Текст книги "Учитель стал директором (сборник)"

– Вы директор Оглоблинской школы Ситников?

– Да.

– Вы понимаете, что если ваша статья появится в газете, то вы практически сожжёте мосты между вами, с одной стороны, и педагогическим коллективом, районным руководством образования – с другой?

– Конечно. Но кто-то же должен начать борьбу с пьянством.

– То есть, вы настаиваете на том, чтобы я опубликовал вашу острую и злободневную статью?

– Разумеется. Если бы не алкоголики, то жизнь в глубинке была бы намного лучше.

– Тогда ваше послание я немного стилистически подработаю и в следующем номере опубликую. И нам с вами придётся вместе отражать удары. Ничего, выдержим. Всего вам доброго! Мужайтесь!

В телефонной трубке послышались гудки отбоя связи.

И статья Ситникова появилась в газете. Общественный покой в районе возмутился, словно поверхность гнилого болота от упавшего в него обломка скалы. Во второй половине дня Владимиру Леонидовичу позвонила заведующая РОНО Климкова и злобно спросила:

– Сколько вам заплатили за вашу статью в газете?

– Не знаю.

– Следующий раз, когда задумаете что-то опубликовать в газете, узнайте, сколько вам дадут денег, и позвоните мне. Я вам заплачу вдвойне, чтобы вы этого не печатали, – и разговор прервался.

Поздним зимним вечером семья Ситниковых готовилась ко сну. Пятилетняя Наташа укладывала куклу на игрушечную кроватку. Вдруг раздался резкий хлопок, звон разбитого стекла, штора взбугрилась, и половинка красного кирпича упала на пол рядом с девочкой. Повеяло морозным воздухом. Девочка пронзительно заплакала. Родители и брат прибежали в её комнату. Мать взяла дочку на руки, прижала к себе, нежно целовала и утешала.

Владимир Леонидович отодвинул штору, обнаружил разбитые насквозь стёкла и задумался, как заделать пробоину. Эдик с удивлением и возмущением рассматривал половинку кирпича. Разбитое окно с внутренней стороны наглухо забили одеялом, а снаружи – фанерой. Дети легли спать. Родители ещё долго обсуждали сложившуюся ситуацию.

С утра в школе разговаривали о том, что новому директору разбили окно.

Последовавшие неприятности потеряли для Ситникова остроту и не задевали его душевное состояние. Теперь он спокойно относился ко всяким неожиданностям и однажды спросил Валентину Михайловну:

– Ну, и когда меня снимут с должности директора?

Завуч, как всегда по-женски милым голосом, ответила:

– Не обольщайтесь: вас некем заменить. Вам дадут время подготовить школу к следующему учебному году. Вы – хороший работник. Из нашего коллектива мечтают занять кресло директора учительница начальных классов Голикова, имеющая большой стаж педагогической работы, однако опыта в проведении уроков так и не нажившая, и Белопёров, который, если посмотреть на его лицо в профиль, – умный, а в фас – деградированная личность. Их директорами даже в нашей самой последней в районе школе не утвердят. Так что работайте, не обращайте ни на что внимания, и не вздумайте что-то принимать близко к сердцу, – и она вроде бы и не улыбнулась, но нежностью своего голоса, своим доброжелательным обликом наполнила сердце приезжего человека мягким теплом.

Владимир Леонидович продолжал усердно выполнять все обязанности директора и учителя, чувствуя себя диверсантом во вражеском тылу. Семье Ситникова стало ясно, что их мужа и папу снимут с должности директора. Однако его волновало не это, а то, начнут ли в селе строить новое современное школьное здание.

Глава 21. Ситников продолжает занимать должность

Дни, заполненные хлопотами, заботами, подавлением в себе чувства негодования и обиды, замелькали у директора, словно кадры в мультфильме. В марте у него состоялся разговор с завучем, которая с разочарованием сообщила:

– Мне стало известно, что средства на строительство школы в нашем селе не запланированы – очень скверная примета. Здание нашей школы построено без подобающего проекта, без учёта санитарных норм для детских образовательных учреждений, наполовину состоит из старых брёвен и ныне совсем обветшало. Оно опасно для эксплуатации. Государство в лице местных руководителей обязано сказать спасибо всем учителям, которые хоть год проработали в наших жутких условиях, а не устраивать мстительную возню вокруг добросовестного человека, взвалившего на себя всю тяжесть ответственности за самое дорогое – за жизнь детей. Я предполагаю, что среднюю школу вообще у нас строить не собираются. Наверное, что-то соорудят для начальных классов, и учеников средних и старших возрастов направят для учёбы в Никитовку, где расширят интернат, чтобы их принять. Если такое случится, то у нас большинство учителей останется без работы. Для меня – это кошмар. Тогда придётся искать работу в другом селе или городе. Что поделаешь, люди из сельской местности перебираются в города. В Оглоблино остаётся очень мало народа, следовательно, не для кого и школу-то строить. Такова печальная реальность.

Ситников ответил:

– Я полностью согласен с вами.

Он обсудил эту новость в семейном кругу. Решили, что теперь уже, без всякого сомнения, им придётся переезжать к другому месту работы, поэтому летом они не будут строить у себя баню и продолжат мыться в бане у соседей. Естественно, помогая им наводить в ней порядок и натаскивать воду.

В конце марта в хозяйстве Ситникова отелилась корова. Через неделю после отёла можно было пить её молоко. Эдик и Наташа впервые попробовали душистое, парное, полезное для здоровья молоко.

Чтобы заработать денег на переезд, Владимир Леонидович срочно купил у местных жителей пять маленьких поросят с целью подрастить их и продать.

Несмотря на занятость, директор два раза в неделю проводил в выпускном классе дополнительные занятия по математике, чтобы подготовить учеников к экзаменам.

В конце третьей четверти район изыскал денежные средства на экскурсию в Москву на три дня. От каждой школы отобрали по два-три ученика с хорошей успеваемостью и примерным поведением. Из Оглоблино взяли двоих. Руководителями и ответственными за жизнь детей приказом по отделу образования назначили Ситникова и учительницу физкультуры Вишнёвской школы. Это путешествие Владимиру Леонидовичу понравилось: проживали в одной из школ на окраине Москвы. Утром подъезжал экскурсионный автобус и забирал группу с учителями. Автобус разъезжал по столице, экскурсовод интересно рассказывала. Побывали и на Красной площади, и в Кремле, и в рабочем кабинете В. И. Ленина, и в его мавзолее, и на Ленинских горах, и полдня провели в зоопарке. Кормили детей хорошо в специальных столовых. Директор своим фотоаппаратом отснял более сотни кадров. Усталые и полные яркими прекрасными впечатлениями экскурсанты возвратились домой. Вернувшись из столицы, Ситников стал особенно болезненно воспринимать убогость своей школы.

В начале апреля завуч, загадочно улыбаясь, пригласила директора в учительскую. Когда он вошёл, учителя хором радостно закричали:

– Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!

– С чем это меня поздравляете? – удивился руководитель школы.

– Положите на стол десять рублей – скажем, – улыбалась завуч.

На столе лежали бумажные деньги. Ситников добавил десять рублей. Завуч провозгласила:

– Уважаемый Владимир Леонидович! Поздравляем вас: вы теперь директор-дедушка!

– Как это так – я директор-дедушка? Мои дети ещё маленькие.

– А разве учащиеся школы – не ваши дети?! Конечно, ваши. Ученица Аня Орехова родила мальчика, следовательно, вы – директор-дедушка. Мы собрали нужную сумму денег, чтобы купить новорождённому пакет. Вам придётся ехать в Вишнёвку, в роддом и привезти её. В доме Ореховых некоторые жительницы сделали косметический ремонт: побелили потолок, покрасили окна, дверь, полы, всё хорошенько промыли. Кто-то принёс детскую кроватку, пелёнки, игрушки. Короче, приготовили всё необходимое на первое время для грудничка.

– О-о-о! – возмутился директор. – В таком случае многие школьницы захотят рожать.

Завуч возразила:

– Большинство девочек понимает всю ответственность, всю тяжесть, которая на них обрушится с появлением ребёночка. Мы, учительницы, постоянно беседуем с ученицами на эту тему. Убеждаем остерегаться внебрачных связей. Ну, а если забеременеют, то уговариваем не губить своё здоровье, ни в коем случае не делать подпольных абортов – рожать и с любовью воспитывать своего малыша. Я лично беседовала с Аней на эту тему. Отговорила её от аборта и сказала, что если она оставит свою кровинку на попечение государства, то я первая брошу в неё, то есть в Аню, камень. Девочка пообещала любить своего ребёнка и никому его не отдавать.

Ситников подумал и ответил:

– Что поделаешь, придётся помочь Ане. Только я один не поеду в роддом, а то люди могут обо мне плохо подумать.

Согласилась провожать директора в поездке за Аней учительница начальных классов Юлия Фёдоровна Пирогова.

Мартовская оттепель. На дорогах – жидкая снежная каша. Директор и учительница ехали на колхозном автобусе в Вишнёвку встречать из роддома Аню с младенцем. Юлия Фёдоровна, круглолицая, учительница начальных классов, пышущая здоровьем, жизнерадостная, улыбаясь и сжимая в руке яркий букет, прокомментировала свою неожиданную миссию:

– Я люблю младенцев, и для меня отрадно подержать грудничка на руках.

Водитель автобуса, заметив в руках учительницы дорогой букет, возмутился:

– Малолетняя шлюха рожает, и вы ей хотите преподнести цветы?!

Пирогова, как всегда улыбаясь, спокойно ответила:

– Причём здесь Аня? Родился ребёнок. Он не виноват в том, кто его мать. И мы ему окажем все почести как гражданину нашего государства.

До Никитовки автобус сопровождал колёсный трактор, так как в низинах в снежных кашах с водой застревали машины. Два раза трактор с помощью троса выдёргивал автобус из глубоких ямок. Наконец они выбрались на асфальт и спустя полчаса благополучно подъехали к районной больнице, в которой на втором этаже находился роддом. Учительница передала медсестре детский пакет Ане для её ребёнка. Вскоре она появилась, одетая в лёгкое демисезонное сиреневое пальто. Юная мама держала на руках грудничка, завёрнутого в новые пелёнки и одеяло. Юлия Фёдоровна взяла у неё крошку и преподнесла Ане букет. Все уселись в автобусе и примерно через полтора часа езды по тяжёлой дороге прибыли к Ореховым. Во дворе и в доме Ореховых были порядок и чистота. Когда посторонние ушли, Аня начала обихаживать и кормить грудью своего мальчика.

В общем, учебный год завершался. Директор не контролировал выставление оценок, так как начальство не позволяло, чтобы они соответствовали фактическим знаниям обучающихся. Оценки выставлялись из тех соображений, чтобы повысить процент успеваемости. Эту задачу Ситников и доверил завучу.

В начале июня провели выпускные экзамены. Конечно, плохих оценок не выставляли, поэтому все успешно окончили школу. Директор выписал всем бывшим восьмиклассникам «Свидетельство о восьмилетнем образовании».

Хорошо организовали торжественную линейку, посвящённую окончанию учебного года с вручением выпускникам документа об окончании восьми классов. Мероприятие навсегда осталось в памяти бывших школьников, их родителей, педагогов и всего села. Все нарядно одеты. Щедро произносились добрые пожелания; море цветов, музыка и небольшое застолье в спортивном зале.

С 15 июня, впервые за время существования школы, в Оглоблино на базе интерната 24 дня работал пионерский лагерь для тридцати детей. Ситников организовал его исключительно по своему желанию, выбив средства из финансового отдела района. Неожиданно приехала врач санэпидемстанции, женщина лет пятидесяти, долго бродила по зданию школы и по территории возле неё. Бессознательно она злобно вполголоса прошипела: «Всё равно я вас оштрафую». Между свежими поленницами дров подросла сорная трава. Зловредная особа показала на неё пальцем, словно замерла и беззвучно, весьма довольная, смеялась. Насмеявшись вдоволь, врач выписала распоряжение на штраф Ситникову «за содержание школьного двора в безобразном состоянии».

Учащиеся Оля и Саша сидели в разных концах класса, никто не видел их вместе. И вот они, после окончания восьми классов, взявшись за руки, пешком отправились за двенадцать километров в Никитовку сдавать документы в ту школу для продолжения учёбы в 9-м классе. Между ними зародилось глубокое чувство.

Всех жителей района потрясло жуткое событие. Толя Квасов на мотоцикле ездил в Никитовоскую среднюю школу сдавать документы. Задержался у друзей. Возвращался в сумерках, ехал быстро. В это время по селу гусеничный трактор тащил волоком девять больших брёвен для строительства дома. Одно бревно отцепилось и перегородило дорогу. Толя поздно заметил его и не успел затормозить. Мотоцикл перевернулся через бревно. Подросток ударился головой о землю и погиб. Вызвали наряд милиции. Следователи подробно выяснили все обстоятельства гибели школьника и увезли труп на судебно-медицинскую экспертизу.

На следующий день тело мальчика привезли в дом родителей. Стояли жаркие дни, поэтому поспешили с похоронами. Возле дома Квасовых собралась толпа народу. Ситников через толпу вошёл в дом. Гроб с телом подростка стоял на лавке под иконами. Возле гроба сидела, одетая во всё чёрное, мама погибшего и неотрывно смотрела в лицо покойника. Рядом стояли с чёрными платками на голове женщины, родственницы Толи. Все плакали. В комнате – полумрак, горели свечи. Было тесно от вплотную стоявших мальчишек, девчонок, мужчин и женщин. Все скорбели и не могли сдержать слёз. Директору на миг показалось, что горе сочится со стен, с потолка. Он не в силах был контролировать свои эмоции и вышел на улицу, прошёл за дом в сад.

В солнечный день под яблонями и грушами была приятная тень. В зелёной траве бегали муравьи. Пели птицы. Владимир Леонидович подумал о том, что в природе нет горя – горе существует только в человеческом обществе.

Гроб с телом Толи Квасова на руках несли на кладбище. Идущие впереди держали штук двадцать венков, за ними растянулась длинная толпа народу. Среди них были и дети, и взрослые люди из других сёл, деревень, маленьких соседних городов.

В пятницу Владимир Леонидович получил от колхоза в своё распоряжение грузовую машину, съездил на ней в областную базу, обслуживающую учебные заведения, привёз двадцать красивых полумягких стульев, два канцелярских стола, шторы и гардины для окон, волейбольные и футбольные мячи, волейбольные сетки, теннис, шахматы, шашки и множество наглядных пособий для уроков. Преподаватель физкультуры организовал неподалёку от школы волейбольную площадку, и с тех пор молодёжь, несмотря на усталость после рабочего дня, вечерами азартно играла в волейбол «на вылет» до наступления полной темноты, пока можно было различить мячик.

В начале июля большинство учителей находилось в отпуске. Оставшиеся на работе педагоги и технички продолжали ремонт. Парты вынесли в коридор. В классных комнатах вручную побелили потолки, стены и печки, покрасили окна и полы. Технички белили спортзал. Гребешкова заканчивала ремонт интерната.

Владимир Леонидович один ходил по загроможденному партами коридору второго этажа, заглядывал в каждый класс, внимательно рассматривал качество побелки. На лестнице послышались осторожные тяжёлые шаги. В дверях коридора появился высокий человек в красивой парадной форме десантника. Он дружелюбно приблизился, поздоровался и заговорил:

– Вы, как я догадываюсь, директор школы. Я Андрей, демобилизовался, вчера вечером приехал и решил сегодня заглянуть в родную школу. За время службы приходилось много ездить. Видел я современные школьные здания. По сравнению с ними, наша школа – просто беда. Однако она дорога моему сердцу. Я с нежностью вспоминаю годы здешней учёбы. Не так долго я служил, но познал тоску по родине. Оказывается, душа человека, словно корнями прирастает к тому месту, где человек родился. Мне не терпится первому встречному рассказать историю, которая со мной приключилась.

Ситников, вглядываясь в лицо солдата и удивился. Этот сильный, высокий, почти касающийся головой потолка человек был сентиментален, словно поэт. Андрей, душевно расслабившись, переступая с ноги на ногу, рассказывал:

– Возвращался наш полк с учения по железной дороге. Была продолжительная остановка на глухом полустанке, где-то в степи. Вижу, селение состоит всего из одной улицы. Весна. Цветут сады. Пешеходная дорожка отделена от проезжей немощёной части улицы рядом высоких тополей. Ну, точь-в-точь как наша зелёная улица. И захотелось мне пройтись по ней немножко. Узнал я у командира, что простоим не менее получаса, и отправился медленно на прогулку. Возле одного дома стояла старенькая-старенькая женщина и, сделав ладонью козырёк над глазами, всматривалась в наш воинский эшелон. Когда я проходил мимо неё, она жалобно спросила:

– Сынок, ты с какого фронта?

Стоявший рядом дед ласково одёрнул её:

– Ты что, милая жёнушка, совсем заболела: война закончилась нашей победой 33 года тому назад, а ты до сих пор каждого проезжего солдата спрашиваешь, с какого он фронта.

– Я знаю, что война давно закончилась, но я своими глазами вижу: солдаты до сих пор возвращаются с фронтов. Я прошу тебя, боец, если это не секрет, скажи мне, будь любезен, с какого ты фронта?

Дед с бабкой поблёкшими глазами с такой надеждой смотрели на меня, что у меня сердце ёкнуло. Я стал вспоминать, что изучал в школе о Великой Отечественной войне. Кое-что вспомнил и говорю:

– Я с Белорусского фронта.

Бабушка заволновалась, лицо её засияло от радости. Она в большом волнении спросила:

– Мы от нашего сына Митеньки последнее письмо получили с Белорусского фронта. Может быть, ты видел его?

Я смотрел на стариков: бабушка маленькая, седая, светлая; дед хоть и сутулый, но смотрится богатырём. Вот я и соображаю: если их сын пошёл в отца, то, наверное, такой же крупный. Я спрашиваю:

– Ваш сын – высокий плечистый блондин?

– Да! Да! Таким был наш Митя, – подтвердили старики.

Я прищурился, вспоминая города республики, в которой никогда не бывал. Название столицы Белоруссии я, конечно, знал и говорю:

– Наш полк от Минска двинулся на запад. Воинская часть, в которой служил ваш сын, направилась на север, в Прибалтику. А что вам сообщили о сыне?

– Нам отписали, что Митя там пропал без вести, – ответила старушка, морщась от душевной боли.

– Без вести? – переспросил я.

Если бы Вы видели, как смотрели на меня эти старые супруги, у Вас бы глаза наполнились слезами! Тогда я, возьми, да скажи:

– Ждите! Вернётся ваш сын.

В это время высокий человек с белой окладистой бородой, опираясь на трость, отделился от дерева и со слезами на глазах, выкрикивая: «Мама! Папа!» поспешил к старикам. Они обняли друг друга, в объятиях слились воедино, радовались, целовались, плакали. Я глянул на ручные часы: мне пора возвращаться на поезд. Их сын сообразил, что я с воинского эшелона, подскочил ко мне, дружески похлопал меня по спине, обратился ко мне:

– Солдат! Спасибо тебе! Ты – вещун, святой человек. Ты подготовил родителей к встрече со мной. Говори, чего тебе надо – дадим!

Я ответил:

– Ничего мне не надо, я прогуливался по улице, которая, как две капли воды, похожа на мою родную деревенскую улицу.

Старуха, сказав: «Я с утра в печке, в чугунке картох наварила, сейчас вынесу», и поспешила в избу. Она мигом вышла и протянула мне корзиночку с продуктами. Я пытался отказаться, но они попросили меня взять их подарок. Я вернулся в вагон. Хотя нас кормили хорошо, ребята с удовольствием покушали запечённую в русской печи картошку, солёные грибочки и огурчиков, сметану и домашний хлеб. Честно признаться, была ещё и бутылка крепкого самогона. Да, забыл сказать. Старуха ругала деда: «Старый, бестолковый! Что я говорила? Война давно закончилась, а солдаты до сих пор возвращаются с фронта. Не зря я тридцать три года встречала воинские поезда и всматривалась: нет ли там моего Мити. Вот и сбылась моя мечта: дождалась я сыночка!»

Солдат замолчал и извинился, что отнял у директора время на болтовню. Ситников искренне возразил:

– Извинения излишни, Андрей. Такие рассказы украшают нашу жизнь, вселяют веру в исполнение наших надежд, в бесконечную любовь к нашим родным.

К середине июля косметический ремонт всех объектов школы был полностью завершён. Завуч Валентина Михайловна в учительской повесила шторы. Педагоги-мужчины занесли новые столы, полумягкие кресла, заменили на потолке чёрные электрические патроны на аккуратные люстры. Учительская приняла цивилизованный вид. И в классных комнатах частично заменили старую мебель новой. Парторг посетил школу и похвалил весь коллектив: и учителей, и техничек за качественную подготовку учебного заведения к новому учебному году.

В первой декаде августа нагрянула комиссия во главе с заведующей РОНО проверять готовность школы к учебному году. Ситников не сомневался в том, что комиссия в этом составе не заметит положительных перемен, а будет дотошно выискивать мелкие недостатки и непомерно раздувать их. Софья Борисовна Климкова шагала впереди, а за ней – несколько мужчин и женщин. Они молча обошли все комнаты в школе и интернате, заглянули во все шкафы и кладовые и, не проронив ни одного слова, собрались во дворе школы. Заведующая спросила:

– Что в этом, закрытом на амбарный замок сарае?

– Всякий хлам, который можно использовать для растопки печек, – пояснил директор.

– Немедленно открыть и вынуть содержимое, – приказала Климкова.

Техничка Анна Васильевна ключом открыла дверь и начала выбрасывать из сарая сломанные стулья, столы, табуретки. Заведующая РОНО засмеялась, сверкая золотыми зубами, и с удовольствием ругалась:

– Вот она – нерадивость директора! Вместо того, чтобы бережно относиться к государственному имуществу, чего уважаемый Владимир Леонидович требует от других, он пошёл по самому лёгкому пути: старые вещи выбросил и заменил новыми. Вот что значит городской учитель! Разве можно такому человеку доверить школу?! Гнать его надо метлой! Я прошу бухгалтеров подробно описать каждую сломанную вещь! Всё, разговор окончен! Пора принимать решительные меры! – после этих слов глаза заведующей засияли праведным гневом, и она отправилась в сельский Совет поделиться своим возмущением.

Когда начальница последний раз злобно глянула на Ситникова, он лишь криво усмехнулся, что привело Климкову в ярость. Её лицо исказилось и стало особенно неприятным.

Владимиру Леонидовичу было интересно узнать, как снимают с должности директоров. Он рассмеялся ей в спину – да пошла она, Софья Борисовна, к чертям вместе с директорской должностью!