике, учителе и местном жителе. Однажды Таня, широко распахнув в испуге голубые глаза, предупредила Снегирёву:

– Берегись Веру Килину. Она тупая, завистливая и очень жестокая. Ей только недавно исполнилось пятнадцать лет, но она уже, понимаешь – уже, дружит с шофёрами. Болтают, что Вера в экстазе кусается. Мать и ругала, и била, в конце концов, отступилась от неё.

В середине октября готовились в школе провести осенний бал. Ученики девятого класса помогали украшать зал бумажными цветами и жёлтыми листьями деревьев. Снегирёва, в спортивном костюме, стоя на деревянной переносной лестнице, привязывала под потолком за трубу водяного отопления конец чёрной нитки. На этой нитке через каждые полметра висели картонки с номерами. Обе руки у Наташи были заняты. Вдруг кто-то сзади рывком сдёрнул с неё брюки, державшиеся на поясной резинке. Девушка какие-то секунды простояла с обнаженными белыми трусиками. Наташа одной рукой быстро натянула брюки и в негодовании смотрела на людей в зале, пытаясь догадаться, кто это сделал. Было восемь человек из разных классов. Отсутствовали Андрюша, Топоркова и учителя, которые на минуту вышли по делам. Толя Болтов стоял к ней спиной. Его с короткой стрижкой голова и в клетчатой рубашке плечи мелко тряслись от смеха. Наташа ждала, что хоть кто-нибудь назовёт имя хулигана, оскорбившего её. Все молчали. Снегирёва, сдерживая слёзы, выкрикнула:

– Кто посмел такое безобразие сделать?

– Мы своих не выдаём, а ты чужая, – ответила Вера Килина, у которой мутные глаза светились победой.

Снегирёва вернулась домой и, обливаясь слезами, рассказала своим родителям, как её оскорбили. Отец успокаивал:

– Не плачь, доченька, рано или поздно станет известно имя того, кто такое хулиганство сотворил, и за это его будут презирать.

Наташа мало-помалу успокоилась, и семья решила, что ей всё же надо побывать на балу. Родители подойдут позже, чтобы проводить её домой.

К семи вечера в школьном зале набилось много народу. Было тесно и душно. Снегирёва, как и большинство в юные годы, была прекрасна. По-своему прекрасна. На ней – светлое торжественное платье. Чёрные бусы подчеркивали белизну её красивой шеи; каштановые волосы мягко, невесомо ниспадали на плечи. Карие шелковистые большие глаза блестели и выделяли её из толпы. Может быть, поэтому, а может быть, потому, что она новый человек, подростки и парни со всех сторон украдкой посматривали на Снегирёву, стоявшую рядом с Топорковой.

Ведущая бала, ученица десятого класса, стоя у микрофона, объявила:

– Объявляется конкурс на лучшее исполнение вальса. Просьба к участникам танцевать под одним из номеров, подвешенных под потолком.

К Снегирёвой через небольшую свободную часть в середине зала подошёл ученик одиннадцатого класса, поклонился ей и вежливо пригласил на танец. Наташа мельком глянула на юношу: деревенская внешность, высокий рост, добрые грубоватые черты лица. Он дружелюбно протянул ей широкую шершавую ладонь. Она, улыбнувшись, вложила свою ладошку в его руку, и они закружились в вальсе, ведя ни к чему не обязывающий разговор, а над ними под потолком висела картонка с номером 16. После окончания танца жюри – две молодые учительницы и три ученицы старших классов – единодушно признало, что лучше всех исполнила вальс пара, танцевавшая под номером 16. Снегирёвой и её напарнику под одобрительные крики толпы вручили шуточные призы – пластмассовые детские игрушки. Наташа, улыбаясь, подошла к подруге Тане, а парень – к своим друзьям.

К Снегирёвой подскочила подвыпившая Вера Килина, икнула, сильно толкнула её рукой в плечо и грубо потребовала:

– Выйдем, поговорим!

– Зачем? – Наташа недоумённо смотрела в лицо Веры, покрасневшее от выпитого спиртного.

– Там узнаешь, – угрожающе ответила Килина, схватила своей потной рукой нежную руку Наташи и потащила девушку из зала.

В это время Топоркову пригласили на танец, и она, увлекаемая парнем, весело крикнула:

– Держись, Снегирёчек! Я после танца приду к тебе на помощь!

На улице было темно и прохладно. Осеннее чёрное небо с мерцающими холодными звёздами. Вера, покачиваясь, упрямо шла вглубь тёмного сада и остановилась под высокой яблоней, бесформенной громадой, чернеющей в ночи. Яркий свет из окон двухэтажной школы с трудом разгонял темноту и слабо освещал двух девушек. Вера приблизила своё лицо к лицу Наташи. Изо рта Килиной противно пахло луком и самогоном. Вера угрожающе спросила:

– Ты чего отбиваешь у меня парня?

– Кого? – встревожилась Наташа.

– Того, с кем танцевала.

– Ха-ха-ха! Что за чепуха! Мало ли с кем придётся танцевать за долгий вечер. И что же, по-твоему, я со всеми буду свататься? – рассудила Снегирёва.

– Все будут танцевать, а ты – не смей! – свирепела во хмелю Вера. – Если тебе непонятно, то я объясню по-нашему, по-деревенски.

Килина уцепилась за волосы Наташи, рванула изо всех сил и ударила её голову о свою коленку. Наташа, даже не вскрикнув, замертво упала. Вера, пошатываясь, направилась на бал.

Проходивший мимо сада молодой тракторист заметил в тусклом свете от окон школы, что одна девушка швырнула другую за волосы на землю. Ту, которая уходила, он узнал по силуэту – малолетняя шлюха Вера Килина. Тракторист продолжал идти, но видел, что упавшая в светлом платье девушка лежала на холодной земле и не шевелилась. Он подбежал к ней и приподнял за плечи – её голова свисала. У парня сжалось сердце, и он изменившимся голосом закричал:

– Верка! Стерва! Вернись! Ты, может быть, убила девчонку!

В сыром ночном воздухе далеко разнесся его душераздирающий крик.

В школе – переполох. Вызвали неотложку. Немолодой Врач осмотрел пострадавшую прекрасную девушку, лежащую на лавке в светлом фойе школы. У него, не раз выписывавшего медицинские заключения о причине смерти, не хватило духа произнести роковые слова. Он, запрокинув голову, чтобы сдержать эмоции, как-то боком, неуклюже направился к выходу.

2

Директор школы Кирилл Матвеевич, тридцати пяти лет, был потомственным крестьянином. Деревенский труд приводил его в душевное равновесие и являлся основным источником дохода. Тот воскресный день, как и все выходные, он решил полностью посвятить своему хозяйству. Встал в пять утра. Начал со свинарника. Шесть крупных свиней под утро проголодались и требовательно повизгивали. Директор, отталкивая их ногой, вычистил загон. К этому времени жена приготовила пойло. Кирилл Матвеевич вынес шесть вёдер пойла и вылил в кормушки. Свиньи жадно пили. Руководитель школы вычистил из-под коровы навоз, посыпал пол жёлтой свежей соломой. Жена начала доить корову. Хозяин перешёл к бычкам и у них навёл порядок. Потом – к овцам. В семь утра наставник учителей выпроводил корову в стадо, отвёл двух бычков на огород, где была скошена трава. Затем он чистил курятник. И в завершение всех дел вилами перекидал навоз от сараев в большую кучу на краю огорода. Запах навоза нравился руководителю школы. Изрядно уставший, морально удовлетворенный, в хорошем настроении он вошёл в коридор большого дома, который специально для него построил колхоз. Кирилл Матвеевич переоделся в домашнюю легкую одежду.

Затрещал телефон. Директор отозвался. Заведующий районным отделом образования, его закадычный друг, позабыв поздороваться, взволнованно басисто спросил:

– Ты знаешь, что у вас вчера на балу погибла ученица девятого класса?

Кирилл Матвеевич редко бывал на субботних мероприятиях в своей школе – считал это обязанностью классных руководителей и своих заместителей – и о трагическом событии ничего не знал. Чувство собственной безопасности подсказало ему, что не случайно заведующий в такую рань, да ещё в воскресенье, звонит ему домой. Директор притворным страдальческим голосом ответил:

– Знаю.

– Запомни хорошенько и убеди всех, – властно гремел голос начальника, – Килина не хотела убивать Снегирёву, она только пыталась напугать свою одноклассницу и случайно нанесла ей смертельный удар.

В трубке послышались частые гудки. Директор догадался, что начальник озлобленно прервал телефонный разговор.

В понедельник по распорядку после третьего урока в коридоре школы проводилась линейка для учеников средних и старших классов. Ученики вместе с классными руководителями выстроились вдоль стены, напротив окон. Появился Кирилл Матвеевич в сером костюме. Манжеты белой рубашки оттеняли его красные, натруженные руки. Расхаживая перед строем, директор, морщась как бы от душевной боли, говорил:

– В субботу в результате несчастного случая погибла ученица девятого класса Наташа Снегирёва. Запомните: Килина не хотела её убивать, а попыталась припугнуть и, сама того не желая, неловко ударила Наташу, от чего та умерла. Завтра состоятся похороны Снегирёвой. От каждого класса приготовить по одному венку и одному выступающему у могилы с соболезнованием. А Килина страдает от происшествия с Наташей. Нам, следовательно, надо подумать о живой и помочь Вере преодолеть стрессовое состояние, в котором она находится.

Все ученики и учителя, присутствующие на линейке, подумали: «Вы, Кирилл Матвеевич, думаете не столько об ученице, сколько о собственном благополучии». Эта не озвученная мысль четко пронеслась по школьному коридору.

Руководитель школы, загибая пальцы, продолжал:

– Гибель Снегирёвой – это, во-первых. Во-вторых, скоро заканчивается первая учебная четверть и надо всем, у кого плохие отметки, получить от учителей дополнительные задания, выполнить их и ответить на более высокую оценку. Напоминаю: в нашей школе всегда самая лучшая успеваемость в районе…

Он еще долго говорил. Ученики не слушали его и, изнывая от скуки, смотрели в окна на осеннее хмурое небо.

3

После гибели Снегирёвой прошло два года. На её могиле стоял мраморный памятник в ограде из блестящей нержавеющей стали. На вертикальной плите была укреплена в керамике цветная фотография Наташи. Под фотографией надпись буквами под цвет золота. Пришли её родители и присели на скамейку внутри ограды. Мать плакала и рассказывала:

– Милая Наташенька! Нет справедливости в жизни. Обращались мы с жалобами во все мыслимые инстанции, чтобы упечь Килину в тюрьму за твою погибель. Ничего у нас не вышло. Весь район встал на её защиту. Да что там район! Вся система образования, словно стеной, оградила её от справедливого возмездия, лишь бы за чиновниками не числился факт тяжкого преступления школьницы. Вере присудили всего два года условно, и она живёт на свободе и развратничает. А тебя, наша милая доченька, нет среди нас, мы не слышим твоего певучего голосочка, не видим твоего нежного личика…

Отец, сидя рядом с женой, сжав губы, стиснув руки, смотрел в землю и пытался понять, почему его дочка, умница, добрая, нежная, дисциплинированная, навсегда осталась чужой в этой деревенской школе?